***
На тротуаре, прилегающем к улице, стоял богато украшенный стул, на нем находилось тело женщины, искусно вскрытое от бедра до бедра. Внутренности в художественном беспорядке выплескивались на колени, частично стекая на асфальт. Часть кишечника покрывала плечи женщины наподобие шали, ее голова была склонена вбок, глаза широко открыты, ее лицо окружали золотые цветы, а мертвые руки сжимали крупную кость, как скипетр. — Что за кость? — спросил Уилл. — Большая берцовая, насколько мы можем судить. Ее собственная, — голос Джека раздался из-за правого плеча. Кишки и кровь заслоняли обзор, но сейчас, присмотревшись, Уилл заметил, что левая нога действительно была ампутирована по колено. — Еще что-то пропало? — Сложно сказать, тут бардак, содержимое надо сперва изучить в лаборатории. Пока очевидно, что он забрал левую ногу, кроме кости, — озвучил Кроуфорд. — И печень отсутствует. — Похоже на период Ренессанса, — добавил Уилл, кивая. Отсылка к эпохе Возрождения была слишком банальной и очевидной, чтобы быть основной. Должно было быть что-то еще. Предыдущее убийство было о Шекспире, до этого раненый человек, теперь Ренессанс. Это убийство чем-то отличалось от других… Оно было посвящено красоте и искусству. Это был акт вдохновения. — Я тоже так подумал, — хмуро подтвердил Джек. — Наши люди уже ищут отсылки к конкретному источнику, если они, конечно, есть. Каким бы ни был этот призыв, это послание, Уилл не мог его прочесть. По крайней мере, пока. Нужно было выяснить личность жертвы, это могло пролить свет на ситуацию. Или, что более вероятно, значение этого убийства было менее явным, более скрытым и деликатным, не очевидным, чем-то интимным. Чем-то, чем-то, чем-то. «Что ты пытаешься мне сказать? О чем хочешь поведать?» Это место преступления было похоже на тест. — Что за стул? — Похоже, что его украли из антикварного магазина. Уилл взглянул на внушительное каменное здание позади тела, очевидно и бывшее тем самым антикварный магазином. Они наверняка найдут там еще стулья вроде этого. — Между убитой и антиквариатом есть какая-то связь? — Пока не ясно, — ответил Джек. — Но когда будет установлена личность, мы сможем проверить списки сотрудников и постоянных клиентов. — Можешь очистить место преступления? — спросил Грэм, оборачиваясь к Кроуфорду. Но место преступления уже было свободно для работы — техники толпились за лентой, глядя на профайлера, ожидая, когда настанет их очередь искать вещественные доказательства и улики. Единственным человеком поблизости оставался Джек, но теперь ушел и он, резко раздавая приказы, которые Грэм уже не слушал. Уилл закрыл глаза. Маятник качнулся. И… Ничего. — В смысле, «я не знаю»?! Позже, когда все, что можно было собрать и унести, было упаковано и уложено, а все техники расселись по автомобилям и уехали в Квантико, Грэм сидел перед агентом Кроуфордом, рассказывая о своих впечатлениях. — Просто – не знаю, Джек. Это Потрошитель, читать его не так просто. — В прошлый раз было просто. — В прошлый раз его послание предназначалось именно мне, логично, что мне было легко его прочитать. И ты сам сказал, что не хочешь, чтобы это повторилось вновь, — Уилл беспомощно развел руками. — Так вот, это не повторилось. По идее, ты должен быть рад. Джек насупился. Грэм прекрасно знал, что агент Кроуфорд не хотел, чтобы Потрошитель уделял ему столь пристальное внимание, но если бы это помогло профайлеру делать свою работу, Джек бы закрыл на это глаза. Он бы даже пожертвовал рассудком Грэма, если бы это привело его к Потрошителю. — Есть какие-нибудь зацепки по живописи? — спросил Уилл, откидываясь в кресле и устало протирая глаза. — Вообще-то, да, — Джек раскрыл папку и протянул Грэму блестящую цветную фотографию. — Не думал показать фотографию без моей просьбы? — Хотел посмотреть, до чего ты дойдешь сам, без подсказок, — сказал Джек, не утруждая себя необходимостью посмотреть на Уилла. Грэм одарил его долгим пристальным взглядом, но в итоге просто вздохнул и взял фото в руки. — Сандро Боттичелли «Стойкость», написана в 1470 году. Мы не уверены на сто процентов, но это наш лучший вариант. Фото выглядело точь-в-точь как место преступления, вернее, наоборот – место преступления выглядело точь-в-точь как фото. Все было на месте — женщина, богато изукрашенный стул, алое одеяние, золотая корона вокруг головы, скипетр в руках. Не было никаких сомнений — это оно. — Это оно, — уверенно произнес Уилл. — На самом деле, картин такого рода много — человек на стуле в алой мантии и с жезлом, — произнес Джек весьма скептично. — Это точно оно. — С чего ты взял? — Просто знаю. Вместо ответа Кроуфорд скептически приподнял бровь. — Я просто знаю, Джек, — сказал Уилл. — Сам посмотри на детали — руки, пальцы, то, как они расположены — все один в один. Правая рука обнимала жезл, большой палец лежал на твердом стержне, в то время как сам скипетр проходил между указательным и безымянным пальцами левой руки — расслабленный, почти беспечный жест — точно такой же, как на месте преступления. Точно так же лежали руки трупа. Ботичелли тоже казался очень уместным историческим ориентиром, творцом, вполне отвечающим вкусам Потрошителя. Если бы речь шла о Ротко, Уилл мог бы засомневаться, но сейчас он знал, что прав. — Это может быть отсылкой не к изображению, а к чему-то еще? Может быть, это… — Уилл рассеянно потряс головой. — Я не знаю… Повторение какого-то известного убийства? Профайлер ожидал, что его наконец посетит озарение, но… Нет. Это действительно была совершенно типичная картина эпохи Возрождения, не имеющая очевидной связи ни с Уиллом, ни со смертью. Но дьявол кроется в деталях, а Потрошитель всегда продумывает все до мелочей. Уилл просто не знал куда смотреть, поэтому не видел их. — Ничего похожего. Хотя… В мире уже были убийства в стиле Боттичелли, но не у нас, а в Италии в 80-х. Дело так и не закрыли, убийцу не нашли. Потом было несколько подражателей, но ничего похожего на наш случай. Уилл стал внимательно разглядывать изображение на фотографии. Их убийство казалось кривым зеркалом, каким-то искажением перспективы. Потрошитель никогда никому не подражал, с чего бы ему начинать сейчас? Он привлек внимание Уилла, бросил ему интеллектуальный вызов и совершил это… Это было не просто убийством, это был прозрачный намек на что-то большее, но Грэм никак не мог уловить, на что. — Значит, «Стойкость», — произнес Джек, возвращая разговор в прежнее русло. — Одна из четырех основных добродетелей — благоразумие, умеренность, стойкость и справедливость — так же называемые храбростью, мужеством или силой. И что мы должны думать по этому поводу? Он что, насмехается над тем, что у жертвы нет храбрости? — Возможно, — поддержал Уилл, хотя не верил в эту идею ни на грамм. — Это может быть самым большим изменением в почерке Потрошителя за всю историю, — задумчиво произнес Джек, откидываясь в кресле и складывая пальцы домиком. — Не думаю, что это так, Джек, — поспешил разочаровать его Грэм. Каким бы посланием ни было это убийство — это точно не оно. Загадка, спрятанная за этим трупом, была оставлена Уиллу и только ему. Если здесь был какой-то секрет, он был доступен только его глазам. А эта гипотеза, как фрукт с нижней ветки, очевидна любому и каждому. Убийства Потрошителя не упрощались, наоборот, каждое новое было все более изысканным и изощренным. — Мы не можем игнорировать намеки, — сказал Кроуфорд, покачиваясь на стуле. — Последней жертвой был «подражатель», он подражал Фредди Лаундс, видимо, именно этим он не понравился Потрошителю. Ты сам говорил, что личность выбранной жертвы имеет значение, — вообще-то Уилл говорил не совсем это, но он не успел поправить Джека, потому что тот продолжил. — В этот раз у нас есть что-то более очевидное — «Стойкость». Мы не можем игнорировать это. Уилл открыл было рот, чтобы что-то сказать, но передумал, и вместо этого спросил. — И что ты думаешь? — Я хочу знать, что думаешь ты, — веско сказал Джек указывая на Грэма пальцем. — Ты и так уже знаешь все, что я думаю. — Все, что ты сказал – что не видишь ничего. Что не можешь прочитать картину преступления. — Нет, — Уилл снял очки и устало потер глаза. — Сейчас я говорил о другом. Я не думаю, что «Стойкость» каким-то образом является характеристикой жертвы. — А я думаю. — Тогда тебе и карты в руки, Джек, — пожал плечами Грэм. — Если ты хочешь мне что-то сказать, стоит сказать это прямо сейчас. Уилл не торопился, он спокойно протер очки, избегая взгляда Джека, и водрузил их обратно на нос в гробовой тишине. Когда их глаза снова встретились, профайлер заметил удивленно приподнятую бровь. — Что с тобой, Уилл? — спросил Кроуфорд на удивление спокойно и тихо. — Ничего. Бровь поднялась еще выше. Уилл на секунду задумался о том, чтобы поспорить, но агрессивная энергия уже покинула его. — Ты прав, — в итоге сказал Грэм. — Есть что-то особенное в этой жертве, что-то, что отличает ее от других, — на самом деле, в ней не было ничего особенного. — И это может привести нас к новому мотиву, — никуда их это не приведет. — Я просто… Рассеян. Я почти не спал прошлой ночью, еще и джэт лаг, я просто пока не знаю, что делать с тем, что у Потрошителя изменился почерк. Думаешь, дело в трусости? — Жертва была частью многоуровневой маркетинговой структуры по продаже эфирных масел… Джек рассказывал дальше, но Уилл уже не слушал. Дистрибьютерская сеть не имела никакого отношения к мотиву Потрошителя, максимум — его могла раздражать сама эта женщина. Джек посылал их по ложному пути, который не имел никакого отношения ни к убийству, ни к Потрошителю. Головная боль, тихо таившаяся с самого пробуждения, теперь нежно обняла голову профайлера тисками. Грэм просто кивал невпопад и периодически ерзал на стуле, слушая продолжительный монолог. Он больше не спорил с Джеком, это было бесполезно, но отсутствие влияния Кроуфорда могло помочь самому Уиллу. У него появится пространство для размышления и следования инстинктам, а без Джека, висящего у него на загривке, Грэм сможет работать свободнее. — Возьми это домой, — сказал в итоге Кроуфорд, протягивая фото. — Переспи с идеями и звони, если появятся какие-то новые мысли.***
Уилл приехал к пустому дому. Беверли была так добра, что подвезла его домой, раз Грэм сегодня был без колес. Пустота не удивляла — Ганнибал все же должен был работать, к тому же, они не жили вместе. Уилл не был разочарован, скорее, отчасти даже рад. Будь доктор здесь, Грэму пришлось бы попросить у него немного уединения, чтобы поработать. Одно дело болтливый язык профайлера, другое — реальные материалы по текущему делу. Показывать такое гражданским было нарушением тайны следствия, а Уиллу очень нужно было поработать. Может тогда озарение пришло бы к нему во сне. Ощущение замысла ускользало от него раз за разом — на месте преступления, за разговором с Джеком, даже сейчас. Но ему нужно было поработать, чтобы потом с чистой совестью поехать в Балтимор и провести остаток вечера с Ганнибалом, дегустируя его невероятные блюда. Впрочем, вряд ли у Грэма будет на это время. В этот раз Чесапикский Потрошитель был совсем не так очевиден, как в прошлый раз. В поисках пива профайлер открыл холодильник и обнаружил, что всю верхнюю полку занимают аккуратно расставленные пищевые контейнеры, подписанные витиеватым почерком доктора. Как мило. В это время в кармане завибрировал телефон. — Здравствуй, Уилл. — Ты не обязан кормить меня, Ганнибал. — Но мне это нравится. К тому же, я видел содержимое холодильника и не смог смириться с мыслью, что ты будешь питаться фастфудом с заправкок, пока идет расследование. — Я… — «Люблю тебя». — Уилл сглотнул и попробовал снова. — Спасибо. На ближайшем контейнере было написано «Гамбо по Нью-Орлеански». — Как место преступления? — Интересно, но противоречиво. Уинстон тихо заскулил, и этот звук развеял транс, в который впал Уилл, глядя на почерк Лектера. Он подхватил бутылку пива и захлопнул холодильник. — Хватит для того, чтобы ты смог раскрыть дело? — Совершенно точно нет, — рассмеялся Уилл, открывая пиво. — Разве что криминалисты откопают что-то интересное. Но я не теряю надежды. — Значит, я выдаю желаемое за действительное, надеясь увидеть тебя снова в ближайшее время? — Ты занят в четверг? — спросил Уилл, вспоминая свое расписание. — Не для тебя. В любом случае, это не так долго, как я боялся. Я предполагал, что активная серия убийств будет требовать твоего постоянного и пристального внимания. — Сейчас нам нечего расследовать, — пояснил Грэм, отпивая пиво. — Не с теми данными, что у нас есть. И совершенно точно не с тем… мотивом, который предложил Джек. — Ты с ним не согласен? — Назовем это плюрализмом мнений, — уклончиво пояснил Уилл, глядя на материалы дела на столе. Материалы укоризненно смотрели в ответ. — Так что на счет четверга? Я даже могу освободиться раньше восьми. — Значит я буду тебя ждать. — Пока, Ганнибал. — Береги себя. Уилл уронил телефон в карман и щедро отпил пива. Материалы дела терпеливо ждали его на столе. Ему действительно очень нужно было поработать… Вместо этого Грэм провел следующий час, прочищая каминный дымоход.***
Уилл читал о Ботичелли, пока у него не начало рябить в глазах — о его самых известных картинах, о Рождении Венеры, о Примавере, о его жизни, творчестве и истории, но и там не нашлось ничего важного или значимого. «Стойкость» даже не была в перечне известных его работ, в целом, она была известна разве что как одна из самых ранних. Уилл сменил фокус внимания и принялся читать о грехах и добродетелях. Он читал, пока не заломило глаза и не заболела голова, но озарение так и не пришло.***
Уилл был в своем кабинете. Он перекладывал папки из портфеля в ящик стола — голова опущена вниз, мысли витают где-то вдалеке — когда к нему зашла Алана. Она провела несколько минут в дверях, ожидая, что Грэм ее заметит, но он был слишком погружен в себя. Алана аккуратно постучала костяшками пальцев по косяку, привлекая внимание. Уилл испуганно вскинул голову, но потом на его лицо вернулось обычное обреченное выражение. Очевидно, он понимал, что их встречи не избежать. — Хэй, — миролюбиво сказала Алана, успокаивая Грэма голосом, словно испуганную лошадь. — Как ты справляешься? — Прекрасно, — промямлил Уилл, роняя в открытый ящик оставшиеся папки. Алана терпеливо выжидала. — Ладно… Я устал, — признался профайлер. — Я в прострации. И пытаюсь свалить отсюда нахрен. — На свидание торопишься или хочешь сбежать, пока не пришел Джек? Уилл запустил пальцы в волосы, и Алана поняла, что сейчас он обдумывал, стоит ли ей соврать или все же нет. В итоге профайлер невнятно пожал плечами. — Вероятно, и то, и другое. — Есть минутка? — Грэм не ответил, поэтому она продолжила. — Обещаю, что это не займет много времени. — Ладно. Входи и закрой дверь. Уилл обошел стол и облокотился на его край, поджидая Алану. Когда она закрыла дверь и подошла, то заняла соседнюю часть стола, повторяя позу Грэма. Уиллу всегда было легче общаться именно так — сидя рядом — чтобы не имитировать зрительный контакт. — Знаешь, я никогда раньше здесь не была. — Я редко бываю в офисе, ничего удивительного. Офис Уилла представлял собой маленькую комнатушку без окон, спрятанную в самых недрах Куантико. Алане пришлось воспользоваться картой, чтобы найти ее, когда оказалось, что Грэма уже нет в лекционном классе, но даже несмотря на карту она дважды повернула не туда, прежде чем нашла неприметную дверь. Очевидно, Уилл приходил в свой кабинет только потому, что тут его было невозможно найти. — Нам нужно об этом поговорить, да? — спросил Уилл, прокашлявшись. Было совершенно очевидно, что он намекает на поцелуй. — Ты этого хочешь? — Не особо, но… Может, это поможет, — сказал Грэм, пожимая плечами. — Разрядит обстановку. — Ладно. — Вероятно, я не должен был этого делать. — Уилл… — Я говорю это не ради самоуничижения, — профайлер категорично тряхнул головой. — Было очевидно, что у нас ничего не выйдет. Ты сразу увидела это. Черт, да я сам увидел бы это, если бы дал себе труд задуматься хоть немного, но я был совершенно не в себе. — Но теперь все в порядке? Ты в порядке? — Знаешь… Как ни странно, да. Уилл действительно выглядел хорошо. Обычно во время тяжелых расследований он выглядел иначе — был небрит, худ и изможден, синяки под глазами не могли скрыть даже очки, а стресс и нервное истощение отражались на лице, как болезнь. Сейчас, в случае с Потрошителем, Алана ожидала увидеть его в куда худшем состоянии, но Уилл выглядел хорошо — не просто здоровым, а психически целостным и нормальным. — Я рада, — искренне сказала Алана. — Ты мне нравишься, Уилл. Просто каждый из нас находится на той стадии своей жизни, что из нас двоих ничего бы не вышло. Такова жизнь. — Ты права, возможно, в альтернативных вселенных что-то бы и вышло, но совершенно точно не в этой, — Грэм ухмыльнулся, косясь на Алану. В этой улыбке уже не было флирта, только дружеское подтрунивание. — Возможно. — На самом деле, я… Кое с кем встречаюсь. Даже учитывая предыдущие признание в том, что Уилл ходит на свидания, Алана не ожидала, что он скажет ей это прямо, а тем более сейчас. — Этот человек подходит тебе лучше, чем я? — Это лучшие отношения, что у меня были, — признался профайлер. — Но ты, кажется, совсем не удивлена. — Джек расспрашивал, — призналась она. — Еще после Колумбии. — Оу. — Я ничего ему не рассказала. — Тебе же нечего было рассказать, — пожал плечами Грэм. — Так и есть. Уилл долго барабанил пальцами по столу в абсолютной тишине, и Алана хотела было уже сменить тему, возвращаясь к Чесапикскому Потрошителю, когда Грэм, наконец, заговорил. — Это врач, я встретил его в опере. И тут мисс Блум не выдержала и рассмеялась. Это было так непохоже на Грэма, которого она знала, что она никак не ожидала услышать подобный ответ. — Знаю, знаю. Я сам с трудом верю в это, когда произношу. Но Бе… — Уилл остановил себя, чтобы не назвать имя. — Но мой психотерапевт посоветовала мне выйти из зоны комфорта и попробовать пообщаться с людьми за пределами привычного круга. — Похоже, ее совет сработал. — Похоже, что да. — Я рада за тебя, Уилл, — искренне сказала Алана. — Серьезно. И я ничего не скажу Джеку. — Я не скрываю свои отношения, просто… — Грэм вздохнул. — Просто не хочешь, чтобы Джек совал в них свой нос? — Ага. Я не смог бы сформулировать лучше. Хотя, зная Джека, не удивлюсь, если он однажды придет ко мне на порог просто потому, что я не успею вовремя снять трубку. Алана застонала, они оба знали, что именно так и поступит Кроуфорд. — Что ж, если однажды ты захочешь обнародовать свои отношения, я буду рада с ним познакомиться. — Ага… да… — Уилл неопределенно покачал головой. — Буду иметь ввиду. — Веришь или нет, но я пришла по делу. Хотела узнать, как ты справляешься с работой по Чесапикскому Потрошителю. Подозреваю, что Джек… давит на тебя. — Это еще мягко сказано, — пробормотал Грэм. — Веришь или нет, но я могу справиться с Джеком. Еще полгода назад Алана решила бы, что Уилл лукавит. Но сегодня, не успела она переступить порог, как Кроуфорд поймал ее, предлагая выяснить, что, черт возьми, происходит с Грэмом. А значит, Уилл, похоже, говорил правду. — Уверенность тебе к лицу, — сказала она наконец. — Да вот, решил примерить, проверить, мой ли это размер, — рассмеялся Уилл. — И теперь думаю, что надо брать. Слушай… — Грэм неуверенно запустил руку в волосы, взвешивая слова. — Я не хочу, чтобы между нами была какая-то неловкость. — Согласна. — То есть… Все нормально, мы друзья? — Разумеется, Уилл. Несмотря на сильную симпатию к Грэму, Алана пережила последствия поцелуя за пару дней. Она полагала, что все будет как прежде, но Уилл начал намеренно ее избегать. А потом уже и она сама старалась не оставаться с ним наедине, чтобы не поднимать эту тему — так одно цеплялось за другое, обращаясь в снежный ком страхов и противоречий. Алана понимала, что однажды им придется поговорить, но каждый раз возникало что-то еще, что требовало ее внимания. В конце концов, Уилл не был главной сложностью ее жизни. — Беверли… эм… Беверли упомянула, ну ты знаешь. После… — Что бы ты ни хотел сказать, говори прямо, — произнесла Алана, поворачивая голову. — Я большая девочка, как-нибудь переживу. — Беверли сказала, что после меня Джек остался единственным натуралом в команде, — сказал Уилл, спустя один глубокий вздох. — Просто, понимаешь, ты не постоянный член команды, так что, проще говоря, я не знал, распространяется фраза Беверли на тебя или нет. Алана не выдержала и рассмеялась. — А ты, смотрю, вокруг да около не ходишь, — выдавила она в перерывах между хихиканьем. — Не хожу, — смутился Грэм. — Помоги мне, я запутался. — Раз уж ты хочешь говорить прямо, да — я в команде. Не то, чтобы я обсуждала это с Беверли, но да. — Значит, она более наблюдательна, чем мы ожидали. — Очевидно, что так и есть, — с минуту они просто смотрели друг на друга, глупо улыбаясь. Впервые их разговор был искренним, дружеским и совсем немного неловким. — Ладно, — Алана первая прервала тишину, вставая со стола. — Я обещала, что не задержу тебя надолго, тем более, что тебя ждет кое-кто поинтереснее меня. Так что на этой ноте я предпочту откланяться. Уилл улыбнулся, понимая, что впервые им было так легко и комфортно вместе. — Ты планируешь задержаться или уже едешь домой? — спросил профайлер Алану. — Э нет, я ни за что не останусь здесь, пока Джек со своим неуемным любопытством рыщет вокруг. — Тогда мы можем уйти вместе. Уилл подхватил опустевший портфель и закрыл за собой дверь. Алана удовлетворенно выдохнула, понимая, что теперь о нем не стоит волноваться. Уилл со всем справится сам.***
— Ты смог разгадать послание, зашифрованное в последнем убийстве? — спросил Ганнибал, как только Уилл занял свое место за столом. Профайлер не спеша наколол свинину на вилку и обмакнул ее в соус, раздумывая, что именно стоит сказать. — Джек считает, что это своего рода критика жертвы. Он видит в этом мотив, — произнес Уилл. Если бы Джек оказался прав, это могло бы стать существенной подвижкой в расследовании дела. До этого у них не было даже намека на конкретный мотив. (Но Грэм знал, что Кроуфорд не прав. Он просто это знал.) — Я спрашивал не о мнении Джека, — уточнил Лектер, склоняя голову к плечу. — Тогда я не знаю, — ответил профайлер, дожевав порцию мяса. Почему-то признаваться в своей неудаче — проще говоря, провале — Лектеру было куда сложнее, чем Джеку. — Узнаешь. Уверенность, звучащая в голосе Ганнибала, заставила Грэма поднять голову от тарелки. Доктор ободряюще улыбался, и Уилл не смог устоять, он улыбнулся в ответ.***
— Как Вы спите, Уилл? Беделия задала вопрос своим обычным, ровным тоном, тем самым, которым она озвучивала типичные наводящие вопросы. — На самом деле, гораздо лучше, — ответил Уилл, перебирая в уме последние недели. — Вы кажетесь отдохнувшим, — продолжила доктор Дю Морье. — Более бодрым и собранным, чем когда бы то ни было. Но, кажется, мой вопрос Вас удивил. — Я… Я просто не заметил изменений. Это казалось невероятным, но все же… — Когда Вам последний раз снился кошмар? — Вероятно… — Уилл еще раз перебрал в уме последние недели. — Черт, не могу вспомнить, недели две или три назад. У него все еще случались эти сны — странные и сумбурные — которые в полной мере нельзя было назвать кошмарами, но и нормальными назвать их тоже было нельзя. В них был олень, разумеется, в них всегда был черный олень в перьях, но теперь его сопровождал темный силуэт человека с головой, увенчанной ветвистыми рогами. Он не проявлял себя, он молча наблюдал, словно выжидая чего-то… Этот внезапно возникший черный гуманоид должен был быть ужасающим и страшным, но почему-то он не пугал Грэма. Он чувствовал, что это существо опасно, но не для самого Уилла. Только для других. (Глубоко внутри себя Грэм знал, кто это. Знал, что это образ Чесапикского Потрошителя, персонифицированный его разумом в виде темной тени. Всегда таящийся в полумраке, наблюдающий за тем, как Уилл ловит для Джека его «Большого белого кита». В одном Уилл пока не мог признаться Беделии Дю Морье – в том, что ему было с ним комфортно. Он ощущал себя в безопасности в компании Потрошителя, знал, что он не причинит ему вреда. Он не должен был в это верить. Не должен был доверять Потрошителю, никогда. Но подсознание шептало Грэму совсем иное.) Беделия выжидательно подняла бровь. Она прекрасно видела, что Уилл недоговаривает, но, к сожалению, некоторые вещи Грэм просто не мог произнести. Это вынудило бы его назвать вещи своими именами, признать их вслух, а, следовательно, отодвинуть черту нормальности, к которой он так давно и отчаянно стремился. Он не мог признаться ей, что его бессознательно тянет к одному из самых опасных маньяков-убийц современности. — Это, вроде, хорошо, да? — в итоге спросил Уилл. — Разумеется, — подтвердила психотерапевт. — В то же время, мне любопытно, почему Вы не обратили на это внимание сами. — Вероятно, меня отвлекли текущие события. — Вы имеете в виду работу или личные отношения? –… Личные отношения, — сказал Уилл, понимая, что опять немного слукавил. — Что ж, значит у Вас наконец-то появилось что-то, что отвлекает Вас от постоянных мыслей о работе. — Получается, я прав? — спросил Уилл, барабаня пальцами по ручке кресла. — Прав в чем? — спросила Беделия, склоняя голову к плечу. — Если возвращаться к одному из наших разговоров того периода, когда я еще был… одинок, — медленно начал Грэм. Они еще ни разу не говорили с доктором Дю Морье о том, как именно познакомились они с Ганнибалом, — я говорил, что отношения могут помочь мне… Справиться с моей жизнью, если можно так выразиться. — Не стоит позволять себе впадать в ложное ощущение безопасности, — сказала Беделия. — Кажется, вы переоцениваете свою эмоциональную стабильность. Вы научились справляться с ситуацией самостоятельно или полагаетесь на внешнее одобрение от Вашего партнера? — Я не… — пробормотал Уилл, — полагаюсь на внешнее одобрение. — Неужели? — Даже если так, то что? — спросил Грэм, продолжая барабанить пальцами, но уже по ноге, а не по ручке кресла. — Главное, что я справляюсь, ведь так? Главное – фокус, безопасность… Принятие. Я нашел того, кто принимает меня таким, какой я есть. И теперь, полагаю, я стал лучше спать по ночам. Беделия молчала. Долго молчала. Дольше, чем обычно. — И чье внешнее одобрение помогает Вам лучше спать по ночам? Вашего серийного убийцы или Вашего романтического партнера? Уилл испуганно поднял на нее глаза. — Не отвечайте, — прервала диалог Беделия, смотря на часы. Их время истекло. — Просто обдумайте это.***
— Ты когда-нибудь о чем-нибудь сожалел? — спросил Уилл. Он неделями смотрел на календарь, наблюдая как со стремительной неумолимостью приближается та самая дата. Он думал взять выходной, думал провести день с собаками и виски. Грэм даже рассматривал возможность провести внеочередной сеанс с Беделией, но, несмотря на то, что это был самый логичный вариант, он был наименее предпочтительным. В итоге Грэм выбрал Ганнибала — так он не будет один, и в то же время это не будет выглядеть патологически болезненным. А ведь профайлер считал, что за год успел научиться справляться… — Нет, — ответил Лектер. Уилл молчал на протяжении всего ужина, и Ганнибал сам грациозно вел непринужденную беседу, заполняя собой тишину с присущей ему тактичностью. Так они добрались до привычного вечернего дижестива. Грэм не был уверен, что Лектер знает, какая именно сегодня дата, что он понимает ее значение. Он даже не знал, хочет ли объяснять это доктору, хотя, очевидно, это стоило сделать. Коммуникация — залог успешных отношений, но сегодня даже эта аксиома не могла заставить Уилла заговорить. — Никогда? — Сожаления не имеют особого смысла, прошлого ими не изменишь. К тому же, зацикливание на том, что невозможно изменить, не приносит разуму пользы. Я предпочитаю думать о будущем, а не сожалеть о прошедшем. — Не представляю, как можно жить так, — произнес Уилл. — Я погряз в сожалениях. В жизни Грэма было столько вещей, о которых он сожалел, столько моментов, когда надо было поступить иначе. Он думал об этом всегда, но работа в Бюро довела эту тенденцию до предела. Такова уж она была — вечный выбор между жизнью и смертью. Если Уилл ошибался, если он создавал профайл недостаточно быстро — люди умирали. Если он создавал его быстро — люди все равно умирали, ведь убийцу еще надо было найти и поймать. Много, очень много ответственности для одного человека, а следовательно — много сожалений. У него бывали расследования, которые заканчивались действительно хорошо, но их было пугающе мало по сравнению с делами, в которых Уилл мог бы справиться лучше. — Я крайне редко сожалею о том, что сделал, — продолжил Ганнибал. — Но когда это случается, я делаю одно простое упражнение, оно помогает мне отпустить любые сожаления. Я беру чашку из очень красивого чайного сервиза и роняю ее на пол. Как только она разбивается на куски, я ощущаю сожаление от того, что произошло, потому что я разрушил что-то утонченно-прекрасное. Потом я жду, чтобы мои сожаления собрали чашку вместе, вернули ее в прежнее, целое состояние, но этого не происходит. Сожаления не помогают мне ее вернуть, это так не работает, поэтому я просто сметаю осколки в мусор, вместе со всеми сожалениями. Уилл легко видел это мысленным взором — рука Ганнибала отпускает изящную, хрупкую, невероятно красивую вещь, и она падает на пол, разбивая тонкий фарфор на тысячу осколков. Грэм моргнул. — Эмоции устроены несколько сложнее. — Только если ты позволяешь им, — мягко не согласился доктор. — Разве не лучше контролировать свои эмоции лично, чем уступать контроль над собой им? Уилл поежился. Контролировать эмоции Грэму было так же сложно, как накинуть лассо на бешеного быка, и это в лучшие дни. В худшие — его эмоции напоминали цунами. — Это из-за Эбигейл Хоббс? Уилл кивнул. Иногда то, что Ганнибал читал Таттл Крайм, выводило Грэма из себя. Иногда, как сегодня, это было настоящим благословением, ведь доктор знал нюансы работы Уилла без необходимости озвучивать их вслух. — Сегодня, ровно год назад, умер Гаррет Джейкоб Хоббс, — наконец признался Уилл. — А значит, Эбигейл Хоббс уже год находится в коме. — И что ты чувствуешь по этому поводу? — Вину. — Вину из-за того, что не смог ее спасти? — Нет, потому что я ощущаю себя так, словно сам ее убил. — Она может очнуться в любой момент. — Может. Иногда Уилл надеялся, что однажды Эбигейл просто откроет глаза, словно ничего не случилось. Что она сможет пойти в колледж, забыть об ужасах, связанных с ее отцом, избавиться от клейма своей фамилии и начать жить заново. Иногда Грэм думал, что ей лучше не просыпаться совсем. Ведь тогда ей не придется отвечать на миллион вопросов сотрудников ФБР и защищаться от обоснованных подозрений Джека. — Гаррет Джейкоб Хоббс любил свою дочь больше всего на свете, — произнес Уилл. — Умертвить ее без того, чтобы почтить ее тело, означало бы просто совершить убийство. Этот факт был слишком кричащим, чтобы его не заметить. И Уилл катал его в уме так долго, что мысль стала ровной и гладкой, как речной камень, обточенный водой. Он рассмотрел ситуацию со всех сторон, со всех точек зрения, с каждого из углов, и то, что он увидел, мешало ему уснуть по ночам. Потому что у поступка Гаррета Джейкоба Хоббса по отношению к Эбигейл была всего одна причина, один мотив. Грэм не говорил об этом ни с кем, даже с Беделией. Он просто не хотел, но сейчас… Сейчас он хотел рассказать правду Ганнибалу, чтобы разделить с ним эту ношу пополам. — И все же он перерезал ей горло, узнав, что на его пороге стоит ФБР. Что побудило его к этому? Паника? — Любовь, — ответил Уилл, медленно качая головой. — Только любовь. — Почему же он так поступил? Грэм отрицал, отрицал и отрицал. Отрицал перед Джеком, Аланой и прессой. Каждый раз, когда его спрашивали о деле Хоббсов, профайлер настаивал на том, что Гаррет Джейкоб Хоббс действовал один. Охотился один. Уилл повторял это снова и снова, надеясь, что Эбигейл однажды выйдет из комы, понимая, что это единственный способ защитить ее. — Эбигейл охотилась вместе с отцом, — сформулировано было неочевидно, но Грэм надеялся, что Ганнибал поймет. — Он пытался убить ее, потому что это был единственный способ защитить ее… — От Джека. Профайлер молча кивнул. — Я подошел к Гаррету Джейкобу Хоббсу слишком близко, — сказал профайлер. Он до сих пор слышал это последнее «видишь?», сказанное им напоследок. — Я не делал этого с тех пор, старался сохранять дистанцию. Но с ним… Я просто не смог. Я не могу избавиться от него. — Хоббс был первым человеком, которого ты убил? — Единственным. — Ты ощущаешь за это вину? Уилл помотал головой, наконец-то ему достался легкий вопрос. — Нет. Убивать его было хорошо, это ощущалось правильным. Я ощущаю вину за то, что не смог спасти Эбигейл, — иная правда, темная, но истинная таилась за стандартной формулировкой Грэма. — Я ощущаю вину за то, что не смог ее убить. Ганнибал молчал, но в этом молчании не было осуждения, он просто обдумывал сказанное, выбирая уместные слова для ответа. Он выбирал их не потому, что не знал, что сказать, а потому, что не знал, что Уилл готов был услышать. — Ты ощущаешь вину потому, что не довел дело до конца? Грэму потребовалась пара секунд, чтобы осознать, что именно подразумевал Ганнибал. Он тоже не стал говорить прямо, оборачивая вопрос двусмысленной формулировкой. По сути, он спрашивал о том, стало бы Уиллу лучше, если бы Эбигейл все-таки умерла. Помогло ли бы это ему отпустить, наконец, ситуацию. Уилл готов был начать возражать сразу, словно защищаясь, но Лектер не нападал, он искренне интересовался, а значит… Значит стоило ответить честно. — Нет, — произнес Грэм. — Я не хочу, чтобы Эбигейл умерла. Если бы она очнулась завтра, я бы просто хотел укрыть ее от всего этого… — Уилл расслабился и позволил себе самые невероятные фантазии. — Я бы хотел увезти ее отсюда, куда-нибудь подальше, защитить от Джека. Мы могли бы уехать в Мэн, я бы научил ее рыбачить. — Ты хотел бы стать для нее хорошим отцом, не таким как Гаррет Джейкоб Хоббс? — Полагаю, да. Фантазии Уилла наконец обрели смысл, когда Лектер задал свой вопрос. Он хотел стать ее отцом. — Ты хочешь защитить ее, даже зная, что она была вовлечена в серийные убийства? Грэм хотел все отрицать, как он отрицал это десятки раз, но сейчас, с Лектером, не стал этого делать. Было не похоже на то, что Ганнибал задумал донести на Уилла или Эбигейл, к тому же… Что они сделают с девочкой в коме? Она находится в ней так долго, что вряд ли уже когда-нибудь очнется. — Для меня это не имеет значения. Уилл несмело поднял глаза, опасаясь реакции Ганнибала, но лицо доктора сохраняло нечитаемое выражение. Потом Лектер встал, и на секунду Грэм подумал о том, что он вызвал в нем отвращение своим ответом. Но Ганнибал не ушел. Он просто пересек комнату, достал что-то из шкафа и вновь вернулся к Уиллу, уже с коробкой в руках. Она заняла место на коленях Грэма, и доктор жестом предложил ему ее открыть. Открыв, Уилл обнаружил великолепный чайный сервиз из костяного фарфора — четыре чашки и чайник — черный фарфор был вручную расписан алыми росчерками каллиграфии. — Эмоции редко бывают логичными, даже если кажутся нам таковыми, — мягко произнес Лектер. — Чаще они бывают спонтанными, неконтролируемыми и даже травмирующими. Самая сложная задача в жизни человека — научиться отделять одни эмоции от других, оставляя только те, что помогают двигаться вперед, и безжалостно избавляясь от тех, что мешают прогрессу. Ты не в силах поднять Эбигейл из комы, так что у тебя остается только один выход — двигаться дальше. Визуализация должна помочь. Это будет физическим подтверждением твоего освобождения, когда ты сметешь осколки прочь. — Ганнибал… — с сомнением сказал Уилл, оглаживая изящный фарфор пальцами. — Я не могу это принять. — Я настаиваю. — Они слишком красивые, чтобы их уничтожать, — покачал головой Грэм. — Если нужно что-то разбить… Давай я куплю что-то простое и дешевое. — Купив что-то дешевое, как символ своих чувств к Эбигейл, ты обесценишь всю суть упражнения. Прекрасная вещь для прекрасной девушки — в этом будет особая красота и символизм. Скажу тебе больше, то, что тебе жаль эти чашки, делает их особенно подходящими для нашего упражнения. Возьми свою чашку, Уилл. Грэм прикусил губу. Он смотрел на чайный сервиз на своих коленях и чувствовал, как непрошенные слезы застилают взор. Он не хотел, чтобы Лектер это видел, не хотел, чтобы он был свидетелем его слабости, его ненормальности и позора. — Уилл, — мягко начал Ганнибал, но не продолжил. Грэм ожидал очередной продолжительной речи, но доктор молчал. Он просто обнял профайлера за плечи и тихо прижал его к себе. Уилл боролся с эмоциями, и это молчаливое объятье заставляло его чувствовать себя и лучше и в то же время намного хуже, чем раньше. — Отпустить свои сожаления, не означает отпустить Эбигейл. Твои сожаления касаются только тебя, того что ты сделал или не сделал. Умение отпустить травмирующий опыт не заставит тебя забыть Эбигейл, свои чувства к ней или желание защитить ее от Джека. Уилл кивнул, все еще слишком расстроенный, чтобы ответить. — Мэн не очень-то далеко, а у Джека Кроуфорда есть связи, — заявление было таким неожиданным, что Грэм поднял глаза на доктора. Как бы профайлер ни выглядел сейчас, это заставило Лектера тепло улыбнуться в ответ. — Побег в Мэн не защитит Эбигейл от Джека, если на нее падут подозрения. Лучше отправиться в Ирландию — природа та же, но там нет юрисдикции американского ФБР. Уилл шокированно открыл рот. — Законодательство Ирландии допускает экстрадицию, но для этого Джеку нужно будет предъявить что-то серьезнее простых подозрений. А у него, как я понимаю, ничего нет. В любом случае, страны, в которых запрещена смертная казнь, редко выдают подозреваемых туда, где она есть. — На самом деле, в Ирландии не такие леса как в Мэне, — сказал Уилл, ошарашенно моргая. — Они не подойдут для охоты. — Всегда есть Восточная Европа, — невозмутимо продолжил Ганнибал. — Я провел там юность и не понаслышке знаю о густых и диких лесах региона. Мы можем отвезти Эбигейл туда. «МЫ» Уилл прильнул к груди Лектера. Мы. Ганнибал действительно только что предложил ему вместе увезти юную серийную убийцу в Европу? Может он просто лукавит, стараясь ободрить Уилла? Грэм отверг эту идею в ту же секунду, как она просочилась в разум. Ганнибал не стал бы шутить такими вещами, он всегда говорит именно то, что имеет в виду. — Ты веришь мне, Уилл? — спросил Ганнибал. И профайлер кивнул, пряча лицо на теплой груди доктора. — Если Эбигейл очнется и захочет уехать, я могу все устроить. Ты доверишь мне эту миссию, Уилл? Уилл задумался об этом, действительно задумался. Такой переезд потребует подготовки. Если Эбигейл очнется, и Джек начнет ее подозревать, они не смогут просто купить билет на международный рейс. Им потребуются паспорта, фальшивые документы, четкий план того, куда ехать после приземления. Грэм понятия не имел, как вывезти человека, находящегося в розыске, в другую страну. Он сомневался, что Ганнибал в этом разбирается, но все равно верил ему. Уилл был убежден, что если Лектер говорит что-то — он это делает. Он был не из тех, кто сыплет обещаниями, просто чтобы подбодрить. По правде говоря, Грэм не знал, радует его такая весомость слов доктора или нет. — Да, — хрипло выдохнул Грэм, а потом прокашлялся, чтобы продолжить. — Если тебя не затруднит, я буду рад. — Благодарю за доверие, — сказал Лектер, целуя Уилла в лоб, а потом постучал пальцем по коробке с сервизом. — А пока Эбигейл не проснулась, ты должен понимать, что сделал все, что мог. Теперь отпусти свои сожаления.***
Уилл разбил чашку, и ему стало лучше.***
— Я беспокоюсь о твоем здоровье, — весьма неожиданно сказал Ганнибал в одну из ночей. — Ментальном или физическом? Уилл не очень понимал причину его беспокойства. Да, он находился в режиме «боевой готовности» после третьего убийства Потрошителя, но в целом не было ничего такого, с чем не справился бы хороший и крепкий ночной сон. Грэм действительно чувствовал себя очень хорошо, может быть, дело было в спокойном сне, может быть, в диете — начав встречаться с Ганнибалом, Уилл стал питаться правильно и регулярно — может быть, в том, что у него наконец-то появилась личная жизнь. Не зря же все психологи рекомендуют блюсти баланс между работой и личной жизнью. — И том, и другом, — произнес доктор. — Ментальное здоровье часто влияет на физическое. Долгий стресс снижает иммунитет, и глядя на то, как ты изнуряешь себя на работе, я опасаюсь, как бы ты снова не заболел. Профайлер вспомнил последние пару недель и признал, что опасения Лектера не были беспочвенны. Он действительно был постоянно занят. Открытая Чесапикским Потрошителем «серия» вынуждала Грэма засиживаться в Бюро до поздней ночи. Это заставляло Ганнибала волноваться, хотя, откровенно говоря, пока Уилл не встретил Лектера, при такой интенсивности работы он выглядел намного хуже. Тогда помимо работы и псов в его жизни присутствовали только виски и энцефалит. Теперь, даже работая по 12 часов в день, Уилл чувствовал себя абсолютно здоровым и живым, он больше не терял ощущение пространства и времени, всегда полностью понимая кто он и где. — Не могу сказать, что в данной ситуации у меня есть выбор, — сказал Уилл, понимая, что не только задание Джека гонит его вперед. Поймать Потрошителя было для него честью, вызовом его интеллекту, таланту и дару. Он хотел составить его профайл сам. Уилл прекрасно знал, как бредово это звучит. Он прекрасно понимал, что следуя нормальной человеческой логике, он должен был бояться Потрошителя, ужасаться его работами, но нет. И это совершенно точно говорило что-то о его отношениях с Ганнибалом и с Потрошителем… С ними обоими. — Разумеется, есть, — уверенно сказал Лектер. — Только ты можешь контролировать свою степень погружения в работу. Ты можешь загружать себя полностью или не доводить до измождения без повода. Грэм не думал, что Ганнибал переживает о времени. Лектер всегда относился к его работе с уважением, не ревновал к вовлеченности в расследование и вообще поддерживал профайлера во всем. Возможно… Возможно, в этот раз у его беспокойства действительно был повод. Уилл проводил дни и ночи, работая с файлами, он кружил вокруг антикварного магазина часами, пытаясь соотнести смерть журналиста и имитацию картины «Стойкость». Он буквально рвал на себе волосы из-за невозможности разгадать последнее послание Потрошителя. Однако, несмотря на всю восприимчивость Лектера, Уилл не готов был говорить с ним о Чесапикском Потрошителе. Не сейчас, а может быть и никогда. «Может быть, Потрошителю просто нравится водить тебя за нос» — сказала однажды Беделия, и Уилл чудовищно боялся, что она все же права. — Если я не буду стараться, люди продолжат умирать, — сообщил Грэм, пожимая плечами, словно им двигало не тщеславие, а альтруизм. — И это будет полностью моей виной. Так что выбор не так велик, как ты полагаешь. — Это сказал бы Джек Кроуфорд, а не ты. Как думаешь, Уилл, если раздадутся выстрелы, будет ли человек, не прыгнувший под пули, виноват в смерти людей? — Это другое, — раздраженно закатил глаза Грэм. — Неужели? Твоя работа дорого обходится твоему разуму и телу — нет смысла это отрицать. Уилл и не стал отрицать. Просто не смог. Он сохранял молчание, и доктор продолжил. — Не стоит бросаться грудью на амбразуру. Я не хочу недооценивать твою значимость, Уилл, но преступников в этой стране ловили до тебя, будут ловить и после. Джек Кроуфорд вынуждает тебя думать, что только ты можешь спасти этих людей, потому что знает, как чувство вины и ответственность повлияют на интенсивность и качество твоей работы. Это манипуляция, Уилл. Сколько агент Кроуфорд работает в Бюро? — Что-то около двадцати лет, — пробормотал Грэм. — А ты? — Чуть больше года… — И скольких убийц агент Кроуфорд поймал за девятнадцать лет работы, пока у него не было тебя? Молчание Уилла само по себе было ответом. — Повторю еще раз, я не умаляю твой вклад в общее дело, я просто хочу, чтобы ты понимал, что агент Кроуфорд использует чувство вины как хлыст, чтобы подстегивать тебя. Ты делаешь ему одолжение, консультируя для Бюро, как внештатный агент. Джек может просить тебя об услуге, но он не вправе ее требовать. — Хорошо, я обдумаю это, — наконец произнес Уилл.***
— Иногда, — задумчиво сказал Грэм, в очередной раз посещая доктора Дю Морье, — я смотрю на свою жизнь и думаю, что при всем том ужасе и смерти, что я вижу каждый день, я просто не заслуживаю того, чтобы в моей жизни случались хорошие вещи. — Ганнибала сложно назвать хорошим событием, — безэмоционально произнесла Беделия.