Плюс бесконечность

И когда вода отступит назад, Берег выйдет и откроет героя, Берег выйдет и откроет врага, Их по-прежнему останется двое.

Выключив всю аппаратуру, мы спускались в бункер. Заранее вытянув из «холодильника» нужные вещи, сейчас вместе с ними ехали в лифте. В походные сумки засунули кислородные баллоны, провизию, термокостюмы – правда, они мало помогут нам, когда всё закончится. Мимоходом, пока Мел складывал бутылки с водой в вещмешок, я вколол себе сильный успокоительный наркотик. Осталось четыре ампулы и столько же шприцов. На пару суток хватит. Их мне главный наш выдал как ответственному за состояние Аделаиды. Приказал вколоть себе сразу, а Мелу – при необходимости. В итоге Мел так ничего и не узнал, а я тут злоупотребляю. Я и так вполне спокоен, но лучше перестрахуюсь. Напоследок Мел хотел взять пистолет, однако я пресёк его попытки на корню веским: - Я обещал эм-м… быть с тобой до конца, так выполни и ты своё обещание. Он, наверное, удивился моему довольно спокойному тону, но я и без наркотика не дёргался бы – решение принято, отменить – нарушить систему. Лифт – последнее, на что расходуется жалкая энергия верхнего зала. Затем система законсервируется, и если хоть до чего-то не доберётся холод, возможно, столетиями позже археологи найдут там кучу интересной информации. Выйдя из лифта, мы увидели перед собой длинный оббитый металлом туннель с множеством открытых дверей. Своеобразная пещера – последняя дорога к недолгосрочному свету в конце. Последняя дверь в отличие от остальных была сделана не из железа, а из вещества, применяющегося при создании барьера. Унести все вещи за раз невозможно, но мы попробовали – после того, как мы входили, двери тут же закрывались. Спустя приблизительно минуту последняя с громкими щелчком захлопнулась за нами. И это – навсегда. Узники в камере смертников. В карцере. Я ощущал это каждой частью сознания – не помогали никакие таблетки. - Мне… душно, – выдавил, прежде чем, пошатнувшись, припал к стене. С беспокойством обернувшись, Мел бросил вещи. Криво, неестественно усмехнулся: - Наглотался дряни – расхлёбывай последствия. Безалаберная скотина, разве так подобает говорить уважающему себя учёному? - А сам-то, – фыркает. Дурацкая привычка говорить вслух. Накатила апатия и слабость – не знаю, совершенно не понимаю, из-за чего… Я ведь только-только вколол. Додумать не успеваю. Меня без предупреждения хватают, закидывают на плечо и несут к ближайшей мебели – дивану. Там кладут, разворачиваются и дальше разбираются с вещами. Сначала я без особой радости разглядываю потолок, но когда надоедает, приподнимаюсь на вытянутой руке, чтобы осмотреться. Комната не слишком большая, обклеенная зелёными обоями – что стены, что потолок. Освещения много – оно включилось само, едва мы вошли: торшер, пара небольших настольных фонариков, вмонтированные в потолок лампы. Всё светит белым светом, поэтому в нашей пещере нет ни одного неосвещённого уголка. Основная мебель – две двуспальные кровати, диван и небольшой шкаф. Напротив меня две неприметные двери: одна из них стопроцентно ведёт в «холодильник», вторая – в санузел, если повезёт, совмещённый с душевой. На одной из стен расположен небольшой, но приличных размеров экран. На синем фоне слабо мерцают две надписи: Блоки энергии: 1180 дн. 3ч. Блоки энергии с учётом меняющейся температуры за пределами: 6 дн. 11ч. Значит, дату нашей смерти я почти угадал. Мел некоторое время стоит у стола, что-то перебирая. Потом находит пульт и с его помощью переключает канал на экране. Тот барахлил недолго – первые слова помешали услышать помехи, но затем изображение резко обрело чёткость, и я сразу узнал мужчину-оратора. Кронов Павел – один из самых почётных деятелей науки нашего времени. - …славы храбрых. Я сожалею, что вам пришлось остаться, но благодарен за это, как никто другой. Увы, наши технологии не позволяют обойтись без жертв, но вы уже – герои, прошу запомнить это до самого конца. Для нас… да что там, лично для меня вы – легендарные личности, и я надеюсь, вы каждый раз будете включать и внимать этой записи, когда упадёте духом. Теперь пора перейти к делу. По нашим подсчётам энергии блоков должно хватить максимум на девять дней – в зависимости от температуры. Хотелось бы дать вам надежду на спасение, но я, как человек, не имею на это право. Живите, мы с коллегами надеемся, что смогли обеспечить вас всем необходимым… Но если жизнь вам опостылела, ждать смерти нестерпимо, а страх холода страшнее, в аптечке лежат две дозы морфия. Я не в праве вам приказывать, но прошу, перед использованием всё тщательно обдумайте. Искренне ваш Павел. Конец записи. Кронов говорил всё это страстно, с неподдельным участием и сожалением. Такое не сыграешь. И эта запись единственная в своём роде: в разных резервациях «сообщения» составляли и озвучивали разные люди – нас как-то об этом оповещали. Никто кроме нас, смертников, не сможет её услышать – ни до, ни после. Это, можно сказать, главная наша привилегия. Пока я в прострации разглядывал экран: запись на нём вновь сменилась подсчётом энергии, Мел по очереди открывал ящики в шкафу. Судя по грохоту, что-то нашёл и ненадолго затих. Потом подошёл ко мне, заставив обратить на себя внимание, и с непроницаемым лицом показал две ампулы с неким веществом и шприцы. Я смотрел недолго – быстро всё понял, а осознав, каким идиотом себя выставил, расхохотался. Хохотал искренне, как сумасшедший: до слёз, до хрипов, содрогаясь от смеха, пока не получил болезненную, хлёсткую пощёчину. Рассеянно прижал ладонь к пострадавшей щеке: неужто уже и посмеяться нельзя? И тогда Мел наклонился, опираясь руками на спинку дивана. Внешне он выглядел совершенно спокойным, но в зрачках клубилось такое… отчаяние, что ли, что мне стало не по себе. - Илья, – он откинул морфий со шприцами куда-то назад и большим пальцем стёр набежавшую на мои глаза от смеха влагу. Зачем же так?.. Зачем же так… нежно? В странном смущении отворачиваюсь, а он наклоняется ещё ближе, вставляя колено между моих ног. - Я обещал, – говорит серьёзно. Не знаю, что он имеет в виду. Наши лица самое большее в паре сантиметров друг от друга. Неловкое положение. Тишина вокруг – говорят, от такой можно оглохнуть, а Мел почему-то часто и шумно дышит. Не понимаю его. Поворачиваю голову, чтобы поймать прищуренный жадный взгляд. - Н-не смотри так, – вырывается. Чёрт, снова заикаюсь. Усмехается и, наклоняясь, прижимается своими губами к моим. Поддаваясь, приоткрываю их, а Мел проникает языком в мой рот. Чувствую, как чужое колено задевает пах, немного надавливает и скользит вверх. В поцелуе закрываю глаза. Я беспомощен, связан собственными словами, и Мел пользуется этим без зазрений, целуя меня снова и снова. То жёстко, то мягко, то глубоко, то коротко и отрывисто. Я плавлюсь, а при разрыве контакта глотаю воздух, как утопающий. Я окутан чужим, совершенно чуждым мне кисло-сладким запахом, похожим на аромат апельсинов, и занавесью из длинных вьющихся чёрных волос. Обычно Мел завязывает их в небрежный хвост, но сейчас они распущены, и я почти очарован этой непривычной мужской красотой. Не хочется останавливаться. Не хочется продолжать. Вот бы время застыло. Колено Мела не прекращает манипуляции с моим пахом, поэтому заставляю безвольно лежавшие руки упереться в его плечи, немного отстраняя. - Что-то не так? – интересуется. Пытаясь отдышаться, отрицательно качаю головой. А отчасти приходя в себя, закусываю губу. - Всё в порядке, но… – стараюсь, чтобы это не звучало озадаченно, – ты знаешь, что делать дальше? Пару секунд удивлённо соображает и вдруг со смешком фыркает: - Знаю, – но мгновение спустя взгляд становится тяжёлым. Голодным. – Сам разденешься, или мне? Хочу сказать «Сам», но ощущаю дрожь, поэтому, ничего не отвечая, отвожу взгляд. Мел понимает без слов. И раздевается первым. Медленно-медленно стягивает грязно-серый халат. За ним свитер, джинсы, обувь, носки. Теперь я вижу его эрекцию, заметную через ткань нижнего белья. Трусы он снимает, будто издеваясь. Смотрит в глаза, опуская резинку ниже и ниже. В какой-то миг я обрываю зрительный контакт, чтобы перевести взгляд на член Мела. Никогда не видел чужие мужские половые органы вживую, да и где я мог такое увидеть? Как только трусы спущены, перешагивает через них и снова склоняется надо мной, путается пальцами в ёжике моих коротких каштановых волос. Вытягивая язык, кончиком касается моих губ, и я, словно на рефлексе, ответно подаюсь вперёд. Довольно усмехается. Поднимает меня, заставляя сесть, и с явным наслаждением расстёгивает пуговицы на моей синей клетчатой рубашке, отчасти скрытой помятым лабораторным халатом. Я немного нервничаю. Чёрт, мне же можно нервничать? И почему не помогает наркотик?! Не знаю, что последует далее – я никогда не увлекался мужчинами. Пара ни к чему не обязывающих отношений с женщинами и подружка с колледжа – вот, собственно, и всё. Я же учёный. Отношения? Что это за мистическая сторона жизни? Мел припадает губами к моей шее. Присасывается, втягивая и облизывая языком кожу. А я, будто заводная кукла с пустым взглядом, позволяю ему делать всё, что заблагорассудится. Нет, я не кукла. Я труп. Спускается поцелуями ниже, к груди, а мою кожу жжёт, будто от прикосновения пламени. Преувеличение – да, а может, и вовсе галлюцинация. Мел в нетерпении расстёгивает ремень моих джинсов, сползая на пол, на колени. Коленопреклонённый Мел с жадным искушающим взглядом – то ещё зрелище. Даже меня пробирает. Заставляет привстать, чтобы спустить джинсы и развести колени. Опираюсь на сидение дивана, не давая себе сползти. Не давая поддаться внутренней дрожи неизвестности. Что… дальше? А дальше Мел придвигается ближе, хотя, кажется, ближе некуда, грубо стискивает пальцами мою поясницу и целует член через ткань боксёров. - М-мел? – потрясённо. Пробую отстраниться, но напрасно. Хотя чего я там себе надумал? Что всё будет раз-два и конец? Что не придётся задыхаться в смущении и по-дурацки пытаться свести колени. Но я же мужчина! Я не создан для т-такого. Даже если я мертвец. Точно, спасительная мысль… А во взгляде Мела не просто жадность – в нём похоть. И жажда. Такую не утолишь простой водой, материнским молоком или радостью от грандиозного открытия. Когда Мел освобождает мою эрегированную плоть от трусов, не знаю, как себя вести, куда себя деть. Отворачиваюсь, прикусывая кожу на запястье. Не помогает. Жарко. По венам течёт что-то другое, раскалённое, расплавленное – не кровь. Кровь – самая настоящая – стекает по подбородку, пачкая обшивку дивана, и когда Мел это замечает – всё прекращается. Вскакивает, с беспокойством сжимая мои плечи. - Илья… Тебе так противно?.. А у меня перехватывает горло – ничего сказать не получается. Только смотреть, как Мел почти теряет свою холодность, и в зрачках – вина. Настолько громадная – не знал, что она вообще бывает настолько сильной. - Можно я… в душ? – выдавливаю непослушным хриплым голосом. Мел шарахается от меня, как ошпаренный. Отводит взгляд, помогая подняться. Я так понимаю, это значит «да». Путаюсь в джинсах, наклоняюсь, чтобы их поднять. Застегнуть ширинку мешает эрекция. Воцаряется молчание. Я неловко переступаю с ноги на ногу, направляясь в одну из комнат за дверями. Открываю первую попавшуюся – угадал: туалет, раковина, совмещённая с душевой ванная. Закрываю дверь на замок, сползаю вниз. В голове пусто. Я ведь знал, на что шёл. Догадывался. И почему, чёрт побери, не помогает наркотик? Прячу голову в согнутых коленях. Только бы не скатиться в депрессию. Жить хочу. Плевать, каким способом. Спохватываюсь, достаю из кармана шприц и ампулу с прозрачной жидкостью. Последнюю нечаянно роняю на пол, но поднимаю, пока она не закатилась подальше. Вскрываю. Из пораненного запястья немного течёт кровь. - Илья, – голос по ту сторону двери. – Не делай укол зря. Там физраствор. Я замер. Всё во мне замерло. - П-повтори. - Профессор Лейд сказал, что от передозировки можно умереть. Он хорошо тебя знал, поэтому рассказал мне. Предатель. Старый дурак. Постепенно доходит: - Так в прошлый раз… - Да. Тоже, – хладнокровный ответ. – В первый же раз, когда ты заснул. Что-то сегодня Мел слишком разговорчив. Эта скотина вообще думала умирать, или всё произошедшее – талантливое представление, искромётное шоу, чтобы вынудить меня… Не знаю, ничего не знаю… Мел похож на эгоиста, но не на мерзавца… На ватных ногах встаю, собираясь было потребовать от Мела – нет, не ответы – всего лишь свои наркотики. Но заставляю себя остановиться, не дотронувшись до дверной ручки. Сначала душ. Думаю, после него я буду выглядеть убедительнее. Несостоявшийся любовник, видимо, забеспокоился, не слыша в ванной никаких признаков жизни: - Илья? Да заткнись ты. Сколько можно повторять моё имя? Ещё немного, и я его возненавижу. Заставляю себя не обращать ни на что внимания. Переставляю ноги, точно робот, и прямо в одежде залезаю в ванну. Теперь я знаю, почему так себя веду. Хочу успокоиться. Хочу жить – не хочу свихнуться. До тебя это не доходит, Мел? На полную включаю один из потоков, подставляя под зафиксированный шланг голову. Горячая. Повезло. С каких-то пор я терпеть не могу холод. Такое ощущение, что пару секунд назад воду основательно вскипятили. Оно и к лучшему – может, отвлечёт моё смятенное сознание. Эрекция почти сходит на нет. Одежда, обувь, волосы быстро промокают. По лицу тоже стекает горячая вода. Сам не понимаю, чего хочу. Наверное, успокоиться. Любым способом. Краем уха слышу, как кто-то выбивает замок на двери и входит. Мел в одних джинсах на голое тело подходит ко мне, протягивает к воде руку и тут же её одёргивает. Витиевато ругается, сменяя горячий поток холодным. Встряхивает меня, точно тряпичную куклу, и начинает срывать одежду. Я снова хохочу, безвольно обмякнув в его руках. Разве это не весело? Театр абсурда. Слышу: - Прости. Прости меня. Но мало что соображаю. Слабо выдыхаю и закрываю глаза.