Октавио Пас
Утро первого сентября выдалось шумным и шуршало, как опавшие листья. Небо голубое, такое неравномерное, будто какой-то неуклюжий художник разлил свою краску, а пушистые барашки облаков приветливо пружинили на голубом полотне. Внизу по рельсам, разрезая воздух, несся алый поезд и оставлял позади себя дымовой след. Звучание от него было потрясающее, как землетрясение. Обитателей внутри этот звук будоражил, будто вибрации чувствуешь всем телом. В просторном и светлом купе находился Питер Петтигрю. Еще недавно он чуть не погиб, но теперь сидел, живой и невредимый, а на его глазах Ева вспыхнула как спичка. Он все прокручивал в голове, как такое могло произойти, почему должна была погибнуть именно она. Он внимательно рассматривал своих друзей: после пережитого они до сих пор не пришли в себя, и вид у них был не из лучших. У Сириуса только недавно зажила рука, Ремус был весь в синяках; у Джеймса, которого зачем-то позвали на собрание старост, залегли тени под глазами, как, впрочем, и у остальных. Накануне их всех чуть не убили, и теперь, казалось, появилось кое-что, что объединяло их намного сильнее уже имеющихся тайн. Сириус развалился почти на все сиденье, из-за чего Ремусу пришлось подвинуться на самый край. Вид у Блэка, несмотря на раны, был безмятежный и спокойный. Гнев, обида и злоба волнами накатывали на Питера. Его тошнило, а еще раздражал вид Бродяги, который сидел напротив него. Тот как будто ни о чем не переживал и ехидно смотрел в окно. Вдруг лицо его приняло такой серьезный вид, будто он собирался сказать что-то очень важное. «Значит, ему не все равно», — подумал Питер, но Сириус неожиданно выдал: — Не понимаю, как тут жить? У многих девчонок грудь так и не выросла, а ведь уже седьмой курс наступил. Питер сделал рывок и чуть было не накинулся на Блэка. — Как ты можешь думать сейчас об этом! — воскликнул Питер. — Мы недавно чуть не погибли, а Ева... Ева, — Питеру казалось, что он сейчас разрыдается. — Ты че разорался? — Сириус был непреклонен. — Мне ее жаль, но это не значит, что жизнь на этом закончилась и мы все должны нести годичный траур. Поверь, сгори там ты, а она останься жива... не, ну, она бы, конечно, поплакала, но уже через месяц-другой точно начала бы встречаться с каким-нибудь парнем из квиддичной команды. Питер хотел громко возразить, сказать все, что скопилось у него за это лето, но он не сумел выговорить ни слова. Что он мог сказать Сириусу? Блэк всегда легко рассуждал по поводу девчонок, он легко мог заполучить почти любую, а Питер — нет. Он мало кому нравился, даже несмотря на то, что тусил в компании одних из самых популярных парней в школе. С детства у него не было близких друзей, а потом начался Хогвартс, и появились Джеймс, Сириус и Ремус. И они стали его самыми настоящими друзьями, несмотря на несколько вещей: Блэк частенько подкалывал и не упускал возможности унизить, Поттер посмеивался, а Люпину, казалось, не было до этого дела. Питер очень хорошо помнил, как подружился с ними. Это произошло не сразу, первую поездку в поезде он провел в одиночестве. А случилось это в сентябре на поле для квидичча, забавный тогда выдался случай: Питер пришел поглазеть на спортсменов, а Джеймс с Сириусом пришли полетать, хотя первокурсникам не разрешалось пробоваться в команды. Джеймс подбежал к Питеру, дернул за руку со словами: «Пойдем с нами, хватит тебе одному сидеть». На тренировке Джеймс заявил перед всеми старшекурсниками, что, будь он капитаном, ни за что не взял бы в команду Бэрри. «Он слишком толстый, — высказался Джеймс. — В него можно попасть бладжером даже с закрытыми глазами». Джеймсом уже тогда умел выдавать очень забавные фразы; все тогда засмеялись, и Питер вместе со всеми, а Бэрри так засмущался, сделался красным как рак, завалил тренировку и так никогда и не попал в команду. Питер вообще проблемы в этом не видел. Ведь в школе всегда кто-то подшучивал и смеялся и над кем-то подшучивали и смеялись. Это был непреложный закон школьной жизни. И Питер с первого курса усвоил, что он должен быть на стороне тех, кто смеется. И уж Питер точно знал, каково быть на отстающей стороне. Он провел там все детство, и провел бы и школьные годы, если бы не Джеймс. Джеймс вообще всегда отличался от большинства людей: менее восприимчивый, более категоричный. Моя сторона, твоя сторона. Безбашенный и бесстрашный. Вот почему Питер так восхищался им, они все восхищались. Друзьям Питера всегда было известно то, чего не знают другие. Все потайные места в школе, где можно спрятать запрещенные вещи, потайные ходы, через которые можно попасть куда хочешь ночью. Они делали все правильно: дружили с самыми популярными ребятами, ввязывались в неприятности, много курили, много пили, слишком много развлекались и никогда не слушались. Так весело, когда можно натворить почти что угодно, и тебе ничего за это не будет. Вся суть была в том, что Питер с друзьями могли себе это позволить, потому что были популярны, а популярны потому, что им все всегда сходило с рук. И это хорошо. Школа должна была готовить учеников ко взрослой жизни, а никто и не утверждал, что жизнь будет ко всем справедлива.* * *
Говорят, что только когда находишься на грани жизни и смерти, начинаешь видеть мир по-другому. Теперь, после пережитого, Мэри могла лично подтвердить эти слова. Смотря в окно поезда, она тосковала по яркому небу, по солнцу, по теплому свету. Раньше она и не задумывалась, сколько существует видов неба: оттенки желтого, оранжевого, красного, сиреневого и розового; облака мягкие, пушистые и ласковые, или грозно-пурпурные с зловещим свечением перед появлением молнии; безумные огненные закаты или ярко сияющие рассветы. Удивительно, сколько всего на свете прекрасного, если внимательно посмотреть. Подступил ком к горлу, глаза защипало; хорошо, что она была одна в купе. Гэнси ушла со студентками из Рейвенкло, Лили была на собрании старост, а Евы больше никогда и нигде не будет. После пережитого Мэри поняла кое-что еще: что бы ни случилось, она может рассчитывать только на себя. Каждый раз, когда она оказывалась в беде, все куда-то девались. Но даже несмотря на это, она любила своих подруг, а особенно Лили. Мэри с Лили подружились сразу на первом курсе. Она и сама не понимала, как это ей так повезло оказаться в одной комнате с такими девчонками. Лили была популярна с самого начала, всегда во всем лучшая, яркая, веселая. Ева, тихая и добрая, присоединилась к ним третьей, ну а последней была Гэнс, самая безбашенная и дерзкая из них. Лили находила ее обаятельной, а вот Мэри втайне считала ее настоящей стервой. Однажды на четвертом курсе Гэнс влезла в комнату девчонок на год младше, нашла прокладки Анны (та провинилась, что в тринадцать лет уже имела грудь третьего размера, тогда как у Гэнси она не появилась даже в семнадцать, да еще и посмела понравится парню, по которому Генси полгода уже с ума сходила) и начала раскидывать их по всей гостиной с криками: «Смотри, Ан, что ты потеряла». Девчонки в основном все громко хохотали, а вот парни разбегались, будто в них кидали бомбы, и только Анна будто в один миг из кошечки превратилась в зашуганного мышонка, да еще и пунцового с ног до ушей. Да, иногда Мэри хотелось дать сильного пинка под зад Гэнс, а вот Ева уверяла, что рядом с Гэнс можно опьянеть. Мэри вытерла слезы. Она почти никогда не плакала, но в последнее время ее организм просто не справлялся с эмоциональной нагрузкой. Тем более, скоро вернется Лили, и совсем не хотелось показываться в таком виде. Мэри успокоилась вовремя, потому что через пару минут в купе вошла Лили. — Ты не представляешь, кого назначили старостой школы из мальчиков. Что Лили станет старостой школы, Мэри уже знала, так как Эванс сразу же поделилась с ней этой новостью уже летом, а вот из парней Мэри ставила на высокомерного зубрилу Дерка из Рейвенкло. — Джейма Поттера, — отчеканила Лили. Мэри чуть не подавилась слюной. — Он их подкупил, что ли? — Ох, не знаю, но, чувствую, год будет веселый. Под глазами Лили залегли глубокие тени, видно было, что она почти не спала эти дни. А еще Мэри знала, что она проплакала всю ночь из-за Евы; она и сейчас готова была разреветься. — Где Гэнс? — хриплым голосом поинтересовалась Лили. — Со своими знакомыми в соседнем купе. — Ну, так даже лучше, хоть шума не так много. Лили села напротив, облокотилась на окно и странно уставилась на Мэри. — Если честно, я так устала. Последний год, а у меня такое чувство, что мы едем в неизвестность. Мэри ничего не ответила, слова будто застряли у нее в горле. — Я бы поспала немного, — устало проговорила Лили и сильнее закуталась в свою мантию. — Да... я бы тоже, — поддержала Мэри. — Надеюсь, сейчас сюда не ворвется Гэнс со своими выходками или, еще лучше, наш новый строгий староста школы? — Надеюсь, что нет, — зевая ответила Лили и закрыла глаза.* * *
Школа Хогвартс для Лии Гринграсс была пещерой ужаса: внутри тех, кто был слабее и неприметнее, пытались запугать до смерти, а во дворе было ещё хуже. Лия не очень любила свободные часы, если приходилось бывать в гостиной факультета. Это был просто питомник для психов, а самые пугающие выглядели как переростки. Сегодня в купе напротив Лии сидела ее соседка, Инкария Тэкслер. Инкария что-то сооружала руками — «для своего приданого», как она объяснила, застенчиво фыркнув, — и явно прикидывала в уме, получится ли у нее в этом году заполучить Эйвери, соблазнив его своей красотой и женственностью, которых, как считала Лия, у Инкарии отродясь не было. Рядом с Лией сидела ее сестра Розаура, чей правильный профиль был омрачен серьезностью. Лия всегда с особым удовольствием рассматривала свою сестру. Та была красива, в отличие от нее самой. Дома Лия частно запиралась в ванне, включала горячую воду, так что зеркало полностью запотевало, и следила, как ее лицо постепенно выступает из-за пара: сначала линии, затем небольшие детали. И каждый раз она надеялась, что сейчас увидит красавицу, как будто воде и пару было под силу превратить ее в кого-то яркого и привлекательного. Но ее отражение не менялось, а оставалась одним и тем же. Каждый учебный год Лия начинала с наставлений сестры о том, что каждое слово и действие будет имеет значение. С кем дружить, как учиться, что и как говорить. К огорчению сестры, Лия смогла нарушить все эти правила, а в голове у нее звучали слова старшекурсницы Галии, сказанные как-то за обедом: «Ты даже не представляешь, как ты подставляешь свою семью». За дверью купе слышалась какая-то возня, кто-то хихикал и ехидно шептался, потом компания повернулась, и за стеклом показались три знакомых лица. — Ну что, сядем с ними? — Выбора особо нет, все места так быстро заняли. — Раньше так много учеников не было, видимо, слишком много грязнокровок в школе стало. — Ладненько, я пойду... Самая нахальная из девушек, с карими глазами, узким подбородком и длинными светлыми волосами, открыла дверь и вошла. Как назло, в проеме показалось неприятное лицо Галии. — Почти все места заняты, не против, если мы к вам присоединимся? — Ну конечно, — Розаура приветливо поманила рукой своих соседок по комнате, и в купе вслед за Галией вошли Мерапи и Аделия. Одеты они были в шикарные мантии, по карману только тем, кого не интересует цена. Лии же сразу захотелось убежать, вот уж какую компанию она не любила больше всего. Мерапи спихнула сидевшую у окна Инкарию и уставилась своими бледно-голубыми глазами прямо в карие глаза Лии. — Ой, Рози, ты, наверное, уже слышала, была вечеринка у Эрика, жаль, тебя там не было, — проговорила деланно разочарованным голосом Мерапи. — Если честно, я не очень расстроена, — ответила Розаура. — Я не люблю компанию Мальсибера, ты же знаешь. Лия с нескрываемым отвращением разглядывала Галию и Мерапи. Это они были одной из причин, почему Лии не хотелось посещать Хогвартс. Это они устраивали ей травлю: выкидывали ее чемодан в озеро, подсыпали слабительные порошки в еду, намазывали ее одежду мазью, от которой потом все чесалось. — Да там не было ничего интересного, — спасительно влезла в разговор Аделия. — Куча пьяных аристократов, и ничего больше. Аделия всегда могла разрядить обстановку, поэтому напряжение понемногу уходило, чему Лия была рада. — Видели новый каталог мантий? — спросила Мерапи. — Это ужас просто. Кто такое купит? — Уверена, идиоты найдутся, — ответила Галия. Лия решила, что пора ей исчезнуть ненадолго, иначе был риск сказать что-нибудь лишнее. — Я пойду в туалет. Как назло, коридоры были забиты учениками, караулящими тележку с едой, и Лии приходилось проталкиваться мимо них. При виде слизеринки многие расходились в стороны, кто-то кривил лицо, кто-то ухмылялся, кто-то пытался толкнуть ее плечом. «Нужно признать, Слизерин не все любили, точнее было сказала, его никто не любил». В одном из вагонов Лия столкнулась с девушкой. Кажется, это была та самая грязнокровка, которую Мальсибер подвесил в общем холле вверх тормашками. Тогда толпа слизеринских девчонок хохотала и тыкала в нее пальцем, и, к своему стыду, Лия тоже. Гринграсс впервые столкнулась с этой девушкой так близко, и, к ее удивлению, та оказалась очень хорошенькой. Миниатюрная, кожа идеально белая, без единого прыщика, высокие скулы и густые растрепанные волосы. Девушка устало посмотрела на нее и спокойно обошла. Лии продолжила путь, она медленно пробиралась через вагоны, пока не дошла почти в самый конец поезда. Кто-то в коридоре забыл закрыть окно, и холодный ветер задувал с такой силой, что у Лии пошли по телу неприятные мурашки. От внезапного озноба она совсем забыла, зачем вообще пошла бродить по поезду, и уже было собиралась уходить, как услышала голоса из приоткрытой двери купе. Подслушивать и собирать сплетни она не любила, но что-то в этот раз остановило ее и заставило подойти поближе, чтобы лучше услышать разговор. Может, все дело было в ауре, захватившей именно этот вагон, или неприятно-жестком голосе, который слышался из купе, а может, что-то интуитивно заставило ее остаться. Она подошла ближе, выбрав такой угол, чтобы было хорошо слышно и чтобы оставаться незаметной. — До сих пор поверить не могу, что вы так облажались. — Если бы не авроры, мы бы стравились. — А еще там были эти предатели крови: Поттер и Блэк. Вся их компания там была! Этот взволнованный голос был знаком Лии. Кажется, он принадлежал ее однокласснику. — Через год школа закончится, и тебе придется драться со всеми этими ублюдками. — Могло быть и хуже, а если бы нас поймали? — Темный Лорд очень недоволен, но вы не волнуйтесь, ребята, к счастью для вас, еще есть шанс как-то улучшить свое положение. Лия пришла к выводу, что обладатель этого высокомерного тона явно чувствовал превосходство над остальными. — О чем это ты, Демидий? — В отличие от вас, некоторые уже получили метки, так что... — Да что ты говоришь! Покажи! — Обойдешься, Блэк. Лия затаила дыхание, стараясь даже не дышать, ее ноги будто приросли к полу. — Так что я там сказал? Ах да, у вас будет шанс исправить свое положение. Придется, правда, замарать ручки. — И еще, Мальс, объясни мне, как ты, лучший из нас дуэлянт, бездарно и так быстро выбыл из игры? Ты хоть кого-нибудь успел убить? — Не твое дело. — А Снейп так выделывался постоянно, наш мистер всезнайка, и что в итоге, тоже оплошал. — Просто я создан для более деликатных дел. — Так что нужно делать? Голос этого парня был очень низкий, казалось, он вот-вот заплачет. — Арго пришлет нам письмо, а пока остается только ждать. — А вот лично мне было очень весело, я, кажется, штук двадцать маглов убил или даже больше. — Да, Хэлл, ты был на высоте! Я бы никогда не додумался скинуть это колесо, мне даже немного страшновато стало. — Я видел, как это колесо сразу пять маглов раздавило, у одного кишки... Лия решила, что с нее хватит. Она отскочила от двери, на мгновение в глазах у нее потемнело, а в голове раздавалось отголоски сказанных слов: МЕТКА, УБИТЬ, ЗАДАНИЕ, СКОРО. Лия чувствовала, что подслушала то, что совсем не должна была знать. Она стала свидетелем тайны, за которую могли убить. Интересно, что будет, если она расскажет декану, как несколько учеников уже имеют пожирательские метки? Или для начала нужно посоветоваться с сестрой? Нет, лучше пока молчать. Откуда она знает, что это все правда? Наверняка все, что они там наговорили, просто обычный треп и ничего они не сделали. Или сделали? Борясь разноголосицей мыслей и не приходя к единому выводу, Лия решила, что лучше оставить все как есть, ведь пока ничего же не случилось. Она медленно развернулась; по окнам стал хлестать косой дождь, и стало темно, хотя до вечера было еще далеко. Нужно было возвращаться обратно.