***
Утро добрым не бывает — истина, которую Черен не устанет повторять. После вчерашних бдений и долгой дороги до дома, она всю ночь беспокойно металась по кровати, заснула под утро, и в результате не услышала звонок будильника. Натренированный организм поднял себя сам, только вот не в шесть утра, как оно должно было быть, а как обычно. Если бы не вчерашний заказ, Черен бы успела не только собраться, но и заскочить в какую-нибудь кофейню по дороге домой, взять себе карамельный латте, булочку с корицей и перекус на обед. История не знает сослагательного наклонения, а потому сейчас она истерически быстро, на максимальных скоростях, вылавливает из хаотично разбросанных в шкафу вещей, нужные, чтобы надеть на себя хотя бы просто чистое, пусть и не особо глаженное. Она наспех умывается, печально смотрит в отражение зеркала, потому что о макияже речи не идет и вызывает такси, которое, естественно плетется как черепаха: в это время едут на работу все, час пик. Пак вбегает в офис все еще пытаясь успокоить себя, настроить на позитивный лад: она успеет все проверить, согласовать и, если нужно, исправить, небольшие задержки некритичны, если клиент лояльный, а она умеет включать обаяние по щелчку пальцев. Хенджин уже сидит на своем месте и неторопливо что-то печатает, внушая всем своим видом спокойствие и умиротворение. — Утро доброе, — наспех здоровается Черен и торопливо жмет на кнопку включения компьютера, одновременно стряхивая с себя верхнюю одежду. — Привет, ты рано сегодня, — Хенджин удивленно вскидывает брови, ведь за все время их работы Пак ни разу пришла на работу раньше, чем за пятнадцать минут до начала смены, а тут заявилась раньше аж на три четверти часа. — Кое-что надо проверить, — тонкие пальцы бегают по клавиатуре с невиданной доселе скоростью, допуская ошибки в паролях. Черен чертыхается, мысленно кроет матом нерадивую технику, но все же запускает наконец все нужные программы, быстро открывает свой последний чек и сердце ее падает куда-то вниз, с громким звуком бьющейся на мелкие осколки тарелки, когда видит, что ебаная краска уже заколерована и поставлена на доставку. Трясущимися руками она открывает карту колеровки: где-то там, в наивной части сознания, еще теплится убогая надежда, что кто-то исправил коды вместо нее и все будет в порядке. Все чаяния оказываются тщетны. Могло ли быть иначе? — Хенджин, — севшим голосом зовет наставника, — ты поставил заказ в Инсадон на доставку? В чайную лавку. — Да, — кивает Хван. — Клиент написал на почту, что подтверждает заказ, я посмотрел, что там нет даты доставки и проставил на сегодня. А что? — Я не согласовала с ним коды красок, — Черен с отчаянием смотрит на друга. — А по программе видно, что все уже заколеровано. Хенджин нервно дергается и спешит открыть заказ. Ситуация действительно неприятная, но он верит в чудо не меньше Черен, святая простота — их общее качество, он надеется, что в магазине все же не успели заколеровать прямо все банки. Одна-две — это не страшно, а все тридцать — уже серьезный косяк. — Я позвоню на склад, — он быстро цепляет на уши гарнитуру и набирает нужный номер. Черен садится на стол и нервно притоптывает левой ногой, пока ждет, что ему ответят. — Все банки заколерованы, — вздыхает он, выключив микрофон. — Их много, но из-за небольших объемов это заняло не так много времени. — Что теперь делать? — шепчет Черен, сильно сжимая брючину вместе с собственным бедром. Наверняка останется синяк, но боли она не чувствует. — Позвоню клиенту, узнаю, чего он хотел на самом деле, а потом будем решать, — Хенджин снова берется за гарнитуру и звонит. Черен не верит, что так получилось. Первый проеб, зато какой. Она смотрит на Хвана, его пухлые напомаженные гигиеничкой губы шевелятся, но слов она не различает, поглощенная мыслями о своей ничтожности и бесполезности. — Все очень плохо, — констатирует Хенджин, закончив разговор, — он хотел колеровку по какой-то древней палитре, а у тебя проставлены просто цифры и на складе заколеровали по ралу. Цвета вообще не совпадают с нужными и выкупать клиент это не будет. Нужно идти к Чонину, пусть скажет, как действовать дальше. Черен обреченно вздыхает, думает, что перед смертью не надышаться и решительно встает со стула, готовая понести справедливую кару. Доселе она ни разу за всю свою жизнь не бывала вызвана на ковер к начальству, потому как всегда выполняла взятые обязательства. Все бывает впервые. Чонин хмуро перебирает деревянные бусины четок, когда выслушивает их явку с повинной. Смотрит заказ и ошарашенно цокает. — Но зачем же ты вообще проставила коды? — спрашивает он с возмущением. — Ты могла не ставить ничего, максимум, на доставку бы опоздали, компания бы компенсировала, а это… Госпожа Пак, я очень разочарован. Его лицо действительно выглядит расстроенным, а Черен одновременно неприятно, что ее распекает этот юнец, и обидно, что он полностью прав. Если бы она не сделала ничего, было бы лучше, чем так. Справедливый упрек. — Думала, что приду на работу пораньше и успею поговорить с клиентом, — практически бубнит себе под нос. — И что пошло не так? — Проспала. Черен видит едва уловимое осуждение и непонимание в глазах руководителя, а на Хенджина она старается вообще не смотреть. Оправдание на уровне второго класса начальной школы, ей богу. Еще бы сказала, что собака съела проездной на метро. В комнате повисает гнетущее молчание. Первым его нарушает Чонин. — Звоните на склад, пусть колеруют новые банки в нужные клиенту цвета. — он вздыхает, трет переносицу то ли от усталости, то ли от кретинизма подчиненных. — По поводу убытков мне нужно переговорить с Чаном. Идите работать. Хенджин, проследи, чтобы с этим заказом все было в полном порядке. Хван кратко кивает, разворачивается и произносит одними губами, глядя в лицо Черен: «валим отсюда». Они молча идут до своего места. В офисе уже, похоже, все в курсе, что у них какие-то проблемы, каждый второй бросает заинтересованные взгляды, но никто не подходит, чтобы расспросить, ибо работы дофига. Но к руководителю Яну обычно никто посреди смены прогуляться не ходит без веской причины, тем более вдвоем. Черен, белая как мел, медленно садится за стол, выводит компьютер из спящего режима, надевает гарнитуру. Ее лицо не выражает ничего, мыслей в голове также нет. Первая серьезная ошибка основательно выбила ее из колеи. — Это уже произошло, успокойся, — Хенджин сочувственно смотрит на Черен и от этого ей хочется зарыдать. — Как-нибудь вырулим ситуацию. — Я такая дура… — Бери себя в руки, еще целый день впереди. Все могут ошибаться. Она ничего не отвечает, лишь пялится в монитор и уныло открывает почту. Хенджин ставит себе отметки в блокноте, садится за компьютер и начинает исправлять то, что провалила Пак, параллельно ставя себе галочку, проверить за ней текущие чеки, мало ли, что можно напортачить в таком состоянии. День обещает быть долгим.***
— Ну ты даешь, мать, — Чанбин с громким стуком ставит стакан с пивом на стол, игнорируя специально выданную подставку. Слишком резкое движение и брызги пенного разлетаются ему на лицо и руки, благо не долетают до остальных. Со вытирает рукавом рабочей рубашки рот и неаккуратно размазывает лужу из-под стакана сухой салфеткой. Феликс смотрит на все это действо с нездоровым блеском в глазах, но это ускользает от внимания окружающих, слишком занятых обсуждением произошедшего. После тяжелого дня они единогласно проголосовали в общем чате за пункт «нажраться в ближайшем пабе». В этом опросе, правда, не было альтернативных выборов, но они никому и не были нужны. — Не знаю, зачем я это сделала, — ноет уже пьяненькая Черен, — тридцать банок! Вот уродство. Она шмыгает носом, подтягивает к себе поближе коллективную бутылку соджу, наливает в стопку и опрокидывает в себя. Хенджин заботливо подает ей бокал пива, чтобы запить. — И чего они решили? — Феликс, утонченная натура, заказал себе яблочный дайкири и тянет его, очень натурально изображая элиту. Со стороны выглядит элегантно, если не знать, что предыдущий час он, как и все, хлестал пиво, иногда занюхивая макушкой Чанбина вместо калорийных снеков. — Решили, что будут вычитать стоимость краски из моей зарплаты, — она уже хлюпает носом, обиженная и расстроенная несправедливостью мира, — рассрочку на четыре месяца мне организовали, благодетели, блин. — Сурово как-то для Бан Чана, — удивляется Феликс. — Потому что у меня были все возможности не накосячить, и я ими не воспользовалась, — кисло цитирует руководителя Черен. — Грустная хуйня, короче. Хенджин кивает, соглашаясь, и заказывает еще соджу, понимает, что боль этого дня может быть смыта только алкоголем. Сумма, которую Черен должна компенсировать, существенная настолько, что не хватило бы и двух ее зарплат. — Что будешь делать с краской? Вопрос Енбока ставит Черен в тупик, потому что она об этом вообще не думала. — В смысле? — зависает она. — Они забирают у тебя деньги, значит, краску ты купила, — жмет плечами Феликс, — может, попробовать ее продать? — Да кому она нужна, — машет рукой девушка, — там куча ярких цветов, по литру, по три литра. Я продавать буду дольше, чем у нее срок годности истечет. Там всего месяц по регламенту у вскрытой банки. — Так, а может Хенджин чего-нибудь придумает? — Я? — удивляется Хван, занятый разливом огненной жидкости по стопкам. Чанбину он такие вещи не доверял, а больше добровольцев на роль мальчика на побегушках не было. — Ты же художник, а это краски, — Феликс щелкает у него перед лицом пальцами, — смекаешь, как оно складывается? — Но это же интерьерные краски, — сомневается в гениальности идеи Хенджин, — на холсте ими рисовать нормально вряд ли получится. — Хмм… — мыслительный процесс у Феликса протекает не чересчур быстро. — Может, стену какую разрисовать? Не пропадать же добру в самом деле. — Кстати да, — соглашается вдруг Черен, — если ты и вправду хорошо рисуешь, то можно у меня в спальне под это дело отвести местечко. У изголовья кровати акцентную стену сделать. — А что нарисовать? — Хенджин потихоньку загорается, раньше он на стенах рисовал только граффити. Были дела в старшей школе, романтику тех лунных ночей с баллончиком в руке и страхом быть пойманным он помнит спустя много лет. — Что-нибудь красивое… — неопределенно отвечает Черен, прежде чем залить в себя очередную порцию соджу. — Автопортрет забабахаю, — играет бровями Хван. — И место как раз подходящее. — Идиот, — она бросает в него куском сушеного кальмара и заливисто смеется. Попойка закачивается ближе к полуночи, все-таки завтра будний день и всем пахать. Чанбин с Феликсом уезжают на одном такси, а Черен с Хенджином ждут другое. — Нам же не по пути, — зевает Пак, — думаю, тебе было бы выгоднее ехать отдельно. — Я должен проводить тебя до дома, — отмахивается Хван. — Проследить, чтобы все было в порядке. — После одной ошибки собрался контролировать меня в каждой мелочи? До дома на такси, думаю, я могу добраться без приключений. — Эй, дело не в твоей ошибке на работе, а в том, что ты красивая молодая пьяная девушка. Хрен знает, что там на уме у этого таксиста. — Считаешь меня красивой? — она глупо хихикает и прикрывает рот рукой. — Типа ты сама не знаешь, — фыркает Хенджин. — Минхо намекал, что есть излишки, — она хлопает себя по бедрам, — я уже и сама не понимаю, какая я. — Излишки? — Хван хмурится, вглядывается в обозначенные области. — В одежде не видно ничего такого. Такие вещи проверяют опытным путем. Он подходит к ней близко, смотрит сверху вниз и тянет руки. Черен оглянуться не успевает, как пальцы Хенджина оказываются на ее боках, мягко сжимают их, гладят, постепенно спускаясь все ниже. Вот уже он пробует на ощупь округлые бедра, исследует их сквозь плотную ткань офисных брюк, строит маршрут до ягодиц, сжимает и разжимает мягкую плоть, сам двигается к Черен почти вплотную, сокращает между ними расстояние до абсолютно неприличного и шумно выдыхает. — Чего ты творишь? — Черен не отталкивает, лишь вопросительно смотрит на него, будто и впрямь не замечает вспыхнувшее в его глазах и паху возбуждение. — Эмпирическим методом исследую твое тело на предмет избыточных жировых отложений, — выпаливает на одном дыхании, явно смущенный, но не отстраняется. — И как результаты? — усмехается Черен, все еще чувствуя давление его рук на мягком месте. — Лишнего не обнаружено, — рапортует Хван. — Только нужное. Их несколько зашедший за рамки шутки флирт прерывает подъехавшее такси. Они садятся в машину, ощущая некоторую неловкость от произошедшего, но алкогольное опьянение обоих сглаживает эти углы и к концу поездки они уже вновь беспечно болтают о том, что все-таки Чан та еще жадная крыса, и мог бы возместить ущерб за краску из резервов компании хотя бы частично. Хенджин провожает ее до дверей квартиры, пока таксист ждет его у дома. — Я могу остаться и проверить, что там с твоими ляжками без одежды, — он широко улыбается, явно довольный своим стремным подкатом. — Могу вообще все посмотреть, не только их. Кажется, в районе груди полновато… Черен останавливает цепкие лапы на подлете к бюсту и раздраженно цокает. — Тебя ждет водитель, топай уже. Спокойной ночи. Она подталкивает Хвана наружу и закрывает за ним дверь, не обращая внимания на недовольное бухтение разочарованного парня, после чего идет к окну. Убедившись, что пьяный товарищ погрузил тушку в такси и поехал домой, она, не раздеваясь, ложится на диван и долго смотрит в потолок, глупо улыбаясь. На душе почему-то стало теплее и Черен не может понять, что конкретно этому виной: Хван Хенджин или несколько бутылок соджу.***
Неделя, полная тревожных переживаний и рутинных забот, наконец подходит к концу. Черен приходит на работу пораньше, чтобы разгрести перед выходными почту и не оставлять гору писем тем, кто заменяет их с Хенджином в нерабочие дни. После того, как она сама отпахала субботу и воскресенье, ценить тружеников сменного графика стала намного больше, уважение к их стойкости и работоспособности взлетело до небес. Наученная горьким опытом, она проверяет все свои отгрузки за сегодня и за вчера, убеждается, что все в порядке и облегченно выдыхает: обжегшись на молоке дуешь на воду, и она не верит сама себе после одной ошибки. Хенджин напротив о чем-то оживленно разговаривает по телефону, его губы пересыхают, он часто облизывает их, отчего они сохнут еще больше, и в результате возникает порочный круг. Черен не может не любоваться развернувшейся картиной, залипает на парня с лицом блаженной идиотки, отложив на пару минут работу, давит в себе желание незаметно щелкнуть его на камеру телефона. Все, что с ним связано кажется зефирно-легким, опошлять нет никакого желания, хотя сам Хван только к тому и стремится. Несмотря на все, что между ними случалось по пьяной и не только лавке, несмотря на очевидную симпатию Хенджина и свою собственную заинтересованность, Черен не спешит переводить их подростковый флирт с редкими эпизодами рейтинга восемнадцать плюс во что-то более серьезное. Неловкости между ними не осталось никакой, а вот недосказанности — достаточно. Чаши весов не склоняются ни в какую сторону, а потому Черен просто застывает в этом прекрасном моменте, когда тебе кто-то нравится больше, чем просто друг. Переглядки с Хенджином — единственное, что отвлекает ее от Минхо на работе, переписки с Хенджином в социальных сетях – единственное, что отвлекает ее от тяжких дум о Минхо дома. Минхо становится все меньше в ее голове и жизни, Хенджина — все больше. Витания в облаках прерывает хлопок двери: Феликс и Чанбин пришли на работу, как всегда вместе, но почему-то без типичных улыбок на обычно счастливых лицах. Даже наоборот, оба парня держатся дергано, а Чанбин еще и как-то странно, вперевалочку идет к рабочему месту. Черен приветливо машет им, получая в ответ кивок от старшего из этой парочки твикс и кривую неискреннюю улыбку от младшего. Пак мгновенно ощущает острое желание посплетничать, реализации которого мешает все еще болтающий по телефону Хван. Она нетерпеливо и громко стучит ногтями по столу в ожидании, когда он уже закончит. — Ты что-то хотела? — Хенджин снимает гарнитуру, растирает пальцами покрасневшие от давления наушников ушные раковины и заправляет выпавшую прядь волос за ухо в тридцать пятый раз, Черен считала. Пак оглядывается по сторонам, проверяя, нет ли поблизости кого-нибудь, и громким шепотом спрашивает: — Не знаешь, что случилось у Феликса и Чанбина? Хенджин непонимающе смотрит на нее, чешет затылок, вспоминая. — Да вроде все в порядке было, вчера ночью слали свои упоротые мемы в общий чат и лайкали их друг другу. — Это да, но взгляни сам, они странно себя ведут. Чанбин действительно кажется каким-то насупленным и странно молчаливым: хмурит брови, то закидывает одну ногу на другую, то наоборот, расставляет неприлично широко, потеет. Феликс без конца косится в его сторону, но, стоит им встретиться взглядами, быстро делает вид, что заинтересован чем-то другим. Парни не разговаривают, не перебрасываются картинками в общем чате, и вообще делают вид, что незнакомы. Хенджин и Черен начинают сгорать от вопросов примерно к полудню, строят предположения о том, что могло стать причиной ссоры между этими двумя. Со слов Хвана, он никогда не видел, чтобы ребята вообще хоть раз всерьез дулись друг на друга больше пятнадцати минут. Они были как инь и ян: противоположности, которые идеально сочетались. Магниты с разными полюсами, неизменно тянущимися друг к другу. Черен победно вскрикивает, когда выясняется, что у нее и Феликса опять совпало время обеденного перерыва. Она салютует Хвану рукой на прощание, клянется мамой выведать максимально возможное количество информации, чтобы всласть посплетничать, и торопится на выход: Феликс, печальный, со скорбно сгорбленной спиной уже куда-то свалил. Потеряшка обнаруживается в коридоре, сиротливо ждущим лифта в гордом одиночестве. Черен хлопает по его плечу со всей дури, и Феликс визжит, демонстрируя неожиданно высокие ноты. Он держится за сердце и осуждающе смотрит на скомкано извиняющуюся и не менее испуганную его реакцией Черен все время, что они спускаются на лифте. В столовой достаточно оживленно и они не успевают толком поговорить, пока разглядывают вывески над прилавками с холодильниками. Началась неделя индийской кухни и меню пополнилось десятком новых позиций, названия которых Черен с трудом может прочитать даже про себя. — Даже не знаю, что взять, — чешет затылок Ли. — Глаза разбегаются от разнообразия. — Рекомендую попробовать цыплят тандури, — вдруг вмешивается стоящий в очереди за ними мужчина в возрасте. — Здесь делают гораздо острее, чем в самой Индии, пальчики оближешь! Феликс ощутимо вздрагивает, бледнеет и часто-часто моргает. Он выдавливает из себя очевидно искусственную улыбку, вяло благодарит непрошенного советчика, но берет себе непонятные фрикадельки в йогуртовом соусе и несколько лепешек чапати. Черен выбирает бирьяни и мысленно молится, чтобы острота этого блюда не заставила ее слишком потеть, потому что на новой блузке следы будут слишком заметны для окружающих. В следующий раз надо будет не забыть наклеить специальные вкладыши от пота. Они выбирают свободный столик в углу, что вообще-то неслыханная удача: как правило такие укромные места всегда заняты. — Феликс, малыш, что случилось? — встревоженно спрашивает она, прерывая затянувшуюся тишину. — Все в порядке, — безучастно отвечает тот и кладет в рот фрикадельку. Черен делает ход конем: роняет изо рта кусочек курицы, рассыпает рис, пачкает подбородок соусом и неспешно облизывает губы. Она устраивает целое представление, которое любой человек, кроме Феликса, охарактеризовал бы емким выражением «жрет как свинья». Но все тщетно, и огонек, едва вспыхнувший в глазах Енбока при виде этой картины, гаснет, не успев разгореться. Пак раздраженно вытирает грязное лицо и руки влажными салфетками, ими же собирает еду со стола и идет за напитками. Без ста грамм хотя бы кофе тут не разобраться. Она агрессивно ставит перед Феликсом большой стакан моккачино, а перед собой — маленький с эспрессо, грозно надвигается на Ли и требует: — Рассказывай давай. Феликс оценивает обстановку как небезопасную, дергает плечами, смотрит по сторонам, проверяя, нет ли рядом греющих ушей коллег и знакомых. Таковых не обнаруживается и он, в очередной раз трагически вздохнув, сообщает: — Я обидел Чанбина. Черен фыркает на очевидный факт и смотрит на экран мобильника: у нее максимум двадцать минут, чтобы раскрутить Феликса на откровение. — Конкретнее! Может я смогу чем помочь. — Тема деликатная, можно сказать, интимная, — почти шепчет Феликс. — Я видела твой член, — Черен укладывает свою руку поверх руки Феликса и пристально смотрит ему в глаза. — Ты можешь мне доверять. — Мало ли кто его видел, — слабая улыбка на его лице воскрешает надежду на лучшее. — Всего лишь пирсинг показывал, ничего криминального. — Колись, я правда хочу тебе помочь, — давит Черен, и парень сдается. — Дело в том, что мы с Чанбином довольно близкие друзья, — начинает издалека он. — Я давно догадалась, — Черен мысленно считает оставшиеся на обед минуты, но не смеет торопить друга с откровениями. — Все в порядке, выкладывай, из-за чего поругались. — Ах, нуна, — Енбок удивлен, что она обо всем в курсе и одновременно рад этому. — Дело интимное, стоит ли о таком говорить. — Конечно стоит, — часто кивает Черен, — для чего еще нужны друзья? Феликс на самом деле не думает, что друзья нужны именно для этого, но, если честно, ему отчаянно хочется поделиться своей неудачей. — Дело в том, — начинает он, параллельно сканируя зал взглядом, проверяя, чтобы рядом с ними никого не было, — что я хотел порадовать Чанбина и, пока был у него в гостях, решил приготовить что-нибудь вкусное. Он замолкает, краснеет как помидор и делает глоток сладкого напитка, смачивая пересохшее горло. Черен терпеливо ждет, сохраняя серьезное выражение лица. — Иногда хочется внести какую-то изюминку в привычное, — продолжает Енбок, — вот и в этот раз, я подумал, что будет здорово, если я полью привычный брауни вареньем! Черен почему-то кажется, что Феликс ее обманывает в той части, где «иногда». Скорее всего он любитель пищевых экспериментов и порнушки странных жанров. Но свое мнение оставляет при себе, молча кивает смущенному другу, давая знак говорить дальше. — Холодильник, как назло, был почти пуст, ну, я отрыл там в глубине баночку с клубничным джемом и подумал, что это отличный вариант. В общем-то и единственный, если не брать в расчет майонез и бобовую пасту. Взял эту бутылку, полил пирог... Лицо Феликса озаряет ужас воспоминаний: отплевывающийся краснолицый Чанбин и кухня, будто дерьмом вымазанная, после того, как он нахаркал везде брауни. С учетом красных вкраплений джема - это был кровавый понос. После краткой запинки из-за внезапного флешбека, он делает еще один глоток кофе и продолжает. — Короче, оказалось, что это не джем никакой, а какой-то мега острый соус, который Джисону прислали родители из Малайзии. Он решил поделиться, отлил его в банку из-под джема, отдал Чанбину, а тот поставил в холодильник, забыл про него и мне не сказал, что это за хрень. Черен сжимает пальцы на ногах, задерживает дыхание и кусает губы, что не заржать и не обидеть товарища. Ситуация кажется нелепой до абсурда, она уже предвкушает, как они будут смеяться с Хенджином, перемывая косточки ребят. — В результате у него ожог слизистой и проблемы с дефекацией, часть соуса он все же проглотил. — Феликс смотрит грустно, как котенок, которого пнули злые люди. — Только, прошу тебя, не говори никому об этом, а то Чанбин меня убьет. — Конечно, — Черен, несмотря на абсурдность ситуации друга жалко и хочется поддержать. — Я – могила. А Чанбин отойдет, не переживай, ты же не специально. Просто задета его, кхм, чувствительная зона, дай ему время переварить это. Обезболивающие ему принеси лишний раз. Они еще некоторое время тихо переговариваются, обсуждая, как умаслить Чанбина, сходятся на том, что Феликсу вечером стоит хорошенько его накормить, несмотря на будний день и усталость. Главное, исключить из меню брауни, чтобы нежного товарища не стриггерило. В офис они возвращаются в гораздо более приподнятом настроении, чем до обеда и расходятся каждый в свою сторону. — Ну, чего там, говори! — требует Хенджин, стоит ей только присесть за стол. — Прости, — у Черен натурально чешется язык, она хочет все разболтать в самых смачных красках, но останавливает себя усилием воли. — Феликс просил не рассказывать никому, и я пообещала. Но, думаю, они скоро помирятся. — Эй! — Хван от обиды роняет ручку и обиженно сверлит ее взглядом. — Мне ты тоже обещала все рассказать! Клялась даже! Мамой! — Прости, — Черен пожимает плечами и надевает гарнитуру. — Может, ты сам поговоришь с Ликсом? Он же твой лучший друг, наверняка расскажет. А я не могу. Хенджин не разговаривает с ней два следующих дня.