RAL

Черен жарко, тяжело и хочется пить. Она с трудом открывает глаза и проводит по ним тыльной стороной ладони. На коже остается черный след от несмытого макияжа, Пак глухо стонет от противного ощущения крошек в глазах. Она приподнимается на подушке и обнаруживает себя все также лежащей на животе, но уже раздетой и с Хенджином, пускающим пузыри из слюней, у нее под боком. Черен падает обратно и пытается вспомнить, что было вчера. Память услужливо подбрасывает картинки, которые лучше бы забыть вовсе: их с Хенджином похожий на совокупление танец, и то, что они собирались потрахаться у нее в квартире. Она переворачивается на бок, чтобы не видеть безмятежного спящего лица Хвана и приподнимает одеяло: лифчика нет, но трусы на месте. Так было или не было? На ляжках синяки, судя по форме и расположению, от пальцев, но больше никакого криминала не зафиксировано. Аромат перегара и несвежего тела заставляет Черен поморщиться от отвращения. Боже, и в таком виде она рядом с Хенджином, этим храпящим ангелом. Движение сзади, шебуршание под одеялом заставляет Пак мгновенно закрыть глаза и притвориться спящей: разговаривать сейчас и выяснять, что да как нет никакого желания. В этот раз она, пожалуй, побудет страусом и спрячет голову в песок. Хенджин громко зевает, трет глаза и оглядывается по сторонам. У него провалов в памяти о вчерашнем вечере нет, как и какого-либо стеснения. Он смотрит на затылок спящей девушки, тихо зовет ее по имени и, не получив ответа, встает с кровати. Хенджин звучно топает босыми ногами по полу, когда идет в туалет, кряхтит, пока умывается, пьет водичку на кухне, ничуть не стараясь производить поменьше шума. Черен упорно делает вид, что всей этой возни недостаточно, чтобы нарушить ее крепкий сон, только плотнее кутается в одеяло, ведь без печки по имени Хенджин и пижамы ей стало прохладно. Он возвращается в спальню, ставит на тумбочку стакан с водой, собирает повсюду свои вещи. Скользнув взглядом по Черен последний раз, он вздыхает и на носочках выходит из комнаты. Для чего, если до этого вел себя как слон в посудной лавке? Пак с облегчением выдыхает, когда слышит звук захлопнувшейся двери и встает с кровати. Голову мгновенно прошибает боль, в глазах рябит, кружат вертолеты, и едкая кислота поднимается по горлу. Она едва успевает добежать до унитаза, как наружу рвутся остатки вчерашнего пиршества и желчь, опустошая желудок подчистую, обжигая пищевод и глотку. Черен очень плохо, она начинает резко мерзнуть, бледнеет и обещает себе, что никогда больше так не набухается, либо не будет смешивать такое количество разнообразной алкогольной продукции за один вечер. Кое-как доползает до кровати обратно, делает глоток воды из оставленного стакана, мысленно благодаря за него Хенджина, заматывается в одеяло и закрывает глаза, проваливаясь в дрему. Да, не так она планировала провести субботу, не так. Ей кажется, что прошло лишь мгновение, с тех пор как она сомкнула веки, а громкий настойчивый звонок в дверь не оставляет никаких шансов спокойно поспать. — Боже, да хватит уже, — сипит Пак себе под нос, зажимая уши руками. В голову мерзкий звук бьет подобно колоколу, как если бы встать прямо под него. Черен не выдерживает и десяти секунд, ищет глазами что-нибудь накинуть, не в трусах же гостей встречать, но, как назло, под рукой ничего нет, кроме спальной ночнушки, сиротливо покоящейся на стуле, ведь этой ночью ей никто так и не воспользовался. Пак страдальчески стонет и напяливает на себя короткую атласную сорочку, заворачивается в покрывало и плетется в прихожую. Где потерялись тапки она не помнит, пол неприятно холодит голые ступни и Черен чувствует себя самым несчастным человеком в мире. Случайный взгляд в зеркало прихожей не оставляет никаких шансов на хорошее настроение: длинные волосы спутались чуть ли не в колтуны, на лице маска панды, образованная совместными усилиями оплывших теней и туши. Как от нее пахнет, лучше даже и не представлять. Не может быть хорошего аромата от немытого потного тела, которое испаряет из себя остатки спирта. Черен заглядывает в глазок и отчаянно воет: Хенджин пришел с какими-то пакетами. Она думает, что самая хорошая идея сейчас — притвориться, что никого дома нет. Тишину в квартире разрушает ор йодля: в спешке оставленный вчера в прихожей мобильник надрывается от входящего. К какофонии смартфона и дверного звонка добавляется стук в дверь. Кажется, Хван решил выбить эту жалкую преграду на его пути своими закаленными в танцах ногами. Черен понимает, что этот бой она проиграла, открывает, параллельно сооружая из одеяла некое подобие паранджи. — Фух, думал ты померла! — Хенджин вваливается в квартиру отвратительно жизнерадостным, разгоняет затхлый воздух непроветренного помещения уличной свежестью. — Не похож ты на человека, горюющего о внезапной кончине друга, — замогильным голосом вещает Черен. — Ты чего так замоталась? — Хенджин удивленно осматривает мумию перед собой. Ему видны лишь глаза и голые ноги. Зоркое око художника подмечает, что ногти на пальцах ног девушки покрашены в карминово-красный оттенок. — Что тебе нужно? — вопросом на вопрос. Черен крайне некомфортно стоять здесь в таком жалком состоянии, она раздражается от цветущего вида, которым Хенджин будто бы насмехается над ней. Бухали же вместе, так почему ее лицо как вареный пельмень, а его-хоть сейчас на выставку? Опять. Дежавю, мать его. — Пришел стену красить, — весело отвечает Хван, указывая на пакеты. — Принес кисти, грунтовку, ну и по мелочи еще, что потребуется. Уже который раз ей становится неудобно: снова грубит человеку, который хочет помочь. — Заходи, пожалуйста, — она сторонится, пропуская его внутрь квартиры. Хенджин ставит пакеты, снимает обувь и дружелюбно подмигивает. Они проходят вместе в спальню и Черен молится на то, чтобы у Хвана хватило такта не вспоминать вчерашнее. — О, а вот и ложе страсти, — мгновенно разбивая надежды, он играет бровями в ответ на испепеляющий взгляд девушки. Закутанная она не выглядит в должной мере угрожающей. — Ложе страсти станет твоим смертным одром такими темпами, — она дергается в сторону Хенджина, желая втащить ему от души, но забывает, что намотанная на манер тоги тряпка держится на одном узле и честном слове. Ткань слетает с головы, обнажая самое сокровенное — опухшее после пьянки лицо, искаженное гримасой ненависти в придачу. — Эм, ты это, только проснулась? — деликатно уточняет Хенджин. Черен отвечать ему не желает, достаточно позора на одно утро. Она сгребает грязное белье с кровати, уже наплевав на все правила приличия и гостеприимства, кидает в общую кучу и одеяло, которым была обмотана. — Двигай кровать куда-нибудь и твори, — она делает вид, что не замечает голодного взгляда, которым парень пожирает ее обнаженные ноги. — Я пошла в душ. Она гордо отворачивается от Хенджина, поднимает с пола разноцветную охапку и топает в ванную. Скинув все грязное, включая ночнушку и трусы, в корзину, она с некоторой опаской заглядывает в зеркало. Не хочется верить, что вот эту грязную рожу с потеками слюны в уголках губ Хван наблюдал сейчас. Черен надеется, что фокус его внимания был сосредоточен на ее бедрах, они выглядят на удивление неплохо. Долгий горячий душ приводит Черен в себя, а прохладный — делает вновь человеком. Этот мир держится на контрастах. Пак хватается за скудный прилив бодрости как утопающий за соломинку и открывает сокровенный шкафчик, где хранятся маски, крема, скрабы и все остальное, чем она забывает пользоваться на регулярной основе. Охлаждающий гель для лица, патчи под глаза, опрыскивания термальной водой—то, что помогает вернуть ее облику привычный вид. Черен сушит волосы, вновь смотрит на себя в зеркало, грустно улыбается отражению, надевает на голое тело теплый халат. О том, чтобы взять с собой смену белья и какие-то вещи, она не побеспокоилась и уже предвкушает плоские шуточки Хвана, когда будет доставать из шкафа исподнее. Когда она заходит в комнату, Хенджин даже не обращает внимания: он включил музыку с телефона и слегка пританцовывает в ритм популярной песни вельветок, пока грунтует валиком стену. У его ног валяются изувеченные куски обоев, Пак вспоминает, как клеила их не так уж давно своими собственными руками, мучительно стыкуя рисунок. Столько труда впустую. Хенджин переоделся для грязной работы, но все равно кажется самым красивым человеком на земле, его не портит ни растянутая майка-алкоголичка, ни полинявшие шорты до колен. — Тебе нужна помощь? — спрашивает Черен скорее из вежливости, нежели из реального желания посодействовать. Ей максимально неловко стоять перед ним без белья, хоть и тело ее прикрыто длинным махровым халатом в пол. Она не выглядит как соблазнительница, но ощущает себя чуть ли не проституткой в собственном доме. Сложившиеся обстоятельства смущают, одновременно с тем вызывая где-то в паху легкий налет возбуждения. — Да нет, все в порядке. — улыбается Хенджин, проводит валиком по стене в последний раз и кладет его в специальную ванночку. — Грунтовка быстросохнущая, но все равно надо хоть час-полтора выдержать, чтобы впиталась. В идеале, конечно, часа четыре, чтобы на два слоя, но я тогда не успею даже половины покрасить за сегодня. — Что будем делать этот час-полтора? — она все еще мнется у дверей, не решается зайти в комнату и порыться в шкафу. — Я бы перекусил! Хенджин вытирает руки о какую-то тряпку, Черен надеется, что это специально принесенная ветошь, а не какая-нибудь ее футболка, валявшаяся за отодвинутой к противоположной стене кроватью. Он достает огромный черный пакет и начинает собирать туда куски обоев, вытирает слегка запачканный пол все той же тряпкой и спрашивает: — Куда поставить? Или сразу в мусор вынести? — Да в гостиную отнеси, я потом уберу. — Ты просто можешь принять мою помощь, не брыкаясь, — Хенджин смотрит пристально, он кажется каким-то другим человеком, будто бы более решительным. — Хорошо, — отводит взгляд Черен, — вынеси сейчас. Я пока закажу что-нибудь перекусить. — Так бы сразу, — ослепительно улыбается парень, подхватывает мусорный пакет и топает на выход. Черен ждет, пока входная дверь хлопнет, воровато оглядывается по сторонам и быстро проходит к шкафу, роется там, бойко перебирает вещи, вытягивая из недр старые пижамные штаны и растянутую футболку- самые нестремные вещи, которые можно найти в этом хаосе за пять минут. Хлопковые черные труселя и поживший кружевной лифчик на косточках она хватает уже под настойчивый звонок в дверь: Хенджин вернулся. Она закидывает шмотки в ванную, впускает в квартиру товарища и идет переодеваться. Черен обидно признавать, но ей неприятно то, что белье она нашла не новое (ведь было такое), вдобавок не комплект (а ведь есть парадных два!),а вместо красивого пеньюара на ней абсолютно несексуальный домашний наряд из разряда "удобно и ладно". Казалось бы, какая разница? Но Хенджин буквально в двух шагах от нее, и это оказывается достаточной причиной хотеть выглядеть игривой кошечкой, а не драной кошкой. А, плевать, решает она в конце концов, и выходит на свет божий полностью одетая и с телефоном наперевес. Как гостеприимная хозяйка, она решает заплатить хотя бы за обед, то, что за работу Хван денег не возьмет кажется само собой разумеющимся. Она кидает в корзину приложения несколько разных кимпабов, пару кусков торта и оформляет заказ из закусочной в соседнем доме. — Через пятнадцать минут привезут еду, — оповещает она заваривающего кофе парня. Хенджин приглашает ее за ее же стол, ставит перед ней дымящийся напиток с неприличным количеством сахара, садится напротив: — Пей, — кивает на чашку, — тебе надо поднять уровень глюкозы. Черен грохается на стул и делает первый глоток под прицелом его взгляда. Она чувствует, что атмосфера между ними имеет странное напряжение. Хенджин хитрит и по капельке давит ее привычную доминантность в их общении странными невербальными способами, заставляет Черен нервно ерзать на стуле и торопливо глотать переслащенный кофе. Возможно, она просто себя накручивает, но от этого не легче. — Поговорим? — прищур незнакомый, то ли шутит, то ли и впрямь решил поболтать о серьезном, Черен пока не понимает. — Давай, — отвечает она, давя признаки волнения усилием воли. Воли остается критически мало. — Неужели, ты решил открыть тайну, что именно будешь рисовать на моей стене? — Нет, — мгновенно отметает предположение, — мне хотелось бы обсудить вчерашнее. Черен слишком быстро отпивает все еще очень горячий напиток, обжигает гортань и закашливается. Это дает передышку на минуту-другую, но по лицу Хвана заметно, что от темы разговора отходить он не собирается. — Можно не надо? — жалобно глядя ему в глаза спрашивает Черен. — Надо, — он делает последний глоток и отставляет чашку в сторону. — Ты нравишься мне, и, судя по тому, что между нами случалось, я тебе тоже нравлюсь. Может, хватит кота за яйца тянуть и будем вместе? Хенджин мысленно чертыхается, что упомянул в своей пламенной речи кота, не хотелось вот сейчас о Минхо вспоминать, но именно такие параллели ведет его мозг. Может, во всем виновата проклятая кружка с котами, которая вновь попалась ему на глаза, когда наливал кофе? Ассоциативные импульсы у них с Черен, очевидно, разные: она о Минхо и не думает, в голове ее круговерть мыслей совершенно о другом. Например, о том, что ни разу это все не романтично. Или о том, что с похмелья ей не хочется принимать никаких решений. Или о том, как язык Хенджина в очередной раз не удержался во рту и облизал пересохшие губы. Свои губы, а лучше бы губы Черен, думается ей. Звонок в дверь прерывает мучительный мыслительный процесс. Пак радостно подскакивает со своего места и бежит открывать курьеру, довольная, что ответ на предложение Хенджина можно отложить еще хоть на чуточку. На время приема пищи их разговор встает на паузу. Хенджин похож на пугающего грызуна, когда пялится на нее в упор, медленно жуя с набитыми по-хомячьи щеками. Черен очень хочет громко рассмеяться, еле сдерживается, чтобы никак не прокомментировать неудавшееся убийство взглядом. — И все же, — снова заводит свою шарманку Хван, но она тут же прерывает. — Когда я ем, я глух и нем, — поднимает вверх указательный палец, качает головой и всем видом показывает, что сейчас не время для подобных разговоров. — Ведешь себя как пятилетка, — бормочет себе под нос тот, но попыток возобновить беседу больше не предпринимает. Хенджин выглядит несколько разозленным, когда после перекуса Черен убегает мыть посуду, прибирать кухню, сортировать мусор и вообще заниматься тем, о чем в другой день и не вспомнила бы, пока не завоняли бы остатки пищи. Она прекрасно понимает, как глупо поступает, уклоняясь от разговора таким образом, но перестать не может. — Пойду рисовать, — обиженно кидает через плечо Хенджин и скрывается в спальне, напоследок громко хлопнув дверью. Черен еще час или два, если не все три занимается уборкой: выносит рассортированный мусор, пылесосит, моет пол, чистит плиту и раковину на кухне, чистит диван, вылизывает санузел. Такой безупречно стерильной ее квартира не была никогда, по крайней мере на памяти Черен столь мощного клининга не приключалось. Полуденное солнце давно опустилось на город, время бежит с такой скоростью, что кажется, будто прошло минут пять от силы, в действительности — целый час. Хенджин вышел из комнаты всего один раз в туалет, а затем мышкой скользнул обратно, плотно закрыв за собой дверь. Черен окидывает взглядом слепящую белизной ванну и такой же унитаз, делает глубокий вдох, умывается холодной водой и принимает решение, глупое, но по велению сердца. Она идет в спальню, ее рука замирает на ручке, но то лишь секундная заминка. Черен заходит, внутри все залито солнечным светом, в его лучах Хенджин похож на полубога. Она могла бы сравнить его с древнегреческим Аполлоном, только тот одет в хитон, а Хенджин в заляпанные красками шорты и алкоголичку, из-под которой при особо усердных взмахах кистью выглядывают соски, отражая металлом пирсинга свет. Он не обращает внимания на ее появление в комнате, продолжает увлеченно орудовать инструментом. На стене дикое разноцветное месиво, пока не ясно, что именно он хотел изобразить, но она и не пытается понять. Ей сложно оторвать взгляд от Хвана, он манит ее, и тем, что влечет - отталкивает. Желания равно слабость. Терять, в общем-то, уже почти нечего, в очередной раз. Черен мягко ступает по полу, застеленному прозрачной пленкой, аккуратно обходит несколько ванночек с брошенными в них валиками, безуспешно старается не наступать на свежие капли краски. Легкое шуршание заставляет Хенджина обернуться, он взволнованно облизывает губы, замирает, наблюдая, как она надвигается на него, подобно цунами, сокрушающе и неизбежно. Черен близко настолько, что чувствует легкий запах пота, исходящий от Хвана, и отголоски парфюма, которым он пользовался с утра. Есть что-то животное в ее резкой реакции на его запах: ноздри раздуваются, стремясь набрать в легкие как можно больше воздуха, пропитанного его духом, в низу живота заметно тяжелеет, а сердце ускоряет свой ход. — Решила поговорить все же? — с сарказмом спрашивает парень, зная заранее, что прямого ответа на свой вопрос не получит. Черен проводит указательным пальцем от его плеча до линии груди, запускает руку под майку и медленно кружит вокруг соска, царапая остро заточенным ноготком. Хенджин вздрагивает всем телом, когда она зажимает между двумя пальцами штангу и сдавливает мгновенно напрягшуюся горошину. Кисть выпадает у него из рук, оставляя потеки краски на полу, на их одежде, тихо брякается об пол, но никто этого не замечает. — Что ты делаешь? — хрипло спрашивает Хван. — Я… Просто… Давно хотела, короче. Черен не может сформулировать мысли, и уж точно не способна выкатить свой мотивационный лист прямо сейчас. Не тогда, когда Хенджин так близок и доступен и они в кой-то веке оба трезвы и в полной мере понимают, что происходит, а это значит, что потом пути к отступлению не будет. Каждый должен принять ответственность за свой выбор и нести последствия. Хенджин притягивает ее к себе, укладывает одну руку ей на талию, второй приподнимает подбородок, устанавливая зрительный контакт. Шторы раздвинуты, они стоят напротив окна и солнечный свет почти нестерпимо бьет Черен в лицо. Ей немного больно, глаза начинают слезиться, но она не может оторваться от созерцания подсвеченного со спины силуэта Хенджина. Он кажется ей серафимом, способным спрятать под своим крылом от целого мира. Темные омуты его глаз, в которых плещется хмель похоти — свидетельство того, что он небезгрешен. Будто в замедленной съемке Черен наблюдает за тем, как Хенджин наклоняется к ее лицу. Неизбежный поцелуй, скорее соприкосновение губами, пропитан нежностью и спокойствием. Возбуждение, что заставило ее сделать первый шаг вдруг уходит на задний план, освобождая дорогу сладкой неге. Хенджин целует неторопливо, почти целомудренно, ласково сминает своими полными губами ее губы, ничуть не давя, гладит ее волосы, вплетает в них пальцы и массирует кожу головы. Ее томный вздох дает ему зеленый свет, Хенджин увеличивает напор. Черен позволяет его языку хозяйничать в своем рту, пробовать ее на вкус, отвечает ему тем же, посасывая его нижнюю губу. Большие ладони скользят по хрупкой талии, заставляя кожу под ними гореть как от пожара. Своими прикосновениями Хенджин распаляет притихшее ненадолго пламя страсти и Черен вновь ощущает приятную тягу в низу живота. Она скользит под его свободную майку, гладит твердые грудные мышцы, ведет руками вверх, обнимая за шею. Мелкие мурашки бегут по коже Хенджина, а Черен одновременно бросает и в жар, и в холодный пот. Она льнет к нему ближе, хотя казалось, что и без того почти срослись, впечатывается в его тело и этого все равно недостаточно. Слишком много одежды между ними. Хенджину уже несколько некомфортно, хоть он и в свободных шортах, боксеры все же давят на налитый кровью орган. Ему хочется разложить Черен прямо на полу, желательно прямо в эту минуту, но она, разомлевшая и податливая, умиротворенная, — то, ради чего он не будет торопиться побыстрее спустить. Вольность, которую он себе позволяет – пробраться под ее футболку. Чтобы почувствовать тепло ее тела, разделить жар своего пополам. Черен теряет счет времени, они целуются долго, со вкусом, до покрасневших губ и рваных стонов друг другу в губы. Слюна и дыхание смешиваются воедино, сплетение рук и объятия нагнетают ситуацию. Нужно усугубить. — Пойдем в кровать, — севшим голосом просит она, когда напряжение в паху становится слишком сильным, чтобы его игнорировать. Низменное желание простого человеческого потрахаться, ну, а чего тут стесняться, у Хенджина, судя по бугру в шортах, такая же проблема. Она берет его за руку, идти-то всего три шага сделать, но и этого хватает, чтобы занервничать. Она нерешительно застывает у незаправленной кровати, сверлит матрас пустым взглядом. Белье в стирку отнесла, а вот новое не постелила. Хенджин считывает на раз тревожность и сомнения, охватившие девушку, раздраженно цокает и берет инициативу: — Неси простынь и наволочки. Черен на ватных ногах плетется к шкафу, вытаскивает первый попавшийся комплект и сует ему в руки. Ее решительность тает как пломбир на жаре в летний день. Ее уверенность в себе не тверже желе. Хенджин заправляет быстро, поворачивается к стоящей истуканом Пак, тянет ей руку: — Иди ко мне. Черен стыдно от того, что ее метает как глупую школьницу, то хочется, то не хочется, сама себя бесит донельзя. Как только она начинает думать, возникают проблемы, с другой стороны, когда не думает, последствий не меньше. Тревоги рассеиваются и все снова встает на свои места, когда Хенджин подходит к ней, берет в свои ладони ее лицо и вновь мягко целует. Так и должно быть, думает Пак, в его руках она на своем месте. Черен почти не чувствует легкие поцелуи-бабочки, которыми Хенджин щедро осыпает ее шею; его рук, блуждающих под ее футболкой; не понимает, что вцепилась в его майку мертвой хваткой. Она будто в мареве из упоительного блаженства, истома растекается по венам как наркотик, сопротивляться которому бесполезно, да и не хочется, ведь экстаз на расстоянии вытянутой руки. Происходящее совершенно отличается от всего того, что раньше между ними случалось: нет той оглушающей похоти, как в пьяном бреду, нет ничего забавного, как при дружеских подкатах. Она расслабленно плывет по волнам вожделения, позволяя себя лелеять, изредка даруя ответное тепло. Хенджин садится на край кровати, тянет Черен на себя, усаживает на свои бедра. Он задирает край ее футболки, мягко сжимает полную грудь, осязая, как под тонким кружевом бюстгальтера остро встали соски. — Подними руки, — просит уткнувшуюся в его макушку девушку. Черен буквально дышит Хенджином и слышит не с первого раза. Она дает ему снять с себя ставшую ненужной ткань, целует губы Хенджина, щеку, висок и вновь зарывается носом в его волосы, напитываясь ароматом. Его запах для нее — лучший афродизиак, как и его голос, тело, весь он. Это до прекрасного взаимно. Хенджин стягивает ткань чашек, целует грудь, всасывает тонкую кожу, оставляя красные следы на всей ее поверхности, лижет горошины сосков, слегка прикусывая: не старается этим сделать больно, скорее хочет лишь обозначить свое присутствие. Он быстро переключается на острые ключицы, ведет по ним влажные дорожки языком до яремной вены, кое-как контролирует себя, чтобы не наделать засосов на видных местах, возвращается к губам. Черен отвечает жадно, мокро, углубляет становящийся все более развратным поцелуй, стягивает майку с Хенджина, уравнивая их. Она перекидывает одну ногу через его бедра, удобно устраивается лицом к лицу, трется промежностью о его стояк, стонет, отбросив стеснение подальше. Хенджин издает сдавленный рык, фиксирует ее за талию и подается тазом вверх. Нескольких таких толчков достаточно, чтобы они оба поняли: терпеть больше нет смысла и сил. Хенджин резким движением подминает Черен под себя, нависает над ней, целует грубее, чем до этого, почти кусается. Его правая рука магическим образом вдруг оказывается в штанах Черен, она осознает это, когда он уже засовывает пальцы под кромку слипов, сжимает лобок, не задерживаясь спускается вниз. — Ты такая мокрая, — шепчет ей на ухо, прикусывает мочку. — Мне так нравится. Хенджин проводит двумя пальцами по сомкнутым половым губам, собирая на них выступившую влагу, бережно вводит их внутрь. Черен стонет высоко, сжимает ноги и толкается по направлению к руке Хенджина, стремясь насадиться поглубже, заполнить себя им. Длинные пальцы изгибаются полукругом, Хенджин проталкивает их максимально глубоко, упирается в переднюю стенку влагалища, одновременно массирует большим пальцем клитор, надавливает все сильнее. Черен кончает внезапно и неожиданно даже для самой себя, она сжимает бедра так сильно, что Хенджину больно в руке, он не обращает на это хоть сколько-нибудь внимания, полностью захваченный наблюдением за ее оргазмом. Она дышит тяжело и загнано минуту-другую, наконец, расслабляет бедра, выпуская из плена уже занемевшую конечность любовника, встает с кровати и уходит в ванную, откуда возвращается очень быстро. — Держи, — она кидает парню на грудь фольгированный квадратик. Это последний оставшийся после Минхо гандон, но в такие детали посвящать Хвана она считает излишним, да и не к месту, правильный настрой — дело тонкое. Черен снимает спущенный под грудь лифчик, штаны и белье, полностью обнаженная ложится к Хенджину, который все это время не сводит с нее плотоядного взгляда. Перед ним ей почему-то не стыдно быть голой, а похоть в его глазах дает однозначный ответ: ему тело Черен нравится настолько, что яйца звенят и скоро лопнут от перенапряжения. Он тоже разделся, его возбужденный орган, с блестящей от естественной смазки головкой, почти прижимается к плоскому животу. Нарочитое спокойствие улетучивается, стоит желанной женщине оказаться рядом: Хенджин быстро поворачивается на бок, чуть нависая над Черен, оценивает ее настроение, видит в глазах смятение и желание. Второго явно больше, а первое можно не учитывать. Он давно уже понял, что несмотря на свой довольно жесткий характер, эта девушка может дать слабину в тех местах, на которые меньше всего можно было бы подумать. — Ты нравишься мне, — он целует едва ощутимо в подбородок, постепенно захватывает в плен ее губы, завладевая в то же время и разумом. Черен не видит вокруг ничего, везде и повсюду Хван Хенджин. Он мнет свободной рукой ее грудь, сжимая соски, тяжело дышит и упирается ей в бедро эрегированным членом. Черен не выдерживает первая, не разрывая поцелуй тянет его за шею на себя, заставляя парня опереться на предплечья. Он поудобнее устраивается у нее между ног, периферийным зрением отмечает легкую дрожь в пальцах рук, что впились ему в спину. — Точно хочешь этого? — вдруг спрашивает он, разорвав их поцелуй. — Я лежу голая под тобой, — фыркает Пак, — очевидно, что хочу. Хенджин просовывает между их телами руку, разводит пальцами ее половые губы, вводит на пробу один, потом второй, легко скользит по увлажненной вульве. Мокро, горячо — все как он любит. Он встает на колени, возится рукой в складках простыни, выуживает оттуда затерявшийся квадратик, аккуратно отрывает кусок фольги по краю. Черен любуется, когда Хенджин раскатывает по своему ровному длинному члену латекс презерватива, расставляет ноги пошире, охваченная томительным предвкушением. Хенджин вновь наклоняется к ней, лижет шею, целует губы пока, придерживая одной рукой член, входит в истекающее соками лоно. Он действует медленно, не спеша, и Черен протяжно стонет, чувствуя долгожданную наполненность. Она скрещивает лодыжки на его пояснице, вновь притягивает за шею к себе, действует в одном порыве – слиться, раствориться в нем. Разделяя жар на двоих, Хенджин двигается в ней размеренно, целует грязно, облизывая своим языком ее язык, мешает слюну, стукается зубами о ее зубы. Он слишком давно возбужден, находится на грани, но не хочет, чтобы момент их единения кончился быстро. Негромкие стоны, которые он выбивает из ее тела своим ритмом, звучат для него как самая любимая музыка, он хотел бы слушать это вечно. Хенджин хочет смотреть, хочет, чтобы звуки ее наслаждения не приглушались ничем. Он ускоряется, набирает более высокий темп. Как в тумане, фиксирует взгляд на вязкой ниточке слюны, протянувшейся от ее рта к его подбородку. Ниточка обрывается, стоит поднять голову выше, все туже стягивается узел в его паху, грозясь взорваться фейерверком только от вида напротив. Черен запрокинула голову, закрыла глаза, она уже не отдает отчета тем больше похожим на рыдание стонам, которые издает, не обращает внимания на пошлые хлюпающие звуки от сталкивающихся бедер, хотя раньше такое всегда сбивало ей настрой. Ей мучительно хочется кончить, внизу все немеет и тянет, готовое взорваться, она подается тазом навстречу Хенджину, раздирает кожу на его плечах ногтями, жмет пятками ему на ягодицы в немой просьбе ускориться. Хенджин вбивает похоть глубоко в ее тело, погружается в податливую плоть до упора и глухо рычит, чувствуя, как она трепещет под ним. — Хорошая, — хвалит он, утыкается ей носом между шеей и плечом, там, где запах выражен больше всего, слизывает выступившие капельки пота, смакует солоноватый вкус во рту, и чуть замедляется, сокращая амплитуду до минимума. — Пожалуйста…— Черен чуть не плачет, разочарованная внезапной остановкой. Хенджин дышит тяжело, устало, но в глазах его пляшут чертята. — Повернись на бок, — вроде просит, а сам уже пристроился сзади и подпирает ее своим телом, заставляя сделать так, как сказал. Она ощущает на затылке его горячее дыхание, на своем животе его руку, вторую он просовывает под нее, обхватив за талию. Он накрывает ладонью ее пах, нащупывает набухший клитор, размазывает смазку по половым губам. Черен чуть-чуть смущена от того, что влаги между ног так много, она откидывает голову на плечо Хенджину и вздыхает. — Ты прекрасная, — жаркий шепот в покрасневшее от стыда ухо не облегчает положение, лишь заставляет течь больше. Хенджин вытаскивает руку из ее промежности и облизывает пальцы. — Такая вкусная, — добавляет довольно, щурится как сытый кот, посасывая костяшки. Черен крупно вздрагивает от этого жеста, жмется ягодицами к его каменному стояку. — Давай же, — умоляет, задыхаясь, — пожалуйста. Хенджин улыбается одними глазами, вытаскивает пальцы изо рта с громким чпокающим звуком и, придерживая член, вновь вставляет ей, постанывая от жара и тесноты внутри. Он набирает скорость за считанные секунды, толкается быстро и глубоко, больше не пытаясь растянуть удовольствие. Он слепо шарится второй рукой по ее животу, лобку, находит клитор, быстро кружит по нему пальцами в такт фрикциям. Черен теряется в этом пошлом смешении звуков, пота, смазки, запахов секса и собственных стонах. Белая рябь перед глазами и мурашки на пальцах ног заменяют ей зрение и слух. Она сосредоточивается на танцующих в ее промежности пальцах Хенджина, на его члене, что таранит ее вагину, на жарких шептаниях в ухо, слов которых, правда, разобрать не может. Волна опускается вниз, напряжение доходит до пика, на секунду замерев, Черен уже взрывается в оргазме. Ее тело трясет, из глаз брызгают слезы, упоительное наслаждение благодатью растекается по телу. Хенджин громко стонет вслед, изливается в презерватив и прижимает ее к себе, сильно сжимая до боли в ребрах и лунок от ногтей на нежной коже. Момент, когда она почувствовала себя любимой и сразу в этом раскаялась наступил сейчас. Липко и противно становится далеко не сразу, возможно, проходит около получаса как они молча лежат в объятиях друг друга. Черен не хочется погружаться в топкое болото рассуждений «что будет дальше», она просто закрыла глаза и фиксируется в моменте. — Надо в душ и продолжить работу, — Хенджин задумчиво перебирает ее волосы и целует в висок. — Пойдем вместе? Хитрый прищур и шаловливые, скользящие по ее тазовым косточкам пальцы обещают что-то большее, чем элементарная гигиеническая процедура. Слишком много всего и сразу. И, хоть ее тело отзывчиво реагирует на нехитрые ласки, Черен отрицательно качает головой, приподнявшись на локти. — Иди один. Вдруг становится неловко от собственной наготы, хочется прикрыться, спрятаться, убежать. Стыд возвращается. Одеяло так некстати в стирке, на простынях, пропитанных потом, они лежат. Черен порывается встать с кровати, чтобы найти свою одежду. Хенджин перемену в настроении улавливает в ту же секунду, мягко, но решительно давит ей на плечи, целует губы, шепчет глухо: — Не убежишь. — И не собиралась, — конвульсивно дергается под ним Черен, пытается оттолкнуть, противореча собственным только что сказанным словам. Хенджин вздыхает, слезает с кровати и поднимает вещи, протягивает их ей. — Я быстро сполоснусь и пойду работать, а потом ты. Не начинай загоняться, пока меня здесь нет. Она кивает, но делает все ровно наоборот: накручивать начинает в тот же момент, когда Хенджин поднимает кинутый на пол использованный презерватив и уходит, повиливая бедрами, в ванну. Ладно, ладно, это уже произошло, это ее инициатива и выбор, не время давать заднюю. Черен пытается рассуждать здраво и логически, делает глубокие вдохи и выдохи, считает до десяти, успокаиваясь. Легкая паника — вполне нормальная реакция. Это все нормально, даже если кажется, что ее жизнь — череда дурацких событий и необдуманных решений. Хенджин ведь хороший парень? Ему можно доверять? Они дружат не первый месяц, он столько раз ее выручал, не давал поводов в себе разочароваться. Все тонкие неудобные моменты их дружбы были связаны с Минхо. Это Минхо поганит все, к чему прикасается. Нельзя на это реагировать, надо жить своей жизнью. Черен копается в ворохе подобных мыслей долго, пытается найти хоть одну, за которою можно было бы ухватиться и оставить на подольше. Хенджин выходит из ванной со слегка влажными волосами все в тех же шортах и майке, бросает на Черен оценивающий взгляд и огорченно вздыхает. — Все-таки накрутила, — констатирует он. — Сходи в душ, завари кофе, расслабься. Пак в который раз удивляется, как быстро они поменялись ролями. Ей не хочется огрызаться доказывая, что контроль в ее руках, хозяйкой собственной жизни она себя давно уже не ощущает, все происходит само собой. Она сгребает еще одну запачканную простынь, заворачивается в нее, уходит мыться. Теплые струи воды уносят часть сомнений вместе с собой. Она делает себе кофе покрепче, садится на диван, и роется в сети, читая всякую ересь на форумах. В соседней комнате Хенджин снова включил музыку и рисует нечто понятное ему одному. В этом есть что-то...уютное? Тепло разливается в груди, Черен начинает принимать новую реальность. Вечереет, она заказывает легкий ужин, встречает курьера и накрывает на стол. Хенджин садится есть, устало вытирает тыльной стороной ладони вновь вспотевший лоб. — На сегодня хватит, я думаю, — заключает он, прежде чем приняться за свой суп из водорослей. — Нужно, чтобы просох этот слой. — Ага, — кивает Пак. Она заходила в спальню и яснее картина не стала, очевидно, работы там еще не на одни выходные. — Краской пахнет сильно, думаю, спать там небезопасно, поехали ко мне? — сходу предлагает Хенджин. — На сегодня? — идея не кажется ей замечательной, но побыть с ним подольше хочется. — На выходные, наверное, чтоб наверняка. Хенджин хитрит нелепо и беззастенчиво. Черен прекрасно знает, что эта дорого обошедшаяся ей во всех смыслах краска сохнет несколько часов, а пахнуть перестанет уже через два. Но в гостях у Хвана она ни разу так и не была, ей интересно, каков его быт, и приятно, что он так заинтересован в их совместном времяпровождении. — Ну же, — подначивает Хенджин, — после того, что мы с тобой сделали, в некоторых странах женятся, а ты отказываешься пожить со мной пару дней. Черен вспыхивает и тут же гаснет, лишь легкий румянец выдает ее волнение. — Ладно, соберу вещи и поедем.

***

Определенно, это день был особенным. Черен начинает понимать, что о Хенджине она не знает почти ничего, как только они въезжают в закрытый двор одного из самых дорогих районов города. Даже, чтобы снимать здесь жилье нужны такие доходы, которых, работая на полставки, как Хван, не достигнуть, если в планах есть питание хотя бы раз в день. Черен жмет к груди спортивную сумку, в которую собрала самое необходимое, чтобы перекантоваться в гостях пару дней, исподтишка оглядывается по сторонам, отмечая множество камер видеонаблюдения и живые цветы в подъезде, чистоту и порядок вокруг. Они едут в лифте на какой-то высокий этаж, Хенджин расслабленно вертит на указательном пальце ключи от машины и что-то напевает себе под нос, не догадываясь о бурном мыслительном процессе, развернувшемся в голове Пак. Они скидывают обувь и верхнюю одежду в широкой прихожей, проходят в гостиную, обставленную минималистично и, на первый взгляд, скромно. Черен же, повертевшаяся в свое время на верхушке этой жизни благодаря Субину, чекает суммы на раз, и сразу понимает, что такой интерьер, плод воображения модного дизайнера, стоит немало. Когда Хенджин проводит ей небольшую экскурсию по своему жилью, включающему и спальню, и гостиную, и мастерскую, и кухню, заставленную дорогой техникой, осознание бьет колоколом: жить здесь не просто не по карману менеджеру по продажам, жить здесь — уровень минимум главы их компании. У Черен нервно потеют руки, знакомое чувство, схожее с тем, что испытывает рыбак, на удочку которому попался здоровенный язь его мечты, щекочет воображение. Неужели, словила удачу за хвост? Неужели, в кой-то веке повезло? — Дорого тут снимать? — подсекает она золотую рыбку. — Я не снимаю, родители подарили квартиру, — беззаботно отвечает Хенджин. — Располагайся. Хочешь поесть что-нибудь? — Нет, мы же недавно перекусили. — Слушай, я схожу помыться, кажется, краска мне в волосы накапала. Посмотри пока фильм? Хенджин уходит, а Черен остается в гостиной, смотреть «Начало» на огромном плоском телевизоре в сверхкачестве на сверхскоростном интернете. Она смотрит, но не видит, глубоко погруженная в размышления. Многие вещи и обмолвки обретают смысл. Шанель и баленсиага в гардеробе рядового менеджера по продажам получают объяснения. Похоже, что и вправду все вышло, как нельзя лучше: провал с Минхо был ужасен, но, все, что она от него хотела получить, теперь прямо здесь и само плывет ей руки. Черен уже и не рассчитывала ни на что, уязвленная и потерянная, разочарованная в жизни и в себе. Хенджина она пророчила себе как отдушину. Отдаваясь ему накануне хотела смыть чистой страстью нездоровое влечение к Минхо, хотела вычеркнуть корыстный расчет, что был с Субином, хотела просто чувствовать чувства, как и все другие люди, не марая стратегией их связь. Что-то колет ей под ребра, тоска или нелепое сожаление по едва возникшим чистым намерениям. Черен вспоминает, как еще в школе встречалась с мальчиками только потому, что они могли что-то дать: защиту от агрессивных одноклассников, дорогие подарки, репетиторство по ненавистной математике. Конечно, бывала и любовь, детская, когда кажется, что вместе и навсегда, но сама собой она не возникала, была лишь вторичным признаком. Утром деньги, вечером стулья и никак не наоборот. Хенджин, иногда глупый, иногда опасный, всегда красивый и добродушный мог бы стать первым человеком, которого она полюбила просто так. Теперь, разумеется, все немного иначе. В свете открывшейся информации шанс на то, что родители Хенджина, а следственно, и он сам, как минимум очень обеспеченные, а, может даже, и богатые люди, близится к ста процентам. Он то, что она изначально искала, вырвавшись из своего города в Сеул. Как жаль, что она не нашла его сразу, а потеряла время и нервы с Минхо. Как хорошо, что сейчас они с Хенджином вместе. Черен немного обидно, что ее симпатию пятнает алчность, однако фантазия тут же начинает изворачиваться, обеляя мотивы. Она ведь пришла к отношениям с Хенджином раньше, чем узнала, что он обеспеченный, верно? Значит все честно, значит — по любви. Черен успокаивается, берет в руки смартфон и скроллит ленты новостей. Думать о сложном ей надоело и не хочется. Раз у этой сказки почти случился счастливый финал, она пустит все на самотек. Хван выходит из душа голый, узкое полотенце на его бедрах лишь едва прикрывает самые деликатные части тела. Он виновато улыбается, жмет плечами и спешит объясниться: — Я в спальне всегда переодеваюсь, да и чего ты там не видела? Черен презрительно фыркает, усердно притворяется, что ей абсолютно не интересно. Ей абсолютно все равно на усеянную капельками воды смуглую кожу; ей наплевать на мокрые растрепанные волосы, которые Хван зачесывает ладонью назад, от лба, чтобы не лезли в глаза и не мешали выбирать в комоде из аккуратно скрученных в мудреные гульки трусов нужные; ей ни капельки не интересно, слетит ли на пол это держащееся на одном добром слове полотенце, обнажая то, что под ним… Черен хлопает себя по лбу и откладывает мобильник с погасшим экраном в сторону, отбрасывая к черту все. Иногда можно же позволить себе съесть лишний десерт? Хенджин выбрал носки, трусы, домашние шорты и футболку. Он дефилирует по пути от комода до кровати как приглашенный айдол на парижской неделе моды и раскладывает свой нехитрый скарб на кровати, прежде чем переодеваться. Черен мягко ступает по жесткому ворсу коврового покрытия, неслышно подходит к занятому натягиванием носка на левую ногу парню, тот резко вскрикивает от неожиданности и хватается за сердце. — Ты такая драма-лама, — вздыхает Черен и валится перед ним на колени. Хенджин растерянно смотрит на то, как она, по-хозяйски раздвинув ему ноги, устраивается между ними, откидывает полы мешающего ее плану полотенца, резко наклоняется и берет в рот. Член Хенджина еще абсолютно мягкий, но ее не смущает, лишь мотивирует усерднее двигать языком. Спирали вокруг ствола выбивают из уст Хвана первый рваный выдох, острый кончик языка, которым Черен дразнит головку, заставляет первый раз застонать. Хенджин упирается руками в кровать чуть позади себя, часто дышит и старается думать о брауни Феликса и котах Минхо, чтобы не кончить за две минуты или, не дай бог, раньше. Черен чувствует, что окончательно затвердевший член у нее во рту уже не помещается, но амплитуду сохраняет, только помогает себе рукой, обхватывая ладонью в кольцо у основания. Солоноватый привкус предэякулята никогда ее не возбуждал, а сейчас почему-то да. Черен игнорирует, как мокнет собственное белье, пока пальцами второй руки аккуратно массирует мошонку под приятный слуху аккомпанемент из стонов Хенджина. — Эй, подожди, сбавь обороты, — останавливает вдруг он, — я так кончу сейчас. Твоя инициатива слишком возбуждает. — В этом же и цель? Конечная цель. — смеется Пак, на мгновение отстранившись. Она вытирает рот тыльной стороной ладони, смотрит на него снизу вверх широко открыв глаза, знает, как это обычно заводит мужчин. Хенджин странно выглядит: его взгляд потемнел и будто покрыт пеленой, а сам он недобро щурится, будто по щелчку пальцев изменил личность. По коже Черен бегут мелкие мурашки: эта сторона Хвана ей еще неизвестна, а все запретное манит. Двоякость партнера, таинственная личина-на этот крючок она попадается не в первый раз, это ее ахиллесова пята. Он наклоняется к ней, тихо шепчет в самое ухо: — Тогда бери все, что дам. Черен, честно говоря, не совсем догоняет, о чем, в общем-то, речь, но внезапно властным голосом Хенджин приказывает, помогая сообразить: — Открой рот пошире. Он запускает пальцы ей в волосы, массирует, слегка сжимает и тянет, заставляет откинуть голову назад. — Ну же, я жду. Черен машет ручкой последней здравой мысли в голове и полностью отпускает контроль. Реальность кажется размазанной и нечеткой, белый шум вместо внутреннего голоса позволяет оставить бесконечно долгое напряжение в прошлом. Она послушно открывает рот и готова мурлыкать от счастья, слыша похвалу: — Хорошая, молодец. Хенджин придерживает член рукой и ведет им по ее губам, по языку, по небу, размазывает по лицу девушки смесь из ее слюны и его смазки. Это грязно и пошло, как в дешевой порнухе, но Хенджин именно так и любит, с брезгливостью в сексе он не знаком. Ему нравится смотреть, как член входит и выходит из широко открытого рта Черен, это распаляет, но такой стимуляции слишком мало, чтобы кончить. — Скажи, если не понравится, — он старается говорить громко и отчетливо. Едва различимый кивок головой служит согласием, хотя мысленно Черен кривится от отсутствия логики в его словах: с хуем во рту разговаривать довольно сложно. Кулак на ее затылке сжимается, стягивая волосы почти болезненно, Хенджин резко толкается тазом вверх, одновременно удерживая ее голову, проникает внутрь глотки глубоко, задевает небный язычок, стремится протолкнуть в гортань. Черен смыкает губы вокруг основания члена, сглатывает от неожиданности, а Хенджин пронзительно стонет. Ей хотелось бы сказать, дескать, але, дегенерат, а если бы меня сейчас стошнило, было бы тебе приятно? Приличные люди о таком предупреждают! Но, на радость Хвану, рвотного рефлекса у нее почти нет, и она позволяет ему продолжать вбиваться все глубже и глубже: Черен старается лишь расслабиться, чтобы было легче принимать. Горло дерет от поступательных движений, воздуха не хватает, она едва успевает вдохнуть между фрикциями. С уголков губ, по подбородку и дальше вниз течет слюна, из глаз — слезы. Хенджин управляет ее головой как секс-игрушкой, гонится за своим удовольствием, совершенно забыв об ее. Черен плевать, в сознании по-прежнему мягкая розовая вата, она ощущает себя слегка пьяной, только вот ни капли не пила. Почему ей так приятно быть марионеткой в чужих руках она подумает как-нибудь потом, а пока что продолжит делать, как сказано и возьмет все, что ей дадут. Хенджина хватает ненадолго, он ускоряется, слегка рычит и бурно кончает глубоко в глотку, прижимая голову Черен к себе. Она упирается носом в его лобок и старается вдохнуть хоть каплю кислорода, после того как проглотила семя. Хенджин приходит в себя, отпускает ее волосы и отстраняет от себя. Он со странной и не совсем уместной нежностью, пытается стереть дорожки от слез большими пальцами, но по итогу лишь размазывает всю эту какофонию из слюней, соплей и слезинок по ее щекам. В его глазах вновь мелькает азарт, он берет ее за подмышки, заставляет привстать. — Сядь мне на лицо, — просит тихо и хрипло. — Быстрее. — Я не готова, — мямлит Черен, вдруг вспоминает, что в душ ходила днем, а сейчас уже почти вечер. — О, боже, — Хенджин закатывает глаза и ложится на спину. — Мне не пятнадцать, я знаю, чем там у женщин пахнет. Садись давай. Черен кряхтя поднимается с занемевших колен и пытается откинуть лишние мысли. Не думать, в конце концов, было так хорошо. Она все еще одета, этот контраст с обнаженным Хенджином приятен, ей нравится смотреть на его тело. На его бедрах красные следы от ее пальцев и лунки от впившихся ногтей, она и сама не поняла, что так сильно сжимала его ноги во время минета. Пак торопливо стягивает с себя штаны и нижнее белье, остальное решает не трогать. Она медленно залезает на кровать, перекидывает одну ногу через Хенджина и седлает его. С этого ракурса он особенно хорош: растрепанные волосы разметались по покрывалу, несколько капелек пота блестят на лбу, призывая слизать их, все его тело напряжено, отчего мышцы проступают особенно отчетливо. Полюбоваться собой Хенджин не дает, обхватывает тонкую талию двумя руками и тянет наверх. Черен тяжело вздыхает и перебирается ближе к его голове, замирает тазом прямо над его лицом, осталось лишь опуститься вниз. Она медлит, но Хенджину малоинтересны ее душевные терзания, пока что он просто смотрит ей между ног, ощущая, как узел возбуждения вновь завязывается, а его обмякший после эякуляции орган вновь подает признаки жизни. — Чего ты вдруг такая стеснительная? — смеется вроде по-доброму, а сам уже гладит ладонью по внутренней стороне ее бедра, щипает, немного щекочет, ведет все выше. Черен охает и следом громко стонет, когда он запускает два длинных пальца, указательный и средний, между половых губ, проникая внутрь. Скользит легко, очень мокро, Хенджин удовлетворенно щурится и вытаскивает пальцы обратно, но еще больше довольным он себя чувствует, когда видит, как ниточка густой естественной смазки тянется вслед за ними. — Я сильно тебе нравлюсь. Черен уже не может терпеть, сразу два желания, побыстрее кончить и заткнуть Хвану рот, провоцируют ее опуститься на его лицо. Хенджин, только этого и ждал, мгновенно обхватывает ладонями ее ягодицы и заставляет прижаться ближе. Его язык трахает ее, это заставляет видеть перед глазами звезды, но недостаточно, чтобы увидеть вспышку сверхновой. Она невольно качает тазом, чтобы получить больше стимуляции и Хенджин тонко улавливает настроение, смещает ракурс воздействия. Широко лизнув напоследок промежность, он присасывается к ее клитору не хуже пиявки, почти грубо втягивает воздух, создавая вакуум, быстро вращает кончиком языка на самой чувствительной точке. Черен кроет жутко, немеют пальцы ног, а бедра начинают мелко дрожать. Она заваливается вперед, опирается на локти и старается не придавить своим весом Хвана, но через пару мгновений забывает о благородном порыве не навредить. Мышцы пресса сводит, Черен чувствует, как полк мурашек сгруппировался где-то там, где Хенджин творит языком свою магию, на краткий миг она лишается зрения, видит перед собой лишь черную завесу, судорога проходит через все тело, и она болезненно кончает, издавая жалкие всхлипы. Хенджин осязает языком и губами ее сокращения, возбуждается настолько, что хватает пары движений рукой по колом стоящему члену, чтобы финишировать. Черен грузно падает на бок, переворачивается на спину и пустым взглядом таращится в потолок, еще оглушенная оргазмом. Хенджин ложится рядом на живот, закидывает на нее руку и упирается носом в ее шею, жадно вбирая запах, как сумасшедший токсикоман. — Пожалуй, я согласна быть твоей девушкой, — Черен тихо смеется и он смеется вместе с ней.

***

около шести месяцев спустя — Хочешь на Чеджу или заграницу? — между делом спрашивает Хенджин, смотрит игриво из-под отросшей челки и постукивает ручкой об стол. Клиент на линии растекается мыслью по дереву, таких болтунов не заткнуть, только дай возможность почесать языком лишний раз. Хвану лень останавливать этот поток сознания, он периодически поддакивает, чтобы обозначить свое присутствие, но сейчас, отключив микрофон и приспустив с одного уха наушник, он будто бы не специально ставит Черен в тупик, а на самом деле только и поджидал момента, чтобы удивить. — Ты о чем? — она отрывается от составления счета и трет глаза, сильно уставшие от мигания монитора, день выдался богат на заказы. — Скоро исполнится полгода нашим отношениям, родители хотят отметить. И я тоже хочу. Черен теряется, она о дате забыла, и вообще всегда была далека от традиции праздновать каждый совместно проведенный месяц. Однако подарки принимала, иногда даже дарила сама. Хенджину баловать ее нравилось, он вообще щедрый и всегда старается преподнести что-то из ряда вон, что не просто порадует, а заставит его девушку визжать от радости. Пока до такого у них не дошло ни разу, но Хенджин стремится. — Но, когда же? — Черен устало улыбается и с нежностью смотрит на своего вновь перекрасившегося в блондина мужчину. В груди разливается знакомое тепло, которое стало почти привычным. К хорошему легко привыкаешь, а Хенджин не просто хорошее, он — лучшее, что в ее жизни случалось за неполные три десятка лет. Иначе как объяснить то умиротворение, что поселилось в ее душе за последние месяцы? Уверенность в завтрашнем дне, безопасность, банальное до оскомины «любить и быть любимой». И все это дал ей он. Черен не уверена, что Хенджину с ней рядом также комфортно. Пожалуй, это единственное, что ее тревожит, если не считать вечно мозолящего глаза Минхо. Тот остался горьким воспоминанием как любовник и назойливой мухой в настоящем. Жужжит где-то поблизости, нельзя ни прихлопнуть, ни сбежать от него. Но успешно игнорировать — получается. — В эти выходные поедем. В пятницу, после работы сразу на самолет, и вечер мы с тобой встретим уже там, в номере с открытым бассейном, будем любоваться звездами. — Романтик вшивый, — ругается Черен, а у самой щеки пунцовые и глаза на мокром месте. Рядом с эмоциональным Хенджином она и сама стала чересчур чувствительна. Ей страшно, как он приручил лаской, как растоптал все комплексы и заставил поверить, что ее можно полюбить вот такую: грубоватую хамку, иногда импульсивную, иногда экспрессивную, неидеальную. Далеко не все она о себе выдала, конечно нет. Свое прошлое, с неоднозначными поступками и скверными мотивами, она держит под замком и за семью печатями, боится туда заглядывать даже сама. Они так близки и Черен верит Хенджину больше, чем кому-либо когда-либо, ну, может, после матери и отца, но от этого и страшнее потерять. Как отреагировал бы он, зная, что до него основополагающей, исходной точкой любых ее отношений становилась выгода? Черен проверять чувства на прочность не собирается, слишком далеко зашли за столь короткий срок. Они еще не живут вместе, но уже почти: в обоих квартирах есть вещи друг друга, но чаще они проводят время у Хвана, элементарно, потому что ближе к центру и работе, места больше, да и комфортнее в разы. Хенджин в быту спокойный и тихий, обладает отличными навыками самообслуживания, чему она была удивлена неимоверно, свой жизненный опыт говорил лишь о том, что каждый второй мужчина — хозяйственный инвалид. Не так давно Хенджин познакомил ее с родителями, Черен, испуганная тогда этой перспективой, не хотела идти на званый ужин в пафосный ресторан, боясь нарваться на такое же неприятие и отторжение, как было в случае с Субином. Но все прошло хорошо, намного лучше, чем она могла ожидать, кажется, она им даже понравилась, как минимум потому, что их ветреный сын нашел себе, наконец, постоянную девушку. И вот теперь они все вместе будут праздновать какие-то лишь полгода их с Хенджином отношений. Так по-семейному, так для нее странно. Ее родители о новом парне не знали до сих пор, она боялась их знакомить, боялась, что сболтнут лишнего. Хенджин возвращается к своему клиенту, заканчивает разговор и украдкой пинает Черен в район голени, под столом ему не видно. — Дурак, колготки порвешь! — шипит она злобно. — Так что? — Что "что"? — Хватит витать в облаках, — он скребет ногтем по лаковой поверхности дизайнерского стола, выдавая волнение, но всячески делает вид, что не пытался провернуть с ней прием «выбор без выбора» и уикенд с его предками-вопрос решенный. — Так куда мы едем? — Давайте на Чеджу, — ей, честно говоря, абсолютно все равно куда, главное — с кем. — Отлично, мне тоже кажется, что этот вариант оптимальный, — Хенджин как бы незаметно вытирает со лба выступивший пот и выдыхает, — меньше времени на дорогу, больше на сам отпуск. — Согласна. — кивает Черен. — А ты не знаешь, зачем Чан просил остаться после работы? — Нет, самому интересно, раньше такое случалось, только если кто-нибудь увольнялся или типа того. — Ох, интригует, — Пак переводит глаза на монитор компьютера и вздрагивает: они заболтались, и она уже серьезно рискует опоздать с выполнением заявки. — Остальное вечером обсудим, мне пора работать.

***

Большая часть коллег уже ушла в совещательный зал. В кабинете остались только Черен и Минхо. Она старательно игнорировала его, не обращала внимания на отчего-то крайне довольную улыбку и просто ждала. Ждала Хенджина, рабочий день которого закончился еще четыре часа назад. По плану он должен был вернуться в офис за ней, они вместе бы сходили на совещание, а потом мирно поехали бы домой. Телефон вибрирует и Черен мысленно стонет. Сообщение со словами «Детка, попал в пробку, немного опоздаю» ни разу не обнадежило. С максимально независимым выражением лица она собирает свои вещи и громко цокает каблуками на выход. Все проходит гладко и с Ли она не пересекается, обгоняя его на пару шагов: тот задержался, чтобы взять ключи от их кабинета. В совещательной комнате обстановка располагающая: фуршетный стол и наличие алкогольных напитков на нем намекают, что новости, как минимум, хорошие, даже если кто-то и уходит. Черен вальяжно плюхается на диванчик у стенки рядом с печатающим в телефоне Феликсом, косится на бутылку с шампанским, что соблазняет и манит. — А где Хван? — рассеянно спрашивает Енбок. — Неужели бросил тебя добираться до дома на такси? — Скоро приедет, — отмахивается Черен. — А твой голубь сизокрылый куда улетел? — Отжимается в комнате отдыха, — вздыхает Ликс. — Бурчал как дед, что в спортзал сегодня опоздает из-за Чана. — Да, интересно, оплатят ли нам это время, — задумывается Черен. В зал заходят Чанбин, с красным от недавней тренировки лицом, Бан Чан, который выглядит так, будто не спал месяц, пугая людей вокруг мешками под глазами и бледной, ака вампир кожей, и Минхо. Черен умолкает на полуслове, как и все остальные: Сынмин одним шиканьем и злобным взглядом умеет наводить тишину. — Коллеги, — отвлек голодных сотрудников от созерцания канапе на фуршетном столе Чан, — сегодня мы собрались здесь не просто так, а для того, чтобы поблагодарить. Поблагодарить Ли Минхо за отличную работу и огромный вклад в развитие нашей компании. Сегодня утром мы заключили сделку, которая принесет нам, не побоюсь этого слова, огромную прибыль. Ким Хаджун, известный магнат, заключил с нами контракт на закупку материалов для строительства с нуля для трех своих новых аптек. Мы будем поставлять им все, от цемента до последнего гвоздика, либо будем выступать посредниками. Это большой шанс для нас, если справимся с этой работой хорошо, то, возможно, господин Ким привлечет нас и к строительству других своих объектов, а там, как знать, может быть станется, что Ред Лайтс будут везде по всему миру…- негромкий кашель и существенный тычок под ребра от Сынмина вернули замечтавшегося руководителя на грешную землю обратно и он продолжил речь. — Все это получилось лишь благодаря Ли Минхо, его связям, напористости и умению грамотно предложить услуги. Так как нам этот объект крайне важен и накладки непозволительны, Минхо будет курировать все отгрузки лично, поэтому на неопределенный период он покинет должность специалиста по ассортименту, его заменит сотрудник из нашего офлайн магазина, с ним вы познакомитесь чуть позже. А пока предлагаю поздравить Минхо аплодисментами и приглашаю к столу! Громкий всплеск десятков голосов, хлопки и звуки открывающегося шампанского на миг оглушили Черен. Она сидела одна на все том же диванчике, проигнорировав призыв Феликса к распитию бесплатного игристого, и пыталась понять, почему же ей так тревожно. Новость была хорошая, ведь наконец она избавится от вынужденного нахождения с Минхо в одном офисе. А, с другой стороны, будто что-то не так. Фамилия «Ким» весьма и весьма распространенная. Взять даже их офис, где Кимов минимум пять. Почему тогда ее так цепляет эта фамилия в сочетании с аптеками? Вздрогнув, Черен вспоминает. Она, не святая ни разу, хоть и давно уже, но рыскала по социальным сеткам Субина. Ким Юри, его новая девушка, молодая, красивая и богатая. Перед глазами Пак проносятся фотографии в профиле Юри, на который подписана с левого аккаунта. Вот она с Субином, вот с подругами, а вот на фоне юбилейной двадцатой аптеки, что открыл ее отец. Черен гуглит прямо здесь и сейчас, освежая воспоминания, и понимает: не показалось. Ким Юри — дочь Ким Ходжуна. И, кстати, теперь уже не девушка, а жена Субина, свадьба состоялась буквально пару дней назад. Пак вздрагивает, понимая, что обговоренный срок прошел и скоро ей предстоит неприятный разговор с господином Муном-старшим, а она совсем уж позабыла про их злосчастный уговор. Настолько ли Сеул маленький город, что они с Черен, хоть и заочно, но пересеклись так, через третьи руки по работе? Черен не знает, но ей все равно неприятно. Она читает сообщение от Хенджина, что он уже приехал и решительно поднимается с дивана. Уходит, не притронувшись к закускам и шампанскому, машет на прощание рукой всем, кто это заметит, и чуть ли не бегом спешит к лифту.

***

— Не пишешь, не звонишь, совсем забыла старика, да, красавица? — тембр его голоса режет слух и вызывает у Черен рвотные позывы. Господин Мун не заставил себя долго ждать, и, как бы ей ни хотелось проигнорировать его звонок, Черен не могла. — А я вот помню прекрасно о нашем соглашении, дорогая. — Здравствуйте, — Пак сглатывает, стараясь держать себя под контролем и не выдавать нервозность, охватившую ее, стоило увидеть его имя на экране мобильного. — Я как-то не следила за событиями и только вчера узнала, что свадьба состоялась. — Что же так? На кону такие деньги, а ты расхлябанно относишься? — он возмущенно цокает языком. — Или тебя новый кавалер так хорошо отвлекает? Черен чувствует, как несколько капелек пота катятся по виску, оставляя мокрую дорожку. Пытается вспомнить, кому известно о их связи с Хенджином? Они не особо скрываются, но и не трубят об этом направо и налево. У Муна везде свои уши, понимает Черен, с его-то возможностями это не удивительно. — Что ж, — тон его голоса переключается с заигрывающего на деловой, — как бы то ни было, я свои обещания держу. Деньги будут на твоем счету в ближайшее время. — Спасибо, — мямлит Пак. — Передавай привет Ли Минхо, и, надеюсь, наши пути с тобой больше не пересекутся. — Ли Минхо? — ошарашенно переспрашивает Черен. — Да, это же он тебя так хорошо отвлекал все это время и помогал забыть Субина? Я заплатил ему за это контрактом для вашей компании. Думаешь, мой сват просто так бы обратился в такую маленькую фирму? Нет, дорогая, все взаимосвязано. — Но зачем вы мне это говорите? — пазл в голове начинает складываться, но дыр так много и Черен путается во всем происходящем, увязая в топком болоте догадок и додумок. — Чтобы ты знала, что твою любовь тоже можно продать, это почти тоже самое, как ты поступила с Субином. Бумеранг, моя девочка, восстанавливаю справедливость. А ты живи с этим. В трубке раздаются частые гудки, перезванивать, она знает, бесполезно. Старый хрен, возомнивший себя вершителем судеб, навел существенный беспорядок в ее голове. Черен на негнущихся ногах возвращается в офис, откуда выбежала принять звонок, и старается не смотреть на Хенджина. Пусть он и не самый эмпатичный человек в мире, но ее настроение научился улавливать отлично. А ей обсуждать ничего не хочется, и видеть его обеспокоенный взгляд тоже. Поэтому действует на опережение, садится на свое место и тихо ноет: — У меня что-то с желудком, похоже, отравилась, мне нехорошо. Хенджин озабоченно всматривается в ее побледневшее лицо, пугается и, как всегда, переходит в режим драмы. — Тебе надо к врачу! — громким шёпотом орет он на весь офис, хватаясь за голову. — Все не так плохо, — она вытирает салфеткой лицо, а потом в нее сморкается. — Я выпила таблетки, скоро станет лучше. — Может, все же поедешь домой? — Хенджин тревожится слишком сильно. Ей приятно и льстит его отношение, однако отделаться от расспросов нужно как можно быстрее. — Если станет хуже, то пойду, — она выдавливает из себя слабую улыбку. — Пока попробую поработать. Черен набивает новый чек медленно и очень старательно. О показателях эффективности на сегодня можно забыть, это точно. Она проверяет каждую строчку, в раздрае сделать ошибку — плевое дело. Нога под столом отстукивает какой-то ритм, Пак раздражается, но ничего поделать с собой не может, внутреннее напряжение стремится найти выход хотя бы так. Мобильный телефон ощутимо вибрирует, она смотрит на оживший экран с недоверием и страхом. Зачисление на ее счет, огромная сумма, которой хватит как минимум на год безбедной жизни или на два года, если экономить. Господин Мун не соврал и перевел все до копейки. Черен будто в тумане, волна неконтролируемого страха разливается по ее телу. А должна быть радость, раньше она так ждала этих денег. Она бросает быстрый взгляд на Хенджина, разговаривающего по телефону с очередным клиентом. Ее возлюбленный, ее мужчина, тот кто важен и тот, кто нужен. Но что он знает о ней? А что будет, если узнает? Какие намерения Минхо, какого черта он устроил, почему Мун болтал про него и в таком тоне? Черен понимает, что успокоиться, пребывая в безвестности, невозможно. Она палевно пялится в сторону кабинки Минхо, где тот дорабатывает последнюю неделю, чтобы обучить и ввести в курс дел сотрудника, который будет его заменять. Кажется, это становится слишком заметным, она ловит недовольный взгляд Хенджина, но сказать он ничего не может, так как занят разговором с клиентом. Спустя пару минут Черен обращает внимание, как Минхо выходит из офиса. Она посылает все к чертям собачьим и практически вылетает за ним вслед, бросив наспех изумившемуся от прыти больной Хенджину, что ее тошнит. Она опаздывает и двери лифта с Минхо внутри захлопываются раньше, чем она успевает попасть внутрь. Черен не рассуждает ни секунды, бежит по лестнице со скоростью едва уступающей скорости света, на первый этаж она прибегает лишь ненамного позже лифта. У Ли время обеда. Он не спеша идет в столовую, а Черен, тяжело дыша после внезапной физической активности, плетется за ним следом, не стараясь скрываться. В какой-то момент он замечает ее, обернувшись хмыкает и, не сбавляя шаг, проходит к стойке заказа. Черен ждет, пока он поглазеет на блюда из меню, ждет, пока он возьмет поднос с едой, ждет, пока выберет столик и усядется поудобнее. Под его насмешливым прищуром она съеживается, но берет себя в руки и садится напротив, гордо выпрямив спину. — Объяснись, — прыгает с места в карьер и действительно ждет ответов. — Чем обязан? — Ли аккуратно размазывает по куску хлеба масло, его незаинтересованность в разговоре считывается на раз, он делает одолжение, тем, что терпит ее общество рядом, по крайней мере такую иллюзию он пытается создать. — Откуда ты знаком с Ким Ходжуном? — в лоб спрашивает она. — Твое ли это дело? — Минхо улыбается краешком губ, отпивает кофе и откусывает аппетитно хрустящий тост. — Я говорила сегодня с одним человеком, — Черен не замечает, как начинает нервно барабанить ногтями по столу, но от Ли ни один ее жест не ускользает. — Хосок Мун, знаешь такого? — Допустим, — жмет плечами Минхо. — Хватит играть со мной в кошки-мышки, прошу, — Черен сдается и с отчаянием смотрит на бывшего парня. — Почему он считает, что мы встречаемся? Почему он помог тебе с контрактом для Кима? Что происходит? Минхо немного противно. Он отодвигает от себя остатки еды и рассматривает Пак внимательно, пытается вспомнить, на что именно он повелся при первом знакомстве. То, что тогда ему показалось самодостаточностью, теперь видится вздорным характером, в чем он нашел непосредственность теперь считает расчетливостью. Ему не хочется даже сидеть с ней рядом, хотя очень хочется отодрать опять в туалете, но это из области фантастики, ему даже слегка стыдно за столь низменные мысли. Он отмечает ее растрепанную прическу, заломанные неестественно руки, истерику в глазах. По большей части Минхо все равно, но причин молчать у него уже нет. Если ее так волнует — пусть знает правду. — Когда мы с тобой сошлись, я узнал твою историю с Субином, а потом со мной вышел на связь Мун-старший. Он попросил приглядывать за тобой, пока его сын не женится, боялся, что ты можешь этому как-то помешать, хоть у вас и было заключено соглашение. Я ему помог, а он помог мне. Черен предполагала что-то такое, но все равно была шокирована. На мгновение стало очень больно, но она собралась. Винтики, шестеренки в голове закрутились со скоростью больше обычной, и она догадалась. — Ты встречался со мной только ради того, чтобы получить контракт на аптеки? — Сначала ты мне действительно нравилась, — недовольно цедит Минхо, ему не нравится, что в этой фразе он выглядит такой же меркантильной тварью, как и она, — но, когда я узнал, что ты есть на самом деле… Мне такие девушки не интересны для чего-то посерьезней регулярного перепиха. — «Такие» это какие? — Которые ищут богатенького дурачка, чтобы тот обеспечил их, — отвращение и неприязнь сквозившие в каждом слове Пак чувствует кожей. — Думаешь, я не понял, что и во мне ты искала подобное? — Не искала, — едва слышно пытается защищаться. — Но это объясняет…многое. Твои жестокие слова и твое поведение. — Я не хотел делать тебе больно, — он качает головой, — но и делать вид, что ты мне дорога не мог. Однако, я должен был быть уверен, что ты не полезешь к Субину, таковы были условия сделки. — Мы все равно расстались раньше, — горько усмехается Черен. Она снова чувствует себя грязной и использованной. — Почему не сказал об этом Муну? — А зачем? Я все равно присматривал за тобой, тратил на это кучу времени. А потом ты сошлась с Хваном и опасности для Субина уже не было. — Так вот зачем ты следил за мной. — Да. Или ты думала, что я в отчаянии и хочу все вернуть таким способом? Возомнила себя роковой женщиной? — Минхо уже откровенно смеется. — Я не знаю, что и думать. — Боже, я просто делал то, на что подписался, теперь ты в курсе и можешь перестать об этом переживать. Он смотрит на Пак и не испытывает никакого сочувствия. Ему кажется, что ни одно ее слово или поступок не содержат ни толики искренности. Минхо равнодушен, его не трогает ни ее низко склоненная голова, ни трясущиеся руки, ни несколько слезинок, скатившихся по бледным щекам. — Что тут происходит? Никто из них не заметил, как к столику подошел Хенджин. Его сердитый голос заставил Черен поднять глаза. Очередная волна тревоги накрыла ее, в горле застрял ком, лишая возможности ответить. — Просто разговариваем, — закатывает глаза Минхо. — Почему тогда она плачет? Хенджин присаживается рядом, берет Черен за руку и старается успокоить легким поглаживанием. — Почему ты здесь? — хрипло спрашивает она. — Решил, что тебе может понадобиться помощь, ты так резко вскочила. Охранник на ресепшен подсказал, что ты пошла в столовую. Что здесь происходит? Почему ты сидишь с ним? Почему плачешь? Черен молчит, не зная, как лучше соврать. Минхо ей такой роскоши не позволяет. — Она просто расстроилась из-за разговора с одним влиятельным человеком, — он с превосходством смотрит на растерявшегося Хвана. — Хотя чего расстраиваться, да, Черен? Ты же круглую сумму должна получить, это ли не то, к чему ты всегда стремилась? — Да о чем ты? — Хенджин сжимает кулаки и угрожающе смотрит на бывшего друга. — А ты не в курсе? — Минхо притворно удивляется. — Хван, ты наивный дурак. Тебе никогда не приходило в голову порассуждать, откуда у нее квартира? Она же не снимает, родителей богатых нет, где молодой девушке взять столько денег? — Причем тут квартира, — бормочет Хенджин, его взгляд метается от Ли к Черен и обратно. — Ты, хоть и с золотой ложкой во рту родился, но в курсе, какие цены на жилье в этом городе. Квартира, пусть и в отстойном районе, стоит столько, что на нее обычному человеку пахать всю жизнь нужно. — Черен… — Хенджин беспомощно смотрит на любимую, желая получить хоть какие-то комментарии, но так как воды в рот набрала, лишь плачет все больше и больше. — Деньги ей дал отец Ким Субина, чтобы она от него ушла. Господин Мун не хотел такой невестки, предложил откуп. Она согласилась, и скоро получит еще одну часть обещанных денег. Эта девушка — охотница за деньгами, не обольщайся и будь настороже, я тебя предупреждал. — Я не верю тебе, — глаза его говорили обратное, Ли сумел поселить в нем сомнение. — Сколько времени прошло между тем, как она узнала о состоянии твоих родителей и тем, как вы начали встречаться? — Минхо бьет наугад, но попадает точно в цель. По тому, как вздрогнул Хенджин, он понимает, что не ошибся в предположениях. — Ей от тебя нужно тоже самое, задумайся. — Скажи же что-нибудь? — Хван больно вцепляется в ее предплечье и трясет руку, стараясь обратить на себя внимание погрязшей в слезах девушки. — Это правда? — Я люблю тебя, и я не охотница за деньгми, — Черен жалко шмыгает покрасневшим носом, звучит она неубедительно. — Что касается квартиры и Субина — это правда. Хенджин отшатывается от нее как от прокаженной. Он практически слышит, как рушатся все воздушные замки, которые он построил. — Как будто сам святой, — морщит нос Минхо. — Ты за ней начал ухлестывать только чтобы мне насолить и отомстить за Йеджи. Ты такой лицемер, Хван. — Что? — Черен просто хочет, чтобы это оказалось неправдой, сколько ударов она может выдержать за раз? — Здесь все друг друга стоят, — выносит вердикт Минхо и встает из-за стола. — Вы испортили мне аппетит, пойду работать. Он уходит, оставив за собой одни разрушенные отношения, два покалеченных сердца и недоеденный тост.