Королевские прятки

      Глава третья              Они спустились к себе почти бегом. Джон ухватился за Кита, как будто его уже у него забирали.              — Ты мой, понимаешь?! Не сумасшедшей девчонки, не ее няньки. Только мой! Запомни это! — повторял он раз за разом, впиваясь ногтями в плечи Кита.              Кит вывернулся из его объятий:              — Конечно твой! Твой и только твой, но я не могу иначе!              Джона подняли на руки и унесли в постель.              Кит двигался медленно, сильными толчками, доводя каждым движением до изнеможения, до крика, до закушенных губ. Неумолимо и неизбежно вбивая в голову любовника: «Избрав однажды свой путь, я дойду до конца». И когда Джон кончил, он расплакался, как младенец, потому что понял: любовник, выбирая между ним и честью, всегда выберет честь. И с этим придется смириться.              Утром, еще до отлива, он проводил Кита за ворота, тот собирался, прежде чем доберется до материка, переговорить с Освином в монастыре.              Джон прожил один три дня и за это время полностью вкусил сомнительное удовольствие единоличной власти над несколькими десятками шумных, плохо управляемых стражей покоя этого острова и его самого. Только сейчас он понял, сколько Кит умудрялся тащить на себе. Если бы он не боялся упреков любовника, то, наверное, поставил бы половину солдат к столбу, приказав второй половине выпороть тех до крови, а потом поменял бы их местами. Он просто погряз в склоках и ссорах. В первое же утро сержант с трудом растолкал четверых солдат, упившихся хуже свиней, предоставив Джону разбираться с горе-пьянчугами. Не успел он погнать их обливаться холодной водой, не забыв при этом посадить на неделю на хлеб и воду, как к нему подбежал один из десятников, требуя сменить его людей на крепостной стене и немедленно отправить отсыпаться. За ним подоспел второй десятник, желая довести до его сведения, что милорд зря слушает всяких лгунов, путающих очередность дежурств. И неплохо бы сенешалю вникнуть в суть вопроса, прежде чем принимать решения.              Он поменял часовых, но мстительно отправил освободившихся убирать крепость. А потом еще пришлось бежать за слишком рьяными помощниками, чтобы предупредить, что башня не требует уборки. На второй день стало еще хуже. Из деревни пришли с жалобой, что его герои гоняли по улицам девушек, а из монастыря привели связанного хромого Теда, пойманного за потравой огородов обители. Больше всего Джона разозлила даже не молодая морковка, уныло поникшая в руках помощника приора, а его расспросы. Святой брат интересовался, куда смотрит начальник гарнизона, где он вообще, и все рвался лично высказать тому в лицо все, что он думает про его людей, а главное, про него самого. Когда по понятным причинам Джон не смог предъявить склочному монаху прямо здесь и сейчас загулявшего командира, то тот, выпятив вперед нижнюю губу, процедил, что приор хотел бы обсудить с благородным рыцарем дисциплину в крепости и заодно интерес к монастырским послушникам. Из чего Джон сделал вывод, что встреча Кита с Освином не прошла незамеченной. Черт! Он захлопнул рот. Сто раз обещал любовнику не чертыхаться.              К концу дня Джон совершенно выбивался из сил, а приходилось еще подниматься в башню, таскать туда еду, чаще всего свою собственную, из той, что оставляли ему на ночь и, самое ужасное, выносить за женщинами горшок. Будучи сам из знатной семьи, он, конечно, хорошо понимал, что ночная ваза даже из-под королевской задницы плохо пахнет, но очень хотелось бы, чтобы пахла розами. Увы, это было не так. Вдобавок приходилось прятать ароматный сосуд на своем этаже, а ночью красться по лестнице собственного дома и опорожнять горшок в нужнике. Настроение от ночных походов не улучшалось.              Единственной отдушиной в эти одинокие вечера были несколько минут, проведенных в башне.              Он сам не заметил, что уже на второй вечер застрял там надолго. Фру Ингеборг, когда пришла в себя и ее глаза загорелись надеждой, оттаяла и оказалась приятной собеседницей. Может, потому, что постоянно благодарила самого Джона и хвалила Кита. Он так соскучился по нему за эти несколько дней, что даже такое напоминание радовало.              — Я когда-то видела вашу матушку! Конунг гостил во Франции вместе с дочерью. А вдовствующая королева Наварры приехала навестить свою семью.              Кит запнулся. Для него мать всегда была прежде всего женой английского графа, и семья ее жила в Бамборо. Но он быстро пришел в себя и подхватил разговор, поскольку не мог не воспользоваться возможностью еще раз проверить, правдива ли его гостья.              — Да, миледи не раз бывала в Фонтенбло, говорят, она пользовалась при французском дворе успехом. Менестрели воспевали ее темные волосы и зеленые глаза. Все говорят, что я на нее похож.              Радость в усталых глазах потухла, как будто одним махом загасили свечу. Женщина печально посмотрела на него:              — Вы же сами знаете, милорд, что это не так. Я думаю, что цвет волос и глаза вы унаследовали от своего отца.              Джон покраснел. Он подошел к сумасшедшей, играющей на ковре, — еще одном матушкином подарке, перекочевавшим сюда, — и сунул ей в руку кусок пирога.              Девушка благодарно залопотала и принялась уплетать сладкое лакомство.              — Я пытаюсь представить, что должен был бы преклонять перед ней колено, как пред женой моего сюзерена, и не могу, — он погладил девушку по голове, как ребенка. — Она, наверное, была бы прекрасной королевой. У нее добрые глаза.              — И прекрасной женой и матерью. В детстве она обожала младенцев, и во дворце ее все любили.              Ингеборг подозвала девушку к себе и погладила по голове.              — Ваш друг еще не вернулся? Хотелось бы узнать, возможен ли наш переезд. Я хорошо понимаю, насколько вам неудобно наше пребывание здесь.              Неудобно? Да он трясся от страха, по ночам ворочаясь в пустой постели!              — Мы покинем ваш дом, как только сможем. И будем всю жизнь молиться за вас Господу в благодарность за вашу помощь и гостеприимство.              Джон улыбнулся: похвала и кошке приятна.              — Вы, ваш друг и юноша, послушник в монастыре, — вы могли бы служить примером рыцарства, которое уже редко встретишь в наши несчастные времена.              — Я думал, что рыцарь должен быть в первую очередь храбр в бою.              — Рыцарь должен быть добр! — ее голос стал строгим, как у наставника. — Рыцарь велик в своем сострадании. Вы и ваши друзья такие.              — Благодарю вас, миледи, я передам ваши слова сэру Кристоферу и брату Овеч... Освину. Я же не могу считать себя достойным такой похвалы.              — Вы ошибаетесь! — почему ему вначале казалось, что у нее грубый голос? Он становился нежным, когда она говорила с девушкой или, как сейчас, хвалила его. — Ваши друзья беззаветно храбры, но им нечего терять, кроме своих жизней, хотя потеря эта велика. Вы же, защищая нас, рискуете и жизнью, и многим другим, например, добрым именем своей семьи. И вы не выбирали этот путь, мы просто свалились вам на голову. Вы настоящий герой. Совсем как рыцари Круглого стола.              — Я очень боюсь... — он сам не знал, почему признался в своей слабости.              — Я тоже, милорд. Давайте будем бояться вместе. Но это не отменяет того, что я вам сказала.              У девушки начали слипаться глаза. Джон подхватил ночной горшок и заторопился на выход.              В одиночестве прошел еще один день и еще одна ночь. На четвертый день поутру наконец вернулся Кит. Джон чуть не бросился его обнимать.              — Что? — хотя и так все было понятно. У Кита совсем потухли глаза. — Не нашел?              — Нашел, — сказал Кит. Джон радостно перекрестился. — Но…              Вот вечно это «но»... оно всегда грозит все испортить.              — Что случилось?              — Корабль из Ирландии все еще не прибыл. Монахи говорят, что ждать его придется несколько недель. В море бушуют весенние шторма. Они решили пока что совершить паломничество в Йорк, помолиться Святому Петру, и будут ждать женщин в том же месте в третий вторник, считая с сегодняшнего. Им придется пока прятаться здесь.              Дурость, конечно, но первое, что он почувствовал, это радость. Кит еще долго не уедет. А, может, не уедет и вовсе. За это время Джон попробует его отговорить. Он потащил Кита помыться и поесть с дороги.              — Знаешь, твои солдаты почти свели меня с ума за эти три дня. Не удивляйся, если по возвращении обнаружишь, что я повесил половину из них.              — Джон!              — Ладно, или выпорол и заморил голодом в подвалах.              Кит рассмеялся:              — Тогда тебя никто не защитит от врагов, пока я буду в отъезде.              — Святые угодники! — вспомнил Джон. — Кит, что ты скажешь принцу?              — Попрошу отпуск по семейным делам. Напишу, что у меня умер дальний родич и оставил наследство. И что нового начальника гарнизона присылать не нужно. Ты справишься один.              — Ты потерял последний разум! Я не смогу!              — Придется. Сюда нельзя присылать никого другого. Мало ли что ему наболтают или что он поймет сам.              Джон вздохнул:              — Я постараюсь, — он смотрел, как мыльная тряпка гуляет по сильным ногам и, поднимаясь, раскачивает мошонку. Не хотелось еще больше портить любовнику настроение, он и так был расстроен. Но выбора не было. — Приор зовет тебя к себе на беседу. Хочет узнать, о чем ты говорил с Освином.              — Я понял, — у Кита затвердели скулы. — Я заеду к нему.              — Завтра?              — Нет, пусть подождет. Эти дни я побуду с тобой.              Джон чуть не подпрыгнул от радости: они заслужили передышку. Он-то точно заслужил. Ну и Кит тоже.              Передышка продлилась не больше недели. Они провели эти дни, не высовывая носа из крепости. Боялись, что во время их отсутствия беглянок обнаружат. Джон не питал иллюзий, солдаты относились к ним хорошо, но они не были их вассалами. Они просто служили под их началом. Любой из этих королевских служак, не задумываясь, выдаст их шерифу или самому принцу. Кит был с ним согласен.              В воскресенье Кит сказался больным. Джон отстоял бесконечную службу без привычного плеча рядом, ругая про себя на все корки монахов, которые, как на зло, затянули мессу дольше обычного. Он уже вскочил на коня, когда к нему подбежал один из братьев.              — Святой отец хотел бы с вами поговорить.              Пришлось слезть со своего любимца. Гифт недовольно всхрапнул, за эти дни он привык к мерному хрумканью овса в конюшне и дружественному общению с Мальчиком, делящим с ним стойло.              — Что у вас за дело ко мне, отец Ранульф? Помнится, вы говорили, что не хотите видеть меня у себя?              — Ничего особенного, милорд сенешаль, совсем ничего! — приор оскалился в улыбке, став до неприличия похожим на голодную хитрую лису. — Я всего лишь хотел сообщить вам, что в скором времени наш добрый князь-епископ вновь навестит сию скромную обитель. Я получил радостное известие и уже подготовил комнаты.              Вот только этого не хватало для полного счастья. Перспектива разговора с проницательным церковником, умеющим распутывать самые сложные интриги и, ухватившись за след, идти до конца, вовсе не радовала.              — Вы, разумеется, осчастливите своим присутствием скромную трапезу в честь его приезда?              Да как он мог позволить себе ее пропустить! Конечно, ему придется явиться, притворяясь, что на острове все в порядке. А если его спросят, он и слыхом не слыхивал ни о каких давно почивших девицах и их кормилицах. Приезд сэра Бека встревожил до красных кругов перед глазами. Он только зимой был здесь, зачем ему приезжать снова? Нечистая совесть подсказывала ответ, но слушать ее совсем не хотелось.              — Я буду счастлив увидеться с бывшим наставником. Не забудьте сообщить мне о дне приезда. Хочу встретить его у переправы.              — Конечно, конечно! — лисья ухмылка стала еще шире. — Но мне кажется, что это известие почему-то вас огорчило?              — Ничуть. Я очень рад!              — Ну и хорошо, мы будем вас ждать.              Джон поспешил к выходу. Хотелось обсудить приезд Бека с Китом. Он уже переступал порог, когда ему вслед донеслось:              — Не могу ли я побеспокоить вас еще одной просьбой?              Пришлось остановиться.              — Не затруднит ли вас напомнить командиру гарнизона, что я бы хотел с ним поговорить?              Джон вопросительно поднял бровь, но старый стручок сделал вид, что не заметил. Он вовсе не собирался делиться с сенешалем крепости, зачем ему понадобился его начальник гарнизона. Вряд ли чтобы обсудить украденные овощи... Тем более что Джон сразу же оплатил урон.              — Он уже вернулся из своей поездки? Так, по крайней мере, мне сказали.              — Я вижу, вы хорошо осведомлены о наших передвижениях.              — Ваших? Что вы имеете в виду, милорд?              Джон чуть не закусил губу. «Да пребудет со мной Святой Кутберт, какая оплошность!»              — Я имел в виду передвижения моих людей.              — Ну да, конечно, ваших... Что еще вы могли иметь в виду... Так вы передадите мою просьбу?              — Конечно, Святой отец! Меня это нисколько не затруднит.              — И напомните этому юноше, что я давно не видел его на исповеди. Также припоминаю, что и вы ко мне не приходили.              — Я исповедуюсь в родовом замке. И не собираюсь менять своих привычек. Где совершает таинство сэр Торн, я не знаю. Это его дело.              Старый стручок шутливо погрозил ему пальцем:              — Молодость, молодость... Вам всё кажется, что смерть далеко от вас. А она, как и всегда, ходит рядом. Не пристало приходить к престолу Господню неподготовленным. Ну, не смею задерживать вас в ваших многообразных делах.              «Тьфу ты, мне что, сейчас угрожали?!»              Джон постарался выдавить из себя самую почтительную улыбку.              — Я все передам, — что он еще мог сказать?..              Как добирался обратно в крепость, Джон не запомнил. Он выловил в башне Кита и, не обращая внимания на испуганную фру Ингеборг, вывалил на его голову все новости.              — Мне надо поговорить с братом Освином, — таким голосом Кит отдавал приказы своим солдатам. — Боюсь, миледи, оставаться здесь становится для вас опасно. Старый пройдоха что-то пронюхал и может устроить вам пакость. Освину придется предупредить сестру. Проведете оставшиеся дни до прибытия корабля в ее обители, если, конечно, она не побоится вас снова принять. Когда пробьет час, я за вами приеду.              Джон дернул его за рукав.              — А ты уверен, что именно это он пронюхал? — он покосился на фрейлину. У той дрожали в руках четки.              У Кита по лицу пробежала тень.              — Я не знаю. И с удовольствием бы не узнал, но встретиться с приором придется, — прошептав молитву, он перекрестился. — От исповеди я откажусь.              Джон вздохнул. Он знал, как тяжело Киту каждое воскресенье отговариваться от Святых таинств…              — Когда вернешься из поездки, поскачем в Бамборо. Исповедуешься нашему священнику, — в нем-то Джон был уверен. Несчастный, интересно, каково ему жить между откровениями Джона о его мальчишеских мечтах и признаниями Томаса в желании прикончить собственную супругу? Беднягу, наверное, уже ничем не удивишь.              — Мы доставили вам столько хлопот, — Ингеборг грустно покачала головой.              — Не беспокойтесь, миледи. Помощь женщинам в беде угодна Богу.              Черт бы побрал этого поборника рыцарского кодекса!              В то утро им повезло, причем дважды. Сначала Кит поднялся с постели раньше обычного и привычно заторопился к себе. Они пролежали всю ночь без сна, держась друг за друга, словно утопающие. Джон пытался убедить Кита отпустить его на встречу с послушником, но Кит твердил, что это слишком опасно и он не позволит. Они чуть не поссорились из-за этого. Джон уступил только потому, что на фоне приближающейся опасности бледнело все остальное. Обычно по утрам он старался задержать любовника у себя подольше. А в тот день у него уже ни на что не было сил. Поэтому когда затрубили тревогу, а в дверь застучали слуги, Кит уже ушел к себе.              А вторым везением была именно та самая тревога, из-за нее Кит смог отложить свою встречу с приором.              — Шотландцы! — часовые бегали по стенам, будто под их пятками развели огонь. — Шотландцы напали!              Джон хлопнул ладонями, приказав слуге принести доспехи. Он с трудом успел догнать Кита во дворе, где тот остановился, чтобы расспросить сержанта и отдать первые приказы.              Они поднялись на крепостную стену вместе. Джон вытащил меч и встал рядом с любовником. Он удивился, но, в отличие от прошлой стычки, сердце в груди не колотилось от страха и волнения — сказались бесконечные тренировки. Он ожидал увидеть огромный отряд, но рядом со рвом на низкорослой шотландской лошадке гарцевал не к ночи помянутый Роберт Брюс вместе со своими головорезами!              — Пять человек — не страшно, — прошептал Джон Киту. — Они не осмелятся напасть.              — Посмотри на переправу! — Джон быстро взглянул на тот берег, но там лишь клубился утренний туман, и ничего не было видно. — На нашу сторону, — Кит нахмурился: — Эй, шотландец, чего тебе надо?              Джон пригляделся и насчитал на берегу возле сторожки три, нет, пять лодок.              Человек тридцать, может, и больше. Он присвистнул.              — Услышал, что ты теперь здесь заправляешь, и решил навестить! — крикнул снизу незванный гость. — Я задолжал тебе выпивку за ночевку в твоем шатре.              — Здесь заправляю не я, а милорд сенешаль! — Джона подтолкнули вперед. — А он сегодня не в настроении пить с утра.              Джон увидел, как английские луки нацелились в небо. Кит взмахнул рукой. Два десятка стрел пронзили землю прямо под ногами шотландских коней, заставив их взвиться на дыбы.              — Эй! — шотландец с трудом справился с испуганной лошадью. — Моему коню и так не понравилось утреннее купание: мы выехали еще до отлива, лошадей пришлось тащить за собой вплавь.              — Тяжкий путь ради выпивки со случайным знакомым, — вмешался в разговор Джон. Сенешаль он, наконец, или нет?              — А, Ланкастер-младший! Все еще жмешься к чужому плечу? Никогда не забуду тот вечер. Вы так уютно устроились на бревне, я аж прослезился, когда выбегал из шатра помочиться.       Стрелы вновь ударились оземь.              — Следующие полетят в ваши головы. Проверим, насколько они пусты, — Кит даже не повысил голоса.              — Слушай, я приехал с миром! — даже ворюга-сержант не был так нахален, как этот шотландский граф. — Впусти меня одного, и мы поговорим.              Они переглянулись. Что же понадобилось на острове этому пройдохе? Неужели прознал что-то про беглянок? Значит, все же придется его впустить и выслушать. Ради никчемного дела не приводят с собой целый отряд.              — Убери своих людей с острова, — принял решение Джон. Если Брюс пришел разузнать про женщин — а зачем еще ему было тащиться сюда в такую рань? — придется накормить его английскими байками. — Можешь оставить двоих за воротами. Негоже графу возвращаться домой без свиты.              — А с лодками что мне делать? Может, отряд подождет меня в деревне?              Кит покраснел от гнева:              — На руках утащите! Если в деревне у кого упадет с головы хоть один волосок или исчезнет коза.... у меня достаточно людей на землях моей родни, и я знаю, где живет твой клан. За каждую обиду мы отплатим вдвойне. И куда ты дел мой объезд?              Брюс подозвал своих людей, они долго шептались друг с другом, тыкая пальцами в сторону переправы. Потом трое из них развернули коней и поскакали в сторону лодок.              — Твоя семья поможет? — это давало надежду: может быть, они смогут спрятать женщин у Торнов.              — Нет. Но Брюс-то этого не знает.              — Мои люди уйдут, клянусь! — граф Роберт вытащил из-за пазухи ладанку и трижды ее поцеловал. — Честью клянусь! Олухов твоих развяжем и вернем тебе под крылышко. Ты хорошо обучил их, Торн. Они могли бы словить английских воров, но гоняться за горцами у них еще кишка тонка.              Им пришлось подождать, пока всадники не добрались до моря. Из-под лодок выползали прячущиеся там шотландцы, вытаскивая из своего убежища связанных по рукам и ногам английских солдат.              — Действительно, олухи, прости меня Господи. Повесил бы их за головотяпство, но людей у нас мало, — Кит облегченно выдохнул. — Им не нужна деревня. Гляди, уходят!              Люди Брюса с трудом подхватили тяжелые лодки и потащили их через отмель.              Джон покачал головой.              — Он привел сюда целый отряд, но не пытался напасть на крепость врасплох и не захватил деревню и монастырь. Он показал нам свою силу и хотел припугнуть, но так, чтобы не разгневать короля Эдуарда. Если мы решим пожаловаться королю, то что мы напишем? Простите, Ваше Величество, но ваш шотландский союзник приехал к нам на огонек и притащил выпивку. Брюс знал, что делает. Значит, разговор будет действительно серьезным.              Графа Каррика впустили в крепость вместе с солдатами объезда, трясущимися от страха перед скорым на расправу командиром.              Кит не подвел:              — В подвал, на хлеб и воду! Я потом с вами разберусь.              Сержант бросился к нему с возражениями, но глянув в гневное лицо, захлопнул рот и пошел выполнять.              — Приветствую вас в крепости Линдисфарн, граф! — Джон старался изображать гостеприимного хозяина, хотя, если бы только это было возможно, то внук главы клана сейчас катался бы связанным у него под ногами, скуля от боли. Он представил, как пинает проклятого шотландца, и ласково улыбнулся. — Пройдемте в зал? Или приказать приготовить вам горячей воды для мытья? Дорога через пролив вас, верно, утомила…              Брюс расхохотался:              — Истинный Плантагенет! Хочет убить, а улыбается во все зубы. Помню, ваш дядюшка велел однажды повесить в низине целую деревню. Приказ он отдавал с такой же улыбкой. Ладно, что было, то было. Я воюю сейчас на вашей стороне.              — Причем против своих же, — на щеках у Джона заиграли ямочки. — Так как насчет воды, или вы так и будете разговаривать грязным?              — Ишь ты, кусается! Не советую тебе, Торн, подходить к нему ближе. Останешься без ноги! Или ты уже пробовал и вышел из боя с малышом невредимым? — шотландец бросил взгляд на доведенного до белого каления Кита и наконец унялся. — Думаю, что могу подождать с купанием до дома, милорд. Вряд ли у вас есть женщины, готовые меня вымыть, — внимательные глаза готовы были просверлить в Джоне дырку. — Или вы обзавелись парочкой?              — Что?              — Поговорим внутри и без лишних ушей. Ведите, милорд, я за вами.              Не дожидаясь ответа, Брюс быстро зашагал к двери.              В зале у камина расставили стулья. На столе появился кувшин с вином, каравай хлеба и мягкий сыр. Слуга налил кубки и удалился, уведя с собой шатающихся по делу и без дела солдат.              Брюс отсалютовал Джону кубком:              — Хорошее французское винцо! Погреба вдовствующей королевы Наварры всегда славились своими запасами.              — Вдовствующей графини, — Джон терпеть не мог, когда ему напоминали, что отец не был у матери первым. — Что вы хотели нам рассказать?              — Скорее, расспросить, — граф Каррик пригубил вино. — У меня из замка пропали две женщины. Знатная девушка на выданье, светловолосая красотка, лет так семнадцати, и ее служанка. Говорят, их видели на острове.              — Правда? — Кит удивленно переглянулся с Джоном. У него это получилось почти правдоподобно.              — Да. Она моя воспитанница и родня. Сбежала из-под венца, дуреха, а с нею может утечь и приданое, которым я распоряжаюсь. Если она здесь, выдайте ее мне. И мы забудем, что вы ее прятали.              — Вы подняли тревогу на острове из-за какой-то девицы? — голосом Кита можно было заморозить всю округу. — Это военная крепость, граф, вашей воспитанницы здесь нет.              Брюс обернулся к Джону:              — А что скажет молодой Ланкастер?              — Увы, из женщин у нас одна кухарка. Бедняжка действительно девица, хотя и в летах. Позвать ее? — он взмахнул ресницами.              — Люблю правдивых людей, — у Брюса по-волчьи зажглись глаза. — Да вот только на севере у меня много друзей. Один из них приезжал на Троицу в монастырь. Среди братии он заметил двух монахов, державшихся все время вместе. Когда у одного из них на мгновение съехал капюшон, под ним обнаружилось очень миловидное личико. Мой человек клянется, что видел это.              — Повезло же ему! — Джон с трудом заставил себя рассмеяться. — Тут в монастыре одни старые вороны, да и те мужчины.              — Да ну? — Брюс улыбнулся в ответ совершенно фальшиво и даже не скрывая этого. — А я слышал, там есть и молодые послушники. Причем один из них вывел неких женщин из монастыря — не прошло и двух-трех дней после приезда мнимых иноков. Впрочем, вы, милорд сенешаль, это знаете и сами. Мой приятель рассказывал, что вы тоже поджидали их за воротами.              Джон притворился, что размышляет.              — Не припомню, чтоб я кого-то ждал в монастыре... Ваш человек видел, что я разговаривал с ними? — почему ему всегда казалось, что на Линдисфарне никому нет дела до его передвижений?..              — Нет, этого он не видел, — Брюс продолжал улыбаться, но в голосе зазвучали задумчивые нотки. — По словам моего приятеля, вы сорвались с места, как будто за вами гнался сам дьявол со всеми его прихвостнями. А позже в деревне болтали, что вы бродили от дома к дому и кого-то искали.              Джон закашлялся. Мало ему было давнишней ссоры с Китом. Сколько же глаз следили за ним на этом проклятом острове? Кит пододвинул ему кубок.              — Ваш интерес к милорду сенешалю трогает, шотландец. Королю будет приятно узнать, что вы наблюдаете за его военной крепостью и любимым племянником.              — Да ни в коем разе! Я всего лишь разыскиваю своё. А вы с ними не встречались, мой саксонский друг? Растяпа потерял девушку среди скал. Но померещилось ему, что направлялась она в крепость.              — Я уже сказал вам, граф, что никогда не встречался с вашей воспитанницей и ничего о ней не знаю.              — Клянетесь рыцарскими шпорами?              — Даю слово.              — Ну и закончим на этом, — неужели пронесло, и Брюс уедет? — Саксонское слово так же крепко, как и шотландская клятва. Придется огорчить жениха. Невеста-то тю-тю, смылась. Напьюсь-ка я с горя! — граф поплотнее уселся на стул, всем видом показывая, что его не сдвинуть, не нарушив законов гостеприимства. — Составите мне компанию?              — Для меня слишком рано, — Джон поднялся со стула.              — Ну у тебя еще борода не выросла. Прощаю. Ну, а вы, мой дорогой сэр Торн? Неужели выгоните гостя трезвым? Чтобы саксонец, да отказался от выпивки! Это наводит на разные мысли.              Кит протянул ему кубок.              — Спорим, ты первый упадешь под стол!              Джон ушел к себе. Он злился на Кита, попавшегося на глупую подначку. Дураку было видно, что Брюс остался в крепости неспроста. Наверное, хотел узнать то, что у пьяного на языке. Оставалось молиться, что у Кита голова крепче, чем у шотландского графа. Если они не вылакают все матушкино вино до обеда, придется выгонять шотландца самому.              День перевалил за половину, а пьянка все еще продолжалась. Джон велел подать ему обед в комнату. «Занесу поднос наверх, если получится. Сегодня женщины еще не ели».              Девушка, как всегда, захлопала в ладоши, когда он пришел.              — Тише! Мадам, успокойте принцессу, у нас гости.              Он рассказал старшей о том, что случилось.              — Не бойтесь, мадам, сэр Кристофер его быстро спровадит, — по крайней мере, Джон на это надеялся.              Фру Ингеборг сунула девушке холодное мясо и кусок хлеба.              — Тише, дитя мое! Помнишь, что я тебе говорила?              Девушка с набитым ртом весело закивала головой. Джон заметил, что старшая не проглотила ни крошки.              Он забрал пустой поднос и поспешил вниз. В коридоре он столкнулся с Китом. Тот тащил на себе бесчувственное тело графа.              — А еще говорят, что шотландцы умеют пить! — он прислонил Брюса к стене, глаза у того были закрыты. — Положу-ка я его у себя, пусть проспится. Посторожи его, Джон, я должен разослать солдат прочесать остров и разобраться с ночным разъездом.              Поднос упал, звякнул об пол. Они вдвоем дотащили Брюса до спальни и сгрузили на кровать. Кит ушел. Джон видел в окно, как тот выгоняет солдат на построение и что-то им говорит. Свеча догорела до половины, когда Джон решил проведать упившегося шотландца.              Он заглянул в спальню Кита, куда обычно заходил очень редко. Кит почти всегда ночевал у него. Комната выглядела очень скромной, даже строгой, настоящая келья монаха. Единственное, что отличало ее от монастыря, был запах Кита. Тут пахло диким вереском, железом и немного чистым потом. Джон вздохнул любимый запах, который теперь перебивал перегар. Он наклонился над постелью.              Чужая рука ухватила его за шею и потащила к себе, заставив согнуться пополам.              — Откуда ты нес поднос?              Глаза у Брюса были совершенно трезвые.              — Отпусти меня, я закричу!              — И что ты скажешь сбежавшимся людям? Что испугался пьяного? Отвечай!              Джон забарахтался у него в руках.              — Не твое дело! Но если тебе так важно знать, я обедал наверху, подальше от ваших песен.              Граф и Кит действительно распевали во все горло.              — Складно врешь! У тебя что, нет слуг?              Фуф, наконец-то его отпустили.              — Не твое дело, шотландец. Мой единственный слуга прислуживал твоей особе!              — Я тебе не верю, милорд Ланкастер Плантагенет младший... Если вы здесь вдруг кого-то прячете, то это может не понравиться вашему королю.              Джон выпрямился и поправил тунику.              — Королю могут не понравиться и твои розыски.              — В деревне болтают многое, например, про твою крепкую дружбу с красивым саксонцем. Твоей семье это вряд ли придется по вкусу.              Джон закатил глаза. К этому бою он был готов.              — Все лучше, чем близкая дружба с овцами, на которую мастаки все шотландцы. Он паладин моей матушки, присматривает за мной и готовит к посвящению.              — У Плантагенетов на каждый вопрос десять ответов, — Брюс опустил обутые в сапоги ноги с кровати на пол. — Слушай, малый, вы здесь на острове, как на ладони. Если моя пропажа прячется в крепости, — а она моя, поверь мне, и принадлежит Шотландии, а не вашей стране, — то вы здесь в западне. Ты это уже слышал. Я буду ждать на той стороне переправы. Попытаетесь сбежать, поймаю, и это не понравится ни девушке, ни тебе…              — Я не знаю, о чем ты говоришь, — надо же, оказывается, от страха можно врать не краснея. И голос звучал твердо, с почти королевским презрением. — Думаешь, король обрадуется, узнав, что его союзник грабит на севере женские монастыри?              Это был выстрел наугад, но он попал в цель, Брюс как будто смутился.              — Тут мы равны, малый! Я не могу доказать, что ты прячешь в башне нужную мне девицу. Ты не докажешь, что это я искал ее по монастырям.              — Я сказал, грабил, а не искал. Тебя могут отлучить от церкви. Что простит король, не простит Господь и его святейшество папа Бонифаций. А если тебя предъявить монахиням, думаю, что хоть одна из них тебя признает. Неосторожно с твоей стороны стирать грязное белье самому. Или передушишь всех святых сестер, чтобы молчали?              — Я никогда и пальцем не прикасался к Божьим невестам! — взревел Брюс.              — Ну-у-у, если ты их не убьешь, тогда королю достаточно пустить ищеек по следу. Или донести эти слухи до ушей твоего клана. Я слышал, что твой отец достаточно благочестив.              Граф Каррик расхохотался:              — Милорд батюшка так же благочестив, как и я. Но я бы не хотел, чтоб сплетни, пусть даже ложные, дошли до Эдинбурга. Это может повредить моей семье и мне самому в наших планах — так же, как тебе повредит, если я расскажу графу Ланкастеру, что в этой спальне никто никогда не спал. — Он развел руками, будто обнимая скудную обстановку. Джон огляделся: комната действительно выглядела нежилой.              Граф постучал сапогом по полу.              — Давай поторгуемся, юнец.              — Шотландец! Твой народ готов торговаться даже на Страшном суде.              — Ну да, шотландец. И что в том плохого? — Брюс тряхнул рыжей, как осенняя морковь, головой. — Вот что я тебе скажу. Мои слова про переправу ты слышал. Это я тебе обещаю. Сможете меня обхитрить — ваша взяла. В море много рыбы, не выловлю одну, так поймаю другую. Все равно добьюсь того, чего желаю. С монастырями я буду осторожнее, сам не люблю женского визга. И к твоей семье не поеду. Если у тебя с этим Торном что-то и есть, Бог вам судья, у меня самого грехов отсюда до рая.              — И что ты за это хочешь? — интересно, какую цену запросит граф за свое щедрое предложение.              — Не подсказывай королю и моим, где искать, тогда и не найдут, — Брюс ни на миг не замешкался с ответом.              — Маловато получается!              Джон сам себе не верил. Он торговался с этим шотландцем, как со старым приятелем. Может, за покушением на маленькую королеву стояли другие кланы, не Брюсы?              — А за мной останется должок. Понадобится, отдадим всем кланом. Если только не в девке будет дело.              — По рукам! — Джон протянул руку. — Только вот просьба у меня не в счет долга… Можно?              — Валяй!              — Уезжай ты отсюда Бога ради! Сил нет на тебя смотреть!              Брюс радостно похлопал его по плечу:              — Да я и сам бы здесь не задержался. Мне тут больше искать нечего. На всякий случай, поспрашиваю я… — он умолк.              У Джона холодок пробежал по спине. Только не хватало, чтобы шотландец продолжил свои расспросы в деревне или в монастыре. Но что Джон мог с этим поделать?              Гость накинул сброшенный дорожный плащ и спустился вниз. Джон заметил, что тот задержался около Кита, что-то сказал ему, видимо, поблагодарил за гостеприимство и, делая вид, что пошатывается, потащился за ворота. Позже часовые донесли, что шотландцы убрались с острова еще до отлива.              — Знаешь… — Джон привычно устроился в кресле. Утомленный Кит уселся рядом с ним на полу. От него сегодня кроме вереска пахло еще и морем. Наверное, пропах им на берегу, проверяя, не забыл ли незваный гость кого-нибудь из своих людей на острове.              — Что?— голос у Кита был сонным. Он уронил голову на колени Джона.              — Я дурак! Надо было запереть тебя в подвале, а женщин отправить к братьям. Пусть бы разбирались.              — И что же тебя остановило? — Кит поднял голову и отодвинулся.              — Ты бы бросился их выручать, и все стало бы еще хуже! Ведь уехал бы? Да?              Кит кивнул:              — Я рад, что ты до этого не додумался. Только я не верю, что ты бы совершил такое.              — Почему?              — Да потому, что ты это ты. Другого бы я и не полюбил, — он вернул голову на ее законное место. — Ты же из тех, кто знал самого короля Артура!              Джон вздохнул: хотелось бы иногда видеть в собственной душе то, что там видит Кит. Он погладил его по отросшим волосам.              — Тебе это Ингеборг сказала?              — Она тоже, но я и сам знал. Впрочем... — он усмехнулся Джону прямо в коленки.              — Да?              — Так бы я и позволил вам, милорд, запихнуть меня в подвал! Скорее, ты бы сам там оказался!              Джон дернул его за волосы:              — Отстань, заноза, дай мне помечтать, что нам все это приснилось.