— Ты? И ты умеешь колдовать? И ты чудовище? — Нет, нет, нет, я совершенно обычная. — Да, это абсолютная правда! В хорошем смысле. Теперь нет сомнений, что Королева — чудовище, и мы все здесь в опасности. С тяжелым сердцем я обвиняю Королеву Эренделла в измене, и приговариваю к смерти. О, тогда плохи твои дела. Сейчас этого добра… кхм… сочувствую. Будьте готовы ко всему. Если натолкнетесь на Королеву — постарайтесь положить конец этой зиме. Дюк
— Мама, папа, — степенно кивнула Лили, всем своим видом изображая пренебрежение. В лопатки жглись любопытные глаза, и Эванс пожалела, что родители вообще прошли на платформу. Северус помахал ей рукой ещё десять минут назад, — у него автобус, мать оказалась в больнице, пока Тобиас отбывал своё время «за мелкое хулиганство». Внеси залог за него было некому. — Лили, детка, — раскинула руки в стороны Кэрол, и стушевалась, когда Лили лишь мазнула по ним почти равнодушным взглядом, едва касаясь, словно не хотя. Грегори дёрнулся, чуть не наступая какому-то волшебнику на ногу. Прорычав что-то вроде «Грязное животное!», мужчина вдруг побледнел и поспешно ушёл. Лили проводила незнакомца мнительным взглядом. Глаза у неё были зло сощурены. — Я устала после поезда, — честно призналась, — и хочу спать. Мы можем поехать быстрее? Кэрол неверяще посмотрела на свою дочь и словно не узнавала её: их принцесса, их лучик света, что с ней, с их малышкой Лили стало?! — Да… да-да, конечно! — Поспешно изобразила искусственную радость женщина, цепляясь взглядом растерянно за мужа; Грегори окинул вокзал пристальными зелёными глазами, так и не произнося ни слова. К машине они пошли молча. И ехали так же. «Это лето», — подумала Лили, — «будет весьма утомительным…» «Что же случилось с моим ребёнком?..» — Покачала головой Кэрол, осторожно касаясь напряжённой руки своего мужа. Грегори на мгновение оторвал взгляд от дороги, и пугающая пустота в его глазах Кэрол почти напугала; взгляд постепенно потеплел, а на лице появилась жалостливая улыбка, и всё нервозное состояние Кэрол постепенно улетучивалось. У них целое лето впереди, в конце концов. Они ещё всё исправят, они вернут свою девочку. Кэрол решительно кивнула головой, встряхнув короткие волосы. …Поездка оказалась несправедливо быстрой, словно они жили совсем рядом; Лили даже не удалось хорошенько выспаться в дороге, а она ведь в этом не слишком прихотливая. — Лили! — Вскрикнула с порога Петти, держа в руках варежку. От неё пахло домашней выпечкой, на груди висел фартук, а волосы были заплетены в строгий пучок. Лили фыркнула, заведомо считая это очень милым. — Петти! — Крикнула младшая сестра, бросив чемодан в руках «отца». Девочка с разбегу напрыгнула на старшую сестру, заливисто рассмеявшись. Как же хорошо просто быть дома…***
Комната была украшена мягкими игрушками, — в большинстве воронами, медведями и змеями, — и выглядела даже в чём-то… мило. Люциус замер на пороге, осматривая солнечную, — истинно в гриффиндорском стиле, что за вздор! — комнату, неуверенно покосившись на мистера Реддла. — Господин?.. — Неуверенно он позвал волшебника, что с пустым взглядом осматривал большую комнату. Волшебник перевёл взгляд на него, и внутренности пятикурсника словно сжались внутри; было что-то во взгляде голубых глаз с красными искрами пугающее, что-то, что заставляло дрожать и молчаливо глотать вязкую слюну. — Люциус, — благосклонно кивнул Реддл, поворачиваясь к широкому большому окну, что освещал комнату. Этот мужчина излучал благодушное настроение, которое смешивалось с чем-то ещё, что Люциус и опознать не смог; дрожь охватила его пальцы, а давление, кажется, подскочило. — Я позвал тебя, чтобы ты сказал, как тебе эта комната, — прямолинейной сказал господин, заставляя светловолосого замереть. Парень замер, кинув недоверчивый взгляд на тёмного волшебника, — он действительно услышал то, что услышал?.. — Мой Господин…? Том отвернулся от него, вместо ответа, длинными бледными пальцами проведя по краю чистого серебренного зеркала. Это был, наверное, единственный предмет, который был не в тёплых тонах: узоры вокруг сплетались в красивые серебристые цветы по краям круглого отражения; висело оно прямо над небольшим столиком и мягким пуфиком солнечного цвета. Люциус недоверчиво осмотрелся, оглядываясь — раз это нужно его Повелителю, то… полагаю, это всё же зачем-то то надо?.. …Он лишь недавно принял метку, так что ещё не смел вести себя непочтительно. Люциус окинул комнату медленным, внимательным взглядом: комната была большой, как бальный средний зал; она б, как он и думал ранее, в тёплых гриффиндорских тонах; окно выпадало на западное крыло, показывая лес и тёплые тона заката, что казалось, будто лес охватил медленный пожар; стояло возле стены большая кровать с балдахином тёмного солнечного оттенка, и на кровати были разнообразные мягкие игрушки, сидящие возле друг друга в ряд, будто на обстрел; ручное зеркало в полный рост, которое было украшено змейками-цветами, что достал Повелитель откуда-то из Азии недавно, отражало пустые стены, на которых ничего не висело. Люциус посмотрел на пол, смотря как даже на вид мягкий ковёр прогибался под его ногой, чувствуя через носок воздушность и тепло. Совсем рядом с кроватью стоял шкаф с одеждой, — её ещё не было, и поэтому полки были пустыми, как и вешалки, — а совсем рядом и достаточно низко висели полки, на которых в алфавитном порядке стояли разнообразные книги. Люциус по обложке узнал «Детские сказки о детях», «Что делать, если дети — сироты», «Воспитываем сирот с любовью!» и «Воспитываем сирот с любовью! Том второй.» Люциус медленно моргнул, отдёргивая руку от яркой кричащей обложки. Внезапно он почувствовал себя более неловко, чем когда-либо. Том неторопливо щёлкнул пальцами, напоминая о своём присутствии. — Это… полагаю, детская комната? — …Да. Малфой почувствовал скрытую угрозу и мороз, прошедшийся по коже. Тёмная магия тёмного волшебника давила ему на плечи, будто пытаясь поставить на колени, заставить преклониться. Вот только Люциус пусть и был юным, так или иначе прекрасно знал, что сейчас его господин не давит, лишь предупреждает. Если бы он давил — Малфой давно бы корчился от боли на полу, совсем не аристократично пытаясь подавить позорный визг. Теперь и изменения в замке были… более понятными. Словно пропала та духота, которая омрачняла мысли, — не везде, разумеется, но в гостиной, столовой и коридорах по пути к Господину, Люциус не мог не отметить этого подозрительного «преображения», — и даже воздух стал не таким тягостным. «У Господина есть ребёнок? У Господина есть женщина?» — удивился Люциус, старательно смотря на носочки чёрных сапог. На них играло закатное солнце, заставляя сверкать. Он вышел с ковра, вновь обуваясь, — и старательно думал, стараясь сдержать свой «хочу всё знать, мне это жизненно необходимо» взгляд. — Детям такое нравится? — Думаю, ребёнок обрадуется любому вниманию со стороны своего отца, — деликатно заметил парень. Том резко повернул голову, приподнимая уголки губ, словно ему вдруг стало смешно. Даже в обычно равнодушных глазах появилось что-то вроде эмоции, которую Люциус не посмел разглядеть, дабы не навлечь на себя гнев. — Это не мой ребёнок. Розовые губы сложились в удивлённое «о». Тогда зачем? Господин хочет принять сироту себе на попечение?.. — Если бы я стал её отцом, то я не смог бы на ней жениться. Это был бы инцест. «Очень прямолинейно», — подумалось Люциусу, пока он изо всех сил строил высокомерный и ничуть не удивлённый вид. А после вновь окинул комнату взглядом. — Позвольте спросить? — Дозволяю. — Сколько… девочке лет? — В голову закрались подозрительные мысли. И если они подтвердятся… — Одиннадцать, — не задумываясь выдал волшебник, — скоро двенадцать. Люциус замялся, но под покрасневшим взглядом полного нетерпения всё-таки вымолвил: — Тогда не будет ли комната слишком… детской? — «Детской»? — Эхом повторил, но тон его был раздражённым. Вероятно, Том потратил достаточно времени для обустройства комната. «Ха-ха, что за нелепость я посмел подумать!» — рассмеялся в мыслях Малфой, — «Сам занимался обустройством комнаты, — слава Мерлину не ляпнул такое вслух, иначе был бы конец моей репутации и репутации благородного и величайшего дома Малфой!» — Цвет подобран скорее по предпочтения детей от пяти до десяти лет, но как только «ваши дети» входят в состояние «магического образования», они всегда буйствуют и радикально меняют своё окружение. Не обходит данный факт и обустройство комнаты — чем ярче они были раньше, тем темнее станут позже. Так же может быть и наоборот — из тёмной комнаты девушки могут сделать кричаще-яркую или цвета кислотно-зелёного, режущего глаза. Люциус на мгновение поморщился, вспоминая свою неоновую с элементами «кислоты» комнату. Просто войти в неё — и глаза уже разбегались и жутко болели. После одного похмелья его даже стошнило из-за этого. — Так же в это время вкусы могут не только радикально, но меняться: сладкого больше, горького чаще; непостоянные обиды, которые неизвестно как появились и неизвестно как закрутились, — девушки называют это «накрутить себя, но ты, козёл, всё ещё не прав!»; а также жуткие перепады настроения, под которые попадать страшно. Тёмный Лорд внимательно, казалось, слушал, но глаза его были пусты. Лили не показалась ему в чём-то непостоянной или обидчивой — скорее наоборот, она была гораздо упрямой, чтобы постоянно транслировать ему свои положительные эмоции, успокаивать его «злые» эмоции и терпеливо кивать на его уничтожающий-оскорбительный тон. Стоит ли ему считать её терпение подобно деве Марии?.. — … — …Мой Лорд?.. — …Ты уволен… — Мой Лорд!..