Скверна

      И просыпаюсь от того, что понимаю: моих губ коснулись другие — холодные, но мягкие.       И мой мозг отказывается анализировать происходящее. Как Старкова проснулась так рано? Как ей в голову вообще пришло это? Но глаза я все же открываю; она с распущенными волосами, которые прикрывают грудь, и это единственное, что прячет ее от моего взора. Алина нагло залезает мне на бедра, а я не верю. Не могу верить в происходящее. Взгляд Заклинательницы на удивление ясный, и нет в ней зажатости, но проекция ее чувств... с ней что-то не так.       Но не успеваю я понять, что именно с ней случилось, как она вновь наклоняется, вжимаясь в меня грудью — горячей, упругой — и впивается в мои губы поцелуем. Ее уста все еще прохладные, но теперь к ним подключается горячий и влажный язык, который пошло двигается по моей нижней губе, по моим зубам.       Ступор проходит. Раз она сама решила броситься ко мне в постель, могу ли я отказаться? Хочу ли я отказываться? Не вижу причин для этого. Я никогда не думал про Старкову в этом ключе, никогда не представлял, как можно ласкать ее тело, какое оно наощупь. Она никогда не привлекала меня, меня никто не привлекал. Каждая была схожа с предыдущей, без лица и чувств, без эмоциональных привязанностей. Как и сейчас.       Но вкус ее губ мне напоминает ягоды, которые я давно не ощущал, чувствуя только привкус пепла. От еды, от напитков и от секса. А она пахнет ирисами, а на вкус как клубника. Странное, необычное сочетание. Я готов испробовать ее всю, испить до дна и наслаждаться новыми ощущениями, а точнее — давно позабытыми. Старкова так искусно трется о мой пах, что я готов уже освободиться от лишней одежды и овладеть ей, а она словно чувствует это, немного спускается вниз и стягивает штаны за резинку, пошло облизываясь. Не хочу думать о ее взгляде, не хочу думать о последствиях или о ее нетипичном поведении. Я возбужден, тело нуждается в разрядке, а я — в ее вкусе, который насыщает меня ощущением жизни не хуже времени. Я чувствую ее горячее лоно, я готов войти в нее, движение ее бедер вниз…       И вместо ожидаемого удовольствия и тепла, я чувствую неприятную ноющую боль и пепел… Нет ни сладости ягод, ни запаха ирисов, есть только я и сон, который ввел меня в заблуждение. Сон… такой яркий и такой настоящий, но такой невозможный. Как давно я не видел снов? Как давно я не чувствовал вкусов? Как давно я не сгорал в ожидании…       Алина спит на краю кровати, ровно в том же положении, в котором ее оставили. Грудь равномерно поднимается, дыхание спокойное, лицо расслаблено. Рассматриваю ее профиль, смотрю на ее губы и не верю, что они на самом деле могут быть ягодного вкуса, а сама она может пахнуть ирисами. Но сон — он был такой настоящий, такой, что я видел блеск в ее глазах, улыбку на приоткрытых губах, чувствовал мягкую кожу под своими пальцами. Поддаюсь любопытству и немного приближаюсь к Заклинательнице, не прикасаясь к ней, и втягиваю носом воздух. Чистое любопытство, ничего более, только интерес и желание проверить, было ли во сне хоть капля от настоящего.       Этот запах особенный и многогранный, он не похож на сон, хоть общие нотки в нем и есть. Во сне я будто вступил на ирисовое поле, а на самом деле она пахнет пудрой — запах сладковатый и цветочный, сложный, новый. Он немного кружит заспанное сознание и намного многограннее, чем во сне…       Отстраняюсь так же резко, как и приблизился. Это нетипично, это ненормально. Я привык не чувствовать ничего, привык жить в вакууме от собственных чувств, запахи — роскошь позабытого прошлого. Старкова — шанс на мое будущее, и пусть она пахнет как лучшие ароматы целого мира, это не прибавит срок ее жизни. Точно не рядом со мной.

***

      — Ты неверно держишь меч.       Это может показаться комичным представлением, но факт остается фактом. Я понимаю, что мне нужно сближаться с Алиной, и хоть время у меня еще есть, я решил начать с самого нетипичного для себя шага — я стал ее наставником. Не только на словах для короля, но и для всего Малого дворца и всех гришей.       Алина поджимает губы, она опять недовольна моим тоном, не нужно чувствовать ее эмоции, чтобы читать по лицу. Кости срослись быстро, и стоило ей проснуться в моей кровати, она подскочила на ней, как ужаленная, и почти в эту же минуту сбежала, ссылаясь на то, что не желает стеснять меня, добавляя благодарность в конце. С ее побегом растворился и сладких аромат цветов и спелых ягод.       — Что опять не так? — она почти пыхтит от возмущения. Ее волосы вновь заплетены в тугую косу, а кафтан, как обычно, синий.       — Правый локоть выше, опорную ногу вперед. Сейчас твоя поза слишком неустойчива, тебя может сдуть обычный ветер, — или не обычный, но это я уже не произношу вслух. Зоя вернула усилитель и отправилась на разведку без дополнительной силы. По моим расчетам, группа, в составе которой она была, должна вернуться сегодня.       Алина поднимает локоть, расставляя ноги шире.       — Так? — все же уточняя она, а я вновь понимаю, что нет. Руки дрожат, колени не согнуты. Она как истукан, но точно не воин.       — Колени должны пружинить, а руки не должны дрожать, — и плевать, что меч тяжелый и металлический. А она тощая и слабая.       Алина опускает руки, упирая острие в гравий. Она сочится злостью и собственной слабостью.       — Я не воин, — серьезно, сурово, с вызовом.       — А кто ты, Алина Старкова? — делаю шаг в ее сторону, неспешно обходя вокруг. — Если ты не воин? И Заклинательницей тебя сложно назвать. Кто тогда ты, Алина?       Она молчит, с силой сжимая губы. Злится. Хочет огрызнуться и, я думаю, уже прикусывает язык, но яд ее слов сильнее.       — Я — картограф.       — Как ты будешь защищать свою жизнь? Как карты спасут от смерти за стенами Малого дворца?       — С чего вдруг моя жизнь в опасности? — смятение, недоверие, волнение, злость за то, что она знает, что я прав, но не хочет верить. Но самое интересное, что никакие навыки не спасут Заклинательницу от меня. За стенами ей и правда грозит опасность, но необязательно говорить Алине о том, что выйдет она за них только со мной и только для того, чтобы умереть.       — Ты же помнишь, как тебя хотел убить фьерданский наемник? — Алина на секунду морщится, и я знаю, что она вспоминает мясо, ошметки внутренностей и алую кровь. — А теперь твое лицо стало иконой, ты уже можешь найти себя в книгах, как думаешь, узнают ли тебя по точной копии из книги?       Алина сомневается, она знает, что я говорю правду, но соглашаться слишком быстро она не готова. Меч так и упирается острием, а коса все так же туга на ее голове. Она думает; секунды, которые тянутся слишком долго.       — Лук, давай попробуем его, меня раньше учил стрелять… — она не договаривает, разворачивается, чтобы убрать меч на стойку. Но я знаю, кто ее учил, чувствую горечь и печаль, чувствую боль, которая все еще режет изнутри. Алина не знает, что ее оборванец пишет ей до сих пор, она не знает, что он переживает за то, что ее могут обидеть тут. Но даже он стал писать реже, в самом начала письма приходили почти ежедневно, сейчас же это короткое послание раз в неделю. С каждым новым письмом Мальен все увереннее пишет о том, что Алина «зазналась», погрязла в своей популярности во дворце. А по факту? Она просто тень, которая старается не привлекать внимания. Как символично, Заклинательница солнца превратилась в тень.       — Готова? — Алина стоит с луком в руках, но словно не знает, с какой стороны нужно к нему подойти. — Когда будешь готова стрелять, встань таким образом, чтобы мысленно можно было провести прямую линию через твои плечи до цели, эта линия будет перпендикулярна стопам. Если ведущий глаз у тебя правый, ухвати лук в левую руку, направь левое плечо к цели, а правой рукой возьмись за тетиву. Если ты левша, сделай все наоборот.       Мой инструктаж растворяется в воздухе и при этом не достигает цели.       — Алина? — подхожу ближе к спине и кладу руки на ее плечи и чувствую, как она вздрагивает от прикосновения, но рук не убираю; раз сама она не может выполнить короткие указания, придется немного ей помочь. Провожу по рукавам кафтана вниз. — Левую ногу вперед, — приходится немного склониться, чтобы достать до ее уха. Шепот был совершенно лишним, но мне нравится, как ее тело реагирует на него. Дыхание учащается, но Алина все же делает шаг левой ногой. — Умница.       Не отхожу от нее; уверен, она чувствует жар моего тела, но раз она не захотела слушать, придется потерпеть некий дискомфорт. Она его чувствует, а я читаю Старкову как открытую книгу. Провожу ладонями до ее локтей.       — Лук в левую руку, — сгибаю ее для нужного угла. — Поверни левое плечо к цели, — двумя руками поворачиваю ее за плечи, а сам морщусь от синего цвета. Никогда его не любил. Он напоминает мне ирисы, как и ее запах, так пахнет сейчас ее кожа, а легкое волнение лишь добавляет терпких ноток в букет. — Правой рукой возьмись за тетиву.       И она слушается, но из-за этого движения, плотнее прижимается ко мне спиной. Алина вздрагивает, но не отстраняется. Ей нравится эта небольшая игра. Она уже не думает о том, кто раньше учил ее стрельбе, сейчас есть только я.       — Так? — то ли шепот, то ли выдох.       — Так, — мое дыхание вновь ласкает кожу на шее и вслед за словами она покрывается волнительными мурашками. Мне нравится ее легкое подчинение желаемому. Мне нравится, что она реагирует именно так. — Теперь, Алина Старкова, расставь ноги на ширине плеч, — она вновь подчиняется и выполняет приказ. — Хорошая девочка, а теперь тебе нужно напрячь ягодицы и сместить область таза чуть вперед.       Простое указание, и первый раз Алина его не выполняет как нужно. Вместо этого она плотнее прижимается ко мне. Из-за разницы в росте мой пах упирается ей в поясницу. Эта игра даже меня завела, плюс буря ее эмоцией, и я уверен, она чувствует мое желание, чувствует и удваивает своими ощущениями. Там, где была искра, разгорается нешуточный пожар. Но Алина будто и не думает отстраняться.       — Как думаешь, что не так? — весьма очевидный вопрос. Могу поспорить, что она хихикнула, но это было скорее нервное. Как по мне, «не так» — это наличие синего кафтана на ней. Нужно будет приказать швеям сшить черный. — Мне безусловно приятно, что ты прижимаешься ко мне столь плотно, думаю, это ощущается. Но если ты хочешь научиться стрелять из лука, — опускаю руки с ее предплечий и спускаюсь вниз, почувствовав под тканью ремень брюк, останавливаюсь. — Нужно сместить область таза чуть вперед.       Она вспыхивает, ее щеки покрываются румянцем за секунду, и она пытается резко принять нужное положение, а я от этого лишь сильнее сжимаю пальцы.       — Вот так достаточно, — останавливаю ее в нужном положении. — Тебе должно быть комфортно в этой стойке, все хорошо, Алина? — она не отвечает сразу, только лишь сделав пару вздохов и прикрыв глаза.       — Да.       Мне достаточно ее шепота. Но к удивлению, он вызывает не только возбуждение, а что-то новое, забытое. По затылку словно пускают россыпь иголок, которая спускается вниз по спине. Будто я замерз, но я давно не ощущал холода. И сейчас погода теплая. Отбрасываю ненужные мысли.       — Держи спину прямо, чтобы руки и плечи могли сформировать букву «T», когда ты будешь натягивать тетиву. Стойка должна быть достаточно комфортной, чтобы ты могла оставаться в ней длительное время, но при этом твердой и бдительной на случай охоты.       И Алина выполняет: спина прямая, но тело ее дрожит, руки слабые, лишенные мышц, она с усилием удерживает тетиву, а та почти прорезает ее кожу.       Лук, который я выбрал, стандартный, но смотря, как тяжело дается просто натягивание, понимаю, что нужно найти другие решения или усовершенствовать текущие.       — Тетиву не нужно так сильно сжимать. Легко, плавно и нежно. Так ты только поранишь кожу.       Мы продолжаем, Алина старательно следует за каждым моим словом, я учу ее вкладывать стрелу, правильно располагать ее вдоль древка и удерживать. Остается финальный этап — выстрел. Алина поджимает губы, понимая, что сейчас ее тело получит импульс, стрела будет выпущена, а сама же Старкова будет продолжать находиться тут, за высоким забором Малого дворца, без возможности выбраться. Но Алина замирает, прицеливаясь, она не разжимает пальцы, продолжая стоять. Вновь сокращаю расстояние и вплотную подхожу к ее спине. Опять запах терпких ирисов, опять ощущения, которые немного выбивают. Вместо пепла на языке я вновь ощущаю ягоды, запах спелой клубники, только что сорванной. Я не понимаю, почему в ее присутствии возрождаются рецепторы, не понимаю и не хочу с этим разбираться. Не станет Старковой, и все вернется на круги своя.       Алина чувствует, что я стою за ее спиной, почти касаюсь ее кафтана, но вместо того, чтобы помочь ей прицелиться, я вдыхаю ненавистные мне запахи, которые возвращают меня в сон.       Пальцы Заклинательницы разжимаются и выпускают стрелу ровно в тот момент, когда она поворачивает голову, встречаясь со мной взглядом. Стараюсь абстрагироваться от ее ощущений, желая справиться со своими. Черная радужка ее глаз блестит, цвет такой глубокий и насыщенный, что отражает душу, если она есть у людей. Там все переживания и страхи, там ирисовое поле и детство в неволе. Там страх от прошлого и еще больший ужас от будущего. Там восхищение мной и недоверие. Она словно знает, что если раскроется мне, то погибнет, завянет как цветок, лишенный влаги. Но знает ли она, что какой бы выбор она не сделала, я всегда добьюсь своего. Выиграю себе времени на будущее, на силу для борьбы с извилистым черным рисунком на сердце.       Ни я, ни Алина — мы не знаем, попала ли та стрела в мишень. Мы не слышали удара, мы вслушиваемся только в мысли друг друга под четкие удары сердца.       Если поцеловать Старкову, будет ли вкус такой же, как во сне? Почувствую ли я спелые ягоды, или пепел давно отравил вкусовые рецепторы? Оттолкнет она меня сразу, или сон воплотиться в жизнь? Я давно не падок до женских прелестей, Алину даже сложно назвать красивой. Впалые щеки, черные круги под глазами. Борьба с силой губит ее, пожирая крупицы жизни. Но что-то в ней, в ее потерянном взгляде, в шраме на лбу, что-то отличает ее от других, от всех и каждой.       — Генерал Кириган, мы доставили двух наемников.       Голос Ивана отвлекает меня от размышлений, а Алину и вовсе заставляет отпрянуть от меня; теперь она переглядывается со мной и Иваном, будто нас застали не за нахождением рядом на поле для стрельбы. Знала бы Алина, что Иван постоянно присматривает за ней, испугалась бы меньше.       — Алина, я найду тебя, как закончу с допросом, — она кивает и почти бегом покидает площадку. — Наемники в сознании? — этот вопрос я уже задаю серцебиту.       Но Иван немного смущенно опускает глаза, изучая мыски собственных сапог.       — Они живы.       Иван никогда не отличался сдержанностью, но всегда был предан. На него я мог положиться и доверить ему не только присматривать за Старковой, но и вести разведывательную операцию в горах. И я уверен, что наемников было больше, а эти двое — им просто не посчастливилось умереть там.       — Ненадолго.       — Генерал, там мы встретили отряд Первой армии, по правде, мы чуть не перебили друг друга из-за неожиданности. Если бы мы пришли на час позже, наемники уничтожили бы их, — Серцебит замолкает, что-то ища в кармане кафтана. — Но думаю, я должен передать это вам. Тот парень просил Зою, но я перехватил письмо до того, как солдат передал его ей, — Иван протягивает мне конверт — желтый, замятый, вымокший не один раз.       Ну что же, план по уничтожению оборванца провалился. Придется убить его собственными руками.