Под сводами Каситы.

      — Я не хочу с тобой ссориться.              Камило подбросил кубики, а Мирабель лениво мазнула глазами в сторону телевизора. Антонио увлеченно наблюдал за Дорой, которой срочно требовалось найти провинившегося Жулика. Игральное поле из картона дрогнуло, и некоторые карточки поползли вбок. Акции, выбитые непосильным трудом, вылезли на ковер.              — Что-то случилось? — Теперь был ее ход. Фигурка Камило выпала на ничейную сетку «Пумы», что подогревало внутреннего тирана. Мирабель хотела присвоить разукрашенный участок себе.              Поле дрогнуло снова, а Дора по ту сторону экрана называла кастрюлю по-английски. Антонио, точно зачарованный, повторил. Отчасти Мирабель было совестно. Она вдруг почувствовала себя безразличной взрослой, которая при любом удобном моменте спихивает ребенка на телевизор, пока сама занимается менее важными делами.              Укол совести ослаб, когда Мирабель вспомнила, что Антонио — не ее брат, а Дора — не самое плохое шоу. Фигурка проскользнула вперед, к ячейке с завещанием. Никогда не существовавший дяденька оставил круглое наследство, которое требовалось спустить на покупку той же «Пумы».              — Не, просто. — Камило попытался ответить как можно беспечней, но Мирабель кожей чуяла, что некое дно в этом высказывании имеется. — Если что, я не крыса и не предатель. Твоя тайна в любом случае умрет со мной.              Страх ударил под живот. Мирабель тут же взглянула на Антонио, но тот не проявил к беседе никакого интереса. Губы самого юного жителя выговаривали слово «курица» на все том же английском. Ладони вспотели. Так паршиво Мирабель не чувствовала себя даже в тот злополучный вечер, когда платье Исабеллы пошло на ленты. Тогда все казалось проще, и собственная обида лежала на глазах куда дольше. С момента отравления цветника прошло всего два дня, но на душе уже скребли невидимые кошки.              Хотелось думать, что она поступила правильно и отомстила за раненную гордость, но все эти мысли быстро блекли под весом текущих обстоятельств. Исабелла была раздавлена. Вслух, конечно, она ничего не говорила. Даже родителям не сообщила о гибели проекта, но Мирабель и Луиза видели, как старшая сестра бегает вперед-назад с ведром земли в тщетной попытке спасти хоть что-нибудь.              — Спасибо. — Сил хватило только на это. Мирабель поправила очки, а Камило подбросил кубики.              Изначально идея сыграть в монополию не казалась увлекательной. Людей было слишком мало, а от обилия карточек, фишек и облигаций из картона пухла голова. Но практика показала, что даже в этом хаосе вдвоем можно разобраться. Они шли ноздря в ноздрю и Мирабель это нравилось. Она так отвыкла от посиделок с друзьями, что даже компания Камило не очень-то смущала.              — Я как-то случайно убил матушкин цветок. У меня была ветрянка, а она поила меня какой-то редкой дрянью. И знаешь что? Я выливал эту мерзость в ее горшок с азалиями. Через пару недель азалий не стало.              — Ты же знаешь, что в случае чего я буду использовать эту историю, как компромат?              Камило подмигнул.              — Именно. Ты знаешь что-то тайное обо мне, и я знаю что-то тайное о тебе. Так рождается дружба, вообще-то.              — Ты звал меня соперницей. — Мирабель сдула темную прядь с носа.              — Все мы совершаем ошибки.              Мирабель перемешала свои акции, пока Камило ворочался из стороны в сторону. Даже наблюдая за ним краем глаза, Мирабель не могла отбиться от мысли, что этот мальчишка слишком энергичен. С тоской Мадригаль посмотрела в сторону окна. Дождь лил так сильно, что фигуры домов и деревьев расплывались под натиском воды. Оконные стекла дрожали, а крыша на кухне протекла. Лежа в гостиной можно было услышать, как шлепаются водные камни о дно ржавого ведра.              — Кстати, сейчас ведро выносить тебе. — Мирабель фыркнула. — Я не чувствую спины.              — Потому что ее у тебя нет, Бубба!              Камило захохотал, а Мирабель предупреждающе сощурилась.              — Да брось ты! — Средний ребенок Пеппы беспечно перевернулся. Опять. — Хорошая ведь отсылка! Тонито, скажи, что отсылка хорошая!              — Ему нельзя такое смотреть!              Свернув журнал Долорес в трубку, Мирабель легко стукнула им Камило по лбу. Тот пронзительно завизжал, после чего закрыл глаза и вытянул язык, изображая мертвого. Антонио засмеялся, но Мирабель даже не улыбнулась. Серость туч и груз собственной вины не позволяли открыто веселиться.              — А вообще ты так на кобру похожа. — Камило приоткрыл один глаз. — Очковую.              За это наблюдение журнал снова приземлился на голову. Мадригаль протянул дрожащую руку вверх, после чего опять высунул язык. Дора вылетела из головы Антонио также стремительно, как и ворвалась в нее.              — Сестра, он умирает! Умирает!              Монополия осталась позади, уступив место клинике. Антонио засуетился, а вместе с ним оживилась и Мирабель. С кресла с громким свистом слетело покрывало. Никто и близко не знал, зачем, но каждый был уверен — этой вещи найдется место. Антонио надавил на живот брата, и тот тихо, едва слышно застонал. Мирабель почти поверила, что Камило плохо.              — Умираю… Горю…              — Ему нужна вода! — Решительно заявил Антонио и бросился прочь.              Камило кашлянул, открыл глаза и засмеялся.              — Самый лучший в мире брат. — С гордостью сообщил старший сын Пеппы, выставив грудь вперед. — Он и стакан воды в старости подаст, и брату чего-нибудь хорошего принесет, когда в горле саднит…              Словно в знак согласия, на кухне зазвякали кружки, ложки и прочая посуда. Мысленно Мирабель помолилась, чтобы ничего из этого не пришлось убирать. Камило подгреб покрывало под себя и засунул его под шею, формируя подушку.              — А вообще… Мирабель, нам не надо ссориться. — Отбросив шутливость, заявил Камило. — Чтобы не произошло.              Мадригаль стало неуютно. В гостиной сгустились тени, а на плечи легло то, что отозвалось с привкусом грязи. Дурное предчувствие. И без того серый день стал серее.              — К чему ты это сказал?              Сначала он пытался юлить. Глаза беспокойно метались из стороны в сторону, а обрывки никак не связанных слов слетали с языка, точно кожура с семечек. Но потом Камило сознался:              — Долорес любит Мариано, а тот нравится твоей сестре. Не то, чтобы я ее осуждал, а я ее осуждаю, но… Долли так просто не проиграет. — Он выдавил виноватую улыбку. — Я бы не против покидаться грязью, но Антонио в тебе что-то нашел. Вот.              Он ожидал многого. Возмущения, праведного гнева, просто ненормальной реакции, но Мирабель рассмеялась. Впервые за весь день Мадригаль позволила себе расхохотаться. Камило показалось, что в голосе ее слышен звук колоколов. Очки спали с носа, а щеки увлажнились от слез. Мирабель схватилась за живот.              — Он? Нравится? Исе?              Не сиди она на полу, точно бы рухнула. Ноги беспорядочно заметались в юбках и Камило показалось, что там, под подъюбником, мелькнуло нечто, непредназначенное для его глаз. Щеки тут же залились румянцем, а глаза уткнулись в пол.              «У нее крепкие коленки» — Подумал Камило, стараясь перебить неправильные мысли. — «Ими можно колоть орехи».              — Думаешь, Иса вообще на него посмотрит? А? — Мирабель легла на пол. Руки ее замком легли на живот. — Он же… Он Мариано!              Вместо тысячи слов. Камило согласно кивнул головой.              — Красавица… и Мариано! — Не унималась Мирабель. — Это даже звучит смешно!              — Вот-вот, а Долорес и Мариано — звучит правильно и богоугодно.              Воцарилась тишина. Слов было много, но вот вытолкнуть их из себя Мирабель не решалась. Она все еще мысленно содрогалась в судорогах от хохота, который бил во все поля. Глаза уже слезились не так активно, но все равно от соли в уголках глаз хотелось чесаться.              — Исабелла не такая. — Наконец, собрав мысли в кулак, Мирабель выдохнула. — Ей такие парни не интересны.              «Я вообще не уверена, что ей интересны люди»              В это хотелось верить. Когда Антонио вернулся с водой, все точки над «i» были поставлены. Разница таилась лишь в том, что вместо одного пациента у Антонио оказалось два. Юный Мадригаль не был против подобного расклада.              Как бы Камило не силился играть больного, довольная, но немного смущенная улыбка касалась его губ. Судьба Долорес маленьким комочком спряталась где-то меж пальцев, отчего иллюзия защищенности плотной пеленой легла на глазах.              «Все будет хорошо. Все будет правильно»              А потом, ближе к вечеру, злополучный Мариано постучал в дверь.              Тихая паника воцарилась в душе Камило. В чистой, выглаженной рубашке. В брюках, едва ли не пищащих от утюжки и утяжки. В, прости господи, бабочке, стоял предмет девичьих мечтаний всея Энканто, сжимая в руках непозволительно роскошный букет роз.              — Привет.              Камило так сильно удивился, что слов подобрать не смог. Лишь молча кивнул, боясь взглянуть ниже. Каждый местный знал, что Мариано под любой костюм носил убитые временем кроссовки. Они были страшными и неприятными, но тем не менее, лишь эта обувь не натирала огромные ступы.              — Как жизнь? — Мариано перешагнул с ноги на ногу. — Дома есть кто?              Это звучало подозрительно.              — Долорес в городе…              — Оу… Поехала за покупками?              Краешек губ пополз вверх. Если Мариано это знал, значит, с Долорес он виделся. Значит, он ее слушал. Значит, она ему не безразлична.              «Из всех женщин в мире я слушаю только маму. Естественно, Долорес ему не безразлична!»              — Ага. — Стараясь говорить как можно более непринужденно, Камило завалился на косяк. — Хочешь подождать?              — Долли? Зачем? Пусть развлекается. — Мариано потрепал букет роз. — Я вообще-то к Исабелле. Пропусти, пожалуйста.              И он хромал. Там, где скалили подошвы уродливые кроссовки, красовались узкие, лаковые туфли с тонкими носами. На белых носках, кроме ценника, виднелись капли крови. Не без доли мрачного удовлетворения Камило решил, что Мариано это заслужил.              — Разувайся! К чему стеснения?              Конечно, можно было оставить незадачливого ухажера на пороге, вынудив того плясать в неудобной обуви до самого рассвета, но к чему такие сложности? В глубине души Камило был добрым мальчиком, поэтому решил, что будет здорово, ощути Мариано мгновения свободы, чтобы в следующий раз обувать эти ужасные туфли ему было только больнее.              — Спасибо.              Мариано застонал, когда обувь спала с его ног. Чуть шатаясь из стороны в сторону, поклонник подошел к лестнице. Камило зло улыбнулся.              — Исабелла, твой парень здесь! — Это было пропето так громко, что каждая, совершенно каждая душа услышала.              Смуглое от загара лицо покраснело, а Мирабель даже выскочила из кухни. Крошки печенья скопом налипли к губам, и Камило отвернулся, искренне не понимая собственное внимание. Долгий взгляд приковался к лестнице.              Богиня весны сошла на ступеньки, и ее колючий взгляд пронзил обоих. И Мариано, и Камило содрогнулись под натиском карих глаз. Руки, ноги, голова… Все это медленно отнялось. Не ту девушку Камило назвал змеей.              — Камило… — Не-очковая кобра Мирабель вцепилась в левое плечо и поволокла несчастного на кухню. — Пошли, будем есть.              Но это было ложью. Едва дверь на кухню захлопнулась, как Мирабель припала к ней ушами и глазами.              — И в этом ты собираешься копать навоз? — Спросила Исабелла, не размениваясь на приветствия.