Королевские прятки

      Глава первая              Лошадь заржала, ступив на мокрый песок.              — Скучаешь по Мальчику? — Джон потрепал коня по густой гриве. — Вот и я скучаю по Киту. И еще боюсь за него. Епископ из кожи вон вылезет, но своего добьется. Будет требовать признаний и, если понадобится, не побрезгует и пытками.              Джон опустил голову. Он не сомневался, что любовник будет молчать до последнего.              Ему очень хотелось перед возвращением на материк завернуть в монастырь и попросить Святого Кутберта о помощи. Он, наверное, смог бы его утешить. Но ехать в обитель означало бы встретиться с приором, а браниться с ним — пустая трата времени. Что еще они могли друг другу сказать или сделать?.. Пусть Бог их рассудит и спросит со старого негодяя, в чем тот прав, а в чем грешен. Джон и сам погорячился во время их ссоры — нечего было валить всю вину на старого стручка.              Он встал на колени прямо у кромки прибоя и долго молился, прося направить на правильный путь. «Скажи только, не сделаю ли я хуже?» Святой не ответил, только взъерошил слабым ветерком волосы. Наверное, ему было жаль Джона, но помочь он ничем не мог.              Значит, надо действовать, как задумано. Ехать в Дарем и попытаться хотя бы убедиться, что Кит там. Хью мог и солгать, с него станется. А вот что делать потом, представлялось плохо. Ночью, в крепости, казалось, что удостоверившись в местонахождении Кита, достаточно будет попросить о помощи принца. Это его человека захватил в плен епископ, не имея на то ни приказа, ни веских доказательств вины. Только Кит не будет первым невиновным, которого казнят. Не будет он и последним. Наставник вообще мог отречься от слов сообщника и заявить, что ни о каком начальнике гарнизона он и слыхом не слыхивал. Поищи, дорогой воспитанник, в шотландских горах, вдруг пленника утащили туда. Вот и пошлет его принц в горный край. Зачем ему ссора с приближенным отца?.. А вмешиваться в дело о мужеложестве и вовсе незачем. Сам сейчас, наверное, дрожит за своего Гавестона, против которого и писался указ. Он ничего не сделает сам, и к отцу не пойдет, побоится. Последней надеждой был дядюшка. Только слабо верилось, что король вмешается в церковные дела ради мелкой пешки, судимой за разврат с послушником, — не рассказывать же ему про беглянок.              Джон придержал Гифта, въезжая с переправы на берег. Святой остров остался позади, а он так ничего и не придумал.              — Ладно, — сказал он коню, — поедем в Дарем, а там посмотрим.              Он повернул на юг, пробираясь по безлюдной в этот час дороге между прибрежными утесами и лесом. Только сейчас ему пришло в голову, что он никогда не ездил без охраны и что в таком пустынном месте многое может случиться с одиноким путником. Не успел он додумать эту мысль до конца, как с обеих сторон дороги ему наперерез выскочило несколько человек. Они ухватили лошадь за узду и направили на него палаши. Грабители — была первая мысль. Джон потянулся к мечу, но его быстро обезоружили. Он присмотрелся внимательнее: нет, не грабители, слишком хорошо одеты и вооружены. И не англичане, слишком рыжи и конопаты. Шотландцы! Он вспомнил слова Кита про королевский выкуп. Вот этого ему только и не хватало!              Джон попытался вырваться, понукая коня, но грубые руки стащили его с седла и приложили спиной о твердую землю.              — Оставьте меня! — он еще сопротивлялся, когда его вздернули вверх, деловито связали за спиной руки и надели на голову грязный мешок.              — Ну вот, птичка и попалась! — голос показался смутно знакомым. Хотя гортанный шотландский выговор мог обмануть любое английское ухо.              — Граф?!              — Так и думал, что ты сегодня проедешь здесь, — его подгоняли вперед пинками. — Иди, милорд, тебя тут заждались.              Все сразу стало на свои места. Это Брюс, как Джон мог про него забыть! Ведь тот предупреждал, что будет караулить переправу.              Джон сразу успокоился.              — Снимите с меня эту гадость, она воняет капустой. И развяжите руки, я никуда не убегу.              В ответ рассмеялись, словно услышали хорошую шутку, и потащили дальше.              Он дважды споткнулся о корни и один раз упал, прежде чем они добрались до шотландского лагеря. Далеко в лес они не ушли — даже через мешковину было слышно море. Он определил на слух, что в лагере сейчас не весь отряд, а всего человек десять-пятнадцать, наверное, остальные караулили другие дороги или продолжали искать беглянок. А еще в лагере дымил костер, и на нем жарили что-то вкусное, да такое, что у него заурчало в животе. Он не ел перед отъездом — не смог проглотить ни кусочка.              — Освободите его! — Брюс помог Джону подняться и стащил у него с головы проклятый мешок. Сзади чиркнул кинжал, и веревки упали на землю.              — Вы откуда знали, что я здесь проеду? — спросил Джон, разминая затекшие руки.              Граф Каррик посмотрел на него очень серьезно.              — Вчера по той же дороге промчался со своей свитой даремский епископ. Они везли плененного Торна. Значит, ты должен был броситься вдогонку.              — Ты уверен, что Торн ехал пленным?              Граф усмехнулся ему в ответ, как несмышленышу:              — Гостей не возят привязанными к коню.              Джон прошептал благодарственную молитву — Кит у епископа, а у него теперь есть свидетель.              — Он ранен?              — Мои люди не видели повязок, хотя их мог скрыть плащ. На лошади он держался прямо. Что там у вас случилось?              Джон уселся на трухлявый пень — ноги совсем не держали — и рассказал все, что ему было известно, старательно обходя молчанием опасные моменты.              — Что-то ты мне врешь, Ланкастер-младший... Я мало знаю твоего Торна, но того, что я видел, хватило, чтобы понять, что не будет он таскаться из крепости на свидания с монахами. Зачем ему это, если... — он оглянулся и не договорил. — Да и ты не помчался бы вслед за ним, если бы верил в его вину. Зачем он встречался с послушником? Это касается моей девчонки?              Джон сжал кулаки: а он еще обрадовался встрече, наивный дурак... Сейчас повторится разговор с Хью, а потом его выгонят из лагеря — это если Брюс решит не связываться с его семьей — или же попросту прирежут.              — Простите, граф Каррик, но этого я не скажу.              — Я ведь могу кликнуть людей помочь развязать тебе язык. Не думаю, что ты продержишься долго, — Брюс нахмурил брови, но в глазах прыгали смешинки.              — Наверное, не продержусь... Но не думаю, что ты будешь пытать человека в беде.              — Тебя не буду, — на удивление просто согласился Брюс. — Я ночевал в вашем шатре и пил с вами ирландский хмель. Но и ты уважь меня... Женщины покинули Англию?              — Да, — это было не совсем правдой, он не знал, уплыл ли уже корабль. Но если и не уплыл, то скоро уплывет. Объяснять это Брюсу он не собирался.              — И ты не скажешь мне, куда они смылись, покуда я не подожгу тебе пятки?              Джон кивнул. Больше говорить было не о чем.              — Скажи мне только одно: это она?              Джон покачал головой.              — Поверь мне, все совсем не так, как ты думаешь. Просто поверь. Может, когда-нибудь ты узнаешь правду.              — Наверное, ты не лжешь, — вздохнул Брюс. — Иначе бы потащил ее королю и этому слизню, своему кузену. Вот странно, когда я думаю про вас обоих, мне не противно, а его я бы придушил своими руками, не будь он на пользу Шотландии. Ваш король уже стар, и в Эдинбурге напьются на радостях, когда его высочество взойдет на английский трон.              — Ты же нас всех плохо знаешь!              — Наверное… Но я сын и внук главы клана и людей вижу насквозь, — покачал головой Брюс. — Надеюсь, когда-нибудь ты расскажешь мне больше. Я потратил попусту всё время, что дал мне ваш король на поездку домой. Ты тоже должен знать: я искал ее не по своему почину. Глава клана считает, что такой брак поможет нам подняться выше других... Мне же с самого начала не нравилась эта охота. Я пытался сказать отцу, что любил свою первую жену и вторую хочу выбрать по сердцу — настоящую шотландку, которая родит мне шотландского сына, а не холодную норвежскую полукровку. Убеждал его, что глупо бегать за призраком. Негоже гнать девчонку, как олениху. А еще страшнее взять на себя грех двоеженства, ежели ее обручение с принцем все еще в силе. Да и по правде сказать, не хотелось мне силой приводить в свой замок и в свою постель плачущую девицу. Не нужно нам всё это — мы займем свое место во главе кланов с чистыми руками и не беря грех на душу! Однако переспорить отца могла лишь матушка, — он махнул рукой. — Так что пришлось выполнять его приказ. Но теперь мне предстоит возвращаться в Йорк без добычи , даже не повидав родные горы.              Джон улыбнулся: лорд Аннандейл напомнил ему его братьев.              — В семье старшие всегда решают за младших. И нужно много усилий, чтобы поступить по-своему. — Он поспешил сменить тему. Что ему до размолвки в горных кланах... — Так ты едешь в Йорк?              — Король ждет меня обратно, ему как-то спокойнее держать меня при себе. А ты что собираешься делать?              Пришлось рассказать о своих планах.              — Да-а-а, плохи твои дела! — Брюс жалел его, и от этого становилось только хуже. — Да тебя, парень, к епископу и на порог не пустят. Или расскажешь ему, где их искать?              — Тогда Кита убьют. Он нужен князю-епископу, пока тот верит, что мы выведем его на девушку. Свидетели незаконного похищения ему ни к чему.              — Я слыхал, что он впал в немилость еще в Йорке. Ричард де Хотон и два других барона подали на епископа жалобу, обвиняя Бека в захвате своих земель и разграблении замков. Говорят, он не побрезговал забрать себе даже их нарядные плащи. Король разгневался на милорда Бека за самоуправство и приказал конфисковать его земли. В ответ епископ отлучил добрых соседей от церкви. Если он не вернет благоволение своего господина, то дело закончится изгнанием или того хуже. Король не простит ему такую дерзость. Со времен короля Генриха епископы в Англии опасались творить подобное.              Значит, Хью говорил правду и принцесса была нужна Беку как вира королю. В душе у Джона разгорелась надежда.              — Если кто-нибудь, кроме меня, сможет засвидетельствовать в Йорке, что сэра Торна увезли против его воли, то принц может потребовать выдачи Кристофера короне. Послушник удрал, их никто не видал с той ночи вдвоем.              — А кто это сделает? Твои братья? — Брюс недоверчиво покачал головой. Он еще не понял, куда клонит Джон.              — Нет, милорд граф, я буду молить вас сделать это.              Джон ожидал, что шотландец в возмущении отшатнется от него и вообще выгонит взашей. Но тот лишь задумчиво почесал голову, а после отрезал Джону кусок мяса от истекающей соком оленьей ноги, жарящейся на костре, и протянул кубок с вином.              — Ешь! Не гляди голодными глазами, — он отрезал себе еще одну порцию и заработал челюстями. — Это в счет моего должка? — теперь Брюс уже откровенно улыбался.              — Разве не должен благородный человек хотеть восстановить справедливость?              — Ну и язык у тебя, малый! Плантагенет, да и только!              Джон не стал с ним спорить.              — Братья зовут меня занозой.              — А что я скажу королю, когда он поинтересуется, почему я так задержался в пути?              — По дороге ты заехал в Линдисфарн. А после молился в лесу и думал о своих грехах.              Граф расхохотался так, что опрокинул свой кубок.              — А что я делал на Святом острове? Если, конечно, меня спросят...              — Приехал поблагодарить нас за гостеприимство. Ну и в монастырь заглянул — как и полагается. Ходил же ты к приору?              — Уговорил! — Брюс хлопнул себя кулаком по колену. — С удовольствием приложу руку к ссоре твоего дядюшки с его другом. У меня длинный счет к князю-епископу — он хорошо порезвился на наших землях. Так что я тебе все еще должен.              Он подозвал к себе одного из соратников.              — Я возьму с собой десять человек, а ты соберешь остальных и отправишься прямиком в Йорк. Скажешь, что во исполнение обета я поехал припасть к ногам даремских святых. Если через неделю не получишь от меня вестей, сообщишь отцу, пусть поднимает клан. А с тобой, — он ткнул в Джона пальцем, — обсудим по дороге, как нам лучше провернуть это дельце. А то я что-то не понял, как ты собираешься встретиться со своим другом.              Они выехали в Дарем еще до обеда. Джон никогда не думал, что будет счастлив путешествовать в компании шотландских головорезов. Он подставлял лицо солнцу и улыбался. Теперь он был не один.              По дороге поговорить не получилось. Брюс торопил отряд, а когда Джон спросил его о причине спешки, сказал, что объяснит на привале. Уже стемнело, когда граф выбрал удобную поляну для ночлега. Джон с трудом сполз с коня, бросив бедное животное пастись на свободе. За весь день они останавливались лишь два раза, наскоро перекусить и отлить. У него ломило поясницу, а на заднице не осталось живого места. Он лег на живот, пытаясь отдышаться, и застонал, глядя на вполне бодрых шотландцев, снующих по лесу в поисках хвороста и сухого вереска для лежанок.              — Господи, у вас там все такие железные? — перед глазами мельтешили деревья, стада овец и меловые утесы.              — Один шотландский воин стоит трех англичан! — казалось, граф вовсе не устал. — Если бы мы не грызлись между собой, то давно бы сбросили вас в море. Вернулись бы вы, норманны, в свои французские владения, а старые саксонские роды нам не помеха.              — Нам и на этом острове неплохо.              — Вот поэтому мы и воюем! — Брюс обернулся к своим: — Эй, Даффи, как там твое колено?              Громила с седой бородой неуклюже поклонился.              — Скриплю помаленьку, милорд. Я еще не готов ловить рыбу в Эйре!              — Да ты еще послужишь моим внукам! — граф взял из рук старого солдата охапку хвороста. — Иди, покажи молодым, как правильно строить навес, а то вымокнем ночью. Твои коленки всегда ноют к дождю, — он бросил взгляд на затянувшееся тучами небо.              Джон с трудом поднялся и помог ему разжечь костер.              — А ты что, всех в отряде знаешь по именам?              Вокруг рассмеялись. Джон нахмурился, решая, обидеться или нет. Брюс хлопнул его по гудящей спине.              — Не злись, англичанин. Я знаю всех в своем клане, включая жен и младенцев. Как же иначе?              Джон вспомнил солдат в своей крепости и покраснел. Да что солдат, он не знал имен половины домашней прислуги.              — Клан — это семья. Ты же помнишь, как зовут твоих родственников? Хотя англичанам, наверное, нас трудно понять.              С этим нельзя было не согласиться.              Они молча поужинали жидкой овсяной похлебкой, сдобренной беконом и луком. Брюс подождал, пока последний солдат не доест свою порцию, не вылижет ложку и, засунув ее в спорран, не отойдет к навесу, оставив их наедине. Он с удовольствием дослушал песню на родном языке и только после этого заговорил:              — Так как же ты собираешься встретиться с князем-епископом?              — Думал просто постучаться во дворец. Я же там вырос.              — Епископ скажется больным или занятым либо найдет другую причину, — Брюс не поучал его, скорее, размышлял вслух, и это льстило. — Нет. С ним нужно говорить прилюдно, в таком месте, где он не сможет не выслушать тебя или прогнать со двора. И быстро выложить то, что хочешь ему сказать.              — Где же я это сделаю? — искренне удивился Джон.              — В соборе на утренней мессе, где же еще? Поэтому я так и торопился. Если мы выедем до рассвета, как раз успеем к ее окончанию. Если опоздаем, обождем до вечера, — Брюс пожал плечами.              Джон готов был стукнуть себя по голове. Прожить столько лет рядом с наставником и забыть, что он, когда не в отъезде, всегда служит мессу сам. Бек поступал так же и на Линдисфарне.              — Черт, ты прав! — он запнулся. Кит и братья не любили, когда он чертыхался.              Но Брюс лишь расхохотался.              — Смотрю, благородные английские юнцы умеют богохульствовать, хотя и так скромно. Расскажи мне лучше, что ты хочешь ему предложить?              — Скажу, что попытаюсь разговорить пленника, — он наконец высказал то, что надумал бессонной ночью. — Пусть даст нам встретиться и поговорить наедине. А откажет, попрошу поговорить с Китом прямо при нем. Кит увидит, что я его не бросил, а я смогу засвидетельствовать, где он. Да и ты сможешь рассказать наследнику, а может, и королю, то, что увидел на дороге и услышал от Бека.              Шотландец подергал себя за бороду.              — Это может сработать. Что ж, голова у тебя не совсем пустая. Попробуем так и сделать. Терять тебе как будто уже и нечего.              Из костра в небо летели искры. Шумели вековые дубы. Ветер унес тучи и позволил луне осветить поляну. Под навесом закончили петь что-то веселое и явно непристойное, судя по доносившемуся оттуда смеху, и затянули новый напев. Брюс вполголоса подтягивал за ними. Джон не понимал ни слова, но красивая, хотя и грустная мелодия брала за душу.              — Они поют про осаду Локерби, — Брюс зажмурился, его голос зазвучал глухо. Он говорил неохотно, как будто пересиливая себя. — Это не так далеко от Тая. Ваш король не дошел до тех мест. Но туда добрался князь-епископ. Мы думали, нас обойдут стороной, и свезли туда матерей и детей со всего моего графства. На границе было неспокойно, хотя считалось, что между Комином и твоим дядей перемирие. Епископ Бек привел туда французских наемников, купленных на монеты паломников, искавших спасения в его соборе, и на деньги своего друга юстициария, хранителя законов твоей страны. В тот день воды реки Аннан побурели от крови. Мы недосчитались тогда многих. И среди погибших было мало воинов, но много детей. Мою сестру случайно увезли из имения за день до прихода врага. Мы сторожили горы, не догадываясь, что Бек ударит с тыла. Мы вообще не ждали нападения, я тогда еще не поддерживал Уоллеса. Но этим двоим понадобились лучшие пастбища моего графства. Юстициарий и твой наставник уже четыре года держат там свои стада. Это наша земля, удобренная кровью моего клана. Теперь ты понимаешь, почему я тебе помогаю.              Джон вздрогнул, хотя ночь была теплой.              — Бывший наставник. Я прожил в его доме много лет и считался хорошим воспитанником. Но никогда не был с ним близок, сам не понимаю почему. Я всегда старался при первой же возможности удрать домой. Он не раз сетовал мне на это. Мои братья и отец воевали, но всегда лицом к врагу, никогда не наносили ударов в спину.              — Ты еще молод и многого не знаешь... — граф тяжело вздохнул. — Тебя, верно, растили не для битвы.              — Да, я должен был служить церкви.              — Ну вот видишь!              Слышать это было горько. Он представил себе Томаса или, того хуже, отца, бросающих в реку зарезанных ребятишек.              — Нет, — Брюс, казалось, прочитал его мысли. — Твои братья не участвовали в той войне, а отец был благороден, ну, насколько может быть благородным Плантагенет. Но тебе не стоит искать военной славы. Ты другой и должен жить там, где царит мир и спокойствие. А если и приходит беда, то ее легко развести своими же руками. Если, конечно, такие места еще существуют на нашей злополучной земле.              — А где твое место? — Джону было действительно интересно. Будет ли у них еще время для таких разговоров... — Мне говорили, ты рвешься к трону?              — Я скажу тебе так, — граф выпрямился, и в его голосе зазвучала воистину шотландская гордость. — Говорят, я смогу стать хорошим правителем. Я смогу заставить наших баронов перестать вцепляться друг другу в глотку. Смогу защитить границы и торговать, если мне позволят. Смогу снизить налоги. Я хочу возродить свою страну и вернуть ей былое величие. Кто знает, может, я даже смогу заставить вас задумываться, прежде чем топтать нашу землю. Но поживем — увидим, времени еще много.              — Я не хотел бы с тобой воевать.              — Думаю, ты и не будешь. У вас хватает чужих мечей, чтобы не посылать в бой младших членов королевского дома, — в глазах Брюса опять заиграла хитринка. — Может, всё-таки расскажешь мне про маленькую королеву? Вдруг когда-нибудь мне придется пожалеть, что я послушался племянника Длинноногого. Не стоит ли мне все-таки поискать ее в этих краях?              Джон точно примерз к месту. Неужели он его не убедил, ведь Брюс уже согласился ему помочь? Он никак не мог понять этого человека. Граф мог с такой болью говорить о погибшей детворе, а через мгновенье готов был обрушить всю силу своего клана на несчастную сумасшедшую девушку.              Он посмотрел Брюсу прямо в глаза:              — Я клянусь тебе своей жизнью, поверь хоть этому, если не доверяешь моей чести! Да, я видел девушку, которая считает себя Маргарет Шотландской. Она в детстве тяжело болела, и ее рассудок помутился. Она думает и говорит подобно малому ребенку, но ее лепет навлек на голову бедняжки все несчастья. Если ты готов связать свою судьбу с такой женщиной, то езжай и ищи. Думаю, что у тебя достанет ума и сил ее разыскать. Пусть родит тебе такого же слабого разумом наследника будущего престола. Сыну моего короля хватит сил с ним бороться. Вы не ступите на нашу землю, скорее, мы вытопчем вашу. Девица не видит себе иной доли, чем жизнь под охраной нашей матери Церкви. Если вообще понимает, где в этот день находится и что делает. Вытащи ее из убежища, женись на чужой невесте или выдай ее Англии. С нашего короля станется усадить ее на ваш престол со своим наследником в придачу, все равно править не ей, а ему. Да и жена, как тебе хорошо известно, понадобится ему всего лишь два-три раза в жизни.              Брюс перекрестился:              — Ты говоришь страшные вещи!              — Я говорю правду. На свое несчастье мы встретились с ней, когда ее загнали в ловушку. Кристофер… Кит не смог пройти мимо чужой беды, и мне пришлось ему помочь. Где она теперь, я не уверен. А может, никогда и не узнаю.              — Поклянись мне, что сказал правду! — Брюс рванул его за тунику, подтаскивая к себе. — Поклянись мне не своей жизнью, а тем, кто тебе дороже! Помни, его жизнь висит на волоске.              Джон повторил про себя свои слова. Да, он мог поклясться в том, что сказал. Он перекрестился:              — Клянусь!              Брюс отпустил его и припал к своей фляге, в два глотка прикончив ее содержимое.              — Я тебе верю... И мне жаль твоего друга. Тебе было бы легче его спасти, если бы ты приволок к королю здоровую шотландскую принцессу.              — Я знаю, — он тронул шею, на которой наливался красный рубец. — К сожалению, это невозможно. Но я бы, наверное, и тогда этого бы не сделал. Он бы меня не простил.              По дороге захромала одна из лошадей. Время уже поджимало, когда они галопом пересекли старый каменный мост через Уир, промчались по узким улочкам Дарема, криком расчищая перед собой дорогу и молясь, чтоб и епископ тоже припозднился.              — Они еще во дворе! — Брюс первым увидел толпу за широко распахнутыми воротами. Он спрыгнул на землю, бросил поводья Даффи: — Посторожи! — и не глядя на Джона, вонзил в землю меч, охлопал себя по бокам, проверяя, не забыл ли где лишний кинжал. — Пятеро пойдут с нами. Остальным остаться — может, придется нас отбивать. За мной, Ланкастер-младший. Быстро!              Чуть замешкавшись, Джон спешился и бросился бежать за ними.              Они, должно быть, представляли собой интересное зрелище: шестеро пропыленных шотландцев и растрепанный член королевской семьи, одежда которого изрядно пострадала от ночлега в лесу. Но Джону было на это наплевать. Он ринулся вперед, но граф его удержал:              — Подожди, малый, не торопись. Со мной ему придется разговаривать.              Шотландцы взрезали толпу, как нож рассекает теплое масло. Джон шел позади, спиной чувствуя неприязненные шепотки и враждебные взгляды, которые становились тем сильнее, чем ближе он подходил к своей цели. «А ведь мы можем отсюда и не выйти», — подумалось ему. Он посмотрел на Брюса, тот шел, будто по своей земле, где каждый любил его и был готов беспрекословно повиноваться каждому слову, а не по двору огромного собора, который во время войны превращался в неприступную крепость. Уже столетия Дарем был настоящим бастионом, у подножья которого положили жизни тысячи шотландцев. Выжившие же молили о смерти в здешних подземельях.              — Ваше преосвященство! — Брюс склонился к епископскому перстню. Тот, кто знал его меньше, наверное, умилился бы почтительному поклону, но Джон сразу заметил издевку. — Я сожалею, что опоздал к мессе. Сегодня же искуплю свою вину.              — Зачем приехал? — милорд Бек был явно недоволен вторжением. — Я слышал, что король ждет не дождется вашего отряда в Йорке.              — Ну, надеюсь, мне не придется долго испытывать терпение его величества, — Брюс подбоченился, разглядывая епископа. Они представляли странную пару: высокий, седовласый слуга божий в расшитых золотом одеяниях и преградивший ему выход коренастый, коротконогий шотландский граф, на доспехах которого виднелись отметины старых стычек. Джон бы поспорил, сможет ли вся свита прелата удержать шестерых безоружных шотландцев, если им придет в голову блажь атаковать охрану епископа или его самого.              — Я всего лишь скромный паломник, желающий поклониться вашим святым и вкусить вашей мудрости, — граф нарочито низко опустил голову.              — Что? — епископ растерялся из-за такого напора.              — Да вот, вышел у меня тут спор с одним приятелем. Никак не поймем страничку из «Истории народов» Беды Достопочтенного, патрона, — он обвел руками огромный собор — сего скромного места.              — О чем вы поспорили, сын мой? — милорд Бек оправился и сумел взять себя в руки.              — Один из отцов церкви в старые времена как-то захватил в плен соседа, не имея на то никаких прав. Местный барон счел, что монах поступил незаконно...              Епископ дернулся. Джон быстро выступил вперед — беседа явно пошла не туда.              — Ваше преосвященство!              — Джон?              — Я не успел проститься с вами перед отъездом... — у Джона из головы вылетели все тщательно построенные фразы; он очнулся, только получив тычок от Брюса. Пришлось откашляться и начать заново: — Из королевской крепости три дня назад пропал мой начальник гарнизона...              Ему ответили совершенно нечитаемым взглядом. Пришлось продолжить, стараясь, чтобы его тон не был слишком вызывающим.              — Пришлось обыскать всю округу, и мы выяснили, что его видели связанным среди ваших людей.              — Кто это сказал?              — Я! — Брюс зычно ударил себя в грудь.              Епископ побагровел:              — Мальчишки! — он оглянулся на толпу.              — Ваше преосвященство, — Джон повысил голос, — почему вами был задержан человек короля и мой подчиненный?              Он почти кричал и видел, что свита и простонародье начали прислушиваться к их разговору.              — Поговорим во дворце! — епископ облизал губы, он тоже заметил, что люди обращают на них внимание. — Полагаю, это приватный разговор, не для всех ушей города.              — Сдается мне, что в ваш дворец легче войти, чем выйти, — набычился Брюс, всем своим видом показывая, что не сдвинется с места.              — У меня в гостях вам ничего не грозит. Мне вовсе не нужно, чтоб Брюсы напали на мои земли, и уж тем более не хочется объясняться с родственниками моего воспитанника. Ваши люди будут знать, где вы, — настаивал Бек.              Джон кивнул. Все равно обсуждать судьбу любовника прилюдно было бессмысленно.              Они пересекли проход между собором и замком, знакомым Джону до последнего камня, поднялись по старинной лестнице с искусно вырезанными чернеными перилами, и оказались в роскошном кабинете епископа. С мозаичных стен на Джона все так же безучастно взирали Адам и Ева, и шипел средь ветвей змей.              — Ты хочешь, чтобы мы говорили втроем? — спросил его ласково, почти что нежно епископ. Так же он говорил с Джоном, когда тот в детстве капризничал или шалил. Но сегодня в глазах у бывшего наставника открыто плескалась неприязнь. Или, может быть, Джон раньше ее не замечал?..              — Граф, — он обернулся к шотландцу, — пожалуйста, подождите меня в прихожей. — И в ответ на обеспокоенный взгляд прошептал: — Роберт, не волнуйтесь, я справлюсь. А вы будете близко.              Тот пожал плечами и, выходя, хлопнул дверью.              Джон сел в свое обычное кресло.              — Я думал, — Бек отвел взгляд, взвешивая в руках тяжелый золотой крест, — что приор все же ошибался насчет тебя.              Джон промолчал, давая епископу высказаться до конца. Пусть выплеснет досаду, может, легче потом будет спорить.              — Мне никогда не нравилось твое поведение, ты всегда был взбалмошным и безрассудным юнцом, не отличавшимся особыми добродетелями. Но я не предполагал, что ты полезешь во взрослые дела. Ты же ими не интересовался.              — Увы! Наверное, вы правы, милорд, меня мало интересуют дела страны. Меня волнует лишь то, что происходит во вверенной мне его высочеством крепости. И вот в чем беда: в отличие от этой, — Джон кивнул в сторону мозаичного панно, — мозаика в моей голове никак не желает складываться. Сначала вы сами посоветовали мне во всем доверять сэру Кристоферу Торну, а теперь схватили его и держите в плену без всякой причины. Я не понимаю, чем он вам помешал.              Он мрачно взглянул на человека, которого в прошлом уважал и которому привык подчиняться. Джон никогда не думал, что будет так его презирать. «Пусть и дальше считает меня несмышленышем».              — Я задержал преступника, и я в своем праве. На своей земле я могу судить и казнить любого подданного.              Джон растянул губы в вежливой улыбке.              — Да. Но в Линдисфарне вам принадлежит только монастырь. Крепость и деревня стоят на земле его высочества, а сэр Торн не ваш вассал.              Епископ покачал головой.              — Это вопрос к юстициарию, а он решит его, скорее всего, в мою пользу.              Джону очень хотелось возразить, что разбираться будет принц, не Диспенсер-старший, но он приберег этот довод на потом.              — Что ты хочешь узнать?              Наверное, епископ надеялся, что это прозвучало грозно, но вышло всего лишь устало. Это означало, что люди епископа все еще не смогли добиться от Кита признаний. Хотя Джон страшился даже думать, какими способами они пытались это сделать.              — Я хочу услышать, в чем вы обвиняете моего человека.              — Формально? — епископ как будто даже удивился. — В оскорблении нашей матери церкви, похищении одного из ее сыновей и мерзком пороке. Я предполагаю, ты и так это знаешь после того, как люди Диспенсера обшарили крепость. А также ты… — он поднял руку, пресекая возражения, — ты понимаешь, что есть другие причины, — он наклонился и взял Джона за руку. — Пока еще всё можно исправить, сын мой. Скажи, куда вы увезли тех, кого так усердно прятали, и вы уедете отсюда вдвоем.              «Ага, значит Кит тут, во дворце», — Джон сначала подумал, что его прячут в подвалах собора, где обычно держали преступников. Несомненно, епископ не хотел, чтобы лишние люди прознали про его дела.              Он осторожно высвободил руку.              — Мне ничего неизвестно о каких-либо спрятанных людях или их отъезде. Сэр Кристофер если что и знал, то со мной не делился. Но мне кажется, что я мог бы помочь вашему преосвященству...              Он заметил заинтересованный взгляд и поспешил закрепить победу. Главное, чтобы враг не успел опомниться.              — Во время пребывания на острове мы с сэром Кристофером очень сдружились.              Он заметил на губах у епископа гадливую усмешку, но решил не обращать на нее внимания.              — Я хочу, чтобы вы его отпустили. Если вам так важны какие-то беглецы, то я мог бы поговорить с Торном. Объяснить всю тяжесть его положения и предложить пасть к вашим ногам с признаниями, уповая на вашу милость.              Ему не показалось — в глазах епископа блеснула надежда, но тут же скрылась за опущенными веками. Джон постарался выглядеть до отвращения простодушным, с трудом удерживаясь, чтобы не захлопать ресницами.              — Я постараюсь объяснить ему, что дружба со мной важнее никому неизвестных людей.              Может, хоть это проймет старика. Пусть считает его влюбленным идиотом, лишь бы пустил к Киту.              Епископ взглянул на него с подозрением, но все же задумался. Джон замер. Одно лишнее движение — и рыбка сорвется с крючка.              Бек наконец-то решился:              — Я мог бы привести его сюда...              — Конечно! — никто не сумел бы так хорошо изобразить радость. — Если в замке всем известно, кого и почему вы держите в здешних подвалах, то...              У епископа на щеках вспыхнул предательский румянец. Видимо, пока о Ките в замке знали немногие.              — Тебя проводят к нему. Ты прав. Поговори с ним по душам. Объясни, чего он лишается, вмешиваясь не в свое дело. И я его отпущу, как только... — он умолк.              Джон сделал вид, что не услышал заминки. Епископ вовсе не собирался отпускать Кита после признаний. Поэтому и согласился достаточно легко.              Бек хлопнул в ладоши, вызвав незнакомого Джону пажа.              — Открой ему подвал и подожди снаружи. Потом проводишь милорда ко мне.              Джон притворил за собой дверь и взмахом руки успокоил встревоженного долгим разговором шотландца.              — Все в порядке. Мы идем.              — Его преосвященство сказал провести только вас, — паж замотал головой так, что она чуть не отвалилась. — Он не говорил ни про кого другого.              А вот этого нельзя было допустить. Если потребуется, Брюс должен подтвердить, что видел пленника в замке. Он строго посмотрел на юнца.              — Ты здесь недавно, не так ли? — Джон дождался неуверенного кивка и продолжил. — Если тебе так угодно, можешь, конечно, потревожить его преосвященство во время молитвы и размышлений, — он взялся за дверную ручку. — Думаю, милорд рассердится, но это, конечно, решать тебе самому. Мы приехали вместе, и ты отведешь в подвал нас обоих. Князь-епископ — друг нашей семьи и мой наставник. Я знаю, о чем говорю. Так что решай, нужно ли тебе задавать лишние вопросы и нарываться на нагоняй, — он притворился, что собирается открыть дверь.              Видимо, паж уже испытал на себе суровый нрав могущественного прелата, прозванного шотландцами Мечом короля, — он заколебался. Зная теперь, как важно понравиться прислуге, чтобы добиться своей цели, Джон потрепал мальчика по щеке:              — Не бойся, мой спутник войдет всего лишь на минуту. Он хочет пожелать удачи тому, кто сидит в подвале, и передать флягу с вином. Нас же все равно обыщут при входе. Так что не стоит ни о чем волноваться.              Это решило дело. Они спустились в подземелье. Здесь Джон никогда не бывал и ничуть не жалел об этом. В темнице было холодно, мокро и противно пахло мышами, которых он очень не любил.              Им преградили путь часовые и тщательно обыскали. «Всего двое, — подумал он, — мы могли бы попытаться освободить Кита силой», — и сразу разозлился на себя за глупые мысли. Им не дадут даже добраться до выхода из замка, не то что перейти двор или покинуть город.              Ключ с трудом провернулся в тяжелом замке. Джон шагнул в темноту, чувствуя за спиной тяжелое дыхание Брюса.              Сначала он ничего не увидел, так что ему пришлось остановиться и подождать, пока глаза не привыкнут к темноте. Сзади послышался грохот и сдавленные ругательства. Наверное, Брюс налетел на стену. Через некоторое время Джон все-таки разглядел в углу слабый огонек свечи и ворох одежды. Куча зашевелилась, и раздался явственный звон цепей. Он закован! Джон бросился вперед и упал на колени, хватаясь за все, что попадалось под руку: кандалы, грязную одежду, грубую, в подтеках крови повязку на плече, взлохмаченные волосы и бледное, с разбитой скулой лицо.              — Ты жив! Слава Богу!              Кит попытался подняться. Цепь на ноге была такой короткой, что он вряд ли мог сделать больше нескольких шагов. На руках тоже звенели оковы.              — Тебя схватили? — он сипел, как будто долго молчал или, наоборот, кричал все это время.              Сзади послышалось покашливание, Брюс подошел к ним, осмотрел представшую пред ним картину и озабоченно присвистнул:              — Да-а-а, парень! Досталось тебе, — он придирчиво осмотрел повязку. — Но жить будешь! По крайней мере, пока… Ладно, дам вам поговорить без свидетелей. Джон, я вернусь в прихожую. Может, епископ не заметит, что я ходил с тобой. А это тебе, — он бросил Киту на колени флягу. — Твой дружок обещался за меня угостить тебя выпивкой. Это неплохое винцо, подарок одного из северных баронов. Мои люди прихватили бочонок с собой, когда уводили его отару.              Он стал пробираться к выходу, осторожно нащупывая дорогу и призывая на голову епископа проклятия каждый раз, когда снова на что-нибудь натыкался.              Кит поднял скованные руки к лицу:              — Это мне что, снится?              От двери донеслось:              — Ни черта это не сон, прости меня Господи — И прежде чем захлопнулась дверь, они услыхали: — Флягу вернешь! Дарить тебе ее я не собираюсь.              — Ты ранен? — Джон осторожно коснулся повязки, пробежался по ребрам. Послышался стон. — Тебя что, уже пытали? Я прикончу проклятого попа!              Послышался слабый смех:              — Я так рад тебя видеть. Даже если только во сне.              — Сказали же тебе, что всё наяву! — Джон ущипнул его за здоровую руку. — Ты полный дурак, Кит, зачем полез драться, почему не убежал?              — Ох!              Наверное, там полно синяков. Джон отдернул руку.              Теперь уже Кит попытался за него ухватиться. Цепи мешали ему, и закованные руки скользили по предплечьям Джона.              — Я не думал, что ты будешь меня искать...              Джон потянулся к нему с поцелуем. Разбитые губы сжались. Кит с трудом удержался от крика.              — Где больно?              — Везде. И нет, меня пока не пытали. Просто избили ногами, когда я упал. Ребра, наверное, сломаны.              — А плечо?              — Проткнули стрелой, пока сопротивлялся. Я выронил меч, тогда меня и скрутили.              Чертов Хью! Ну что помешало Джону сбросить его со стены?!              Он нашел невредимое место на лице и осторожно поцеловал холодную щеку.              — Не надо. От меня несет, наверное, как от взмыленной лошади.              Нашел, болван, о чем думать. Если он вытащит любовника из этой переделки, то прежде чем пустить в постель, хорошенько отдубасит. Нет, сначала вымоет, потом оттрахает, но после этого все равно отдубасит.              — Слушай, времени у нас мало... — Джон быстро пересказал все, что случилось с ночи поимки Кита. — Теперь мы сможем засвидетельствовать, что ты здесь. Мы сегодня же выедем в Йорк и потребуем от принца добиться твоего освобождения. Епископ не имеет права держать тебя в плену.              — Ты что, разъезжаешь по всей стране с этим бунтовщиком? — было непонятно, изумлен ли Кит или сердится. — Забыл, что я говорил про королевский выкуп?              — Замолчи! — любовнику хотелось дать по шее. — Это ты попался в руки врагов, а не я. Это тебе угрожает костер, — хотелось заплакать.              — Я никогда не прощу себе, что втянул тебя во все это дело.              — Да уж, — Джон не стал кривить душой. — Но помни и то, что я не особо сопротивлялся. Об остальном поговорим, когда ты будешь на свободе, — он сжал Киту пальцы. — Не беспокойся из-за Брюса. У него свой счет к епископу и семейке Диспенсеров. Потом расскажу. Твое дело — тянуть время как можно дольше. Скажешь, что выслушал меня и размышляешь. Держись, я постараюсь обернуться быстро. Главное, чтобы тебя не казнили и не начали пытать.              — Пытать меня будут, — Кит сказал это спокойно, просто сообщая о неизбежном. — Не бойся, я никого не выдам.              Джон задохнулся от ужаса пополам с возмущением и любовью.              — Ты что, действительно думаешь, что мы живем во времена рыцарей Круглого стола и твое благородное молчание оценят? Если тебя растянут на дыбе, а я уверен, что епископа есть несколько штук, то пошли его искать ветра в поле. Например, соври, что женщины отправились в Лондон и прячутся в большом городе. Или еще где-нибудь, где их не так легко разыскать. Пока он их ищет, смерть тебе не грозит. Я добьюсь правосудия для нас или... — у него задрожал голос, — или хотя бы постараюсь. И давай посмотрим, как нам держаться одной истории, чтобы не запутаться.              Они успели обговорить и это. К концу разговора голос у Кита окреп, и Джон почувствовал, что игла, так и сидевшая в сердце, немного его отпустила. Щеки у Кита потеплели, значит, и ему стало легче.              — Мне пора, — Джон прижался к любовнику, словно они сидели в собственной спальне, а не в грязном подвале. — Береги себя! — он никак не мог разорвать объятия.              — Храни тебя Господь, Джон! — любовник осторожно высвободился из его объятия. — Если мне суждено погибнуть, я дождусь тебя на небесах. Не смей спешить за мной на костер. Я готов ждать очень долго. И еще, Джон...              Не удержавшись, Джон всхлипнул:              — Да?              — Если что, первая любовь редко бывает длинной. Ты сможешь найти другого, я за тебя только порадуюсь.              Джон не заскулил лишь потому, что в горле застрял ком, который мешал всхлипам вырваться наружу. Его хватило только на то, чтобы очень тихо, хриплым от слез шепотом снова приказать любовнику заткнуться. Потом он повторил это еще раз, уже громче, и изо всех сил поцеловал его в разбитые губы. Пусть помнит эту боль до следующей встречи. Слушать, как Кит прощается с ним и заранее готов к его измене, не было мо?чи.              Кит сказал ему правду. Люди, потеряв любимых, живут и снова находят счастье. У его матери было двое мужей и от каждого дети. Томас, не обретя счастья с женой, имел десятки любовниц в своих графствах, и никого это не удивляло. И если Джон останется один, то вряд ли сможет прожить монахом. Но слышать это от Кита было невозможно. Кристофер не смел перестать бороться!              Джон взял лицо любовника в свои ладони.              — Хорошо, я понял, значит, если по дороге в Йорк меня прикончат, то не забудь разыскать того помощника кузнеца и живи с ним долго и счастливо. Или нагни сержанта Смита — от него не убудет.              Кит изменился в лице.              — То-то же. Я собираюсь прожить с тобой всю жизнь и умереть, держа тебя за руку, причем в глубокой старости и в нашей постели.              ...Он заставил себя уйти, только когда в дверь застучали. Часовые потеряли терпение. Джон вернулся к епископу и доложил, что долго склонял пленника к признаниям и вроде бы тот обещал подумать. Предложил дать Киту несколько дней на размышления и непременно продолжать его уговаривать. Он-то знает, что на Торна лучше действует мед, а не уксус.              Джон надеялся, что Бек купится на нехитрую уловку. Всегда хорошо, когда противник считает тебя глупым мальчишкой, позабыв, что ты давно вырос. Закончив рассказ, он лениво зевнул и небрежно попрощался.              — Куда ты теперь? — епископ казался довольным. Джон понадеялся, что это хороший знак.              — Домой, — ему пришлось сделать над собой усилие, чтоб выглядеть капризным маменькиным сынком. — Я устал от всех этих треволнений и хочу пожить в тишине и покое. Потом, наверное, навещу сестру во Франции. Меня тошнит от интриг и тайн этого острова.              Последняя фраза была правдой.              Он разбудил дремавшего в прихожей Брюса и потащил его из замка, надеясь, что сюда придется вернуться лишь для того, чтобы забрать любовника из мерзких подземелий. В глубине души он больше всего боялся, что приехав обратно, обнаружит во дворе догорающий костер.              Брюс разыскал своих и со словами, что интриги интригами, а есть нужно вовремя, повел всех в таверну. За обедом он поинтересовался, каков будет их следующий шаг.              — Мы отправляемся в Йорк, — Джон даже не сомневался.              — Отсюда близко до твоего дома. Может, заедешь туда хоть переодеться? — он скептически осмотрел измятую и порванную одежду. — Я бы дал тебе свою запасную тунику, но боюсь, тебя можно завернуть в нее, как в одеяло. Да и при дворе как будто не особо привечают шотландский покрой.              — Выстираю, как смогу, в реке на привале и высушу прямо на себе. Сейчас лето, не замерзну. В замок мне нельзя. Если до братьев дошли хоть какие-то слухи, то за мной захлопнется клетка, и выпустят меня из нее только в монастырь. В крайнем случае, у нас в Йорке есть дом. Понадобится — сменю одежду там. Нам обоим надо торопиться, друг, — тебя ждет король, а я должен еще уговорить принца. Или, если он откажется помочь, думать, что делать дальше. Епископ долго не вытерпит. Он отправит Кита в пыточную камеру к палачам быстрее, чем прочтет «Отче наш». Так что времени у нас мало. Я знаю, что вы, наверное, устали, но не могли бы мы выехать уже сегодня?              Шотландцы рассмеялись.              — Думаешь, нас может утомить такая легкая прогулка? Это же развлечение, а не поход, — Брюс сверкнул на него глазами. — Вперед, малыш, зададим перцу этой церковной крысе и ее дружку. Давно я не получал такого удовольствия!