Эдмонд Сноу Дракон Севера

      Звуки стонов наполнили комнату, когда он снова шлепнул шлюху по заднице, вонзаясь в нее сзади всё сильнее и сильнее.        — Кончи мне на член, сука.       Трахаться подобно животному и драться до потери пульса — две вещи, ради которых он жил в этом дерьмовом мире, называемом жизнью. Ему было пятнадцать, когда он впервые стал мужчиной в день своих именин. В тот день он женился на Сансе под взором Старых Богов в богороще Винтерфелла. Хуже свадьбы просто быть не могло, что уж говорить тут про брачную ночь, которая представляла собой сущий кошмар.       Нет, лучше об этом не вспоминать. Прямо сейчас ему нужно сосредоточиться на женщине под собой. Джоннел снова шлёпнул её по заднице, прежде чем положить руки на её горло и притянуть к себе, загоняя своё мужское естество ещё глубже в её горячее нутро. Влажный стук в перемешку со стонами был единственным слышимым звуком в комнате.       — Ах, трахни меня, мой лорд, пожалуйста, трахни меня сильнее, — тяжело дыша, взмолила женщина.       Джоннел решил подыграть ей ради веселья:        — Как пожелаете, миледи.       Одной рукой он ущипнул её сосок и скрутил его, а другой продолжал сжимать ей горло. Она закричала ещё громче. Джоннелу это понравилось. Ему нравилось контролировать ситуацию, но ещё больше ему нравилось чувство контроля или доминирования над женщиной. Он не был жестоким и не делал ничего из того, что слабый пол не одобрял, но обычно они исполняли любую его просьбу, какой бы она ни была. Оно и правильно, ведь как можно отказать будущему Хранителю Севера?       Он толкнул лицо девки в постель и начал двигать бёдрами быстрее, пока, в конце концов, не излил семя внутрь неё. Сладкий женский стон сорвался с уст шлюхи, но вскоре сменился кряхтением. После того, как кончил, он перевернулся и прилёг рядом, уставившись в грязный потолок. Шлюха, придя в себя после бурного оргазма, положила голову ему на грудь, рукой поглаживая его мускулистый живот, твёрдый и крепкий, как дуб, от многочисленных упражнений с двуручным мечом.        — Это было потрясающе, лорд Джон, — проговорила она, тяжело дыша. — Хотела бы я, чтобы вы всегда были в моём распоряжении. Крайне мало достойных мужчин мне доводилось принимать к себе в постель в последнее время.       — Хочешь — могу взять тебя с собой в Винтерфелл, где мы можем согревать друг друга холодными зимними ночами. Как любит повторять мой лорд-отец, зима близко.       — А разве он не будет разгневан, узнав, что вы, м'лорд, тащите продажную девку, вроде меня, в его родовое гнездо? Я слыхала от Гретчель, что лорд Криган весьма суровый человек, который отрубает людям головы своим гигантским мечом.       — Об отце можешь не беспокоиться. — Джоннел встал с постели и взял в руки свои бриджи. Надевая их, он обернулся лицом к девке по имени Роуз. Та сидела, скрестив ноги, её упругие груди выглядели аппетитными, а розовые соски так и просили, чтобы с ними поиграли. — Скоро настанет день, когда он не только не сможет больше держать в руках Лёд, но и вообще встать без посторонней помощи, — его взгляд переместился на грудь женщины.       — Будь я проклят, она у неё больше, чем у Сансы, в несколько раз.       Не в первый раз Джоннел Старк ловил себя на мысли, что считает шлюх, трактирных девок и дочерей мельника куда красивей своей благородной по происхождению жены. Девушка перед ним была прямым тому подтверждением. Высокие полные груди, стройная фигура, миловидное личико с карими глазками и вздёрнутым носиком. Жена похвастать такими чертами в помине не могла: она была стройная, но худая с костлявыми пальцами и длинным лошадиным лицом, красота которого не могла превзойти даже его собственного коня. Когда они занимались любовью, она не издавала почти ни звука, будто была неживой. Добавить к этому ещё сварливый характер, как у старой карги, и острый как осиное жало язык. Клянусь богами, каждый раз, когда она раскрывает свой рот, мне хочется стукнуться об стенку, лишь бы не слышать её голос.       — А как же ваша леди-жена?       Презрительный грубый смех сорвался с его уст.       — О ней тебе нужно беспокоиться в самую последнюю очередь. Пока мы будем с тобой приятно проводить время в Винтерфелле, Санса будет сидеть в Белой Гавани и кормиться из ложки дерьмом своего китообразного дяди Хамфри. Однако праздник урожая не за горами — наверняка она собирается присутствовать на нём в Винтерфелле. — И скорее всего притащит всю родню своей матери Мандерли, будь они прокляты все до последнего.       Джоннел представил себе картину: он занимается любовью с Роуз на их с Сансой брачном ложе. Он как на яву видел Сансу, входящую в комнату, оскорбляющую его по чём не зря, посылая его в каждое пекло своих Семерых, и прося одного из них — вроде Неведомого, бога смерти — забрать его никчёмную жизнь себе. Её подпевалы-подхалимы Мандерли просто бы забросали его оскорблениями, брызгая слюной, с пеной у рта, приговаривая какой он недостойный супруг. Отец посмотрел бы на него с разочарованием и сказал, что Джоннел бездарь и олух, думающий своим членом и не более.       — Ну и пусть думает, что хочет, — со злостью подумал Джон, пока надевал сапоги. — Он мне не указ и прекрасно знает об этом. Я наследник Винтерфелла, будущий Хранитель Севера — я делаю и говорю, что мне вздумается, и никто не может мной управлять или указывать, кроме меня самого. Я сам себе хозяин.       Накинув на плечи меховой плащ из шкуры волка, повесив пояс с мечом и кинжалом себе на талию, Джоннел Старк попрощался с Роуз, крепко поцеловав её напоследок в губы и сжав прекрасные груди, пообещав, что он заберёт её на обратном пути из Чёрного Замка. Ноги несли его вниз по ступенькам, когда он оказался в общей комнате, где царили веселье и беззаботность. За круглыми столиками сидели с кружкой горячего пива в руках и шлюхами на коленях мужчины, которые смеялись и гоготали после каждой второй шутки.       — И я говорю ей, что лучше буду евнухом, чем спать с ней, старой клячей, каждый день... — сказал пьяный в дрова мужчина с косматой порослью на лице, рядом с которым сидели собутыльники и шлюхи.       — Вместо этого ты каждый день трахаешь по молоденькой кобылке, — стрельнул другой, и хохот за столом вернулся.       Запах розовой воды и чего-то непонятного окутывал бордель, как туман; тусклый свет из грязных окон освещал его внутри. Стража Джона, состоящая всего из трёх человек, расположилась в углу. Фрэнк, Освальд и Оуэн зря времени не теряли: у каждого на коленях, за исключением Фрэнка, голова которого покоилась на столешнице, сидели шлюхи. На их столе стояли пустые кружки и миски с крошками еды — результат того, насколько Джоннел мог быть щедрым с теми, кто преданно ему служит. Формально эти люди должны докладывать его лорду-отцу о каждом его шаге, но на деле они всего лишь рассказываю пару недостойных внимания мелочей, пока сами предаются удовольствиям жизни, которые им бескорыстно оплачивал Джоннел. В конце концов, пить в компании куда веселее, чем одному.       — Хватит пялить шлюх, бездельники, нужно вернуться в Дредфорт, пока светло, — высказался в своём привычном грубом тембре наследник Винтерфелла. — Отрывайте свои задницы и пошли.       С ворчанием они поднялись, извинились перед женщинами, разбудили пьяного Фрэнка, последовали за своим господином. По пути на выход он забрал у одного из пришлых мужиков кружку, полную тёмного эля. Выпив всё до последней капли, вытерев рот, он зарядил ею вскочившему человеку в лицо, тем самым вырубив его. Обнажённая сталь его людей и горсть серебряных оленей с его стороны слегка остудили пыл дружков бедняги.       — Купите себе ещё за счёт Джоннела Старка, будущего Хранителя Севера, и извините за вашего приятеля, — с этими словами он вышел на улицу.       Свежий воздух ударил ему в нос, когда солнечные лучи нежно обласкали черты его лица.       Грозный, прекрасный гнедой жеребец с единственным белым пятном на груди, точно клочок снега на голой земле, был привязан к коновязи вместе с лошадьми домашней гвардии. Конь радостно заржал при виде хозяина, взвился на дыбы, моля поскорее его отвязать.       — Я тоже рад видеть тебя, мальчик, — засмеялся Джоннел, когда верный друг ткнул мордой ему в грудь. — Извини, что заставил ждать тебя так долго. Обещаю, как только приедем в Дредфорт, ты получишь от меня яблоко и свежего овса.       Просунув одну ногу в стремя, другую перекинув через круп, Джоннел Старк натянул поводья и направил коня в сторону резиденции Болтонов. Грозному не терпелось пуститься галопом по всей деревне, и Джон решил потворствовать его желанию. Ветер тут же ударил в лицо, каштановые волосы развевались на ветру вместе с плащом; гвардейцы со своими ездовыми животными остались далеко позади.       Звонкий смех сорвался с губ мужчины, когда он рассекал на Грозном меж бревенчатых, покрытых дёрном и снежным покрывалом домишек. Деревня, располагавшаяся в двух лигах от Дредфорта, называлась Снежная из-за снегов, которые зимой засыпали её настолько, что местным жителям приходилось проводить почти всю зиму в своих домах, запасшись дровами и едой для выживания.       Джоннел промчался мимо гостиницы, из трубы которой шёл дымок. Ненадолго запах жареного мяса завладел его носом, пока не испарился, как утренняя роса. Нужно будет как-нибудь сюда заглянуть. Роуз говорила, что здесь делают самый отменный эль в землях Болтона. Заодно можно будет и переночевать пару деньков, пока отец не решит двинуться дальше в Последний Очаг. При воспоминании о турнире, что проводился там лет семь или восемь назад, Джоннела пробрало холодом. В общей схватке он убил трёх людей, в числе которых находился Берик Амбер, лорд замка и двоюродный дядя нынешнего лорда Последнего Очага. Он не хотел его убивать... В пылу схватки кровь стучала в его висках, а ярость, как гной от раны, плескалась в нём, требуя её выпустить. Он размахивал своим двуручником, поражая соперников налево и направо, совсем не задумываясь о последствиях. Джон успокоился только тогда, когда осознал, кого убил, и не приказал прекратить бойню.       — Я никогда не смогу смыть его кровь со своих рук, — размышлял он, когда выехал за пределы Снежной прямиком в густой лес; Грозный держался протоптанной тропинки, дабы не сбиться с пути, — как и заслужить прощения от его родни. Они ненавидят меня, презирают. Если честно, все так делают. Для всех я одно сплошное разочарование, совершающее одну ошибку за другой.       Не в первый и далеко не в последний раз Джоннел задумался о своей жизни за последние девятнадцать лет: становление наследником после смерти Рикона, женитьба на Сансе, попытки сделать с ней ребёнка, долг перед Севером и семьёй, тяжёлая ноша ответственности, с которой он не справился. Когда всё пошло наперекосяк? Когда он превратился в то, чем является сейчас? Почему это должно было случиться именно с ним? Так много вопросов, но одни лишь Иные знают чёртовы ответы, да и то не точно.       До десяти лет его жизнь была прекрасной и беззаботной. Он был вторым сыном Кригана Старка, легендарного лорда Севера, что вошёл в историю Вестероса благодаря своим жёстким действиям на посту десницы во время царствования Эйгона III, им позже дали название Час Волка. Джоннел имел большую и счастливую семью. Старшего брата Рикона, который постоянно с ним играл и учил владению мечом; старших сестёр: Сарру, Алис, Райю и Мария — все они теперь, за исключением Марии, повыходили замуж и родили детей. Эдрик, его младший брат, являлся его товарищем, близким другом, с которым они часами напролёт играли в разные игры и устраивали шалости по всему Винтерфеллу. Лия, Барт и Бран были всего лишь маленькими детьми, почти младенцами, но это не мешало ему, как старшему брату, заботиться и играть с ними, беря пример с Рикона.       — Я помню отца, счастливого и жизнерадостного, когда Рикон был ещё жив, — с внезапной грустью вспомнил Джоннел, — помню, как он брал меня на руки и подбрасывал вверх, называя крылатым волком, как рассказывал северные сказки перед сном, когда я ложился спать... каким любящим взглядом он смотрел на всех нас, а каким — на Рикона... Полным отцовской гордости и любви...       Всё казалось идеальным и ничто не могло разрушить крепкую связь между членами дома Старков. «Одинокий волк умирает, но стая живёт», — всегда говорил им отец.       И однажды случилось Завоевание Дорна.       Мальчишка-король созвал свои знамёна в столицу с целью завершить проклятое Завоевание, которое давным-давно начал его предок, Эйгон Драконовластный. Многие южные дома отозвались на призыв, собрав большое количество мечей и копий. Северное королевство не осталось в стороне и также выслало Дейрону I в знак поддержки войско, состоящее из десяти тысяч.       Всех этих людей вызвался вести лично Рикон в качестве командира и представителя Севера. Джоннел как наяву помнил прощальный пир, устроенный отцом для марширующих на войну северян. Все тогда были счастливы и надеялись на скорейшее возвращение домой с горой трофеев, которые будут добыты в ходе сражений с дорнийцами. Много еды подали на стол, вино и эль текли рекой, музыка была весёлой и бодрой. Мужчины пили и смеялись, брали женщин на руки и пьяные с ними танцевали, дети же носились между длинными столами, радостно прыгая под музыку и уплетая медовые коврижки.       На миг Джон закрыл глаза. Образ Винтерфелла медленно вспыхнул перед ним. Он стоит во дворе, где идёт снег, воины готовятся отправиться в долгий путь, а их родные и близкие провожают их. Рикон возвышался над ним, высокий и красивый, с прямой осанкой, весь одетый в цвета Старков, с мечом, выкованным кузнецом замка специально для него; на его каштановых прядях и бороде блестели снежинки.       — Ты скоро вернёшься? — спросил он его, на что тот рассмеялся, взъерошил ему волосы и крепко обнял.       — Не успеет зима прийти на Север, как я уже вернусь, маленький братишка. И я принесу вам всем подарки: Эдрику настоящее дорнийское копьё, Сансе, Серене и всем нашим сёстрам дорнийские платья и украшения, нашим маленьким братьям и сёстрам — игрушки, а отцу — бочонок дорнийского красного, хотя он навряд ли захочет пить «мочевидное» вино южан, — Рикон усмехнулся, его серые глаза, точь-в-точь как у отца и их всех, весело блестели. — А что бы ты хотел, что б я привёз тебе в качестве подарка? А, волчонок?       — Я хочу, чтобы ты как можно скорее вернулся. — Джон крепко обнял брата за пояс, не желая отпускать, как будто тот мог внезапно исчезнуть и не вернуться. Тёплые руки брата легли ему на спину и прижали к себе.       — Я вернусь, Джоннел, обещаю тебе, — брат поцеловал его в лоб и в последний раз взъерошил волосы, — и наша большая стая вновь заживёт счастливо, как раньше. Обещаю.       Обещаю. Обещаю. Обещаю.       Рикон не сдержал обещание: он умер прежде, чем смог его исполнить.       Одинокий волк умирает, но стая живёт.       — Ты не сдержал обещания, большой брат. Ты умер, и кости твои теперь покоятся в песках Дорна под палящим солнцем, а не в мрачной, сырой крипте, где лежат кости наших предков, — руки крепче сжали поводья. — Ты бросил нас всех, бросил меня. Наша стая больше не такая сплочённая, как прежде. Всё из-за тебя и твоего глупого тщеславия.       Весть о смерти Рикона была сильным ударом по их стае. Она прошлась по ним всем, разбивая каждого по-разному. Особенно заметно это отразилось на отце, который заперся в своём солярии и не выбирался оттуда в течение недели. Весь Север скорбел по своему Волку, который погиб слишком молодым. Долгие годы его смерть оплакивали и поминали только добрыми словами. Многие верили, что из него вышел бы превосходный лорд Винтерфелла, который бы мудро и справедливо правил Севером долгие годы, прямо как его отец.       Услышав о его смерти, Джоннел долго не мог уснуть и постоянно плакал в подушку, часто вспоминая его последние слова на прощание. Никогда больше он не увидит старшего брата, никогда больше тот не будет играть с ним в игры и учить фехтованию, никогда больше Джоннел не будет чувствовать себя в безопасности, счастливым и любимым своим отцом.        Одинокий волк умирает, но стая живёт.       Многое изменилось после этого в семье Старков — и не в лучшую сторону.       Самые страшные изменения произошли именно с отцом. Из заботливого родителя он превратился в крайне сурового и непреклонного лорда, чьё сердце обросло коркой льда. Отец и до этого был суровым и угрюмым, но после смерти Рикона и безуспешной поездки на юг за его костями он вообще сделался замкнутым и ещё более мрачным. Он перестал шутить и смеяться, уделять свободное время детям и семье. Целый год он провёл в трауре, оплакивая потерю старшего сына, пока в конце концов не прекратил лить слёзы и посвятил себя работе и обязанностям Хранителя Севера... а также воспитанию будущего наследника, что должен был принять его мантию после его смерти       Однако существовала во всём этом одна загвоздка — дочери Рикона. Брат был женат на одной из девиц Мандерли. Та родила ему двух дочек, а вот сыновьями обзавестись пара так и не успела после нескольких лет брака. По древним законам наследником должна была стать Санса как старшая дочь и первенец Рикона, в свою очередь, первенца Кригана Старка от Арры Норри, его первой жены. Северного Старца не устраивал расклад, что после его смерти Севером будет управлять девочка, не подготовленная к суровым реалиям жизни, которая к тому же после смерти отца по инициативе матери жила в Белой Гавани и воспитывалась её родственниками.       Дабы гражданская война за наследство не охватила весь Север и не вылилась в бессмысленное кровопролитие, Криган Старк предложил тогдашнему лорду Белой Гавани, Торрхену Мандерли, поженить Джоннела и Сансу в богороще Винтерфелла, тем самым не дав семенам конфликта пустить корни. Было заключено соглашение, в котором говорилось, что по достижению совершеннолетия будущие супруги женятся и консумируют брак, произведя на свет будущих наследников Севера. К сожалению, отец не учёл собственное мнение молодых людей на этот счёт, просто-напросто сочтя, что это их долг, который они должны обязательно исполнить, и что все знатного происхождения через это проходят.       Поначалу Джон и вправду хотел жениться на Сансе. Не столько из-за любви к ней, сколько из-за причины доказать отцу, какой он послушный сын и как сильно он стремится исполнить свой долг. Джон уже тогда знал, что из всех детей отец больше всего души не чаял в Риконе. Оно и понятно, ведь старший брат был первенцем, к тому же являвшимся обаятельным, красивым, умным и сильным. Как и отец, Рикон показал себя проницательным, справедливым, с сильным чувством долга человеком, от которого знаменосцы Севера были просто без ума. У него был некий дар, позволяющий ему завоёвывать сердца и преданность людей первым же словом. Даже отец не был так любим в народе, как он.       Казалось, что ещё нужно, чтобы быть идеальным наследником?       В последующие годы Джоннел делал всё возможное, чтобы доказать отцу, что он может быть таким же хорошим наследником, как и Рикон. Он изучал грамоту и письмо с Кеннетом, предшественником Уоррена на посту мейстера Винтерфелла, учился манерам поведения, как нужно вести себя при разговоре со знаменосцами. Он старался вести себя с ними дружелюбно и непринуждённо, как делал это Рикон: шутил, смеялся, играл в «кто кого перепьет», спарринговал во дворе. Боевому искусству Джоннел уделял особое внимание, желая произвести впечатление на отца своими навыками владения двуручным мечом, ставшим его излюбленным оружием из всех предложенных. Женившись на Сансе, своей племяннице, он всеми силами пытался произвести на свет сына, которого бы назвал в честь Рикона, чтоб хоть как-то растопить ледяное сердце отца.       Одинокий волк умирает, но стая живёт.       Попытки оказались беспочвенными: отцу было наплевать на старания Джоннела, что не могло радовать последнего. Чем сильнее он старался показать себя, тем больше отец игнорировал и заваливал его работой: разрешить спор между крестьянами, провести расчёт припасов на зиму, встретить знаменосца и тому подобное. С каждым новым месяцем их становилось только больше, и Джоннел перестал справляться от слова совсем. Не этого хотелось молодому человеку, чья горячая кровь взывала к бурным действиям и поступкам.       И однажды, одним летним вечером, решив наплевать на все свои обязанности наследника и пойти отдохнуть, он выбрался в Зимний городок, где нашёл местную таверну «Волчий приют». Будучи молодым и ещё неопытным, Джоннел решил выпить пару чаш вина, что потом перешло в похмелье. На следующее утро домашняя гвардия во главе с Майклом притащила его полуголого, с синяками на лице и без гроша в кармане к весьма недовольному выходкой сына отцу. Он ругал его, оскорблял, называл дураком и говорил, что своим бездумным поступком опорочил дом Старков. На ответ Джоннела, что он является взрослым мужчиной и будущим хозяином Севера, а значит волен сам распоряжаться своей жизнью, как того пожелает, отец сказал ему: «Ты самый большой глупец, если считаешь себя таковым. Настоящий мужчина в ответе за свои поступки и держит своё слово, если его дал; настоящий мужчина не даст какому-нибудь отребью украсть свои одежду и деньги. Быть мужчиной — значит быть ответственным. Ты же просто-напросто мальчишка, желающий помериться яйцами с людьми постарше. И заруби себе на носу, мальчик: пока я жив, ты и близко не сядешь на трон наших предков и не будешь управлять землями, что тысячелетиями принадлежали Старкам. Когда придёт зима, а за ней — весна, я узнаю, из чего ты сделан и чего стоишь на самом деле».       — Это несправедливо! Я владею мечом лучше, чем любой другой сын дворянина на Севере. Прочитал больше книг по истории, чем Амберы или дома горцев вместе взятые. Я образован не хуже тебя, и ты прекрасно знаешь об этом. Мне семнадцать лет, отец, — и я уже достаточно взрослый, чтобы быть мужчиной.       Отец повернулся к нему лицом, холодным и отрешённым, смерив его оценивающим взлядом. Серые глаза напоминали грозовые тучи, из которых вот-вот ударит гроза.       — Быть мальчиком — это вопрос рождения. Быть мужчиной — это вопрос выбора. И ты его не совершил, Джоннел.       Отец ни в какой мере не оценил все его старания за эти годы. Он не видел в нём наследника, даже мужчину. Просто мальчика, которого можно тыкать носом в дерьмо, точно непослушную собаку. Это и вывело Джоннела из себя: с тех пор он превратился в то, чем является сейчас.       А ведь когда-то он надеялся стать самым славным лордом Винтерфелла из всех когда-либо державших меч. Боги и отец лишили его этой надежды — так отчего бы ему не выпить время от времени или потрахаться с первой попавшейся девкой? Это помогает разбавить его ежедневную рутину. Жена у него сварливая и злая, собственный отец его презирает, братья и сёстры в лучшем случае к нему нейтральны — чего же ради ему оставаться трезвым, да и к тому же исполнять свой долг, когда никому нет дела до тебя, даже твоей жене, с которой ты более десяти лет в браке?       На самом деле, Санса была вторым человеком на свете, которого он презирал больше всего. Высокомерная, злая, вспыльчивая, эгоистичная, рождённая с золотой ложкой во рту — у Джоннела было ещё много слов, коими можно описать супругу. За неё он должен благодарить отца и толстожопого ублюдка Торрхена Мандерли, желавшего, дабы его кровь сидела на троне Старков. Их обвенчали дважды: один раз в богороще, другой в Белой Гавани в Снежной септе. Джоннел затруднялся ответить, какая из них была хуже всех.       Их брак, мягко говоря, можно назвать несчастливым. Да что уж тут таить, он был ужасен. Они ругаются и спорят день за днём, месяц за месяцем, год за годом вот уже тринадцать грёбаных лет. Последний год они проводят вдали друг от друга, находясь в разных точках Севера.       Жена вечно предъявляла ему претензии по поводу их брака, его самого и того, какой неспособный к зачатию ребёнка у неё муж. И это его выбешивало. Он день и ночь в первые три года их брака не вылезал из брачной постели, всеми силами стараясь запихнуть ребенка в Сансу, что было тщетно: она так и не понесла. Возможно, дело было в самой Сансе, которая к детям относилась скорее как к домашним питомцам, чем к людям. Джоннел как-то предложил ей пойти на осмотр к Кеннету, но та вместо согласия взбесилась так, что могла криком своего голоса заставить всех одичалых не высовывать уродливые рожи из-за Стены. «Я женщина, взрослая и расцветшая, здоровая и способная к деторождению, – сказала она тогда с трясущимися от злости руками. — Просто моему лорду-мужу следует получше управляться своим мужским естеством». Неудивительно, что спустя три года брака он стал захаживать в местный бордель в Зимнем городке. Шлюхам достаточно заплатить оленя, чтоб они извивались и корчились под тобой, пока ты удовлетворяешь свои мужские потребности. Им плевать на твои проблемы: главное, что им хорошо платят — остальное неважно.       При заходе солнца стены Дредфорта отливали багрянцем, чем напоминали кровавое мессиво, что вылили на камень. Толстые массивные сторожевые башни выглядывали из них. Джоннел проехал под воротами, оказавшись во дворе. Людей почти не осталось, лишь несколько занимались своими делами. Стража зажигала факелы на крепостных стенах, пока другие запирали замковые ворота. На следующий день они будут вновь открыты. Похоже, Фрэнку, Освальду, Оуэну придётся спать на голой земле. В конюшнях он оставил Грозного на заботу конюхам, наказав им, чтобы те принесли ему хорошего овса и яблока.       Барт и Бран, несмотря на сгущающиеся во дворе сумерки, одетые в тренировочную экипировку, продолжали спарринговать. Из них двоих лучше всего с мечом обращался Барт, которому недавно исполнилось девятнадцать лет. Странно, что отец до сих пор не сыскал ему подходящую партию для женитьбы, как и для Брандона.       Краем своего щита Бартоган поддел щит брата, отодвинув его в сторону, и залепил удар тому в висок. Тот зашатался, пытаясь сохранить равновесие, — как Барт нанёс новый удар, пришедшийся ему в бедро. Спустя мгновение тупое лезвие меча было прижато к шее поверженного.       Джоннел расхохотался, подошёл к братьям и легонько дал подзатыльник младшему из них.       — Сколько раз я говорил тебе, волчья башка, что нужно быть расторопнее и внимательнее, а? Барт танцевал вокруг тебя, как дрессировщик вокруг пляшущего медведя. — Джон не был самым лучшим старшим братом, но своих братьев-волчат помладше он любил всем сердцем, даже если те не отвечали взаимностью. Он сам виноват — большую часть их жизни он провёл сначала погруженный в дела наследника Севера, а там уже в объятьях шлюх, в чашах вина и на тренировочном поле с двуручным мечом.       — Однажды я тебя всё-таки побью в поединках на мечах, — горячо заявил Брандон, снимая шлем; его каштановые волосы выглядели спутанными и грязными от пота. — Мне почти удалось тебя одолеть.       — «Почти» не считается, братишка, — ухмыльнулся ему Бартоган. В отличие от коренастого Брана, он был высоким и подтянутым человеком, хотя и не таким, как Джоннел, чей рост составлял шесть футов и четыре дюйма.       — А где Мария? — Джон оглянулся в поисках сестры. — Обычно она всегда находится рядом с вами.       — Вертит хвостом перед наследником Болтона, — хохотнул Бран, за что получил локтем в живот от брата. — Эй, да ладно тебе! Ты же сам видел, как они общались сегодня на пиру. Мария глаз от него оторвать не могла. Гляди, и женится, наконец, на радость отцу.       Барт закатил глаза на слова младшего брата и ответил Джоннелу:       — Мария вместе с отцом и Эдмондом отправились на охоту ещё рано утром. Скоро они должны вернуться в замок. Солнце уже зашло, и холодные ветры поднимаются.       Джоннел встал как вкопанный.       — Отец и Эдмонд поехали на охоту?       Барт и Бран переглянулись. Первый заёрзал ногами на месте, а второй отвёл взгляд в сторону.       — Ну да.       — Ясно, — не дожидаясь ответа, Джоннел резко развернулся на каблуках и широким шагом направился прочь со двора.       Тысяча вопросов вихрем пронеслась в голове. Зачем отцу брать на охоту Эдмонда, но не Крегарда и Торрхена? Почему он уделяет столь пристальное внимание бастарду своей дочери, а не своим детям и остальным внукам?       Эдмонд был бастардом, плодом похоти его покойной сестрицы Лианны и распутного дурня Эйгона IV. Лианна умерла, подарив жизнь сыну и отдав свою.       — Лия, моя глупая маленькая сестричка, ещё одна жертва амбиций и замыслов отца.       В чём заключался смысл решения отца отправлять её на юг? Найти хорошего мужа среди южан, коих тот так презирает? Всё это выглядело бессмысленно. Отец спокойно мог подобрать хорошую партию Лианне среди своих знаменосцев. Насколько он помнил, Марлон Толхарт предлагал обручить своего сына Карлона с ней, а также Карстарки, просившие руки Лианны не единожды, с намерением соединить кровные узы двух древних домов.       Поначалу он не знал, как относиться к прибывшему в первый раз племяннику. По правде говоря, он не обращал внимания на его существование, пока тот не дал повод этого сделать. Помимо Эдмонда, отец имел ещё четырёх внуков: Торрхена и Крегарда, Аррану и Аригель. Никому из них он не уделял и десятой части того внимания, что уделял бастарду Лианны. Он брал его с собой на охоту, проводил дни, разговаривая с ним в солярии, наблюдал за его тренировками с мечом, дарил подарки на его именины. Столь неожиданные внимание и забота со стороны отца к Эдмонду привело Джоннела в ступор, а затем и в ярость. Не успел он осознать, что происходит, как уже Эдмонд завоевал любовь всех Старков, включая мейстера, некоторых домочадцев и гвардейцев Винтерфелла. Уоррен называл его «сообразительным парнем», из которого выйдет хороший лорд и хозяин замка; Барт, Бран, Мария, Эдрик и даже Серена души не чаяли в нём; Торрхен, Крегард, Аррана и Аригель считали его чуть ли не братом; отец обращал на него куда больше внимания, чем на Джоннела когда-либо.       Почему, ну почему он им всем так понравился? Что он сделал такого, чтобы заслужить такую любовь со стороны всех? Он был угрюмым, мрачным и невесёлым ребёнком, да и к тому же являлся маленьким засранцем. Когда он играл в игры с детворой, Джоннел видел по его поведению, что ему скучно играть с ними. Он притворялся во многих вещах, и только Джоннел видел это, когда глаза других были застелены белой пеленой обожания и восторга. Возможно, он всё воспринимал слишком близко к сердцу, отчего и придумал весь этот абсурд. Наверное, дело в том, что он просто-напросто завидует племяннику за любовь, что он получает, а Джоннел — нет. Но всё-таки... взгляд, которым одаривает отец Эдмонда, до боли напоминает тот самый взгляд, которым отец точно так же смотрел и на Рикона, когда он был ещё жив.       Несправедливо.       Это на Джоннела отец должен так смотреть, а не на внука-бастарда. Это Джоннел должен получать всю любовь, а не угрюмый бастард его сестры. Что он сделал такого, чтобы это заслужить? Почему Джоннела должны презирать и кидать камнями, когда его племянника любят, обожают и чуть ли не превозносят как Брандона Строителя?       Он знал ответ: отец хотел его заменить.       Наверно, он устал иметь дело с нерадивым наследником, которому скоро стукнет тридцать лет, потому и решил заменить его более молодым и многообещающим Эдмондом. А почему бы и нет? Бастард послушен, умён, спокоен и уравновешен, не пропивает серебро в тавернах и не трахает шлюх семь дней в неделю. Не наследник, а просто мечта для любого лорда.       — Ну уж нет, — чуть ли не прорычал он вслух. Не обращая внимания, он задел плечом прачку с корытом. Женщина охнула и упала, разлив воду; Джоннел пошел дальше. — Я не для этого практически двадцать лет был мальчиком для битья, чтобы потом быть выброшенным и бесполезным, как старая кляча. Я не позволю какому-то молокососу забрать моё место и мою гордость. Я будущий Хранитель Севера и стану им, когда отец отправится к праотцам. Никакой сопливый мальчишка не посмеет оспорить моё первородство, за которое я буду бороться хоть до последнего вздоха.       Вскоре он уже находился у себя в комнате вдали от чужих глаз и распивал бурдюк самого крепкого арборского золотого, что сумел достать ему слуга. Как бы он ни относился к южанам, но выпивку они делать умели. Пить вино сделалось его неотъемлемой привычкой с тех пор, как он решил бросить усилия заслужить внимание отца. Оно помогало ему справиться с тем давлением и стрессом, что неотступно преследовали его. Вино как любовь: первый поцелуй как магия, второй — сугубо интимный, третий становится рутиной, после чего ты уже не можешь остановиться.       На следующее утро он проснулся в грязи и вони. Точнее его разбудили, окатив ведром холодной воды, что заставила его чуть ли не вскочить на ноги.       — Я достану из тебя кишки, сучёныш! — громко выругался он, пытаясь встать, что больше напоминало рыбу на берегу, которая барахтается и пытается перевернуться набок.       — Я тоже люблю тебя, младший братик, — пропела своим хрипловатым голосом Мария, держа в руках то самое ведро.       — Ты, — вылупив глаза, пробормотал Джоннел. Он оглянулся и с удивлением обнаружил, что сидит в свинарнике, в испачканной в грязи и говне одежде. Плохой запах резко ударил по носу, точно молот по щиту. — Какого... какого чёрта я здесь делаю?       — На этот вопрос ты должен сам себе ответить.       — Голова трещит будто в неё ударили как в колокол... — Последствия похмелья явно дают о себе знать. — Я помню как сидел у себя, пил вино, а затем...       — ... пошло-поехало и ты оказался здесь, — закончила за него Мария, сложив руки на груди. — Отец недоволен. В Винтерфелле ты сколько угодно можешь пить и орать во всю глотку как сумасшедший, но здесь... Ты хотя бы иногда соображай, что творишь. Почти весь Дредфорт застал своего будущего господина пьяным в дрова. Слухи об этом скоро разлетятся по всему Северу.       — Срал я на них, как и на весь Север. Мне нужно выпить.       — А может ещё и белокурую шлюшку тебе привести? — ехидно поинтересовалась Мария. Джон не любил, когда она разговаривала с ним так, будто он был отсталым человеком, что нихрена не может соображать. — Хватит с тебя на сегодня. Отец навряд ли обрадуется, если узнает, что ты ещё что-нибудь выкинул.       Мысли в голове путались, тупая боль била в затылок и лоб, а тёмные пятна в глазах мешали сосредоточиться на лице сестры.       — Когда вы вернулись? Я вас вчера не дождался.       — Ты ждал нас? Как мило с твоей стороны. Мы вернулись только сегодня утром, буквально полчаса назад. Нам пришлось остаться на ночь в нескольких часах езды от замка. Тот проклятый медведь, что я подстрелила на охоте, оказался слишком большим и тяжёлым ублюдком, чтобы его быстро дотащить.       — Где... где отец?       — Он в солярии лорда Болтона, улаживает некоторые...       — С Эдмондом? — слишком резко спросил Джоннел. Он встал, но ноги в любой момент готовы были рухнуть под тяжестью его тела. Он чувствовал слабость во всех его частях, а также тошноту, подступающую к горлу.       — Нет, он разговаривает с лордом Терриком и Уэймаром. На мой взгляд, Болтону не слишком приятно было лицезреть тебя, спящего в его свинарнике.       — Значит с драконьим отродьем он будет нянчиться позже.       Мария, до этого смотревшая на него с пренебрежением и долей веселья, теперь уставилась на него как на одичалого, решившего напасть на неё.       — Я не ослышалась, или ты только что оскорбил нашего племянника?       — Твой слух тебя не подвёл. Иначе как ещё можно назвать подкидыша в нашей стае?       — Джоннел, засунь свои поганые слова обратно себе в глотку, сейчас же.       — А что не так я сказал? — он придвинулся вплотную к ней, окатив её винным запахом изо рта. — Этот поганец пытается украсть у меня мой титул наследника. Разве это не очевидно?       Сестра отодвинулась от него подальше.       — Ты пьян, Джон, вино мутит твой рассудок. Ты не можешь быть серьёзным насчёт этого.       — Да я серьёзен как никогда прежде, сестра! Я прозрел — всё окончательно обрело для меня смысл, — он облизнул пересохшие губы, в глазах горел лихорадочный блеск, сердце безумно стучало. — Для отца мы просто-напросто вещи, точнее инструменты, которыми он пользуется по своему усмотрению. Ему плевать на наши мысли или чувства, желания или мечты. Он указывает нам, что делать и как поступить, ссылаясь на «долг» и «честь», которыми прикрывается в качестве щита. Всё, что он делает на «благо» семьи, он делает для себя любимого, чтобы насытить свои непомерные желания и амбиции. Он старается выдоить максимальную пользу из нас, не обращая внимания на боль, которую причиняет нам всем. А знаешь почему? Потому что ему это приятно. Он садист и тиран, Мария, и всегда был таким, просто мы этого раньше не видели.       — Неправда, — тихо произнесла Мария. — Отец любит нас всех. Он желает только лучшего нашему дому. Он...       Джоннел хлопнул перед её лицом в ладони.       — Да проснись ты. Отец никогда не любил нас. Когда Рикон умер, он позабыл о нас, как о старой одежде, и поставил свой долг выше заботы о собственных детях. Почему он может распоряжаться нашей жизнью словно монетой, а мы нет? Мы его золотые драконы в сундуке, а Эдмонд — его самый драгоценный камень. — Джоннел ходил взад и вперёд, пока изливал свою пламенную речь, слова которой сдерживал внутри себя долгое время. — Ты заметила, как он смотрит на него? Точно так же, как и на Рикона. Бастард напомнил ему его почившего, любимого сына, от чего он и стал таким сентиментальным спустя много лет холодного поведения. И теперь он хочет передать свою мантию Хранителя не истинному сыну Севера, как полагается, а какому-то мальчику с фамилией «Сноу» вместо «Старк». Отец исключает из списка наследования всех нас, даже детей Эдрика, которые после меня идут в очередь на трон Королей Севера.       Руки Марии покрепче сжали пояс с кинжалом, в её глазах стояли шок и неверие, бледные пухлые губы слегка приоткрыты, выдыхая ледяной пар. Она сказала:       — Пусть Старые боги не услышат этот разговор, потому что твои слова самый настоящий вздор, Джон. Ты, наверное, с башни рухнул вчера ночью, если такие мысли копошатся в твоей дурной голове.       Он не обратил и малейшего внимания на её замечание. Странные чувства бурлили внутри него: подъём, правота, справедливость, нетерпение — и он не сдерживал их.       — Я даже не удивлюсь, если отец отправил Лианну в Королевскую Гавань специально для того, чтобы соблазнить короля-распутника. Видимо, он рассчитывал таким образом, что корона выплатит ему возмещение за причинённое бесчестие его дочери, — Джоннел усмехнулся, — признает бастарда и позаботится о его будущем. И так оно и вышло. Мальчишке выпадет честь стать пажом своего истинно рождённого брата-наследника, а затем оруженосцем одного из самых смертоносных воинов Вестероса, Рыцаря-Дракона. А ещё к этому добавь рыцарский титул, обучение у лучших мейстеров и надел земли в виде целого Винтерфелла, да и ещё лордство над одной из семи областей, что даёт понять насколько драгоценным является наш милый и угрюмый племяш. Если так подумать, то наш отец недорого заплатил: сделать свою дикую непокорную дочурку-волчицу шлюхой распутного принца-дракона, чтобы потом поиметь с этого долгосрочную выгоду? Да это та самая цена, за которую стоило заплатить, ха-ха!       Пощёчина прервала его смех так же, как и смерть командира сражение на поле боя.       — Заткни свою хлеборезку, бессердечная скудоумная сволочь! — закричала Мария, дав волчьей крови завладеть своими эмоциями. На её крик собралась челядь, состоящая из людей Болтонов и Старков, которые перешептывались, глядя на них. — Ты хоть понимаешь, что назвал нашу покойную сестру шлюхой? Сестру, которую ты в детстве любил, лелеял и защищал, которая любила тебя таким, каким ты есть, несмотря на твои ссоры с отцом, — её лицо покраснело, скривилось в яростной гримасе; серые глаза Старков метали в него молнии. — А её плоть и кровь — единственное напоминание о ней, наш родной племянник — ты считаешь мерзостью и плодом греха! Неужели ты такая двуличная тварь, что судишь ребёнка, которому нет и десяти, за грехи и ошибки его родителей? Как ты можешь быть настолько бессердечным, Джон?       — Ты знаешь, что мои слова насчёт отца и Эдмонда правдивы, — тихо выговорил Джоннел. — Я...       — Твои слова — бред жалкой мелочной щелки, что ноет каждый раз, когда её чем-то обидели, оскорбили или не угодили, которая все дни напролёт только и делает, что пьёт, трахается и колошматит всё живое, потому что весь мир несправедливо относится к ней.       Слышать подобные слова от отца было одно, но слышать их от сестры, которую он хоть и недолюбливал, но всё-таки по-настоящему любил, было больно, очень больно. Ещё больнее стало, когда Мария вздохнула и посмотрела на него с безграничной печалью и жалостью в глазах, напоминающую бездонное море.       — Ты хороший человек, Джоннел, по крайней мере являлся им до недавнего времени, — грустный голос звучал словно шепот листьев, — я всегда считала тебя таковым, невзирая на твои недостатки. Я помню тебя как любящего старшего брата, что проводил всё своё свободное время со своими маленькими братьями и сёстрами. Теперь свою любимую покойную сестру ты считаешь шлюхой, а её дитя — мерзостью? — Мария тяжело вздохнула. — Что с тобой случилось, брат?       Джоннел обнаружил, что не находит в себе сил ответить ей. Слова будто комом застряли в горле, не желая вылезать. Горечь, как огонь, обжигала его внутренности, чувство вины и раскаяния взывало к его разуму и сердцу. Слова сестры ударили по нему сильнее, чем любой удар оружием за сегодня. Слёзы закипали в его глазах, но он не дал им волю скатиться по его щекам горячими ручьями.       Неторопливым шагом он направился наружу, во двор. Множества пар непрошенных глаз уставились на него, как на диковинку.       — Что глаза вылупили?! Заняться нечем?! — громко рыкнул на людей Джоннел. Это приобрело мгновенный эффект, когда все разбежались как тараканы и вернулись к своим делам.       — Куда ты идёшь? — спросила Мария в спину уходящему брату.       — К отцу, — пришёл ответ от него, — выскажу ему наконец всё, что я думаю по этому поводу.       — Джон, не глупи. — Шаги сестры раздавались позади него. — Не совершай ошибку, о которой потом будешь сожалеть до конца своей жизни.       Ответа не последовало.       — Джоннел... Джон! — Он ускорил шаг, но Мария догнала его и попыталась остановить. — Остановись, дурак! Если ты сделаешь это, то обратно ничего не вернёшь. Ты только сделаешь себе хуже.       — Отвали, — отрезал он и рукой отпихнул её в сторону. Сила его толчка заставила Марию упасть на землю.       Он вошёл в донжон и принялся подниматься по лестнице. Щека, которую оприходовала сестра, жгла сильно, как клеймо. Витые ступеньки вились бесконечно вверх, однако он продолжал свой путь. Кирпичные стены украшали разного рода драпировки и гобелены, щиты и мечи, картины с пейзажами. Золотисто-оранжевый свет факелов бросал на них отблески.       — Вижу, ты очнулся с очередного похмелья, братец, — весело приветствовал его Эдрик, когда их пути пересеклись. — Ты в порядке? Глаза странные.       — Всё просто замечательно, Эдрик, — сквозь зубы выдавил Джоннел, пройдя мимо брата. В любой другой момент он бы с удовольствием остановился и поболтал с ним — только не сейчас.       — Останови этого упрямого осла, пока он не наломал дров! — раздался внизу голос Марии, чьи шаги поспешно преодолевали ступеньки.       — Что на этот раз? — беспечно развел руками в стороны Эдрик. — Очередной мельник, чью дочь оприходовал наш ненасытный братишка?       — Ещё хуже! Не стой как дурак, помоги мне остановить его.       Покои лорда Дредфорта были просторными и большими. Их пространство заполняли шкаф с хрустальной посудой и серебряными столовыми приборами, прямоугольный стол из чардрева с ножками, покрытыми резьбой с отдельно окрашенными в красный цвет элементами в виде листьев и лоз, портреты, изображающие членов семейства Болтон, на одном из которых с золотыми рамками изображён лорд Террик и его сын Уэймар; позолоченный канделябр без свечей свисал с потолка. Бледный свет лился из окон.       Майкл стоял на страже у двери, в руках он держал секиру, а его плечи покрывал тяжелый шерстяной плащ цвета свежевыпавшего снега. Джоннел глубоко уважал мужчину за навыки обращения с подобным оружием. Он целиком прошёл войну в Дорне, пережил дорнийский плен и вернулся назад, чтобы служить Старкам. Жаль, что это чувство не было взаимным. Майкл был человеком отца насквозь.       — Мне никого не дозволено впускать, — жестко и коротко сказал он пришедшему Джоннелу.       — Я хочу поговорить с отцом, сейчас же.       — Он занят.       — Как наследник и будущий лорд Винтерфелла, а также Хранитель Севера, я приказываю тебе пропустить меня, не то лишишься головы.       Попытка пройти не увенчалась успехом — секира капитана преградила ему путь.       — Наследник Винтерфелла, — подчеркнул тот, делая особый акцент на этом слове, — но не его лорд. Я подчиняюсь твоему отцу, а не тебе, мальчик, — оскорбление, как стрела, слетело с его языка.       Напряжение повисло между двумя мужчинами.       — Майкл, не заставляй меня делать то, о чем я могу потом сильно пожалеть. Мне всего лишь нужно поговорить с отцом.       — А мне нужно, чтобы ты уносил свою задницу куда подальше. — Тон капитана не оставлял место для возражений. Полоски боевых шрамов усеивали его лицо, как пшеница — поле. — Мне дан чёткий приказ: никого не впускать.       Джоннел мог только вздохнуть. Ну почему с ним всегда должно было так происходить?       — Надеюсь, ты простишь меня, Майкл.       Резко схватив капитана за плечи, Джоннел с силой потянул в сторону. К чести самого Майкла, тот успел схватить свободной рукой за предплечье Джона, однако это ему не особо помогло, так как слишком неожиданным оказался жест со стороны молодого человека, которого, он считал, смог бы остановить. Капитан со всей поспешностью поднялся на ноги, когда Джоннел уже взломал дверь и ворвался в солярий.       Отец сидел за столом, принадлежащим хозяину поместья. Сами Террик и Уэймар сидели напротив него. Все они обернулись на вломившегося человека, что в этот момент больше походил на оборванца своим внешним видом, чем на наследника древнего и могучего рода Королей Зимы, правивших Севером более нескольких тысяч лет.       — Кажется, я велел никого не впускать, пока я веду переговоры с лордом Болтоном, — с укоризной обратился лорд Криган к своему капитану, вошедшему следом.       — Милорд, крайне прошу простить меня за мою оплошность. Я готов понести наказание за невыполнение своих...       — Нам нужно поговорить, — прервал Джон. — Наедине, прямо сейчас и не минутой позже.       Пальцы отца застучали о деревянную поверхность стола, губы были плотно сжаты, глаза внимательно рассматривали лицо сына. Наконец, он наклонился вперёд и обратился непосредственно к лорду Террику:       — Лорд Болтон, если изволите, продолжим наш разговор в ближайший час: сейчас мне нужно уделить минуту внимания моему наследнику.       — Как того пожелаете, мой лорд. — Болтон встал и поклонился в знак уважения, как и его сын. — Не будем вам мешать — наш разговор успеет подождать до вечера.       Тихим шагом Террик вышел из солярия, но вот его сын остановился в дверном проёме, окинув Джона насмешливым взглядом; веселье плескалось в бесцветных радужках глаз, и улыбка сияла на его лице.       — Этот ублюдок смеётся надо мной, понял он, что не могло его не рассердить. Злость как кипяток закипела в нём, а его пар грозился выйти наружу.       — Вы нездоровы, лорд Уэймар? Уж больно сильно не нравится мне ваша улыбка.       — Ценю вашу заботу, милорд, но со мной всё в порядке, — улыбка стала шире; белые ровные зубы заблестели. — Просто я жизнерадостный парень, который любит веселиться и получать удовольствие от охоты на медведей, оленей, лосей и волков, — улыбка так и грозила вылезти наружу. Болтонский выродок теперь точно издевается надо мной.       — Я знавал одного парня, что любил улыбаться и смеяться над людьми, — осклабился ему Джон. — Так вот теперь у него во рту не хватает половины зубов, как и языка. Знай себе теперь сидит и помалкивает, — к его удовольствию, мерзкая улыбочка сползла с Болтона.       — А я недавно встретил одичалого, что любил потрепать языком, — смех испарился в глазах Уэймара, улыбка сменилась на жуткий оскал. Джоннел даже удивился столь внезапной перемене выражения его лица. — Когда я видел его в последний раз, он пытался мне что-то сказать, но его перерезанная глотка помешала это сделать, — Уэймар Болтон приблизил своё лицо, вперив взгляд призрачных глаз в собственные Джона, и прошептал: — Теперь он лежит в снегу в луже крови, и больше ни одно слово не слетает с его языка. Мертвецы, знаете ли, не умеют разговаривать.       — Довольно, — Криган Старк хлопнул по столу. — Вражда между нашими домами закончилась много веков назад, когда мы объединили наши силы, чтобы разгромить андалов на Рыдальнице. Не нужно вновь откапывать топор войны. Сейчас же извинитесь друг перед другом и покончите с этим нелепым спектаклем.       — Извинись, — также приказал лорд Террик своему наследнику.       С большой неохотой они оба подчинились и пожали руки друг друга. Наконец, отец и сын остались одни в комнате.       — Ты вообще понимаешь, что только что произошло? — отец, прямолинейный, как всегда, первым разорвал повисшее между ними молчание. Его тон был спокоен, но в глазах горело пламя, способное обжечь любого, кто к нему прикоснётся. — Ты чуть не подрался с наследником Дредфорта и не превратил один из сильнейших домов на Севере в наших врагов. А до этого тебя нашли пьяным в свинарнике, — он тяжело выдохнул носом и чуть ли не прорычал: — Мой наследник и преемник, что однажды займёт моё место на посту Хранителя Севера, выставил себя посмешищем для простой челяди! И я уверяю тебя, что слухи об этом разлетятся со скоростью лесного пожара, не успеешь ты и глазом моргнуть.       — Может, хватит притворяться и вести себя так, будто я всё ещё твой наследник, отец? — с ядом произнёс Джоннел, сжимая и разжимая кулаки. Больше он не даст ему над ним издеваться, больше не позволит ему помыкать им. — Я знаю, что ты хочешь заменить меня другим наследником, — кинул он обвинение в качестве копья, цель которого — поразить мишень.       Удивление ясно отразилось на суровом лике Кригана Старка, брови взметнулись вверх; он даже привстал.       — Забери Иные мой слух, — он покачал головой. — Повтори ещё раз, что ты сказал?       — Не прикидывайся дураком. — Терпение мужчины было на исходе: их разговор шёл не в том ключе, в котором хотелось лично ему. — Мне известно, что ты хочешь заменить меня Эдмондом в качестве наследника Севера.       — Эдмондом? — Глаза лорда широко распахнулись, будто он очнулся ото сна. — С чего ты вообще взял, что я хочу заменить тебя твоим племянником?       — Разве это не очевидно? Ты целыми днями проводишь с ним наедине, будь то охота, или завтрак, или работа в кабинете. Ты цацкаешься с ним так, как не желаешь этого с теми же Крегардом и Торрхеном. И как ещё ты объяснишь, что отослал Уоррена на юг? В Зимнем городке я видел его, проезжающего на коне во главе свиты, состоящей из людей Винтерфелла, с повозками. Наверняка ты хотел чем-то задобрить короля, чтобы тот узаконил его и сделал наследником, которого ты так долго хотел иметь. Хотя, на мой взгляд, Эйгон Недостойный мог бы даже задаром узаконить своего бастарда, лишь бы только его кровь правила Севером.       Такой он и стоял — гордый и довольный, что раскрыл замысел своего отца. Правда всё это обратилось в труху, когда тот сказал следующее:       — Пусть Старые боги станут свидетелями этому разговору: мой сын окончательно загубил вином свой разум.       — Не понял...       — Конечно, ты не понял, болван, потому что вместо мозгов у тебя опилки, в точности как у пугала, пугающего стаю ворон, — лорд разочарованно вздохнул и потёр ладонью морщинистый лоб. — Но ты прав в одном: я хочу сделать своего внука лордом. Но не лордом Винтерфелла — лордом Рва Кейлина и Защитником Перешейка.       — Защитник Перешейка? — растерянно вопрошал Джоннел. Всё определённо потеряло для него всякий смысл.       — Титул, символизирующий защиту Рвом Кейлин Перешейка и вообще всей границы с югом, — пояснил отец. — Твой племянник будет узаконен, возьмёт имя Старк или Таргариен, а возможно и создаст своё собственное, и будет наравне с Ридами править и защищать земли Севера на границе с югом от всех возможных врагов, в том числе железнорождённых и пиратов.       — Но ведь Ров Кейлин — это сплошные развалины, окружённые непроходимыми болотами, где никто никогда не жил столетиями. — Если там вообще кто-нибудь «жил».       — Именно поэтому я и отправил туда Уоррена вместе с каменщиками, плотниками и прочими строителями из Винтерфелла, дал им рабочих животных и ресурсы, чтобы немного привести крепость в порядок. — Настала очередь Джона широко раскрыть глаза. — Мосс Рид, по моей просьбе, помог обеспечить им оптимальные условия работы на Перешейке. Я также запросил помощи у моего старого друга Кайла Сервина, который дал согласие помочь восстановить Ров Кейлин. Но у этого была своя цена — брак между его внуком-наследником Робардом и моей внучкой Арраной. Сервины верой и правдой служили мне все эти годы — они заслужили подобное вознаграждение за свою службу. Помимо них есть ещё и Мандерли, которые могут выделить немало средств на ремонт столь древней твердыни.       — Хамфри Мандерли... ему не понравится то, что ты даруешь Ров бастарду Таргариенов, а не Эдрику и его жене с детьми... — с трудом высказался Джоннел. Где-то вдалеке над его глупостью смеялись боги.       — Всё-таки в твоей голове ещё остались ошмётки мозга. Это не может не радовать.       Криган Старк поднялся, налил в кружку эль из кувшина и подошёл к высокому окну с видом на двор замка.       — Лорду Хамфри пора зарубить себе на носу, что не всё, что блестит, достанется ему. Слишком много уступок было сделано в сторону его дома за прошедшие года. Я не должен был так поступать, но я не желал конфликта между нашими домами, который мог подорвать силы и способность Севера пережить грядущую зиму, — лорд отпил из кружки. — Уоррен написал, что на восстановление Рва Кейлин уйдёт несколько лет. Восстанавливать зимой — равносильно похоронить себя под землёй раньше времени. Потому полноценно заниматься Рвом мы будем лишь когда ей на смену придёт весна, — он снова отпил эля и его следующие слова были адресованы уже Джоннелу: — И к твоему сведению, Эдмонд находится в самом конце списка на получение в наследство Винтерфелл. Даже если бы я действительно хотел его видеть своим преемником, то у меня всё равно бы не вышло сделать его таковым. В отличие от тебя, я знаю, как работают законы наследования Вестероса.       Эйгон Недостойный спокойно может насрать на эти самые законы только для того, чтобы сделать своего сына Хранителем одной из наикрупнейших областей Семи Королевств. Тебе стоит всего лишь его об этом попросить, — размышлял он, но оставил эти мысли при себе. Вместо этого он спросил:       — Почему ты не сказал мне, что планируешь отдать Ров Кейлин королевскому бастарду? Я будущий...       — Осторожнее при выборе слов, сынок, — прервал на полуслове лорд Старк. — Эдмонд пускай и бастард, но он бастард, в чьих жилах течёт кровь Первых людей и Повелителей драконов. И он твой племянник ровно столько же, сколько и член семьи, если ты не забыл об этом. Так называй его соответственно по имени.        Джоннел поборол в себе желание схватить отца за шкирку и выбросить из окна.       — Почему ты не сказал, что хочешь сделать Эдмонда лордом? — с плохо сдерживаемой злостью произнёс он. Волчья кровь взывала в нём, требуя выпустить её на волю.       — А с чего бы мне это делать?       — Я твой наследник! — не сдержавшись, закричал Джоннел Старк. — Будущий, мать его, Хранитель Севера!        Криган Старк подтвердил:       — Вот именно, что ты мой наследник, — он повернулся к нему лицом. — Это ты должен подходить ко мне и интересоваться делами королевства, которым будешь править. Но вместо того, чтобы придти ко мне и спросить, ты днями напролёт не вылезаешь из борделя, перетрахивая всех шлюх, что там есть. Ты делаешь всё возможное, чтобы выставить дом Старков в нелицеприятном положении перед другими, а не помочь мне его укрепить и сделать сильнее, чем прежде. За долгие годы своего брака ты так и не подарил мне внука, который в будущем станет наследием нашей семьи, не то, что вообще его зачал. Я много раз вбивал тебе в голову, как важно произвести на свет наследника и воспитать его должным образом. Что если завтра меня не станет, а следом за мной в могилу отправишься и ты? Кто станет править Севером? Эдрик, конечно, был бы хорошим правителем в мирные времена, но для принятия трудных решений он совершенно не подготовлен.       — Ты меня тоже не готовил, — обвиняющим жестом руки указал Джоннел отцу. — Все уроки ты решил спихнуть на Кеннета, лишь изредка уделяя мне час времени, чтобы научить править.       — Думаешь, я был готов примерить мантию лорда Винтерфелла в тринадцать лет, когда умер мой отец, или подавить бунт моего дяди, когда он со своими сыновьями вздумал украсть моё законное место? Я хотел, чтоб ты был готов ко всем непредвиденным обстоятельствам, которые могли случиться в случае моей преждевременной смерти. Сегодня ты дал мне разглядеть одну простую истину, которую я отказывался видеть слишком долго: ты совершенно не подготовлен к управлению Севером после меня. Ты дик, груб, импульсивен, не умеешь мыслить рационально там, где это необходимо. Склонен к частым вспышкам агрессии, что потом приводит к плачевным последствиям. Спокойным переговорам ты предпочитаешь драку на мечах. Ты также не умеешь сдерживать эмоции, когда это особенно нужно при переговорах. У тебя нет никакого понимания чувства долга и ответственности перед своим домом, — при последних словах Джоннел чуть не плюхнулся на задницу от удивления. Больше всего за живое задели именно эти слова. — И ты ещё спрашиваешь, почему я не посвящаю тебя в свои дела. За столько лет пребывания на посту наследника ты так и не обзавёлся своим собственным. Из-за твоего наплевательского обращения со своим титулом и плохих отношений с женой мне пришлось терпеть хамское отношение Мандерли по отношению к себе и идти им на уступки. Остальные дома Севера в лучшем случае относятся к нам почтительно... и то лишь ко мне. Север помнит мои заслуги и действия, предпринятые для его защиты. Наши знаменосцы меня уважают, любят и даже боятся, но тебя... тебя они презирают — не все, конечно, но всё-таки. Они смеются над тем человеком, которого ты из себя представляешь, не воспринимают тебя как своего будущего сюзерена. Север не последует за таким человеком, как ты, Джоннел. Ему нужен лидер, а не беспробудный пьяница, только и умеющий, что размахивать своим большим мечом во дворе и в постели. Ты не достоин чести владеть Льдом и нести моё бремя после моей смерти, — сурово закончил лорд, обратно присаживаясь за стол и беря листы пергамента с пером и чернильницей. — Свободен. Вернёмся к этому разговору чуть позже.       Какое-то время Джоннел Старк стоял в ошеломлённом молчании, пытаясь переварить весь свой недавний диалог с отцом. Никогда в жизни он не ощущал себя таким разбитым, растерянным, оскорбленным и ненужным. Каждое слово, каждое замечание, сделанное отцом, слишком сильно отпечатались в его сердце и разуме. Ощущение, будто у него только что отняли самое дорогое и разбили его вдребезги. Для Джоннела это были гордость и самолюбие.       — Восемнадцать лет я был твоим наследником, — его голос был лишён всяких эмоций, но глубоко внутри него зарождалась зимняя буря. — Восемнадцать долбаных лет я терпел всё это дерьмо по отношению к себе. И для чего? — Джоннел поднял стул и со всей силы бросил его в стену, где лорд Террик хранил хрустальную посуду. Треск стекла и дерева резал слух, как меч — плоть. — Только чтобы быть облитым им с ног до головы!       — Джоннел, успокойся, сейчас же! — велел лорд Криган.       — «Успокойся, успокойся, успокойся», — передразнил он. — Как, блять, я могу быть спокоен, когда собственный отец не считает меня достойным своего наследия, когда говорит, что я жалкий пьяница, думающий только своим членом!       — Прямо сейчас ты подтверждаешь истину своих слов. Я сказал, успокойся. Ты не поможешь себе, если будешь так остро реагировать. Давай поговорим с тобой как два взрослых человека без всяких обиняков и оскорблений.       — Да неужели? — с наигранным удивлением спросил Джоннел. — Столько лет у тебя не было на меня времени, и вот теперь ты хочешь со мной поговорить? А вот хрен тебе, двуличная гадюка в шкуре волка!       Лицо Кригана Старка было вырезано из камня, как у сотен статуй королей Зимы в крипте Винтерфелла. Тёмно-серые глаза напоминали снежную бурю, что была готова вырваться на свободу в любой момент и заморозить все твои конечности.       — Вижу, ты совсем отбился от рук, раз так со мной разговариваешь, — тихий тембр отца напоминал свист зимнего ветра и треск льда. Взгляд, проникающий в душу, неотрывно застыл на нем. — Мне давно следовало устроить тебе воспитательную взбучку.       — Угрозы тебе не помогут, старик. Ты слишком стар, медлителен и неуклюж, чтобы хоть что-то мне сделать. Я не боюсь тебя.       — Я и не хочу, чтоб мой сын боялся меня — я хочу, чтобы он меня уважал.       — За что мне тебя уважать, скажи мне на милость? Ты превратил мою жизнь в кошмар и унижение. Из-за тебя я стал тем, кем являюсь сейчас. Ты настоящий тиран, которого не волнуют желания своей семьи. Ты утверждаешь, что «долг перед семьёй» для тебя многое значит, но я вижу, что по-настоящему тебя волнует лишь выгода, которую можно поиметь с этого самого «долга». Бастард Лианны есть подтверждение моим словам.       — Ты настолько низкого обо мне мнения, что считаешь будто я отправил свою родную плоть и кровь только для того, чтобы в неё запихнули бастарда?       — Зачем же ещё ты отправил Лию в Королевскую Гавань?       Впервые неуверенность появилось на ледяном лице отца.       — Это... сложно объяснить словами... Но это сейчас неважно, — голос Северного Старца вновь стал уверенным и непоколебимым. — Большой или малый долг есть у всех, Джон. Не делай мы то, что должны, то давно бы уже скатились в пучину хаоса и безумия.       — И это говорит человек, что женился два раза по любви, — насмешливо вставил Джоннел, но затем прорычал: — И который женил меня на девушке, которую я не люблю.       — Твой брак с Сансой не был заключён по любви, — признал отец и добавил: — Но это была цена, которую мы заплатили, дабы гражданская война не захватила Север. Я очень ценю, что ты принял её тогда, когда мог поступить опрометчиво и сморозить какую-нибудь глупость.       — Лжец, — губы Джона задрожали, — ты никогда не ценил то, что я делал во имя нашего дома. Тебе было наплевать на мои успехи в изучении истории или фехтовании на мечах и копьях. То же самое и с остальными. Барт, Бран, Мария — все они для тебя всего лишь лошади, которых ты намерен продать подороже. Эдрика ты уже продал Мандерли, Сарру и Алис отдал южанам, а Райю выдал за Лукана Хорнвуда, который старше её на тридцать лет. Как скоро остальные твои дети будут распроданы другим лордам в качестве подарка, награды или гарантии союза? А что насчёт маленького Эдмонда? Уж с него ты, я уверен, желаешь получить куда больше выгоды, чем с остальных своих детей и внуков вместе взятых.       — Эдрик женился на Серене по собственному желанию, Сарра и Алис вышли замуж за богатые, влиятельные и древние дома Ройсов и Блэквудов, в чьих жилах протекает кровь Первых людей. Лукан Хорнвуд остался без наследника после смерти своего единственного сына на войне в Дорне. Торрхен Мандерли попытался сбагрить ему одну из своих многочисленных племянниц, но я опередил его раньше, дабы не дать ему получить слишком много власти на востоке. К тому же лорд Лукан хороший, отзывчивый и благородный человек, так что я был счастлив знать, что моя дочь будет одарена заботой и лаской. Эдмонд... про него ещё рано что-либо говорить.       Джоннел усмехнулся умению отца выходить сухим из воды.       — Тебе следовало стать заведующим борделя, отец, — ты прирожденный сутенёр, — пошутил Джоннел и рассмеялся пьяным грубым смехом.       Что-то не выдержало внутри Кригана Старка: он встал, подошёл к нему и врезал вполсилы кулаком в лицо. Джоннел даже опешил от такого поступка. Что-что, но подобного от своего старика он никак не ожидал. Малиновая жидкость потекла у него изо рта, скатываясь по подбородку вниз. Несмотря на возраст, отец всё ещё оставался сильным человеком.       — Закончил размахивать языком? Или мне нужно ещё раз дать тебе хорошенько по лицу, чтобы ты перестал сквернословить?       — Ненавижу тебя, — просто сказал Джоннел, вытирая кровь с лица.       Эти слова как гром с неба свалились на отца, который отшатнулся от слов сына. Его серые глаза широко раскрыты, а рот слегка приоткрыт в удивлённом вздохе. Он был слишком шокирован заявлением сына, чтобы сказать хоть что-нибудь.       Не говоря ни слова, Джоннел Старк повернулся к своему отцу спиной и вышел из солярия. Снаружи Мария и Эдрик спорили с Майклом, который отказывался их пропускать. Они все замолкли, когда увидели мимо проходящего, как ни в чем не бывало, Джоннела.       Вернувшись в свою комнату, он заметил служанку, что мыла грязный от блевотины пол. На вид ей было семнадцать-восемнадцать лет, но это было неважно, поскольку Джоннел в плотную приблизился к ней и чуть ли не силой вовлёк в поцелуй. Девчонка сопротивлялась его напору, когда он задирал ей юбки. Однако Джоннел не собирался её так просто отпускать. Сорвав с неё последние остатки одежды и накрутив её длинные волосы на кулак, он прижал её лицом к кровати и принялся безжалостно её пахать. Ему было наплевать, что она была не готова; было наплевать на слёзы и крики, что издавала бедная девушка, моля богов прекратить этот ужас. Для Джоннела имело значение только то, что все его гнев и ярость постепенно отпускали его, и в голове звучала лишь одна мысль. Одинокий волк умирает, но стая живёт.