Джин сидел, прислонившись к спинке кровати, быстро листал в телефоне какие-то картинки, на секунду задумывался, листал снова; то хмурился, то бормотал что-то вроде «неплохо» или «почему нет», и снова что-то внимательно разглядывал, надув свои пухлые губки. Намджун наблюдал за этим спектаклем одного актёра, улыбался и терпеливо ждал, когда хён соизволит рассказать, чем же он так озабочен. Терпение его было вовсе не безгранично, пару раз он хотел отобрать телефон и напомнить о своём существовании. Но откладывал решительные действия. А пока Сокджин увлечённо изучал непонятно что, Нам совершенно бесстыдно разглядывал любовника.
Джун считал Джина совершенством. И если бы кто-то, ну вдруг, решился оспорить это, был бы в ту же секунду схвачен и зверски отхуячен. Намджун был уверен на сто тридцать четыре процента, что ни у кого нет таких красивых глаз. И не просто красивых, а очень внимательных, ласковых, мудрых, любящих и хрен-его-знает-каких-ещё карих глаз. Глаз цвета чёрного кофе, который Сокджинни принёс своему Плюшику утром в постель. И ни у кого в целом свете нет такого милого носика. А губы хёна — произведение искусства, на которые и смотреть-то — счастье, а ему дозволено прикасаться к ним своими пальцами, нежно водить по ним губами, трогать языком, слушая, как эти действия отзываются стонами хёна в его ушах.
Намджун мысленно приказал себе считать до сотни, медленно, проговаривая каждую чёртову цифру, но потом его уже ничто не остановит, он вырвет из рук Джина ненавистный смартфон, швырнёт его в неизвестном направлении, а сам набросится на желанное тело. «Тоже идеальное» — подумал Джун, оглядывая любимого сверху донизу.
«…двадцать, двадцать один…»
Стройное, даже худощавое, но такое любимое. А эти плечи, а тонкая талия, от одного вида которой в штанах становится жарко и тесно. А ведь прошло со времени знакомства каких-то пятьдесят часов.
«…тридцать три, тридцать четыре…»
Младший Ким уверен, что его чувства взаимны, это читалось во взгляде хёна, в той теплоте, которую излучали его глаза, когда он брал лицо Нама в свои ладони, обхватив его длинными пальцами, когда приближал своё лицо к нему. А потом целовал его так нежно, так долго, так умело, что мог, наверное, довести Намджуна до оргазма только этими чувственными поцелуями.
«…сорок шесть, сорок семь…»
— Хё-ён? Ты ищешь подарок для Юнги?
Красивые глаза хёна удивлённо смотрят на младшего. Он точно не ожидал подобного предположения.
— С какого перепуга я должен искать ему подарки? Его день рождения ещё нескоро, да и Рождество аж через месяц!
— Ну-у… за то, что он нас познакомил, — неуверенно пробормотал Нам.
— Согласен, это его заслуга, но я бы вместо подарка волшебных люлей ему отвесил! За то, что тянул кота… за уши! Раньше не мог познакомить?! Мы бы уже столько лет могли наслаждаться друг другом, сексоваться денно и нощно! А то я три года сам себя ублажал, чуть рученьки не стёр, а мне ими узоры на тортах рисовать! — Джинни буквально негодовал. — Короче, не заслужил он подарков! Ещё и бесит меня, не хочет с Чимином встречаться! Но я тут одну штуку придумал, надеюсь, что всё получится.
Лицо хёна озарила милейшая улыбка из его арсенала. Как будто он получил самый желанный подарок или изобрёл десерт, доселе неизвестный миру.
«…семьдесят четыре, семьдесят пять…»
— Какую штуку? Устроишь фейковое похищение, чтоб они прониклись нежными чувствами в условиях общей опасности?
— Солнышко, ты триллеров пересмотрел, что ли? Хотя… если подумать, идея неплохая, попсовая, слишком очевидная, но неплохая. Но пока я подумал о другом варианте. У меня скоро день рождения, выпадает он на пятницу, и я решил, что мы все вместе можем отметить его в Японии. Можно в Осаке, можно в Токио, потом выберем. Вылетаем в пятницу после обеда, тусим там два дня, думаю, этого времени им хватит, и в воскресенье вечером возвращаемся. Как тебе?
— То есть, ты и Чимина хочешь пригласить?
— Ну, конечно! Я тебе о чём только что говорил? Отдых, свобода, другая страна, алкоголь, морепродукты, ну, понимаешь? Мальчик мне такую услугу оказал, взял к себе эту неуправляемую зверюгу, хочу отблагодарить. Ой, я даже не позвонил, не спросил, может, она его уже умотала до полусмерти! — Джин притворно ужаснулся, вытаращив глаза и прикрыв рот рукой. — Ладно, потом позвоню. Так что? Одобряешь мой план? — он отложил телефон и повернулся.
— Масик, ты столько времени тратишь на то, чтобы свести этих двух людей, а они, может, вовсе не хотят этого! Разбегутся потом, ты расстроишься.
— Плюшик, они хотят! Только стесняются! Юнги сам сказал, что Чимин ему нравится, помнишь?
«…девяносто восемь, девяносто девять, сто! Всё!»
— Помню. Ты не дашь забыть. Я уже начинаю ревновать! Ты думаешь о ком-то, а я тут лежу, между прочим, не в качестве диванной подушки.
Намджун просунул руку в штанину широких домашних шортов Джина, нежно проскользил пальцами по бедру с внутренней стороны и едва коснулся ткани боксеров. Джин охнул, закатил глаза и зарылся рукой в волосы любовника.
— Ох, Намджуни… подожди… ох, как же ты меня заводишь, Плюшик! Ладно, потом договорим, иди ко мне, мой сладкий пирожочек.
Он сполз ниже, подставляя всё своё тело ласкам Нама. Тот стащил с него футболку, сбросил свою и начал медленно и нежно оглаживать кожу на плечах и груди старшего. На лице Джина появился нежный румянец, прикосновения Джуна возбуждали его неимоверно. Он вздрагивал каждый раз, когда пальцы младшего задевали чувствительные точки на теле, а когда тот резко сжал сразу оба соска, Джин протяжно застонал и шепнул: «поцелуй». Намджун послушно обвёл языком набухшую ареолу и слегка прикусил затвердевшую тёмную вершинку, похожую на бусину граната.
Возбуждение разлилось по всему телу, сладко потянуло в паху, защекотало в горле. От стонов хёна, таких громких, таких развратных, он распалялся всё больше и больше. А язык Намджуна уже коснулся второго соска. Потом легкими касаниями поднялся к шее, широким мазком провёл по выступающим косточкам ключиц, скользнул в ямку между ними, заставляя хёна еще сильнее вцепиться в волосы, притягивая Джуна ближе, вжимая в себя, вплавляя, как один раскалённый металл в другой. А тот, перекинув ногу через бёдра Джина, терся возбуждённым членом, морщась, когда ткань, как наждачкой, проходилась по нежной чувствительной коже головки.
Нависнув над лицом Сокджина, младший Ким осыпал его щёки, лоб, веки невесомыми касаниями губ, едва касался языком разгорячённой кожи, любуясь, как хён закатывает глаза от удовольствия, приоткрывает рот, часто дыша, облизывая пересохшие пухлые губы. От этого зрелища у Намджуна перехватывало дыхание, если бы он был художником, то нарисовал бы любимого именно таким — возбуждённым до крайней степени, податливым, готовым на всё.
— Чего Масик хочет сегодня? Чем мне порадовать моего сладкого хёна? — Нам мурлыкал прямо в ухо любовника, щекоча его кончиком носа, трогая языком край раковины и проходясь зубами по мочке с маленькой серебряной серёжкой-колечком.
— Что ты там говорил про похищение? Мне кажется, ты меня похитил, — срывающимся шёпотом произнес Джин. — Ты же не причинишь мне вреда, большой страшный человек? — его губы задрожали, глаза распахнулись, взгляд стал умоляющим и испуганным.
Глаза Намджуна загорелись каким-то недобрым огнём, он молниеносно соскочил с кровати, быстро достал что-то в ящике шкафа, одним прыжком заскочил обратно. Что-то тихонько щёлкнуло и, не успел Джин опомниться, как оказался прикованным к ажурному изголовью кровати наручниками. Обычными полицейскими наручниками. Не штучкой из интим-магазина в пушистой розовой шкурке, а жёсткими железными обручами, которые довольно чувствительно врезались в запястья, когда он попытался освободиться.
Намджун тут же наклонился над ним, криво усмехнувшись, и прошептал:
— Это бесполезно, детка! Ты не сможешь вырваться. Теперь ты будешь моим. И я буду делать с тобой всё, что захочу! И когда захочу. А ты всё стерпишь, и если будешь хорошим мальчиком, я сделаю тебе очень приятно.
Нам снова навис над своей «жертвой», долго водил по его лицу носом, как бы принюхиваясь, но сейчас в его движениях не было нежности, он вёл себя как хищник перед тем, как начать терзать свою добычу. Он будто выбирал место, с которого начнет её пожирать, выискивая самые лучшие кусочки плоти. И нашёл. Впился в сочные розовые губы Джина, но не кусал их, помня, что завтра хёну идти на работу. Этот поцелуй не был нежным, скорее, жёстким, требовательным, ошеломляюще возбуждающим. Язык Джуна, не встретив сопротивления, проник в рот «жертвы», а та безвольно подчинилась своей участи, хлопая глазами, в которых блестели самые настоящие слёзы.
Намджун на секунду вышел из роли, оторвавшись от любимого и шепнув: «Ты в порядке, или мне остановиться?» Джин выдохнул в ответ: «Только попробуй, я убью тебя!», и тут же его рот заткнули очередным поцелуем, от которого засаднило губы. А «похититель» принялся исследовать тело «жертвы», сжимая кожу пальцами до красных пятен, щипая и царапая короткими ногтями, кусая соски, и при этом поглядывая на реакцию любовника. Тот уже даже не пытался сопротивляться, его страшно возбуждало происходящее. Не хватало только отчаянного вопля: «Да, сука, чёртов насильник, трахни меня, как последнюю сучку!»
Джин и сам удивился своей реакции на такую игру. Ему всегда хотелось нежности, любви и максимальной чувственности в сексе. Он не понимал пока, с чего так уцепился за фразу Намджуна о «похищении». Но не жалел об этом, резкие и грубые щипки Джуна заводили его не меньше, а, может, и больше, чем осторожные и невесомые касания. Он чувствовал, что вся кожа горит в ответ на жесткие «ласки», требуя чего-то ещё более возбуждающего. Он нетерпеливо поёрзал, намекая, что некоторые части его тела обделены вниманием, и Намджун, прищурившись и угрожающе понизив голос, спросил:
— Тебе что-то не нравится? Ты же обещал вести себя тихо! — он положил руку на пах Джина и довольно чувствительно сжал ладонь.
— Нет, пожалуйста, не бей меня. — Джин попытался согнуть ноги, прикрывая пах и живот, но Намджун быстро выпрямил их и прижал руками, а потом просто уселся сверху. Взялся за резинку шортов, улыбнулся, увидев, как Джин напряг пресс, потянул вниз медленно, наблюдая, как участилось его дыхание.
— Я не буду тебя бить, если ты не будешь злить меня. — Намджун одним рывком стащил шорты вместе с трусами и теперь любовался обнажённой светлой кожей хёна, который выглядел таким беззащитным, беспомощным, таким открытым. Его член был возбужден настолько, что подергивался от каждого прикосновения. Смазка сочилась и размазывалась по животу. Мошонка поджалась, когда Джун снова положил на неё руку и слегка сдавил в ладони.
— Если ты боишься меня, то почему так возбуждён? А, крошка? Тебе нравятся большие сильные мужчины? Хочешь, чтобы тебя трахнул большой и сильный мужчина? Ну же, скажи мне правду!
— Мне страшно, — прошептал Джин, — я боюсь, что мне будет больно. Можешь развязать мне руки? Я никуда не убегу.
— Конечно, не убежишь, потому что я тебя не отпущу, пока не оттрахаю твою задницу так, что она будет умолять меня о пощаде! — он раздвинул ноги Джина и мял его ляжки, оставляя красные пятна.
— Нет, пожалуйста, не надо! Я девственник! — Джин застонал и умоляюще посмотрел на «похитителя».
— Тем лучше, будет ещё приятнее! Значит, ты очень узкий, люблю узеньких. — Намджун тронул вход, обвёл по кругу, слегка просунул палец внутрь. — А если хорошо попросишь, я даже смажу тебя, чтобы было не очень больно.
В ответ Джин попытался вывернуться, но Намджун снова схватил его за ноги, теперь за щиколотки и закинул себе на плечи, навалившись сверху.
— Не зли меня, крошка, иначе не сядешь на задницу неделю! — он наклонился и куснул хёна за сосок.
Джин вполне реалистично взвыл, видимо, Нам перестарался. Дотянувшись до губ, он хотел грубо вцепиться в них зубами, но Джин начал извиваться и крутить головой, отталкивая Джуна, уворачиваясь от поцелуев, всем своим видом показывая, как неприятны ему эти прикосновения. И тут же получил довольно чувствительный шлепок по заднице. Кожа загорелась, по всему телу пробежали волны возбуждения, превращая его в один оголённый нерв, прикосновение к которому вызывает взрывы нейронов и, как ни странно, желание испытать это снова и снова.
— Ещё… — прошептал Джин.
— А, моя крошка решила сдаться? — Джуна уже крыло так, что он реально готов был взять любовника силой. Грубо и быстро, выбивая из него крики о пощаде. — Хочешь меня, детка? Хочешь, чтобы мой член растянул твою нежную нетронутую попку?
— Да, — так тихо, что Намджун только увидел, как шевельнулись губы, но звука не последовало.
— Тогда потерпи секундочку, мне нужно кое-что надеть. — Он схватил один из презервативов, лежавших на тумбочке рядом, быстро стянул штаны, потом трусы и, встав на кровати над Джином, чтобы он видел, медленно разорвал упаковку, раскатал презерватив по члену и несколько раз провёл по нему рукой. — Тебе нравится? Хочешь его?
Он тянется к тюбику смазки, выдавливает гель на ладонь и размазывает его по всему органу, начиная с головки, пальцами очерчивая её по кругу, накрывая ладонью и ведя вниз кольцом из пальцев. При этом неотрывно смотрит в глаза старшего.
А в глазах Джина чистая неприкрытая похоть. Затуманенный взгляд следит за рукой, которая так красиво обхватывает и ласкает член, подаривший ему накануне столько приятных ощущений. Но сейчас он не любимый и любящий партнер, он «жертва похищения», ему положено ненавидеть своего мучителя, и Джин делает резкую подсечку, заставляя Нама свалиться на кровать, как мешок картошки.
— Ах, ты дрянь! Я же просил не злить меня! — цель достигнута, «похититель» в гневе, он готов схватить свою «жертву», взять, невзирая на сопротивление, не слушая отчаянных криков.
Рыкнув, как тигр, у которого отобрали добычу, Намджун тянет Джина к себе, не заботясь о его комфорте, раздвигает его ноги своими бёдрами, приставляет член к сжатому анусу и начинает давить на него, сначала легонько, а потом всё настойчивее, всё сильнее, пока сфинктер не расслабляется настолько, что впускает в себя головку. Джин протяжно стонет, обхватывая Нама ногами за талию, притягивая к себе ещё ближе. Он бы и руками вцепился, но не может, может только крутить бёдрами, всё глубже затягивая Намджуна, который со стонов перешел на утробное рычание, перемежающееся с хрипами. Зверь настиг свою добычу, он терзает её, наслаждаясь и празднуя победу.
Добыча бьётся под ним, охает после каждого толчка внутрь, сжимает член Намджуна, не в силах противиться подступающему оргазму. Слишком быстро, но он действительно перевозбудился, он не может терпеть дольше. Джун, чувствуя это, почти останавливается, медленно выходит, снова входит только головкой. Сокджин скулит под ним, колотит пятками по спине, требуя немедленной разрядки, но Джун не торопится, он продвигается чуть дальше, ложась на любовника, нежно целует его в губы, долго и глубоко, отстёгивает наручники, растирая запястья. Сокджин мгновенно залепляет ему пощёчину, обхватывает руками, вцепляясь в спину, царапая, оставляя ссадины, подаётся вперёд всем телом, простонав:
— Давай же! Ещё немного, не могу больше… о, Джуни-и-ии…
Вцепившись дрожащими руками в плечи, он на секунду замер и кончил, тяжело дыша, уткнувшись в грудь Нама раскрасневшимся лицом. Тот медленно целовал Джина в висок, вдыхая запах его влажного горячего тела. Потом ненадолго отстранился, разглядывая любимого, утомлённого и разнеженного, и после, сжав своими крепкими руками тонкую талию хёна, в несколько толчков довёл и себя до оргазма, упал на кровать, хрипя и содрогаясь от пронзившего его удовольствия. Не успев прийти в себя, он почувствовал, что под ним, прямо под лопаткой, что-то задрожало, щекоча кожу. Чёртов телефон! Почему сейчас?
Джин, услышав жужжание, в растерянности оглянулся, ища его источник, и поняв, что Намджун лежит прямо на нём, просунул руку и вытащил аппарат. Юнги. Входящий вызов. Намджун, приоткрыв глаз, попытался что-то пробормотать, но ему было слишком лениво облекать свои мысли в связную речь, он снова закрыл глаза, всё ещё дыша, как загнанная лошадь.
— Юнги-я, привет, малыш! Как ты? — Джин старался дышать спокойно, хотя сердце до сих пор колотилось.
— Хён, приветствую! Завтра жду вас с Джуни на вечернюю трапезу. Но, если не лень, можете и сегодня приехать.
— Юнги, ты наготовил столько еды, что не можешь её уничтожить самостоятельно? Это неожиданно. Ты портишь погоду, я этому не рад, бро!
— Хён, погода наладится, обещаю! Я ничего не готовил, просто съездил к родителям и, как всегда, мне нагрузили вагон и маленькую тележку харчей. В одного я всё это не съем, пропадёт, жалко. К хавчику прилагается пузырёк домашнего винца нового урожая. Так что, вас ждать?
— О, мы сейчас обсудим, и я перезвоню. Как поживает твой батюшка? Матушка здорова?
— Да, спасибо, всё хорошо. Кто там хрипит у тебя?
— Это Джуни, мы с ним немного пошалили.
— Ха, надеюсь, успели кончить, я вам не испортил вечерину?
— Я бы тебе этого не простил, извращенец! Перезвоню через пару минут. — Джин отключился и погладил Нама по плечу. — Ну, что, Плюшик, поедем поедим? На часок-другой, ты как? Я проголодался, если честно. Давай спасём друга от еды.
— Мась, я никакущий, ноги не держат. Похищать людей не так-то просто, знаешь ли! Давай завтра?
— А кто тебе сказал, что завтра похищать не придётся? Мне даже понравилось, в роли похитителя ты был великолепен, я поверил. — Джин захохотал. — Давай, поднимайся, я представляю, какие там вкусняшки! А вино Хвансу я готов пить каждый день, даже если моя печень будет категорически против. Ну что, я вызываю таксишечку? А ты пока быстро в душик!
— Хё-ё-ён… может, ты один съездишь, привезёшь мне винца и плюшечку. — Младший Ким прохныкал слова, как малыш, который не выспался, а его волокут в детский сад ни свет, ни заря.
— Нет уж, поднимай свою шикарную задницу, тащи её в душ, засовывай в труселя, в штанишки и погнали. Я через пять минут буду готов! — Джин бодр и готов к путешествию.
— Считаешь, что у меня шикарная задница? Может, у тебя и планы на неё есть?
— Если это предложение, то я готов рассмотреть. Никогда не поздно попробовать что-то новое. Но сейчас я хочу попробовать винишка. Всё, звоню Юни.
Намджун сполз с кровати и на заплетающихся ногах пошлёпал в душ, а Джин перезвонил Юнги.
— Юнги-я, малыш! Мечи хавчик на стол, накрывай поляну, через полчаса мы у тебя.
— Отлично, хён, я жду! До встречи.
Мин был рад, что друзья согласились приехать, он очень хотел рассказать им о том, что собирался устроить через неделю. И очень надеялся, что его задумку одобрят и поддержат. Ну, ладно, хотя бы не скажут, что он сошёл с ума.
Он быстренько выставил на стол все гостинцы, подогрел пирог и блинчики, достал бокалы. Разложил в мисочки кимчи и другие закуски. Несколько раз переставлял тарелки, желая добиться идеального результата. Или просто нервничал.
Звонок в дверь возвестил, что Кимы прибыли. Юнги почти бегом бросился в прихожую, его нетерпение было довольно странным для человека уравновешенного, вальяжного, даже медлительного. Открыв дверь, он приветливо улыбнулся, приглашающе махнул рукой, дескать, давайте уже, вползайте, еда сама себя не съест, вино не выпьется.
Мужчины удивленно переглянулись, такого Юнги они не знали, точнее, знал только Намджун, но так давно, что можно было не принимать во внимание. Джин не выдержал:
— Ты чего суетишься, как жених в брачную ночь? Мы уже здесь, всё хорошо, сейчас всё съедим, а что не съедим, с собой заберём, не дадим добру пропасть.
— Да, давайте, ребята, проходите! — Юнги нервно потирал ладони и судорожно вздыхал. — Я там накрыл уже. Вино и всё такое. Мама пирог с рыбой передала. Намджун, ты же любишь? Блинчики ещё.
Кимы прошли на кухню, сели за стол, продолжая настороженно переглядываться. Оба считали поведение Юнги слишком странным, таким они его, пожалуй, ещё не видели. Намджун решил выяснить, в чём же дело, почему его друга как пыльным мешком пришибли? Где его саркастический тон, где юмор, где, чёрт его дери,
ИХ Мин Юнги?
— Так, Юнги, что случилось? Не скрывай от нас, мы всё равно узнаем! Ты нервничаешь так, будто решил нас отравить! Но такой вариант я отметаю сразу, поэтому повторяю вопрос: что, блядь, случилось?
— Ребята, я… Я же говорил, что ездил к родителям сегодня? Так вот… Чёрт… — он замолчал, глядя прямо перед собой. Потом спохватился: — Ой, да вы кушайте! Вот, давайте вина вам налью. Папа сам делает. Вкусное очень. Он сказал, что в этот раз ягод каких-то добавил.
Юнги суетливо схватил бутыль, начал разливать по бокалам вино. Джин встал, молча отобрал у него бутылку, поставил на стол. Усадил, взял его руку, тихо и твёрдо произнёс:
— Говори, что случилось, иначе я за себя не ручаюсь.
— Ребята… ребята, простите меня! Я такой… свинтус! Вы столько для меня сделали! И не только вы, многие другие люди. А я сижу тут, жалею себя, надо же, писька нерабочая, всё, пиздец, жизнь прожита зря! Не перетрахал еще кучу баб, не оприходовал кучу парней. Бедный я, блядь, несчастный! Да надо радоваться, что жив остался! Хотя и в историю-то влип по тупости своей! Вот нахера меня понесло туда? Стольких людей подставил.
Юнги одним махом выплеснул всё, что так жгло его душу, и внутри сразу стало пусто и легко, как будто вылился гнойный нарыв, давивший на его сущность, не дававший смотреть вперед, жить ту жизнь, что дана была ему свыше, а потом ещё раз подарена близкими и не очень людьми, неравнодушными к его будущему. Он двумя руками вцепился в ладонь Джина и продолжил:
— Я сегодня узнал, что Намджун спас мне жизнь. Отдал свою кровь. И ни разу за семь лет не сказал мне об этом. Понимаешь, Джинни, ни разу! Просто отдал и всё! Мне ведь в больнице сказали, что ранение было пустяковое, так, чиркнуло немного, ну чуть задело позвоночник, главное, что двигаться смогу, не стану овощем, не буду ссаться под себя. Я больше ничего и слышать не хотел. И даже «спасибо» не сказал. А он меня спас, — прошептал он, глядя на Джуна.
Тот молча смотрел на друга, едва сдерживая слезы.
***
День, когда он примчался и увидел Юнги без сознания на окровавленных простынях, врезался в его память навсегда. Он до тошноты боялся, что потеряет человека, с которым его связывали годы дружбы, а Намджун не привык разбрасываться друзьями. Поэтому, когда доктор спросил, у кого такая же группа крови, как у Мина, он буквально заорал, что у него, он готов, берите, сколько нужно. А потом, то ли засыпая, то ли почти теряя сознание от усталости, сидел рядом и ждал, когда друг очнётся, когда они опять смогут разговаривать и смеяться.
Потерять ещё одного друга он просто не мог. Намджун всегда был сам по себе. Тихий, замкнутый паренёк, рано осознавший, что его взгляды на любовь и отношения отличаются от общепринятых. Он был счастлив, что в универе у него появились сразу три друга, которые доверяли ему свои тайны и спокойно относились к его ориентации.
Потом Сону уехал, Джейк после женитьбы отстранился, Юнги ушёл в армию. Намджуну стало очень тоскливо. После возвращения Юнги он буквально расцвёл. Нет, он никогда не питал к Мину чувств, близких к романтическим, хотя знал о его бисексуальности, но дружба была ему дороже. Он с радостью принял его в свою компанию, помог влиться в работу, очень радовался, когда Юнги открыл свою маленькую юридическую контору, интересовался, как идут дела, нужна ли помощь?
И когда ему позвонил Джейк и, захлёбываясь слезами и адреналином, рассказал о выстреле в спальне, сорвался с места ураганом, по пути звоня в скорую. Он появился в квартире Джейка раньше медиков, поскольку был совсем рядом, быстро задал несколько вопросов, после утихомирил отца девчонки, выстрелившей в Мина, поехал за другом в больницу, отвечал на вопросы медиков. Когда один из них поинтересовался, почему раненый был без одежды, Намджун моментально ответил, что когда увидели кровь, все запаниковали, не сразу поняли, куда он ранен, поэтому сорвали всё. Вроде поверили, больше вопросов не задавали.
С отцом девушки пришли к соглашению, что Джейк берёт вину на себя, чтобы репутацию доченьки не запятнать, претензий к нему от Юнги быть не должно, дело уладится мирным путем, в протокол — версия о неосторожном обращении — не заметил, что снят предохранитель, случайно нажал спусковой крючок, и получилось, что получилось. Ни разу за прошедшие годы Намджун не пожалел о том, что сделал. Что соврал врачам, следователю, даже самому Юнги. И уж тем более не жалел, что отдал ему кровь. Это была такая малость по сравнению с тем, что он мог больше не увидеть друга.
Узнав о его интимной проблеме, Намджун готов был оплатить консультации самых крутых специалистов, любые процедуры, которые смогли бы вернуть Мина в прежнее состояние, но тот решительно отказался, заявив, что так даже лучше. Не то, чтобы Намджун поверил в это, он просто не хотел лишний раз травмировать Юнги напоминанием о его болячке.
***
И вот теперь его друг смотрит на него, не скрывая слёз. Намджун вскакивает, хватает его в охапку, обнимает, поднимает вверх, кружит, целует лицо, руки…
— Юнги, хён, не надо об этом. Я сделал то, что мог. Ты достоин и большего.
— Спасибо тебе, дружище, я твой должник! Всё, что смогу, сделаю для тебя. А сегодня исполню любое твоё желание, за исключением интимного, ибо очень боюсь вот этого красивого молодого человека, который уже смотрит на нас весьма недобрым взглядом!
Джин улыбнулся, взял бокал и произнес:
— Я хочу выпить за тебя, Ким Намджун, за человека, которого я знаю так недолго, но люблю так сильно. Я не ошибся, с первого взгляда увидев в тебе того, с кем хочу быть вместе всегда. — У Намджуна от таких слов опять выступили слёзы, щёки порозовели от смущения и удовольствия. Он тоже был влюблён и не собирался скрывать это. Подошёл к Джину и нежно чмокнул его в щёку.
— Аминь, — язвительно шепнул Юнги и тут же получил по затылку от старшего. Намджун улыбнулся, наконец-то
их Юнги, которого оба они знали и любили, вернулся, хохмит, как раньше.
— Молчи, несчастный! Выпей за моего любимого мужчину! Он тебе жизнь спас! А насчёт желания, это ты хорошо придумал, есть у меня одно желание.
— Я вообще желание Нама собирался исполнить, хён, ты пока в пролёте. И твои тосты очень сильно попахивают предложением руки и сердца, или что там у тебя на выданье? А тема вечеринки была другой! Я хотел рассказать вам одну забавную историю.
— Слушай, я тебя сейчас стукну! Пей, говорю, истории потом.
Мужчины выпили, с удовольствием отметив, что вино действительно прекрасно.
— Какие ягоды папаня добавил? — Джин смаковал напиток, пытаясь понять, что за послевкусие он оставляет.
— Не сказал. Мне кажется, что ежевикой отдает.
— Согласен, есть немного. И ещё вишней.
— Да, похоже. Вкусненько получилось. Отец просил позвонить, рассказать, как нам винцо зашло. Настаивал, чтоб я вас угостил.
— Вот видишь, Намджуни, как далеко тыковка от апельсинки откатилась? У такого благородного отца — такой непутёвый сынишка! Эх, мало тебя лупили в детстве! — Джин продолжал стебаться над другом, ему это доставляло несказанное удовольствие, он знал, что адекватность Юнги не позволит ему обижаться на колкости.
— Нормально лупили, мне хватило. Ребята, вы кушайте, а то остынет всё. Я пойду покурю, перенервничал немножко. — Он встал и направился на балкон.
— Ладно, постоим с тобой за компанию, — Джин кивнул Наму, оба поднялись вслед за другом.
Юнги закурил, собираясь с мыслями: денёк выдался непростой, а Мин ещё собирался поведать друзьям свой план соблазнения Чимина, заручиться их поддержкой. Неожиданно Джин потянулся за пачкой, вытащил сигарету, некоторое время крутил её в пальцах, потом все же подкурил, глубоко затянулся, выпустил дым колечками и после выдохнул облаком. Намджун и Юнги в молчаливом ахуе смотрели на него, не сумев подобрать слов, которые хотя бы приблизительно выразили их изумление. Джин всегда был за ЗОЖ, гонял коллег на работе, друзей, накануне отчитал Намджуна, когда тот рискнул покурить. Он даже почти месяц не разговаривал с Мином, когда тот пообещал бросить, но потом спалился. Джин счёл это оскорблением и величественно молчал при встречах. И вот теперь! Джин! Закурил!
— Чего уставились, как дети на волшебника? Фокусов не будет, детишки, факир сегодня пьян! — Сокджин продолжал с удовольствием дымить.
— Ты куришь! — Намджун от шока даже закашлялся. — Ты же мне вчера чуть мозг не сожрал!
— Да-да-да, я урод и козёл! Я курю! Иногда! О-очень редко! Да, я это скрываю! Сегодня просто захотелось!
— Прикольно, чего мы ещё о тебе не знаем? — Юнги ухмыльнулся.
— Много чего, но сегодня я не готов делиться интимными воспоминаниями. Итак, ты что-то там говорил про историю. — Джин был рад, что больше не нужно прятаться и с наслаждением вдыхал терпкий вишнёвый дым. — Давай, бомби, сказочник. Мы сходим с ума от нетерпения.
Юнги нервно затянулся, взглянул на Кимов, вздохнул и пробормотал еле слышно:
— Я хочу переехать к Чимину.
— Чего? Куда переехать? Ты можешь говорить громче? — Джин демонстративно приставил к уху ладонь.
— Я хочу переехать к Чимину! Так слышно? — Рявкнул Мин.
— Слышно. И с какой целью?
— С целью быть с ним вместе.
— Угу, понятно. И как ты собираешься это сделать? Соберешь чемоданчик с трусишками и явишься к нему на порог со словами «ну, что, не ждали, а я припёрся»? Или позвонишь предварительно? И главное, когда ты собираешься это сделать?
— Через неделю, не раньше. — Юнги перешел на шёпот. Теперь, когда он озвучил свои планы, они уже не казались ему настолько фееричными, как раньше.
— Я так понимаю, ты ездил к отцу не просто так? Решил рассказать ему о своей ориентации? — допрос продолжается. Джин не отступит, пока не докопается до истоков проблем и мотивации.
— Не, это он мне рассказал о моей ориентации, потому что семь лет назад ему поведал об этом один наш общий знакомый, — Мин с улыбкой взглянул на Намджуна.
— Хён, прости! Я не хотел, но так получилось, тебе было… в общем, я подумал, что твой папа имеет право знать. Он ведь раньше ничего не говорил тебе?
— Нет, Джуни, не говорил. Да ты не переживай так, я именно поэтому и поехал к отцу. Сам хотел открыться, а оказывается, они с мамой давно в курсе. Зато рассказал ему про Чимина. Мне показалось, что отец хотел бы познакомиться с ним. Спросил, приедем ли мы на Рождество.
— И после этого ты решил срочно перебазироваться к любимому? — Джин снова включился в беседу. Планы Юнги ломали его собственные, так хорошо продуманные. — Назови мне хоть одну причину, почему он должен согласиться?
— Ну, я подумал… можно сказать, что меня соседи залили, надо делать ремонт, а жить негде.
— Отлично! Пока у тебя делают ремонт, ты можешь жить у меня, так как я живу у Намджуна. Почему именно Чимин? — Сокджин сразу нащупывал слабые звенья и логические несостыковки.
— Ну, он же не знает, что вы вместе, поэтому у него. Мне больше некуда податься!
— В гостиницу подайся! Твои доходы позволяют!
— Так, хён! Отвергаешь — предлагай! Блядь, я так все красиво придумал, а ты похерил всё!
— Слушай, маленький стратег! Придумывать многоходовочки — это не твоё!
— Ага, футбол — не моё, многоходовочки — не моё! А что моё тогда? Вискарь или коньяк в баре хлестать и сопли размазывать. Да пошли вы…
Мин резко оттолкнул Джина и вернулся обратно на кухню. Кимы торопливо следовали за ним.
— А что с футболом-то не так? Хотя… думаю, что тебе лучше сосредоточиться на шашках. Тихо, безопасно, нетравматично. — Сокджин попытался разрядить нависшую грозовую атмосферу. — Юни, ну прости! Я же помочь тебе хочу! Мы оба хотим, да, дорогой? — Намджун с готовностью кивнул. — Ты всё-таки хочешь встречаться с Чимином? Он тебе нравится, да?
— Да, очень. Он такой… такой светлый, чистый… мне кажется, что рядом с ним все становятся лучше. И я тоже хочу… лучше… Ребят, я вообще ничего не понимаю! Что-то я совсем раскис. — Юнги уронил лицо в ладони.
— Просто рядом с тобой только те люди, с которыми уже сложились отношения — либо деловые, либо дружеские, приятельские. А теперь вот гормончики зашевелились, захотелось романтики. Это нормально, Юни, ты молодой, здоровый мужчина, природа берёт свое. Одного не пойму, зачем ты собирался к Чимину сейчас переехать, когда ещё ничего не понятно у вас?
— Джин, ты фильмов не смотрел? Два человека в одном доме, каждый день вместе, разговаривают, что-то делают, общаются, делятся мыслями и так далее. Ну, если даже похищенные влюбляются в своих похитителей!
— Господи-боже! Одна мозговая клетка на всех! И ты туда же? Юни, малыш, я конечно не психолог, но статистика говорит, что отношения, зародившиеся в экстремальных условиях, чаще всего распадаются достаточно быстро, либо переходят в не совсем здоровые. Оно тебе надо? — рука старшего легла на плечо Мина. — К тому же, не стоит начинать отношения с вранья, к хорошему это не приведёт.
— А что ты предлагаешь? — Юнги устало взглянул на друга. Его идеи закончились, и он готов был выслушать другие. Хоть какие-нибудь!
— Во-о-от! Наконец-то! Первая здравая мысль! Садись поудобнее, дядюшка Джин расскажет тебе, как решать подобные проблемки.
И дальше Сокджин в красках поведал о плане под кодовым названием «Япония, страна любви». Юнги молча слушал, думал и пил. После фразы Джина «Та-дам, и жили они долго и счастливо» встал, направился к балкону и обронил:
— Ничего не получится!
— Почему? — Джин возражений совсем не ожидал, в своём плане он был уверен на все сто. — Что не так?
— Во-первых, я не люблю летать, во-вторых, собака.
— Какая к чёрту собака? Что ты несёшь? — Ким начал психовать.
— Твоя собака! Вернее, твоей сестры! Забыл? Она у Чимина живет, белая такая. Куда Чимин должен её деть на эти два дня?
— Чёрт! Совсем забыл про эту… Хрюню! Ну, давайте её кому-нибудь оставим.
— Даже если оставим, Чимин не согласится поехать. — Юнги вышел на балкон, вдохнул свежий прохладный воздух. Остальные тоже выползли подышать и освежиться.
— Милый, а почему надо ехать в Японию? — Намджун, выждав момент, когда спорщики замолчали, решил вклиниться в обсуждение. — Мы можем отдохнуть и отпраздновать твой день рождения, не выезжая за границу. Можно поискать какое-то курортное местечко с отдельными домиками, подальше от города, чтобы речка рядом или озеро, лес. Тогда и собаку можно взять с собой, и на лыжах покататься. Ну, а романтики там будет достаточно, я думаю, — он смущённо глянул на любовника.
— О, мой бог! Хоть один из вас в состоянии мыслить логически! — Юнги хлопнул Нама по плечу. — Эта идея мне нравится. Но Чимина уговаривайте сами, я в этом не участвую! И вообще, на неделю отключаю все опции, связанные с романтикой, мне ещё работать с этим парнем. А если я буду при виде него слюнями исходить, он может подумать, что я маньячина какой-то.
— Или у тебя бешенство, — кольнул Джин. — Всё, решено, я ищу подходящую локацию и уговариваю Чимина. А вы просто улыбаетесь, киваете и не мешаете дядюшке Джину творить чудеса. Намджуни, нам пора домой, а этому юноше пора баиньки, он сегодня слишком взвинчен.
Обняв Намджуна за плечи, Джин потащил его в прихожую одеваться. Юнги быстро налил в бутылку вина, в контейнеры сложил пироги и фрукты, и всё это в огромном пакете притащил друзьям.
— Вот, забирайте, завтра покушаете. Такси вызвали?
— Ага, уже подъезжает, — Намджун глянул в телефон. — Будет через три минуты. Спасибо тебе, Юнги. Передавай привет родителям, скажи, что нам всё очень понравилось.
— Вам спасибо. Что бы я делал без вас.
— Да сдох бы нахрен! — Джин с улыбкой смотрел на Мина. — Бывай, товарищ! Не пей больше, ночь уж на дворе, ложись спать, завтра все разрулится. Спокойной ночи.
Кимы обняли его по очереди и поехали домой.
«Домой. Странно это. Два дня как знакомы, и они уже вместе едут
домой, — Юнги вновь поразился, как быстро его друзья воспылали друг к другу нежными чувствами. — Судьба, не иначе. Дай бог, чтобы это у них навсегда! И дай бог, чтоб и мне так повезло!»
Прибрав на кухне, Юнги выпил чашечку крепкого чёрного кофе и отправился спать. Усталость окутала всё его тело. Вроде бы ничего не делал, но состояние — как будто разгрузил контейнер с кирпичами. Даже идти в душ не было сил. И было лень.
«Завтра. Всё завтра. Начинаю новую жизнь. С понедельника».
Не раздеваясь, Юнги упал на кровать, уткнулся в подушку и, как в детстве, загадал: если приснится что-то хорошее, то всё у него получится.
Его хорошее имело конкретные очертания. Конкретное имя.
Чимин.
