«Принять и полюбить»
— Хочешь сказать, что они погибнут именно на Западе? Почему ты так решил? — Потому что именно там я потерял брата. Тэхен глупо моргает, уставившись на мужа, сидящего на корточках перед ним, как на нечто невероятное, ослабленное сознание постепенно воспринимает информацию целиком, пытаясь собрать ее в единый пазл, из-за чего омега на секунду выпадает из реальности, но тут же заставляет себя максимально сконцентрироваться, ожидая дальнейших разъяснений. Он смутно припоминает слова мамы Гука на счет Чон Хосока, погибшего в стычке с Западной стаей, сейчас осознав, что все это время ничего о нем толком не знал, поэтому, осторожно коснувшись плеча мужа, призывает его подняться и сесть рядом, приглашая на разговор. — Что произошло? Альфа закусывает губу, думая, с чего бы ему начать, пока откидывается назад, оперевшись на выставленные руки, и вздыхает. Тэхен все это время неотрывно за ним наблюдает, хмурится, чувствуя перемены в его феромоне, и, что страшнее и неприятнее всего, начинает бояться, мелко подрагивая. Омега внутри буквально забивает тревогу, мечась в панике, в груди пусто становится и хочется поскорее избавить себя и свою пару от этого нагнетающего ощущения. — Он погиб четыре года назад. — севшим голосом начинает Чонгук, разглядывая свои ноги. — Мы оба достигли совершеннолетия, точнее, я только-только достиг, и перед отцом встал вопрос, кому он передаст стаю в дальнейшем. Брат… был старше и умнее меня, на тот момент уже обзавелся омегой и уважением в поселении, и я был уверен, что следующим вожаком станет именно он. Но, видимо отцу этого было недостаточно, поэтому он скрытно вывел нас двоих в Запретный Лес и приказал схватиться. Несмотря на то, что мы были против, отец стоял на своем, и хен его послушал. — он прерывается, сжав ладони в кулаки, из-за чего вены на его руках вздуваются и мышцы напрягаются. — Схватка не должна была быть серьезной, явно не на смерть, отцу просто нужно было убедиться, что хен и в правду готов вести за собой стаю, а, победив меня, он доказал бы свою непоколебимость и силу. Вот только я, полнейший болван, сначала из привязанности к брату, а потом из собственного упрямства, сбежал с поляны вглубь леса. Я правда не хотел с ним драться, давать себя победить тем более, но я понимал, что сам я не смогу стать вожаком, поэтому лучшим решением нашел избежать схватки, нежели ходить всю жизнь с клеймом проигравшего. Я хотел всего лишь переждать какое-то время там, куда наши и не подумают сунуться, тем более кроме отца и брата никто не знал о моем поступке. Как и о том, что хен пойдет за мной на Запад и… нарвется на неприятности. Тэхен молча слушает его рассказ, поджав под себя ноги. С каждым словом паника в нем все набирает мощь, как и количество влаги в глазах. Он злится на себя, за то, что дает слишком сильную волю чувствам, но ничего поделать не может, потому что чисто физически ощущает боль альфы. Ким догадывается, что Чонгук ни с кем этим не делился, все четыре года держал в себе и только сейчас, только ему, Тэхену, позволяет увидеть свою душевную муку. Омеге хочется поддержать, забрать ее себе, лишь бы избавить альфу от этого угнетающего чувства, переполняющего его через край, поэтому он осторожно кладет свою ладонь поверх плотно сжатого кулака и невесомо гладит, заставляя Чонгука отвлечься от своих мрачных мыслей и перевести взгляд на себя. — Что случилось потом? — он заглядывает в помутневшие карие глаза и пододвигается ближе, не позволяя альфе прервать зрительный контакт, дабы не сорваться. — Он столкнулся с Мином. — голос Чонгука режет, осев до низких частот. — Западные окружили его и убили. Юнги давно посягался на омегу хена, а, обнаружив его самого на своей территории, не побрезговал воспользоваться шансом. Гнусный шакал. Если бы я только не сбегал, этого бы не произошло. — он скалится, пока его глаза медленно начинают наливаться желтизной. — Хосок хен остался бы жив, в Лесу сейчас царило бы спокойствие, а в поселении мир… — И мы бы никогда не встретились. — заканчивает за него Тэхен, не выдержав и набросившись, чтобы заключить в крепкие объятия. Чонгук весь напрягается, оказавшись в этих оковах, даже чуть ли не валится на постель, не ожидав подобного от своего мужа, но в следующую же секунду смыкает руки на его спине и благодарно обнимает в ответ, зарывшись носом в шею. — У всего есть и хорошие, и плохие стороны, Чонгук, все, что ни делается, все имеет какой-нибудь смысл в себе, последствия, обязательно приводящие к чему-то. Ничего не случается просто так. А в том, что Мин последний подонок точно нет твоей вины, ты не знал, что все обернется подобным образом. Ты просто хотел сделать как можно лучше, хотел лучшего будущего для себя и своего брата. — И оставил нас обоих без него. — Не говори так. — Тэхен несильно бьет его по плечу, в следующую секунду только крепче сжав в объятиях, припадая к альфе всем телом. — Сейчас ты намного сильнее, чем был тогда, я уверен, у тебя еще появится шанс отомстить Юнги. У нас еще появится, потому что ты сам говорил, что мы теперь союз, вместе мы еще сможем показать нашу силу. Омега отчаянно пытается утешить его, на колени вскарабкивается, чтобы возвышаться над мужем, и к груди своей прижимает, зарываясь в волосы на чужом затылке, феромон свой выпускает и всеми силами желает доказать, что Чонгук не один, рядом есть он, Тэхен, который готов поддержать и не дать сломаться. Это происходит больше на инстинктивном уровне, он и сам не до конца понимает, что им движет и что заставляет буквально физически ощущать терзания альфы. Он своим волком чувствует, как завывает Северный, судорожно пытаясь вырваться из давящих на него стенок, что все смыкаются и удушают, и помочь ему пытается выдержать пытку и не сорваться. Тэхен все списывает на обострившиеся из-за течки инстинкты, до сих пор, боится признать, что альфа появился в его жизни подобно глотку воздуха в водном потоке, дарованным ему, утопленнику, словно надежда на спасение. Тэхен, если честно, и не помнит особо ничего, что было до встречи с Чонгуком, не может даже отдаленно воскресить в памяти, как жил все это время, потерявшись в своих ощущениях, желаниях и чувствах. Все смешалось в один сплошной водоворот, закружилось и завертелось так, что он буквально дышать не может без Гука, успокаиваясь только когда видит его или чувствует его феромон. Омега понимает, что это не нормально, но глупое сознание подчинить контролю никак не может, все свои мысли адресуя этому глупому альфе, не важно, рядом он в данный момент или же где-то в другом месте, Тэхен все равно будет думать о нем. — Спасибо. — тихо хрипит Чонгук, обнимая мужа за талию. Одеяло, что все это время держалось на плечах омеги, с шорохом падает вниз, оголяя его тело, давая альфе возможность в очередной раз наслаждаться гладкостью кожи. — За что? — За то, что ты есть. — прижимается крепче, пряча лицо за спадающей челкой. — С твоим приходом в мою жизнь я вдруг почувствовал, что она снова начинает обретать смысл. Все последние четыре года я только и делал, что пытался внушить себе, что теперь обязан защищать своих близких любой ценой, и круг этот расширился вплоть до всего поселения. Я делал это все из чувства долга, и был доволен собой, потому что был уверен, что поступаю правильно, но, как только я обрел свою семью, я понял, насколько отличаются эти чувства. Если всех я хочу уберечь от опасности, чтобы никто не смог им навредить и обидеть, то ради тебя я готов броситься с закрытыми глазами в эту самую опасность. Я не могу даже допустить мысли, что не смогу защитить тебя. — Сможешь. — Тэхен успокаивающе гладит мужа по голове, пропуская сквозь пальцы темные прядки. — Просто помни, что отныне у тебя есть надежный тыл, который тоже в состоянии прикрыть твою спину. — не удерживается и целует мимолетом чужую макушку. — Ты самый сильный и отважный альфа, которого мне только довелось повстречать, и единственный, кто сумел победить меня, даже не прибегая к схватке. Ты уникальный, Чонгук, и со всем сможешь справиться. Так что даже не смей сомневаться в себе. Помни только, что теперь ты не один. Омега смущается своих же слов, но не может не высказать все, что думает и чувствует на самом деле, понимая, что тоже должен говорить все, что на уме, как это делает Чонгук, чтобы в их отношениях не было недомолвок и недосказанности. В нем тоже начинает теплиться надежда на их совместное будущее, не лишенное света и радости, как и осознание того, что лепить они его будут сами, своими руками, делая все без страха оступиться и упасть, потому что взаимно будут поддерживать друг друга и оберегать. Тэхен чувствует, что именно так и должно быть, позволяет себе поверить в их союз, в союз альфы и омеги, пары, принятой самой природой, поэтому доверяет всего себя мужу, позволяя владеть собой целиком, без остатка. — Спасибо. — снова повторяет Чонгук, крепче сжимая омегу в своих объятиях. — Я обещаю, что буду беречь тебя до конца своей жизни. Тэхен не может сдержать улыбки, лукаво щуря глаза. Ему до дрожи в коленках приятно это слышать, хочется сказать что-то подобное в ответ, показать, что и он готов выкладываться на максимум ради их с Чонгуком будущего, но понимает, что уже исчерпал свой запас смелости на сегодня и, если скажет еще хоть слово, точно взорвется от смущения. По крайней мере горящие щеки указывают именно на это, так что омега лишь продолжает смущенно перебирать прядки на чужой макушке, да гладить шею и уши: Чонгук на это лишь урчит довольно, вновь начав пахнуть умиротворением, и носом трется о мягкий живот, оставляя легкие поцелуи вдоль него. — Извини, не так я хотел начать этот разговор. — шепчет он, перехватывая ладошку мужа и целуя сначала ее, а потом каждый палец по отдельности. — И ты меня прости. — так же переходит на шепот Тэхен, уводя взгляд в сторону. — Не зная всей правды, я больно ранил тебя своими словами. — закусывает губу, судорожно пытаясь добавить что-то еще, но слов не находит, они будто покинули мозг, оставив сознание полагаться лишь на ощущения, поэтому лишь всхлипывает и жмется ближе. — Думаю, это наша общая ошибка. — альфа осторожно тянет мужа на себя, приглашая усесться на бедра, сокращая расстояние между их телами, и, как только тот повинуется, прижимается шеей к шее, нежно потираясь запаховыми железами, снова метит. — И я рад, что мы постепенно узнаем друг друга все лучше и уже можем… спокойно разрешать наши конфликты. Я правда счастлив, что ты стал моим мужем. — И я… — совсем тихо шепчет омега, возможно, надеясь, что его не услышат, и обнимает Чонгука за плечи, проскулив, когда тот снова сжимает его в своих сильных руках. Видел бы он ослепительно яркую улыбку на лице Чона, начавшую сиять именно после этих слов, прозвучавших даже правдивее, чем признание в чувствах. Тэхен окончательно признал альфу как пару, Тэхен сделал его самым счастливым на свете, что теперь никакие напасти не кажутся столь страшными и удручающими. Чонгук теперь ни за что не потеряет свое персональное счастье в этом мире.***
Намджун сидит на крылечке своего гостевого домика, локтями оперевшись о собственные колени — его любимая поза для раздумий. В его голове роится множество мыслей, самых разных и малоприятных, из-за чего она пухнет, не в силах уместить в себе все их обилие, болит и раскалывается, пока волк внутри обеспокоенно снует по грудине, шкрябая когтистыми лапами плоть, и ворчит на хозяина, из-за того, что тот не понимает, что делать и как быть. Намджуну самому от себя противно, потому что он никогда не ощущал себя на столько слабовольной тряпкой, что на душе паршиво и мерзко, будто вся желчь, до этого там копившаяся, превратилась в слизь, затапливая собой все и вся. Он всю жизнь считал себя более-менее рассудительным, старался обдумывать действия на шаг вперед, чтобы не оступится и не сорваться с обрыва, старался и близких оградить от падения, полагая, что его опыта достаточно, чтобы уберечь и защитить. Кто же знал, что обрыв может быть не под ногами, а в самой грудине, гигантская бездонная яма, затягивающая в свою черноту ничего не понимающего волка. Намджуну погано и страшно, потому что он оплошал, и альфа только сейчас понимает, насколько сильно. Он запутался в самом себе и к моменту осознания успел наворотить дел. Ему даже смешно становится с того, насколько он идиот, не замечавший целый мир, находившийся у него под носом, пока пытался угнаться за кометой, пролетевшей где-то над головой. Как он мог так долго игнорировать своего истинного, который и помог ему расставить все на свои места? Намджуну стыдно перед Джином, что все знал, но упорно молчал, проглатывая свою боль и, возможно, обиды, пока преданно следовал за своим альфой, не давая тому свернуть с пути. Джин достоин самого лучшего в этом мире, Джин невероятный, удивительный, неповторимый. Альфе не хватает слов, чтобы описать его, не хватает чувств, чтобы понять, что он испытывает к этому омеге, но больше всего не хватает смелости попросить у него прощения. Поэтому и сидит на крылечке их гостевого домика, силясь собрать все свое мужество, чтобы войти. Он весь день только и делал, что пытался себя занять хоть чем-нибудь, упорно избегая Сокджина, все размышлял, как же лучше поступить, и пытался понять, что же на самом деле чувствует. Даже в дом Чонгука пошел, наверное, чтобы себя испытать и напомнить себе же, из-за чего, собственно, и делает все. Чувства к Тэхену в нем все еще есть, от них избавиться он сможет еще не скоро, если вообще сможет, неприятно кольнувшая ревность, когда он ранним утром увидел Чонгука с подарком, издали кричащим о своем назначении порадовать самку при ухаживаниях, и еще более сильный удар, когда он позже лицезрел отметины на потном и до усрачки довольном Чоне, — прямое тому доказательство. Когда он увидел самого Тэхена, течного Тэхена, всего помеченного альфой Тэхена, он, честно, не выдержал. Было правда больно, но, что примечательно, не ноюще-режуще, как до этого. Эта боль была больше похожа на ту, что испытываешь во время лечения какой-то особо тяжелой раны, адски неприятно и мучительно, но после нее становится гораздо легче и уже не нужно терпеть и страдать. Будто от тела отодрали мешающий нарост и теперь можно дать ране и зажить. Не то чтобы Намджун хотел именно такого исхода событий, но он понимает, что этот вариант один из самых оптимальных. Тэхен четко дал понять, что к нему не вернется, и, как бы хреново это ни было бы признавать, Ким уважает омегу за его выбор. Тэхен предан своему слову, он показал, что в любом случае выполнит данное собой обещание и исполнит свой долг, а не восхищаться этим поступком будет уже кощунством. — И долго ты еще будешь меня избегать? Задумавшись, Намджун даже не сразу замечает присутствие Джина. Тот выходит из домика и усаживается рядом с ним на крыльцо, свесив с него ноги в обрезанных на подобии шорт серых льняных штанах. Альфа мимолетом кидает взгляд на худые коленки, в следующую же секунду стягивает с шеи полотенце, что накинул, после того как в очередной раз за день вылил на себя ковш с холодной водой, и учтиво укрывает им чужие ноги. — Чего это ты? Все равно меня никто кроме тебя и этой чертовой стены не видит. — ворчит омега, но полотенце все же поправляет, пока болтает ногами в воздухе. Домик расположен на самой окраине, крыльцом выходя на Великую стену, скрывая свой небольшой дворик от всего поселения. Смутно он кажется Джуну знакомым и не мудрено, потому что именно в этом месте он впервые столкнулся с Чонгуком в схватке, когда попытался выкрасть Тэхена с помолвки. Удивительная ирония судьбы. — Ну так что, будешь и дальше молчать или изволишь объяснить свое поведение? Я немного подустал накручивать себя за время твоего побега. — Джин расправляет плечи и откидывает назад голову, скучающе разглядывая кустарники вдоль стены. — Знаешь, быть ведущим в отношениях, конечно, круто, но не думаешь, что эту роль должен брать на себя альфа? Хотя бы отвергни меня, что ли, чтобы я не чувствовал себя на столько никчемным и пошел уже искать себе пару. Знаешь ли, в двадцать пять «в девках» сидеть уже как-то стыдно, что ли. — Ты ведь знаешь, что истинность не так-то просто разорвать. — хрипит Намджун, даже не пытаясь представлять кого-то рядом с Кимом — катастрофически не хочется. — Правда что ли? — саркастически удивляется тот. — Еще, наверное, я сдохну от разрыва сердца, если ты мне откажешь. Мы, волки, ведь чертовы моногамные любители пострадать. Не переживай, я как-нибудь справлюсь, давно себя готовил к подобному. И молчал, потому что знал, что тебе, балбесу, будет жаль меня, ты же весь такой правильный у нас, не сможешь потоптаться по мне и моим чувствам. Джин замолкает, внезапно даже для себя, прикусывает язык и поджимает губы. Звучит и правда хреново, но за целый день проведённый в одиночестве они порядком выели его мозг и душу. Да что там день, почти целые сутки! Намджун сбежал от него, промямлив что-то про извинения, будто подросток в пубертате, как только их односторонний поцелуй вчерашней ночью прекратился. Омега тогда знатно прихренел, с самого себя в первую очередь, потому что откуда столько стали в его яйцах взялось, он так и не понял, а потом тут же впал в истерику, и, если бы не Чимин, что из ниоткуда прибежал к нему, точно бы вздернулся от позора. Светловолосый омежка всю ночь его успокаивал, тоже плакал в обнимку и все приговаривал, что все будет хорошо. Из его слов Джин почему-то запомнил что-то про смену ветра и последнюю неделю теплой поры, списав его лепетания на пьяный бред, ибо они умудрились утащить с пиршества кувшин с вином, чтобы добить его в гостевом домике, но почему-то слова эти отложил в уголок важных воспоминаний, понадеявшись, что омега ясновидящий, кто его знает, и чудо-таки произойдет. Проснувшись к обеду в гордом одиночестве и с тяжелым камнем на душе, Ким так и проходил остаток дня, под вечер наконец-таки выловив Намджуна и, решив сделать последний рывок, пришел поговорить. Его дальнейшая судьба, как минимум, зависит от исхода этого разговора: последует ли он за командиром на Запад или же вернется ко своей прежней жизни в доме старика-лекаря, чтобы продолжить лечить болячки Восточной стаи и вновь выступать козлом отпущения всех бед. А может, кто его знает, останется на Севере, рядом с Тэхеном и Чимином, к которому за ночь откровений прикипел как к родному, будет помогать тут и в один день сам превратится в ворчливого старикашку с тростью наперевес. — Я правда балбес. — вырывая его из мрачных размышлений, вздыхает альфа, накрыв лицо руками, видимо, не выдержав веса мыслей, роившихся в голове. — Я много думал о вчерашнем и… я правда не хочу ранить тебя, не хочу, чтобы ты всю жизнь ощущал себя… заменой. Ты слишком чистый и непорочный, ты не заслуживаешь такого как я, Джин-и. — он поворачивается к омеге и берет его ладони в свои. — Я не смогу сделать тебя счастливым, я не знаю, как правильно строить отношения. Я ничего в своей жизни не видел, кроме Тэхена и нашего договорного брака. Я машина, предназначенная выполнять приказы и счастливого будущего тебе со мной точно не видать. Он заглядывает в сверкающие явным раздражением синие глаза, грозные, из-за нахмуренных бровей, видит в них свое растерянное отражение, и судорожно пытается донести свои мысли, боясь, что не сможет сделать этого. Слова всегда звучат на языке не так, как ты хочешь этого на самом деле, они не передают всей сути, их всегда мало, и они всегда не те. Иногда глаза говорят больше, чем целые речи, мимика показывает красноречивее, жесты, иногда просто вида достаточно, чтобы тебя поняли и Намджун своими феромонами, осторожными поглаживаниями чужих ладоней, искренним взглядом пытается именно этого и добиться. Джин как всегда отлично понимает его, что в очередной раз поражает, но от этого злиться не перестает, пуская в воздух кисловатые нотки своего поистине вкусного феромона. — Ты в курсе, что в отношениях работы одного мало? Нужна отдача, нужно все делать вместе. Думаешь где-то в мире есть инструкция, как осчастливить свою пару? Думаешь кто-то знает это с рождения? — он вырывает свои руки из некрепкой хватки, только чтобы накрыть ими взволнованное лицо альфы. — Нет, Джун-и, все мы узнаем эти способы из разговоров, из совместного времяпрепровождения, из ссор или счастливых моментов. Мы учимся методом проб и ошибок, улучшаемся и развиваемся, как и в любой другой сфере. Ты ошибаешься, называя себя машиной, ты — живой человек, который в состоянии чувствовать. Твой волк не просто солдат, он тоже все видит и понимает, иногда даже лучше твоего. Просто ты не замечаешь, какой на самом деле хороший и чуткий, ты давишь в себе эти чувства, боясь, что кто-то, увидев, какие прекрасные цветы цветут в твоей душе, наступит на хрупкие стебли и они больше не смогут распуститься. Джин краснеет, но взгляда своего от голубых глаз альфы не отводит, наоборот вперед подается и лбом к его лбу прижимается, сплетая челки. — Я ничего не смогу дать тебе. Ты уникальный, не заслуживаешь… — Это ты уникальный, Намджун. — дерзко перебивает, одной ладонью накрывая затылок альфы, чтобы не отстранился. — Ты сам смог столького добиться в жизни, полагаясь лишь на свои знания и опыт. Думаешь, не будь ты таким, тебя, простого смертного, сделали бы командиром целого войска? Думаешь, тебе бы пророчили свадьбу с наследником вожака? А Мин Юнги? Думаешь он прислушался бы к тебе, не будь ты тем, кем являешься. Это я боялся, что в подметки к тебе не гожусь, да что там, я и сейчас боюсь. Я знаю, что ты никогда не посмотришь на меня так, как смотрел на Тэхена, я и вполовину не так хорош, как он, знаю, что примечательным ничем не обладаю и судьба и в правду та еще злодейка, что в истинные подобрала тебе именно меня. Но, даже в качестве замены, даже просто быть с тобой в одной лодке, возможно и не как пара, а как слуга или помощник, я просто хочу быть рядом. — он смаргивает слезинки и шмыгает носом, насильно так и не отводя взгляд. — Я думал, что, если ты отвергнешь меня, гордо уйду домой, но сейчас понимаю, что не смогу без тебя. Даже если я тебе не нужен, позволь просто иметь возможность видеть тебя целым и невредимым, да хотя бы просто живым. Мне этого будет достаточно. — Что… что ты такое говоришь? — Намджун отмирает только когда горячие слезинки стремительно вытекают из покрасневших глаз и пухлые губки морщатся, пытаясь сдержать всхлипы. — Как ты можешь даже мысли эти допустить? — альфа трясет головой и тут же привычно сгребает Джина в свои объятия, вынуждая его сесть на свои колени и прижаться лицом к груди, где как заводное начинает колотиться отмирающее сердце. — Ты для меня всегда был и будешь особенным, самым особенным. Раньше я не замечал этого, не замечал, что в сложные моменты ты всегда был рядом, что всегда поддерживал и молча шел следом, не хотел признавать, что ты для меня был персональным источником энергии, потому что именно после разговоров с тобой она восполнялась и появлялись силы идти дальше. Я такой балбес, что только недавно понял, что больше всех на свете доверяю именно тебе, волнуюсь за тебя, хочу защищать тебя. Все это время я списывал это на нашу крепкую дружбу, возможно даже на братскую любовь, но сейчас понимаю, что все, что я испытывал по отношению к тебе намного выше этого. — он гладит дрожащие спину и плечи. — Я не могу сейчас сказать, романтические это чувства или еще что-то, но они всегда были и есть. И я боюсь, что рано или поздно они могут навредить и тебе. Намджун судорожно вдыхает запах дубового мха, так сильно породнившийся ему, и принимается осторожно покачивать Кима в своих объятиях, баюкая и успокаивая. Костлявый и довольно крупный для среднестатистических омег Джин в его руках становится совсем крошечным и невесомым, всхлипывает и лезет обниматься в ответ, без слов прося нежности и ласки. Что-то в альфе екает, волк внутри замирает, чтобы в следующую секунду встрепенуться, призывая хозяина эту самую нежность подарить, окружить ею слабого омегу, обеспечить его уютом и теплом. Намджун никогда на столько сильно не ощущал потребность заботиться о ком-то, никогда его сердце так не стучало, будто огромные льдины, веками сковывающие плоть, наконец с треском откалывались и падали вниз, заставляя легкие гореть и болезненно сжиматься, что из здравых мыслей оставалась одна единственная «Омега», ярко красным сияющая перед глазами. Кажется, что он сломался, или подцепил лихорадку или, что еще хуже, какое-то бешенство. — Конечно, навредишь ты мне. — фыркает Джин, крепче смыкая руки на его шее. — Я, между прочим, ради тебя в Запретный лес среди ночи один пошел, думаешь меня еще хоть что-то может напугать? Мне нужен только ты и осознание того, что мы не подохнем где-нибудь без рода и знамени. В доказательство своих слов Джин ерзает в его объятиях, вскарабкиваясь повыше, утыкается мокрым носиком в шею и шумно дышит самым приятным для него запахом, по феромонным железам самым кончиком проходится и всхлипывает, не в силах контролировать свое головокружение и закатывающиеся глаза, потому что можжевельника кругом много, им надышаться никак не получается, но штырит знатно, заставляя терять голову. Намджун позволяет себя обнюхивать, знакомит с собой и своим ароматом заново, пока крепко держит скулящего омегу, не позволяя его обмякшему телу упасть. Он и сам осторожно ведет носом за ухом, не в силах удержаться от столь сильного искушения, что-то в нем тянется к омеге, требует основательно его обнюхать и присвоить себе его запах. Альфа упорно борется с самим собой, пытается самого себя образумить, просит не совершать поспешных поступков, но предательское тело не слушается, руки только крепче сжимают цепляющегося за него Джина, пока тело выпускает в воздух только больше своего феромона. — А что, если так и будет? — горько усмехается Намджун, неуверенно спуская руки на поясницу омеги, понимая, что безбожно проигрывает инстинктам, пальцами проходится по его ребрам и невольно хмурится, ощущая их слишком отчетливый контур. — Ну, значит будет как в сказках, и умерли они в один день. — омега пытается звучать как можно веселее, на деле напрягаясь весь, потому что горячие ладони слишком явно ощущаются сквозь ткань рубахи, делясь своим жаром, будто топя огнем воск. Его ломает всего, голову кружит и прошибает потом, пока волк внутри завывает и скулит, ощущая своего альфу в непосредственной близости. — Что…что ты делаешь? — Подумал, что так тебя удобнее обнимать. — в доказательство своих слов смыкает руки на пояснице, рывком притягивая к себе, на что Джин взвизгивает и замирает. — По правде говоря, давно хотел так сделать, но не хватало смелости и, наверное, целомудрия. А сейчас чувствую, что можно. Тебя даже обнимать…приятно. Намджун замирает, все-таки зарывшись носом в теплую шею, вдыхает еле слышно аромат, и только крепче заключает в действительно медвежьи объятия. — Давай посидим так немного. — тихо говорит он, осторожно потираясь носом о изгиб шеи. — Хочу запомнить этот момент, чтобы, когда будет плохо, вспоминать этот вечер. Вечер, когда мое сердце забилось заново. — Говоришь, будто прощаешься. — усмехается Джин, но все же позволяет себя сжимать так, как удобно альфе, будто бы он вообще был против этих касаний. — Плохо тебе будет, хорошо, я уже сказал, я последую за тобой всюду и буду поддерживать несмотря ни на что. — Даже если я решу развязать новую войну? — Даже если ты решишь мир пополам расколоть, я буду любить тебя. — выпаливает омега и в следующую секунду замирает, ощутив напряжение альфы, испугавшись, что сболтнул лишнего, лишь по сменившемуся ритму сердца понимая, что того просто повергло в шок это своеобразное признание. — Надо будет, даже полезу защищать тебя. И вылечить все твои болячки всегда смогу, только дай добро. — Защищать тебя буду я. — улыбается Намджун, не сдержавшись оставляя короткий поцелуй в оголившийся из-за сползшего ворота участок плеча. — Сегодня вечером ты отправишься на Запад. Я договорился с советником Мином, он сопроводит тебя до самого поселения и укроет у себя в доме. — А ты? — Я дойду с вами до границы, а затем должен буду остаться здесь. Через пару дней на Севере станет опаснее, поэтому тебе лучше будет спрятаться у Мина. — Ты что-то не договариваешь. — Джин отстраняется, недоверчиво косясь на альфу. — Что ты задумал, Намджун? Альфа неотрывно смотрит в его горящие недовольством глаза и даже не думает врать. От этого омеги никогда не удавалось ничего скрыть, он слишком проницательный и чуткий, да и сам Ким не в силах что-либо от него утаить. Он слишком доверяет Сокджину, слишком ценит его, чтобы не посвящать в свои планы, боясь, как бы не обесценить его присутствие в своей жизни. Джин как минимум заслужил право знать. — Хочу предотвратить катастрофу. — горько усмехается альфа. — Войне в любом случае быть, Юнги рано или поздно нападет сначала на Север, своей гигантской армией разрушив его прежде, чем Восток подоспеет на помощь, а затем захватит и весь Лес. Ты сам видел количество беженцев в его стае, даже объединенные силы двух поселений не справятся с ними. — Тогда… тогда нужно сказать Чонгуку! — ловит панику Джин, подскакивая, и, если бы не руки Намджуна на его талии, точно бы свалился. — Он и не захочет слушать меня, занятый своим омегой. — Тогда вожаку Чону! Он точно среагирует! — И повесит меня за уже двойное предательство. — Намджун давит на бедра омеги, призывая сесть обратно, и повторяет его недавний жест, прижимаясь лбом к его лбу, и зачесывает выбившуюся серебристую прядку за покрасневшее ушко. — Не волнуйся, у меня есть план и сегодня я постараюсь воплотить его в жизнь, чтобы спасти всех. Я знаю, что задумал Мин, он отлично просветил меня. В конце концов именно я заварил эту кашу с Западом, мне ее и расхлебывать. — Война началась не по твоей вине. — снова всхлипывает Джин, хмурясь и мотая головой. — Но я ей много в чем поспособствовал. Малыш, почему ты плачешь? Намджун осторожно накрывает покрасневшие щеки ладонями и стирает большими пальцами хрустальные слезинки с них, прижимаясь уже своим носом к носу омеги. — Это безумие, Намджун, очевидно же! — истерит Джин, перехватывая его запястья, но от лица не отдергивает. — Я не хочу терять тебя! Я останусь с тобой. — Я же сказал, что здесь будет опасно. — вкрадчиво повторяет Намджун и растягивает губы в улыбке, силясь утешить или хотя бы успокоить омегу. — Я изначально планировал отправить тебя на Запад, когда мы только пришли сюда. Рисковать тобой я никак не могу, не только потому что обязан тебе, ты должен жить в любом случае, в покое и безопасности, и я это устрою любым способом. Это лучшее, что я могу сделать для тебя. — Но я не хочу этого. Без тебя не хочу! — он мотает головой, из-за чего альфа вынужден крепче удерживать его лицо и, прикрыв глаза, осторожно чмокнуть в нос, что моментально успокаивает его и заставляет замереть. — Прости, что из меня такой хреновый альфа. Я и сам понимаю, какое ничтожество, так жестоко с тобой обошедшееся… — Да блять, мне все равно. Я даю тебе второй шанс, если тебе так хочется книжных формальностей! Воспользуйся им и исправь положение! — Исправлю, не переживай. — в доказательство своих слов, он целует мокрую от слез щеку, вкладывая в поцелуй максимум нежности и уверенности в своих действиях. — Но для этого послушай меня. Ты должен выжить любой ценой. — целует в другую. — Я правда должен остаться и предотвратить войну, иначе все мы погибнем. Север ни за что не пойдет на Запад первым, Чон верен соглашению, в отличие от другого вожака. Намджун знает это, поэтому, если сегодня ему удастся восприпятствовать плану Юнги, он, даже если и падет сам, по крайней мере сможет спасти жизни тысячей. Единственное, в чем он не уверен, так это как к омеге отнесутся в чужом поселении без него, примут ли и не будут ли обижать. Он очень надеется на честность советника, потому что возвращать Джина в родное поселение на съедение и пожизненные издевки своих же не намерен точно. Ему стыдно безумно перед ним, но на данный момент это лучший исход, который он может предоставить, потому что здесь, на Севере, уже этой ночью должна пролиться кровь. — Пойми, я хочу, чтобы ты был счастлив. — А я, чтобы был ты. — упрямится омега. — Я буду, поверь мне, но только в том случае, если ты послушаешься меня. — дарит новый осторожный поцелуй в висок, на этот раз надолго задерживаясь там губами, вдыхая сладкий аромат. Джин к его касаниям ластится словно котенок, глаза прикрывает и роняет беззвучные слезы, которые альфа губами собирает, расцеловывая его щеки и подбородок, все петляя у рта, не решаясь накрыть покрасневшие губы своими. Момент трогательный, похож на прощание, коим, безусловно и является. Намджун ласковыми поцелуями извиняется за свое тугодумство, нежными касаниями пытается загладить свою вину, силясь хотя бы напоследок оставить о себе хорошие воспоминания. Он знает, что при смерти одного из партнеров истинность пропадает, поэтому, прежде чем отпустить свою предназначенную судьбой пару, хочет сполна насладиться ею, поступая эгоистично и жалко, но так жизненно необходимо сейчас. — Хорошо, я послушаю, но у меня тоже есть и свои условия. — не поднимая на него глаз, тихо произносит Джин, накрывая широкие плечи ладонями. — Пообещай, что придешь за мной. Живой и невредимый. — Джун на его слова кивает, стараясь улыбнуться как можно искреннее. — А, если не выполнишь, то даже не думай, что я забуду тебя, глупый альфа. — поднимает на него полный серьезности взгляд, сделавшийся еще более выразительным из-за потемневших от влаги обрамляющих синие глаза ресниц. — Я хочу, чтобы твой род имел продолжение, а кровь твоя текла по жилам новой жизни. Я… хочу, чтобы все, если ты вдруг погибнешь, глядя на эту новую жизнь, видели в ней тебя, вспоминая какой ты был благородный и храбрый, восхищались и восхваляли. Джин, как всегда, понимает все без слов, даже слишком хорошо, что пугает и одновременно завораживает, заставляя целый рой бабочек взметнуться в животе. Именно это Намджун и чувствует, разглядывая целые галактики в глазах напротив. — Не хорони меня раньше времени. — улыбается он, на этот раз по-настоящему, и спускает ладонь на чужую шею, осторожно поглаживая чувствительную запаховую жилку, возможно, надеясь отвлечь, а может быть, потому что инстинкты сами толкают сделать это. — Ты думаешь я тупой? С чего бы тебе быть со мной таким до соплей нежным и любвеобильным? — прямое попадание в цель, Ким Сокджин как всегда хорош, недооцененно хорош. — Я не прошу тебя, я ставлю перед фактом. Либо ты прямо сейчас сцепляешься со мной, либо я остаюсь здесь и отправляюсь с тобой на тот свет. — Вне течки понести невозможно. — Брачный период близко, шансы высокие. — Я не отправлю тебя беременным в Лес. — Значит ты согласен, чтобы я родил тебе? — Я этого не говорил. — Тогда я остаюсь. И плевать, что со мной будет, я хочу видеть тебя до конца своих дней, даже если этот конец настанет уже сегодня! — Ты преувеличиваешь. — он вновь припадает к омеге, не в силах справится с искушением, и осторожно ведет носом от линии челюсти вниз, к запаховой железе, голодно облизываясь, услышав несдержанный всхлип омеги. Клыки начинают зудеть и увеличиваться. — А ты практически обнюхиваешь меня. Ты же знаешь, к чему это приведет, и все равно творишь несуразицу! — его голос повышается практически до сипения, потому что хватка на талии становится ощутимее, а губы альфы смыкаются в опасной близости от феромонных желез, оставляя там сухой поцелуй. — Намджун, прекрати ребячиться и поговори со мной нормаль… Ах! — новый поцелуй, уже за ухом, как только что выяснилось, слабым местом омеги, заставивший его поджать плечо к шее и попытаться извернуться, избегая касаний. Джин откровенно блефовал, когда распинался минутой ранее о сцепке и беременности, знал, что консервативный и слишком правильно воспитанный Намджун даже мысли себе не позволит вязать незамужнего омегу, поэтому и не особо краснел, когда врал. Он знал, что альфа сам остановит его в какой-то момент, вынужденно пойдя на уступки, но никак не думал, что делать это будут именно так, разогревая несчастное тело будто на углях, окуная в чан с кипящими чувствами, доселе либо смутно знакомыми, либо вообще неизведанными. Джин, например, даже не подозревал, что умеет всхлипывать и плаксиво скулить, стоит альфе лишний раз задеть носом чувствительные жилки или сжать в ладонях его талию, поудобнее устраивая на себе. — Хоть намекни, что ты задумал, чтобы я попусту не переживал. — он ерзает, силясь встать с широких бедер, потому что не по себе становится от внезапной перемены настроения Намджуна. — Я же и помочь могу. Хочешь, даже с Тэхеном поговорю, он точно образумит Чонгука прислушаться к тебе! — дергается, убегая от касаний, и почти вырывается. — Даже прямо сейчас пойти могу, только… — Сидеть. — низко хрипит альфа и схватив Джина за подбородок, заставляет посмотреть на себя, пока свободной рукой не позволяет ему подняться, окольцевав талию. — Единственное, чего я хочу сейчас как никогда раньше, это поцеловать тебя. Прости, малыш, тебе достался самый неправильный альфа на планете. И впивается в его губы долгим поцелуем, затыкая на этот раз омегу. *** Наверное, дом Чонгука за минувший день посетило больше гостей, чем когда-либо еще, что не слабо раздражало и заставляло нервничать альфу, ибо его течного омегу видело слишком много лишних пар глаз, правда обладателя последних он сам пригласил, поэтому сейчас был вынужден сидеть, плотно сжимая губы в молчании и, временами, затыкая уши, чтобы не слышать омежьих шушуканий. Джин явился к ним домой под вечер, с самыми первыми красками заката, с лицом как раз его напоминающим. Чонгук понимал, что поговорить омеги просто обязаны, потому что, возможно, это их последняя встреча в жизни, поэтому и послал за восточным лекарем. Он всегда ценил дружбу, ставил ее чуть ли не на один уровень с семьей, поэтому ему тоже было малость грустно, из-за того, что из-за напряженной ситуации между поселениями, лучших друзей отрывали друг от друга. Конечно, учитывая в скором времени планирующийся торговый обмен между Западом и Севером, возможно, они еще и пересекутся когда-нибудь, если двум сторонам все же удастся наладить поставку золота в обмен на мясо, но произойдет это явно не в ближайший год и не два. Слишком много факторов тому есть, и главный из них для Чонгука: ни в коем случае не пропускать Тэхена в Западный Лес. Впуская лекаря, Чонгук сначала намеревался тоже сидеть с омегами на кухне, чтобы лично лицезреть своего муженька в безопасности, но Тэхен не разрешил, более того, даже нарычал сначала на альфу, а потом на своего лучшего друга, когда тот, по его мнению, слишком надолго задержался взглядом на взъерошенном Гуке, напоминающем больше пятнистого леопарда, чем сурового волка. Чуть позже к их компашке присоединился и Чимин, слишком довольно улыбаясь и чуть ли кланяясь перед Тэхеном, лишь бы тот не бурчал и не рычал на него за все те же хитрые переглядки с Чоном. Сейчас альфа понимает, что правильно сделал, что послушался и ушел сидеть во вторую комнату, смежную с кухней, потому что от разговорчиков омег даже ему становилось явно не по себе, он даже подумывал выйти сторожевой псинкой нарезать круги вокруг дома, охраняя его снаружи, но тут же отбросил эту идею. Во-первых, Тэхена от себя больше, чем на два метра он отпускать был не намерен явно, даже если тот находился в компании омег, а во-вторых, не мог себе отказать в том, чтобы немного погреть уши. Тэхен, уверенный, что альфа не слышит, после долгих упрашиваний друзей, все же раскололся и, — Чонгук уверен, — с горящими щеками и дрожащим голосом поведал им, как протекает его первая полноценная течка. — Чонгук не слишком напорист? — взволнованно спрашивает Джин, оттягивая ворот Тэхена в сторону, чтобы огладить не успевающие заживать даже с молниеносной регенерацией оборотней багряные пятна. — Он не делает тебе больно? Ким сидит в чонгуковой рубахе, весь с ног до головы пропитавшийся его ароматом, изморенный и красный, то ли из-за течки, то ли из-за смущения, глазами сверкающими из стороны в сторону бегает, сгорая от стыда из-за того, что друзья прекрасно понимают, чем он тут занимался последние сутки, более того, ждут от него подробностей, и, не выдерживав столь сильного натиска, начинает свой рассказ: — Он… очень нежен, — смущенно уводит взгляд в сторону, сводя вместе ноги, — днем… Минувшей ночью было… жарко. И приятно, удивительно приятно. Я и не думал, что могу настолько сильно терять голову от касаний, поцелуев и… — Члена в тебе, мы поняли. — завершает за него Чимин с максимально довольным видом обращая все внимание на себя, одновременно и спасая друга от перегрева из-за стыда. — Мы поняли, Чонгук-щи — большой мальчик с хорошей игрушкой, раз сумел выбить из тебя все ненужное и вернуть здоровый блеск твоим глазам. Мы очень рады за то, что вы помирились и сейчас у вас все хорошо. — без издевок, вполне искренне говорит он, лукаво сужая глазки. — А что на счет тебя, Джин-а? Расскажешь нам про свои успехи? Явно намекает на слишком отчетливый запах можжевельника, въевшийся, кажется, в кожу лекаря. — Что Вам рассказать? — моментально вспыхивает Джин, пряча лицо за стаканом с холодным яблочным компотом. — Как я опять попал впросак? Или какой у него член? — У кого? — непонимающе вылупляет глаза на него Тэхен, даже отставляя от себя свой стакан. — Ты с кем-то сошелся? — Ага, с твоим бывшим. — вновь договаривает за омег Чимин, между делом подливая им в стаканы компота из кувшина, получасом ранее принесенным Гуком из погреба. — Намджун с Джином истинные, я это сразу понял. И, у них все вполне хорошо, не так ли? — вновь хитро бросает взгляд на краснеющего на глазах Джина. — Кого-то даже запахом пометили. Ну и как оно? Смогли решить свои проблемы? Тэхен с минуту глупо таращится на них, хлопая ресницами и даже приоткрыв рот, хочет спросить, какого черта творится и что вообще успело произойти за какие-то сутки, которые он провел, выпав из реальности, находясь в объятиях своего альфы. Сокджин стонет, зажмурив глаза, напоминая собой закипающий чайник, будто, еще секунда, и пар из ушей хлынет, даже откидывается на спинку стула, запрокидывая назад голову, и, осознав, что пришел его черед «раскалываться», начинает с того, что берет Тэхена за руку. — Прости меня, Тэхен-а-а, прости, что не рассказал раньше, я и сам узнал о нашей с ним связи совсем недавно. — заглядывая в глаза омеги, чуть ли не слезно извиняется Джин, закусывая губы, чтобы те не дрожали. — Намджун тоже не знал, думая, что повязан с тобой узами истинности. Я не знаю, как это все произошло, как вообще природа нас с ним связала и почему не показала этого раньше, но я правда сожалею, что именно я являюсь тем, кто прибрал к себе твою бывшую пару. Это подло с моей стороны лучшего друга, я знаю, но я ничего не могу с собой поделать, я люблю его уже очень и очень давно. Джин, сжимая ладони Тэхена в своих, еще долго рассказывает о своих чувствах к Намджуну, о том, как спас его в Запретном Лесу и лечил в хижине, о их совместном проживании в Западном поселении, вчерашнем поцелуе после стычки альф и сегодняшнем разговоре, по итогам которого Намджун неожиданно принял их истинность и его в целом. Оба омеги со все нарастающим удивлением внимательно слушают его эмоциональный монолог, сдобренный слезинками, сверкающими в уголках синих глаз, поражаясь всей этой истории все больше и больше, и, когда Джин все же заканчивает, виновато опустив голову и убрав руки под стол, израсходовав весь запас сил на него, не решаясь заглянуть в глаза опешившего Тэхена, наконец отмирают. Чимин поддерживающе хлопает друга по спине, нежно улыбаясь, и пододвигает к нему стакан, призывая смочить горло, пока оба ждут реакции третьего омеги. Тэхен не заставляет себя долго ждать, звонко рассмеявшись, обратив на себя сразу два удивленных взора. — Ты серьезно думал, что я буду злиться и ревновать? — прикрывая рот ладонями, скрытыми в рукавах великоватой для него рубахи, продолжает смеяться омега. — Да я, наоборот, рад за вас. С Намджуном мы все решили еще вчера, хотя я вплоть до этого момента испытывал вину перед ним. Спасибо, что рассказал, потому что теперь я не буду переживать за него и его жизнь, потому что знаю, что о нем позаботятся и излечат все… нанесенные раны. Он в надежных руках. — А как же твои чувства? — Джин неверюще смотрит ему прямо в глаза, выискивая подвоха в ситуации, пока позволяет Чимину сгребсти себя в поздравительные объятия. — Вы ведь все это время думали, что истинные. — Как видишь, это не так. — пожимает плечами Ким. — Я правда люблю Намджуна, и, уверен, что он меня тоже, но, видимо, мы перепутали нашу братскую любовь с чем-то иным. Тем более, обстоятельства так сложились, что мы, нарекшись парой, и не задумывались о других вариантах, кроме как женитьбы, поэтому новость о союзе так… ошарашила нас. И, мне очень жаль, что тебе приходилось все это время подавлять свои чувства, видя нас. Это ты меня прости, Джин-а. Возможно, заметь я вашу связь раньше, сейчас у нас было бы меньше травм из-за недопонимания и недосказанности. — он склоняет голову, сжимая подол рубахи. — Спасибо тебе, за то, что взял ситуацию в свои руки. Я уверен, Намджуну с тобой будет в десятки раз лучше, и вы вместе сможете обрести счастье. Тэхен накрывает ладонь Чимина, что лежала поверх Джиновой, улыбается и, пододвинув стул к ним, тоже ныряет в объятия, не заметив, как дернулся светловолосый омега, сверкнув приобретшими пивной оттенок глазами. — Ты правда не злишься? — оказавшись между двух сладко пахнущих омег, переспрашивает Джин, щекой потираясь о серебристую макушку, пока левой рукой гладит притихшего Чимина по спине. — Ни капли. — подтверждает Тэхен и, немного подумав, тихо выдает: — Я понимаю, что это прозвучит как нечто невероятное, но… я, кажется, нашел своего альфу, и очень рад, что и ты теперь будешь со своим. — поджимает на секунду губы. — Осталось Чимину найти хорошего кандидата, и все будут счастливы. — он улыбается, растирая ладонь кивнувшего на его слова омеги, пальцами задевая причудливый перстень, жмется к друзьям ближе, крепче обнимая, и блаженно выдыхает, ощутив, как тяжелый груз с плеч рухнул вниз, стоило ему наконец признаться во всем в первую очередь перед самим собой. Альфа Тэхена тоже улыбается, еле сдерживаясь, чтобы не выбежать на улицу и не побегать волком, виляя в стороны хвостом от счастья. Чуткий слух уловил каждое слово, хоть уши и готовы лопнуть от жара, а щеки сгореть от смущения из-за разговорчиков омег, но Чонгук не обращает на это внимания, закусывая губы, чтобы не выдать себя. Он сейчас счастлив не меньше Тэхена, за них счастлив, за дела Джина с Намджуном счастлив искренне, радуясь, что назойливый альфа теперь отстанет, да вообще, за весь мир счастлив, потому что Тэхен официально его признал своим альфой. В какой-то момент ему даже кажется, что он спит, ибо слишком много хороших новостей за день, но разве счастья бывает много? Чонгук обязательно расцелует Тэхена везде, где только сможет дотянуться, затискает и заобжимает, чувствуя, что будет не в силах справиться со своей появившейся гипертактильностью. Он даже ногой дергает, еле сдерживаясь, чтобы не заявиться на кухню и не выпроводить гостей, желая как можно скорее остаться с мужем наедине, лишь краем сознания понимая, что это будет банально невежливо и смутит, или даже разозлит, самого Тэхена. Как-нибудь перетерпит, а потом вволю наиграется, наслаждаясь новой стадией их отношений.***
— А кто был тем омегой? — Тэхен поудобнее устраивается в объятиях мужа, плотнее прижимаясь спиной к его груди, пока они лежат в ворохе постельного белья, уплетая фрукты и орехи. — Ну, тем омегой Хосок хена. Он все еще здесь? Чонгук усмехается, растягивая губы в лукавой улыбке, пока, не выпуская Тэхена из кольца своих рук, чистит небольшим ножом яблоко и, отрезая от него небольшие дольки, тут же отправляет их в рот омеги. Как только гости ушли, альфа, как и обещал себе, тут же рванул за не успевшим среагировать мужем и, даже не позволив ему до конца закрыть дверь, утащил в их спальню, буквально на ходу раздевая смущающегося и пытающегося протестовать Тэхена. Сопротивлялся тот, собственно, не сильно, больше даже для виду, тоже устав от лишней одежды, неприятно липнущей к горящему телу, и даже обиженно бурчал, стоило Чонгуку, раззадорившему его, оставить омегу на кровати, чтобы упылить на кухню за внезапно понадобившимися фруктами, напоследок многообещающе поцеловав в губы. — Ты, наверное, удивишься. — он оставляет короткий поцелуй на чужом виске, пока осторожно проталкивает ломтик меж пухлых губ. — Наверное, даже очень. — снова улыбается. — Это наш Чимин. Ай! — и шипит, отдергивая укушенный от неожиданности палец. — Что?! — не то, чтобы Тэхен удивлен, потому что, услышав эту новость, все кусочки общей мозаики наконец встают на свои места и во многом поведение светловолосого омеги теперь становится понятно, но его лицо против воли искажается и он, выпучив глаза, даже разворачивается в объятиях альфы. — Погоди, Тэхен-а, порежешься. — Чонгук предусмотрительно откладывает тарелку с фруктами и ножом на рядом стоящий стол, где без того скопилась груда всякой мелочи, до этого принесенная им, и только потом позволяет омеге сесть к себе лицом. — Да, Чимин был с хеном. Они всю жизнь провели вместе, Чимин, можно сказать, вырос в нашем доме и воспитал меня на пару с братом. Отсюда все и говорят, что он мой нянька. — А, а с чего началась их история? — глаза Тэхена загораются, подобно двум озорным огонькам, и он с самым искренним любопытством поднимает их на мужа, что буквально тает, видя эту картину. — Как они познакомились? Как поняли, что являются кем-то большим, чем друзья? Чимин мне ничего не рассказывал, и я понимаю, почему, но, пожалуйста, поведай мне их историю, мне правда очень хочется знать. Чонгук улыбается в ответ на чистейшую искренность мужа. Тэхен стал в разы раскрепощеннее рядом с ним, больше не закрывался и не отмалчивался, напрямую говоря все, что на уме. Альфа чувствовал огромных размеров доверие, крепчающее между ними, и не мог не радоваться этому, как и отрицать того, что подобное отношение чертовски льстило и заводило одновременно. Тэхен доверяет ему, Тэхен не боится показаться перед ним слабым и в целом больше не боится его самого. Это ли не счастье? — Она не такая уж и романтичная. — издалека начинает Чон, задумчиво пробегаясь пальцами по гладким бокам омеги, на что тот ежится от щекотки. — Чимин не всегда был… частью нашей стаи, точнее, он родом не из Северного леса. — Что? Но он же брат Юнхо. — Названный. Их семья приютила маленького мальчика, найденного Хосоком на границе с Западом. Хен тогда и сам был ребенком, щенком, забредшим не туда, вернувшись с, видимо, своим истинным, потому что отказываться от него ни в какую не намеревался. Мама тогда была беременна мной, поэтому омегу взяли к себе родители Юнхо, но большую часть своей жизни он провел в нашем доме. — Чонгук улыбается, окунаясь в явно приятные воспоминания, меланхолично поглаживая живот и бедра омеги. — Я не знаю, как именно зародились их с Хосоком чувства, возможно, они были заложены изначально, как у нас с тобой, — улыбается хитро, став свидетелем смущенного вздоха и снова покрасневших щек мужа, — просто в какой-то момент они стали парой и начали планировать женитьбу. Чимин даже получил метку, хотя его приемный отец не совсем это одобрял, но в деревне все были уже более чем уверены на счет их союза. — А Чимин знает… о своем происхождении? — Было бы странно, если бы он не знал. — усмехается Гук и сгребает омегу в объятия, утыкаясь носом в его плечо. — Раньше… он был совсем другим, не таким мягким, как сейчас. Я часто получал от него тумаков за непослушание, и мы вместе вечно ввязывались в неприятности. В какой-то мере, хен воспитывал нас обоих. А после его смерти…в Чимине что-то сломалось и за ночь он стал совершенно другим человеком. Я подозреваю, что оборванные нити их утерянной связи повлияли на него и его природу. Его метка пропала, будто ее выжгли, а на смену его былой сущности пришли… удивительные способности. Он стал… — Видеть будущее. — шепотом договаривает за него Тэхен, поражаясь и восхищаясь удивительности этого мира. — Уму непостижимо. — Да, он получил возможность предугадывать события. Происходит это разными способами, чаще всего, ему просто нужно коснуться человека, чтобы увидеть картинки из его будущего. Его видения расплывчаты и не всегда точны, но во многих случаях правдивы, так что, если он говорил тебе что-то, то прислушайся к его словам. Тэхен кивает, вспоминая их один из первых разговоров в яблоневом саду. Чимин уже тогда знал про его течку, пришедшую раньше срока, сказав еще и что-то про омегу вожака. Действительно, размыто-расплывчатое видение, оказавшееся частично правдивым. Ким еще тогда удивился магическому блеску, промелькнувшему в глазах омеги, сейчас поражаясь все больше. Все-таки в каком необыкновенном мире они живут, где каждый может стать особенным по воле случая, или же наоборот, из-за этого случая потерять все, что ценил до этого. Так сложно, так жестоко порой, но так потрясающе. — О чем задумался? — спрашивает Чонгук, отстраняясь, только за тем, чтобы вновь заглянуть в космические глаза. — Да так. — Тэхен накрывает его лицо ладонями, пальцами поглаживая скулы. — О будущем. — Боишься его? — альфа губами перехватывает пальцы, обводящие уголки его рта, оставляя на них сухие поцелуи. Тэхен отрицательно мотает головой, и продолжает гладить чужое лицо, наощупь исследуя точеные черты, будто талантливый скульптор пытается найти изъяны в идеальной работе. Он улыбается, когда Чонгук игриво прикусывает фалангу указательного пальца, не отводя свои сияющие янтарем глаза от него, ерзает на твердых бедрах, привлекая без того прикованное к себе внимание, и, закончив играться, сам припадает к альфе, даря тому ласковый поцелуй. — Пожалуйста, позаботься обо мне. К вечеру течка вновь берет бразды правления над омегой, но на этот раз он даже не думает ей сопротивляться, всего себя, целиком и полностью, преподнося мужу, что только и рад снова забыться в этом сладком аромате, судорожных вздохах и мягких касаниях. Чонгук признается, он потерялся в своих чувствах, запутался, хоть и волк внутри отчетливо скулил, указывая на то, что что-то не так, но не обращал на это внимания, понадеявшись, что хотя бы один раз возможные проблемы решатся без его участия. Семья ему дороже. Старый вожак Чон тем временем ощущал похожую тревожность, выходя к главным воротам проводить уходящих в путешествие гостей.