«Западные ветра»
Чонгук зол как никогда. Его буквально изнутри гнев распирает, заполняет собой все пространство, сжигая органы и превращая их в фарш, не дает набрать воздуха в легкие и хоть немного охладить пыл. Дела изначально пошли наперекосяк, первый ход в этой игре он уже, по глупости своей, пропустил, давая врагу преимущество, теперь придется стремительно действовать, не позволять оставить себя позади и повергнуть, собрав все силы в кулак, нужно нанести ответный удар. Первым приказом альфы, сразу же, как только он услышал плохие вести, был немедленный созыв совета. Чонгук лично вызвался его возглавить, всю роль главнокомандующего переняв на себя. Уже старого отца в эту войну он ввязывать не хотел, прекрасно понимая, что повидавшему, итак, достаточно волку лучше будет сохранять лицо, одним своим видом вселяя в солдат уверенность в победе, пока всю грязную работу будет выполнять его наследник, поведя этих самых солдат за собой. Защита своего поселения для альфы стояла всегда на первом месте, сейчас возвысившись до небес, потому что враг наступает. Дозорные, которых Чонгук выставил вдоль границы для предотвращения охоты чужаков в Северном Лесу, как сообщил Юнхо, все до одного убиты, и голодные волки идут в наступление. Чонгук нетерпеливо сжимает руки в кулаки, опершись ими о стол, во главе которого стоит в доме вожака, ожидая прихода важнейших людей поселения. Совет поможет решить, что делать, не срываясь на опрометчивые поступки. Альфа, хоть и импульсивен, но способен мыслить рационально, не кидаясь в руки явной опасности и, тем более, не рискуя жизнями других. Так считает и Чон старший, с немой гордостью оглядывая сына, сидя напротив. Старый волк уже давно перестал выполнять обязанности вожака, оставаясь им лишь словесно. Чонгук взял на себя почти всю его работу, набираясь опыта и знаний для того, чтобы в скорейшем будущем перенять его место, уже сейчас доказав, что достоин. — Раз все в сборе, — начинает альфа, окинув каждого присутствующего в комнате властным взглядом прищуренных глаз, — поспешу начать. Сезон дождей завершился лишь этим утром, пускать все силы на пограничную зону я считаю опасным. Четыре волка молча его выслушивают, во время доклада анализируя собранный альфой материал со вчерашней стычки. Вожак, поглаживая бороду, молча следит за появляющимися на ранее исчерченной красными полосами карте синими линиями, которыми Чонгук в спешке обозначает обходной маршрут, призывая разделить солдат на две части и пустить вдоль границ, сомкнув два рукава вместе, тем самым захватывая надвигающегося врага в капкан. — Но мы не знаем, сколько их идет. — вмешивается Юнхо. — Там могут быть тысячи озлобленных волков. Наши силы с ними не способны совладать. Чонгук переводит на него пожелтевший взгляд, сжимая челюсти, пока альфа делает отчет о количестве солдат и не до конца подготовленном продовольствии. Чона это начинает раздражать, потому что слишком долго медлили, положившись на дожди и осторожность врага. Они забыли, на сколько хитер и умен Мин Юнги. — Я отправил птицу в Восточное поселение. — предотвратив всплеск гнева альфы, начинает другой волк, главный советник вожака, старейшина. — Они должны быть готовы. Можем использовать их силы, как одну из замыкающих. Чонгук кивает, шумно выдохнув через нос. От раздумий на его висках начинают ходить желваки и вены на шее вздуваются, заставляя тяжелый феромон окутать комнату. Он влияет на присутствующих губительно, потому что доминантный альфа им высказывает свое величие и превосходство, пусть и выходит неосознанно. Окружающие стойко его переносят, стараясь контролировать и свой, чтобы не разозлить будущего вожака, невольно склоняют голову, глядя на поверхность стола, все, кроме отца, что прожигает Гука ответным взглядом. В комнатке повисает натяжное молчание, пока каждый уходит в свои раздумья, пытаясь анализировать ситуацию. Чонгук раздраженно плюхается на свой стул, пальцами одной руки впившись в подлокотники, пока другой подпирает голову. Он взглядом сверлит разложенные по столу карты, фыркает и в спешке пытается придумать, как же лучше поступить. Ничего на воспаленный мозг не приходит, он вообще из реальности выпадает, слыша только отдаленный кашель Чимина, которого привели помогать на совет. Слабому омеге тяжело находиться среди сильных альф, Чону даже жаль его немного, но он тут же забывает обо всем, стоит мозгу только пропустить слово «омега». Перед глазами, совершенно некстати, вспыхивает злой и обиженный Тэхен, не дающий никаким мыслям войти в правильное русло. Тэхен, который все рвется на эту чертову войну, сам не понимая, что хочет на ней отыскать. Тэхен, который погибает от клыков бурых волков, не рассчитав силы в порыве злости. Альфа помнит, что у Кима течка приближается, значит риски возвышаются, злится на весь мир, на гребаную войну, на самого себя и на Тэхена. — Брачный сезон близок. — будто читая его мысли, хрипит вожак. — Думаешь, мы успеем разобраться с врагом до него? — Мы планировали наступление так, чтобы завершить операцию как раз к концу августа. — снова отчитывается Юнхо, складывая несколько листков пергамента в одну стопку, несильно постукивая ею по столу, откуда не решается поднять взгляда. — Из-за проблем со свадьбой и дождей, начало затянулось. — Омег одних мы оставить не можем. — вожак переводит взгляд с рядового на сына. — Ты говорил, что обсудишь этот вопрос с Тэхеном. Что вы решили? Чонгук усмехается. Не решили они ничего. У него не получилось не то, что уговорить Тэхена, даже спокойно поговорить не вышло, характеры слишком сложные у обоих. Не так должны были складываться их отношения. Не ссорами и тем более не, как гром средь бела дня, нагрянувшими известиями. Как бы он хотел отсрочить этот поход хотя бы на пару дней, провести их в мире и тишине, а не уходить вот так, оставив слабого мужа и незащищенное поселение. Он жалеет, что вообще начал этот разговор, пусть лучше бы последние часы, перед тем как он уйдет неизвестно на сколько, они провели бы вместе, а потом он что-нибудь придумал бы, лишь бы оградить омегу от всего. Даже запер бы, если бы потребовалось. Гребаные Западные, гребаный Мин Юнги, как же он его ненавидит. — Тэхен сам… в слабом положении. — нехотя бросает он, хмуря брови. — Несколько альф все же придется оставить. Так всем будет спокойнее. — И так у нас останется меньше сил. — саркастически хмыкает отец. — Есть Восточные. — огрызается, еле сдерживаясь, чтобы не соскалить зубы. — Дождемся ответа от них. Совместными силами, постараемся угомонить врага. Или же найдем другое решение, что позволит решить проблему до Брачного периода. С минуты на минуту должна прилететь птица. Как он и сказал, ответ поступает спустя время, проведенное за вновь затянувшимся напряженным молчанием, прежде чем Чонгук успевает отдать приказ о скорейшем выходе армии, но не от Восточной стаи. — Дозорных не убили. — внезапно подает голос Чимин, сжимая в пальцах края своей рубахи, остановивший альфу, поднявшегося с места. — Они на чужой территории. У омеги глаза принимают пивной оттенок и магический блеск окольцовывает радужку, взгляд делая одновременно пустым и говорящим все на свете. Его лицо вытягивается, взрослее становится, пока он сосредоточенно глядит перед собой, пытаясь зацепиться за картинки, рисуемые мозгом. Пытается разглядеть будущее. Эта способность появилась у него четыре года назад, и еще ни разу не подводила, так что альфы, затаив дыхание, обращают на него все свое внимание. — Я не вижу, чтобы на наши границы наступали. Запад готовит план, оттуда совсем скоро придут Ветра, с собой принеся лед и снег. Пламя разгорится на первый день полнолуния, выбор останется за омегой вожака. — обреченно, но с видимым облегчением выдает омега, тут же обмякнув на стуле. Ясновидение занимает у него много сил и энергии, буквально все соки высасывает в обмен на предсказание. Они у него размытые, нечеткие обычно, но всегда верные процентов на девяносто, поэтому присутствующие невольно выдыхают с облегчением. У них еще есть время. Чонгук вновь переводит взгляд на карты. Он чувствует, что Чимин не все сказал, еще не все увидел и из-за этого расстроился. Боковым зрением альфа видит, как Юнхо кладет ладонь на плечо младшего брата, слегка поглаживая, тоже понимая и говоря не перенапрягаться, поддерживает. Нервозности в помещении это не убавляет. В подтверждение слов омеги в раскрытое окно влетает еще одна птица, как и та, что получасом ранее получил Юнхо от дозорных. Письма на лапке голуба не было, зато намеренно пущенная из чьей-то руки кровь, окрасившая правое белоснежное крыло, отчетливо говорила, что отправитель ее попал в засаду, успев отправить весточку своим. Юнхо поджимает губы, сажая птицу в позолоченную клетку в углу комнаты к двум другим. — Раз у нас еще есть время, то терять его мы попросту не имеем права. — наконец нарушает молчание вожак, вновь огладив свою черную с проседью бороду. — Нужно скорее получить ответ от Восточного поселения и напасть первыми. Повторения подобной ситуации мы допустить не можем. Чонгук кивает и поджимает губы, морща лицо. В каждом слове отца он читает чистой воды правду, понимает, что действовать нужно как можно скорее и решительнее. Мин хитрый соперник, не мудрено, что подобным ходом он хотел об этом напомнить. Такого брать нужно лишь ответной хитростью и уловками, путать в ответ, петлять и обманывать, они это давно должны были усвоить. Но ни одна стратегия, которую до этого они так тщательно разрабатывали, не подходит, нужно что-то гораздо сильнее, мудренее и умнее. Как было бы замечательно, не начнись эта гребаная война вообще. Чонгука осеняет. — Что, если снова попробовать заключить с Мином перемирие? — выдыхает Чонгук, запустив пальцы в волосы, затем обводит блеснувшим безумием взглядом каждого в комнате. — Может еще удастся договориться, как это было с Восточной стаей? Если я лично возглавлю посольство, проблем, как в первый раз, выйти не должно. Господин Чон, — не дожидаясь ответа, обращается к советнику, — отправьте птицу в Западный Лес. Три пары удивленных глаз устремляются на него, как на полнейшего безумца. Чонгук и сам себя таковым считает, обреченно улыбаясь собственным глупым мыслям. Его предложение звучит глупо, абсурдно, смешно даже слышать его из уст оборотня, который получасом ранее готов был рвать и метать за свою территорию, но сейчас внезапно остыл, поняв, что ей ничего не угрожает. Поселение в безопасности, Тэхен в безопасности. И как так получилось, что все его приоритеты внезапно сместились, главным оставив лишь одного строптивого омегу, что так и норовит убежать и больно кусается, не желая даваться в руки? Чонгуку самому от себя смешно. Повисает еще большая тишина, никто не осмеливается даже вздохнуть. Лишь старый вожак, только собравшись возразить, поднимается с места, как на Чимина снова снисходит видение. — Первые ветра с Запада. — шепчет он, все так же глядя перед собой. — Не семь дней, как ждал того омега вожака. Раньше. Ветра придут в первый день полной луны. — он резко поднимает обезумивший взгляд на Чонгука, с неподдельным страхом глядя на него. — Враг не повержен. Он сам придет к тебе. Послы явятся с дарами. И теряет сознание, рухнув на руки Юнхо безвольной куклой. Увидел слишком много, сознание не справилось, но сделал Чимин достаточно, выложился на все сто, помог своему поселению. Братья покидают комнату. Чонгук молча переглядывается с вожаком и его советником, уловив лишь половину сказанного. Одно они знают наверняка, в поселение нагрянут гости. Полнолуние уже завтра.***
Тэхен молча сидит на одном из бревен на центральной поляне, то и дело поднимая хмурый взгляд на пригорок, где располагался дом вожака. Омега фыркает, потому что на совет его не допустили, как бы он ни рвался, заставив сидеть и ждать окончательного решения. Чонгук заставил, грозно рыкнув, когда тут же привел в поселение, стоило Юнхо объявиться в разгар их ссоры. Казалось, Чонгук сразу обо всем забыл, не на шутку обеспокоенный, схватил мужа за руку и стремительно потащил за стены, ни на секунду не отпуская чужое запястье. Можно было бы подумать, что никакой ссоры и не было, или хотя бы, что Тэхен отстоял свою позицию, потому что направились они сразу же к этому дому, но, как оказалось, обрадовался омега рано, потому что на подступе Чонгук оставил его, лично дождавшись, пока его мама спустится, чтобы приглядеть за омегой. Для чего, Тэхен сначала даже не понял, не успев и начать возражать и проситься на совет тоже, тут же провалив даже не сделанные попытки, обрубленные на корню гневным взглядом и не предвещающим ничего хорошего рыком, сопровожденным оскалом и злобным «Позже поговорим». Чонгук наказал маме не спускать с него глаз, будто нашкодившее дитя оставляя, пока сам отдал приказ своей правой руке найти Чимина. Вот это уже натурально повергло без того ошарашенного Тэхена в шок, даже разозлило, когда он увидел, как хрупкий омега, в военных делах не смыслящий от слова ничего, в компании старшего брата отправился в дом вожака, на неотложный совет. Тэхен места себе не находил, потому что знал о надвигающейся опасности, все подрывался, если не попасть внутрь, хоть пойти начать приготовления или еще что сделать полезного, но мама Чонгука прочно привязала его к себе буквально обвив своими руками руку зятя. — У Вас с Чонгуком какие-то проблемы? — мягко спрашивает она, заглядывая в сияющие гневом серые глаза, что, при контакте с ее янтарными, будто остывают, постепенно покрываясь жизненно необходимым льдом. Волчица чувствует исходящие от него феромоны, невольно морща губы. — Небольшие. — вздыхает он, опустив голову, из-за чего растрепанная челка падает вниз, скрывая глаза от окружающего мира. Не так он представлял свои первые посиделки со свекровью. Чонгук обещал как-нибудь сводить его на нормальное знакомство с родителями, что Тэхен воспринял положительно, как примерный сын и зять, и даже ждал окончания сезона Дождей, чтобы в нормальном виде пойти к новым родителям и не ударить перед ними в грязь лицом. Возможно, ждал этих событий именно омежка, начавший проявлять свое нутро после замужества, но все же, противно от этого Тэхену не было. Мама Чонгука, как он уже давным-давно понял, женщина особенная, и не только потому что сумела выносить и воспитать вредного Чонгука, а просто, как оборотень, была незаменима. Являлась она первой омегой в поселении, по статусу равной вожаку, совсем как его папа в Восточной стае, вот только обязанностей на ней лежало куда больше, потому что объединялись они и с лекарскими. Тэхен правда восхищался этой женщиной, испытывая некое благоговение и немой восторг перед ней, особенно когда лично столкнулся с ее влиянием на двух главных альф Северного Леса. Омега даже позволил себе допустить мысль, что и сам хотел бы стать таким же, когда-нибудь в будущем, но тут же ее от себя отогнал, испугавшись игр собственного разума, отуманенного гормонами. — Не злись на него. Он хочет как лучше. — нежно выдыхает женщина, заправляя серебристые завитки зятя за ухо. — Чонгук правда боится тебя потерять. — Но не боится причинять боль. — горько усмехается Тэхен, сам себя не узнавая, потому что внезапно начал жаловаться. — Кто ему вообще давал право решать за меня? — Это то, чего у всех альф не отнять. — улыбается омега, все продолжая зачесывать отросшие прядки, укладывая их так, чтобы не лезли на лицо. — Он думает, что так сможет держать тебя в безопасности. И я с ним согласна. Почему-то на слова мамы злиться совсем не получается, даже реакция выходит абсолютно другой, нежели, скажи их Чонгук. Тэхен только с раскрытым ртом продолжает слушать ласковый голос женщины, с любопытством разглядывая ее черты лица. Все-таки сын перенял больше от матери, нежели от отца, по крайней мере большие глаза и густые ресницы точно. — Вы повязаны, естественно, что на уровне инстинктов он будет стремиться оберегать тебя. Это теперь его прямой долг. Просто он не может к тебе подступиться, не знает как. — омега заламывает брови, с мольбой в красивых янтарных глазах глядя на зятя. Тэхену остается гадать, посветлели они от эмоций или же от природы такие яркие. — Помоги ему. Пойди навстречу. — Как тут пойти, если он и слова сказать никогда не дает. — фыркает Ким, снова нахмурившись. — Он ни во что не ставит мои интересы, от помощи отказывается и слушать не хочет. Он сам сказал, что я для него — просто ключ к объединению стай, которые он поведет за собой. Он использовал меня, чтобы захватить власть сразу в двух частях Леса, теперь желая, чтобы я сидел и помалкивал. Разве это нормально? — Это он тебе сам сказал? — терпеливо дослушав, спрашивает женщина. — Да, буквально десять минут назад. — он снова фыркает, вновь прокручивая в голове неприятные моменты, заметно мрачнея, и тихо добавляет. — Во время ссоры. Извините конечно, но Ваш сын — полный болван. Он пожалеет, что поливает помоями мужа перед свекровью, определенно. Какая мать потерпит подобного отношения к своему сыну? Но Тэхен не может не высказаться. В этой деревне все боготворят Чонгука, никто и не подумает о нем плохо, а влияние на него оказывает только она одна, так что, может оно и к лучшему. Женщина понимающая, так что, даже если и возненавидит теперь Тэхена, точно заставит Чонгука взвесить все за и против своего свинского поведения. Вопреки всем опасениям, мама смеется, не насмешливо и не обиженно, по-доброму, пальцами накрыв шершавую метку на чужом загривке, нежно принявшись ее поглаживать, чем пугает омегу. — Ты же сам ответил на свой вопрос. — улыбается она. — Он бросил это во время ссоры, когда чувства туманят сознание и вырваться может даже то, о чем мы никогда и не думали. — мягкая ладонь переходит с шеи ко спине, нежно поглаживая, а Тэхену тут же стыдно становится, потому что осеняет, в чьей одежде он сидит. — Не говори, что и ты ничего обидного ему не бросил в ответ. Мы все живые, ранить друг друга иногда получается совсем непреднамеренно, стараясь лишь защитить себя. Тэхена осеняет повторно. Он дар речи на секунду теряет, уставившись на маму как на святую. Иначе в этот момент он ее назвать не может, заглядывая в будто светящееся лицо, излучающее одну сплошную нежность и понимание. И как он только мог подумать, что это не по годам мудрая женщина, начнет ненавидеть его за естественные вещи? Он понимает, что ссориться — нормально для семейных пар, видит в больших янтарных глазах, что и они через это проходили, позже спокойно и рассудительно приходя к лучшему решению. Тэхен понимает, что так — правильнее всего, но глупая обида, противным червячком заседает в самом нутре, больно прогрызая сердце. — На самом деле, кажется, я тоже ранил его. — признается он, от стыда устремив взгляд на землю, все еще чувствуя нежные поглаживания на своих лопатках. — Я знал, что ему эта тема неприятна, хоть и не знал, почему, но все равно, желая укусить в ответ, поднял ее. — Что ты сказал? — все также мягко интересуется женщина, свободной рукой заправляя прядь длинных черных волос за ухо. — Я спросил у него про Чон Хосока. — рука на спине внезапно замирает и Тэхен, желая заглянуть в секунду назад сиявшее теплотой лицо, сталкивается со ступором и резко заполнившей глаза болью. — Он является Чонгуку в кошмарах, а его вещи хранятся у нас в кладовой. Кто это? Видимо, зря спросил, потому что на лице волчицы вихрем сменяется целая гамма эмоций, от изумления до самой настоящей боли, которые она поспешила скрыть за наигранной улыбкой, будто пытаясь утаить от Тэхена нечто важное. Но он уже заметил, пожалел в миллионный раз, но отступаться поздно. Вопрос задан, а, раз он так сильно влияет на Чонов, значимость имеет особую, поэтому он, как новый член этой семьи, если не обязан, то хотя бы имеет право знать. — Как давно ты знаешь о нем? — ее голос хрипнет, поэтому она прокашливается, руку убрав со спины зятя, затем покложив ее на свои колени, вложив в замок другой. — И как много? — С тех пор, как оказался в лесу с Чонгуком. — признается, приняв такую же позу, взгляд устремляя перед собой. — Из-за ран после схватки с Намджуном у него началась лихорадка. Чонгук долго держался, но болезнь его победила и, видимо слабое сознание, пропустило кошмары наружу. Он начал бредить во сне. Волчица молча слушала его короткий рассказ, поджав красивые губы. Было видно, что и она не раз сталкивалась с подобным, понимает, о чем идет речь, что двойной болью отражается на минуту назад светящемся лице. — Я и не думала, что его до сих пор преследуют кошмары. — выдыхает она, горько усмехнувшись. — Четыре года прошло, мы надеялись, что он забыл. — Что произошло? Тэхен чувствует, что что-то нехорошее, страшится услышать ответ, но не отступает. В нем сейчас не злорадство говорит, не желание засунуть лишнего туза в рукав в вечных схватках с Чонгуком. Банальная волчья солидарность растекается по нутру, заставляя сопереживать и предложить хоть крупицу поддержки. — Хосок — старший брат Чонгука. — выдает мама, закусив нижнюю губу. — Погиб четыре года назад в схватке с Западной стаей. Мин Юнги лично убил его. И горькая слезинка скатывается по ее лицу. Тэхен реагирует моментально, прижимая ее к себе, заключив в самые теплые объятия, на какие только был способен, осторожно поглаживая по спине. Женщина доверчиво жмется к нему, обнимая в ответ, вся ее сила и властность растворяются в этой скорби по старшему сыну, которую она старательно прятала в себе долгие годы, не желая показывать альфам своей семьи. — Чонгук-и до сих пор винит себя в его смерти. — шмыгает она, позволяя зятю осторожно покачивать их из стороны в сторону, успокаивающе поглаживая по волосам. — Он долго кричал по ночам, что лучше бы не сбегал с той схватки. Никто, кроме них двоих не в курсе, что произошло в том лесу. Но я-то знаю, что Гуки ни в чем не виноват. Вот только он этого не понимает. — она судорожно вдыхает побольше воздуха, сама себя пытаясь привести в норму. — Я ночами не могла успокоить его, даже пробудить от кошмаров не получалось. Когда он съехал от нас, я поверила, что его мучения прекратились. Кто же знал, что все не так. — Он сейчас более чем в порядке. Вы же и сами видите. — Он притворяется. И за тебя поэтому переживает, что не хочет, чтобы кто-то еще пострадал. — Это он зря. — усмехается Тэхен, приободрившись. — Уж я ему мозги быстро на место вставлю. Чтобы зря нервы не тратил. Да и не мучается он так сильно. Всего единожды было. Я его быстро успокоил. Осекается. Но поздно. Волчица поднимает на него изумленное лицо, не веря собственным ушам, и тихонько шепчет «Как?». Тэхену хочется ударить себя, потому что перед глазами всплывает тот позорный момент, когда он всеми силами пытался удерживать мечущегося Чонгука и успокоил, лишь вылизав его лицо, будто мамка ребенка, тогда, в лесу, под тем чертовым навесом. Свекрови он об этом говорить точно не собирается, чувство стыда не позволит, поэтому, буркнув что-то нечленораздельное, он еще какое-то время держит ее в своих объятиях, пока не видит выходящих из дома Юнхо с Чимином, опирающимся о его плечо. Совет окончился и значит, раз никто не кричит о скорейших приготовлениях, они нашли выход обойти схватку. Вышедший следом на крыльцо Чонгук, издали выглядящий спокойнее некуда, хотя до этого ходил мрачнее тучи, — прямое тому подтверждение. Мама Чонгука тоже облегченно выдыхает, выпутываясь из мягких объятий, тут же потрепав омегу по макушке. Она благодарно ему улыбается и разрешает уйти, прекрасно почувствовав, как он напрягся и задрожал при виде мужа. Этим двоим определенно стоит побыть в отдалении друг от друга, чтобы хорошенько остыть и все обдумать. Поговорить они еще успеют, но делать это лучше не под влиянием еще не устаканившихся эмоций. — Ты когда-нибудь задумывался об истинности между Вами? — напоследок спрашивает женщина, провожая взглядом вставшего с бревна Тэхена. Тому не по себе становится, в груди что-то замирает и воздух внезапно перестает поступать в легкие. Он отрицательно мотает головой и стремительно покидает полянку, простившись с мамой, сбегает. Признаться честно, он думал об истинности, но не с Чонгуком. С ныне покойным Намджуном. Тэхен всю сознательную жизнь считал, что судьбой связан именно с ним, особенно не вникая в мелочи истинности и ее законы. Было сказано, что они поженятся, он и смирился, больше ни на кого никогда не глядя, кроме командира Восточного леса. Поэтому, он, наверное, и воспринял новость о своем замужестве в штыки, где-то на подсознательном уровне понимая, что нарушать истинную связь нельзя, последствия чреваты бедой. Вот только полное принятие метки Чонгука и появившаяся зависимость от него после вязки говорили об обратном. Выходит, никакой Намджун не истинный? Или связь пропала после его смерти? Такое вообще возможно? У Тэхена голова пухнет от этих бессмысленных вопросов. Со смертью чуть ли не старшего брата он, видимо, еще не смирился, сознательно игнорируя тот факт, что убил его именно Чонгук. Тэхен в целом много о чем старался просто не думать, поглощенный в последнее время работой, если ее так можно было назвать. Но сейчас, когда обида, сожаление и горечь бьют через край, все самые болезненные моменты, как назло, всплывают перед глазами, будучи выброшенными уже более мелкими камешками из вод бурлящего сознания. Он думает о своем поселении, пока неосознанно бредет к яблоневому саду, о войне, о Намджуне и Джине. На последнем омега останавливается дольше остальных, осознав, что так и не видел лучшего друга с момента помолвки, и не знает, что с ним и как он. Тэхен хватается за голову руками, усевшись под одним из деревьев, поросшем за другими, как в крепости, скрытой от чужих глаз. Злость его берет на самого себя, потому что забылся, потому что не понимает, что теперь делать и как быть, потому что запутался. Хочется сбежать от всего, послать к черту и войну, и волков, но что он будет делать в таком случае, если даже с нынешним своим положением совладать не может? Он виноват. Перед Чонгуком виноват. Правда не стоило копать там, где не нужно, ковырнул лишнего. Его ведь предупреждали. Но и Чонгук не без греха. Сам нарвался. Тэхен рычит, сжимая в кулаках волосы. Ему больно в груди и метка жжется, плохо становится и тяжело, что волк внутри обеспокоенно мечется, беснуется и не может найти выхода из собственной клетки. Омеге взвыть хочется или наоборот, расплакаться, но он не позволяет себе ни того, ни другого, продолжая рвать волосы на макушке. Навязчивая мысль, что его отрывают от его прямого долга, не дает покоя, звоном отдаваясь в ушах. От нее плохо, тошнит, как и от своего бессилия. Сам он ничего сделать не может, а помощи ждать неоткуда. Смириться с этим у омеги никак не получается и гнев на себя же накатывает снова. И так по кругу, пока он, полностью не обессилив еще и от скрутивших живот спазмов, не валится на землю, скрючившись от боли.***
Чонгук замечает стремительно удаляющуюся фигуру Тэхена еще с пригорка, тут же рванув к оставшейся в одиночестве маме. Сначала он думает бежать за омегой, но, поняв, что сказать ему, собственно, нечего, остается с волчицей на поляне. Он все еще зол на Тэхена, так что решение дать и ему, и себе побыть немного в одиночестве считает самым правильным на данный момент. Тем более, дел у него появилось много, нужно скорее начать готовиться к послам. — Он сильнее, чем тебе кажется. — выдыхает мама, когда обеспокоенный сын подходит к ней, спросить все ли в порядке. — Ты сможешь его защитить только в том случае, если будешь доверять. Чонгук кривит губы, несколько раз мелко кивнув. Мама мудрее любой другой омеги, ее слова подлежат безоговорочному послушанию. Мама всегда права.***
Предсказуемо, Чимин оказывается прав. После обеда в поселение прилетает птица с известием о мирном посольстве, которое уже в пути. Из него же Северные узнают, что дозорных и в правду взяли в качестве гарантии безопасности того, что на послов не нападут при вступлении в Северный лес, и вернут они их сразу же, как ступят на территорию поселения. Все бы ничего, дела складывались просто блестящим образом, как того и хотел Чонгук, загоревшийся идеей мирного сосуществования, но одна деталь прочно зацепилась за его внимание, тут же лишив его и без того шаткого покоя. Запах. Этот кислый, ненавистный ему запах можжевельника он ни с чем никогда не спутает. Зря он не добил его обладателя в Южном Лесу. Ким Намджун каким-то чудом выжил и теперь идет к нему. Предсказание сбывается.***
Тэхен до самого вечера проводит время в саду, слоняясь между деревьев, изредка оседая под каким-нибудь на несколько минут. Спазмы то подступали, то оставляли в покое, терзая несчастного омегу, однажды даже заставив слезы выступить в уголках глаз. Предстоящая течка давала о себе знать. Он и раньше болезненно переносил их, на день, на два выпадая из реальности, но в этот раз ко всем симптомам добавилось еще и жжение в области метки и чувствующаяся сильнее мокрота в белье. Будто тело всем нутром толкало к альфе, с которым повязано, а упрямый хозяин ни в какую не слушался, занимая себя абсолютно всем, чем только можно было. С последними красками заката он наконец покидает сад, направившись в поселение, где находит себе работенку, помогая омегам перебирать последние в этом сезоне ягоды. Там же он находит и Чимина, но расспрашивать его ни о чем не решается, просто усевшись рядом. Сидеть на полянке с корзинками и чистить смородину от попавших ненароком веточек и листочков за обыденными разговорами ничего не подозревающих самок было хоть и муторно, но хотя бы отвлекало от ненужных мыслей о войне, собственном состоянии и о Чонгуке. О последнем он особенно сильно старался забыть хотя бы до наступления темноты, максимально медленно справляясь со своей работой. Сердце чуяло неладное. Сам Чонгук же, погруженный в работу, находился в таком же положении, все пытаясь найти выход из своей ситуации, но не в силах понять, как. Его голова кипела от бурлящего потока мыслей, противно роящихся на самой подкорке, подпитываемых еще и тревожным волчьим воем, закладывающим уши. Зверь внутри никак не мог найти себе места, предчувствуя неладное, пока альфа максимально сосредоточенно раздавал указания по подготовке гостевых домиков для послов, лично принимая в ней участие, на себе таская деревянные кровати и матрасы. Волки выстраивают дорожку от главного входа к ним, по бокам отметив факелами, которые с уходом солнца зажигают, освещая путь. Послы прибывают с первыми сумерками. Пятеро волков, не считая Северных дозорных, гордо ступают за ворота вражеского поселения, тут же направляясь к отведенным для них домам, для перевоплощения. Чонгук лично встречает их, находясь по правую руку отца, изнутри сотрясаясь от гнева, потому что издали узнает огромного серого волка, на всю округу распространяющего свой предупреждающий кислый феромон. Ким Намджун встречает его горящий желтым пламенем взгляд стойкими ледниками, прожигая в ответ синевой, кивает своей косматой мордой и, обратившись, первым выходит к вожаку, низко поклонившись и протягивая руку в приветствии. — Мое почтение. — не поднимая головы, произносит он, по всем правилам этикета не глядя в лицо старого волка. — Долго же мы Вас ждали. — усмехается в ответ Чон, пожимая протянутую руку. — Имеем честь впервые принимать столь важных послов. — Именно послов. — цедит Чонгук, вмешиваясь в беседу, намекает, что видит оборотня далеко не впервые. — Заставили же Вы нас попотеть. — Приносим свои самые искренние извинения. — Намджун поднимает на него взгляд, забыв обо всех правилах приличия, и, видимо, пересилив себя, запоздало протягивает руку и ему. Чон ее с силой пожимает, не сдержавшись, оскалив клыки. Он готов прямо сейчас разорвать эту нахальную морду, кается, что не сделал этого раньше, когда была прекрасная возможность, но всеми силами сдерживает себя, прекрасно понимая, что именно через Кима он может добиться окончания войны. Злость все же неприятной желчью растекается внутри, презрение накатывает, потому что командир предал свое поселение, примкнув к врагу, и, что позорнее всего, страх пробирается, что он может увести за собой и Тэхена. За своего омегу Чонгук переживал больше всего, прекрасно понимая, что обоснованно. Помимо Намджуна, в поселение прибыли трое Западных волков, видимо главнокомандующий армией и советник вожака вместе с одним служкой, и Восточный омега. Чонгук смутно узнает его, понимая, что где-то раньше видел, но точно не мог сказать где. Зато Тэхен, подошедший к гостям, моментально узнает Джина, стоящего за спиной Намджуна, пока тот о чем-то беседовал на пару с вожаком. Омеги встречаются взглядами, с немым удивлением заглядывая в глаза друг друга, несколько секунд, не больше, пока Джун не замечает запах цветения. Он тут же переводит на стоящего в отдалении Тэхена свой пристальный взгляд, моментально забыв обо всем, что говорил. Чимин, державший друга под руку, испуганно в нее цепляется, предчувствуя беду. Разбитый взгляд Намджуна замечают все, Чонгук в особенности, с глухим, подавляемым рычанием становясь между ними, насильно прервав контакт. Он заводит поверженного в ступор Тэхена за свою спину, предупреждающе скалясь на чужого альфу, и, не без раздражения, призывает всех уйти на ночлег, важные вопросы отложив на завтра, к прибытию Восточного вожака. Уж тому точно будет что обсудить с Намджуном. Чон старший приглашает послов сначала к себе домой на ужин, и те, вежливо откланявшись молодой паре, следуют за ним, попутно беседуя на отстранённые темы. Джин успевает обернуться на растерянного друга, коротко пожав плечами, и следует за остальными, уводимый советником. — Так он жив. — сам себе шепчет Тэхен, провожая их взглядом, никак не в силах отойти от шока, но даже это тихое бормотание доносится до чуткого слуха альфы. — Смотрю, ты даже рад. — едко бросает он, обернувшись через плечо. — Чимин, уведи его в дом. Я вернусь позже. Омега кивает и стремительно уводит еле передвигающего ноги Тэхена, оставив Чонгука в одиночестве. Тот рычит от злобы, переполнившей тело, кулаки крепко сжимает, что ткань в плечах от напряжения натягивается и даже слышится треск, и, чтобы никому не навредить, оборачивается в волка и уносится в лес. Все его попытки к самоконтролю разрушены одним видом своего омеги, с немой радостью глядящего на чужого альфу. Может к черту это перемирие?***
— Это твой бывший? — осторожно спрашивает Чимин на подходе к дому. Почти полная луна своим холодом освещает окрестности, создавая прекрасную видимость, воздух охлаждает и, если бы не трещание сверчков в траве, окутывает землю в полное молчание. Тэхен кивает, отчего его волосы, ярким призраком горящие в полумраке, водопадом коротких волн рассыпаются по макушке, слегка подпрыгнув. Разговаривать ему не хотелось, никакие слова не приходили в опустевшую в момент голову. Намджун жив. Он выжил после той схватки с Чонгуком и примкнул к их врагу. К врагу, с которым сам намеревался бороться изо всех сил, которого ненавидел также, как и Тэхен, к которому утянул еще и Джина. Тэхен поверить не может, что этот омега так легкомысленно последовал за Кимом, разочаровывается в обоих, не понимая, как же теперь быть. Как так получилось, что двое его самых близких друзей пошли на него войной? Омеги в молчании доходят до домика. На прощание Чимин обнимает друга, крепко прижимаясь к его груди всем телом, и хлопает того по плечу. — Лучше держись от него подальше. — прежде, чем уйти, говорит он, обеспокоенно глядя на поднявшегося на крыльцо Тэхена. — Его намерения не чисты. Ким кивает и, попрощавшись, заходит в темный дом. Не зажигая свеч, он сразу же идет во вторую спальню, не желая попадаться на глаза Чонгуку. Омега оборачивается в волка, пряча все человеческое за животной сущностью, справляющейся со всеми эмоциями намного лучше и проще, и, свернувшись в клубок, засыпает в углу комнаты, спрятавшись за кресло. Хотелось верить, что с Чонгуком они не пересекутся хотя бы до утра, иначе, даже зверь может не выдержать, как бы силен не был. Так и случается. Альфа возвращается в дом глубокой ночью, опустошенный, но все еще злой. Громить ветки и корни деревьев в лесу ему долго не пришлось, долг требовал вернуться и проследить, чтобы все гости разошлись по выделенным им домам, чем он и занимался, сурово окидывая взглядом каждого. Напускное спокойствие все же принять получилось, правда смешок нервный он себе все же позволил пропустить, когда неотъемлемым условием Намджуна стало поселение омеги, вцепившегося в его плечо, с ним в одном доме. Тогда-то Чонгук и узнал в нем лекаря Восточного поселения, которого раньше таскал за собой Тэхен. Дома по-прежнему пахнет омегой, но запах его теперь не такой манящий и приветливый, хоть все еще сладкий и очень даже притягательный. Чонгук чувствует в нем целый букет эмоций, заставляющий его волка обеспокоенно мотать головой и рычать. Не найдя мужа в спальне, альфа сначала пугается, но облегчение тут же накатывает, когда он приседает на корточки рядом с положившим морду на передние лапы светло-серым волком, мирно дремлющем в другой комнате. Он усмехается горько, потрепав мохнатую голову, осторожно погладив за ухом, фыркает и идет к себе. Заснуть без привычных объятий удается далеко не сразу, мысли всякие начинают роиться в голове, звеня сильнее в полной тишине. Альфа прикрывает глаза, пряча их в изгибе локтя, выдыхает шумно, никак не в силах успокоить слоняющегося по грудине зверя, чувствующего что-то неладное. Он пытался уговорить себя, что это из-за чужаков на своей территории, что совсем скоро все закончится, но упрямое сердце говорило об обратном. Будто впереди их ожидала большая беда.***
К полудню следующего дня в поселение прибывают Восточные волки во главе со своим Вожаком. Когда три стороны встречаются, незамедлительно начинаются, возможно, самые важные переговоры по разделению Леса, за которыми по плану следует пиршество, к коему все Северное поселение с самого утра начинает подготовку, расчищая центральную поляну для столов и начиная готовить сытные, многообразные блюда для ужина. Никакие омеги на собрание не допускались, участие в нем принимали лишь семеро альф: вожаки со своими советниками, Ким Намджун вместо Мин Юнги, и Чонгук, как наследник Северного Леса. Все остальные не были приглашены, в том числе и Чимин, хотя, омега уверен, что пользы было бы на много больше, сумей он там присутствовать и хоть краем сознания понять истинные намерения пришельцев. Альфы все же решили играть максимально открыто и честно, поскольку речь шла о союзе. Чимин скептически окинул взглядом непробиваемой каменной статуей стоящего Чонгука, что сообщил ему это, когда омега попытался расспросить его о последних новостях, заодно попросив следить за Тэхеном и никого к нему не подпускать. Чимин, конечно же, просьбы, точнее приказа, ослушаться не мог, вынужденно усаживаясь на крылечко, ожидая пробуждения спящего Кима, но и возразить чем не нашел. Он лишь попросил Чонгука быть осторожнее, когда тот ушел встречать гостей, по горло загруженный работой. Омега уже второй час бездвижно сидит на крылечке, ожидая выхода Тэхена. Тот, видимо не торопился, до обеда погруженный в глубокий сон. В какой-то степени Чимин даже рад был за него, потому что потрясений на без того слабый организм случилось немало, так что лучше бы ему хорошенько отоспаться и набраться сил. Да и переживать лишний раз не будет, все гадая, что же там происходит на переговорах. Этим делом предпочитает заняться сам Чимин, грызя от нервов ногти и переодевая свое несменное колечко с пальца на палец. Его пугало, что он никак не мог увидеть четкую картинку, перед глазами лишь абстрактными мазками всплывали непонятные видения, будто до конца не сформировавшиеся и не утвержденные судьбой. Он четко знал, что на долю Тэхена сегодня свалится нечто особенное, но что именно никак предсказать не мог, решив не тешить себя ненужными надеждами, видел пиршество с обилием еды и алкоголя, видел ссору и отчетливо чувствовал беду. Дальше будто пазлов не хватало, головоломка никак не хотела принимать правильный облик, заставляя омегу обессиленно уронить голову себе на колени. Какой же он бесполезный. — Прости, Тэхен здесь живет? Чимин резко поднимает голову, встречаясь взглядом с худощавым омегой, что руки в замок перед собой складывает, и, сложив брови домиком, на него поднимает максимально невинный взгляд. На омеге широкая темная рубашка, пришедшаяся не в пору, слишком великовата, странно сочетающаяся со светлыми волосами, по которым Чимин сразу же узнает в нем Восточного волка. Обычно оборотни этой стаи предпочитали светлые цвета, белые, так что что-то темное уже выглядит непривычно. — Тэхен знает меня. — продолжает он, будто оправдываясь, явно боится, что прогонят. — Мне бы хотелось поговорить с ним. Он дома? Чимин скептически смеряет его взглядом. Омега не вызывает подозрений, и, наверное, Чонгук не будет против него в своем доме. К тому же Восточному волку наверняка есть что сказать, раз он умудрился найти этот дом в чужом поселении. — Да. — осторожно начинает Чимин, слегка прищурившись и поднявшись с крыльца. — А кто вы? — Джин? — разносится над головой, прежде чем тот успевает открыть рот, и оба омеги устремляют свои взгляды на третьего, только отошедшего ото сна. — Что ты здесь делаешь? Тэхен трет все еще слипающиеся глаза и сначала даже не верит им, думая, что не проснулся до конца, но обострившийся нюх безошибочно распознает аромат дубового мха и земли, смешавшийся с можжевельником. От последнего почему-то воротить начинает, что отшатнуться хочется, но омега упрямо спускается по лестнице, поравнявшись с другими. — Как ты? — с ходу обеспокоенно спрашивает Джин, протянув руку к другу, нежно погладив его щеку. Тэхен неосознанно ластится к нему, прикрыв глаза и, не выдержав, падает в объятия, зарываясь лицом в чужую грудь. — Прости, что все так получилось. Тэхен отчета своим действиям не отдает, прижимается к другу, крепко обнимая в ответ, дышит шумно его родным запахом, насильно заполняя им свои легкие, совершенно игнорируя головокружение и слабость в ногах. Он скучал по Джину, омега в нем к нему сейчас тянется, не желая обращать внимания абсолютно ни на что, забыв или же просто откинув все обстоятельства на дальний план, сердце родное чует, замерев на мгновение и снова зайдясь в бешенном ритме. Место Джина в его жизни бесценно, вот что он понял, и плевать абсолютно, на чью сторону он перешел и кого поддерживает, это все еще лучший друг. Со стороны слышится смущенное покашливание Чимина. Тэхен от Кима отстраняется и приглашает омежку в свои объятия, вымученно, но тепло улыбнувшись. Чимин кивает и идет навстречу, замыкая омежий круг теплом своего тела. Втроем они оседают на траву, долго не отпуская друг друга, без каких-либо пояснений и ненужных реплик, обрывая всевозможные сценарию по воссоединению оторванных друг от друга друзей. Все понимают, что Тэхену сейчас именно это нужно больше всего, он ластится к близким друзьям, неосознанно ласку от них просит, а те гладят в ответ его по волосам, по спине и плечам, заряжая своим теплом и спокойствием. С Тэхеном такое впервые, он до этого никогда так себя не вел, слабая сущность никогда на столько не захватывала его разум, но он ничуть ее не стыдится. Пока. — Где ты был все это время? — спустя какое-то время спрашивает Тэхен Сокджина, сидящего за столом напротив. Чимин, устав сидеть на улице, предложил зайти в дом, на что сразу же омеги согласились. Блондин приносит с печной плиты чайник, ставит его на стол рядом с Тэхеном и усаживается на место, где обычно восседает Чонгук. Ким неосознанно цепляется за это взглядом, вспомнив о своем альфе, но виду не подает, тут же принявшись разливать кипяток по кружкам с разложенными в них дольками лимона. — Долгая история. — отмахивается Джин, с громким сюрпаньем отпивая чай. — Я не смог оставить Намджуна одного. Поэтому последовал за ним. Он вкратце рассказывает историю своего пребывания в горах, а затем в Западном поселении, особо не вдаваясь в подробности. Делится лишь основными вещами и ключевым поводом их визита, пока Тэхен жадно впитывал каждую деталь. Казалось, омега знает о нынешнем положении дел больше всех, хотя военными делами отроду не интересовался. Особенно Кима поражает история об ожерелье, которое, он думал, что утерял навсегда. Оказывается, Джин нашел его. — Мин Юнги, противный тип. — морщится он, припоминая вожака, которого видел-то единожды. — Какой же? — интересуется Чимин, отставив от себя чашку, игнорируя нахмурившегося Тэхена, только ее наполнившего, все же двух выпитых до этого ему хватило. — Мрачный. — фыркает Джин, вновь сюрпая и отводя взгляд в сторону, будто вспоминая расплывчатый образ альфы. — Глазища разноцветные и за версту разит дымом и железом. Даже феромона его невозможно почувствовать. На столько этот гад прокуренный. А Намджун с ним сутками возился, все разрабатывая там что-то и разрабатывая. Даже в Лес их ходили, а возвращались грязные-грязные. Будто землю рыли, под дождем-то. Подумать только, Джин сидит и разбалтывает им вроде бы тайны. Омеге самому от себя смешно, но иначе он не может, видя, как начинают недобро блестеть глаза Тэхена при упоминании альфы. Скорее всего он ничего не должен был говорить, приходить, наверное, вообще не имел права, но, учитывая, что это все, что он знает, грех не велик. Тем более, не увидеть друга он не мог, итак вчерашний вечер в компании альф и долгую ночь еле вытерпел, потому что никак не мог найти себе места после разочарованного взгляда Тэхена, которым он его встретил. Хорошо, что хотя бы сейчас он так не смотрит, не осуждает, когда узнаёт всю историю, но мутнеющими глазами все же прожигает дыру в самом сердце. Джин понимает, сам виноват. Ушел с предателем, сам таковым стал. Но что теперь поделать? Сделанного не воротишь. Но хоть словом помочь он все же может. Авось пригодится. — Они хотят заключить союз. — говорит, нахмурив брови. Ему и самому не верится в эту новость, но все же это лучше, чем Война. — Мин желает объединить стаи.