Колокола

      Глава вторая              Сэр Кристофер написал, что они в сопровождении небольшой охраны выедут из дома рано утром, так что ждать их стоит к обеду, и случится это двенадцатого Остера и никак не позже. Обратно отбыть они планируют утром семнадцатого того же месяца. Месье Обер долго не мог сообразить, что это за Остер такой, и только потом вспомнил, что саксонцы именуют так месяц апрель. Это означало, что его милость со вторым хозяином погостят в Труа всего пять дней, а не целую неделю. Жиль обрадовался. За последние дни он измучился, подбирая для Джона с Китом развлечения. Не то чтобы он боялся не угодить своим господам. Оба относились к нему скорее как к другу, чем как к слуге. Но именно это и обязывало сделать долгожданный визит безупречным.              Жиль перечитал свой список возможных забав и вздохнул. Тот оказался весьма короток. Пришлось обратиться за советом к своему приятелю. Прево, в отличие от него самого, знал в городе всех и каждого. За кружкой шипучего сидра хранитель порядка города вывалил на голову месье Обера целый ворох советов и предложений. Сам Жиль никогда бы не догадался, что в аптеке у бывшего тамплиера можно поглазеть на чучело настоящего крокодила. Возможно, сеньор в своей жизни и видел такие чудеса, но сэр Кристофер и Жиль — ни разу в жизни. Морское чудовище было отмечено как стоящее внимания и внесено в список развлечений. Тот же Годен предложил осмотреть и госпиталь Святого Духа, который считался лучшим во всей Шампани. Жиль покраснел, вспомнив о работающем там сероглазом враче, но все же аккуратно записал на пергаменте и это увеселение. Он даже самому себе не признался, что надеется повстречать там Гвидо, которого никак не мог забыть. Хозяев все равно должна была заинтересовать эта прогулка. Они давно мечтали открыть в Бофоре хотя бы маленькую больницу.              Епископ Гишар, патрон госпиталя, вызвался лично показать его шурину короля и сразу же пригласил всех троих отобедать у него во дворце в тот же день. Пришли приглашения и от остальной немногочисленной знати города.              К концу второй недели Жиль заметил, что на аккуратно разлинованном листе, скромно названном им «развлечения его милости», уже не осталось свободного места.              На всякий случай он решил снова встретиться с Годеном. На этот раз Жиль расщедрился на большой кувшин лучшего вина. Прево заслужил награду.              Приятель выпивку оценил. Он причмокивая, цедил местное красное, рассматривая пресловутый список и пытаясь разобраться в мешанине стрелок и квадратиков.              — Ты сам-то можешь понять, что здесь поначеркал? — страж порядка водил пальцем по исписанному листу.              — Смотри, сбоку я отмечаю время, а вот сюда записываю, куда мы должны пойти, — Жиль наморщил лоб, ему всё казалось, что он где-то ошибся.              — А почему здесь стрелки? — прево подвинул список поближе.              — Это самое важное. Чем стрелка длинней, тем дольше идти до места.              — Интересно, — Годен по слогам прочитал несколько слов.              — Я часто так веду дела. Сразу понятно, чем занят каждый слуга. Хочешь, и тебя научу делать такие записи? Сможешь следить, где должны быть твои вояки и чем заниматься.              — Конечно хочу! — прево расплылся в радостной улыбке. Он вечно путался в очередности дежурств. — А почему вот тут ничего не написано? — он ткнул пальцем в пустой квадратик.              — Мадам Бюсе в последний момент отказалась нас принять. Сказала, что на Пасху уедет к родным.              — Я же говорил тебе, что эта женщина — катарка! Кто еще откажется от праздничной мессы! — Годен торжествующе улыбнулся.              — По воскресеньям она молится в соборе, — Жиль всегда считал, что с катарами разобрались уж почти сто лет назад и больше злоехидная ересь никогда не воскреснет.              — Ну-у-у, люди болтают разное. Ходят слухи, что на юге появились новые проповедники, — прево опустошил кубок и снова потянулся за кувшином.              Жиль закатил глаза, но промолчал. Хотелось бы ему знать, что болтает прево про него самого, а главное, какому количеству народа.              — Так чем же ты займешь этот промежуток времени? — приятель вновь склонился над пергаментом.              — Не знаю. Может, предложу сеньору остаться дома и отдохнуть, — Жиль огорченно постучал ножом для резки хлеба по своему любимому «списку». Посреди пергамента дыркой от вырванного зуба зиял пустой квадрат, и Жиля это раздражало, хотя он не сомневался, что хозяева с удовольствием проведут свободное время у себя в спальне.              — А почему бы тебе не отвести их к евреям? Пусть посмотрят, как живут нечестивцы, — прево с удовольствием отхлебнул из кубка.              — Я не знал, что в городе есть еврейский квартал, — Жиль задумался о неожиданном предложении. Сам он евреев никогда не видел, и уж точно его сеньор их тоже не видел. Его дядюшка, Эдуард I, изгнал нечестивцев из Англии еще до его рождения.              — Ты просто нигде не бываешь, — Годен насмешливо покачал головой. — Евреи живут в Труа уже сотни лет. А сам квартал — на задворках. Пойдешь прямо от собора по улице Кошек. Как доберешься до крепостной стены, увидишь желтые домишки. Там они и обитают.              — А там не опасно? — Жиль поежился. Идти в еврейский квартал, да еще во время Пасхи, не показалось ему хорошей идеей.              — Возьми с собой охрану. Да и вообще там нечего бояться! Евреи охотятся за детьми, а не за взрослыми мужчинами. По крайней мере, в Труа такого не случалось. Я даже знаком с одним виноторговцем из их квартала. Купил у него как-то бочонок отменного бургундского. Немного сладковато, на мой вкус, зато от пяти чарок валишься прямо под стол. Не трусь, у них там забавно. Мужчины носят странные шляпы, а женщины прехорошенькие, хоть и кутаются в платки. Твоему сеньору понравятся.              Жиль хмыкнул про себя. Он был уверен, что Джону, с его предпочтениями, не приглянулась бы даже сама Венера.              Он думал об этом целый вечер. Ничем не занятые часы в расписании дорогих гостей не давали ему покоя. Глядя на пустое место в списке, он чувствовал себя усердной служанкой, позабывшей прибраться в одном из чуланов. Освободившееся время надо было чем-то занять. С другой стороны, про евреев ходили разные слухи, часть из них — крайне неприятная. Утром он решил проверить всё сам и, взяв с собой вооруженных дубинками слуг, отправился поглядеть на пресловутый квартал, в котором обитали богопродавцы. Вдруг там действительно есть на что поглазеть.              Улица Кошек имела такое название потому, что даже маленький котенок мог одним скачком ее перепрыгнуть. Зато она была непомерно длинной и пересекала город от главной площади до крепостных стен. В этой части Труа издавна проживали ткачи, а потом стали селиться и строители. Собор требовал все больше и больше рабочих рук.              В этот раз Жиль наслаждался прогулкой. К началу апреля потеплело, яркое солнце высушило грязные лужи, а над головой по-летнему синело небо.              Неужели еще несколько недель назад город казался ему некрасивым?! Как он мог так думать?! Сегодня Труа выглядел мирным и уютным. Высокие, в три этажа, дома нежились под весенним солнцем. Ослепительно блестели резные двери и ставни. По всему городу разносился звон колоколов. В мастерских лязгали ткацкие станки, а издали им вторил веселый перестук строительных молотков. Жиль шел не торопясь, глазея на местных хозяек, тащивших с рынка корзины со снедью. Улыбнулся конопатой девчушке, напевающей знакомую с детства песенку, и даже подпел ей, вспомнив полузабытые слова. Ему было хорошо, а скоро, он был уверен, станет еще лучше, потому что приедут его друзья и он сможет показать им все эти красоты. Сегодня его впервые не тянуло домой. Наверное, он начинал любить этот город.              Приятные размышления прервал детский плач.              Сначала Жиль подумал, что это скулит щенок, неосторожно свалившийся в яму. Он свернул в переулок — надо было спасти попавшего в беду кутенка.              Собаки в закутке он не обнаружил. На ступенях, сжавшись в комок, плакал ребенок в перепачканной тунике, обутый в тяжелые деревянные башмаки. Из носа у него текло, а ухо покраснело и распухло.              — Кто это тебя так? — Жиль присел на корточки и только тогда опознал в маленьком оборвыше того самого Дени, прозванного «золотым голосом Труа».              Мальчик в ответ лишь яростно замотал головой.              — Отвести тебя к матери? — Жиль попытался погладить его по голове.              Дени гневно отбросил его руку:              — Не смей меня трогать!              — Хорошо, хорошо! — Жиль осторожно отодвинулся. — Может, все-таки пойдешь домой? К уху нужно приложить примочку.              Малыш сжал кулачки и застучал деревянными каблуками обувки по каменным ступеням.              — Никуда я с тобой не пойду! Николя так увели и убили! Я не хочу умирать!              Тяжелый башмак полетел месье Оберу прямо в лицо, и он с трудом увернулся. Прежде чем мальчишка успел кинуть в него другим башмаком, Жиль схватил его за руку. И это стало ошибкой — негодник раззявил рот, лицо у него налилось кровью, и он звонким голосом завопил на всю улицу:              — На помощь! Спасите! Меня убивают! Сюда!              Своим криком Дени мог бы перебудить всех чертей в аду.              Захлопали ставни. За углом раздались взволнованные голоса. Жилю показалось, что в его сторону несется целое полчище разъяренных амазонок, бросившихся на выручку своему детенышу. Охранники Жиля предпочли не сражаться с местными бабами и поспешно ретировались. Он остался со злобными мегерами один на один.              Жиль, стараясь не терять достоинства, поднялся с корточек:              — Не волнуйтесь! Я уже ухожу.              Мальчишка утер нос кулаком и показал Жилю язык:              — Что, испугался?              В его глазах горело злое торжество, совершенно не подходящее столь юному существу.              Толпа хозяек окружила Жиля.              — Дайте мне дорогу! — он попытался обойти одну из воительниц, но не преуспел в этом. Тетка размахнулась и со всей силы стукнула его по голове своей тяжеленной корзиной. У Жиля от боли потемнело в глазах. Наверное, в семье мерзавки ели на ужин камни.              «Меня сейчас собьют с ног и насмерть затопчут», — это было последнее, о чем респектабельный месье Обер, перед которым трепетали полчища слуг, успел подумать. Женщины завизжали, замахали своей тяжелой поклажей, и Жиль завертелся, с трудом уворачиваясь от ударов. У него из ножен выпал и потерялся нож. Волосы, за которые его безжалостно тягали, растрепались. Сперва он просил их остановиться, потом звал на помощь слуг, но это не помогло. Женщины обезумели, а трусливые прислужники бросили его одного отбиваться от местных ткачих. Он пустил в ход кулаки, но и это его не спасло — избиение продолжалось. Наконец особенно меткий удар свалил его с ног. Жиль упал на колени. «Я сейчас умру... — попрощался он с жизнью. — А ведь через неделю приезжают хозяева!»              Он придушено вскрикнул.              — А ну, бабье, разойдись!              Пресвятая Богородица! Кто-то пришел ему на помощь, хотя Жиль и не понял, кто его неожиданный спаситель.              — Изабель, Мари, Франсуаза! Назад, я сказал! Катрин, не приходи ко мне больше со своими болячками! Вон отсюда, ведьмы!              Жиль распознал итальянский выговор и застонал от стыда и унижения. Неужели сероглазый лекарь увидит его позор...              Голова у него гудела как колокол, и его даже не порадовало, что избиение прекратилось.              Шатаясь, месье Обер поднялся на ноги и сразу согнулся дугой. Его вывернуло прямо рядом с башмаками лекаря.              — Негодяй напал на ребенка! — старуха в черном поношенном платье замахнулась на него тяжелым мешком, но не успела ударить — Гвидо вырвал у нее поклажу и швырнул на землю...              — Я Жиль Обер, управляющий замка ее величества королевы Жанны. Как вы посмели меня ударить! Ни на кого я не нападал!              Он поправил одежду. На Гвидо он старался не смотреть, боялся увидеть брезгливую усмешку на красивых губах.              Послышался шум бегущей толпы. Это на подмогу своим женам спешили мужья — строители собора.              — Стоять! — Гвидо раскинул руки, заслоняя Жиля собой. — Ваши хозяйки ошиблись!              Толпа притихла.              — А что случилось-то? — один из мастеровых смущенно поднял выпавшую в пылу боя из корзины битую курицу, повертел в руках и зажал под мышкой. — Тут кричали, что кого-то убили?              — Я остановился помочь плачущему мальчишке. Он непонятно почему закричал, что я на него напал. Мои слуги могут подтвердить мои слова, — Жиль махнул своей нерадивой охране, благо те не сбежали во дворец, а ошивались поблизости. Те наконец вспомнили про свои обязанности, закивали головами и с видом побитых собак встали у него за спиной.              «Вернусь домой, собственноручно откручу каждому голову», — Жиль скрипнул зубами и снова повернулся к толпе.              — Давайте спросим ребенка, почему он испугался, — он обернулся к ступенькам, но певчий как сквозь землю провалился. — Ничего не понимаю, — Жиль недоуменно пожал плечами. — Этот мальчик, Дени Ланье... Почему он так поступил?              — А-а-а, так это мой сын заварил всю эту кашу? Простите, ваша милость! — похожий на медведя каменщик выступил вперед. Молот в его руках казался детской игрушкой. — Сынок с зимы сам не свой. Плачет вот часами. А иногда кричит, вон как на вас, что его хотят убить. Вы, может, слыхали, тут неподалеку у ткачихи сын замерз насмерть. А моему в голову втемяшилось, что Николя кто-то прикончил.              — Николя? — Жиль вспомнил маленькое припорошенное снегом тело и сидящую на нем ворону. — Ваш сын упомянул его имя. Они были знакомы?              — Они дружили, — папаша Ланье помрачнел. — Сынок талдычил, что приятеля кто-то позвал посмотреть котят и увел со двора. Глупости, конечно. Только хозяйки испугались за своих детей. Поэтому на вас и напали.              — Вашего сына явно кто-то оттаскал за уши, — Жиль подозрительно глянул на огромные лапищи строителя. — Это вы его наказали?              — Я его в жизни пальцем не тронул! — каменщик заметно обиделся.              Жиль открыл рот, чтобы задать очередной вопрос, но его перебил до сих пор молча стоявший рядом Гвидо.              — Месье, у вас синяк под глазом, разбит лоб и царапина на подбородке. Вам нужно остановить кровь. Пойдемте со мной.              Жиль только теперь почувствовал, что по подбородку что-то течет и капает на землю. Он тронул лицо руками. Пальцы покраснели.              — Куда?! — Гвидо не дал ему оценить ущерб. — Не трогайте, будет хуже!              — Может, нам позвать стражников, ваша милость? — теперь, когда опасность миновала, слуги захлопотали вокруг пострадавшего хозяина. В толпе зашептались, и люди начали расходиться.              — Нет, — Жиль вовсе не собирался сообщать прево, что его чуть не забили насмерть корзинками.              Папаша Ланье еще раз извинился и увел за собой строителей. Теперь с Жилем остались только слуги и пристально разглядывающий его ранения Гвидо.              — Где бы мне вас перевязать... Там за углом харчевня. Идите за мной!              Даже избитый, Жиль обрадовался вниманию лекаря. Он покачнулся и ухватился за протянутую руку; итальянец подхватил его, не позволив упасть.              — Обопритесь об меня, месье, не бойтесь, я удержу. У вас большая шишка на лбу. Советую сразу после перевязки вернуться домой и до утра оставаться в постели.              До таверны раненый доплелся с трудом, шатаясь от слабости, а войдя, почти рухнул на подставленный стул. Гвидо уселся рядом, роясь в висящей на поясе сумке. Он извлек из нее чистую тряпицу и, промыв Жилю рану вином, заставил прижать материю к ссадине на лбу.              — Держите вот так. Кровь скоро остановится.              — Я не поблагодарил вас за свое спасение, — Жиль все же поморщился. Голова раскалывалась от боли, ныла поцарапанная щека, а еще больше ныло его ущемленное самолюбие. Сколько раз он мечтал повстречаться с молодым врачом и привлечь его внимание к своей персоне. Но конечно не в качестве пациента.              — Что вы делали на улице Кошек? Сюда знатные люди не ходят, — Гвидо заставил его прижать тряпку еще сильней. — Вот так. Не отпускайте!              На слова благодарности он не обратил никакого внимания.              — Я шел в еврейский квартал, — Жиль все-таки потрогал наливающийся под глазом синяк. — И вряд ли меня можно считать знатью.              — Зачем? — итальянец наконец-то заинтересовался чем-то кроме его ушибов.              — Хотелось посмотреть, понравится ли там моему господину. Он приезжает в Труа на Пасху, и я хочу показать ему город.              — И вы решили повести его в еврейский квартал? Что за чушь? — рассердился молодой врач. — Там просто живут люди, и нечего на них глазеть как на животных. Это не зверинец!              Жиль бы мог ответить, что не знает, люди ли евреи или нет, потому что никогда их не видел. В молодости как-то не приходилось, а в Бофоре евреев никогда и не было. Он слышал, что в Венсене можно посмотреть на львов и тигров в загонах, но сам там никогда не бывал. На побитых щеках выступили пятна. «Вот незадача, почему я веду себя рядом с ним как полный дурак?» Наверное, стоило все-таки попытаться исправить впечатление о себе.              — Люди не животные. То есть я так не думаю. Но всегда интересно посмотреть, как живут те, кто... другие.... То есть… — он окончательно запутался и неожиданно для себя выпалил: — А вы сами там бывали?              — Где? В зверинце? — Гвидо недобро сощурился.              Жиль вздрогнул. Таким взглядом можно было заморозить целое графство.              — Нет! У евреев.              — Да, я там был. Я и сейчас возвращаюсь из еврейского квартала. А то, что вы несете про людей и животных, это — как сказать по-французски? — ступидо, глупо. Хорошо, что вы все-таки сами это сообразили.              Жиль сумел сдержаться и не задать напрашивающийся вопрос, а что самому лекарю понадобилось у евреев. На его счастье Гвидо не заметил заминки.              — Евреи — люди. Среди них есть хорошие врачи. С одним из них я дружу, он помогает мне в моих изысканиях, — итальянец вытащил из сумки порошок и осторожно присыпал им царапины Жиля.              Жиль перекрестился. Гвидо заметил это и фыркнул:              — Думаю, будь на моем месте дотто?ре эбрео... еврейский врач, вы бы не отказались от его помощи. А теперь извините, я тороплюсь. Сможете сами добраться до дома?              — Смогу! — буркнул Жиль. Конечно, ему бы хотелось, чтобы красивый врач проводил его до замка, уложил в постель, а может быть, даже подержал его за руку. Но он прекрасно понимал, что никогда этого не дождется, по крайней мере, той части, которая касалось спальни. — Еще раз спасибо! Вы очень добры. Сколько я вам должен за лечение?              — Платить ничего не надо. И... пожалуйста, — серые глаза немного оттаяли. А может быть, лекарь просто обрадовался, что наконец-то освободился от обузы. — Если завтра вас будет тошнить или сильно болеть голова, пошлите за мной в...              — Я помню, — голос Жиля дрогнул. — Госпиталь Святого духа, спросить Гвидо да Виджевано.              В ответ на его осведомленность лекарь усмехнулся:              — Вы совершенно правы, месье Обер.                     

***

      К приезду гостей синяк почти рассосался. На его месте осталась легкая желтизна, по крайней мере, так казалось Жилю, когда он рассматривал себя в умывальном тазу. Ссадины тоже поджили, покрывшись твердой корочкой. Он наивно надеялся, что хозяева их не заметят.              Конечно же, этого не случилось. Джон и сэр Кристофер ввалились во дворец, разгоряченные быстрой ездой и очень довольные возможностью получить передышку от ежедневных хлопот. Джон радостно обнял Обера и тут же отстранился.              — Это кто тебя так разукрасил?              Сэр Кристофер повел себя менее бесцеремонно:              — Вы в порядке, друг мой?              Жиль вздохнул. Иногда ему казалось, что именно сэр Кристофер был королевских кровей, а не сын сдержанной Бланки д`Артуа. Эта добродетель обошла его хозяина стороной.              — Я неосторожно наткнулся на дверь, — он потер еще болевшую шишку на лбу.              — Интересные же двери у вас в Труа. Я бы сказал, у них крепкие кулаки, — Джон не сводил с него настороженных глаз.              — Право, пустяки, ваша милость. Все уже зажило. Не угодно ли подняться в ваши спальни? Туда уже принесли горячую воду. Мыльня здесь, увы, похуже, чем в Бофоре.              Эти двое плескались так долго, что Жиль заподозрил, что они занимались не только мытьем. Когда они спускались к ужину, Джона немного шатало, а сэр Кристофер выглядел как кот, вылакавший целую миску сливок.              Оба налегли на вино и любимые сырные пирожки.              — Вкусно! — Джон запихал себе в рот сразу две штуки. — Я думал, что только наш повар умеет готовить такие.              Сэр Кристофер рассмеялся.              — Уверен, что это месье Обер поделился с ним рецептом. Лишь он знает, как угодить нам, двум деревенским обжорам.              Жиль вздохнул:              — Повара пришлось учить многому, и это было непросто... А не знаете ли вы, сеньор, нашла ли королева кого-нибудь мне на смену?              Джон покачал головой.              — Боюсь, что нет. Очень скучаешь по дому?              — Пока держусь.              Наверное, в первый раз Жиль ощутил, что не слишком торопится возвращаться. Ему нравилось снова чувствовать себя господином. Он любил Джона, но иногда его было слишком много...              Его милость расправился с шестым пирожком и погладил себя по набитому животу.              — Так чем мы займемся в Труа? Я был здесь в раннем детстве, но совершенно не помню города. Матушке здесь нравилось. Она говорила, что тут спокойно и очень тихо, — Джон погрустнел, как и всегда, когда вспоминал об усопшей.              Кит улыбнулся любовнику, пытаясь его развеселить:              — Перед отъездом конюх обучил меня местной присказке: «Происходит что в Труа? Там звонят в колокола!» Интересно, почему так говорят? В городе так много церквей?              — Скорее потому, что здесь никогда ничего не случается, — Джон перестал думать о матери и потянулся за седьмым пирожком.              Жиль вспомнил замерзшего мальчика, яблони, посаженные на месте его гибели, и поспешил сменить тему:              — Сегодня я дам вам хорошенько отдохнуть, а завтра с утра мы пойдем развлекаться на пасхальной ярмарке. Она, конечно, скромнее, чем летняя, но, думаю, будет забавно, — он выложил перед гостями уже немного потрепанный список и ткнул пальцем в первый квадратик...              Первые три дня пасхальной недели они веселились до упаду. На ярмарке Джон накупил всем троим сладостей, бросил монету канатоходцу и долго аплодировал актерам, сочинившим вполне достойную пьесу о житии покойной королевы Наваррской.              — Гляди, Кит! Матушка совсем как живая! — сеньор даже прослезился, рассматривая верзилу, изображавшего его покойную мать.              Жиль прикусил губу, чтоб не улыбнуться. Он хорошо помнил старую королеву. Местный мастеровой был ничуть не похож на мадам.              Крокодил тоже произвел фурор. Сэр Кристофер растерял всю свою невозмутимость. Он никак не мог успокоиться, всё гладил твердую шкуру чучела, норовя пересчитать у чудовища зубы.              Хозяин и его рыцарь долго бродили по госпиталю. Сам месье Обер без особого интереса глядел на стонущих на соломенных тюфяках людей. Его интересовал лекарь, но Гвидо, к сожалению, так и не вышел к высоким гостям. Но даже Жиль не мог не заметить, что это место не походило на знакомые ему больницы с их вонью и укрытыми тряпьем больными. Тут пахло травами, а страждущие, одетые в опрятные коричневые рясы, лежали на отдельных топчанах.              Мать аббатиса, показывавшая им свои владения, не скрывала гордости.              — Здесь не всегда было так хорошо, не правда ли, ваше преосвященство?              Епископ Гишар склонил голову, соглашаясь.              — Раньше очень многие умирали, — святая сестра умело поправила подушку под головой больного. — Наш лекарь учился в самом Салерно!              Жиль навострил уши. Он слышал про знаменитую итальянскую школу. Короля Филиппа и его жену лечил тамошний врач. Почему же Гвидо выбрал никому не известную больничку вдалеке от Парижа? Лицензиаты Салерно с легкостью находили себе более прибыльные места.              — Нам повезло, — епископ Гишар перебил аббатису, отвечая на невысказанный вопрос. — Отец доктора — мой поставщик итальянских вин. Грешен, предпочитаю их французским. Он попросил меня приискать сыну хорошее местечко. Я, конечно же, не упустил такую редкую возможность. Месье да Виджевано слыл одним из лучших студиозусов медицинской школы. Говорят, ему даже прочили место преподавателя на факультете. Да, видимо, не сложилось. Он хорошо знает французский, научился у матери, она родом из Провена.              «И всё равно непонятно. Такими предложениями не разбрасываются. Врачей много, а их учителей — считанные единицы». Жиль сделал мысленную зарубку: надо будет расспросить епископа, когда гости уедут.              — А можно познакомиться с вашим лекарем? Я подумываю об учреждении небольшого госпиталя у себя в Бофоре. Может быть, ваш да Виджевано даст мне дельный совет, — у Джона в глазах мелькнул опасный огонек. На месте епископа Жиль спрятал бы врача как можно дальше от королевского шурина. Такой взгляд означал, что сеньор задумался, не стоит ли переманить дельного человека себе в имение. Хотя, с другой стороны, зачем Гвидо переезжать из столицы Шампани в еще большее захолустье?              — Увы, месье да Виджевано сейчас навещает больных, — настоятельница огорченно развела руками. — Его очень ценят в городе как врача. А дамам нравится, когда их пользует столь миловидный лекарь. Ой! — она зажала рот кулаком и покраснела, виновато опустив глаза. — Я не хотела сплетничать…              Епископ погрозил ей пальцем и осуждающе покачал головой.              — Что вы, святая мать! — сэр Кристофер, как всегда, галантно кинулся на помощь даме. — То, что вы сказали, вовсе не сплетня, а похвала!              — Я с удовольствием вас познакомлю, — епископу Гишару явно польстили похвалы брата королевы. Он несколько лет назад разругался с Жанной из-за церковных доходов и теперь искал пути к примирению. — Когда вам было бы удобно, чтобы дотторе пришел во дворец?              — После утренней мессы, — Жиль обрадовался. Он так и не решился сводить господ в еврейский квартал. Теперь последняя дыра в его списке наконец-то заполнится. А он сам сможет спокойно полюбоваться на красивого врача. Будет, что вспоминать скучными зимними вечерами.              — Мы будем ждать, — ответил Джон за всех троих, и, к огромному сожалению Жиля, о Гвидо они больше не говорили.              За ужином все трое объелись до невозможности и падали с ног от усталости.              — Уф! — Джон развалился в кресле, расставив пошире ноги. — Я уже забыл, что развлекаться так утомительно. Господи, как же не хочется завтра идти на мессу! Ну почему каждый раз надо так рано вставать!              Месье Обер чуть не начал заикаться от испуга:              — Вы же не станете ее пропускать? Во-первых, обидится епископ! А во-вторых, помните, я рассказывал вам про хор? Где вы в своем имении услышите такое пение? Нет, нет, это невозможно! Ложитесь пораньше. А завтра с новыми силами…              — Не волнуйтесь вы так, друг мой, я просто пошутил, — Джон поплелся вверх по лестнице. — Кит, ты идешь? Может, сыграем партию в шахматы перед сном.              — Давай! — у сэра Кристофера загорелись глаза.              Жиль усмехнулся: судя по виду его второго хозяина, вряд ли эти двое дотронутся сегодня хотя бы до одной фигуры.              Должно быть, они сражались в шахматы всю ночь, потому что утром Жиль с трудом добудился своих хозяев. Он колотил в дверь руками и ногами, а потом почти пинками погнал обоих в собор. Кристофер зевал, а Джон еще и бурчал всю дорогу. Даже повторение восторженного рассказа о Золотом голосе Труа не улучшило его настроения. Месье Обер и сам сегодня думал о Дени без всякого удовольствия. Вспоминать, как мальчишка натравил на него своих соседок, было крайне неприятно. Он попытался разделить в голове ангелоподобного отрока, чье пение заставляет плакать каменные стены, и мерзкого чертенка, ни с того ни с сего обвинившего его в покушении на убийство. Успокоился он лишь на подходе к собору. Сын каменщика был всего-навсего маленьким ребенком. Возможно, Жиль действительно его напугал.              — Не стоит злиться перед молитвой! — он попытался отвлечь Джона от его ворчания. — Посмотрите, вот там идет тот самый лекарь, о котором нам столько рассказывали.              — Где? — сеньор тут же забыл про бессонную ночь. Гвидо, судя по всему, его действительно заинтересовал. Он расспрашивал про лекаря и на торжественном обеде в магистрате, и на приеме в королевском дворце. Видимо, окончательно решился открыть в Бофоре больницу. Жиль был бы только рад, если бы дома появился госпиталь с молодым врачом во главе, да только Гвидо вряд ли переедет в имение. А жаль! Он дернул хозяина за рукав:              — Вон там! Я его сейчас позову.              Итальянец заметил, что ему машут рукой, подошел поближе и сдержанно поклонился.              — Позвольте представить вам... — Жиль скороговоркой выпалил необходимые вежливые фразы. — Хотелось бы напомнить, сеньор дотторе, что мы ожидаем вас у себя после мессы.              Гвидо довольно безразлично кивнул, а потом внимательно посмотрел на заживающий порез на лбу.              — О, прекрасно, месье, у вас не останется шрама.              — Так это вы лечили нашего друга после ушибов? — у Джона в голосе зазвучало нескрываемое любопытство.              — Я всего лишь наложил повязку, — молодой врач вовсе не собирался рассказывать всю неприглядную историю, и это радовало. — Его преосвященство оповестил меня, что вам понадобились мои услуги. Я даже прикинул необходимые расходы и подготовил некоторые расчеты, — он откланялся и поспешил на мессу в собор.              Джон и Кит переглянулись, улыбнувшись друг другу, а потом воззрились на покрасневшего Жиля.              — Он очень симпатичный! — Джон старался выглядеть серьезным. — Стоило воевать со всеми дверями замка, чтоб потом такой милый лекарь перевязывал ваши раны.              Кит недовольно кашлянул, но Джон в ответ только рассмеялся.              — Не ревнуй! Я вообще-то думаю лишь о счастье месье Обера. По-моему, в последнее время он откровенно скучал в Бофоре.              Жиль выругался про себя. Ну зачем, утешая сеньора после отъезда любовника, он признался ему в собственных пристрастиях?!              — Мне кажется, что месье Оберу неприятно, когда его обсуждают, — Кит укоризненно покачал головой. — Простите нас, Жиль! Мы поступаем невежливо, упоминая интересующую вас персону.              Рыцарь двинулся вперед, рассекая многолюдную толпу, стараясь защитить своих спутников.              Собор был переполнен. Послушать мессу на праздничной неделе пришла, наверное, половина города — Жиль подумал, что не в последнюю очередь из-за ожидаемого присутствия на ней шурина короля.              — Может, я сяду сзади? — Жиль с сомнением посмотрел на переполненные скамьи для знати.              — Нет! — Джон даже не собирался с ним спорить. — Вы управляете королевским замком, и ваше место впереди, рядом с нами.              Монахи захлопотали перед важными гостями, и откуда-то немедленно появились вполне удобные стулья. Управляющий обрадовался — сидеть всегда приятнее, чем стоять.              — Так где же ваши знаменитые певчие? — Джон вертелся на своем месте, раскланиваясь. За последние три дня он со всеми перезнакомился и сейчас расточал направо и налево благожелательные улыбки. Жиль вздохнул. Он не умел так быстро сходиться с людьми.              — Скоро появятся.              Но это «скоро» все никак не наступало. Жиль заметил, что монахи, уже занявшие свои места перед алтарем, перешептываются. Один из них куда-то выбежал, а вернувшись, развел руками и покачал головой.              Служба запаздывала. Это было неслыханно. Такого на памяти Жиля никогда не случалось. Знать на главных скамьях удивленно пожимала плечами, а сзади слышался взволнованный гул голосов.              Прошло, наверное, не меньше получаса, прежде чем на возвышение наконец поднялся епископ, а вокруг алтаря выстроились певчие. Жиль сразу понял, что случилось что-то неприятное. Мальчики переглядывались, пожимая плечами, и шушукались между собой. Он пригляделся. Дени среди них не было. Сегодня запевалой стоял Юдон.              — Это тот самый Золотой голос? — Джон склонился к Жилю и зашептал ему на ухо: — Я по вашим рассказам представлял его немного иначе.              — Это не он. И, поглядите, епископ чем-то расстроен. Он очень хотел произвести на вас хорошее впечатление.              Гишар действительно выглядел огорченным. Он запинался, читая молитву, и неосторожным движением руки чуть не смел с алтаря дарохранительницу.              Юдон улыбался от уха до уха, не скрывая своей радости, и высокомерно оглядывался на товарищей. Пел он неплохо, но, конечно, ему было далеко до Дени. В конце гимна и вообще пустил петуха. Наверное, у него уже начал ломаться голос.              — Хор действительно превосходен, — Джон с удовольствием выпрямился после последней молитвы. — Я никогда не слышал ничего подобного и рад, что вы заставили меня прийти. Но главного запевалу регенту скоро придется менять. Еще несколько месяцев, может, год, и он не сможет петь вовсе.              — Жаль, вы не услышали Дени Ланье. Интересно, куда подевался этот мальчишка? Неужели епископ именно сегодня его куда-то отпустил? Я был уверен, что он сделает всё, чтобы доставить вам удовольствие, — Жиль удивленно развел руками.              Вчера, принимая их у себя, Гишар из кожи вон лез, доказывая Джону свою бесконечную преданность.              Жиль встал:              — Не пора ли нам домой? Или вы хотите задержаться и осмотреть собор? Тогда я скажу да Виджевано, чтобы вас подождал, — он оглянулся, пытаясь высмотреть в толпе лекаря.              — Постойте, месье Обер! — Кристофер тронул Жиля за плечо. — Поглядите, там что-то случилось, — он кивнул в сторону алтаря. Гишар подозвал к себе главу магистрата и, нервно облизывая губы, что-то пытался ему объяснить. Пьер Морель выглядел так, будто объелся перезрелых слив и у него разболелся живот. Вокруг толпились взволнованные монахи.              — Оставь, Кит! — Джон беззаботно махнул рукой. — Дела города нас не касаются. Мне бы не хотелось заставлять здешнего доктора ждать. Он выглядит гордым человеком и может обидеться и уйти, имей я даже десять королев в сестрах. А мне очень хочется с ним потолковать.              — Нас просят подойти, — Кит кивнул в сторону взволнованно машущего им Гишара.              Жиль оглянулся и наконец рассмотрел в толпе Гвидо.              — Не беспокойтесь! Я предупрежу дотторе и тут же вернусь к вам.              Он подошел к врачу:              — Месье да Виджевано, прошу прощения: его преосвященство попросил моих хозяев уделить ему несколько минут. Буду рад, если вы подождете, пока мы закончим. Мы могли бы потом вместе вернуться во дворец.              — Что случилось? — в голосе у лекаря слышалось удивление.              — Право, не знаю.              Людей у алтаря становилось все больше. К толпе присоединился бальи, таща за собой прево, а вслед за ними подбежал аптекарь Дюран.              Жиль заторопился. Он еще раз пробормотал извинения и бросился к алтарю.              — Я с вами! — Гвидо рванул за ним. Жиль удивился, но не стал спорить. Если Гишару не понравится присутствие врача, то он сам прикажет ему уйти.              Они подошли к алтарю одновременно и встали за спиной у хмурившегося сэра Кристофера.              — Похоже, мальчик действительно пропал! — Жиль не расслышал начала разговора, но было нетрудно сообразить, что разговор шел о Дени.              Гишар побледнел от волнения:              — Отрок должен был петь сегодня молитву, сочиненную в молодости вашей матушкой. Вдовствующая королева лично написала слова в благодарность Господу за рождение дочери, — епископ огорченно кивнул Джону. — Я нарочно посылал за копией в Памплону.              — Ближе к делу, — в голосе Джона зазвучала сталь. Младший сын Бланки д`Артуа, когда хотел, выглядел тем, кем и являлся на самом деле, — близким родственником двух королевских семей.              — Вчера он пришел на репетицию, — регент заламывал руки. — Всё было в порядке. А сегодня... Сначала мы думали, что он опаздывает. Его преосвященство задержал мессу. Гимн мог пропеть только Дени, да еще и в начале службы. Поверьте, ваша милость, у нас никогда такого не случалось. Мои певчие обычно очень аккуратны и всегда приходят вовремя. Я послал мирянина притащить мальчишку сюда. Тот стучался, но дома никого не было, — лицо у регента обиженно перекосилось. — На обратной дороге его нагнал отец семейства. Он с женой с утра пытаются разыскать сына. Дени после завтрака сказал, что уйдет ненадолго, и попросил нагреть воды, чтобы умыться. Домой он не вернулся. Родители волнуются, мать рыдает. Мальчик никогда так не поступал.              — Он говорил им, куда пошел и зачем? — сэр Кристофер деловито прервал взволнованного монаха.              — Да. По его словам, его ждали на площади, чтоб передать особую настойку для голоса. В последние дни он простыл и боялся, что голос будет звучать хрипло.              — Кто обещал? — Гвидо высунулся из-за спины рыцаря.              Ошеломленный регент ткнул в него пальцем.              — Вы же и обещали! Дени сказал, что доктор из госпиталя приготовил для него особое питье, которое не только избавит от хрипоты, но и заставит голос звучать еще выше. Вы торопились и потому попросили его перехватить вас по пути.              — Я? — у Гвидо от удивления раскрылся рот. Он сглотнул. Все взгляды устремились на него, и Жиль заметил, что Гвидо поежился. — Я никакой настойки не готовил и даже не знал, что мальчик в ней нуждался. И, возможно, смог бы вылечить его от хрипоты, но заставить голос звучать выше это… ступидита... Чушь полная, такого не бывает! Шевалье де Ришар, месье Годен! — лекарь прижал руки к груди. — Боюсь, с мальчиком случилась беда! Надо срочно его разыскать.              Прево ответил ему неприязненным взглядом. В нем явно читалось, что Годен, как и его начальник, не нуждаются в советах безродного чужака.              Бальи повысил голос, сообщая, что стражники немедленно выступят на поиски. Жиль заметил, что сэр Кристофер с Джоном переглянулись и шагнули к бальи, видимо, предлагая свою помощь.              — Конечно, конечно, ваша милость. Нам понадобится много людей. Ваше преосвященство, будьте добры, объявите пастве, пусть желающие помочь соберутся на площади. Мы поделимся на отряды и обойдем все улицы. Не волнуйтесь, мы его найдем. Что, в конце концов, с ним могло произойти… — голос бальи перекрыл шум толпы.              — Можно мне присоединиться к поискам? — итальянский выговор Гвидо становился сильней, когда он волновался. — Если мальчик ранен, я смогу оказать ему помощь.              Прево взглянул на бальи, но тот лишь пожал плечами. Годен неприязненно смерил взглядом непрошеного помощника и согласился.              — Только держитесь рядом со мной, — в его глазах зажглось недоверие. Он обернулся к Жилю, и на его губах появилась улыбка облегчения. — Месье Обер, вы же тоже пойдете с нами?              — Обязательно! — Жиль надеялся, что попадет в отряд к сэру Кристоферу или по крайней мере к своему хозяину. Стоило проследить, что и Гвидо пойдет вместе с ними. Ему не понравились взгляды прево.              — О, прекрасно, друг мой! — прево наклонился к его уху и зашептал: — Мы пойдем вместе и возьмем с собой этого чужеземца. Он выглядит крайне подозрительно. Вы присмотрите, чтоб он не сбежал по дороге, — он покосился на Гвидо. — Боюсь, с мальчиком действительно случилась беда, и виноват в ней этот итальяшка!              Грубый голос прево разнесся по всему собору, несмотря на его намерение говорить тихо. Лекарь побледнел и отшатнулся. Жиль успокаивающе ему улыбнулся.              — Похоже, мы будем искать маленького Дени вместе.              Лекарь гневно мотнул головой, нахмурился и тут же беспомощно потупился.              — Он думает, что я... я мог кого-то обидеть?.. — его голос дрогнул от возмущения.              — Он ошибается! — Жиль хотел похлопать медика по плечу, но вовремя вспомнил, что тот не любит фамильярности. — Вы никогда и никому не причините зла. Я в этом уверен!              Гвидо посмотрел на него с такой благодарностью, что Жиль смутился. Он действительно не верил, что итальянский врач способен поднять на кого-то руку. Слишком уж тот любил помогать людям.              — Мы подождем вас на площади, — заговорил Жиль с прево. — Я, со своей стороны, позову на помощь всех свободных слуг из дворца. Пожалуйста, распоряжайтесь ими, как сочтете нужным.              Он потащил Гвидо за собой. Молодой доктор кусал губы — то ли от обиды, то ли от испуга.              На ступеньках итальянец остановился              — Вы сказали, что уверены во мне. Почему? Вы же меня совсем не знаете!              — Ошибаетесь, месье да Виджевано, — Жиль все же позволил себе погладить его рукав. — Мы уже достаточно знакомы.              — Спасибо, — Гвидо устало закрыл глаза. Жилю показалось, что тот прошептал: — Господи Боже! Неужели все заново?..