***
Уилл был счастлив наконец-то оказаться на кухне Лектера. Мысли о Ганнибале — о его руках, губах, языке и пристальном внимании — преследовали профайлера весь день. Но он прекрасно знал, что у всего в доме Лектера был установленный распорядок. Это касалось в том числе и их встреч — приготовление ужина, сам ужин, десерт и только потом спальня. Поэтому Грэм терпеливо опирался локтями о барную стойку, ожидая окончания вечера. Он соврал бы, сказав, что ему не нравятся остальные этапы — он искренне наслаждался каждой минутой, проведенной наедине с доктором, просто сегодня ему хотелось бы несколько конкретизировать их общение. Локализовать до горизонтали. Довести до обнаженности. Уилл гадал, сможет ли он вынудить Лектера нагнуть его прямо за обеденным столом, если попросит очень вежливо… Эта мысль заставила Грэма поежиться, он ощутил липкий жар, крадущийся по спине, и переступил с ноги на ногу. «Господи боже, — подумал Уилл. — Возьми себя в руки, в конце-то концов.» Ганнибал в это время был полностью поглощен каким-то готовящимся блюдом. Грэм, вероятно, даже знал каким, Ганнибал имел привычку рассказывать не только о названии, ингредиентах и способах приготовления, но даже об истории возникновения блюда. И Уилл любил слушать рассказы Лектера, его очаровывала страсть, с которой доктор делился знаниями, но сегодня… сегодня профайлера больше очаровывали губы Ганнибала, так выразительно складывающие звуки в слова. Непрошенная картина снова атаковала разум Уилла — он видел себя согнутым над обеденным столом, с джинсами, спущенными до колен, соски скользили по холодной полировке, раздвинутая задница приглашающе торчала в воздух, и Ганнибал… боже, он был прямо за ним… Уилл не знал, чего хотел больше — его язык или его член. Возможно и то, и другое по очереди. Или нет… не так. Грэм на спине, посередине стола, с широко разведенными в стороны ногами, а между ними доктор Лектер, пирующий на его теле… Рука обернулась вокруг талии Уилла, вжимая его лопатками в твердую грудь. Грэм немедленно вернулся с небес на землю, недоумевая, как вообще он смог замечтаться до такой степени, чтобы забыть, что он не один в комнате. — Знаешь ли ты, — тихо произнес Ганнибал, и его губы пощекотали Уиллу шею, — что я могу учуять твое возбуждение? Ты источал феромоны с той самой минуты, как переступил порог. Это не могло быть правдой. Никто из людей не мог обладать настолько тонким обонянием, но все же Грэм верил ему. — Прости, — пробормотал Уилл без капли сожаления. Ладонь Лектера накрыла его пах, и Грэм с удивлением обнаружил, что уже возбужден. Он глухо застонал и вжался в ладонь Ганнибала плотнее, пока тот неспешно прокладывал поцелуями маршрут от плеча к изящному изгибу уха. — Ты вообще представляешь, насколько отвлекаешь меня? — вопрос низким шепотом коснулся уха, пока руки уверенно расстегивали ширинку профайлера. — Стоишь в стороне, как невинный наблюдатель, пока твои мысли все дальше и дальше уходят по пути разврата, — Ганнибал расстегнул молнию и достал член Грэма наружу, выпуская его из плена брюк и белья. — Ты фантазировал обо мне? — Да. Уилл задохнулся, когда Лектер начал двигать рукой. Спустя пару сухих движений, он поднял ладонь на уровень рта Грэма, молча выжидая. Уилл лизнул ее языком, один раз, второй и третий, пока ладонь не стала равномерно влажной. Он не мог поверить, что они делают это… здесь. Мясо до сих пор шкворчало на сковороде в какой-то паре метров от профайлера. — Прекрасно, — пробормотал Ганнибал, оборачивая эрекцию Грэма влажной рукой. А Уилл — Уилл просто не знал, что ему делать, куда пристроить руки. Они остались посреди кухни, полностью одетые, только член Грэма торчал наружу. Не придумав ничего лучше, профайлер уперся одной рукой в столешницу, а второй ухватил Лектера за бедро, притягивая ближе. — Руки на барную стойку, — скомандовал Ганнибал, и член Уилла жизнерадостно дернулся в ответ на властность его тона. Грэм положил руки на столешницу без возражений и шире раздвинул ноги, чтобы дать доктору больше места для маневра, и чтобы самому крепче стоять на полу. — Хороший мальчик, — промурлыкал Лектер, размазывая первые капли смазки по головке члена Грэма. Уилл выдохнул, по его телу прошла ощутимая дрожь. Он знал, что больше никогда не сможет спокойно сидеть на этой кухне и смотреть, как готовит Ганнибал, не вспоминая этого момента. Момента, когда он стоял тут с членом наружу, полностью покорный воле Лектера, ласкающего его так, как он хочет и где хочет, понимая, что он сможет кончить только тогда, когда ему разрешит Ганнибал, и ни секундой раньше. — Ты фантазировал об этом? — спросил Лектер, сопровождая вопрос ритмичными и размеренными движениями руки по эрекции. Вопросу понадобилось несколько секунд, чтобы просочиться в озабоченный разум Уилла, оформиться там и быть осознанным профайлером, как что-то, содержащее смысл, а не только приятный тембр голоса Лектера. Уилл помотал головой, желая быть честным. — Тогда о чем? Уилл снова помотал головой, понимая, что не сможет облечь мысль в слова, даже если сможет поймать саму мысль. Но кулак, приводящий его в исступление, внезапно замедлился, а потом и вовсе исчез. — Ну же, Уилл, поделись со мной своей фантазией… — теперь доктор не ласкал его эрекцию, он едва касался ее пальцами, дразня чувствительную кожу. — На… — выдохнул Грэм. — На столе в столовой… Если кухня была сердцем дома Лектера, то столовая была его визитной карточкой, его лицом. Комната, полная замысловатых украшений и диковинных растений, полная тепла из потрескивающего камина, с картиной гребаной Леды над ним — идеальное место для истинного наслаждения и сладострастия. Искренность была вознаграждена плотной хваткой на члене и интенсивным ритмом, Ганнибал ласково прикусил мочку уха Грэма и тихо пробормотал в него: — Я мог бы пировать тобой, как самым изысканным блюдом. Уилл был так близко. Он задыхался и стонал, медленно покрываясь испариной пота, но сегодня он не хотел просить — он хотел принять то, что Ганнибал сам даст ему. Именно так и именно тогда, когда решит сам Лектер. От одной мысли об этом профайлера пробрала дрожь, а на головке члена выступила капля смазки. Он сам не подозревал, что его так сильно заведет эта мысль. — Хочешь кончить сейчас или лучше потом? Уилл тихо всхлипнул. Он не думал об этом, он вообще не думал о том, что ему придется что-то решать. Он хотел и того и другого, но Ганнибал предлагал ему выбрать всего из двух вариантов. И несмотря на то, что Грэм отчаянно хотел кончить сейчас, дойдя до логического завершения, он не менее сильно хотел кончить потом, плотно сжимая член Лектера глубоко внутри себя. — Или, — предложил Ганнибал, крепче вжимая профайлера в себя, — ты хочешь, чтобы выбор сделал я? — Да, боже, да, — проскулил Уилл, поджимая пальцы на ногах, и рука, сжимающая его влажный от смазки член, набрала скорость. Лектер отпустил талию Грэма, уделяя внимание его яичкам, и Уилл сам откинулся на грудь доктора, чувствуя, как от интенсивности ласки слабеют колени. Он стонал и задыхался, не в силах сдержать дрожь, пока Лектер неумолимо подталкивал его к самому краю. Уилл льнул к Ганнибалу всем телом, но по прежнему держал руки там, где было сказано, на поверхности барной стойки. Он просто весь подался назад, прижимаясь лопатками к груди, ягодицами к твердой эрекции доктора, и откинул голову ему на плечо. Он был так чудовищно близко к оргазму. — Блять, — простонал Уилл. — Блять! И потом — ничего. Рука Лектера исчезла, а потом он крепко сжал член Грэма у основания, блокируя возможное семяизвержение, удерживая его свободной рукой за бедра. Уилл же отчаянно задыхался, хватая воздух ртом, пытаясь вернуть самоконтроль, но не преуспевая. Член до сих пор пульсировал несостоявшимся оргазмом, а возбуждение достигло той степени интенсивности, когда становилось уже болезненным. Спустя пару секунд хватка на эрекции ослабла, Ганнибал аккуратно убрал член Грэма в трусы, застегнул его брюки и затянул ремень. Уилл безвольно рухнул на барную стойку, прижимаясь горящим лбом к холодному мрамору столешницы. А Ганнибал… Ганнибал просто сделал шаг назад и направился к плите, флегматичный и собранный, как и всегда, выглядя так, словно минуту назад он не дрочил чужой член, нашептывая искушающие предложения. Он снова начал рассказывать о готовящемся блюде. Об ингредиентах или способах термической обработки — Уилл не знал, потому что не слушал. Одно профайлер знал точно — Лектер знал, что он не слушает — это выражалось в интонации его речи. Доктор говорил так много и так спокойно, чтобы успокоить самого Уилла, дать ему время расслабиться, понимая, что сейчас интонации для Грэма много важнее самих слов. У Уилла болел член, он пульсировал и медленно истекал смазкой. Грэм понимал, что должен был бы сейчас злиться на Лектера за то, что он бросил его в шаге от оргазма. Считать саму ситуацию грубой, но вместо этого происходящее казалось Уиллу дико сексуальным. Он потратил еще несколько глубоких вздохов на то, чтобы прийти в себя, и снова встал ровно. (Ганнибал, возящийся с кухонной посудой, мог бы показаться совершенно безразличным, если бы не выпуклость в области ширинки и невероятно расширенные зрачки. Уилл знал, что доктор далеко не безразличен, он просто использует свой беспрецедентный самоконтроль.) Грэм принял правила игры — он безропотно проследовал за Лектером в столовую, он наслаждался ужином и пил вино, пока время не приблизилось к десерту. Тут его снова пронзила мысль о том, что сегодня десертом мог бы стать он сам. А еще, несмотря на любовь к длительным прелюдиям, сегодня Грэм предпочел бы обойтись без нее. Он хотел бы, чтобы Ганнибал вошел в него сразу без подготовки. Ему стоило обдумать этот вопрос на перспективу. Он мог бы готовиться заранее сам, например, купить анальную пробку. Уилл бы разработал себя, смазал, вставил плаг, а потом, как ни в чем не бывало, сидел бы за ужином с Лектером, ведя светскую беседу. А когда пришло бы время десерта, он медленно снял бы с себя вещь за вещью, лег животом на стол и раздвинул ягодицы, показывая Ганнибалу мокрую дырочку с блестящим кругляшком стали посередине. Чтобы доктор знал, как именно он постарался ради него, и чего теперь хочет. — Уилл, — произнес Ганнибал низким, знающим голосом и его глаза стали еще темнее. — Скажи мне, о чем ты сейчас думаешь. Уилл поежился, но рассказал все.***
— Могу я поговорить с Вами о сексе? Беделия улыбнулась. Действительно искренне и широко улыбнулась, словно Уилл отпустил какую-то особо удачную шутку. — Вы можете говорить со мной обо всем, что беспокоит Ваш разум. — Я знаю, но… — Грэм махнул рукой, не зная, как описать странную ситуацию, в которой они оказались, став не просто врачом и пациентом, а сводницей и бесприданницей, ищущей жениха. — Если это Вас беспокоит, и Вы хотите это обсудить — я не вижу причин уклоняться от темы, — сказала Беделия. — Но предупрежу сразу, если Вы начнете задавать мне неправильные вопросы, я не смогу дать на них ответ. — Нет, — ответил Уилл и замолчал. Еще секунду назад он сам хотел поднять эту тему, а теперь не мог найти правильные слова, чтобы облечь в них свои мысли. — Проблема заключается в том, что Вы слишком сильно изменили свои сексуальные предпочтения? — Нет, все совсем наоборот. Все круто. В смысле, даже потрясающе. Меня устраивает однополый секс. — Значит, проблема в том, что Вам нравится сильнее, чем Вы рассчитывали? — Типа того, — нервно согласился Уилл, пытаясь вспомнить те умные слова, которыми он рассуждал о своей проблеме утром под душем. Похоже, что угодно звучит рационально, пока ты намыливаешь голову. — Я не особо зациклен на сексе. В смысле, я не асексуал и у меня нет каких-то дисфункций, просто секс никогда не был главным приоритетом в моей жизни. А сейчас я состою в отношениях, и это предполагает секс, и он есть, притом просто отличный. Но я никогда… не считал себя гомосексуалистом. Я совершенно точно предпочитаю женщин, а не мужчин. — И в то же время, Вы находите сексуальную жизнь с мужчиной более полноценной и удовлетворяющей, что заставляет Вас сомневаться в своей ориентации, куда сильнее, чем просто факт того, что вы «встречаетесь с мужчиной». — Ага. Хорошо, что Беделия всегда могла уловить суть даже в самых запутанных формулировках Грэма. — Вы видите своего партнера как «зеркало» или как «поверхность замерзшего озера»? Уилл моргнул. Он не думал об этом. Не рассматривал их отношения с этой точки зрения, даже несмотря на то, что именно с этого разговора все и началось. — Пожалуй, как поверхность замерзшего озера. — По которой Вы можете прыгать, не повредив ее? — вопрос психотерапевта прозвучал тихим эхом. — Да, но его поверхность более прозрачна, чем Ваша, — Уилл кивнул, пытаясь подобрать правильные слова. — Он дает мне возможность заглянуть в глубину сквозь слои… Кажется, я начинаю терять суть нашей метафоры. — Вы крайне мало осведомлены о моей частной жизни, Уилл, логично, что человек, с которым Вы встречаетесь, более открыт к Вашему вторжению. — Ага, — Грэм понятия не имел, куда она клонит. — С Вашими предыдущими партнерами у Вас возникало порой ощущение, что Вы действуете в соответствии с их ожиданиями? — снова спросила доктор Дю Морье. — Что Вы предвосхищаете их желания, а не следуете собственным? — Да, но ведь в этом смысл секса по взаимному желанию. Два человека взаимодействуют, чтобы лучше удовлетворить свои потребности и нужды — это партнерство, если хотите, даже компромисс. — И да, и нет. Нормальный здоровый секс должен удовлетворять нужды обоих партнеров, а не только одного. Если Вы концентрируетесь исключительно на ожиданиях другого человека, забывая о собственных, Вы тем самым ущемляете самого себя. — Возможно, так и есть. — Вы чувствуете, что подстраиваетесь под своего партнера в текущих отношениях? — Нет, — Уилл сам был удивлен этим ответом. — Нет, я не подстраиваюсь. — Таким образом, в предыдущих отношениях Вы руководствовались преимущественно зеркальными нейронами, и во время секса подстраивались под нужды и желания своего партнера, забывая о себе, — резюмировала Беделия. — Сейчас же Вы оказались в компании настолько непостижимого для Вас партнера, что привычная схема не работает, и Вы можете участвовать в сексе как полноценный партнер, не только даря удовольствие, но также и получая его в ответ. — Я не думал об этом в таком ключе… — Для человека, так хорошо понимающего мысли других, Вы чрезвычайно плохо понимаете самого себя. — О, да неужели, — в итоге рассмеялся Грэм. — Попробуйте отказаться от примитивных классификаций, — подсказала доктор Дю Морье. — Вы смотрите на секс, оценивая его с точки зрения гендера Вашего партнера. Вы думаете «мой нынешний секс с мужчиной гораздо лучше того секса, что был у меня в прошлом с женщинами, должно быть, я гей». Но суть гораздо глубже, она кроется в Ваших личных особенностях, а не в поле партнера. Не поддавайтесть стереотипам, Уилл, боритесь. — Что ж, если бы я мог сделать это сам, Вы бы остались без работы. — Нет, не осталась бы, — уверенно сказала Беделия.***
Уилл стоял перед телом второй жертвы Чесапикского Потрошителя. В этот раз труп свисал с дверей заброшенной церкви. Тело был полностью обнажено, как и большинство жертв Потрошителя, кисти рук отсутствовали, их заменяли два букета из белых, розовых и алых цветов. Рот был открыт в молчаливом крике, челюсть сломана и бесполезно свисала вбок, глаза широко распахнуты. Чтобы не дать ему покоя или заставить что-то увидеть? — Это послание, — сообщил Уилл, изучая взглядом жертву. Вокруг творилась привычная суета — судмедэксперты фотографировали тело, агенты собирали улики и разгоняли праздных зевак. Не то, чтобы тут было их много, все-таки в этот раз труп обнаружили в заброшенном районе. Все это мешало Грэму сосредоточиться, но ему не надо было погружаться глубоко, чтобы увидеть очевидное. — Это не было обычной работой Потрошителя. — Это всегда послание, разве нет? — Нет, — Уилл помотал головой. — Чесапикский Потрошитель всегда вкладывает определенный смысл в свои работы, но это… Это именно послание, записка. Оно имеет конкретного адресата, — Грэм снова уставился на труп, пытаясь осознать, в чем отличие. Эта сцена убийства была похожа на рождественский подарок в идеально оформленной упаковке. Потрошитель постарался для кого-то, и это делало убийство особенно значимым и важным. Оно было глубоко личным для их серийного убийцы. — Это отсылка к Титу Андронику. — Ага, это я и сам заметил, — сказал Джек. — Но этот тип мало похож на дочь врага Потрошителя. Уилл снова посмотрел на мертвое тело, тщательно ощупывая его взглядом. Он должен был что-то обнаружить, какую-то мелочь. Дьявол кроется в деталях, а Потрошитель был крайне педантичен во всем, что касалось мелочей. — Что мы знаем о нашей жертве? — Он работал внештатным криминальным журналистом в Кентукки, — сообщил Кроуфорд. — В розыск его объявила жена, как раз сегодня утром. — Он был в Балтиморе проездом? — Нет, он исчез из собственного дома. Уилл снова уставился на тело жертвы. Какой сложный путь избрал в этот раз Потрошитель — доехать до Кентукки, похитить мужчину, привезти его сюда. Столько хлопот и ради чего? В нем должно было быть что-то значимое, что-то особенное. Что-то, лежащее на поверхности, чего Грэм никак не мог разглядеть. Что-то. Что-то. Что-то. — Эй, народ, — привлекла всеобщее внимание Беверли, листая что-то в телефоне. Она повернула экран мобильника так, чтобы показать его всем, и, несмотря на то, что с такого расстояния Уилл не мог разглядеть в статье ни единого слова, он сразу понял, о чем речь. — Вы должны это увидеть. Последняя статья этого журналиста была об Уилле Грэме, вышла как раз пару дней назад. — И что в ней? — спросил Джек. — Ничего нового. Похоже, чувак был последователем Фредди Лаундс… Уилл псих, бла-бла-бла, таким не место в Бюро… — Беверли скривилась. — И прочие гадости. — Как думаешь, это послужило поводом для убийства? — снова спросил Джек, кося глазом в сторону Грэма. Место преступления было подарком, тщательно организованным и упакованным для одного единственного человека, того самого, которого Потрошитель хотел почтить своим вниманием. Уилл закрыл глаза и позволил маятнику качнуться. Он увидел все. — Это декларирование признания. Это подарок, но в то же время предупреждение. — Для кого? Для тебя? — Цветы называются «Милый Уильям», сейчас они больше известны под названием «турецкая гвоздика», — сообщил профайлер, и отсутствие реакции на лице Кроуфорда выдало то, что Джек уже обо всем знал. — А история Тита Андроника, в первую очередь, рассказ о мести. — Так и что это в итоге? Месть тебе или месть за тебя? Уилл мельком взглянул на труп. Он больше не был человеком — пустая ракушка, былое вместилище ума и самонадеянности. — Он хочет, чтобы я знал, что он знает обо мне. Это была крайне упрощенная версия того, что действительно имел в виду Потрошитель, но Уилл не мог рассказать Джеку все. По крайней мере, не без того, чтобы немедленно получить круглосуточную охрану. За спиной раздалось фырканье Беверли, она сомневалась. — И поэтому он грохнул чувака, который написал о тебе глупую статейку? — Это было грубо. Журналист не знал меня лично, никогда не встречался со мной, но все равно решил оклеветать, выдавая свои фантазии за истину. — Если дело только в этом, почему он не убил Фредди Лаундс? — в этот раз вопрос исходил от Джека. — Она изводила тебя своими бреднями месяцами. Зачем ему было ехать за кем-то другим, да еще в такую даль? Мыслительный процесс Потрошителя разворачивался перед глазами Уилла, впервые такой прямой и доступный. Грэм мог понять его. Да, он не понимал всего замысла, но это было уже чем-то. Это было той одной тысячной единицей пазла, благодаря которому профайлер однажды сможет составить полный портрет убийцы. — Фредди приносит пользу, — сказал Уилл так, словно это что-то объясняло. — Чесапикский Потрошитель почти наверняка читает ТаттлКрайм. Это позволяет ему быть в курсе всего, что происходит, следить за нами ее глазами. Убить ее означает лишить себя источника информации, а этот парень… Он бесполезен. Профайлер задумчиво потряс головой. — Самонадеянный и грубый журналист, — продолжил Грэм, медленно заражаясь чужой яростью. — Он думал, что можно просто сесть перед монитором и написать все, что взбредет в голову о городе, в котором он даже не был, о людях, которых он никогда не видел. Да что он о себе возомнил? Жалкий прихлебатель, стоящий на нижней ступени общественной иерархии, только и умеющий, что цепляться за имена тех, кто сильнее его! Забери у него язык или руки, которыми он пишет свои статейки, и от него не останется ничего. Джек проигнорировал желчь рассуждений Грэма, концентрируясь на том, что профайлер рассказал им о текущем преступлении. — Я занимаюсь делом Чесапикского Потрошителя больше пяти лет, но ни разу не получал подобного «послания». Уилл мог сказать — это потому, что я особенный. Уилл мог сказать — это потому, что он находит меня интересным. Уилл мог сказать — это потому что ты все пять лет охотился на него, как на зверя, а я увидел в нем человека, и он просто вернул любезность, посмотрев на меня в ответ. Вместо этого, Грэм просто пристально взглянул на Кроуфорда, и приподнятая бровь Джека сказала, что он понял профайлера без слов. — Я ведь не потеряю тебя на этом деле, правда? Джек не выглядел по-настоящему обеспокоенным. Он в целом редко выглядел обеспокоенным, но определенное зерно правды скрывалось в его словах — он уже потерял одного агента на деле Чесапикского Потрошителя, и он совершенно точно не собирался терять еще одного. Уилл отрицательно мотнул головой, обозначая запоздалый ответ. — Если это послание, — сказал Джек, еще раз осматривая место убийства, — я хочу, чтобы это прекратилось. Я не хочу, чтобы Потрошитель оставлял тебе записки в виде мертвых тел. Я вообще не хочу, чтобы он контактировал с тобой. Это меня нервирует. А я очень не люблю нервничать, Уилл. — Можно подумать, я могу попросить его остановиться. Джек вздохнул. — Это убийство личное? Тогда ищи зацепки. Потрошитель впервые начал делать что-то, что имеет смысл — давай используем это против него. Найди мне этого сукина сына, Грэм.***
— Ты напуган? — спросил Ганнибал, после ужина, за которым Уилл рассказал ему о странной ситуации, имевшей место с утра. — Не вижу для этого ни единой причины. Это было правдой — у Чесапикского Потрошителя не было ни одной причины таить зло на Грэма, а значит у профайлера не было причин его бояться. — Мне кажется, что Джек Кроуфорд боится за тебя. — А мне кажется, что Джек больше боится, что Потрошитель соблазнит меня переметнуться на его сторону, а не убьет. Уилл не знал, зачем он произнес это вслух. Джек никогда не говорил и не делал ничего из того, что могло бы натолкнуть на подобную мысль, но все же… Но все же Грэм знал, что это правда. Беспокойство Джека сквозило в том, как он кривил губы, в том, как его взгляд метался между профайлером и трупом, когда они стояли на месте преступления. Он давно переживал за крепость морального компаса профайлера, и сейчас его тревоги были особенно небеспочвенны. Это убийство было личным, а значит Уилл, а вслед за ним и Джек, были вынуждены принять его близко к сердцу. — Ты ощущаешь это? — переспросил Ганнибал с ленивой усмешкой, словно приглашая Грэма разделить с ним удачную шутку. — Чувствуешь, что тебя соблазняют? — Я бы не хотел, чтобы кто-то убивал в мою честь. — Это ответ. Впрочем, это ответ не на тот вопрос, который задал я. Уилл чувствовал невыразимое облегчение от того, что Ганнибал не ревновал. Лектер был увлечен беседой, заинтригован ситуацией, как обычно оживлен его визитом, но совершенно точно не подозрителен. Было приятно наконец-то встретить человека, который не сомневался в нем, который не думал, что Уилл сбежит с каким-нибудь серийным маньяком-убийцей при первой же возможности. — Меня не соблазнить мертвыми телами. — Хорошо. Я рассчитывал, что путь к твоему сердцу лежит через желудок.***
— Вчера Чесапикский Потрошитель убил кое-кого для меня. — И что Вы чувствуете по этому поводу? Уилл устроил целое шоу из обдумывания ответа на этот вопрос, хотя прекрасно знал его с самого начала. А еще он знал, что этот ответ ни при каких условиях нельзя назвать правильным. — Могущество. Он изучал взглядом новую цветочную композицию — оранжевую в этот раз — причудливые чайные розы в обрамлении лилейников тыквенного цвета и какие-то странные тропические цветы, названия которых Уилл даже не знал. Между всем этим вычурным великолепием робко прятался скромный серебристый ландыш. — Вы напуганы? — Нет, — сказал Уилл, отвлекаясь от цветов. — С чего бы вдруг? — Большинство людей ощутило бы испуг, — медленно произнесла Беделия, — в ситуации, когда безжалостный серийный убийца уделяет им особое внимание. — Я — не большинство людей. — Нет, Вы — не большинство людей. — Он не желал мне зла… Просто хотел представиться. Сообщить мне, что он видит меня и ему нравится то, что он видит. Он дал мне понять, что находит меня интересным. — Вы не воспринимаете это как угрозу? — Если бы это было угрозой, я бы знал, — Грэм мотнул головой. — Чесапикский Потрошитель всегда оставляет однозначные сообщения. Беделия ничего не ответила, но ее молчание сказало больше, чем слова. Оно было тяжелым, обличающим, почти обвиняющим, если бы доктор дю Морье, когда-нибудь опустилась до подобной пошлости. Оно было сомневающимся, даже обеспокоенным. — Вы когда-нибудь встречали серийного убийцу? — наконец спросил Уилл. Беделия продолжила молчать. Она не отвечала настолько долго, что Уилл решил, что она не ответит вовсе, или попросту укажет ему в очередной раз на то, что личная жизнь терапевта не касается его пациентов. Он ошибся. — Да, — произнесла доктор Дю Морье. — В этот момент он уже был заключен в тюрьму? Новая пауза. — Нет. — Вы были напуганы? — Нет. — Почему? — У него не было повода причинить мне вред. Уилл хотел спросить, почему Беделия была так уверена, что тот человек серийный убийца, если она видела его не в тюрьме, но знал, что она не ответит. Возможно, речь шла о бывшем пациенте. Поэтому Грэм просто изобразил рукой жест «Видите, что я имею в виду?» — Я понимаю вашу точку зрения, Уилл. Однако мне кажется, что у Чесапикского Потрошителя может быть немало причин желать зла профайлеру, работающему по его делу. — Мы никогда не обсуждали ни одно из моих дел, — хмурясь произнес Грэм. — И я не планирую обсуждать их сейчас, — ответила Беделия, плавно склоняя голову к плечу. — Моя работа состоит лишь в том, чтобы следить за Вашей стабильностью и контролировать то, насколько сильно расследования влияют на Ваш разум. Я поднимаю эти вопросы только для того, чтобы понять, насколько Вы владеете собой, Уилл. Вы сами просили меня об этом в начале наших сеансов. Но сегодня Вы ведете себя иначе, не так, как обычно, поэтому я должна была убедиться в Вашем контроле над ситуацией. Она сделала особое ударение на слове «контроль», словно напоминая Грэму о темных временах его энцефалитного безумия. Профайлер коротко кивнул, признавая ее правоту. — Вы сказали, что это заставило Вас ощутить могущество, — продолжила психотерапевт. — Это произошло потому, что он реализовал то, чего в глубине души хотели Вы, Уилл? — Нет, — тут же ответил Грэм, переводя взгляд за окно. — Я не знал убитого журналиста, даже не знал о том, что он существует. Он не важен, это просто способ привлечь мое внимание. — И Вы чувствуете некое удовлетворение от того, что Потрошитель жаждет Вашего внимания? — Это нельзя назвать приятным ощущением, оно скорее иррационально, — произнес Уилл. — Я не могу описать это тому, кто не работает в поле, как я. — Попытайтесь. Грэм вздохнул и нахохлился в своем кресле. — Это… Как попасть в университет на курс лучшего педагога, и на первой же лекции услышать, что ваша работа единственно достойная на курсе. Это как зайти в незнакомый бар, и тут же получить в подарок великолепный коктейль от самого красивого незнакомца в заведении, — профайлер побарабанил пальцами по бедру, подыскивая уместную аналогию, а потом внезапно улыбнулся. — Это как выиграть конкурс талантов в средней школе. — Вы втайне восхищались Чесапикским Потрошителем, а теперь он избрал Вас и только Вас в качестве равного себе? — Я не восхищался Потрошителем. Беделия выразительно изогнула бровь. — Я не… Я… — Уилл не знал, что сказать. У него не было причин защищаться, ведь доктор Дю Морье ни в чем его не обвиняла, но положительный смысловой оттенок слова бесил профайлера. — Я оцениваю серийного убийцу как хищника, как тигра, льва или акулу. Я не могу не видеть его мастерство, его умение творить невообразимые вещи, не оставляя при этом улик, его умение убивать годами, но не быть пойманным… — Я не Джек Кроуфорд, — бесстрастно напомнила ему Беделия. — А знаете что? Плевать. Да, может быть, я действительно восхищаюсь им… немного, — наконец выпалил Грэм. Да, Потрошитель был убийцей, но еще он знал себя и принимал таким, какой есть, а это было единственное качество, которому Уилл искренне завидовал. — И да, может быть, мне лестно, что такой, как он, считает меня равным себе. Это Вы хотели услышать? — Вас слишком волнует то, какое мнение я составлю о том, как Вы воспринимаете Чесапикского Потрошителя. Уилл выдохнул, запоздало понимая, что все время после своего признания испуганно задерживал дыхание. Он нервно рассмеялся и потер глаза. — Похоже, бессмысленно это отрицать. — Уилл, Вы не думали, что Потрошитель просто решил Вас поддразнить? — Нет, — Грэм покачал головой. В этом он был абсолютно уверен. — Он любит дразнить Джека, не меня. Это другое. Он хочет установить со мной контакт. — А Вы хотите этого контакта? Уилл моргнул. Боковым зрением он легко мог заметить сумрачную фигуру, увенчанную короной ветвистых рогов. Его вечный спутник, ждущий в тени. Следящий за каждым его шагом. Ожидающий своего часа. — Я не знаю. — А вот это решение, которое Вам придется принять, Уилл, — безапелляционно сказала Беделия. — И лучше раньше, чем позже. Иначе Потрошитель может решить за Вас сам.***
Вопреки предположению Беделии, Чесапикский Потрошитель не вышел на связь. Прошел день, потом неделя, но ничего особенного не происходило. Уилл даже задумался о том, правильно ли он трактовал оставленное послание. Может быть, убийца не хотел выйти с ним на связь, а просто прощупывал, выискивая слабые места, чтобы потом точечно нанести один единственный смертельный удар? Может быть, он просто завершил вторую серию убийств и делает перерыв перед третьей? Может быть. Может быть. Может быть. Когда в Бюро поступила информация о подозрении на серийного убийцу в Уичито, Уилл практически обрадовался — хоть какой-то способ отвлечься от навязчивых мыслей о Потрошителе. Практически обрадовался. Пока Джек не сообщил, что они не берут это дело. — В смысле мы его не берем? — спросил Грэм. Беверли рассказала ему о разговоре с Джеком, и, поскольку Уилл не услышал никакой информации об Уичито от Кроуфорда, он сам пришел к нему в офис, чтобы выяснить детали. Впервые на памяти Грэма Джек не хватался за дело, которое можно было расследовать, продолжая впустую топтаться на месте, выжидая очередного удара Потрошителя. Кроуфорд был до странного безразличен. — Ничего сложного, с этим справятся даже местные копы, — Джек пожал плечами. — Очевидно, что не справятся, раз они позвонили нам, — выпалил Уилл, недовольно хмурясь. — С каких пор в тебе проснулся такой энтузиазм? — С тех пор, как он умер в тебе! — Сядь, — устало сказал Джек, кивая на стул напротив. Он подождал, пока Уилл займет свое место, и только потом продолжил. — Ты сам знаешь, почему я отказался от этого дела. — Ты всерьез намерен отказываться от дел, не касающихся Чесапикского Потрошителя? — Мы в середине серии, Уилл! — рявкнул Джек. — И я не собираюсь отпускать тебя в Канзас ради поимки какого-то доморощенного душителя, когда у нас орудует Потрошитель. Ты нужен мне здесь, доступный 24/7, готовый сорваться с места по первому звонку. Мне плевать, где ты ночуешь и с кем, пока твой телефон лежит включенным на прикроватном столике и ждет моего звонка. Когда я говорю — прыгай — ты прыгаешь. Когда я говорю — беги — бежишь. Не идешь, а, мать его, бежишь на место преступления. Уяснил? Уилл рассеянно кивнул, больше увлеченный ковырянием брюк на колене, чем тирадой Кроуфорда. — Прошло много времени, Джек. — Одиннадцать дней. Пока что это самый долгий перерыв между убийствами в серии. — Думаю, он ждет чего-то конкретного, — сказал Грэм. — И чего же он ждет? — Не знаю. Но одно я знаю точно, он не станет убивать, пока меня нет в городе. — Ты действительно думаешь, что Чесапикский Потрошитель будет подстраиваться под твое расписание? — недоверчиво переспросил Кроуфорд. — Я думаю, что он хочет моего внимания. И сейчас, когда он его привлек, он убьет снова именно тогда, когда я буду рядом, чтобы это увидеть. Он хочет посмотреть, что я буду делать. Это игра, — произнеся слова вслух, профайлер осознал, что это действительно так. — Он привлек внимание всего Бюро, все снова сконцентрированы только на нем. И теперь Потрошитель будет играть нами, как кот с мышью, наслаждаясь своей властью. Сколько он будет держать нас в полной готовности? Неделю? Месяц? — Но он никогда еще не вел себя так, — Джек натолкнулся на выразительный взгляд Грэма и вздохнул. — Ты думаешь, что этот ублюдок просто ебет нам мозги? — Думаю, что в прошлом он воспринимал Бюро как стороннего наблюдателя. А теперь… Что-то изменилось. Теперь мы не просто смотрим, теперь мы участвуем, играем с ним в игру. Кроуфорд задумчиво переплел пальцы рук и побарабанил большими пальцами. — Думаешь, мы должны поиграть с ним? Бросить мяч? — Мы уже играем, Джек, — Уилл невесело рассмеялся. — С того самого момента, как скормили Фредди Лаундс очевидную «утку». — Думаешь, он догадался, что мы намеренно его провоцировали? — Без понятия, — пожал плечами Грэм. — Но если тыкать пальцем в небо, я бы ответил «да». Если бы Потрошитель всерьез думал, что его наследию угрожают, он был бы зол, а не игрив. Мы подергали за ниточки, ожидая, что он начнет танцевать, теперь он дергает за наши, желая посмотреть, какие коленца можем выкинуть мы. Джек откинулся в кресле, очевидно, размышляя. В комнате повисла тишина. Только часы на стене издавали бесконечное тик-тик-так, отмеряя минуты, которые потребовались агенту Кроуфорду, чтобы обдумать слова Грэма, оценить все возможности и перспективы. — Ты считаешь, что мы можем отправиться в Уичито, и Потрошитель не убьет никого, пока нас нет, но он скорее всего убьет снова, как только мы вернемся оттуда? «Когда вернусь я» — подумал Уилл, но не стал говорить этого вслух. Джеку не стоило знать, что Потрошитель может соскучиться по Грэму настолько, чтобы отправиться убивать сразу, как только он появится в городе. — Да. — Ладно, — кивнул Кроуфорд. — Давай проверим твою теорию.***
Больше всего в своей работе Уилл ненавидел путешествия. Это никогда не удавалось спланировать заранее, все происходило в последнюю минуту — билеты падали на почту, ты просто хватал сумку с первым попавшимся набором вещей, прыгал в машину и мчал в аэропорт, где начиналось все самое интересное. Очереди на сдачу багажа, суета с посадочными талонами, недружелюбные соседи по салону и вездесущие, вечно ревущие дети. После посадки самолета в точке назначения, вишенкой на торте оказывались чудовищный арендованный автомобиль и мотель с самыми тонкими стенами в городе. Словом, это все. Иногда Грэму везло, и он отправлялся в командировку с Джеком, тогда все становилось намного проще. Он просто отключал голову и безропотно шел за ним следом, как утенок за мамой-уткой — кофе в одной руке, билеты в другой — и никаких проблем. Главное было не отставать. Он сворачивал там, где сворачивал Джек, останавливался, когда останавливался тот. У Кроуфорда была достаточно внушительная внешность, чтобы заставлять толпу расступаться, уступая ему дорогу. Он резал толчею зала ожидания, как горячий нож – масло. То ли дело сам Уилл. Здание аэропорта не делало его невидимкой, все было хуже. На него словно вешали яркую неоновую вывеску, гласившую — «давай, пихни меня плечом, а потом пару раз отдави ногу, я ведь все равно не буду возмущаться». И Грэм не понимал, в чем, собственно, дело. Обычно незнакомцы сторонились его, воспринимая как угрозу, но только не в аэропорту. Тут любая мамаша готова была с удовольствием спихнуть свое чадо хотя бы на пару минут в руки интеллигентного мужчины в очках. (Не помогало даже то, что билеты, бронируемые ФБР, почти всегда попадали на рейсы, вылетающие из терминала D — широко известного, как самый дерьмовый терминал Даллеса. Единственного терминала, в котором не было остановки аэро-экспресса, что приводило к необходимости доезжать до него на специальном, всегда битком набитом автобусе, пытающимся развалиться прямо на ходу) Словом, Уилл ненавидел путешествовать. По дороге в Канзас у Грэма был агент Кроуфорд, чтобы прикрыть себе грудь, на обратном пути — уже нет. Джеку пришлось забронировать более поздний рейс, чтобы успеть разобраться с бумажной волокитой, сопутствующей любому расследованию. Кроуфорд, будучи настоящим агентом ФБР, должен был заниматься подобными вещами, Уилл, будучи просто консультантом, — нет. Поэтому Джек предложил ему сгинуть, и Грэм решил не задерживаться (Разумеется, Уилл мог подождать Джека и лететь вместе с ним, но его рейс был поздним, он приземлялся в аэропорту Далласа только после полуночи. К тому же, Грэм попросту сошел бы с ума, просиди он столько часов кряду, гипнотизируя взглядом стену в полицейском участке) Поэтому теперь он сходил с ума в аэропорту Чикаго. Он был слишком большим, слишком людным, слишком шумным и абсолютно бестолково устроенным. Вывески и указатели не помогали разобраться, а запутывали сильнее, из-за чего Грэм добрых десять минут блуждал по кругу, пока не нашел правильное направление. Добравшись до нужных ему ворот, профайлер предсказуемо узнал дурную весть — рейс задерживался на два часа. Просто шикарно! Уилл отчаянно хотел домой. Он хотел увидеть собак, он хотел встретиться с Ганнибалом… Вместо этого он упал на жесткое металлическое сидение в зале ожидания, закрыл глаза, вдохнул поглубже и досчитал до пятидесяти. Потом в обратную сторону от пятидесяти до нуля. И снова до пятидесяти. «Мама мама мама мама МАМА! МАМА! МАМА!» Уилл открыл глаза, чтобы обнаружить источник шума — мать с сыном было сложно не заметить. Пухлый мальчик держал женщину за запястье всеми десятью пальцами и отчаянно звал ее, пытаясь привлечь внимание. Мать в это время обсуждала что-то с сотрудником аэропорта, повышая голос все сильнее, чтобы перекричать визг шумного отпрыска. Вокруг них прямо на полу в изобилии валялись игрушки, выступая существенной преградой для потока пассажиров. Кто-то успевал вовремя среагировать, кто-то наступал на них, рискуя упасть. Люди бросали на женщину неприязненные взгляды, но все слишком торопились, чтобы остановиться и что-то ей сказать. «МАМА!» — дерг — «МАМА!» — дерг — «МАМА!» Уилл обреченно закрыл глаза. После нескольких, мучительно долгих минут женщина, очевидно, решила насущные вопросы с сотрудником аэропорта и отвела сына к скамейке, прямо за Уиллом, чтобы усадить его там и строго попросить вести себя хорошо. Воцарилась долгожданная тишина. Через пару минут в соседнем ряду начал реветь грудничок. «Начата посадка на рейс номер 5871 до Денвера. Просим пассажиров, прошедших паспортный контроль подняться на борт.» Уилл хотел домой. Он хотел выпить стакан виски, хотел провести привычно спокойный вечер в компании Ганнибала. Говоря откровенно, Грэм хотел позвонить ему прямо сейчас, но боялся показаться навязчивым. Или, хуже того, патологически зависимым. Почему он вообще хотел позвонить Лектеру? Потому что нуждался в нем как в романтическом партнере, или потому, что он чрезвычайно хорошо успокаивал его нервозность, как обычный психотерапевт? Стоило ли вообще думать о нем как о терапевте? С другой стороны… Уиллу нужна была психологическая помощь, а он никогда не рискнул бы позвонить Беделии из-за такой ерунды. У него не было панической атаки или нервного срыва, он не терял ощущения реальности и не сходил с ума. Он просто устал. Гребаный нытик. «Начата посадка на рейс номер 5871 до Денвера. Просим опаздывающих пассажиров немедленно пройти на паспортный контроль.» Может быть, Уилл слишком нагнетает? Внезапный вскрик пронзил тишину, вырывая Грэма из его рассуждений. Все произошло так внезапно, что он не успел себя остановить и рефлекторно обернулся назад, чтобы посмотреть на дуэт матери и сына у себя за спиной. Да, без сомнения, это были они. Женщина одними губами шепнула «извините» и запустила руку в кудрявую макушку сына, говоря ему — «Нужно быть тише, мы же не одни». Вызов был принят. Мальчик вскрикнул снова, но уже без явных ноток нервозности, скорее назло своей матери. «Ну-ка тссссс» Следом раздался третий вскрик, за ним четвертый, каждый все более уверенный и ликующий, чем предыдущий. Шикарно. В довершение проблем, мобильник Грэма начал трезвонить где-то в глубине его пиджака, и Уилл задумался о том, чтобы поменять билет и улететь куда-нибудь на Аляску. Туда, где его никто и никогда не достанет. Если это звонит Джек, чтобы сообщить, что ему срочно нужна его помощь, Уилл непременно именно так и сделает. Но когда профайлер наконец выудил аппарат из кармана и увидел имя звонившего, его губы тронула искренняя мальчишеская улыбка. На экране значилось имя — Ганнибал. — Привет. — Здравствуй, Уилл. «Завершается посадка на рейс номер 5871 до Денвера. Просим опаздывающих пассажиров немедленно пройти на борт.» — Судя по звукам, ты все еще в аэропорту? Перед тем как выехать в аэропорт Чикаго, Уилл набрал доктора и сказал, что совсем скоро вернется домой, на восточное побережье штатов. — Ага, рейс задержали на два часа, — пожаловался профайлер, вновь закрывая глаза и откидываясь на спинку неудобного металлического стула. — Ты звучишь изможденно. — Потому что я измотан и изможден. — Хочешь, я заберу тебя из аэропорта? В котором часу ты прилетаешь?. — Предположительно, в пять, если они не перенесут рейс еще раз. Но не беспокойся попусту, я доберусь сам, я оставил машину на парковке у терминала. Говоря откровенно, Уилл очень хотел, чтобы Ганнибал его встретил. Тогда он мог бы просто упасть на кожаное сидение неприлично комфортной машины Лектера и нагло дремать всю обратную дорогу домой. В противном случае его ожидал очередной битком набитый автобусный шатл до парковки, а потом еще пара часов раздражающих пробок до самого дома. Но было как-то по-детски беспечно бросать машину на парковке аэропорта, платить за лишние сутки, а потом все равно ехать и забирать ее в другой день только потому, что у Уилла Грэма случилась мигрень, и он поддался предательской слабости. — Если передумаешь, — в голосе Лектера слышалась улыбка, — предложение в силе. Путь из Балтимора до Далласа был неблизкий, но Ганнибал не предложил бы, не будь он уверен, что готов пойти до конца. — Спасибо, — мягко поблагодарил Уилл, ерзая в кресле, чтобы усесться поудобнее — невыполнимая задача на жестком перфорированном металле сидений аэропорта. — Ты позвонил мне, чтобы узнать, во сколько я прилетаю? — В том числе. — А для чего же еще? — спросил Уилл, он просто не мог не улыбаться. — Боюсь, я не ожидал, что потеряю тебя в работе на такой долгий срок, и сегодня обнаружил, что мне совершенно нечем заняться в собственном доме. Ганнибал никогда не сказал бы вслух банальности вроде «я соскучился по тебе и просто хотел услышать твой голос», но Уилл знал, что именно это он имеет в виду. «Посадка на рейс номер 5871 до Денвера завершена. Борт вылетает по расписанию.» — Ты свободен? — внезапно спросил Уилл. — Или есть какие-то дела, требующие твоего внимания? — Я могу остаться на линии, если тебе нужна компания. — Просто поболтай со мной, ладно? Позволь мне сосредоточиться на чем-то помимо… — мальчишка за спиной издал новый вопль, и Грэм выразительно застонал, — помимо этого. Ганнибал понимающе хмыкнул, догадываясь, что Грэму нужно отвлечься. — Ты когда-нибудь бывал в Италии? — мягко спросил доктор, используя тот самый умиротворяющий тембр голоса, который, как он знал, прекрасно работал на Уилле. — Неа. — Я хотел бы однажды отвезти тебя туда. Можно провести не меньше месяца, только изучая окрестности Флоренции, не говоря уже о других регионах, было бы время. Мы могли бы арендовать автомобиль, чтобы ощущать большую свободу. Начнем в Палермо и двинемся через всю Сицилию, потом пересядем на паром, но только чтобы перебраться на материк, а дальнейшее время посвятим изучению прибрежной линии. Она крайне живописна… Уилл вслушивался в умиротворяющее журчание речи доктора Лектера, и шум аэропорта медленно угасал, вытесняемый мелодичными обертонами голоса с необычным акцентом. Ганнибал рассказывал ему истории, полные живописных деталей, манил сочными образами городов, которые они встретят по пути, искушал невероятными блюдами, полными аутентичного колорита, соблазнял старинными церквями и невероятными по своей красоте достопримечательностями. Уилл мало участвовал в этом монологе, он просто наслаждался вереницей образов, вспыхивающих у него в мозгу. — Уилл? — позвал Ганнибал после внушительной паузы. — Мммм? — В какую группу посадки ты входишь? — Вроде бы, во вторую, — произнес Уилл, открывая глаза. Он похлопал себя по карманам в поисках посадочного талона. — Мне кажется, тебя скоро пригласят на паспортный контроль. Черт подери, Лектер был прав, у ворот, через которые осуществлялась посадка на рейс Грэма, уже сформировалась приличная очередь. Похоже, он замечтался и пропустил объявление. — Ты прав, — подтвердил Уилл, пытаясь подавить зевок. — Спасибо, что заметил. — Кажется, теперь мне пора тебя оставить, — сказал Ганнибал. — Спасибо за компанию. — Я наслаждался каждой минутой нашего общения. «Продолжается посадка на рейс номер 5649 до Вашингтона. Просим оставшихся пассажиров пройти на стойку регистрации.» — О, это про меня, — подтвердил Уилл, вставая с неудобного кресла. — Я…эм… До встречи дома? — Разумеется, удачной дороги. — Пока. — До свидания, Уилл. Закончив разговор, Грэм внедрился в медленно ползущую ленту людей, пытаясь сохранить умиротворение, пришедшее к нему после телефонного звонка Лектера. Очередь неторопливо продвигалась вперед, изредка останавливаясь, когда очередной пассажир пытался доказать сотруднику паспортного контроля, что его чемодан точно войдет в ручную кладь. Чемодан не влезал в установленные параметры, его изымали и очередь двигалась дальше. Дальше и дальше, пока не дошла до Грэма, и он, наконец-то, попал на борт.***
Когда Уилл вывалился из чрева железной птицы в лоно аэропорта, он не был особо разочарован, увидев, что Ганнибала нет. Было бы странно, если бы Лектер приехал сюда после прямого отказа по телефону. Приятно, но все же странно. В конце концов, это не роман Джейн Остин и не романтическая комедия с Хью Грантом, а реальная жизнь. Да и сам он не смазливая кудрявая девица, падающая в обморок от каждого громкого звука, как-нибудь и сам домой доберется. Пересчитав наличность, Уилл решил шикануть и поехать в Вулф Трап с ветерком по вечно пустому платному шоссе. Сегодня у него не было никакого желания толкаться на переполненных в этот час муниципальных трассах, теряя драгоценное время. Грэм уверенно свернул на магистраль, и солнце ударило в зеркало заднего вида. Вечер спускался на город, и последние лучи заходящего светила озаряли профайлеру дорогу домой. По пути он случайно поравнялся с одиноким составом аэро-экспресса, едущим по тому же маршруту. Вагон, который мог видеть Уилл, был пуст, лишь один пассажир занимал свое место у окна, слишком погруженный в мобильный телефон, чтобы заметить Грэма. Так они и ехали вместе — незнакомец и Уилл, Уилл и незнакомец, пока Грэм не осознал, что намеренно снижает скорость, чтобы не обгонять поезд. Тогда он наконец-то вдавил газ и исчез в сгущающихся сумерках. Уилл не переживал о том, что Ганнибал не приехал в аэропорт ровно до тех пор, пока не свернул на подъездную дорожку собственного дома — там стоял Бентли Лектера. Автомобиль был хорошо виден на фоне дома Грэма, приветливо светящегося всеми огнями в ожидании хозяина. Морда Уинстона уже торчала в окне, а позади него маленьким вихрем мельтешил его хвост. Войти в дом, разумеется, стало проблемой. Обычно послушные и воспитанные, псы всегда негативно воспринимали длительное отсутствие Уилла и бросались на него с удвоенным энтузиазмом, поэтому Грэм провел в прихожей добрых пятнадцать минут, почесывая и лаская каждого из своих питомцев, хваля их и одновременно ругая за невоспитанность. Ганнибал, очевидно, был занят на кухне. Аромат того, что он готовил волнами распространялся по дому, дразня обоняние, и Уилл внезапно вспомнил, как долго он ничего не ел. Об этом ему неприлично громко напомнил желудок, давным давно переваривший тот скудный завтрак, что перепал Грэму в отеле. Зная, что Ганнибал здесь, Уилл почти ожидал увидеть камин разожженным, на миг забывая, что заслонка в дымоходе полностью перекрыта уже много лет. (Каким бы открытым ни казался Ганнибал Лектер, он по прежнему редко говорил о себе. Он мог рассказывать Уиллу о красотах Флоренции, о годах, проведенных в Париже или о том, как путешествовал по Японии, но он не выдавал значимых фактов. Уилл до сих пор не знал страны, где родился Ганнибал. Не знал ничего о его семье, кроме того, что их больше нет в живых. Он знал, что Лектер предпочитал разжигать камины во всех помещениях, носил кашемировый костюм даже в теплое время года и всегда клал дополнительные пледы и подушки в спальне. Не нужно было быть профайлером или эмпатом, чтобы догадаться, что Ганнибал испытывал в своей жизни тот холод, что пропитывает тело до самых костей. Это мог быть метафорический холод, но что-то подсказывало Грэму, что в случае Лектера он был вполне реальным. Мысленным взором он увидел картину — далекое эхо того, что произошло или могло произойти — совсем юный, скудно одетый Ганнибал, сидящий среди снега совсем один. Уилл знал, что у него дома тепло, но ему так сильно хотелось разжечь камин. Просто чтобы Лектеру всегда было комфортно. Чтобы потрескивание поленьев показало доктору, что он тут долгожданный и желанный гость. Грэму давно пора было открыть печную заслонку, и теперь он точно сделает это.) — Привет, — произнес Уилл, вырываясь из собачьего плена и входя в кухню. — Что на ужин? Пахнет очень знакомо. — Суп гамбо в Нью-Орлеанском стиле, с цыпленком и домашними колбасками, — Ганнибал отложил ложку, чтобы встретить профайлера поцелуем. — Ужин будет готов через пару минут, можешь освежиться, если хочешь. Уилл хотел освежиться, но Ганнибал на его кухне, встречающий его горячим ужином, был слишком хорош, чтобы Грэм мог отвести взгляд. Это была ожившая фантазия — дом, в котором его ждут. Уилл испытывал подобное впервые и никак не мог насытиться ощущением. Вместо того, чтобы подняться наверх и переодеться или почистить зубы, Грэм подступил ближе и обнял Ганнибала за талию. Он положил подбородок на плечо Лектера, наблюдая за приготовлением блюда. Впрочем, Грэма увлекла вовсе не кулинария, а ощущение тепла в груди и непривычной близости. Уилл цеплялся за Ганнибала, и доктор не возражал, позволяя Уиллу использовать его в качестве якоря, чтобы переждать бурю обуревающих его чувств. Все хорошо. Все в порядке. Ганнибал рядом. — …Ты сам делаешь колбаски? — спросил Грэм, чтобы не позволить беседе соскользнуть в серьезное русло. — Да, если мне позволяет время. По правде говоря, это последние из моих запасов. Так что скоро мне придется заняться изготовлением колбасок вплотную. Уилл спрятал улыбку в шее Лектера. В этого невозможного мужчину просто нельзя было не влюбиться. — Полагаю, все дело в том, что готовые колбаски нельзя купить в той модной мясной лавке с органическими продуктами, в которой ты обычно закупаешься. — Их нельзя купить, — с легкостью согласился доктор. Уилл ощутил, как внутри игривыми брызгами пузырится большое и непривычное чувство, название которого состояло из шести букв, слишком поспешное и преждевременное, непростительно серьезное для тех нескольких месяцев, которые они провели вместе. Грэм проглотил непрошенное признание и спрятал его глубоко внутри себя. Слишком рано. Уилл ужинал в доме Ганнибала десятки раз, он знал, сколь превосходно готовит доктор, и то, что южное гамбо было куда проще любого блюда, что когда-либо готовил Лектер. Даже с учетом домашних колбасок. Но Ганнибал знал, что Уилл вырос в окрестностях Нового Орлеана, а еще он знал, что Грэм перенервничал во время перелета, а значит выбор этого блюда был продиктован исключительно заботой. Ганнибал хотел напомнить Уиллу о доме, подарить ему спокойствие и комфорт. Все равно, слишком рано. — Я люблю гамбо, — пробормотал Грэм. — Не то, чтобы мы ели его часто. Но когда у отца было правильное настроение, он готовил сразу большую кастрюлю. Правда, вместо цыпленка в ход шла выловленная накануне рыба, обжаренная на гриле. А в холодильнике всегда хранилась красная фасоль. Уилл не знал, зачем произнес это вслух. — Тогда мне остается только надеятся, что мой эксперимент удовлетворит твои ожидания. — Мой отец был посредственным поваром, — сказал Грэм, поцеловав Лектера в шею и наконец-то оторвался от доктора. — Будет слишком неприлично, если я переоденусь в пижаму? — Вовсе нет. Ты устал, и ты дома, надевай то, в чем тебе удобнее. Уилл обернулся и заметил, что его стая окружила Ганнибала плотным кольцом, и все псы преданно заглядывают доктору в глаза. — Это еще что за фокусы? — спросил Грэм. Лектер осмотрел псов и улыбнулся. — Возможно, я виноват в том, что поделился с ними остатками тех самых колбасок. — Что ж, — рассмеялся профайлер. — Тогда оставляю тебя с твоим новым фан-клубом.