***
В утро их отъезда Пинкман бодрствует и уже полностью одет. Он пытается выглядеть решительным: твердый взгляд, челюсти и плечи напряжены. Он вживается в образ. Эд обходит подвал, убеждаясь, что не осталось ничего компрометирующего. Окровавленный матрас он убрал накануне вечером, и поручил его утилизацию доверенному человеку, который не задает вопросов. В ванной комнате полотенце не валяется в луже, как обычно — Пинкман повесил его на сушилку. Он поднимает брови, глядя на парня. — День настал, твоя карета подана, — говорит он. Пинкман выходит из подвала, опережая его, и не оглядывается. Эд объяснил Пинкману, в каких условиях будет проходить поездка через всю страну, предупредил, что будет тесновато и неудобно, и теперь, в 7 утра, они стоят перед готовым к отправке грузовиком. Кузов заставлен потрепанной мебелью, там же пара свернутых ковриков, которые Эд сдвигает в сторону, открывая отсек, в котором спрячется Пинкман. Внутри обогреватель, походная лампа, рулон тонкого поролона, чтобы застелить металл. — А как насчет… типа… еды? Эд откашливается, — Это… эээ… тебе лучше путешествовать на пустой желудок. — Фуу. Ага, ладно. Принято. — Только вода. Пара бутылок. Но пит-стопов делать не будем, так что… эээ… если тебе понадобится… — Да, ты можешь просто… остановиться… на этом. Бооже, — тянет Пинкман, — Вау. Четверть миллиона, и я вынужден писать в бутылку. Супер. Просто шикарно, йоу, — он вздыхает, вздрагивает, а затем смотрит Эду прямо в глаза, — Это… где ты прятал мистера Уайта? — Нет. — Но… эээ… он должен был… — Я не изучала туалетных привычек этого человека, но нет. Для него я тоже не делал пит-стопов. А теперь, если ты не возражаешь, — он жестом указывает на отсек. Пинкман выглядит мрачно довольным, — О, должно быть, ему это охуеть как понравилось, — бормочет он, забираясь внутрь. Он ерзает на спине, используя одну из своих сумок в качестве подушки. Эд указывает на рычаг, которым дверца отсека открывается изнутри. — Готов? Парень выдыхает. — Погнали, бля.***
Выезд из Нью-Мексико проходит прекрасно. Траффик небольшой, солнце скользит между облаками, отбрасывая переменчивый свет на горный хребет. Первые три часа Эд едет по шоссе в тишине, посматривая, не мелькают ли в боковых зеркалах заднего вида машины полиции или патрульных штата. Находясь в магазине, он снова слушал сканер, и каждый вечер накануне поездки следил за новостями. Похоже, после обнаружения брошенного на границе автомобиля, все пришли к выводу, что Пинкман скрылся в Мексике. Ходили слухи, что он стал добычей койотов, или его схватил картель. Перестрелка в комплексе была главной новостью в течение трех дней, затем стало известно об обнаружении тел агентов Шрейдера и Гомеса, и внимание прессы переключилось с вопроса о местонахождении Пинкмана на анализ семейных взаимоотношений Уайт/Шрейдер. Сенсационность, считает Эд. Людям, оставшимся в живых, придется тяжко, их будут препарировать и обсуждать, но то, что о Пинкмане вообще не упоминалось в течение двух дней, успокоило Эда. Это говорило о том, что УБН в растерянности. Они потеряли его след. В Аламосе он останавливается, чтобы заправиться и выпить кофе, несколько раз размеренно стучит по металлической стенке за своей головой. Пинкман стучит в ответ, как учил его Эд, звук слабый и приглушенный: все нормально. Плоская пустынная равнина начинает уступать место покрытым зеленью горам. Он включает радио. Они в десяти часах езды от Каспера. Эд выбирает проселочные дороги, что делает путь более долгим, но он предпочитает держаться подальше от городов и крупных населенных пунктов. Покрытие здесь не такое хорошее, как на скоростных шоссе, но движение спокойней. Его обгоняют грузовики, груженые скотом, иногда прицепы с лошадьми, пикапы. Чем дальше они продвигаются на север, тем ближе к дороге подступают горы. В полдень он подъезжает к стоянке грузовиков, чтобы купить гамбургер на вынос. Он ест его в своей кабине, слушая религиозную программу по единственной радиостанции с уверенным приемом, и надеясь, что после проповеди об огне и сере они перейдут к музыке. Когда этого не происходит, он выключает радио и снова трогается в путь. В грузовике нет CD-плеера, только магнитофон, а у Эда припасена коллекция кассет, которую он хранит в обувной коробке на пассажирском сиденье. Она находится слишком далеко, чтобы дотянуться, не поворачивая руль, поэтому он пользуется тем, что установлено в проигрывателе в данный момент. Раскатистые барабаны вступительной песни подсказывают ему, что это Идрис Мухаммад. Ему нравится энергичная музыка, которая помогает не терять концентрацию во время долгих поездок. Фанк, джаз, рок. Песни, которые он начинал слушать, когда был намного моложе. I feel music in your eyes Rainbows in your kiss Эд тихонько мычит под нос, постукивая пальцами по рулю в такт музыке. На горизонте сгущаются тучи. Gonna get over Got to get over Солнце исчезает. Капли дождя барабанят по лобовому стеклу, но пока легко и рассеянно, так что Эд не удосуживается включать дворники. Всерьез ливень начинается только после того, как они достигают Брекенриджа. Эд чувствует изменение в атмосфере, температура резко падает. До Каспера еще пять с половиной часов езды. К югу от Фриско характер дождя меняется. Он становится плотным и слякотным. Эд включает дворники на полную мощность, и в этот момент начинается град. Внезапный шквал крупных округлых льдинок отскакивает от лобового стекла. Движение замедляется до скорости ползущей улитки, Эд с опаской наблюдает за темным небом, затем замечает поворот, который ведет к лужайке, обрамленной узкой рощицей тонких деревьев. Он сворачивает с главной дороги, паркуется с подветренной стороны, надеясь, что это немного защитит стекло; последнее, что ему нужно, это треснувшая лобовуха. Несколько автомобилей последовали его примеру и въехали на стоянку кемпинга, остановившись неподалеку. Альбом Идриса Мухаммада подошел к концу, но Эд не переключается на радио. Вместо этого он сидит в тишине, под усиливающимся градом. Он слышит, как лед тарахтит и рикошетит от металлической крыши грузовика. «Чертов грохот», — думает он. Это напоминает ему стрельбу. В ту же секунду, как мысль формируется в его голове, он слышит это — неравномерный лязг и пронзительный тонкий вой, доносящиеся из отсека, в котором находится Пинкман. Тело Эда движется быстрее, чем его разум, потому что он уже вышел из кабины, накинув на голову пальто, и направляется к кузову грузовика. Его руки холодные и неуклюжие, град хлещет по спине и предплечьям, пока он возится с замком и рычагом. Пик непогоды уже позади, но градины жалят даже через плотную подкладку пальто. Он приподнимает дверь кузова ровно настолько, чтобы проскользнуть внутрь, оставляет внизу щель для света, и в полутьме замечает Пинкмана, который наполовину выбрался из своего укрытия, издавая отчаянные, животные звуки. — Полегче, — мягко говорит Эд, когда парень выкатывается наружу, растягиваясь в пространстве между мебелью. Он медленно подходит, протягивая руки. Взгляд Пинкмана обращен не к нему, куда-то в воспоминания или кошмары, и он видит Эда, но не замечает его. Воспринимает его только как угрозу. Он резко взмахивает кулаком и спотыкается. Эд ловит его за запястье, воспользовавшись моментом еще больше выводит из равновесия, цепляя ногой за лодыжку, и Пинкман падает на колени. Эд мгновенно оказывается позади него, наваливаясь всем весом на спину, одной рукой прижимает его голову к металлическому полу, другой держит перехваченную руку согнутой под углом. Пинкман слишком поражен, чтобы сопротивляться; падение выбивает из него все силы. Рука, за которую Эд не успел ухватиться, оказывается неподвижно заблокированной между полом и его грудью. Он лежит плашмя, прижатый. Ноги Пинкмана ищут опору скребут и бьются о мебель. Эд вдавливает колено в его спину и Пинкман в ответ хрипит от боли. — Прекрати, — твердо, но не злобно, говорит Эд. Он осторожен, стараясь давить не слишком сильно, чтобы не повредить рану в боку Пинкмана, — Помни, где ты находишься. — Пошел ты, — выдыхает парень, — Пошли вы все на хуй… — Здесь нет никого, кроме меня и тебя. — Джек… пожалуйста… — Это не мое имя. Ты знаешь. — Нет… — Ну же. Пинкман бьется все слабее. Он лежит под Эдом, тяжело сопя, втягивая воздух сквозь стиснутые зубы. Он зажмуривается, издает внезапный мучительный стон. Все его тело сотрясает дрожь, и Эд слегка ослабляет хватку, перекладывая руку с его головы на плечо. — Ты уже не там. Снаружи стихают звуки града. Пинкман всхлипывает уже в открытую, обмякает и трясется в изнеможении. Эд берет его за плечи и поднимает в сидячее положение, прислоняя к комоду. Присев, он осматривает его в тусклом свете. Пинкман не поднимает глаз, но Эд может видеть, что он снова здесь, несмотря на панику, несмотря на пережитую боль. Пинкмана мучает гипервентиляция, дыхание сбивчивое, кожа мертвенно бледная. Его руки цепляются за отвороты пальто Эда, ткань скомкана в кулаках с побелевшими костяшками. Эд берет одну из его рук за запястье и направляет к своей груди. — А теперь давай вместе со мной, — и он начинает глубоко дышать. Вдох и выдох. Ритм его сердцебиения отдается в ладонь Пинкмана, медленно и ровно. Минуты текут и постепенно дыхание Пинкмана выравнивается. «Хорошо. Ты молодец», — ободряюще шепчет Эд. Глубокий вдох через нос, выдох через рот. Пинкман упирается лбом в колени, проводит свободной рукой по голове. Слезы все еще текут по его щекам, но он уже успокаивается. Уже контролирует себя. Эд отпускает запястье, и Пинкман поднимает глаза. — Извини. Эд вздыхает, слегка качая головой, — Не требую извинений, но… — он колеблется, тщательно подбирая слова. — Но это не должно повториться, — заканчивает за него Пинкман. — Нет. Не должно, — Эд осознает, что, возможно, кто-то видел, как он бросился к кузову своего грузовика в разгар града. Думает о звуках, которые могли просочиться наружу, и о любопытных глазах и ушах, которые могли прислушиваться и смотреть. Он роется во внутреннем кармане пальто. — В данных обстоятельствах, думаю, тебе лучше принять это, — он достает пластиковый аптечный контейнер и вытряхивает пару таблеток Пинкману в руку. — Лоразепам, — поясняет он в ответ на колебания парня, — У нас еще пять с лишним часов езды до Каспера, и мне нужно, чтобы ты вернулся туда, — он указывает на отсек. — О’кей. — Пять часов, и ты снова сможешь выйти наружу. Пинкман кивает, собираясь с силами. Глотает таблетки всухомятку, — О’кей. Эд придерживает его руками за плечи, помогая встать. Пинкман опирается на мебель, слегка пошатывается и, наконец, забирается в тайник. Он перекатывается с бока на живот, и Эд с минуту наблюдает за ним. — Все нормально? — Ага, нормально, — кивает Пинкман. Он все еще дрожит. Эд расстегивает молнию на одной из его вещевых сумок, роется в ней, пока не находит запасное пальто, которое купил в «Гудвилл». На Пинкмане уже самое теплое, но он, ни слова не говоря, накидывает на него второе. Он закрывает дверцу и придвигает к ней ковры. Выбравшись из грузовика, захлопывает и запирает кузов, прежде чем издать долгий судорожный вздох. Машины, которые последовали за ним за поворот, переждать град, уже уехали. На другой стороне парковки семья проверяет информационное табло, но в сторону Эда они не смотрят. Ничего не вызывает тревогу. Ничто не настораживает. На мгновение он склоняется, упираясь ладонями в колени. Земля усыпана полурастаявшими градинами. Дороги будут дерьмовыми. Он вздыхает и выпрямляется, потягиваясь и разминая руки. Достает телефон из кармана и проверяет время. Он на час отстает от графика, а поблизости нет доступа к сети, чтобы отправить сообщение его человеку в Вайоминг. — Ну что ж, — произносит он в пространство. Облака рассеялись, и небо представляет собой пятнистую картину из серо-голубых цветов. Когда он снова забирается на водительское сиденье, его мысли возвращаются к сегодняшнему утру. Что там сказал парень? Погнали, бля. Ладно, думает Эд. Погнали, бля. Он включает магнитолу и поворачивает грузовик на север.