***
Джесси чистит зубы в ванной Эда Гэлбрейта, что, по его мнению, является еще одним гребанным причудливым эпизодом его гребанной причудливой жизни. Он смотрит на зеркало, двигая щеткой вверх-вниз, из стороны в сторону. Не на свое отражение (он все еще не может этого сделать) а на само зеркало. Это всего лишь заурядная зеркальная дверца аптечного шкафчика. Почти в каждом доме, где он бывал, находилась собственная версия такой аптечки. Когда Джесси был подростком (и, скажем прямо, уже взрослым), он, отлучаясь с домашних вечеринок, рылся в них. Отчасти это делалось из любопытства, отчасти потому, что в нем бьется хулиганистая жилка длиной в милю. Билась, поправляет он себя, это уже не я. Возможно, его хулиганская натура поутихла, сменившись более здравым пониманием последствий собственных действий, но любопытство осталось. Он сплевывает в раковину и распахивает зеркальную дверцу. Нераспечатанная коробка зубной пасты. Зубная нить. Advil. Эвкалиптовый назальный спрей. Какой-то навороченный бальзам после бритья, который, по мнению Джесси, принадлежит Казимиру, потому что он производит впечатление человека, заботящегося о правильном увлажнении кожи. Флакон Old Spice, который совершенно точно принадлежит Эду, потому что он выглядит так, будто никогда в жизни не слышал слова «увлажнять». Еще есть стеклянная баночка с косметическим кремом и изящными женскими руками на логотипе. И три зубные щетки. Джесси впервые заметил эту странность, когда наполнял ванну и лениво изучал выстроенный на бортике ассортимент мыла, шампуней и кондиционеров. Чуваки, вроде Эда, покупающие эти кошмарные средства для мытья тела и волос «три в одном», вряд ли склонны тратить деньги на органические шампуни без парабенов. У них определенно не будет больше двух флаконов, и ни Эд, ни Кас (за то короткое время, когда Джесси был достаточно близко, чтобы почувствовать его запах) никогда не источали аромат клубники. Он не исключает возможности того, что Казимир может быть бисексуалом и у него есть кто-то в Валье или в Каспере. Кто-то, кого он привозит на север отдохнуть. Но, в сочетании с ожидавшей в холодильнике свежей лазаньей и экстра-уклончивостью Эда относительно ее происхождения, Джесси считает, что… — У Эда есть подружка, — шепчет он про себя нараспев. Мысль об этом делает его странно счастливым. Он пытается представить, как она может выглядеть — на ум не приходит ничего, кроме точной копии Эда, но с копной красивых, блестящих волос. Жуть, думает он, спасибо, мозг. Он возвращает свое внимание к аптечке. Мыло Irish Spring, все еще в коробке. Безопасная бритва. Пластыри. Антигистамин. Ватные палочки. Множество баночек с рецептами из аптеки Каспера, выписанных на имя Тейлор, Джозеф. Целый таблеточный каталог: эти от боли, эти от бессонницы, эти от тревожности… Джесси чувствует знакомое сжатие в груди, которое в кои-то веки не является реакцией на его собственные проблемы. Они уехали из Каспера только утром, а кажется, что прошло уже несколько дней. Джесси проспал всю дорогу, очнувшись от сна лишь однажды, когда Эд открыл панель тайника и включил фонарь. «О…», — произнес он, извиняясь. Оказалось, что он стучал по стенке кабины грузовика, выполняя обычную проверку, и не получил ответа. «Обычно это не очень хороший знак», — добавил он, прежде чем выключить свет и снова закрыть Джесси в потайном отсеке. Джесси бодрствовал достаточно, чтобы повернуться на другой бок и почувствовать, как грузовик оживает, а затем снова провалился в сон. Глубокий и непрерывный сон без сновидений, пока Эд не разбудил его во второй раз, когда они добрались до дома. Это был лучший сон почти за весь год. Он почувствовал себя заново родившимся. Он знает, что должен благодарить за это Каса. Каждое слово, произнесенное Касом, так или иначе, было сказано для его блага, подбадривало его, вселяло надежду, придавало устойчивость, и Джесси все время мысленно возвращался к тому моменту на лестнице: он, готовый к агрессии, и Кас, предлагающий только тепло. И этот маленький островок покоя на крыше, у его плеча под лучами восходящего солнца, — еще один час безмятежного сна, подаренного без всяких условий. Джесси сделал для него то же самое лишь однажды, спросив, все ли у него в порядке, перед тем как они расстались, и ложь Каса о том, что да, все в порядке, была опять же во благо Джесси. Правда заключалась в том, что он не был в порядке, и Джесси тоже. Когда он прижался головой к груди Казимира в кузове грузовика, он пытался выразить больше, чем просто благодарность. В этом жесте была печаль. Джесси чувствовал за своей спиной — и чувствует до сих пор — призрак утраты. Как палец, готовый коснуться его плеча и напомнить ему, что все, что им было дано — это те несколько часов близости, ставшие итогом их взаимоотношений. Услышав шаги Эда в коридоре, Джесси приходит в себя. Он понятия не имеет, как долго уже занимает ванную. Захлопнув шкафчик, он стирает отпечаток собственного пальца в углу зеркала и споласкивает зубную щетку. Он открывает дверь, ожидая увидеть нетерпеливо ожидающего Эда, но холл пуст.***
Нэнси из разряда тех женщин, которые оставляют цветы в его спальне, «чтобы оживить обстановку», а Эд — из разряда тех мужчин, которые не говорят, что пыльца заставляет его чихать, потому что тогда она перестанет это делать. Но ему нравится возвращаться после долгой дороги к этим маленьким всплескам жизни и цвета. Нравится представлять, как она хмурится, решая, куда поставить вазу. Его не смущает, что она никогда не пользуется подставками и на деревянных поверхностях образовались причудливые узоры из колец конденсата. Это похоже на архив ее визитов. Перед сном он перенесет цветы в гостиную. Эд также из разряда тех людей, у которых есть потайной сейф, встроенный в пол. В нем находится все, что полагается иметь человеку его профессии: деньги в разных валютах, паспорта разных национальностей, прочие удостоверения личности на разные имена, бархатный мешочек с драгоценными камнями в огранке и без (поскольку не все клиенты могут платить наличными). Эд считает себя несклонным к сантиментам, но в глубине души он абсолютно таков, поэтому в сейфе хранятся несколько предметов из его прежней жизни. Диплом Массачусетского технологического института, на котором значится его настоящее имя. Письма от матери. Отцовская трубка из вишневого дерева. Единственная фотография женщины, с которой он когда-то надеялся связать жизнь. Сейф также примечателен тем, что в нем нет оружия. Ни запасного ствола, ни патронов. Замечание Пинкмана за ужином о том, что за ним могут прийти, действительно вызывало беспокойство когда-то, но не сейчас. Эд пережил всех, кто мог иметь намерение явиться к нему ночью. Время, когда он нуждался в оружии, прошло. Он сдвигает панель пола и набирает цифры, чтобы открыть сейф. Достает и перебирает паспорта — Бельгия, Ботсвана, Бразилия — пока не находит Канаду. На север Пинкмана повезет Джоэл Макрей, житель Новой Шотландии. Возможно, он не обладает таким же сверхъестественным талантом к акцентам, как Казимир, но свои сильные стороны он знает. Он бросает паспорт на кровать и просматривает пару папок с другими документами Джоэла Макрея, выбирая то, что ему понадобится для поездки. Достает из кармана бумажник, вынимает из него все, что принадлежит Эду Гэлбрейту, аккуратно обматывает вещи резинкой, после чего опускает их в сейф. Теперь в бумажнике лежат кредитка и карточка медицинского страхования Джоэла Макрэя, его водительские права (одна запись о парковочном штрафе в Онтарио, своевременно оплаченном), абонемент в спортзал (просроченный), библиотечный абонемент Галифакса (в настоящее время читается «Код ДаВинчи»). Эд знает, что такие детали имеют значение — несколько оттенков достаточно, чтобы превратить псевдоним в персону. Он называет это «ширмой». Он берет около 2000 канадских долларов, и решает, что этого достаточно. Это все, что ему нужно сделать для подготовки к поездке, кроме замены номеров на грузовике. Он поручит это дело Пинкману, чтобы дать ему возможность отвлечься на что-то полезное. Весь вечер его клиент слонялся по дому, как ребенок, отправленный на каникулы к дальним родственникам и опасающийся совершить какую-нибудь оплошность. Эд считает, что самостоятельное выполнение нескольких несложных заданий пойдет ему на пользу. Забирая из сейфа фотографию Нади в рамке, Эд чувствует знакомый укол вины. Держать ее запертой в темноте кажется неправильным, но это единственная ее фотография, которая у него есть. Эд испытывает далеко не иррациональный страх перед огнем (он видел, на что способен напалм); шансы, что его дом сгорит, ничтожно малы, но Эд — человек осторожный. Именно поэтому он не держит фотографию в Альбукерке — она не вписывается в сюжет жизни, которую он создал для Эда Гэлбрейта. Однако здесь, на окраине Валье, он может побыть самим собой. Нэн знает о Наде все, и хотя он не увидится с ней до тех пор, пока не вернется из Канады, Эд не верит в то, что призраков можно держать в спальне. Он закрывает сейф, относит фото и цветы в гостиную. В любом случае, Надя предпочла бы вид на горы.***
Джесси стоит в комнате Казимира, не совсем понимая, что ему делать. Он чувствует себя странно потерянным, как будто он пришел в дом друга с ночевкой, обнаружил, что друга там нет, но его родители, тем не менее, настаивают, чтобы он остался. Он пытается думать о комнате как о гостиничном номере, но это кажется неправильным — как будто он хочет стереть следы присутствия Каса. Джесси не хочет избавляться от этого присутствия — его образ все еще успокаивает, а Джесси опять находится на грани подавленности. Он также не может игнорировать тот факт, что кровать — это этап. Еще один «Первый раз с тех пор, как…», который следует отметить в его мысленном списке. Фактически, «Первый раз в кровати с тех пор, как…» уже произошел у Тощего Пита в ту ночь, когда он сбежал, но тогда разум Джесси метался между страхом и ступором, и сам процесс лежания в кровати стерся из его памяти. Походные раскладушки в подвале Эда были не то чтобы неудобными, но и не были кроватями. А это настоящая кровать. С матрасом Кинг или Квин, — Джесси не очень-то разбирается в размерах — и дорогими простынями, на вид даже более высокого качества, чем те, на которых он когда-то спал в доме агента УБН Шрейдера… Чтобы отвлечься, он поворачивается к полке с DVD. Коллекция ситкомов 90-х: Frasier, The Fresh Prince, 3rd Rock from the Sun. Собрание документальных фильмов о природе. Комедии. Черно-белые фильмы, о которых Джесси никогда не слышал. Зарубежные фильмы с незнакомыми актерами и названиями, которые он не может выговорить. Дисней. Еще у Казимира есть живопись. Картины висят на стене над кроватью. В рамках, как и полагается. Бескрайнее синее море; сценка рыночного городка где-то на Карибах; летящие птицы; тигр во время грозы, кажущийся смутно знакомым; изображение рук, рисующих самих себя, которые, как помнит Джесси, умудрившийся уделить достаточно внимания урокам рисования в средней школе, принадлежат М.К. Эшеру. Джесси ловит себя на том, что задается вопросом, как выглядит квартира Казимира в Каспере, а затем — его собственная будущая комната в «где-то, на Аляске». Его спальни в Альбукерке служили скорее ночлежками, чем выражением его индивидуальности. Обычные места, где можно потусить, а затем отрубиться. Он не столько украшал их, сколько заполнял вещами, которые казались ему крутыми, импульсивными покупками, сделанными под кайфом, о которых он потом жалел. Когда он только переехал в дуплекс, у него были Большие Планы, но потом стремление довести их до конца иссякло. Но ему нравилась квартира Джейн, эта большая настенная роспись над ее кроватью, и то, как ослабевала ее внутренняя броня, если Джесси удавалось задать нужные вопросы о какой-нибудь фотографии или безделушке. Он решает, что у Эллиса тоже будут картины на стенах. Может быть, его собственные. Идея настолько хрупкая, что Джесси еще не в состоянии осознать ее до конца. Он чувствует, что она может разлететься в прах, если он ухватится за нее слишком рано, слишком крепко. Но она реальна, и это вызывает у него легкий трепет. Джесси лавирует между кроватью и окном к прикроватной тумбочке. Эд упомянул о кабеле для iPod в ящике стола, и он лежит там, где было сказано, свернувшийся, как змея, на изрядно потрепанной книге в мягкой обложке. Автор — Мараи Шандор (кто он вообще? или она?), а название выглядит так, будто кто-то высыпал на обложку пакет с фишками для игры «Скраббл». Внутри еще хуже: сочетания согласных, от которых у Джесси голова идет кругом, каждая вторая буква украшена точками или ударениями. Перелистывая страницы, он размышляет о том, каково это было для Каса — не просто новый штат, а совершенно новая страна, другая культура, другой язык. Какую растерянность и какое смятение он, должно быть, испытывал, пытаясь следовать по пути к безопасному пристанищу. Слава Богу, одноязычному тупице Джесси не придется делать то же самое. Как бы там ни было, Аляска остается Америкой, несмотря на то, насколько она ему незнакома. Он знает, что Кас никогда не возвращался в Сараево, но остается загадкой, хотел ли он этого. Захочет ли он сам, спустя семнадцать лет, вернуться в Альбукерке? Слишком рано об этом говорить. Он делает мысленную пометку проверить, есть ли у Эда атлас. На самом деле он не знает, где находится Сараево. Подключив iPod к зарядке, Джесси, наконец, поворачивается к кровати. Еще нет девяти и он уже проспал 11 часов из последних 24, но, возможно, на его состоянии сказались беспокойные ночи, проведенные в подвале. А может просто его организм работает на пределе возможностей, и теперь, когда он вспомнил, что такое спать, он жаждет только этого. Он выключает свет, прежде чем нырнуть под одеяло, и тут же включает его снова. Слишком темно. Он об этом не подумал. Он поднимает штору над окном. До полнолуния еще пара дней, но ночное небо ясное. Этого должно быть достаточно. Он снова выключает свет, дает глазам привыкнуть и с облегчением обнаруживает, что комната залита молочно-голубым светом. Он ложится в постель. И это просто охренительно! Учитывая, что Казимир подрабатывает продавцом матрасов, он полагает, что не должен удивляться, — конечно же, Кас снабдил свою вторую спальню первоклассным дерьмом. Но это действительно потрясающе. Он чувствует, как все соединения его позвоночника выравниваются, а кости практически вздыхают от облегчения. — Аххх, да, сууука, — вздыхает он, блаженно извиваясь. Простыни сделаны из чего-то, наводящего на мысль, что всю свою жизнь он спал под наждачной бумагой. Он зарывается в них, и из глубин подсознания выплывает рекламная фраза «high thread count». Когда он благодарно проводит по простыне рукой, в голове мелькает мысль — на нем треники и футболка с длинными рукавами. Он снимает их прямо под одеялом и пинком отправляет на пол. Простыни приятно холодят кожу. Оставшись в одних боксерах, он скользит по ним, ухмыляясь, как идиот, пока мышцы лица не начинают болеть. На спине, там, где Эд прижал его коленом накануне, остался болезненный след. Он осмотрел его во время купания. В сочетании с заживающей огнестрельной раной, грубыми шрамами, россыпью царапин и застарелых желто-зеленых кровоподтеков, выглядело это довольно хреново. Не то чтобы он злился из-за синяка, которым наградил его Эд; он смутно помнит, как пытался ударить его, охваченный паникой из-за града. Может, он и выглядит хреново, но сейчас это не имеет значения. Привыкший спать на животе, он переворачивается на бок, прижимая к груди одну из подушек. Мягкая тяжесть одеяла уютно укутывает его, и Джесси отключается через несколько минут.***
Казимир пытается преодолеть 45 км на велотренажере в своей гостиной до наступления девяти вечера. Некоторое время он «ехал» стоя, наращивая обороты, пока не почувствовал судорогу в больной лодыжке, заставившую его опуститься на сиденье. Но он старается держать динамику оборотов свыше 110. После отъезда Эда и Джесси, он провел в постели час или два. Затем, как и в два часа ночи, выругался и встал. Он съел приготовленный Эдом омлет и отправился в магазин Best Buy в паре кварталов от дома. Он пошел пешком, так как в тот момент не был уверен, что в состоянии вести машину. Приобретя новый iPod и загрузив свои плейлисты, он попробовал снова и сон, наконец, пришел. Четыре часа. Этого недостаточно. Поэтому он использует велотренажер, безостановочно двигая ногами в такт мелодии The Small Print группы Muse. По его мнению, «Absolution» — идеальный альбом для велосипедистов, со смесью быстрых и медленных композиций. Он проигрывает его на повторе. Он представляет Джесси в своей спальне в Валье, или, скорее, пытается представить. Несколько Джесси, выполняющих несколько действий одновременно, немного похоже на Кота Шредингера, только с вариантами спит/бодрствует, а не мертв/жив. Джесси пускает слюни на подушки из гусиного пуха; Джесси переставляет его DVD; Джесси раздевается и бросает одежду на пол; Джесси аккуратно раздевается и складывает одежду на кресле в углу; Джесси храпит; Джесси лежит без сна, представляя, как несколько Казимиров выполняют несколько действий за много миль от него, в Каспере. Не стоит на это надеяться, думает он. В девять часов он останавливается на отметке 47 км. Слезает с тренажера и тут же оседает на пол. Его ноги как желе. Он весь в поту и тяжело дышит, но полагает, что этого достаточно. Теперь он сможет уснуть. Ожидая, пока восстановится нормальный ритм сердцебиения, он тянется за последним куском пиццы, которую заказал на обед. Он не стал покупать продукты, но в пицце есть перец и говядина, что соответствует директиве Эда о мясе и овощах. В ванной он снимает одежду, стоя спиной к зеркалу аптечного шкафчика, включает душ, максимально увеличивая подогрев. Напор воды грозит вывести его из равновесия. Он хочет почувствовать, как вода хлещет по нему, как капли обрушиваются на него, колотя подобно крошечным Мухаммедам Али. Он все еще ощущает призрак головы Джесси на своей груди, и это ощущение застывает, превращаясь в нечто, напоминающее потерю. Он стоит под водой долго, пока не решает, что может «вынырнуть» — красный, как рак, с ослабевшими конечностями и легким головокружением. В ушах звенит. Несколько минут он сидит на краю ванны, ожидая, пока прояснится зрение. Он вытирает рукой запотевшее зеркало. Из-за плохого зрения и клубящегося в воздухе пара шрамы на груди и торсе различить почти невозможно. Он делает вид, что с его отражением все в порядке, пока чистит зубы. Сплевывает в раковину и распахивает зеркальную дверцу. Внутри громоздится куча аптечных баночек — от боли, от бессонницы, от тревожности. Кас колеблется, решает, что сегодня вечером ему точно понадобится обезболивающее, отвинчивает крышку и высыпает на ладонь две таблетки. Рецепт уже просрочен. Он делает мысленную пометку позвонить завтра своему врачу. В спальне по-зимнему прохладно. Он любит спать с открытым окном, чтобы проникал свежий воздух, но ему также нужно, чтобы было темно. Он задергивает светонепроницаемые шторы, дает глазам привыкнуть, а затем разочарованно вздыхает. Он оставил свет на кухне и видит его слабый отблеск через щель под дверью спальни. Выключив его, он возвращается, довольный тем, что в комнате теперь кромешная тьма. Он плюхается на кровать в одних боксерах. Это точная копия кровати в Валье. Одно из преимуществ работы продавцом матрасов — оптовые цены на первоклассное дерьмо. Простыни холодят кожу, когда он забирается под одеяло, и он с минуту потакает себе, блаженно извиваясь. Он надеется, что Джесси будет так же комфортно, как и ему. Привыкший спать на спине, он вытягивается, выискивая длинными ногами прохладные участки в ткани. Он распутывает наушники, нуждаясь в музыке для себя. На случай подобных чрезвычайных ситуаций — когда тело и голова не в ладах друг с другом, — у него специальный плейлист. В основном это виолончели, что-то медленное и звучное. Он проводит рукой по волосам и запускает пальцы в пряди, бережно перебирая их — самая утешительная вещь, которую он делал, сколько себя помнил. Хуже всего были ночи, когда ему связывали руки, и он не мог дотянуться и хоть немного успокоить себя. При воспоминании об этом невольно сжимаются кулаки. Звуки виолончели вновь помогают расслабиться. Мягкие тяжелые одеяла, сбиваясь в ком, кажутся почти телом, которое обвивает его рука. Дуновение прохладного ветерка отзывается дыханием на его шее. Проходит час и, наконец, наступает сон. _____________________________ Примечания автора: В ящике стола находится книга «A gyertyák csonkig égnek» или Embers венгерского писателя Шандора Мараи (в данном случае имя указано первым). По сюжету два старых друга воссоединяются спустя много лет. Тематика казалась подходящей.