Раньше, поиграв с Киарой, Кову чуть ли не счастливым возвращался домой. Бежал, не опасаясь услышать чужого рыка, ведь позади него всегда вышагивал надежный, верный и любящий брат, что защитил бы его от любого врага. Стремился туда, где уже привык чувствовать покой…
… Теперь же, повидавшись с Киарой и ее новым братом, о котором он узнал лишь четыре дня назад – львенок еле переставлял лапы, с неохотой возвращаясь в свой прайд. Ведь там его ждала Зира и то безумие и злость, что она вновь принесла с собой.
Убив его брата.
А что это было именно так – он и его друзья-«сыщики» уже почти не сомневались. Ведь нашли место у обрыва, где пахло кровью Зиры и Нуки, но не других львов. Ведь Симба и его львицы в тот день вернулись домой без ран. Ведь…
Ведь ОНА уже совсем не сожалела, что Нуки нет. Зира. Она не пролила с того дня более не слезинки. А его самого…
Львята так и не нашли.
«Ведь она скинула его в реку… - неосознанно снова вспомнив тот день, когда львята нашли место расправы над Нукой, мысленно простонал Кову. – Убила. И скинула».
Зира…
Теперь он ее ненавидел. По-настоящему, до боли. Но пока не смел даже рычать на нее. Ведь Нука учил его не ввязываться в бой, если у него не было и шанса на победу. Учил выжидать, если был шанс выждать, прежде чем разобраться с врагом. А Кову сейчас не имел шансов на победу. И потому ждал. Ждал, когда он и Киара вырастут, чтобы поквитаться с той, которая так много у них отняла лишь взмахом когтей.
Ждал молча, терпеливо. Ведь у него более не было выбора.
Нет, конечно он мог попытаться – точнее они, - рассказать взрослым о том, что Нуку убила Зира, привести всех к тому месту, где он погиб, но… Но что-то голосом, так похожим на голос брата, говорило ему, что тогда Зира сможет выкрутиться. Снова соврет так, что все и даже он сам, поверят в ее ложь.
А допустить этого он не мог. Ведь должен был отомстить…
За Нуку.
И потому уже два дня сцепив зубы, молча терпел ее побои, что она ласково называла «тренировкой». Уже два дня с утра по раньше учился у нее – у Зиры, - убивать других львов. После, когда солнце уже достигало зенита, а его начинало пошатывать от боли и усталости, он шел гулять. Просто скрывался ото всех из своего прайда, чтобы просто…
Просто повидаться с Киарой и Копой, что каждый день неизменно пообещали дожидаться его у реки, чтобы не случилось. Чтобы просто «забрать» часть его боли себе, согреть своим теплом, вылизать его раны…
Чтобы просто побыть рядом.
Ведь они все нуждались в этом.
К вечеру же Кову неизменно брел назад – домой. Точнее, туда, где раньше был его дом. Где его ожидали сестра и друзья, заботливые взгляды взрослых львиц. И где теперь все стало иначе. Где за четыре дня изменились даже львята…
Витани, Коса и Незу.
Он понимал, что отдалился от них, но иначе не мог. Ведь они слишком рьяно и слишком быстро решили пытаться походить на Зиру и теперь чуть ли в рот ей не заглядывали. Тоже учились теперь у нее драться и убивать, но если Кову, которому теперь это было нужно, даже испытывал к этому отвращение, то вот они…
Он видел – их это забавляло. Они наслаждались мыслями, что однажды кого-то убьют. И это отталкивало его от них, как бы он не старался себя пересилить, как бы не хотел рассказать правду хотя бы им. Ведь они тоже бы ему не поверили.
Ведь рядом с ними теперь почти всегда была Зира.
Надежная, понимающая их, сильная и горюющая по сыну львица-лидер.
И то, как они смотрели на нее – тоже ранило его. Причиняло боль. И еще сильнее заставляло ее ненавидеть. И даже немного ненавидеть себя за то, что он еще не мог ее остановить. За то, что был еще так безумно слаб. За то…
Что просто не оказался рядом с братом, когда тому могла понадобиться его помощь.
И это чуть ли не ломало его изнутри. И потому, приходя домой – он не шел есть и ложился спать. Он еще долго изводил себя и свое тело, отрабатывая боевые движения, подпрыгивая и катаясь в пыли. Чтобы однажды…
«Чтобы однажды что? – и сегодня поступив также, устало спросил сам себя львенок. – Чтобы отомстить, и чтобы все стало снова… Как раньше?».
И тут-же хмыкнул. Ведь знал, что как раньше теперь уже никогда не будет и не станет. Ведь Нуки, того льва, что был частью того мира, что рассыпался на куски, уже не было. А без него осколки было не собрать…
Но ведь можно будет построить новый мир? Где все будет хорошо? Этим миром для него могла бы стать его семья с Киарой, их собственный прайд.
Эта мысль была такой неожиданно теплой и сладкой, что, осознав, о чем он подумал, львенок невольно смутился и прямо ощутил, как у него под шерсткой заполыхали уши. Но она ему точно понравилась и вдруг вселило в его сердце легкую надежду на то, что его путь не всю его жизнь теперь будет покрыт тьмой. Только ненавистью и кровью…
Он просто поверил, что у него, однажды, еще все будет хорошо.
… И даже вздрогнул, когда услышал чужой всхлип. Чужой стон.
Полный боли, одиночества звук, что он не слышал здесь уже несколько дней. Услышал…
И просто не смог проигнорировать. Тихонько скользнул в уже надвигающейся ночной мгле в ту сторону, откуда он прозвучал. Прокрался за громадину пещеры, в которой теперь поселилась Хазури. И увидел ее…
Сидящую и склонившуюся над каким-то маленьким сухим сиреневым цветком. Такую неожиданно хрупкую и небольшую. Разбитую, сломленную в свете луны.
… Отчаянно сдерживающую полный невыносимой боли крик, что явно рвался из ее груди.
И невольно воткнул когти в землю, прежде чем шагнуть обратно во тьму.
Ведь ему нечего было ей сказать. Не сейчас. Не ей единственной из прайда, что поверила бы ему…
Ведь она тогда точно погибла бы. А он не смел этого допустить. Ведь Нука бы это ему точно не простил бы...
«И она не умрет, - тихо рыча и возвращаясь к тренировке, мысленно обратился Кову к брату. – Не от лап Зиры или тех, кто будет на ее стороне. Я не позволю. Я защищу ее, брат! И я лично за тебя отомщу…».
***
- Пап?
Вернувшись с братом домой, Киара не ожидала увидеть на скале отца, ведь обычно в это время он обходил границы, говорил с главами травоядных стад. Но сегодня он был дома, лежал, кажется задумавшись над чем-то таким серьезным, что требовало все его внимание и от того даже перестал ощущать мир вокруг себя. Ведь даже ее услышал лишь когда она позвала его чуть громче, и, встрепенувшись, непонимающе, обескураженно посмотрел на нее. Но и тогда словно бы не до конца отринул терзавшие его мысли, и лишь спустя пару мгновений посмотрел на своих детей осознанно, узнавая их и улыбнувшись им.
- Что-то случилось?
- Это мы должны у тебя спросить, - качнул головой Копа, замерев около сестры. – Ведь ты сейчас какой-то… Потерянный?
Львенка видела, что, услышав это, Симба не без труда выдавил из себя смешок, да и то, какой-то виноватый. После чего тяжело и устало поднялся на лапы, прежде чем снова заговорить.
- Не обращайте внимания, дети. Я просто… Просто не видел кое кого уже пару дней… - и, словно бы разозлившись на самого себя, качнул головой, тряхнул ушами так, словно бы сгоняя надоедливое насекомое, что его укусило. – И вас не должно, да и меня тоже, это беспокоить. Ведь меня не должно касаться, где носит этого…
- Кого? – снова подал голос Копа, стоило их отцу лишь только замолчать и снова как-то словно бы уйти в себя. Но по тому, как, львенок покосился на нее, как напрягся, Киара поняла, что он подумал так же, как и она. Как и она догадался, кого потерял их отец и теперь лишь пожелал услышать это от него. И, как и сестра, догадался, что если это действительно так, то отец им не ответит. И он не ответил…
Лишь вдруг прорычал.
- Я же сказал – это не должно вас беспокоить! – и, словно осекшись, уже тише и спокойней произнес. – Это не важно, - а потом нахмурился и уже строго произнес. – Важнее то, что вы опять где-то полдня пропадали, сбежав от Тимона и Пумбы.
- Но раз мы не влипли в неприятности – это тебя тоже не должно беспокоить, отец, - мгновенно нашла, что сказать, Принцесса. И пока Симба ошарашенно переваривал ее слова, как и всякий отец не ожидавший чего-то подобного от своего ребенка, она пихнув Копу плечом, стремительно рванула в пещеру, где ночевала их семья. И лишь когда поняла, что там нет матери и что отец не последовал за ними, грустно взглянула Копе в глаза, на что тот ответил понимающей улыбкой.
- Папа не знает, где Нука.
- И это значит, что он действительно ни коим образом не виновен в его смерти.
- И даже не знает, что тот погиб, и все ждет, что увидит его… - сильнее прижала ушки к голове Киара и видя, что она вот-вот готова заплакать, Копа ближе придвинулся к ней, обнял ее лапой.
- Ну чего ты, тише, тщщщь, - заставил посмотреть себе в глаза. – Мы ведь должны – как бы это не было тяжело, - скрывать, что нам больно, помнишь? Ради Кову, который пропадет без нас, если о том, куда мы бегаем, прознают взрослые и нас «запрут» дома?
- Я помню, - шмыгнула носом львенка. – Но это действительно так тяжело… Ведь мне тоже больно. Ведь Нука тоже был для меня почти как брат…
- Киара…
- Но – да, - у меня еще есть ты, а у Кову теперь - когда не стало Нуки, когда даже его сестра может оказаться не на его стороне, - не осталось никого кроме нас. Так что, - снова шмыгнув носом, серьезно посмотрела она ему в глаза. – Я постараюсь держать себя в лапах, не переживай. Буду сильной настолько, насколько у меня это получится. Ради Кову.
- А я же буду сильным ради тебя, - потерся о нее головой он. – И потому – мы со всем справимся.
- Да, справимся. Все вместе.
«И Нука будет нами гордиться».
***
Мне…
Мне никогда еще не было так больно. Так сложно думать, просто понимать кто я и где. Как двигаться и куда. Все было как в тумане. Тумане из этой чертовой боли, запаха крови, холода и ощущения, словно бы на меня волна за волной накатывает что-то уже настолько надоевшее и до противного мокрое. Час за часом…
А может быть – и год за годом?
Да, я не понимал даже, сколько прошло времени. Сколько раз я терял сознание. Впрочем, мне было на это даже все равно. Ведь было так плохо, что я уже и только просто жаждал, чтобы это все просто поскорее прекратилось. Чтобы я просто мог… могла?... закрыть глаза и наконец-то…
Что «наконец-то» тогда должно было случиться – я тоже не знал. Но и не хотел знать. Просто чувствовал, что тогда уже меня ничего не будет беспокоить и просто, бессильно, ожидал этого, готовился к этому, позволил себе этого хотеть. Вяло отмахивался от какого-то чудного ощущения, что так не должно быть, что я не должен так думать, что должен подняться…
Ради чего?
Я не помнил. И потому не понимал, что может быть важнее того покоя, что вскоре должен был настигнуть мой разум? И все сильнее тянулся к нему, позволял ему охватить меня.
Но прежде чем размытый мир окончательно погас у меня пред глазами, я успел увидеть чей-то смутный силуэт, учуять какой-то сладкий запах и услышать чей-то усталый вздох:
- Вот досада. Опять кто-то помер.
