Низкое зимнее солнце (Low Winter Sun)

Примечания автора: Здесь появляется оригинальный персонаж, один из «закулисных парней» Эда. Его образ пришел мне в голову полностью сформированным, требуя участия в этой истории, и он является отличной (имхо) «оберткой» для стоически-прямолинейного характера Эда. Более подробно их история будет раскрыта в следующих главах.

***

      Когда Эд подъезжает, у черного входа в Casper Quality Mattress маячит какая-то фигура. Лучи фар высвечивают длинное худощавое лицо, контрастирующее с суровыми чертами Эда. Мужчине на вид около сорока лет, черные волосы с серебряными нитями, круглые очки в проволочной оправе отражают свет, скрывая глаза. Уголки его рта изгибаются в улыбке, он поднимает руку в знак приветствия и указывает, куда Эд должен направить свой грузовик. Эд заезжает задним ходом в отсек, мужчина захлопывает ворота, закрепляя их тяжелой цепью с замком, и торопится к нему такой бодрой энергичной трусцой, что Эд чувствует себя вдвое старше.       — Рад видеть, что ты добрался в целости и сохранности, старина, — глаза за стеклами очков светятся озорным весельем.       — Полегче, молодой олень, — ворчит Эд, выбираясь из водительского кресла. Они пожимают друг другу руки, и человек из Вайоминга, Казимир — Кас — хлопает Эда по плечу, улыбаясь широко, с искренней привязанностью.       — Я говорил тебе, чтобы ты не задерживался, — Эд не любит, когда Кас пересекается с его клиентами; при всем ворохе бумаг, которые ему приходится подделывать, эта работа не требует личного участия.       — Да, только шестнадцать раз, — говорит Казимир, — Ты же знаешь, что нужно повторить ровно двадцать, чтобы это сработало. Так что, извини… Мне любопытно.       — Слышал, это может быть фатальным.       — Для кошек, хорошо, что я не кот. У меня димсамы в подсобке. Голоден?       — Только если это не ты готовил, — отвечает Эд. Казимир мог варить яйцо в течение часа, и оно все равно получалось сырым.       — Все очень вкусное, но остывшее. Забрал почти два часа назад. Мог бы успеть поесть горячим, если бы прибыл вовремя. Пришлось объезжать?       Эд знает, что Пинкман не слышит его, но все равно понижает голос, — Груз был… немного нервничал в тайнике.       — А. Плохо?       — А когда это хорошо?       Казимир сочувственно щелкает языком, пока Эд рассказывает ему о том, что произошло.       — Ты держал его в тайнике всю дорогу?       Это был самый безопасный вариант и Эд — сторонник безопасности, но он задавал себе тот же вопрос еще до Колорадо. Пинкман на растиражированных фотографиях имел мало сходства с человеком в кузове его грузовика, и канадцы не собирались находиться в состоянии повышенной готовности из-за американского подозреваемого, который, как все полагали, находился в Мексике. Но Эд знал, что как только ослабевает бдительность, появляется опасность.       В вопросах Казимира есть нечто большее, чем праздное любопытство; он внимательно слушает, смотрит на Эда, но напряженные челюсти говорят Эду, что он перенесся почти на двадцать лет в прошлое, в воспоминания о своем собственном путешествии в новую жизнь.       — Ты пошел на уступки ради меня, — напоминает ему Казимир, — Солнечный свет и воздух.       — Он не растение.       — Я тоже.       — Тебе это было нужно.       — А этому мальчишке?       — Он не настолько мальчишка, каким был ты, — отвечает Эд, хотя, по сути, у Каса уже тогда была зрелость, которая делала его старше своих лет. Зрелость, которой не было у Пинкмана, когда он впервые появился в магазине Эда, но которая медленно и тихо расцветала в нем.       — Ему понадобится акклиматизация, — не отстает Казимир.       — Прямо сейчас?       — Поверь мне. Я читал новости, — Казимир имеет в виду яму в комплексе, — Он столько времени пробыл там, наедине со своими мыслями, а сколько лиц он видел после того, как выбрался? Сколько нормальных, повседневных взаимодействий? Ты собираешься просто отпустить этого парня после недели, проведенной в тайнике? После всего, что было до этого?       — Я не его мозгоправ…       — И не его священник, — заканчивает за него Кас, слышавший эту фразу бесчисленное количество раз на протяжении многих лет.       Эд вздыхает. Он не отличается чрезмерным тщеславием, но гордится своей отстраненностью, профессиональной удаленностью. Для самого себя у него есть два правила: не попадайся и не ввязывайся. Он не дожил бы до своих лет, если бы принимал близко к сердцу каждую душещипательную историю.       И потом, Казимир — исключение. Вывезен из зоны боевых действий в 93-м, на добровольных началах. Самый ужасный случай, который видел Эд, и семнадцать лет спустя он все еще к этому причастен.       — Пока не доберемся до границы, об этом не может быть и речи, но как только покинем Калгари…       Казимир вскидывает руки вверх в знак капитуляции, — Решать тебе, — говорит он, но полагает, что семя пустило корни, и не удерживается от победной улыбки, — Ты вложил в дело много деталей; я бы не хотел, чтобы это пропало зря.       — Он напоминает мне тебя, — сухо говорит Эд.       — Ой? Жизнерадостный и дьявольски красивый?       — Молодой придурок, но надежда еще есть. Давай вытащим его.       Эд кивает в сторону грузовика, Кас отпирает задвижку кузова и открывает его.       Эд проходит вглубь, отодвигает в сторону ковры и стучит по металлической дверце потайного отсека. После достаточно долгой паузы он чувствует потребность стукнуть еще раз, сильнее, и только тогда дверца опускается вниз, открывая бледного, тяжело дышащего Пинкмана. Его глаза ненадолго останавливаются на Эде, затем поднимаются к стоящему в отдалении Касу. Тревога наполняет их, прежде чем Эд успевает заверить его в безопасности.       — Кто это? — шепчет Пинкман.       — Никто о ком тебе следует беспокоиться.       Пинкмана бьет дрожь, когда он выбирается из отсека, и Эд ободряюще берет его за руку.       — Надеюсь, тебе нравится холодная китайская еда, — Кас слегка разводит руками в приветственном «после вас», когда они выходят из грузовика.       Освещение в магазине матрасов тусклое, и Пинкман позволяет Эду поддерживать себя, когда они следуют за Казимиром через демонстрационный зал в ярко освещенную комнату отдыха. Круглый стол занимает большую часть помещения; Эд усаживает Пинкмана на стул, пока тот трет глаза, щурясь от слепящего света флуоресцентных ламп. Казимир достает из шуршащего полиэтиленового пакета пенопластовые коробки, роется в ящике и вытаскивает три разнокалиберных вилки. Затем тянется к шкафу и достает полупустую (или наполовину полную, в зависимости от вашего мировоззрения) бутылку бурбона. Он слегка встряхивает ее, поигрывая бровями — озорная искра, которая столько раз была причиной головных болей Эда, жива в нем, будто ему по-прежнему двадцать с небольшим.       — Давай, приступай, — говорит Эд, кивая Пинкману, который, похоже, ждет разрешения поесть. Казимир разливает щедрые порции спиртного в три пластиковых стаканчика и хлопает его по спине со словами, — Na zdrowie.       Очевидно, что Казимир ошеломил Пинкмана, его приветливость кажется неожиданной после целого дня борьбы с тем, что он чувствовал, находясь в кузове грузовика. Видя, как его глаза мечутся между ними двумя к вилкам и палочкам для еды, разложенным на столе, Эд понимает, как он напряжен. Инстинкт поиска возможностей для самозащиты силен, как никогда.       Кас тоже замечает это и располагается у стены, поближе к Эду, пожилой мужчина действует как буфер между ними — страховочная сетка Пинкмана — никаких резких движений, чтобы не ввергнуть парня в панику. Он делает вид, что вообще не замечает его, болтая с Эдом о погоде и о делах в Каспере, тактично избегая вопросов о дороге; он говорит о своем человеке на канадско-американской границе, который без проблем проведет их во вторник утром. Рассказывает о новых моделях матрасов, о том, как продвигается законный бизнес; Кас создает звуковую завесу, по опыту зная, что важно не столько содержание его речи, сколько ее темп, и, в конце концов, плечи Пинкмана опускаются ниже уровня ушей, и он начинает есть с большим энтузиазмом, запихивая в рот рис вилку за вилкой. Эд подвигает к нему через стол свою порцию siumaai, и Пинкман уплетает ее следом, пока Эд задумчиво потягивает бурбон.       В магазине нет тайного убежища; Кас переместил один из выставленных на продажу матрасов на пол уединенного офисного кабинета без окон. Для единственной ночи это достаточно безопасно.       — Лучший в своем классе, — говорит Кас Пинкману. Матрас по-прежнему в полиэтилене, но к нему прилагаются простыни и одеяло, — Самая комфортная ночь в твоей жизни. Гарантирую.       Пинкман оценивает обстановку. К кабинету примыкает крохотная ванная с туалетом и раковиной.       — Завтра в воскресенье, значит, мы закрыты, — продолжает Кас. Пинкман садится на матрас, чуть подпрыгивая, когда тот пружинит. Полиэтиленовая обертка шуршит под ним, — Сюда никто не придет.       — Я хочу отправиться в путь в восемь или около того, — добавляет Эд. Пинкман кивает, — Тогда отдыхай, — он поворачивается, чтобы уйти.       — А где… — начинает Пинкман. Эд показывает большим пальцем в сторону Казимира.       — Я заночую у него, — глаза Пинкмана похожи на блюдца. Эд отвечает ему спокойным взглядом, — Тебе не о чем беспокоиться. Все по плану.       — Ага. Ладно. О’кей.       — Отдыхай.       Казимир выуживает из заднего кармана связку ключей и снимает с кольца один из них. Затем кладет его на стол, — Это… эээ… это для двери. Запрись, если хочешь, а утром я заберу его обратно, — он улыбается, как бы желая доброй ночи, прикрывает дверь кабинета и обменивается взглядом с Эдом, услышав щелчок запорного механизма. Вдвоем они следуют по коридору.       — Не начинай, — говорит Эд, когда Казимир тихонько присвистывает.       — Да, конечно. Ты не его мозгоправ, ты его экзорцист.       — Кас…       — Демоны все еще владеют им, — Казимир тяжело вздыхает, — Ты знаешь это. Кажется, ты подумываешь, не отвезти ли его к себе домой.       Эд ничего не говорит, но, похоже, его очень интересует потолок.       — А, о’кей. Ты везешь его туда. Я так и думал, — продолжает Кас, — Рискованно, рискованно, очень рискованно принимать его в своем персональном гнездышке.       Они достигают отсека доставки.       — Это удобно.       — Чертовски удобно.       — Это по пути.       — Как тебе и нужно.       Кас запирает двери склада и ведет Эда к своему пикапу.       — Ловкая задумка с ключом, — говорит ему Эд, когда они застегивают ремни безопасности, и Кас разворачивает пикап, — Это должно его успокоить.       — Ты думаешь? Я… — Кас резко бьет по тормозам, — Ах ты ублюдок.       — Полегче.       — Ты, бессовестный засранец, — смеется он, — Ты хочешь, чтобы я поговорил с ним.       — Я не хочу, чтобы ты с ним говорил.       — Конечно, нет. У тебя есть правила. Вот почему ты не просишь об этом. Ты просто… хочешь, чтобы я захотел с ним поговорить.       — Не-а.       — Нет, это не вопрос. Просто пытаюсь переварить саму идею. Господи Иисусе, — Кас сопровождает вздох взмахом руки, — Как же ты меня подловил.       — Повтори-ка?       — Да так, ничего, — Кас едет по главной улице Каспера. Для субботнего вечера здесь тихо, — Что именно я должен сказать этому парню? — спрашивает он, помолчав.       Эд кажется задумчивым.       — Я и сам толком не знаю. На прошлой неделе я думал, что у него все в порядке, но теперь… — он проводит рукой по восходящей траектории, затем изображает край обрыва и стремительный спуск вниз, — Возможно, нужно изменить не послание, а только гонца, — он поворачивается к Казимиру, — Но все это ерунда, если ты не…       — Нет, я в деле, — перебивает его Кас, — Знаешь, ты не такой уж хороший кукловод. Я все же лицо независимое. Я вообще планировал по-китайски всего лишь оставить тебе ключи от джипа и записку утром, — хихикает он, заруливая на подъездную дорожку к своему дому.       — Он напоминает мне тебя. Чертовски банально. Ты мог просто попросить, понимаешь?       — Ты бы ни за что не дал мне договорить до конца, — усмехается Эд. Семнадцать лет интонирования не прошли даром, — Не мог доставить тебе такого удовольствия, — он откровенно забавляется, даже не пытаясь это скрыть.       — Ага, не думай, что тебе это сойдет с рук, старик, — Кас паркуется и выключает зажигание, — Но, так уж и быть, я позабочусь о твоем питомце.