Капитуляция

1995 год, октябрь За окном было дождливо. Холодные, мутные капли падали на стекло, делая его почти совсем непрозрачным — из-за разводов Гарри с трудом различал даже силуэты того, что за окном. Кажется, вон там пролетела чья-то сова — наверное, кому-то написали родители. Гарри бы и сам с радостью получил хотя бы одно письмо от мамы с папой, где они бы написали, как волновались за него. Гарри почему-то был уверен, что они приняли бы его любым, со всеми его странностями, даже с его ушами и хвостом. Даже… убийцей. Вот как его называли теперь. Убийца Седрика. Сколько бы Гарри ни говорил о том, что Волдеморт вернулся, что он его видел и что даже дрался с ним — бесполезно. Даже Дамблдор, казалось, ему не поверил. В прошлом году он выступил против министра, защитил его, напуганного четырнадцатилетнего мальчишку. В этом же году Дамблдору было на него абсолютно наплевать. Он не позволял Гарри узнать ничего нового, пока он варился в своих мыслях и страхе за близких в Литтл-Уингинге, не общался он с ним и теперь, когда Гарри приехал в школу, ещё больше напуганный, чем в прошлом году. Теперь он был один — все просто ополчились против него, как сделали это на втором курсе, когда решили, что он Наследник Слизерина, на четвёртом, когда Гарри не по своей воле стал Чемпионом… Просто удивительно, насколько быстро люди превозносят человека и его же втаптывают в грязь, когда он становится неугоден. Даже Рон — и тот отвернулся от Гарри. Уже во второй раз. Он не поверил ни в то, что Гарри не бросал своё имя в Кубок, ни в то, что Волдеморт вернулся… Но как он мог? Гарри помнил, как глотал слёзы непонимания и обиды, когда Рон набросился на него в их же спальне и принял сторону того же Шеймуса, который нагло насмехался, говоря, что никто не верит в бред сумасшедшего… Видимо, именно таким виделся Гарри всей школе. Сумасшедшим. Издевательства стали чем-то обыденным. Если раньше Гарри радовался каждому новому дню в школе, невзирая на испытания, то теперь его время, проведённое здесь, было хуже пыток Волдеморта. Тот хотя бы никогда не скрывал, что хотел убить Гарри и причинить ему боль. А вот нападений со стороны своих же приятелей Гарри не ожидал — и от этого было ещё больнее. Хотя кому, как не Гарри, знать, на что способны озлобленные школьники, бездумно верящие в собственную правоту? Сколько раз его уже предавали, обманывали, заставляли поверить в лучшее, а потом разбивали его мечты? Гарри должен быть сильным, должен выстоять, даже под гнётом нового преподавателя, отвратительной министерской жабы, которая спит и видит, как бы свести его в могилу, потому что он знает, что он прав, и никогда, никогда не сдастся. Да, он много чего должен. Родителям, Сириусу, всем, кто умер за него… Но чёрт, как же он устал. Гарри перевернулся на другой бок и охнул — заживающая после многочисленных переломов рука давала о себе знать. Но не так больно было от сломанной кости, как от осознания, кто это сделал — это был Рон и его новый дружок с Пуффендуя, Гарри забыл, правда, как его зовут. Оказалось, тот молодой человек был близким другом Седрика, и они с Роном, которому было противно находиться рядом с убийцей, решили отомстить ему за всё хорошее. Гарри не мог один выстоять против них всех. Против него была вся школа, кроме Гермионы и Невилла. Была ещё одна девочка, Луна, кажется, но её Гарри знал плохо, да и сама она приходила редко. Гарри с трудом перевернулся на спину, вдыхая пропахший зельями запах Больничного крыла. Мадам Помфри, если и верила россказням большинства, то виду не подавала. Она никогда не заговаривала об этом с Гарри и лишь лечила все его многочисленные травмы. На самом деле, первое время Гарри отказывался ходить даже к ней, потому что ему казалось, что он должен справиться сам. Он не даст обидчикам насладиться его болью и неспособностью справиться с травмами самому. Но когда издевательства стали серьёзнее, а Гарри впервые подсыпали что-то в еду на обеде, его чуть ли не силком оттащила к Помфри Гермиона, где его лишь осмотрели, повздыхали, дали лекарство и оставили отсыпаться. Гарри, хоть и был не в силах хоть что-то сказать из-за сильной слабости, был безмерно благодарен Помфри за такое отношение. — Гарри? — кто-то тронул его за плечо. Гарри вынырнул из своих мыслей, обратив внимание на посетителя — это была Гермиона, как обычно. — Невилл с Луной не пришли? — Гарри улыбнулся ей, одной из единственных, кто поддерживал его, несмотря ни на что. — Нет, они смотрят на очередной редкий цветочек Невилла, — Гермиона неуверенно улыбнулась в ответ, но тут же вновь посерьёзнела. — Ты как? Нормально? — Сойдёт, — Гарри махнул рукой. Гермионе он сказал, что ему всего лишь сломали руку, хотя на самом деле всё было намного хуже. Треснувшее ребро, внутреннее кровотечение — это была лишь малая часть последствий отношения к нему. Оказалось, даже дети волшебников не гнушаются кулаков. А ещё бахвалятся, что лучше магглов… — Я же вижу, что тебе плохо, — зашипела Гермиона. — Ты через день отлёживаешься в Больничном крыле, ночуешь неизвестно где, я переживаю за тебя! — воскликнула она наконец. — Когда же ты поймёшь, что не всем здесь всё равно! — Кроме вас, всем, — Гарри махнул рукой. — Герми, ты же понимаешь, что… учителя не допустили бы… Видимо, они мне тоже не верят, не знаю, — горько бросил он. Гарри уже давно научился накладывать косметические чары, которым его научила сжалившаяся Гермиона, на лицо и ладони, чтобы преподаватели не заметили его многочисленных травм. Особенно эта жаба Амбридж. — Я уверена, что профессор Дамблдор сделал бы что-то, если бы знал! — не сдержалась Гермиона. — Ты должен ему сказать! — Я не скажу ему ни слова, — отрезал Гарри. — Не после того, как он запер меня у магглов, а потом начал игнорировать, чем и занимается до сих пор! — Должна же быть какая-то причина, — сомневаясь, сказала Гермиона, но было видно, что она уже сдаётся. — Наверняка профессор Дамблдор знает, что делает… — Или ему просто наплевать, — Гарри вздохнул. Ему и самому было больно от предательства любимого наставника, но иначе он его поведение истолковать просто не мог. — Может, он тоже мне не поверил, откуда мне знать. Гермиона опустила голову. На это ей было совсем нечего возразить. Она лишь сжала руку Гарри покрепче, и его хвост, прямо как раньше, робко обвился вокруг её запястья, будто пытаясь развеселить. Гермиона слабо улыбнулась и погладила пушистый отросток, который уже давно не причинял ни ей, ни Невиллу, ни даже новенькой в их маленькой компании Луне никаких неудобств. Луна, когда впервые увидела Гарри и его кошачьи принадлежности, только отстранённо улыбнулась и сказала, что у Гарри есть не только обычные, но и кошачьи мозгошмыги. Кто такие эти мозгошмыги, Гарри так и не понял, но Гермиона посоветовала ему не вникать. Луна была странной, но Гарри принимала таким, какой он есть, на что он отвечал тем же. Гермиона осталась до вечера, но ей пришлось уйти в библиотеку, чтобы сделать домашние задания. Гарри и самому не помешало бы хоть иногда их делать — он совсем забросил учёбу, ведь учиться в таком состоянии было невозможно. Чуть позже пришла мадам Помфри, бесстрастно осмотрела Гарри и сообщила со вздохом, что он может идти — кости срослись, а кровотечение остановилось. Технически причин держать его в постели больше не было, но мадам Помфри явно переживала за него и не хотела отпускать туда, где он получит ещё повреждения. Гарри лишь кивнул, игнорируя сочувствующий взгляд целителя, и вышел в коридор, направляясь к подземельям. В первую же учебную неделю Рон и Шеймус выбросили вещи Гарри из спальни в гостиную, заявив, что жить с убийцей они не собираются. Гарри не хотел казаться слабым и беспомощным, поэтому он стойко выдержал дня три ночёвок на диване в гостиной и даже не пытался перенести вещи обратно. Гермиона бы с радостью пустила его в их комнату, но Парвати и Лаванда, её соседки, только с презрением скривились, проходя мимо свернувшегося на диване Гарри, обнимающего себя хвостом. Те самые Парвати и Лаванда, которые ещё в прошлом году пищали от восторга от его ушек и хвостика и просили дать их потрогать. Через три дня после таких ночёвок кто-то залил чернилами все его вещи, и Гарри с Гермионой и Невиллом пришлось их чистить около часа. Оставлять их вот так было теперь небезопасно, и Гарри со злостью той же ночью оттащил весь свой чемодан в Тайную Комнату, с иронией думая, что в логове Слизерина его вещи будут в большей безопасности, чем на родном факультете. Надо же, его сокурсники оказались змеями в львиной шкуре. Ещё через какое-то время Гарри пришло в голову, что можно и ночевать в Тайной Комнате — там его точно никто не тронет. Так и получилось, что спал теперь Гарри в холодной комнате под замком — даже под подземельями Слизерина. Вначале он ночевал прямо на полу, а потом ему пришло в голову попросить одеяло и подушку у Добби. Ныне свободный эльф так воодушевился, что принёс Гарри целую гору подушек и одеял, правда, был очень удивлён, зачем они Гарри в Тайной Комнате. Гарри уклончиво ответил, что ему по некоторым обстоятельствам приходится жить здесь, и отказался говорить что-либо ещё. От Добби же Гарри получал и еду — добрый эльф кормил его всем, чего Гарри мог только пожелать. Он часто приносил столько, что Гарри физически не мог столько съесть, и поэтому в чемодане всегда хранилась пара булочек и даже куриные ножки с картошкой. — О, вот и наш Герой, — протянул отвратительный голос какого-то когтевранца. — Надо же, все когда-то думали, что он Избранный! И посмотрите на него! Вырванный из своих мыслей Гарри со злостью посмотрел на группу детей, державших палочки наготове — наверняка решили попрактиковать на нём какое-нибудь проклятие. — Да уж, — подтвердил Эрни Макмиллан, пуффендуец. А когда-то он ведь боялся Гарри, думая, что он Наследник Слизерина! Теперь Гарри было впору бояться озлобленного барсука. — Прочь, — Гарри тоже вскинул палочку, ухмыляясь. С волками жить — по-волчьи выть. — Я же убил Седрика, да? Кто знает, что я могу сотворить с вами? — Да как ты смеешь! — Макмиллан совершенно по-маггловски кинулся на Гарри и попытался вырвать палочку у него из руки. — Не смей упоминать Седрика, поганый убийца! Ты хуже Сам-Знаешь-Кого! — Так может, я претендую на его место? — оскалился Гарри, придавленный к полу весом Эрни. — По-вашему, он не вернулся. Что, если я и его убил? — Хватит нянчиться с ним, Эрни, — раздался голос какой-то девушки. — Прокляни его, да и чёрт с ним! — А ну-ка прочь от Гарри! — Гарри услышал голос Невилла и вздохнул спокойно. Невилл не такой, он защитит его. — Пятеро на одного! Это, по-вашему, честно? Эрни и его прихвостни что-то возмущённо забормотали, но Невилл тоже поднял палочку, пригрозив пожаловаться декану. Это их проняло, так как все понимали, что Невиллу МакГонагалл безоговорочно поверит. С раздражённым роптанием все пятеро ушли, переговариваясь и, видимо, строя новые планы по убиению Гарри. — Вот так им! — довольно вздохнул Невилл. — Ох, Гарри, давай, вставай! — он протянул ему руку, помогая подняться с пола. — Ты как вообще? Нигде не болит? — Нет, — Гарри покачал головой. — Не бойся, Невилл, они ничего не успели сделать. — Могу я поинтересоваться, что здесь происходит? — раздался холодный голос профессора Снейпа. Невилл пискнул, тут же пятясь и скрываясь за углом — Снейпа он боялся до сих пор, даже став сильнее и решительнее с тех пор, как Гарри начали преследовать по всей школе. — Да, сэр, — Гарри встал по стойке смирно. Он и сам не знал, как относиться к Снейпу — в последнее время он стал меньше придираться к нему на Зельях и занижать оценки. Правда, отношение к Гриффиндору от этого у мрачного профессора не изменилось. — Я упал, сэр. Невилл помог мне подняться. Взгляд Снейпа скользнул по лицу Гарри, будто выискивая в нём что-то. Он вообще был странным в этом году, срываясь на всём и вся и одновременно становясь более понимающим. Правда, Гарри от этого доверять ему не стал и всё ещё сторонился, хоть и не чувствовал от него больше такой ненависти. — Ясно, мистер Поттер, — Гарри с замиранием сердца ждал снятых баллов, но Снейп лишь внимательно вгляделся в его глаза сквозь линзы склеенных скотчем очков и промолчал. — Вам лучше идти спать, мистер Поттер. — Спасибо, сэр, но я хотел пройтись по школе, — ответил Гарри несколько более резко, чем изначально хотел. Его ушки прижались к голове, ожидая неминуемого наказания, которое, однако, не последовало. Снейп сделал шаг в сторону, позволяя Гарри пройти дальше, и тот неловко повиновался, чувствуя, как хвостик смущённо прижимается к ноге. Пронзительный взгляд чёрных глаз Снейпа преследовал его до тех пор, пока Гарри не свернул в другой коридор. В Тайной Комнате Гарри упал на пол, наконец давая слезам волю. Как давно он не плакал! Он держался, старался быть сильным, но как же он устал. Устал быть должным, устал проявлять несгибаемость, храбрость и непоколебимость. Сколько ещё ему терпеть? Сколько ещё времени он должен выносить всё это, чтобы ему, наконец, поверили?! Почему он должен быть козлом отпущения для всех, включая, возможно, Дамблдора, лишь для того, чтобы все, наконец, признали очевидное?! Гарри даже пытался написать Сириусу, но тот не ответил. Гарри чувствовал себя совсем покинутым и отвергнутым. До тех пор, пока Луна не намекнула ему, что письма могут перехватывать. Значит, кому-то невыгодно, чтобы Гарри раскрывал истинное положение дел? Видимо, так и было. Чувствуя себя преданным и как никогда одиноким, Гарри больше не писал писем. Он никому не нужен. Слёзы безостановочно лились из глаз, и Гарри раздражённо отбросил очки, позволяя себе истерику. Здесь его никто не увидит, кроме одинокого скелета василиска и давно исчезнувшего воспоминания юного Риддла. Риддла… Вытирая рукавом слёзы, Гарри сделал глубокий вдох, успокаиваясь и возвращая себе контроль над эмоциями. Сам не понимая до конца, что делает, он достал из чемодана пергамент и перо с чернильницей, как в полубреду принимаясь писать.

***

Волдеморт был не то чтобы растерян… Он просто не мог найти причины своим действиям впервые в жизни. Столько лет спустя своё нелепое поражение из-за мальчишки Поттера он стремился убить несносную причину своего развоплощения — и ему это даже удалось… почти. Он уже дважды потерпел вопиющее поражение. В первый раз Поттер попросту уничтожил Квиррелла, так неудачно подставившегося ему под руки, и отправил Волдеморта обратно в полумёртвое состояние. Во второй раз он затронул то, что осталось у Волдеморта от его чёрной души, когда всерьёз решился принять его вызов — и сбежал! Он вновь ускользнул! Хотя, если совсем уж честно, после своего воскрешения Волдеморт не собирался убивать Поттера сразу. Он бы ему ещё пригодился живым — Волдеморт составил целый гениальный план по порабощению Министерства и убийству старикашки Дамблдора с помощью похищенного, но живого Поттера. Однако все эти планы, которые неизбежно заканчивались гибелью дитя пророчества, полетели коту под хвост, ибо в момент, когда их палочки схлестнулись в золотых лучах, Волдеморт внезапно почувствовал одну простую истину, которая неизвестно каким образом скрывалась от него до этого, хотя он провёл рядом с Поттером практически целый год — мальчишка был его крестражем. Волдеморт даже не знал, как так получилось. Он был невыносимо зол, хоть и сам не мог понять, на кого и за что он злится. Тогда он разгромил гостиную дома Риддлов и с наслаждением разрушил одну из стен до основания, давая выход своему гневу. Осознание того, что его сознание было затуманено настолько, что он не признал один из своих крестражей, пусть и сделанный случайно, очень сильно ударил по Волдеморту. Неужели его душа была повреждена настолько, что он уже не чувствовал другие осколки себя же?.. Именно тогда Волдеморт сорвался с места, испугавшись, что старикашка прознал про его главную тайну и уничтожил все крестражи — а что, с него бы сталось. А Волдеморт даже не ощутил бы ничего! Что, если все они уже уничтожены, и единственными сосудами осколков его изорванной души были верная Нагайна и несносный Поттер? — Что такое, хоз-з-сяин? — негромко осведомилась тогда любимица, когда Волдеморт зашипел от ярости. Неужели крестражи были настолько опасны для души, что большое их количество просто блокирует абсолютно все чувства? Как же давно Волдеморт не ощущал хоть что-то, пусть это будет любая эмоция, даже от пыток слуг! Не то чтобы он скучал по чувствам — даже в юности он считал себя выше этого, хотел избавиться от них, стать сверхсуществом — но это было просто опасно. Что, если старикашка воспользуется этим? Что, если он уже этим воспользовался? — Нагайна, — шипяще обратился к ней Волдеморт. — Будь спокойна, мне просто нужно проверить кое-какие вещи, что принадлежат мне. Я скоро вернусь. Тогда, аппарируя в дом Гонтов, стоящий неподалёку, Волдеморт впервые подумал о том, что Нагайна дорога ему не только потому, что она его крестраж. Кольцо и чаша оказались в целости и сохранности. Волдеморт от греха подальше забрал их и решил держать при себе в любое время, раз уж ему открылись такие пугающие новости. Проблемы начались, когда Волдеморт решил проверить диадему. Она была в Хогвартсе, а туда было не пробраться из-за охранных чар, которые совершенно точно наложил старикашка, да и уведомлять всех о своём воскрешении Волдеморт не собирался. Поэтому он решил отложить проверку диадемы на потом и аппарировал к Люциусу. С дневником оказалось хуже — Люциус с прискорбным видом сообщил ему, что тот был уничтожен. И кем? Да — именно юным Поттером, ещё пару лет назад. Вопя под его Круциатусом, Люциус признался, что понятия не имел, что дневник так важен его Господину, что он лишь почуял тёмную магию и решил с помощью этой вещицы проучить семейку Уизли, которая действовала ему на нервы уже порядочное время. Оказалось, что верный, но ветреный Абраксас не доверил своему сыну тайну, которой обладал, ибо Волдеморт осознавал, что Люциус не лжёт. И только это спасло его от неминуемой смерти — скрепя сердце Волдеморт признавал, что Лорд Малфой ещё принесёт ему пользу. Медальона же на месте не оказалось, и пещера подверглась почти полному разрушению, пока Волдеморт выплёскивал свой гнев. Он был уверен, что это дело рук старикашки! Он наверняка и Люциусу подал идею подкинуть дневник Поттеру. Но как это проверить? Волдеморт не чувствует крестражи, как он должен выяснять, целы ли медальон и диадема? Оставался только один способ — присоединить к себе кольцо и чашу, таким образом частично вернув себе чувства. Это было нежелательно, поскольку он не сможет вновь разорвать душу, ибо это будет чревато полным сумасшествием. Однако другого способа узнать, в каком состоянии остальные его крестражи, не было, и Волдеморт решился. Ритуал был болезненным. Очень. Воистину, ломать проще, чем склеивать. Волдеморт не чувствовал такой боли даже тогда, когда впервые расщеплял душу. Кажется, это была девочка Миртл, которая умерла в школьном туалете?.. Почему Волдеморт её не помнил до этого момента? Присоединение двух осколков дало Волдеморту возможность прежде всего восстановить контакт с диадемой и медальоном. К его счастью, они оказались оба в целости и сохранности — диадема была в Хогвартсе, где и должна была находиться, а медальон неожиданно нашёлся в доме Блэков. Странно, как он там оказался? Только тогда Волдеморт сообразил внимательнее изучить подделку, которая лежала в пещере вместо оригинала. Регулус Блэк, значит… Волдеморт кровожадно улыбнулся и даже порадовался, что мальчишка уже мёртв, иначе его бы ждала участь гораздо хуже, чем смерть. Удивительно, но он даже немного посочувствовал Регулусу, погибшему ни за что. Волдеморт помнил его… мальчишку, ослеплённого тёмной магией, желающего подняться выше и стать лучше. Похвально, думал Волдеморт, ставя ему Метку; он тогда увидел в юном Блэке себя, ещё школьника. Наверное, поэтому он его и принял — на самом деле, Волдеморт не терпел в своих рядах детей. Отправлять совсем юнцов на войну было попросту жестоко. На войну… А войны ли он хотел? Волдеморт вдруг вспомнил, как он, Абраксас Малфой, Вальбурга Блэк и ещё парочка его однокурсников мечтали о перевороте, о революции, о том, чтобы всё изменить. Чтобы сделать страну лучше, чтобы отделить волшебников от пагубного влияния магглов, создать для грязнокровок школу, чтобы они, пусть присутствуя в их мире, не рушили их традиции… Они хотели не войны. Хотя они и были тогда ещё совсем юны и мечтали о несбыточном, их цели были здравы и выполнимы при должной подготовке и нужных умениях. Куда же делось это всё? И почему Волдеморт вспоминает об этом всём сейчас, когда… когда… он присоединил два крестража. Неужели они и правда так влияют на личность? Как так произошло, что юный революционер Том превратился в кровожадного безумца Волдеморта? Планы в любом случае нужно было менять. Поттер сбежал, но это было в сущности неважно. Он, как крестраж — один из четырёх оставшихся — был неприкосновенен. Однако идей, что теперь делать, больше не было. В принципе, можно было собрать армию и атаковать Министерство, что с их жалкой подготовкой рано или поздно принесло бы им победу. Однако это не спасёт их от Дамблдора, который, даже растеряв половину своего куриного ордена, явно вербует новое поколение солдат. Детей… Волдеморт с содроганием вспомнил, как его Пожиратели сражались против вчерашних школьников. Он, даже будучи жестоким, не позволял себе такого. Нет, нужен был какой-то план, который подорвёт почву под Дамблдором. Нужно было расшатать под ним кресло, заставить детей сомневаться в нём, чтобы они даже мысли не допускали о том, чтобы оказаться в его ордене. Поэтому Волдеморт затаился, потихоньку собирая старых слуг и выжидая. Собственно, ему даже делать ничего не пришлось. Общественность сама дискредитировала Дамблдора, который в июне во всеуслышанье объявил, что Тёмный Лорд вернулся. Публика явно ему не верила, что давало Волдеморту возможность легко и безо всяких усилий оставить Дамблдора без всякой поддержки. Что его удивляло, так это то, что директор после той памятной статьи не давал никаких комментариев и вообще затаился, будто тоже что-то подготавливая. Вместе с этим газеты явно перемывали кости Поттеру. Как относился к этому его крестраж, Волдеморт понятия не имел, но представлял, что ему должно быть очень тяжело. Да будь его воля, он бы забрал Поттера из школы и держал подле себя, осыпая подарками и купая в роскоши. Его крестраж достоин всего самого лучшего. Что до пророчества, Волдеморт вдруг понял кое-что — он сам же его и запустил, сделав Поттера крестражем и тем самым отметив, как равного себе. Неужели он был настолько безумен, что попался на такую уловку? Собственно, больше оно не играло никакой роли — воевать с Поттером он всё равно не собирался. И вот, холодным октябрьским вечером, Волдеморт решился на следующий шаг. Он приказал Снейпу явиться, заодно прихватив медальон из дома Блэков, куда у него, по его же рассказам, был доступ, и диадему из школы. Волдеморт доверял Снейпу, как никому другому из Пожирателей, чувствуя своей кое-как склеенной душой, что тот не подведёт его. Решиться на шаг присоединить ещё два крестража было непросто, но, видя результаты в себе, он не мог не понимать, что это лишь принесёт ему пользу. Воистину, натворил по молодости дел… В любом случае, он бессмертен — у него есть Нагайна и Поттер. — Мой Лорд? — Снейп появился в зале старого полуразрушенного особняка Гонтов, где теперь обитал Волдеморт. До этого у него была мысль поселиться у Малфоев, но теперь это казалось ему кощунственным. Снейп упал на колени, желая поцеловать его мантию, но Волдеморт этого ему не позволил, раздражённо отдёргивая её. Эти лобызания в последнее время стали ему противны, но отучить Пожирателей это делать оказалось не так-то просто. — Встань, Северус, — мягко сказал Волдеморт. — Ты принёс то, что я приказал тебе принести? — Да, мой Лорд, — Снейп кивнул и протянул Волдеморту сумку, в которой тот обнаружил диадему и медальон. Его настоящие крестражи… Теперь он чувствовал их. Свою душу. — Хорошо, Северус, — шипяще похвалил его Волдеморт. — Расскажи мне, что происходит в Хогвартсе? — Да, мой Лорд, — Снейп ещё раз поклонился, несмотря на возмущения Волдеморта. — Дамблдор теряет хватку. Дети не верят ему, они отказываются думать, что Вы вернулись. Однако Дамблдор ничего не предпринимает, он много времени проводит в своём кабинете, но я не знаю, чем он там занимается. Мне вообще кажется, мой Лорд, что ему всё равно, что случится с магическим миром. Он будто сдался. — А что с мальчиком Поттером? — поинтересовался Волдеморт, крутя в руке палочку и насмешливо смотря на настороженно косящегося на неё Снейпа. Ему вдруг стало противно от себя самого — неужели он опускался до того, чтобы пытать своих слуг просто так, не за провинности? Снейп помолчал. Было видно, что он не может собраться с мыслями, будто ему неловко это говорить. — Поттер остался один, — поведал наконец Снейп. — Он рассорился с друзьями по причине того, что они бросили его одного на летних каникулах. Насколько я знаю, он… не очень хорошо прижился в школе в этом году. Он постоянно бледен, мой Лорд, и, насколько я знаю, не ночует в спальне. Могу я поинтересоваться, мой Лорд… — Снейп набрал побольше воздуха в грудь. — Каковы Ваши планы на мальчишку? — А почему это так тебя волнует, Северус? — с усмешкой спросил Волдеморт. — Неужто старая любовь дала о себе знать, и ты привязался к мальчику? Да успокойся, Северус, я по твоим глазам всё вижу, — раздражённо вздохнул он, видя, как Снейп напрягается от ужаса. — Ничего я с ним не сделаю. Он очень важен для меня, — Волдеморт взглянул за окно, где уже который час лил осенний холодный дождь. Он всерьёз начал подумывать приказать Снейпу привести ему Поттера, но ничего хорошего из этого не выйдет. Он лишь привлечёт лишнее внимание. В итоге так ничего и не предприняв, Волдеморт отпустил Снейпа и решил заняться крестражами. Сейчас как раз была ночь, и вряд ли кто-то из Пожирателей пожалует сюда с докладом. Через пару часов, ближе к полуночи, Волдеморт выполз, наконец, из ритуального зала, безумно уставший, но довольный результатом. Присоединение ещё двух крестражей ещё больше прояснило разум, вернув ему ещё и внешность. Вот этому Волдеморт был особенно рад — соблазнять новых последователей змеиным лицом, получившимся после ритуала, было бы неимоверно сложно. Его собственное тело, выглядящее лет на тридцать-тридцать пять, дарило ещё и ощущение комфорта и физической силы. Волдеморт сел было на трон, думая, что делать дальше, как вдруг перед ним появился незнакомый домовик с огромными зелёными глазами. Тот дрожал от страха и протягивал ему наспех свёрнутое письмо. — В-вам от Г-Гарри Поттера, сэра, м-мистер… — существо замялось, пряча глаза и пытаясь закрыться ушами. Было видно, как неловко ему находиться здесь, но оно покорно держало лапку с письмом вперёд себя. — Вот как, — приподнял брови Волдеморт, беря письмо. — А почему не совой? — задумчиво спросил он скорее у себя, но существо неожиданно ответило: — С-совы не достав-вляют письма Гарри Поттера сэра. — Хорошо, можешь идти, — великодушно разрешил Волдеморт, махнув рукой. Эльф кивнул, тут же исчезая с громким хлопком, а Волдеморт с интересом развернул письмо. Надо же, Поттер сам написал ему. А он знает, что является его крестражем? Он вообще знает, что это такое? Надо сказать ему… «Мистер Риддл, Дамблдор не сказал мне, и я сам не знаю, зачем вам так нужна моя смерть. Но я думаю, что вы не откажетесь привести приговор в исполнение. Я готов умереть. Убей меня, Волдеморт», — здесь Поттер явно надавил пером сильнее, чем надо, а чернила чуть расплылись от, видимо, слёз, капавших на пергамент. — «Я так больше не могу. Ты победил. Только убей меня в Хогвартсе, прошу. Хочу умереть здесь, при них всех. Прошу тебя, не откажи смертнику. Гарри Поттер» — Это ловушка, — прошипел Волдеморт. Это должна быть ловушка! Такой гриффиндорец, как Поттер, просто не мог такое всерьёз написать! Такого просто не может быть! Поттер не может никому написать… Он отправил письмо с домовиком. Его сов перехватывают? Похоже на то. К тому же, ещё и Снейп сказал, что тот ведёт себя как-то странно, не ночует в спальне, постоянно бледен… Его крестраж страдает. Может ли такое быть, что дети ополчились против него? Волдеморт не понаслышке знал, насколько дети могут быть жестоки… Что маги, что магглы. Поттер плакал, пока писал это письмо… Он страдает… Только-только склеенная душа болела гораздо сильнее, чем раньше, за родную частичку. Кто-то посмел тронуть часть его, Волдеморта! Они заплатят, заплатят, все! Что же, пожалуй, действительно хватит прятаться. Волдеморт должен выйти из тени. Тем более, ему предоставили такой шанс по похищению Гарри — им просто нельзя не воспользоваться.