Эдмонд Сноу Дракон Севера

Король Визерис Он записывал на пергаменте слова, которые резали его душу, терзали, как стая голодных псов рвут выброшеную со стола кость. Признание бастарда одним из Таргариенов — не иначе как необходимость. Но завтра нужно будет объявить об этом двору, встретить насмешки в глазах лордов и леди и снести эту фальшь с радушной улыбкой. Он предпочел бы, чтобы этого ребенка не существовало, чтобы он сгинул тем же вечером, когда появился на свет. Но, видимо, справедливые боги рассудили иначе. Мальчишка существует и глядит на мир индиговыми глазами Таргариенов, и отрицать что-либо бесполезно. Как только он услышал, что лорд Старк направляется в Красный замок, он отправил Эйгона в Каменный Оплот, к Бракенам. Надеюсь, больше не будет бастардов, с которыми мне придется иметь дело. Это слишком утомляет, особенно если кровь этих бастардов слишком пестрит благородством. Лишь бы боги дали мне сил, чтобы вынести это наказание и не выпороть моего сына. Хотя, пороть нужно было намного раньше. Раньше, чем по замковым коридорам начали сновать юные фрейлины. Он согласился на условия Кригана Старка скорее от безысходности, чем от большой радости. Через четыре года мальчик отправится на Север ровно на год. Это было необходимо, чтобы ребёнок знал свою семью со стороны матери. Но втайне Визерис мечтал, что с холодного севера дитя больше не вернется. Слишком большое пятно, слишком тяжелая обуза на короне. Визерис вздохнул: после Дорнийского завоевания в королевстве больше не было лишних жизней для новой бойни. И единственный выход — её избежать, даже если платой будет его собственная гордость. Им пришлось десять лет иметь дело с фанатиком, его племянником, которого они называли королем. А теперь король он сам, хотя, видят боги, Визерис никогда не хотел им быть. Но из-за двух до отчаянья глупых племянников, не подающих никаких надежд, королевству пришлось иметь дело с Эйгоном, его сыном и их кронпринцем или же всего лишь похотливым распутником, знающим толк только в юбках девиц. Хорошим королем мог бы стать его внук, ведь в Дейроне больше здравомыслия. Это утешало Визериса. Но всё же не спасало страну. Вчера он увидел мальчишку во дворе, видел, как Дейрон заботится о нём, слишком заботится и слишком оберегает. Если когда-то и Эймон сможет превратить этого мальчика во что-то полезное, то, возможно, ему предстоит будущее воина и интерес к военным делам. Может, даже удастся спрятать его от мира в обетах Королевской гвардии. Визерис всё ещё размышлял, и голова от этого гудела. Как лучше всего использовать этого мальчика? Казалось, в нем было что-то внутреннее, то, что Визерис не мог игнорировать и отбросить прочь. Именно тогда ему показалось, что он наконец-то понял: нельзя использовать Эдмонда, чтобы обнулить Пакт Льда и Пламени, ведь он бастард, нажитый в грехе. Но... это ведь не значит, что его нельзя использовать совсем? Хотя бы для улучшения отношений с Севером, и это, безусловно, имело бы долгосрочный эффект. Первоначально он согласился на условия лорда Старка как на своего рода оливковую ветвь или спасительную нить, чтобы усмирить Волков и хоть как-то сгладить бесчестье, что подарил его сынок леди Лианне вместе с рожденным ребенком. Но несомненно то, что мальчик будет ездить на Север так часто, как может, он будет видеть остальные части королевства, его можно подготовить, научить, сделать надёжной, а главное живой гарантией мира. И если он окажется наполовину так же хорош в обращении с мечом, как Эймон, и если его можно будет научить путям политики — он вполне может стать удобной пешкой Дейрона, когда он воссядет на Железном Троне. В солярий вошёл Дейрон. Он открыл дверь без стука, впустив внутрь прохладный сквозняк. Визерис дописывал документ, и уже хотел прикрикнуть, но осадил себя. Незачем срывать злость на всем мире. — Если твой отец не возьмётся за ум, Семи королевствам придёт конец, когда он станет королем. Вернее, если он станет. Визерис знал, что временами бывает с такими королями. — Я бы сказал, что ты говоришь об измене, но ты король, — равнодушно бросил Дейрон в ответ, потому что знал, кто здесь прав. Он смышленный, а главное, видит мир без приукрас. Визерис слегка усмехнулся, хотя это был грустный смешок, горький. Оторвавшись от стопки бумаг, он посмотрел Дейрону прямо в глаза, такие же, как у него, быть может, немного светлее. — Тебе с Мирией придется присматривать за мальчиком. Я могу найти кормилицу, няньку, да даже приставить к нему горстку слуг, но ему будет лучше подле тебя, лишь так он сможет стать достойным человеком… — Я знал это, когда его мать только умерла. Он мой брат, — Визерис хотел прервать его, заставить не называть бастарда этим словом, но в глазах у Дейрона было столько теплоты к этому мальчишке, много, слишком много. —Мирия уже обращается с ним как со своим, и дядя Эймон сказал, что возьмёт его в оруженосцы, чтобы он смог получить рыцарское звание... и имя, это лучше чем ничего. — У него будут возможности в сотню раз больше, чем у любого бастарда в Вестеросе. – Да, но Эдмонд не первый бастард моего отца, так почему его признаёт корона? Это не справедливо, это... Визерис вскинул руку призывая замолчать. Справедливость очень зыбкая вещь среди этого гнилого мира, но не ему это объяснять: когда-нибудь Дейрон сам поймет это. — Потому что, в отличие от других, в этом бастарде кровь Хранителя Севера. А его мать была благородной леди, которую обесчестили под сводами этого замка. А ещё мы в долгу перед Старками за их службу в «Танце», — он сделал глоток из кубка; с винным дурманом неприятные воспоминания лезли в голову. — Кроме того, после двух царствований моих племянников — одного любителя поиграть в войнушку, а другого помолиться — наша семья и королевство не могут позволить себе еще одну войну, поэтому я стараюсь избежать этого. Это мой долг. Боюсь, когда придет твое правление, большая часть его будет состоять из уборки дерьма за твоим отцом, если он к тому времени не развалит королевство в дребезги. А Эдмонд станет теми цепями, которые прикуют к нам Север, пускай не намертво, но всё же. Этот мальчик — спасительное звено, — Визерис вздохнул, прикрыв глаза: головная боль опять вернулась. — Я пытался быть таковым для своего брата и его племянников, но один из них стоил королевству шестьдесят тысяч человек, а другой умер от голода на посту. Визерис полностью осушил кубок. После смерти последнего дракона власть Таргариенов теперь держалась на лордах или же на их страхе. Очень важно было, чтобы Старки встали на сторону короны, не мешкая и не сомневаясь ни на миг. Если бы только его покойный братец Эйгон тогда не сжёг все книги и не уничтожил яйца... Может, Визерис сейчас парил бы в небесах, а не мучился от мигрени в попытках уберечь королевство от смуты. — Ты не мог этого сделать, Эг! — кричал Визерис. — На драконах держится власть Таргариенов! — Мы сможем править Семью королевствами и без помощи этих тварей, Виз... — отвечал гневным тоном его брат, но в глазах у него стекленел страх. Он... он всего лишь их боялся. — Ты не понимаешь! Драконы – это история Таргариенов, наследие, с помощью них наши предки завоевали Вестерос, как ты не можешь понять, что они нам просто необходимы?! — Необходимы?! — прорычал его брат. Эйгон был меланхоликом: постоянно ходил с грустным лицом, печаль везде преследовала его. Танец Драконов изменил его внутренне или же сломал так, что обратно не исправить. Он очень многое пережил во время войны: боль, измены, смерть матери... Но кто не пережил? Война прошлась по ним всем, разбивая каждого по-разному. — Дракон пожрал нашу мать, Виз, наш дядя отдал её ему на съедение. Я стоял и видел, как эта золотая тварь съедала нашу мать, пока не оставила от неё только ногу. А из яйца дочери Бейлы вылупилась другая тварь, едва не оттяпавшая ей руку, и лишь вмешательство Алина спасло девочку от смерти... Ты хочешь, чтобы я позволил этим тварям жить и дальше бесчинствовать?! Когда дело шло о драконах, Эйгон превращался из разбитого короля в яростного человека, готового до конца стоять на своём. И это было единственным в чем он проявлял решимость. За двадцать лет после окончания Танца Драконов у них вылупилось всего два дракона. Первый — самец голубого цвета, проживший не больше трёх лет, и самка, зеленая, чахлая, с поникшими крыльями, отложившая пять яиц — но и она умерла. А яйца... Он уже не был уверен, что они когда-нибудь проклюнутся. Визерис знал, что к этому приложил руку его брат. После его смерти он, покопавшись в документах Эйгона, нашёл письма, адресованные в Цитадель, с просьбой, чтобы они помогли ему убить драконицу. Когда она умерла, он ворвался к Эйгону в горницу едва ли не выбив дверь. Он смотрел ему в глаза, но тот лишь сидел и сверлил его своими фиолетовыми, лишёнными жизни глазами. Ему хватило лишь этого взгляда и угрюмого молчания, чтобы понять: Эйгон сам её погубил. Конечно, ещё были попытки возродить драконов, но они бились об это, будто рыбы о лед. Девять магов, которых они с Эгом, к неудовольствию последнего, выписали из Эссоса, оказались бесполезны со своими заклинаниями и ритуалами крови. Это была пустая трата золота, времени, надежды. Внезапно Дейрон снова заговорил, вырывая его из неприятных воспоминаний. — Ну, я вижу, ты подумал об этом. Я действительно верю, что ты прав насчёт Эдмонда и насчёт отца... ты всегда прав. Он встал, направляясь к двери. — Лорд Криган попросил, чтобы Эдмонду дали фамилию Сноу, а не Уотерс. Что ж, это его северное упрямство... Я иду в свои покои, уже поздно. — Пусть, это не меняет сути. Я закончу писать и, если мне посчастливится, усну без кошмаров, — ответил Визерис и обнял внука, провожая его до дверей. «Слава Богам, Дейрон не похож на своего отца... Второго такого отпрыска моё сердце бы не выдержало». *** Принц Дейрон Таргариен Утро было тихим, солнечным и ясным. Он подал руку Мирии, и та с улыбкой её приняла. Дальше их ждали длинные коридоры, ведущие к тронному залу. Сегодня важный день: Эдмонда признают бастардом Таргариенов. Этим утро Мирия была особенно прекрасна: темные волосы, пурпурный бархат платья, и не любоваться ею мог лишь слепой. Вот и Дейрон не мог отвести взгляда. Хотя женился он на ней отнюдь не по любви, а в угоду долгу, он никогда не ожидал, что действительно получит с ней покой и такую тихую, такую сладкую радость. Он не любил её, но ценил ту любовь и заботу, что она дарила ему, не прося ничего взамен. За одну её слезинку он мог бы обрушить горы. Может, у него даже были чувства к ней, если бы только он был честен сам с собой. Он любил своего новорождённого брата, и она любила его тоже, может, даже больше чем он. Мирия ворковала над ним, днем, а иногда и ночью, и Дейрон был благодарен ей за это, искренне как никогда. Мальчику придется нелегко с его именем и внешностью, несомненно, ему придется повзрослеть быстрее других. Что удивило его больше всего, так это то, что Эдмонд был самым тихим малышом, которого он когда-либо видел или слышал. Его сын Бейлор кричал и плакал, когда его будили, или смеялся, когда щекотали — Эдмонд же вёл себя тихо и почти не издавал ни звука. Когда он смотрел ему в глаза и говорил ему что-нибудь, казалось, что ребёнок понимает каждое слово. В его фиолетовых глазах виделась какая-то мудрость, словно он был старше своего возраста на много лет. Они вошли в тронный зал: Мирия несла Бейлора, в то время как сам Дейрон держал Эдмонда. Они подошли к Кригану Старку. Пускай северный лорд был груб и суров и одет в слишком тусклые цвета, он видел искорку тепла в его глазах, когда они говорили о Лианне и когда тот смотрел на мальчика, выискивая в нём её черты. Хотя многим это показалось странным, как только Мирия встретила покойную Лианну Старк, у неё зародилась дружба с волчицей. Мирия, как говорила ему, никогда не думала, что у неё будет столько общего с этой своенравной северянкой, но их объединяла любовь к семье, которая была непреодолимой. Однажды она рассказала ему, до чего же леди Лианна храбрая, храбрая настолько, что пообещала выйти замуж лишь за того, кого выберет сама. Дейрон тогда лишь насмешливо улыбнулся: это казалось ему таким нелепым пустяком. А после он узнал, что Лианна беременна. Но такое случалось со многими молодыми легкомыслеными леди среди кишащего жизнью Красного замка. А ещё позже весь двор узнал, что отцом этого ребенка является его собственный. Дейрону было мерзко, тошно от отцовской руки, которая иногда хлопала его по плечу. Тошно от Эйгона. А ещё страшно, потому что не знал, как дедушка справится с этим. Лианне удавалось держать в секрете, пока она не начала плохо себя чувствовать. Конечно, к этому времени Мирия тоже была уже беременна, и оказалось, что и у Дейны заточенной в башне тоже будет ребёнок, как и у Лианны. Конечно, к тому моменту люди уже знали будущего отца детей двух незамужних женщин, но Дейна так и не призналась, кто отец Деймона. Когда отец вернулся ко двору, Дейрону вместе с дядей Эймоном пришлось оттащить Лианну, чтобы она не разорвала ему горло. Дядя Бейелор в этот момент уже выглядел довольно плохо и в это время продолжал соблюдать посты, тем самым всё больше голодая. Как бы сильно он ни любил своего дядю, даже назвал сына в его честь, но тот действительно был святым дураком. Тогда дедушка узнал, что происходит, и потому отослал отца, чтобы ему больше не приходилось иметь дело с сыном-распутником, которого называли принцем. Дейрон знал, что в его постели уже наверняка были и другие женщины. Последний слух касался женщины Бракенов в Каменном Оплоте, куда дед послал отца. Он вспомнил вчерашний разговор с дедом. Его отец действительно будет плохим королём, но, как бы Дейрону не хотелось этого признавать, он всё же любил своего отца, несмотря на его пороки. А теперь, ожидая прибытия короля, они мило болтали о многих вещах. Однако не о том, что действительно имело значение. Затем появился король, и, когда он сел на трон, глашатай проревел свою речь. — Преклоните колено перед его милостью королем Визерисом Таргариеном, вторым этого имени, королем андалов, ройнаров и первых людей. Лордом Семи Королевств и Защитником государства, — глашатай выкрикивал эти слова каждый раз, когда начинался сбор двора. — Подданые, встаньте, у меня есть для вас несколько объявлений, касающихся, — он прокашлялся и голос стар резче, —моей семьи и... других лордов королевства. — На всегда серьезном лице дедушки мелькнула тень улыбки. Обычно он был серьезным, пытающимся исправить королевство и возродить из пепла прежнее величие после стольких ошибок, стоивших многих жизней и больших денег. — Несколько лун назад ныне покойная леди Лианна Старк родила сына и умерла тем же вечером. Мы всё ещё скорбим о её скоропостижной смерти, но мальчик выжил и сейчас живёт под опекой принца Дейрона и защитой Красного замка. Никто не посмеет оспорить то, что Лианна Старк понесла от моего старшего сына, наследного принца Эйгона. И я, король Визерис Таргариен, второй этого имени, настоящим признаю Эдмонда Сноу естественным незаконнорожденым сыном принца Эйгона Таргариена и леди Лианны Старк. Когда король сделал паузу на мгновение, Дейрон заметил, что слезы начали наворачиваться на глаза Мирии: она поклялась Лианне беречь его и защищать от этого мира. Король тем временем продолжил говорить: — Кроме того, не забывайте, что в этом мальчике кровь драконов, он мой... внук, и его первые четыре года жизни пройдут здесь, в Красном замке, с семьей отца, а после того, как ему исполнится четыре года, Эдмонд будет каждый второй год посещать дом своей матери. Когда он достигнет соответствующего возраста, он станет пажом моего внука принца Дейрона, а затем оруженосцем принца Эймона из Королевской гвардии и получит рыцарское звание. Соответствующее образование он получит у лучших мейстеров Цитадели, и да берегут его боги. С этим объявлением пусть также будет известно: если кто-то из вас осмелится назвать этого мальчика бастардом, пока я жив, вы можете попрощаться с тёплым двором и поздороваться с холодной Стеной, — последние слова прозвучали с явным предупреждением. Дейрон знал, что маленький Эдмонд будет отличаться от других бастардов его отца, хотя, наверное, будет не менее несчастным. Просто судьба улыбнулась ему чуть больше, чем остальным. Теперь у него была основа, с которой он мог стать кем-то действительно великим или бесславно исчезнуть среди водоворота истории. — Итак, продолжим дальше, — проговорил король, и голос среди тишины зала прозвучал словно набат.