***
Осторожно пройдя в кухню, Вару первым делом огляделся: Феликс ушёл гулять с утра пораньше, его не было; Габриэль ещё спал и просыпаться, видимо, не собирался; Куромаку раздражённо пил чай, споря с Ромео. Данте не было. Это немало удивило валета — вставал бубновый часов в четыре-пять и после медитации направлялся пить свой любимый чай, но сейчас почему-то изменил своим правилам и остался в комнате, не пожелав выйти. Несмотря на глухо всколыхнувшуюся в груди тревогу, валет налил себе чай и уселся за стол, поближе к стенке, пытаясь разобраться в себе. Всё чаще внутри что-то глухо клокотало, что-то словно разъедало изнутри. То ли чувство вины перед своей беззащитной голубоволосой жертвой, то ли угрызения совести... Особым воспитанием Вару Пик не занимался, а у Фёдора не было возможности присматривать за подростком постоянно — дела и работа отнимали много сил. А сам Вару ни в какую не желал думать над своими поступками и считаться с кем-либо, кроме себя. Вот и сейчас, вместо того чтобы рассказать о своих выходках Пику и извинится перед Зонтиком, он, как обычно, подавил все чистые порывы внутри себя и решил послушать разговор Куро и Ромео, который, собственно говоря, не прекращался с самого утра, а ещё точнее — с отъезда Фёдора. — Я повторяю ещё раз, это не твоё дело, — проговорил Куромаку с плохо скрытым в голосе раздражением. — Занимайся своими делами, а я буду заниматься своими. — Если ты называешь Зонтика "делами", то дела это общие! Я конечно всё понимаю, он отвечает за негативные эмоции и всё такое, но Фёдор никогда не был невротиком! Ни на каком адекватном основании он не может так дёргаться от любого обращения или прикосновения! — яростно возразил Ромео, сжав кулаки. — Прекращай его мучить! — Я не мучаю, я воспитываю, — Куромаку так крепко сжал кружку, что побелели пальцы. — Если с ним сюсюкаться, то он никогда ничему и не научится. — А если с тобой так?! — воскликнул Ромео. — С ним явно что-то происходит, он вечно ссорится с Вару и постоянно плачет! Ты единственный, кто у него есть! Фёдор же в отъезде, некому, кроме тебя, за ним приглядывать, а ты только орёшь и вовсе не помогаешь! — Nihil potest tenebrescere lumen, quod est intra nos, — именно этим долгим и непонятным выражением на латыни Данте поприветствовал аудиторию, обалдевшую от его внезапного появления. — Ты что здесь делаешь? — Куро подпрыгнул на стуле, бросив в безмятежно улыбающееся лицо короля колкий взгляд из-под очков. — Почему ты так поздно? Проспал? — Я не ложился спать, друг мой, — ласково улыбнулся Данте, усевшись на свободное место. — Ромео, что могло случиться с тобой в столь прекрасный денёк? — заботливо спросил он, положив широкую крепкую руку на нежную ладонь нашего романтика. — Ты ссорился с кем-то? — Да вот, с Куромаку повздорили. — Поделился червовый. — Я считаю, что он ведёт себя просто непростительно, а он говорит, что видите ли, всё нормально! — король прижался к по-прежнему спокойному Данте. — Вот и что делать? — Не стоит проживать жизнь за других, дай каждому почувствовать свой опыт самостоятельно. — посоветовал бубновый. — Успокойся. Никто из нас не перенесёт больше, чем нам положено судьбой. Не лезь. Этим должен заниматься не ты. — Ладно,— недоверчиво проговорил Ромео. — Просто я боюсь за него. — Это лишнее. Страхи не нужны. Куро, а ты чего надулся? — глядя на недовольного Куромаку Данте едва-едва не рассмеялся. Притянув обоих спорщиков к себе, он замер так на секунду, явно наслаждаясь обществом дорогих ему людей. — Всё. На сегодня хватит с нас криков. Миритесь и давайте сядем пить чай. — Ладно. Действительно хватит, — Ромео протянул Куромаку ладонь. — Мир? — Перемирие, — Куромаку осторожно протянул свою руку. — Ну вот и замечательно! — за это время, оказывается, Данте уже успел сходить в свою комнату за любимым чайным сервизом и уже накрывал на стол. — Скоро вернется Феликс, да и Габриэль просыпается в это время. Предлагаю позавтракать как нормальные люди, а не как обычно. — Согласен, — невольно улыбнулся Куро. Данте всегда был миротворцем для этой шумной компании, и с его приходом всегда наступал мир. Конечно, это не означало то, что все вели себя идеально всё время, но тот факт, что появление бубнового благотворно влияло на всех, отрицать было нельзя. — Чудесно. А куда у нас подевались все пиковые? Не наблюдаю ни одного, — задумчиво проговорил Ромео, помогая Данте расставить чашки. — У Пика голова болит, он сказал что лучше полежит, а Вару где-то здесь вертелся, — проговорил Куро, распахивая шторы. — Тут я, — недовольно отозвался Вару из своего укрытия. — Час тут сижу. — Прости, мы совсем не заметили тебя, — улыбнулся Ромео. — Да ладно, — валет поднялся, поправив очки. — Данте, а ты чего не спал? — Я медитировал, — мягко отозвался юноша. — Ты взволнован чем-то? — Нет-нет, — не выдержав ласкового взгляда красных глаз Вару опустил голову. — Я за Габри схожу пока. — Ну сходи, — подозрительно отозвался Куро, покосившись на валета. — Ага! — Кивнув, Вару быстро выбежал в коридор, стремясь как можно скорее скрыться от проницательного взгляда мягких глаз Данте. С обычной бесцеремонностью ворвавшись в комнату Габриэля и разбудив последнего, под недовольное "чего-чего?" он осторожно подкрался к комнате Пика, заглянув внутрь. Король лежал на кровати — дыхание, несмотря на то, что, видимо, Пик спал, было хриплым и отрывистым, словно каждый вздох давался ему с трудом. Непослушные пряди волос разметались по подушке, на скуластом лице была недовольная гримаса, словно королю было больно. Поморщившись, Вару отошёл от двери.***
Когда он вошёл на кухню, Габриэль уже сидел там, довольно мурлыкая; Данте закончил расставлять чашки и теперь разливал чай; Куромаку блестел очками, читая утреннюю газету; Ромео мечтательно сидел на подоконнике, глядя в прозрачное стекло. Раздался звонок в дверь — Габриэль сорвался с места и уже через минуту в квартиру влетела жёлтая молния из позитива и счастья. — Всем привет! — громко крикнул Феликс, влетая в кухню. — Вы уже завтракаете? — Нет, ждали тебя, — улыбнулся Данте. — Помой руки и садись есть. - Хорошо! — Феликс направился к рукомойнику. — А где у нас Пик? — У него голова болит, — пояснил Куро. — Понятно. Ладно, давайте завтракать тогда. Вскоре все расселись, и уже через минуту над столом царила спокойная и дружеская атмосфера. За разговорами, спорами и планами никто не заметил, как красноволосая фигура неслышно выскользнула из-за стола, держа какой-то поднос в руке. Направлялся Данте не к Пику — он знал, что ему нужно дать пару минут для того, чтобы отдохнуть и прийти в себя, сейчас он не сможет слушать. Все мысли бубнового короля занимал Зонтик — вся эта история ему очень давно не нравилась, вызывала тревогу. Ни за что, ни при каких обстоятельствах нельзя было поверить в бредовую ложь типа той, что Зонтик каждое утро стабильно обливается краской. Почему Куромаку эта ложь устраивала, он понимал — его слишком раздражал подопечный, беседовать с ним было практически пыткой для трефового. Неудивительно, что он не занимается с ним. Конечно, кому интересно будет общаться с вечно испуганным подростком, который дрожит от простого прикосновения, от звука чужого голоса. С ним явно творилось что-то, но что Данте не знал, а сам Зонтик отмалчивался, отклоняясь от разговора любой ценой. Если избежать вопроса не получалось он принимался плакать, а плакал он и так слишком часто, потом у него болела голова — зачем тревожить ребенка лишний раз? Разговоры с Куромаку и Вару ни к чему не приводили — Королю было попросту не интересно, что происходит с Зонтиком, а Вару подловить не удавалось. Играть в сыщика Данте не собирался, поэтому он принял решения дождаться Фёдора, а сейчас попросту поддерживать Зонтика по мере сил. Так вышло и в этот раз: подойдя к выкрашенной в голубой цвет двери, Данте осторожно проскользнул внутрь, крепко прикрыв её за собой.