Сломанная корона

Мелисса была последней. С тем бунтом лично её действительно ничего не связывало, пусть и не по её воле (был бы выбор — первая б метнулась). Она не могла сделать выбор, метаясь в горячке в их маленькой скромной хижине, пока сестра и муж пытались найти что-то, что поможет ей, не имея денег на лекарства и с трудом находя их хотя бы на еду. Год выдался непривычно засушливый, в том числе здесь, в более северных провинциях, где такого почти не видали. Чаще холод с гор на границе с Чудиином спускался, чем жара доходила до их краёв. Слыхала она, не выжил даже граф, который и считался хозяином этих земель, повышая год за годом и без того крупную плату за пользование его землёй, да не помогло ему. Её, ничего не понимающую, из дома просто выволокли, кинув прямо под ноги высокому темноволосому мужчине. Как узнала Мелисса позже — маркизу Флорео Тропаиму, члену королевского совета, рыцарского ордена и одновременно одному из приближённых королевы. Как узнала Мелисса позже — ей повезло, что принцесса находилась в другом месте, потому что тогда смерть могла быть бы ещё и медленной. — Последняя, — отрапортовала притащившая её солдатка. — Совсем последняя? — не поверил маркиз. — С остальными покончили. Эта, видимо, больна. В шею Мелиссе уткнулось лезвие, даже сквозь полубред, каковым казалось ей происходящее, заставляя попытаться отодвинуться, но лишь самой себе нанесла рану. — Оставляй, — отмахнулся внезапно мужчина. — Пусть наслаждается последними днями. Мелисса, упавшая в забытие, не поняла, когда королевские отряды покинули их городок, не поняла, как долго была без сознания. Зато наконец-то поняла, что именно скрывали от неё муж с сестрой. Они всё-таки пошли бороться, а она осталась одна. Бинты и лекарства нашлись в доме погибшего аптекаря. Остатки еды — в лавке не менее мёртвой булочницы, к которой она, когда были какие-никакие гроши, забегала за хлебом. Мелисса не знала, что именно может ей помочь, да и не была уверена, что будет сожалеть, если прямо сейчас присоединится к близким, но всё же упорно продолжала выживать, каким-то чудом преодолев инфекцию. Они правда все-все были мертвы. Отряд не стал разбираться, кто за них, кто против, избавившись и от бедняков, и от богатых. Возможно, лучше бы, маркиз сказал её добить, чем жить с воспоминаниями о том, скольких и сколькое потеряла. Не только их город — все соседние земли омертвели. Постепенно сюда стекались другие нищие, воры и разбойники, да и она сама сейчас оказалась нищей воришкой, ведь и за то, на что у неё хватало денег, платить было некому. И, что ещё хуже, насекомые и крысы занимали опустевшие места весьма быстро, и тут слабых знаний Мелиссы хватало, чтобы понять: совсем немного и она просто заразится чем-нибудь снова. На счастью, жили они на отшибе, потому она была как будто бы в стороне от этой дряни, но вряд ли это поможет надолго. (Мужа и сестру она хоронила на заднем дворе в каком-то полубреду, потом сама удивляясь, как у неё это такими слабыми руками получилось.) Впрочем, совесть и память тоже жить бродяжкой дальше не позволяли, а ещё она неплохо умела ездить на лошади (когда-то была лучшей наездницей в их скромной компании, спасибо матери, когда-то в далёкой почти что прошлой жизни заведовавшей конюшней барона). Лошадей большей частью увели, но, видимо, только породистых — ну, насколько Мелисса разбиралась. Поэтому выбрать себе лошадку посмирнее да посильнее и подкармливать её казалось неплохим вложением. Только вот она была ещё какое-то время слишком слаба, чтобы удержаться в седле. Неудивительно, что её ребёнок умер тогда. Кроме еды, Мелисса отобрала себе и новую одежду с обувью, несколько комплектов. Соблазн выбрать что-то самое лучшее из уцелевшего был велик, но она понимала, что ничего это не даст. Внешность у неё все равно максимально простая. Невысокая, веснушки, русые волосы до плеч, лицо кругловатое — на хоть сколько-то знатную даму все равно б не потянула, как и на женщину из сколько-либо обеспеченной семьи. Так и выглядела бы, будто в краденной одёжке. Мелисса из подслушанных разговоров бродяг узнала, где же кончаются опустошённые земли, но лишь примерно. Карту-то найти она нашла, свой город на ней отыскала, но вот как по ней понять, в какую сторону надо двигаться, не разобралась. Этому её никто никогда не учил. Ну, она знала, где восток, где запад, но как соотносить направление и расстояние с этими крошечными точками… По бумажкам всё как будто бы рядом, да вот только она же знала, что на фестиваль в соседнем городе почти день топала, а на этом листочке он почти впритык! В итоге Мелисса решила карту прихватить с собой, но особо на неё не надеяться. Может, потом разберётся. Набраться достаточно сил, чтобы выдержать путь, удалось лишь спустя два полнолуния. К тому времени с едой стало уже заметно труднее, но не хуже, чем раньше, в нормальной, казалось бы, жизни. Город оживал, населяясь незнакомцами, которых Мелисса сторонилась. А из столицы больше ничего. Бунтовщики уничтожены — и лишь это их волновало. Кажется, область ближе к границе ушла кому-то во владение, но неизвестно, достоверная ли это информация. Страна притихла — всё такой жёсткой расправы над оголодавшими людьми не ждал никто. Ну да, голодать теперь больше некому, в принципе, проблема решена, мрачно подумала Мелисса, наконец-то седлая лошадь. В путь. *** …восемь. Мелисса стиснула зубы, не давая вырваться очередному крику. Девять. Поплакать можно и после, ну. Как будто её в первый раз в жизни наказывали. Десять. Старшая служанка равнодушно выбросила прутья. — В следующий раз будешь сперва думать, чем проявлять такую неаккуратность. — Я-то буду, — прошипела Мелисса в ответ. Ожидаемо проигнорированная. В замке у баронессы Зеваны Велес платили относительно неплохо — куда больше, чем портной, на которого она пахала, прежде чем потеряла ребёнка. И работа не такая уж сложная, так-то, и жильё предоставляют. Правда, управляющая не была в курсе, откуда Мелисса родом, иначе бы вряд ли её взяли даже в горничные. Муж баронессы скончался от какой-то болезни вскоре после начала её службы, и меньшее, что тут хотели бы делать — ввязываться в политику, невольно укрывая всяких там несостоявшихся бунтовщиц. Здесь царил траур, но совсем не по случившемуся рядом горю. Баронесса не сильно ужесточила порядки, но и открыто осуждала зачинщиков недавних событий. Собственно, именно поэтому Мелисса сегодня и выронила поднос с чашками, услышав её изречения на эту тему. А «не ужесточила» вовсе не значило «не была жёсткой уже сама по себе». Слуг здесь держали в жёстких условиях, требуя безукоризненного соответствия сложившемуся укладу. И это уже не первый раз за последние месяцы. Правда, раньше наказания назначала всё же не сама хозяйка замка. Так себе повышение. Кое-как приведя себя в порядок, Мелисса, цепляясь за стенку, неуклюже вышла в коридор, надеясь не попасться никому на глаза, а то на соблюдение всех приличий сил сегодня никаких не оставалось. На всю жизнь тут оставаться не хотелось, но ей надо было хотя бы накопить денег. Да и, на самом деле, непонятно, как жить дальше. Семью она второй раз заводить точно не будет. Её дом безнадёжно утрачен. Каких-то выдающихся навыков или талантов у неё нет. Хорошая служанка, умелые запасные руки, но не более того. Никакого любимого дела нет. Лошадь она, кстати, продала — и потому в принципе могла забыть о каких-либо увлечениях. Жалко, она тогда успела привязаться, но выбора в тот момент не было. Или расстаться, или остаться на улице, пока не нашла работу. Здесь всё куда дороже, а она ещё и не вызывала доверия одним своим болезненным да потрёпанным видом. — Тётя Мел, — кто-то подкралась сзади, и тут же вцепились маленькие белые ручки в её мятую юбку, совершенно не брезгуя. — Поиграй? Обладательница ручек, Софина Велес, вторая дочь баронессы, смотрела почти просительно, когда Мелисса, остановившись, обернулась. Дочерей у баронессы было три. Мида Диана, которую Мелисса ни разу не видела, — наследница и рыцарка. Мать её тоже не одобряла. Судя по всему, девушке не повезло ввязаться в какую-то скандальную историю с принцессой в начале её военного обучения, и ту едва-едва спасли родители, если верить словам Зеваны. Вторая дочь, Софина, стояла прямо перед ней. Третья, Маргарет, была совсем малышкой. Имелся ещё мальчишка, Руевит, но он конфликтовал с баронессой каждый раз, когда они оказывались в одной комнате, то есть вёл себя, в принципе, как типичный подросток. Да и с тяжёлым характером Зеваны — совершенно неудивительно. В общем, дети как дети. Пусть если самочувствие отвратное, Мелисса не считала нормальным срываться на маленькой девочке, ничего в этой жизни не понимавшей и не решавшей, потому через силу улыбнулась. — У меня дела. Обычно она старалась притащить Софине какие-то сладости — несмотря на то, что, по идее, девочка вряд ли должна была в этом нуждаться, но ей хотелось сделать какой-то добрый жест по отношению к дружелюбной малышке, а потом выяснилось, что сладким детей баронессы действительно не особо баловали, так что она как-то всунула что-то и Руевиту, в ответ глянувшему с ершистым недоверием, но гостинец быстро забравшему. Но сегодня у неё ничего не было. Собственно, Софина с Маргарет и остались самым светлым воспоминанием из работы в замке, длившейся уже три года. Решающим стал визит герцогини Лилиум, ворвавшейся, как луч солнца ранним утром в тёмную комнату. Она была действительно солнечной, с вечной улыбкой и россыпью светлых кудрей, в белой одежде, приветливая и рядом с чопорной баронессой, и с прислугой. Мелисса слышала почти весь их диалог, с каким-то внутренним трепетом понимая, что слухи не врали. Гера Лилиум действительно прощупывала почву. Зевана Велес на осторожные провокации не поддалась, но это все равно чувствовалось даже такой дурочке, как Мелисса. И внутри оживала какая-то надежда. Возможно, всё складывается неспроста. Возможно, небеса дают ей шанс, вот, прямо в руки. Возможно… Мелисса почти боялась думать об этом, спугнуть своими неуклюжими мыслями внезапное благословление. Потому Мелисса и поймала герцогиню в саду, умоляя дать ей новую работу, выслеживая её почти сутки — та всё никак не оставалась в одиночестве. Та, на её счастье, настороженно согласилась, а в замке Велес потерю одной горничной никто не посчитал важной — её отпустили без вопросов, выплатили напоследок какие-никакие гроши, так что поступили с ней, по общему счёту, честно. Признаться, расставаться с девочками было жаль. Она им, конечно, не ровня и, если бы кто поймал её на общении с ними, ей бы снова не поздоровилось — а может, и самим малышкам тоже. И уж точно не ровня была бы её умершая дочка, но её тень невольно ложилась на них, смягчая сердце, которое будто бы и не способно уже на яркие или просто хорошие эмоции. Смешно, конечно, такое думать. Крестьянскую дочку да с дочками баронессы сравнивать. Никто бы не понял. Но… Скучать она правда по этой маленькой связи будет. Зато Мелисса наконец-то увидела какой-то просвет в будущем. Пока ещё маленький, едва заметный, как затерявшийся в тёмной ночи светлячок. Места в замке Лилиумов ей не нашлось, но её вполне устроила жизнь и новое место в прилегающей к нему деревне. Её направили в дом деревенского старосты, где, внезапно, дали не грязную или грубую работу, а, узнав, что Мелисса неплохо читает, считает и пишет, поручили разбираться с несложными документами. Кроме того, лично Гера её и не забыла и не бросила на произвол судьбы: находила время поинтересоваться и перемолвиться словечком о том, как она устроилась, а позже, убедившись в искренности Мелиссы, находила ей новые поручения и дела, к которым она рвалась всей душой. Мелиссе хотелось помочь, предотвратить дальнейшие беды. И, тем дальше, чем больше она убеждалась, что Гера была много лучше, чем во всяческих слухах — в том числе самых хвалебных. Питер Лилиум, урождённый аристократ, вряд ли бы стал делать что-либо самостоятельно, слишком привыкший к происходящему в стране, чтобы замечать какие-либо недостатки. Гера же, будучи хоть и чудиинкой, но изначально обычной крестьянкой, понимала, что так продолжаться не может, и произошедшее на севере стало последней каплей. Она действительно собирала единомышленников и среди весьма влиятельных людей, и среди обычных простолюдинов, довольно умело распределяя и используя возможности каждого. Она не была первой или единственной в этом общем деле, воздвигаемом по камушку, по крупинке сопротивлению зверствам в стране, но стала таковой в глазах Мелиссы. Добрая, приветливая и жизнерадостная, не зазнавшаяся, несмотря на высокое положение, не отчаявшаяся и внимательная к другим, несмотря на личное горе. Первая и единственная, кто вытащила Мелиссу из бездны, куда её скинуло королевской милостью, вернувшая веру к людям. Путеводная ниточка туда, куда Мелисса не была уверена, что сможет вернуться: к доброте к другим. Рядом с ней она сама словно снова смягчалась. Желала не мести, но помощи. А теперь она мертва. (Мелисса не предотвратила.) А Мелисса стоит в одиночестве на улицах совершенно чуждой ей столицы, с изумлением разглядывая столь большое количество чисто одетых людей, шумные толпы и яркие витрины, маленькая часть этого мира. Огромный непонятный город, место, откуда всё начиналось. Место, в которое бы она в жизни не отправилась, будь у неё настоящий выбор, в её изначальной настоящей жизни, где не было ни голода, ни богатых убийц, уничтоживших остатки той жизни дочиста. Мелисса крепко стиснула в ладони потрёпанное путанной дорогой да слишком внезапным побегом из герцогства письмо. Время действовать. Ей надо отдать долг. Хотя бы ради себя самой.