Колокола

      Глава седьмая                     Жиль проснулся в кровати один. Видимо, Гвидо, умудрившись его не разбудить, убежал к раненому еще до рассвета. Вставать не хотелось. Не хотелось даже двигаться. Постель пахла Гвидо — сушеными травами, мылом и теплым заспанным телом. Жиль, наверное, впервые в жизни готов был весь день валяться в кровати, перебирая воспоминания прошедшей ночи. А их накопилось порядочно. Во сне у Гвидо дрожали ресницы, а губы совсем по-детски складывались в трубочку. Он зябко тянул на себя одеяло и успокоился, только прижавшись к Жилю и засунув в поисках тепла ему под бок руки. Жиль вздохнул. Он выбрал плохой день для лени. Пора было вставать и приводить себя в порядок. Сегодня в замок потянутся гости, чтобы узнать о здоровье сеньора и о самом покушении. Жиль бы умер от стыда, если бы кто-нибудь из них заметил беспорядок в зале или растрепанных, перепуганных слуг. Он еще раз вздохнул, выбрался из постели и потащился к себе.              Он придирчиво осмотрел прислугу. Отругал за несвежий тростник на полу и плохо выскобленные столы. Погнал заплаканную служанку умываться, а старшему помощнику велел поторопиться накрывать на стол. Ранен ли его сеньор или нет, завтрак никто не отменял. Тот захлопал глазами. Пришлось поймать бездельника за рукав, отчитать за лень и глупость, а заодно приказать послать людей в госпиталь за сиделкой. Жиль поморщился. Торн вряд ли одобрит его решение, но покой хозяина дороже. Тем более что рыцарю придется принимать гостей и распоряжаться городской стражей.              Он дождался, пока зал не заблестел от чистоты, и лишь после этого пошел проведать сеньора.              Джон спокойно спал. Под глазами залегли тени. На бледной щеке отпечатался след от подушки. Жиль с надеждой посмотрел на Гвидо, поправлявшего сеньору сбившуюся повязку:              — Ну как он?              Тот слабо улыбнулся:              — Я доволен. Его не лихорадит, и это хорошо.              Он окунул чистую тряпицу в таз с теплой водой, тщательно выжал и протер раненому вспотевший лоб.              Застывший рядом с его постелью Кит заметно перевел дух.              — Я все же послал за сестрой из госпиталя, сэр Кристофер. Может, спуститесь вниз? Вам стоит поесть и поспать хотя бы часок, — Жиль постарался произнести это очень миролюбиво, заранее зная, что столкнется с сопротивлением.              Он угадал: у англичанина сразу же затвердели скулы.              — Я никуда не уйду!              Гвидо хмыкнул:              — Глупо. Вы скоро свалитесь с ног от усталости!              Он ловко подхватил запястье Джона и зашевелил губами, считая пульс.              Жиль, в отличие от лекаря, постарался воззвать к разуму Торна вежливо:              — Прево вот-вот приведет сюда стражников. Вы же обещали нам сегодня помочь...              — А если ему станет хуже? — Кит нежно коснулся любовника, повыше натянув ему одеяло.              — Мы будем неподалеку… — у Гвидо потеплел голос. — Если что, за мной сразу пошлют.              — Я подожду ее здесь.              Жиль радостно перекрестился:              «Неужели все-таки удалось убедить упрямого англичанина?»              Но он обрадовался слишком рано. Рыцарь уселся на край кровати. Было видно, что сдвинуть его с места никому не удастся.              — Я хочу быть рядом, когда он очнется.              Жиль попытался возражать, но напоролся на такой выразительный взгляд, что предпочел заткнуться.              Пробормотав, что пришлет завтрак сюда, он распахнул дверь, пропуская вперед Гвидо, и поспешно ретировался. У него было четкое ощущение, что продолжи они спорить с Китом, в них полетели бы сапоги и другие тяжелые предметы.              Сэр Кристофер спустился в зал, только когда около больного захлопотала улыбчивая и, на взгляд Жиля, чересчур молодая монашка, закутанная в белое покрывало. Девушка немедленно взяла бразды правления в свои руки и попросту выставила Кита из комнаты.              — Не слишком ли юна сиделка? — шепнул Жиль Гвидо.              — Сестра Юфимия? — удивился тот. — Она лучшая в госпитале. Надо будет поблагодарить мать-настоятельницу, что отпустила ее.              Гвидо быстро доел завтрак и поспешил вернуться к раненому, наверное, хотел дать сиделке распоряжения.              Жиль немного завистливо поглядел ему вслед. Он с Китом снова не смогли проглотить ни крошки.              Впрочем, времени жалеть об отсутствии аппетита уже не осталось. Слуги еще убирали со стола, когда в прихожей зазвенело железо. Явился прево и притащил с собой половину своей стражи.              — Месье Годен! — кивнул ему сэр Кристофер, приглашая садиться. Выглядел рыцарь собранным и спокойным, как будто и не молился всю ночь у постели любовника. — Вы принесли с собой карту города?              — Что? Какую карту? — залепетал прево. Жилю показалось, что тот впервые услышал о таком предмете.              — Как вы собираетесь делить своих солдат? — зашипел Кит. — На глазок?              — Вообще-то я думал… — Годен съежился под тяжелым взглядом.              — По-моему, в замке есть что-то подобное, — припомнил Жиль. — Не знаю, правда, сколько ей лет, но, может, она сгодится. Если нет, то можно послать за планом города в магистрат, — поспешил сказать он, прежде чем взбешенный Кит вцепится прево в горло.              Карта сгодилась. Город поделили на двадцать пять частей и в каждую отправили по паре солдат и слугу. Жиль сам отобрал надежных людей.              Кит вышел во двор и взглядом военачальника осмотрел своё войско.              — Разыщите все склады и тщательно проверьте. Особенно те, где хранятся ткани, пряжа или шерсть. Если найдете что-то подозрительное, то отправьте за мной одного из солдат. Второй стражник и слуга останутся охранять помещение. Тому, кто заметит следы убийства, обещаю награду. — Он взмахнул рукой, прерывая одобрительный шум, и отпустил людей, за исключением прево, бросившегося вслед за ними. — Вам там нечего делать, месье Годен. Вы отведете месье Обера и месье да Виджевано к арестованным евреям. Потом вернетесь сюда. Вы мне еще нужны.              Тот недовольно кивнул. Кит оставил его в покое и обернулся к Жилю:              — Постарайтесь поскорее обернуться, друг мой. У меня сердце не на месте. Не хочу, чтобы лекарь надолго покидал раненого. Я буду с ним.              Он развернулся и почти бегом направился к дому.              Скоро во дворе показался Гвидо. Он уже был в плаще и с неизменной сумкой на поясе.              Они втроем вышли на улицу и зашагали к магистрату, в подземельях которого и находилась городская тюрьма.              Шагнув за порог добротного, песочного цвета здания, где заседал городской совет, прево остановился.              — Месье Обер, мы же друзья? Зачем я понадобился сэру Торну?              — Не знаю, — пожал плечами Жиль, — но советую с ним не спорить. Я никогда не видел его в таком гневе.              Он попытался обойти бывшего приятеля, но тот вдруг схватил его за руку.              — Может, во дворце не хотят, чтобы я доложил бальи об обысках? Чушь какая! Его милость месье де Ришар — хозяин этого города и всей округи. Он должен знать, что происходит!              — Правда? — деланно удивился Жиль. — Я-то думал, это город короля и королевы. И в городе их представляет магистрат, не только бальи. Так, по крайней мере, гласит закон их величеств!              Он высвободил руку и шагнул в темный коридор.              В тюрьме воняло гнилью и застарелым потом. Жиль зажал пальцами нос, стараясь дышать ртом, но это не слишком помогло. Его чуть не стошнило. Гвидо сунул ему под нос склянку с резко пахнущей жидкостью и встряхнул.              — Я прикажу вывести арестантов наружу? — даже ко всему привыкший прево закашлялся и позеленел. Но они отказались.              Запах усилился, когда они подошли к камерам. Гвидо побледнел. Жиль понял, что лекарь представил, что было бы с ним самим, окажись он в этой клетке. А это и случилось бы, не спаси его Джон. Жиль нащупал в темноте его руку и осторожно пожал.              Евреи обнаружились в тесном, забитом людьми подвале, дышать в котором было совершенно невозможно. Часть из них лежала на полу, по-видимому, без сознания. Остальные жались к грязным стенам.              — Ицхак! — Гвидо бросился к одному из лежащих. Тот не сдвинулся с места, лишь облизал пересохшие губы. Лекарь вскочил и кинулся прямо на оторопевшего от такого напора Годена. — Их здесь уморят! А ведь их никто еще не судил и не признал виновными!              Жиль перехватил его. Только драки в тюрьме ему не хватало.              — Господин прево, сударь, не вижу причин для подобной жестокости. Почему пятнадцать человек ютятся в одной камере? Вы же хотите, чтоб ваши обвиняемые дожили до суда? Так рассадите их в разные помещения. И принесите воды! Их не приговаривали к смерти от жажды.              Годен смущенно отвел взгляд, но потом все-таки кивнул, соглашаясь. Видимо, решил не спорить по таким пустякам, как глоток воздуха для арестантов.              — Я сделаю это, как только вы здесь закончите. Не сердитесь, месье Обер. Вам тоже приходилось исполнять приказы...              Жиль не дал ему договорить:              — Я никогда не служил тем, кто мог повелеть мне такое...              Он не стал дослушивать возражения и зашел в камеру вслед за Гвидо.              Тот стоял на коленях, похлопывая по щекам потерявшего сознание еврея. Наконец Ицхак застонал и открыл глаза, что-то пробормотав на своем языке.              — Я вас не понимаю, — в камере стояла такая тишина, что собственный голос показался Жилю слишком громким. Он оглянулся на замерших от ужаса, перепуганных людей.              — Воды! — прохрипел несчастный уже по-французски.              — Сейчас, — Жиль поднес к его губам флягу с вином.              Тот сделал глоток и уже более осмысленно огляделся.              — Дай им тоже! Пожалуйста!              — Им уже несут, — Жиль нетерпеливо махнул рукой Годену. — Но пока что нам надо поговорить. Я управляющий королевского дворца, представляю здесь брата королевы. Теперь он расследует убийство... — сзади радостно зашептались. Жиль отогнал мысль, что еще неизвестно, получат ли они полномочия от ее величества. — Вас напоят, переведут в более удобные камеры и принесут поесть. Обещаю, что мои люди будут ежедневно проверять, что вы в порядке.              Даже издали было видно, как морщится прево.              — Спасибо, — Ицхак прошептал это так тихо, что Жиль с трудом расслышал его.              — Я хочу показать вам одну вещицу... Такие носят люди в вашем квартале? — он вытащил из-за пазухи припрятанную лату.              Еврей покачал головой.              — Нет. Наши — другие. Смотрите сами, — он ткнул пальцем в грязный желтый лоскут, пришитый к одежде.              Жиль пригляделся. Цвет и размер лоскутов действительно отличались. Он схватил другого арестанта за тунику. Его лата повторяла латку Ицхака, а на найденную была совсем не похожа.              — Они у всех одинаковые, — прошептал Ицхак. — Точно такие, как распорядился его величество король. Их шьют в мастерской нашего квартала из одного материала.              — Сударь, мне надо знать, готовили ли вы для кого-нибудь в городе такую настойку, чтобы у мальчиков не ломались голоса, — продолжил допрос Жиль.              — Никогда! — Ицхак оторопело посмотрел на него. Наверное, за эти дни отвык, чтобы к нему вежливо обращались. — Такого лекарства просто не существует. Скажите ему, дотторе да Виджевано! Я хороший врач, не какой-то там шарлатан! — ослабев, он откинулся на руки Гвидо. Тот снова сунул ему под нос свою склянку.              — А может, к вам обращались с просьбой такое приготовить? — на всякий случай поинтересовался Жиль, уже предвидя ответ.              — Нет.              Ответы на остальные вопросы тоже не различались разнообразием. Нет, никто из тех, кто сидел в камере, не был знаком с Дени или Николя. И нет, никто из них не приводил христианских мальчиков к себе в квартал и уж конечно не убивал.              — Бред какой-то, — захрипел еврейский лекарь. Жиль заметил, что тот держится из последних сил. — Вы, христиане, сами придумали про нас эту чушь и сами поверили в нее. Но все это гнусная ложь и мерзость. Мы не добавляем никакой крови в наш пасхальный хлеб. Мацу делают всего лишь из воды, муки и соли. Если в неё попадает что-то кроме этих составляющих, ее выбрасывают, а дом заново освящают. Мы добрые подданные короля, а не чудовища-детоубийцы! — по его грязной щеке потекла слеза.              Солдаты наконец принесли воду. Заключенные пили так жадно, что Жиль отвернулся. Ему стало их жалко.              Прево дотронулся до его плеча.              — Вы закончили здесь, месье Обер? Не беспокойтесь, мы их рассадим.              Жиль подтолкнул Гвидо к выходу, но Ицхак вцепился тому в тунику:              — Дотторе! Месье да Виджевано! Мириам и мои дети... Они в порядке? В квартале все спокойно?              Пленники у стен снова замерли.              Гвидо и Жиль обернулись к прево, тот закатив глаза и неохотно кивнул.              Гвидо погладил своего друга по спутанным волосам.              — Там все хорошо, дорогой Ицхак. Все живы. Я зайду к ним и успокою.              Они вышли на улицу, не дожидаясь занятого расселением узников Годена. Воздух показался Жилю необычайно сладким. А солнце ласкало и грело кожу. Он подставил лицо свежему ветерку.              — Теперь ты видишь, что они люди? — спросил Гвидо. Жиль покраснел. Вспоминать об оставшихся в застенке было стыдно.              — Убийцы тоже обычные люди, — выдавил он из себя. Щеки вспыхнули еще ярче, и он признался. — Хотя твои евреи, кажется, действительно никого не убивали. Если, конечно, судить только по латке.              Они заторопились домой, но по дороге столкнулись с главой магистрата.              Судя по всему, Пьер Морель тоже провел бессонную ночь. Его лицо словно обсыпало мукой, а вокруг рта прорезались глубокие морщины.              Он взмахнул рукой:              — Как чувствует себя сеньор? Господи, какое несчастье!              — Его милость держится, несмотря на усилия подлого убийцы, — Жилю показалось, что у толстяка на шее дернулась жилка. — Негодяй попросту глуп. Смерть королевского родственника привлечет еще больше внимания к его грязным делам.              Морель запнулся.              — Я думаю, что он хотел всего лишь ранить сеньора. Надеялся, что его милость испугается и покинет город. Трудно поверить, что в Труа нашелся подлец, желающий смерти брату ее величества.              Жиль приподнял бровь:              — Странно, что вы оправдываете его деяния. Может быть, вы тоже недовольны, что мой хозяин пытается разобраться в здешних делах?              — Я? — у главы магистрата от удивления глаза полезли на лоб. — Господь милосердный! Я-то тут при чем? На что вы намекаете, месье Обер?! — он, как мельница, замахал руками. — Не ожидал от вас такой обиды!              Жиль отступил.              — Я ни на что не намекаю. Просто понимаю, что мой хозяин многим здесь стоял поперек горла. Он просил широких полномочий у своей сестры, а королева любит брата и, конечно, пошла бы ему навстречу. Многие могли испугаться, что он здесь что-нибудь раскопает.              К его удивлению, Морель успокоился так же быстро, как и вспыхнул.              — Конечно, конечно! Вы совершенно правы, сударь. Мало ли у кого какие секреты! Вы, например, слышали сплетни про мадам Бюсе?              На голову Жилю и Гвидо вылился целый поток уже известных им слухов. Заодно досталось и аптекарю, как бывшему тамплиеру и торговцу магическими амулетами.              Жиль прервал бесконечные обвинения, кивнув в сторону собора.              — Я думал, ваш епископ делает все, чтоб очистить город от ереси...              — Между нами говоря, дорогой месье Обер, наш епископ — человек слишком мягкий… — глава магистрата немедленно переключился на своего пастыря. — Разве сумел бы он справиться с такой заразой?              Жиль с сомнением покачал головой. Ему самому Гишар показался человеком весьма решительным, знающим гораздо больше, чем говорит. Но он не стал останавливать болтуна.              Морель продолжил свои излияния.              — И потом, епископ и сам по уши в грязи. Ваш хозяин и его изыскания в городе для него как кость в горле. Он же в ссоре с королевой Жанной, — глава магистрата внимательно вгляделся в их лица, но, обнаружив, что его тирада не произвела нужного впечатления, продолжил. — Говорят, он утаил огромные суммы, причитающиеся казне, и прячет их где-то в церкви…              — Это ужасно. Мне-то казалось, что в вашем городе живут вполне приличные люди, — Жиль постарался, чтобы его голос звучал достаточно возмущенно. — Я очень рад, что вы поделились со мной своими подозрениями. Надо будет сообщить их королевским дознавателям, когда те прибудут в город.              — Вне всякого сомнения, мой дорогой месье! Обязательно! И как можно скорей! — круглое лицо главы магистрата расплылось в радостной улыбке. — А если к вам не прислушаются, с удовольствием помогу. Я довольно неплохо знаком с главным советником короля, его милостью месье Ногаре. Мы вместе изучали право в Монпелье. Сколько вина мы распили в тамошних тавернах! Именно мой друг мессир Гийом и посодействовал мне в получении места в этом городе, — Морель от гордости раздулся, как жаба.              Жиль вежливо поклонился.              — С удовольствием воспользуюсь вашим предложением, месье Морель. Если, конечно, возникнет такая необходимость. А сейчас извините, нам пора.              — Да, да… — глава магистрата тоже заторопился. — Буду рад новостям о здоровье сеньора и о ваших успехах в поисках преступника.              Он распрощался и шариком покатился вниз по улице.              — Интересный человек, — Гвидо кисло улыбнулся ему вслед. — Посмотри, сколько гадостей мы услышали про друзей и соседей доброго месье Мореля...              Он задумчиво нахмурился, а потом присвистнул:              — Надо же! Только сейчас обратил внимание. А ведь есть люди, о которых он ничего не сказал...              Жиль усмехнулся:              — Например, про бальи и прелестную Катрин?              — А также про прево. А кто лучше его стражников умеет стрелять из арбалета?.. Кстати, хорошо бы узнать, кого в отряде считают хорошим стрелком. И заодно, не завелись ли у кого-то в последнее время деньги, — задумчиво протянул Гвидо.              Жиль согласился. Это действительно стоило проверить. Наверное, надо было поспрашивать и про самого главу магистрата. В городе к нему относились хорошо, но Жиль не забыл про гнилые бревна. И ему не понравился ушат грязи, вылитый Морелем на всех своих знакомых и друзей. Он высказал свои сомнения Гвидо.              Тот пожевал губу.              — Проверим его тоже? Господи, остался ли в городе хоть один человек, которого мы не заподозрили в убийстве...              Бальи вместе с супругой явился во дворец еще до обеда. Наверное, не выдержал долго без новостей. Прекрасная Катрин, разряженная в роскошное алое платье, без удержу строила глазки Киту. Бальи, в отличие от нее одетый в более уместный для визита к больному серый бархат, хранил на лице скорбную мину. Рядом с женой Бернар де Ришар выглядел облезлой вороной.              — Как чувствует себя его милость? — поинтересовался он у Торна, тщетно пытающегося отодвинуться от любвеобильной красотки.              — Ему лучше, — сухо ответил рыцарь, бросив в сторону благородной дамы крайне холодный взгляд.              — Может быть, искусства доктора да Виджевано недостаточно для таких ранений, — сладко пропела Катрин, вертя в руках кубок. — Пригласите к нему Жакетту. Это лучшая знахарка в городе. Спросите любую женщину.              Она бросила в сторону Гвидо презрительный взгляд.              Жиль удивился. Еще совсем недавно жена бальи лечилась у него. Почему же теперь она посоветовала знахарку? Он осторожно покосился на Гвидо. К его удивлению, тот не обиделся и лишь вежливо согласился:              — Вы правы, мадам. В медицине одна голова хорошо, а две лучше. По латыни это называют консилиумом. Где можно найти вашу... протеже? — он засиял вполне правдоподобной улыбкой.              Катрин ответила. Чета Ришаров высказала еще несколько сочувственных фраз и заспешила восвояси, прихватив с собой вернувшегося с обысков прево. Де Ришар, по его словам, хотел отдать Годену распоряжения и услышать новости. Торн не спорил. Бальи был в своем праве. Мадам, уходя, улыбалась, видно, сочтя свою миссию выполненной.              — Что это было? — обеспокоился Кит. — Зачем им понадобилось советовать мне эту знахарку? И какого черта, дотторе, вы на это согласились?! Я не позволю старой ведьме дотронуться до Джона!              Гвидо усмехнулся:              — Думаю, семейству де Ришар захотелось узнать, насколько тяжело ранен сеньор. Они понимают, что от нас правды не узнают. А вот для чего это им понадобилось, другой вопрос. Впрочем, в городе не скрывают, что мечтают о вашем отъезде. — Он пересказал рыцарю слова главы магистрата. — Я бы эту Жакетту действительно пригласил. Повредить его милости она не сможет, я буду рядом. А вот познакомиться с ней для наших дел полезно. Я про нее слышал. Она хорошо лечит травами и весьма разговорчива. Может, поделится с нам, зачем мадам де Ришар понадобилось, чтобы она осмотрела больного. Мы все равно хотели с ней поговорить. Так что, если не возражаете...              Кит согласился.              Жиль ожидал увидеть грязную, одетую в рванье старуху, но к его удивлению, матушка Жакетта оказалась все ещё крепкой, румяной, хотя и пожилой женщиной, одетой в чистое платье и белоснежный чепец, из-под которого выглядывали непокорные кудряшки.              Жиль присмотрелся к ее одежде и ахнул:              — Глазам не верю! — шепнул он Гвидо. — Опять фламандское полотно! Откуда?              — Нечего удивляться, — пробормотал тот в ответ, — почти все женщины города платят ей за услуги, — и обернувшись к знахарке добавил: — Пойдемте, матушка, я покажу вам больного.              Кит двинулся за ними, но, заметив умоляющий взгляд Гвидо, вернулся на свое место, сообразив, что лекарь предпочитает поговорить со знахаркой наедине.              Впрочем, «консилиум» отсутствовал недолго. Вернулись они уже добрыми друзьями. Гвидо предложил женщине горячего сидра, а та, не скромничая, согласилась.              — Что ж, — она чинно одернула платье, усаживаясь на углу стола, — моя помощь здесь не нужна — доктор да Виджевано сделал все, что необходимо.              Жиль возмущенно подпрыгнул на своем месте. Как смела местная колдунья обсуждать мастерство его лекаря! Гвидо почему-то снова не обиделся на ее слова.              — Рад это слышать. В городе о вас ходит добрая слава.              — Не буду хвастать, — было видно, что знахарка действительно гордится своим мастерством, — но мне с божьей помощью действительно многое удается. Меня учила моя мать, а ее — моя бабка, а уж лучше их не было врачевательниц во всей Шампани.              — Вы ведь пользуете только женщин? — подыграл ей Жиль, пододвигая поближе кувшин с сидром.              — Чаще всего да. Многие леди не расскажут мужчине-доктору то, что доверят мне, — это прозвучало с таким достоинством, что Жиль впервые посмотрел на нее с уважением. Может, она и не была такой уж шарлатанкой, как, например, городской аптекарь. — Я лечу травами, — матушка Жакетта похлопала себя по сумке, очень похожей на ту, что носил с собой Гвидо. — А они помогают, если их собрать в правильное время и знать, как и с чем смешать.              — Мадам де Ришар вы тоже пользуете? — поинтересовался Жиль. Ему все не давало покоя, зачем Катрин понадобилось, чтобы знахарка осмотрела Джона.              — Конечно, — матушка Жакетта совсем не удивилась его расспросам. Ее, в отличие от Гвидо, видимо, не слишком волновало сохранение тайн ее пациентов. — Она не раз приходила ко мне, и я пробовала ей помочь.              — Она выглядит такой здоровой… — Жиль подлил знахарке сидра.              — Не каждая болезнь видна снаружи, — колдунья смаковала шипучий напиток. — Мадам уже столько лет замужем, а у нее все еще нет детей. Ее супруг весьма раздосадован. Он ожидал, что молодая жена подарит ему наследника. Летом созреют травы, и я приготовлю ей питье.              Жиль взглянул на Гвидо. Тот заметил его взгляд и чуть пожал плечами. Как Жиль и предполагал, недуг жены бальи был ему прекрасно известен.              — Если вам понадобятся мои умения или травы, зовите, — знахарка допила сидр и перевернула кружку. — Хотя вряд ли вы это сделаете — лекари не доверяют таким, как я, а жаль. Поверьте, мы тоже приносим пользу.              — Не сомневаюсь, матушка, — Гвидо вежливо ей поклонился, а когда она ушла, задумчиво посмотрел ей вслед. — А ведь она права. У некоторых из них действительно есть чему поучиться. Я переложу повязку мазью из подорожника.              — Надеюсь, не из ее рук! — воскликнул Кит. Его явно не впечатлили умения местной колдуньи.              — Не волнуйтесь. Я возьму из своих запасов, — поспешил успокоить его Гвидо.              — Все равно, пусть сестра Юфимия прочитает над новым лекарством молитву, — вынес свой вердикт Кит. — А теперь расскажите, что вам поведала ведьма по дороге в спальню?              — По ее словам, бальи и супруга беспокоятся о здоровье сеньора. — Гвидо, порывшись в сумке, достал из нее горшочек с едко пахнущей мазью. — Еще она говорит, что в городе ходят слухи, будто Джон умирает.              Сэр Кристофер побелел как полотно. Он в ужасе воззрился на Жиля.              — Вы же знаете, что это ложь. Он выздоровеет, — поспешил успокоить Жиль перепуганного Кита. — Убийца промахнулся.              — А вдруг он попытается снова? — на лбу у Торна выступил пот.              — Зачем? — Жиль и сам перепугался, но постарался рассуждать здраво. — Прикончи он Джона сейчас, ему не знать покоя. Король не простит этой смерти. Он любит королеву, а она дорожит жизнью брата.              До того молчавший Гвидо вдруг хлопнул рукой по столу:              — По-моему, я догадался! Сеньора действительно никто не хотел убивать. Поэтому стрелявший при свете дня арбалетчик и промахнулся так глупо. Я все не мог понять, почему стрела не попала в шею. А потому что стреляли-то в плечо и, наверно, не приняли в расчет ветер. Сказал же Морель, что вас просто хотели выгнать из города. Но рана оказалась достаточно тяжелой, и преступник испугался...              — Так что же получается, в этом замешаны Ришары? — Жиль всплеснул руками. — Мне не очень-то нравится бальи, но все-таки какие у них могут быть причины?..              — Не знаю, — вздохнул Гвидо. — Чем дальше, тем это дело кажется запутанней и сложней. Возможно, действительно будет лучше, если король пришлет сюда своих людей… — он помрачнел.              — Скорее всего, его величество поручит расследование своему новому советнику, — Кит осторожно выбирал слова. Жиль понял, он что-то знает и, видимо, боится сболтнуть лишнее. — Джон лучше меня разбирается в королевских интригах, но он говорил, что король сейчас слушает только этого Ногаре. В Фонтенбло даже шутят, что он важней короля, потому что знает, где раздобыть для того деньги. Фламандская компания опустошила казну. Я не уверен, что для нашего дело это хорошо.              — Почему? — удивился Жиль. — Разве мессира Ногаре не заинтересует, кто убивает в городе детей и ранил Джона?              — Про советника говорят, что он слишком любит деньги. А в городе достаточно богатых людей, готовых на многое, лишь бы правда не вышла наружу, — разъяснил Торн. — Мы можем так никогда и не узнать, что же случилось на самом деле. Даже если казнят каких-нибудь бедолаг вроде ваших евреев…              Он встал со своего места и заходил по залу.              — Мы... — Гвидо поднялся за ним вслед, — мы сейчас делаем не то, что нужно. — Он заметил их удивленные взгляды и поспешил пояснить: — Сейчас мы думаем, кто это сделал, а должны вернуться к тому, с чего начали — зачем? — Он забарабанил пальцами по столу. — Причем если мы хотим разобраться сами, то нам стоит поторопиться.              — Сколько у нас времени? — растерянно вопросил Жиль пространство между рыцарем и лекарем, мотающимися по залу. Ему вдруг стало очень страшно, причем за всех сразу: за Гвидо, своих хозяев, себя и даже за арестованных евреев.              — Неделя, может быть, две, не больше, — подтвердил его худшие опасения Кит. — Потом мы ничего не сможем сделать, даже если Ногаре решит, что для его целей будет лучше всего повесить евреев, казнить вон его, — он кивнул в сторону Гвидо, — или еще что-нибудь похуже. Скажите, месье да Виджевано, когда наконец Джон очнется? Мне очень его не хватает.              — Сегодня к вечеру, — вздохнул Гвидо, — никак не раньше. Только чем он сможет помочь, сэр Кристофер? Он будет еще долго лежать в постели. Боюсь, нам придется разбираться с этим убийством самим.              Он о чем-то глубоко задумался и даже не поднял головы, когда в зале появился слуга.              — Простите, месье Обер, сэр Торн, мадам Бюсе просит ее немедленно принять. Она говорит, это важно. Мне сказать ей, чтобы уходила, если вы заняты?              — Пусть войдет! — воскликнули Кристофер с Жилем одновременно и переглянулись.              «Что ж, — подумал Жиль. — Неделя или две — это же много времени. Неужели все вместе мы не справимся и без Джона...»              Он взглянул на Гвидо и почувствовал, что к нему возвращаются силы. Он не отдаст своего итальянца никакому Ногаре и будет биться за него, как Торн воюет за своего сеньора. Чего это он раскис? Ничего еще не закончилось. Расследование продолжается.              Мадам Бюсе влетела в комнату, как будто ее подгонял дьявол. Глаза ее покраснели, волосы растрепались, а на руках шипел взъерошенный горностай. Подбежав к Киту, она подхватила юбки и грохнулась на колени:              — Я прошу, нет, я умоляю выслушать меня! Я должна вам признаться!              «Господи, — подумал Жиль. — Неужели она сейчас скажет, что перерезала горло мальчишке, а потом велела слугам расстрелять моего хозяина из арбалета?»              Он кинулся к коленопреклоненной женщине и попытался ее поднять.              — Встаньте, мадам! Прошу вас, не надо!              Из всех людей, которых он допрашивал в последние дни, Адель Бюсе казалась ему наименее подозрительной.              Сэр Кристофер сам поднял плачущую соседку.              — Мы выслушаем вас, миледи, но если вы виновны в убийствах, то, увы, помочь вам мы не в силах.              Он возвышался над ней, как скала, и выглядел таким же непреклонным.              — В убийствах?! — завопила Адель так громко, что Жилю заложило уши. — Я никого не убивала, и мой племянник тоже!              — Ваш кто? — Жиль совсем растерялся. — Какой племянник?              — Я... я думала, вы все поняли. Я говорю о Жауме, — по лицу мадам Бюсе потоком заструились слезы.              — Так вы нам солгали? Тот неуклюжий малый не служит вам? Он ваш родственник? — Кит сжал зубы. Женщина продолжала плакать. Он подвел ее к креслу и почти насильно заставил присесть. — Говорите правду, мадам!              Жиль наконец-то сообразил. Жаум! Тот самый, который вел дом соседки. Сеньор несколько раз просил встретиться с ним, но они с Гвидо не успели.              Мадам Бюсе судорожно закивала.              — Он сын моего брата. Но он не виновен в убийствах. Мы всего лишь молились, как делали наши отцы и деды. А сейчас... Весь город шумит, что по вашему приказу сегодня обыскивают дома и склады. Вы о нас узнали, и Ногаре прислал вас нас поймать? Его... нас сожгут... — у нее застучали зубы.              Гвидо сунул ей в руки кубок с вином.              — Ну-ка, быстренько выпейте в два глотка, а потом объясните, почему вы боитесь обысков в складах? Что могут найти солдаты?              У мадам дрожали руки так, что вино расплескалось.              — Они найдут нашу молельню. Или уже нашли... Но мы же не делали ничего плохого. Почему мы не можем поклоняться Господу так, как хотим? — она съежилась в кресле и закрыла лицо руками.              Жиль вздохнул, возблагодарив Господа, что в зале не было слуг. За сегодняшний день он уже второй раз встречался с еретиками. И каждый раз их жалел. Такого с ним никогда не случалось. Он вытащил из рук женщины верещащего горностая. Сунул ему кусок оставшегося с завтрака холодного мяса. Тот вцепился в подачку, и в зале сразу стало тихо.              — Вы хотите сказать, мадам, что вы устроили на своем складе молельню катаров? Прямо здесь, в Труа? В городе самой королевы? — голосом Кита можно было заморозить целую округу. Он перекрестился.              Жиль последовал его примеру. Катары! Только этого им всем не хватало.              Мадам Бюсе закивала головой.              — И давно это происходит? — Жиль никогда не видел рыцаря настолько разозленным.              Адель всхлипнула:              — Год. Нет, подождите, чуть больше. С тех пор, как племянник приехал.              — Он был вашим священником? Проповедовал вам эту гнусность? Кто он? И кто, черт побери, мадам, вы сами? — Торн заложил руки за спину. Больше всего он сейчас напоминал палача.              Женщина подняла голову. Слезы у нее уже высохли. Она гордо выпрямила спину.              — Мое девичье имя Адель Отье. Отец Жаума, Пейре Отье, первый из Добрых людей. Мой покойный муж тоже был из них. Три года тому назад его казнили. Теперь убьют и меня...              Тишину в зале можно было резать ножом. Только на столе урчал насытившийся горностай.              Гвидо очнулся первым:              — А почему вы не молитесь у себя дома, мадам? Так же гораздо безопасней? — он изумленно поднял брови.              — Как мы могли? — женщина горестно вздохнула. — Об этом могли узнать слуги, а им я не доверяла. Я тайно, через третье лицо, купила этот склад. Там мы и служили Господу. Изредка... Не так часто, как нам бы хотелось. Увы, в Содоме, который вы именуете Труа, слишком мало истинных христиан. И не спрашивайте у меня имена тех, кто туда приходил. Можете меня пытать, я все равно не скажу! — ее лицо побледнело от страха.              Жиль не выдержал и погладил ее по плечу. Кит неодобрительно на него посмотрел, но было видно, что и он пожалел несчастную еретичку.              — Миледи, — его голос дрогнул. Когда он снова заговорил, в нем послышался резкий английский акцент. — Вы поступали плохо, и за это вас ждет ад. Но не мне вас судить.              Гвидо, ничуть не растроганный откровениями катарки, продолжил беседу:              — После казни мужа вы, наверное, долго скитались. После нашли убежище в Труа. Думали, что легко сможете здесь затеряться. Что случилось потом?              — Какое-то время все было тихо. Но мне и найденным мною единомышленникам очень не хватало Божьего слова. Я попросила брата прислать проповедника. Он избрал лучшего из лучших — своего сына. Жаум — настоящий Глас Господень. Нас стало гораздо больше с тех пор, как он перебрался сюда.              — Боже праведный! — воскликнул Кит. — Вы сами понимаете, мадам, что говорите? Это ересь!              — Нет, это вера! — на щеках у женщины вспыхнул румянец. И она вдруг показалась Жилю очень красивой. — Мои деды и прадеды следовали этой дорогой, я всего лишь шла по тому же пути. Все обвинения против нас — ложь.              Жиль хорошо помнил сплетни об оргиях и о том, что катары поклоняются кошкам. Но и о евреях говорили ужасные вещи, а в это он уже не верил. Может, и в россказнях о катарах не все было правдой.              Он сурово посмотрел на Кита:              — Люди иногда болтают, сами не зная что. Даже священники. Некоторые запрещают своим прихожанам следовать своим путем и даже любить друг друга.              Тот понял намек, фыркнул, но заметно смутился и промолчал.              — Кто-нибудь в городе знал про ваши собрания? — спросил Гвидо.              У Адель испуганно забегали глаза.              Гвидо взял ее за руку.              — Вас выследили? Кто-нибудь из детей? Кто это был? Это был певчий по имени Юдон? Кто-то из убитых мальчиков? Дени? Или, может быть, сын ткачихи, Николя? Это вы дали ему серебряный ливр?              Та отшатнулась от него и вновь зарыдала. Гвидо не торопил ее. Он просто ждал, пока женщина успокоится. Наконец мадам Бюсе вытерла слезы.              — Это правда. Николя служил у меня. Бегал по поручениям и вычесывал горностая. Не знаю, как он проведал про наши собрания. Но он потребовал от меня денег. Сначала пообещал, что будет молчать за мелкую монету. Я дала. Но он требовал еще и еще... За несколько дней до его смерти я заплатила ему целый ливр. Потом мальчик погиб, и мы наконец вздохнули спокойно. А через несколько месяцев ко мне в соборе подошел Дени... И все началось заново. Про Юдона я ничего не знаю. Это имя мне незнакомо.              — Вы сделали глупость, мадам, — Гвидо с сожалением поморщился. — Надо было просто уничтожить молельню. Да и откуда мальчишкам было знать, что то, что вы делали, преступно?              — Ах, оставьте! — мадам Бюсе отмахнулась от его слов. — Конечно же, эти дети всё поняли. Они же служили в соборе. И видели, как молимся мы.              Кит подался вперед. Синие глаза превратились в две ледышки.              — Их убили вы? Или за вас это сделал ваш племянник? Это он стрелял в моего сеньора из арбалета?              — Глупости! Мы никого не убивали. Мы решили покинуть город. Я уезжала на Пасху потому, что купила нам новый дом. Через неделю мы бы навсегда оставили Труа, — плечи мадам Бюсе поникли.              — Где сейчас Жаум? — Жиль склонен был поверить катарке. Но хотелось бы услышать от племянника подтверждение ее словам.              — По дороге на новое место! — Адель упрямо вздернула подбородок. — Он успел сбежать... А со мной делайте что хотите.              — Почему же вы не уехали вместе с ним? — удивился Жиль.              — Если бы мы уехали вдвоем, за нами послали бы погоню и по моей вине, наверное, нас бы поймали, — рассудительно ответила мадам, и Жиль понял, что она повторяет слова племянника. — Я плохо езжу верхом и задержала бы моего пастыря.              — Миледи, — молчавший до сих пор Кит вновь обратился к женщине. Голос у него стал теплее. — Подумайте, можете ли вы доказать свои слова? Я как-то мало доверяю людям без доказательств.              — Могу! — разволновалась женщина. — Я говорю вам правду. Мы уехали из города еще до смерти Дени и вернулись несколькими днями позднее. Помните, я вам говорила про новый дом? Мы ездили подписать купчую. Могу прислать вам эти бумаги. Мы ночевали в таверне. Трактирщик может подтвердить мои слова. Бывшие хозяева дома и стряпчий тоже нас помнят. Был еще и кузнец. На обратной дороге он перековывал Жауму лошадь. Проверьте и убедитесь, что мы невиновны.              — Если, конечно, это не сделали ваши слуги, — Кит все еще смотрел на нее с подозрением.              — Поверьте мне, сэр Торн, если бы я доверяла своим слугам, то мы молились бы у меня дома, а не на затхлом складе.              — Я думаю, что все понятно, — Гвидо помог женщине встать с кресла. — С вашего позволения, милорд, я отведу мадам наверх и дам ей немного маковой настойки. Пусть придет в себя.              Не дожидаясь ответа, он подхватил обессиленную женщину под руку и почти потащил за собой.              Кит растерянно взглянул на Жиля:              — Ну и что нам теперь со всем этим делать?              — Не знаю, — Жилю не пришло в голову ничего умного. Но как и любому французу, ему не хотелось отправлять благородную даму в тюрьму. — Если мы отпустим ее, а она все же виновата в убийстве, то мы окажемся укрывателями. Кроме того, нас могут обвинить в ереси. Вряд ли это придется по душе королю! С другой стороны… Я бы не хотел, чтобы ее сожгли.              — Может, отправить ее в наше имение? — Кит выглядел так, как будто наелся лимонов. Видно, ему самому не слишком нравилась мысль прятать в Бофоре еретичку.              — Нельзя! Что, если ее там схватят? Тогда обвинят хозяина. Скажут, что он все знал и покрывал преступницу, — Жиль содрогнулся.              — Пусть возвращается к себе и не выходит из дома. Отправьте своих людей ее караулить, — незаметно вернувшийся Гвидо подошел к ним. — Дети мертвы. Никто не знает, кто молился на складе. Мадам, конечно же, будет все отрицать. А ваши охранники не дадут ей сбежать, пока все не разъяснится. Больше ничем вы не сможете ей помочь.              Кит долго думал и наконец согласился:              — Хороший совет! Да, так и поступим. А если кто поинтересуется, зачем она сюда приходила, скажем, что сами позвали ее, чтоб допросить.              Им пришлось дожидаться, пока успокоившаяся женщина спустится вниз, а потом еще долго объяснять ей, как себя вести. Наконец мадам Бюсе удалилась.              Кит невесело улыбнулся:              — Я посижу с Джоном. Позовите меня, когда стражники вернутся с обысков или кто-нибудь еще явится признаваться в своих грехах.