Сжечь их всех!

Эймон III Путешествие до Сумеречного Дола было таким же спокойным и благословенным, как и до Поднебесья. Ни у одного из коней не возникло проблем, на них ни разу никто не напал. Да и кто бы рискнул — Оберин потащил с собой несметное число дорнийских рыцарей и младших родственников всех дорнийских лордов. Сами они готовились к войне и на праздник отправили в основном тех, кто не пригодился бы им в настоящем серьезном деле. Просто чтобы обозначить свое присутствие. Чувство, которое испытывал в дороге Эймон… Пожалуй, самым близким словом было «легкомыслие». Он не желал зла ни детям Визериса, ни его королеве, которая уже родила ему двоих и готовилась принести третьего… и четвертого заодно. Судя по всему, эта беременность протекала у Серсеи легче, чем предыдущие, так что был повод отпраздновать… Но стоило ли устраивать такой пышный пир накануне войны? Эймон все-таки выдавил на лице небольшую усмешку. Может, супруга Визериса, которая на людях ни разу не сказала своему мужу ни единого слова поперек, на самом деле управляла им, как куклой, хоть он сам наверняка этого не замечал. Если это так… Кто знает, может, зря он ищет какой-то подвох. До сих пор он встречался с Серсеей всего один раз, на той самой свадьбе, когда он был всего лишь ребенком. И все же он слышал о ее репутации. Эта несравненная красавица была такой же безжалостной, как и ее отец. И еще говорили, что только благодаря ей лорд Тирион, Хранитель Запада, добился такого большого влияния. Так или иначе, Серсея была женщиной, которую он мог по-настоящему уважать. Безжалостной к врагам и безраздельно верной своей семье. Его тоже многие называли безжалостным, но он, по правде говоря, не был уверен, что заслуживает такой славы. Иногда он все-таки щадил пойманных им разбойников, предлагая им надеть черное. Но кое-кого он казнил сразу, не раздумывая. Дезертиров. Какая польза Ночному Дозору от тех, кто уже однажды бросил службу? Нет, не так уж много у него было опыта, требующего настоящей безжалостности. Справедливость требовала беспощадности. Этого требовал долг. Он верил, что мог бы стать по-настоящему безжалостным человеком, если бы потребовалось. Эртур… Он все-таки позволил своим чувствам взять верх над разумом и вернулся в Звездопад вместо того, чтобы атаковать Железнорожденных, как и было запланировано. В итоге он сделал хуже для всех, в том числе для себя самого, и для Эймона, которого сир Эртур поклялся оберегать от всех невзгод. В то время как Визерис был готов на все ради того, чтобы защитить свой престол и свою страну. Возможно, Эймон и в самом деле был к нему несправедлив. Наверное, так оно и есть. Ну как страна может управляться двумя королями? Тем не менее, Визерис действовал не ради страны, а только ради себя, своей власти и своей выгоды. Ради этого он позволял Железнорожденным угрожать всему Вестеросу, чтобы люди охотнее искали защиты у подножия его трона. И это продолжалось до тех пор, пока мысли о том, зачем нужен такой король, который не может решить проблему Железных островов столько лет, не начали овладевать широкими массами. Ради этого он отобрал у сына своего брата корону и дом, заточив его в том месте, где умерла его мать и окружив врагами со всех сторон. Это не было ни справедливостью, ни долгом. И все же… Он оставался его королем. И он поступит так, как учил его Эртур. Подчинится своему королю, своему сюзерену, своему верховному лорду — не раздумывая. Больше он не будет его врагом. И если бы они с Визерисом поменялись местами, как бы он поступил? Точно не так — сказал он сам себе. Прибыв в Сумеречный Дол, Эймон почувствовал, как в его памяти всплывают события былых лет. Например, как он сидел при дворе в качестве короля, пусть всего лишь одного их двух. Подробности расплывались — тогда он был совсем еще ребенком. Но это были хорошие воспоминания о хороших людях. С тех пор он вырос — и город тоже. Новая столица Девяти Королевств росла буквально на глазах. Визерис выкупил участки земли за пределами городских стен и сейчас там возводился новый королевский дворец. Драконий Камень по-прежнему оставался сердцем владений Таргариенов, но тот, кто правил не только своим домом, но и всей страной, должен был находиться ближе к ее сердцу, а не своему. Благодаря тому, что город стал столицей, дом Риккеров, владевший им, стал одним из самых могущественных, несмотря на то, что формально лорд Ренфред был всего лишь управляющим того места, где собирался Средний Совет. Многие предлагали выделить Риккерам новые владения, более обширные и богатые, а Сумеречный Дол передать во владения короны, но почти всегда эти идеи пресекались самим Визерисом. Эймон сильно сомневался, что король действует искренне — скорее всего, он просто демонстрировал показную скромность. А то, насколько она показная, лишний раз показывал грандиозный Чешуйчатый Замок. Оберин рассказал, что именно так Визерис хотел назвать свой белокаменный дворец, который хотел целиком покрыть драконьей чешуей. Чешуйчатый Замок все еще строился и празднование должно было состояться в Сумеречном Форте, из которого была хорошо видна стройка — король хотел как следует впечатлить гостей. Оберин, Эймон и остальные прибыли накануне начала праздника — и Эймон совсем не удивился, когда его вызвали к королю даже раньше, чем он успел снять дорожную одежду и надеть что-нибудь более пристойное. — Эймон, прошу тебя, — Эртур серьезно посмотрел на него. — Просто… Придержи язык и не забывай, что он твой король. — Хватит повторять об этом, Эртур, — мысленно вздохнул он. — Я не причиню неприятностей, если он сам их не причинит. Я ничего не совершил против короны. — Да знаю я, знаю, — Эртур потер нос. — Боги… Все я знаю. Но если он замыслил что-то плохое… Не дай ему вывести тебя из себя. Любая мелочь может сыграть ему на руку. — Я понял. Буду осторожнее, — спокойно ответил он, глядя сиру Эртуру в глаза и видя в них настоящий страх. Страх за то, что Эймон снова пострадает и он опять ничего не сможет с этим поделать. — Ладно, я буду пока здесь. Расскажешь потом… Как все прошло, — он заковылял к креслу и Эймон закусил губу, увидев, как Дейн вытаскивает из-под плаща знакомый бурдюк. И он тоже не мог ничего с этим поделать… И отправился к Визерису с тяжелым сердцем. Перед дверью его встретили двое королевских гвардейцев. Один из них, презрительно ухмыльнувшись, постучал в дверь, затем осторожно приоткрыл дверь. — Ваша милость, бастард здесь, — его голос был странно хриплым, словно рыцарь говорил с толстой веревкой, обматывавшей его шею. — Благодарю, сир Аллисер, — услышал он голос Визериса. Рыцарь, которого звали Аллисером, бросил еще один многозначительный взгляд в сторону Эймона и только тогда открыл дверь, пропуская его. Эймон, проходя мимо, ответил таким же ненавистным взглядом. Покои короля были просторными и роскошными. Сам Визерис стоял в центре комнаты на ковре из медвежьей шкуры. Стоял, надменно улыбаясь и держа руки за спиной. Когда дверь закрылась, Эймону показалось, что его только что заперли в клетке с каким-то хищным зверем. Возможно, он сказал бы, что с драконом — но он не настолько ценил Визериса. — О, племянник! Как давно мы не виделись! — Визерис не слишком старательно изобразил почти ребяческую радость от встречи. Но сам при этом не попытался обнять родственника или пожать ему руки, просто коротко кивнул. — Ваша милость, — Эймон тоже ограничился легким поклоном, решив не тратить время на любезности. — Для чего вы меня вызвали? — О, — Визерис слегка склонил голову. — Такой серьезный и такой грубый… Я наслышан о тебе, как о лорде, племянник, но ведешь ты себя как старый и озлобленный на жизнь бездомный бродяга. Эймон не ответил на его укол и Визерис, наконец, вынул руки из-за спины. В них был небольшой свиток с королевской печатью. — Ладно, не буду тебя томить. Причина твоего вызова — вот она. Эймон нахмурился и взял документ из рук короля, начал его разворачивать. И когда он прочел первые строки, его лицо вытянулось от удивления. Стал читать дальше… — Это… Это же… — Приказ о твоем узаконивании в доме Таргариенов. Ты, конечно, не станешь членом королевской семьи, не будешь полноправным претендентом на трон или, тем более, моим наследником — у меня уже есть кому корону оставить. Но ты сможешь основать младшую ветвь дома с собственной печатью, станешь полноценной частью высшего общества королевства и передашь титул своим будущим детям. — Ви… Визерис… то есть… Ваша милость… я… — Эймон был по-настоящему шокирован. И даже не пытался этого скрыть. — Ты более чем заслуживаешь все это, племянник, — Визерис все это время не прекращал высокомерно улыбаться. Или, возможно, это его естественное выражение лица? Неужели Эймон думал о своем дяде-короле хуже, чем он есть на самом деле? Или, возможно, он повзрослел и изменился за годы после… той свадьбы? Это продолжалось до того момента, как он развернул свиток чуть больше чем наполовину. Его глаз за что-то зацепился. — Постойте, но… Тут уже все написано… От моего имени… — Да, — Визерис улыбнулся еще шире. — Все, что я тебе предлагаю, находится в этом документе. Ты основываешь младшую ветвь дома Таргариенов… И его название и герб мы уже выбрали. Разве не помнишь? Эймон развернул свиток до конца. Быстро продержался по тексту, задержал взгляд на рисунок герба в конце. Выражение его лица от неподдельной благодарности быстро перерастало в абсолютную и неудержимую ненависть, которой он никогда и ни к кому не испытывал. — Ах. Ты. Ублюдок, — выдавил он из себя. Король в ответ рассмеялся. — Забавно. Я хотел приравнять тебя к себе, а ты вместо этого приравниваешь меня к себе? Эймон немного постоял на месте, пытаясь успокоиться. И когда он, наконец, вернул себе возможность говорить, не пользуясь бранью и оскорблениями, первым его словом было: — Нет. — Нет? Боюсь, что ты меня не понял. Все, что мне нужно — это твоя подпись на документе. Остальное я уже сделал сам. Поверь, если ты не подпишешь, ты никогда не возьмешь в жены никого, кроме грязной простолюдинки или такой же безродной девки, как и ты… И я не смогу гарантировать, что твои земли перейдут по наследству твоим детям. И даже если ты откажешься подписать, я все равно зачитаю эту бумагу перед всеми. Скажу, что ты сам об этом меня попросил, но я отказал тебе — и брошу документ в огонь. И никто не обратит внимание на то, что на нем не было твоей подписи. У него и в самом деле не было выбора. Визерис все предусмотрел. И даже если он сейчас порвет эту мерзость… Эймон был не настолько глуп, чтобы поверить в то, что у него в руках единственный экземпляр. И он выдавил еще одно слово: — Почему? — Почему? — переспросил Визерис и снисходительно рассмеялся. — Да это же очевидно. Я уже сказал, что наслышан о тебе — и слышал я только хорошее. Даже те, кто тебя не любит, вряд ли найдут недостатки в твоих способностях к управлению землей. Ты верен, прилежен, уважаешь своих сюзеренов… в основном. А твои подданные боготворят тебя, куда бы ты ни сунулся. В твоем захолустье ничего не происходит — и все говорят, какой у них лорд хороший. А мне ставят в вину все, что происходит в стране. Может, ты сам этого и не желаешь, Эймон, но многие, очень многие из тех, кто мной недоволен, уже почти открыто говорят о том, каким замечательным королем был бы Эймон, сын Рейгара. И я понял, что с этим надо что-то делать. — Так почему бы тебе просто не убить меня? Убей — и покончи с этим! — О, как бы я сам этого хотел… Но не могу. Даже если ты выйдешь перед всем высшим светом Дорна и собственноручно зарежешься, все они будут говорить: это все король устроил… Стоит хотя бы волоску с твоей головы упасть — и все думают про меня. Я не просто первый подозреваемый. Я единственный. Ты даже не представляешь, сколько заговоров против тебя и этого пьяного недоумка я раскрыл и развалил за эти годы! Да, племянничек, именно я защищаю тебя не смыкая глаз — потому что не хочу прослыть на всю страну… братоубийцей. Эймон потрясенно слушал. — Ладно, можешь не благодарить. Если ты подпишешь этот приказ, я продолжу это благородное занятие. Если же нет… Я просто умою руки. Вот тогда ты и узнаешь, каково это — жить самому по себе, ни на кого не надеясь. Эймон подумал о том, что если он все-таки подпишет это, число покушений на него тут же увеличится в разы. Но может ли он быть уверен в том, что этого не случится, если он не подпишет? В чем он действительно мог быть уверен — так это в том, что в случае его смерти Визерис больше не будет единственным подозреваемым. — Значит, это всего лишь способ убедиться, что я не представляю угрозы твоей власти? — Именно, — Визерис выхватил у него свиток и снова свернул. — Репутация, если ты еще не знал, племянничек, это все, что есть у человека. Мой отец нанес сильный удар по репутации дома. И я только начал вытаскивать его из грязи. Таргариенов снова уважают и боятся. А твоей репутации, мой маленький мохнатый дракончик… — король ткнул скрученным свитком в грудь Эймона, точно напротив сердца, — …я наношу смертельный удар. Эймон думал, что чувство, которое он испытывал к Визерису раньше, называлось ненавистью. Но то было жалким подобием по сравнению с тем, что он чувствовал к нему сейчас. Своим указом король делал его самым ненавистным человеком во всем Вестеросе. Он рисовал мишень не только на нем самом, но и на его родных, его будущих детях, его приближенных, даже на тех, кому не посчастливилось просто жить рядом с ним. Имя, которое Визерис ему выбрал, было само по себе смертным приговором. Но если он откажется, несмотря ни на что… Следующий заговор против него может оказаться успешным. Даже с именем бастарда у него и его потомков было больше шансов найти союзников. Даже если король лишит его земельного надела. Своим указом Визерис убивал не его. Он убивал любое наследие, которое он мог оставить в этом мире. — Подумал, племянник? А теперь подписывай… --- Торжество было… Мягко говоря, экстравагантным. Хозяева не поскупились и подавали самые экзотические блюда, при виде некоторых из них Эймон угрюмо бурчал себе под нос о том, как можно тратить такие деньги накануне войны. Эртур пытался его урезонить, говоря о том, что это и есть демонстрация силы перед войной — они показывали Железнорожденным, что все торговые пути под их контролем и они могли получать товары из любого конца мира. И все равно Эймону не нравились такие траты. Хотя, возможно, он был до сих пор страшно зол после вчерашнего разговора с Визерисом. Несмотря на все заверения сира Эртура в том, что он поступил совершенно правильно. — Ты пойми, Эймон, твои потомки — они ведь тоже будут носить это имя! Имя, которое, несмотря ни на что, у всех на слуху! Таргариенов и лично Визериса многие не любят — и первым, к кому они обратятся, будет твоя ветвь. А в будущем — кто знает, что случится? Если эти дома не станут заклятыми врагами друг другу, они могут снова стать одним, когда сменится поколение… Сир Эртур умел говорить четко и рассудительно — в те редкие моменты, когда он бывал трезв, он все еще сохранял ясность ума. И Эймон был рад, что тот бурдюк, который вчера достал Дейн, был пустым. И он так и не успел его наполнить. Зал был полон людей и еды. А наверху, за отдельным столом были король с королевой. Принц Тайвис сидел рядом с отцом, его младшая сестра Джоанис — возле матери. А между ними, в колыбельке — маленькие Эддирион и Джаймера. И каждый из гостей мог увидеть новорожденных и сделать им подарок. Мало кто ожидал, что король с королевой выберут близнецам такие имена. До сих пор все думали, что Серсея называет детей в честь своих собственных родителей — Тайвина и Джоанны Ланнистер. Однако теперь всем открылся новый смысл — они были названы в честь трех верховных лордов, чьи жизни забрало Опустошение: Тайвина Ланнистера, Джона Аррена и Эддарда Старка. А младшая девочка получила свое имя от брата королевы, сгоревшего в Красном Замке вместе с королем Эйрисом. Сира Джейме Ланнистера. «Репутация, если ты еще не знал, это все, что есть у человека…». Визерис даже своим детям давал имена с таким расчетом, чтобы растопить сердца всего Вестероса. Эймону стало противно от таких игр, но он все равно ласково кивнул принцу с принцессой, потом коротко поклонился близнецам. Они ни в чем не виноваты. Пока Визерис не вырастил их достаточно, чтобы они могли творить зло самостоятельно. Короля он демонстративно проигнорировал, королеву тепло поздравил. Но по тому, как напряглось ее лицо, Эймон понял, что она его, по меньшей мере, опасается. «Интересно, что наплел ей Визерис обо мне? Что он ей наговорил про то, как я мечтаю убить ее детей ради прихода к власти?» Тем не менее, он все равно старался произвести на Серсею хорошее впечатление. Королева-мать тоже присутствовала на празднике и встретила его все таким же холодным взглядом, но прежняя злоба из него ушла. Раньше она видела в нем не более чем живую угрозу своему сыну и всерьез сомневалась в его происхождении. Но теперь, когда он подрос, многие говорили, что он и в самом деле похож на Рейгара. И Рейла, когда встретила его в Солнечном Копье в прошлом году, обращалась почти приветливо. Принцесса Элейна… Он не сразу обратил внимание на то, что ее здесь нет. Интересно, почему? В детстве они были дружны, Рейла даже заговаривала об их помолвке, но Эртур неизменно отклонял ее предложения, о чем потом сильно жалел. Потом один из гостей обмолвился о том, что она на прошлой неделе уехала на Запад. «Оно и к лучшему», — подумал Эймон. И что они так и не обручились — тоже. Девочка всегда казалась ему довольно грустной, а в последнее время, говорят, и вовсе поникла. Кто-то говорил о несчастной любви, а кто-то — о том, что ее отношения с матерью обострились еще сильнее, когда Элейна вступила в пору взросления. Рейла, кажется, с самого ее рождения невзлюбила свою дочь. То ли из-за тяжелых родов, когда она сама чуть не умерла, то ли из-за обстоятельств ее зачатия… Те, кто часто бывал на Драконьем Камне, рассказывали о том, что последние дни перед отъездом девочка была особенно мрачной. Даже думать не хотелось о том, как бы они уживались друг с другом. Они бы просто утонули в грусти и тоске, а уж в какой обстановке жили бы их дети… Нет уж. Ему одного Эртура хватает. Праздник продолжался. Время от времени он перебрасывался словом-другим, но в основном сидел за маленьким столом в гордом одиночестве. И вдруг перед ним остановились двое. Юноша и девушка, очень похожие друг на друга. Должно быть, брат с сестрой. Или кузены. Девушку Эймон, не раздумывая, назвал бы настоящей красавицей — и он был уверен, что сама она слышала эти слова в свой адрес не один десяток раз. К нему уже пытались подобраться женщины, использующие свою красоту в качестве оружия. Почти все они — он в этом не сомневался — работали на Визериса или других лордов, и надеялись, что молодой бастард все же соблазнится и возьмет кого-то из них в постоянные любовницы. А там, глядишь, и выболтает что-нибудь интересное. Дорнийские нравы относились к такого рода связям намного терпимее, чем это было в других землях. Но Эймон ни разу не попался на их уловки. Отчасти потому, что он не верил, что кто-то может вот так его полюбить, отчасти потому, что не хотел пускать кого-то в свою волчью нору. Нет, девственником он не был — с четырнадцати лет он регулярно наведывался в «Райскую нору», лучший и единственный бордель в его городке. Когда он завалился туда в первый раз, он, кажется, был особо зол, но, хоть убей, не мог вспомнить, из-за чего именно. Ему пока везло и он не произвел на свет своих собственных бастардов, а то, что лорду не чужды простые человеческие желания, еще больше подняло его репутацию среди подданных. Эймон не знал, чего эти двое от него хотят. То ли у них был какой-то серьезный разговор, то ли им просто хотелось поболтать. И он решил: пусть начинают разговор сами. Или уходят. Ему все равно. И девушка заговорила первой. — Лорд Сэнд, — кивнула она. Сейчас Эймону было немного неловко из-за того, что он сидел один, ему хотелось, чтобы Эртур был рядом, но тот уковылял к каким-то своим старым друзьям, которые еще помнили его прежнего и сохранили остатки уважения. — Да, — сказал он, одновременно отвечая как на приветствие, так и на ее вопрос. Брат-кузен бросил в его сторону недобрый взгляд, но девушка не обратила на это внимание. — Рада познакомиться с вами, милорд. Я Маргери Тирелл, а это мой брат, сир Лорас. Вот тут Эймон сразу подобрался и даже отставил в сторону чашку с лимонной водой. Маргери. Когда-то они были официально обручены. Она должна была стать его королевой. И он вдруг понял, что ему стоит оказать ей немного больше почтения, хоть они ни разу в жизни не встречались. Помолвка была расторгнута сразу после того, как ее отец совершил самую большую ошибку всей своей жизни — за которую собственной жизнью и расплатился — а потом его скинули с престола. Естественно, ни о какой свадьбе речь уже не шла. — Леди Маргери, — он встал из-за стола и обозначил почтительный поклон. В конце концов, она была сестрой верховного лорда, а он — всего лишь вассалом вассала другого верховного лорда. — Чем обязан удовольствию общения с вами? Его голос, тем не менее, оставался таким же усталым и равнодушным, как всегда. Но она словно и не замечала этого. — Я узнала, что вы тоже приглашены и подумала: почему бы и нет? Должны же мы, наконец, познакомиться, раз нас когда-то хотели поженить… — Да, миледи, я помню. Лорас все продолжал обжигать его злыми взглядами, но ему было все равно. Если бы он не знал, что должно было произойти дальше… Что ж, возможно, он был бы более дружелюбен с этой девушкой. — Вот только… — улыбка Маргери на мгновение померкла, но всего на мгновение. — Теперь я выхожу замуж за лорда Бороса Блаунта. Ее голос был полон радости, но ее глаза говорили о том, что она вовсе не рада. И он хорошо ее понимал. Он уже встречался с лордом Блаунтом на турнире в Королевской Гробнице, куда его чуть ли не за шиворот притащил Франклин Фаулер. Лорд Борос так открыто издевался над ним прямо в лицо, что Эймона пришлось удерживать вдвоем от того, чтобы он не набросился на этого отвратительного толстяка. — Мои соболезнования, — бросил Эймон и Маргери удивленно подняла брови. Сир Лорас тут же смягчился и усмехнулся — и через секунду его сестра тоже рассмеялась. — А вы, оказывается, и в самом деле такой, каким вас описывали. Сходство просто идеальное. — Я? Серьезно? Как жаль… И кто же меня так расписал в красках? Разные люди, знаете ли, дают мне… очень разные оценки. — Ну, вас, конечно, не очень хорошо знают в Прос… Мандере. Говорят, что вы довольно угрюмы, упрямы и почти так же циничны, как моя бабушка. А в Королевских землях… — Простите, миледи, но к чему вообще весь этот разговор? — Сударь, следите за языком! — тут же шагнул вперед ее брат. — Лорас! — одернула его Маргери. А потом вздохнула. — Просто у меня мало шансов удачно выйти замуж, лорд Сэнд. Даже несмотря на то, что я из дома Тиреллов. А лорд Блаунт предложил хорошее приданое и моя семья склоняется к тому, чтобы утвердить нашу помолвку. Эймон скрипнул зубами. — Боюсь, я не смогу предложить столько же, сколько лорд Блаунт. — Столько не предложите, — согласилась Маргери. — Но у вас есть что предложить… Он посмотрел ей прямо в глаза — и она, должно быть, увидела в них нечто такое, что заставило ее тут же замолчать и даже отступить на шаг назад. — Я не знаю, что за грязь обо мне рассказывают в Королевских землях или в Просторе, — он демонстративно выговорил именно это название. — Меня не волнуют все эти политесы. И если вам не терпится присоединиться к моему… семейству… Нам больше не о чем говорить. По его тону было понятно, что разговор действительно окончен. И Тиреллы тут же молча развернулись и ушли. Сесть обратно он не успел — из-за своего стола поднялась королева Серсея. — Уважаемые гости, лорды и леди Девяти Королевств, — начала она. — Позвольте мне поблагодарить вас за то, что вы согласились посетить этот праздник по случаю рождения наших детей. Даже если кто-то из вас считал и до сих пор считает этот пир ненужным и необязательным… Я все равно благодарю вас за то, что вы пришли. И хочу рассказать, почему этот праздник так важен для меня… Все или почти все перестали есть, пить и болтать и повернулись к королевскому столу. — Когда мне было одиннадцать… Недалеко от нашего замка жила женщина, которую все считали ведьмой. И я однажды пришла к ней. Я была юна и глупа, мне хотелось узнать свое будущее. И ведьма раскрыла мне его. Я спросила, выйду ли я замуж за принца, поскольку отец обещал договориться о моей помолвке… Она сказала: нет, не выйдешь, ты выйдешь за короля. Так и вышло. И она сказала, что у меня будут дети и я собственноручно заверну их всех в золотые саваны. Что они умрут раньше меня. Гости принялись переглядываться между собой. Многие не на шутку забеспокоились и бросали в ее сторону сочувствующие взгляды. Те, кто сидел ближе всех, видели, как у королевы еле заметно трясутся руки. — Она мне сказала… — продолжала Серсея, — …она сказала, что у меня будет трое детей и у них будут золотые волосы. Теперь у меня четверо детей, двое златовласых и двое беловласых. И я хочу сказать всем, кто называет себя ведьмами и прорицателями: вы не властны над нашими судьбами! И никто не должен жить в страхе перед вашими пророчествами! Нет судьбы, кроме той, что мы творим сами, и той, что творят сами Боги! А боги добры! И это говорю я, королева Серсея Таргариен! Мать Тайвиса Таргариена! Мать Джоанис Таргариен! Мать Эддириона Таргариена! Мать Джаймеры Таргариен! Ильва вейес иксис даэз! Она ликовала, но по ее лицу текли слезы. Первым тишину нарушил лорд Тирион, младший брат королевы, который, слегка пошатываясь, поднялся из-за стола и пьяно выкрикнул: «Дыааа!», отсалютовав чашей с вином. И тогда зал взорвался радостными криками. Настроение гостей резко улучшилось, разговоры стали намного более веселыми и энергичными. И только Эймон чувствовал, как к его горлу подступает желчь, а в животе растет холодный комок страха. Через какое-то время Визерис, поцеловав свою королеву, поднялся с места и один из слуг вручил ему свиток. Тот самый свиток… — Мои подданные! Перед тем, как перейти к кульминации нашего торжества, я хочу зачитать это прошение, которое я сегодня получил. Я пока не знаю, что именно там написано, но, знаю, от кого оно поступило — и заранее готов одобрить его, — радостно начал он. Адресата знал не только король — многие оборачивались к Эймону, кто-то поздравлял, кто-то приглашал выйти вперед. И он пошел, чувствуя, как громко стучит его сердце. — Многие из вас знают об Эймоне Сэнде, лорде Башни Радости. О моем племяннике, которого кто-то называл королем. Я держу в руке прошение, которое он прислал мне. Прошение об узаконивании и о создании младшей ветви дома Таргариенов. Он даже выбрал себе новое имя, герб и девиз и сейчас я сам с интересом прочитаю, как он отныне хочет называться… Визерис, продолжая улыбаться, развернул свиток и вчитался в него с таким лицом, будто и в самом деле впервые видит эти слова. «В тебе великий артист погиб», — вынужден был признать Эймон, глядя на то, как вытягивается от удивления лицо его дяди, как на нем появляется замешательство, потом растерянность, потом отвращение, потом гнев. Но он знал настоящего Визериса. Того, кто сам написал этот документ. Того, кто хотел убить его чужими руками с помощью этого документа. — Это… Эймон… — процедил он, подняв взгляд на Эймона. — Ты это серьезно? Тот промолчал — и это, естественно, было принято как согласие. — Оо… — вздохнул король. — Мой племянник… Он действительно решил основать свой знатный дом… Вернее, воссоздать один, уже вымерший. Ладно. Итак… Да будет всем известно, что мой племянник, ранее носивший имя Эймон Сэнд, с сего момента получает новый герб. Вместо зимней розы над башней им будет… Им будет черный трехголовый дракон на красном фоне. Сим повелеваю, что отныне и до конца времен он будет известен как Эймон Блэкфайр. От наполнивших пиршественный зал криков, казалось, задребезжали стекла. Кто-то призывал заточить его в темницу. Кто-то грозил ему смертью. Многие кричали что-то об измене государству и короне. Эймон молчал. Он молчал даже тогда, когда в него что-то бросали. Несколько раз в него даже попали. Эртур, расталкивая людей, ковылял к нему со всех ног… со всей ноги. И когда доковылял, некоторые перестали кидаться в Эймона едой и кубками, боясь попасть в уважаемого, несмотря ни на что, рыцаря. И тогда Визерис поднял руку. — Я… Я в растерянности. Но если ты так решил, племянник… Тогда я одобрю твое прошение. Я уже дал свое королевское слово, что одобрю… Поверить не могу, вот как ты отплатил мне за всю мою доброту… Но пусть будет так, как ты хочешь! И тут размеренная, отработанная заранее игра Визериса вдруг запнулась, когда он дочитал документ до конца. — Племянник… Ты, кажется, что-то исправил уже после того… как закончил писать, — сказал он с явной ноткой раздражения. — Твой девиз… Ты что, раздумал использовать «Нет друга вернее меня и нет опаснее врага»? И тогда Эймон улыбнулся. Его маленький бунт удался. Вчера, подписывая этот приговор, он заодно зачеркнул последнюю строку. И как только чернила высохли, свернул пергамент так, что король этого не увидел. Он надеялся, что Визерис не станет перечитывать свиток до церемонии. Он и не стал. — Да, ваша милость. Я раздумал. Мне показалось, что для меня больше подходит другой девиз. Какая мелочь, на первый взгляд. Он принял это имя и этот герб… Да и отказаться уже поздно. Визерис во всеуслышание объявил, что одобрит это прошение — даже несмотря на то, что его содержание так «изумило» и «возмутило» его. Визерис медленно выдохнул сквозь сжатые зубы. — И какой же будет твой новый девиз? — Очень простой, ваша милость, — Эймон сдерживал рвущийся наружу гнев из последних сил. — Всего одно слово. — Какое же? И тогда он отпустил себя. Отпустил на волю всю свою ненависть. И выплеснул ее в лицо короля, которому не оставалось ничего, кроме как ответить ему тем же. Прямо у всех на виду. — «Неубиенный», — выплюнул Эймон. --- Элейна III Элейна в ужасе смотрела на то, как налетчики с Железных островов штурмуют Светлый замок, вырезая его защитников одного за другим. Момент для нападения был выбран просто идеально — раннее утро, когда солнце едва показалось из-за горизонта, позволило застать всех врасплох. Девушка кинулась к двери, распахнула ее и тут же чуть не влетела в спину одного из стражников Фарманов. Тот, услышав скрип двери, тут же обернулся. — Принцесса, оставайтесь внутри! Мы защитим вас. Ни в коем случае не выходите из комнаты! Они уже в замке! Она почувствовала, как ее начинает трясти — голод и усталость только усиливали отчаянный страх. — Где лорд Фарман? Где его семья? Где мои фрейлины? — Они завтракали, когда эти… Когда на нас напали. Мы уже проводили их в безопасное место, вас туда вести уже поздно… Но я клянусь, мы сделаем все, чтобы вы остава… Договорить он не успел. Элейна еще мгновение-другое смотрела в его добрые зеленые глаза, один из которых был нанизан на наконечник стрелы, попавшей ему в голову. И только потом истошно завизжала, забрызганная его кровью. Когда рыцарь упал, она увидела в конце коридора несколько Железнорожденных, один из которых, широко усмехаясь, держал лук. Откуда-то прибежали еще пятеро рыцарей дома Фарманов и встали между ней и налетчиками. Один из них с грохотом захлопнул дверь. Дрожа от ужаса, девушка отступила в центр комнаты, огляделась по сторонам и увидела, что прямо возле двери стоит тяжелый шкаф. Она навалилась на него всем своим весом, надеясь создать хотя бы такую преграду у двери. Но он даже не шелохнулся. Она толкала и толкала, чувствуя, как по щекам текут слезы. — Ну давай же! — крикнула Элейна, вцепившись в одну из полок и потянула на себя. Она слышала, как бой идет уже прямо за дверью. И шкаф, наконец, поддался. Сначала накренился на один бок — а затем рухнул набок, завалив собой дверь. Слава Семерым… Она успела… Но Элейна понимала, что она все еще в опасности. Она снова огляделась в поисках хоть чего-то, что могло служить оружием. Ничего. Ничего! Совсем ничего! Тут ее глаз зацепился за бокал для вина на прикроватном столике. Должно быть, мейстер, который ухаживал за ней, решил немного выпить, пока она была без сознания. Ладно, это уже неважно. Она схватила стакан и с размаху ударила его об угол стола. Верх разбился, оставив целой ручку — и несколько зазубренных острых осколков. Сжав свое «оружие» покрепче, Элейна прокралась к двери — если они все-таки ворвутся, так они ее, по крайней мере, не сразу увидят. Бой снаружи тем временем затих. — Ладно, пошли дальше, — услышала она чей-то хриплый голос. — Куда? — возразил другой. — Это самая высокая комната в самой высокой башне… Тебе что, сказки на ночь не читали? В таких, знаешь ли, живут прекрасные принцессы, из которых получаются прекрасные заложницы. А если без шуток — тебя самого-то не смутило, что здесь сразу шесть стражников? Наверняка в этой комнатушке хранится что-то действительно ценное… Или кто-то. Элейна почувствовала, как у нее по ноге течет теплая струйка. Потом по комнате поплыл резкий запах… Ее колотило, словно в лихорадке, и она молилась всем, кого могла вспомнить. — Мать твою за ногу! — дверь стукнулась о шкаф. — Сучья дверь заперта изнутри! — Так, давай-ка все вместе. Иии… ррраз! И — мощный толчок, от которого шкаф вздрогнул, но устоял. — Иии… ррраз! Еще один — Элейна видела, что шкаф слегка сдвинулся с места. — Иии… ррраз! Шкаф сдвинулся настолько, что в образовавшийся проем можно было просунуть руку. — Ладно, хрен с этой каморкой, пошли уже отсюда, — Элейна готова была разрыдаться от облегчения, не в силах поверить, что все обошлось… И не зря. — Завали! Драмм, иди-ка вперед… Она услышала приближающиеся шаги — а потом вздрогнула от мощного удара сквозь щель в двери. Губы Элейны задрожали, когда она увидела лезвие топора, врезавшееся в упавший шкаф. Еще удар, еще… И вот по нему уже ползет трещина. На пятом ударе шкаф раскололся и налетчики, пыхтя и ругаясь, снова навалились на дверь. И в этот раз она им поддалась. Их было четверо. Они вошли один за другим, расходясь по комнате во все стороны. Какое счастье, что ни один из них пока не догадался оглянуться на дверь, возле которой застыла от ужаса сестра самого короля. Один из налетчиков, волосатый громила в подбитой кожаной куртке, остановился у самой двери, спиной к ней. Если бы она только смогла проскользнуть мимо, у нее получилось бы скрыться, сбежать вниз по лестнице и попытаться найти других стражников, которые могли бы ей помочь… Элейна посмотрела на разбитый бокал в своей руке. И в следующую секунду, собрав все силы, воткнула его в шею Железнорожденному. Когда он закричал, она толкнула его изо всех силенок и выскочила в дверь как раз в тот момент, когда остальные обернулись. Но она успела. Она проскочила мимо них. У нее получилось! Она смогла! Слава богам, она… Ее свобода длилась ровно три шага — до того момента, как она налетела на пятого островитянина, остававшегося в коридоре. У нее не было ни единого шанса вырваться, когда он схватил ее за руку. — Прости, девочка, — хмуро буркнул он. И стальная перчатка с размаху ударила ей прямо в лицо. Все вокруг затянуло чернотой. --- Первым, что она почувствовала, придя в себя, была жгучая боль в разбитом носу. И не только в нем, болело все ее лицо — стоило девушке коснуться лба, как она тут же отдернула ее, шипя от боли. Элейна подумала о том, что ей уже надоело приходить в себя в незнакомых местах после потери сознания. Комната, в которой она очнулась, была небольшой, но довольно хорошо обставленной. Кровать, ковер на полу, масляные лампы, богато украшенный стол. Даже картины на деревянных стенах. И пол был деревянным. И потолок. И шум океанских волн за окном. И она вспомнила все. Железнорожденные… Они захватили ее. И она на их корабле. Судя по всему, в каюте капитана. Она с ужасом осмотрела и ощупала свое красное платье, которое было на ней перед тем, как ее… И вздохнула с облегчением, убедившись, что оно все еще целое. И боли между бедер она не чувствовала. Брат уже осквернил ее тело. Но чтобы ее еще пустила по рукам целая команда морских налетчиков… Ее чуть не стошнило при одной мысли об этом. Пока обошлось. Но оставалась еще возможность того, что они просто дожидались, пока она очнется. Элейна свесилась с кровати и ее вырвало прямо на пол. А потом снова начало трясти. — Боже мой Утонувший, — услышала она чей-то голос и тут же испуганно вскинула голову. В каюту вошел худощавый молодой мужчина, которого она при каких-нибудь других обстоятельствах могла бы назвать даже красивым. Сейчас она не испытывала ничего, кроме страха, глядя на своего похитителя или, по крайней мере, того, кто был его капитаном. А тот, остановившись перед бывшим содержимым ее желудка, растерянно улыбнулся. — Кракен меня побери… Весь ковер заблевала. Ладно, плевать. Он и так старый был, все равно выбрасывать. Элейна ничего не ответила, а Железнорожденный, нахмурив брови, подошел еще ближе к ней. Ей казалось, что его голос ей знаком, но она не могла вспомнить, где слышала его раньше. — Что, не хочешь разговаривать? Нет, на самом деле я тебя понимаю. Но давай-ка сначала дела порешаем, а хотелки потом. Ты кто? Он не знал. Он не знал, кто ему попался. Получается, налетчики не догадывались о том, что у Фарманов гостит принцесса правящего дома. Она представила, как выглядит со стороны: гостья дочери лорда, светловолосая, в красном платье… Кем она может назваться, чтобы они поверили? Кем? — Я, кажется, вопрос задал, детка. Кто. Ты. Такая? — спросил хозяин каюты с нажимом. — Ла… Ланна… — пролепетала она. — Какая еще Лаланна? Ты что, еще и заика? — Ланна… Ланнистер… — Ланна Ланнистер? — он скептически склонил голову набок. — И что ты делала на Светлом? — Я Ланна Ланнистер, сестра Ланселя Ланнистера, кузена и наследника лорда Тириона Ланнсистера, — сказала она уже серьезнее. — Я приехала на Светлый остров, чтобы договориться о брачном союзе и укрепить связи между домами Ланнистеров и Фарманов. Железнорожденный внимательно смотрел ей в глаза, пытаясь понять, врет она или все же нет. Она понимала, что придуманная ей ложь рассыплется в пыль, если этот пират хоть немного посвящен в политическую жизнь Западных земель. Что ему известно хотя бы то, что у Ланселя нет никаких братьев и сестер. А если все же не известно… Он не найдет на ее лице лжи. Если уж она брата сумела убедить в том, что действительно любит его, убедительно изобразить чувства, которых она не испытывала, для тех, кто ее не знал, было несложно. — Хм… Что ж, я смотрю, ты и правда стоящая добыча. Нам нужно набрать побольше заложников перед тем, как твой беззубый король-дракончик постучит к нам в дверь. Она, похоже, не смогла сдержать испуга на лице, что заставило его рассмеяться. — Что, думала, мы не знаем о подготовке вторжения? Ну да, ну да, где нам догадаться… А что блокадники уходят, так это мы не замечаем. Что наши шпионы докладывают о созыве знамен, это мы не знаем. Ничего. Как заявятся, так мы заложников и выставим. Она сглотнула и заговорила дрожащим голосом. — За… заложники… особенно женщины… они… они намного ценнее… если их… оставить… невре… димыми… Железнорожденный почесал затылок и на его лице Элейна заметила… смущение? — Извини, конечно, что мордашку тебе попортил… Ну тут уж ничего не поделаешь, моя здоровая рука была занята, так что… Он поднял левую руку, на которой все еще была металлическая перчатка. Нет, не перчатка. Сама рука была металлической. Протез в виде сжатого кулака, куда при желании можно было засунуть оружие. Только отлит он был как-то странно. Это была рука скелета. — Так это ты… это вы меня… — Да, это я тебя. А ты убила одного из моих людей. Он прямо там и сдох от потери крови. Так что я с тобой еще по-божески… — Не… нет… — насупилась Элейна. — Лицо… Мои синяки… Они заживут… Я говорю… о другом… Моя… честь… — А, ты про это! — усмехнулся налетчик. — Понял, понял, не дурак. Ну, насчет этого можешь не греть голову. Даю слово, что мои люди тебя не тронут. Слово Грейджоя. — Простите, но… Мне не очень верится слову Грейджоя. — Ух, какая ты сложная, — картинно закатил глаза он. — Ладно, слушай. Я, Теон Грейджой, клянусь своей жизнью и Утонувшим Богом, что никто из моих людей тебя не тронет. Довольна? — Только… ваши люди? — настороженно переспросила она. Теон в ответ усмехнулся еще шире. — О, если ты на меня намекаешь… Да, я обязательно с тобой пересплю, Ланна. Но насиловать тебя я не собираюсь. Я вообще это дело не люблю. Нет, иногда балуюсь, конечно, но это так… напряжение снять в походе и все такое… — он вразвалочку подошел еще ближе и она попятилась назад, пока не уперлась спиной в стену. — Но это не сравнится с тем, как женщина сама подо мной стонет и умоляет: «еще, еще…» И ты тоже будешь просить. Обязательно будешь, помяни мое слово. Он подмигнул ей и направился к выходу из каюты. — Ладно, поспи пока. Это моя каюта, можешь пока жить здесь. Все, что может служить оружием, я уже забрал. Погода сейчас не очень и до Пайка нам идти еще день или два. Трогать тебя я запретил, но лучше по кораблю все-таки не шляйся… Мало ли что. Я, если такое случится, конечно, бошки им поотрываю, но тебе от этого легче не станет. Все, лежи, отдыхай. Когда он ушел, Элейна еще раз оглядела себя сверху вниз. Как странно… Она была в плену у свирепых и жестоких пиратов с Железных островов, которыми командовал какой-то развязный хлыщ с одной рукой, который пообещал затащить ее в свою постель, а перед этим треснул ее по голове так, что она сразу лишилась чувств… И несмотря на все это, здесь она чувствовала себя в большей безопасности, чем на Драконьем Камне. --- Визерис V Конечно, демарш Эймона в самом конце спектакля вызвал у него раздражение. Но в то же время он почувствовал к бастарду даже что-то вроде уважения. Он все-таки нашел в себе силы для этого незримого поединка, в котором участвовали только они двое. Естественно, от его глаз не укрылось то, как двое Тиреллов о чем-то шептались с Эймоном. Интересно, захотят ли они общаться теперь с лордом Блэкфайром? С другой стороны, изменники всегда липнут к изменникам… Так или иначе, он добился того, чего хотел. Теперь вся страна не будет испытывать к Эймону ничего, кроме ненависти. Вся страна. От Солнечного Копья до Винтерфелла. От Утеса Кастерли до Орлиного Гнезда. Всю ту добрую репутацию, что Эймон насобирал за эти годы, завалило исполинской зловонной горой всего, чем успели «прославиться» Блэкфайры. Возможно, конечно, те, кто действительно ненавидит Визериса, и попытаются сплотиться вокруг него. И со временем таких будет становиться только больше… Но это и к лучшему. Врагов видеть проще, когда они собираются вместе. И когда знаешь, где именно они собираются. И без разницы, сколько дураков решат сделать Эймона Блэкфайра королем-самозванцем. Тем более, сам он на это вряд ли согласится. Сегодня все равно жизнь в Вестеросе изменится навсегда… — Лорд Блэкфайр, — он не отказал себе в удовольствии еще раз послушать возмущенный гул собравшихся, — и остальные, — добавил король. — Предлагаю закончить этот чудесный пир чем-нибудь по-настоящему славным. Чем-нибудь, что сможет изменить жизнь в Девяти Королевствах к лучшему! Слуги уже заносили в зал необходимые вещи. Сначала большую жаровню, которую с трудом тащили двое крепких мужчин. Еще один нес факел, чтобы ее зажечь. Дальше внесли деревянный крест, на котором был распят человек, совсем голый, если не считать какой-то старой тряпки, прикрывавшей его пах. Человек пребывал в полуобморочном состоянии, его голова безвольно болталась, но слабый стон, раздавшийся в тот момент, когда его крест поставили рядом с жаровней, говорил, что он пока жив. Затем сир Аллисер вручил Визерису кинжал из валирийской стали, а лорд Флорент — позолоченную шкатулку. Из этой шкатулки Визерис достал жемчужно-белое яйцо. Увидев, что король держит в руках, гости заахали и стали перешептываться, мигом забыв об Эймоне. — Многие из вас знают, что это такое, — начал Визерис. — Некоторые знают и о том, что я подарил по яйцу каждому из своих детей. А теперь… Просто смотрите. Он положил яйцо на жаровню и указал на распятого узника. — В жилах этого человека течет кровь королей. Он был одним из триархов Волантиса, пока его семья не попала в немилость… По крайней мере, он сам так утверждает. Два года назад он объявил себя королем Ступеней, королем пиратов, грабителей и работорговцев. В прошлом году наш флот разбил его и последний месяц он провел у меня в темнице, ожидая исполнения смертного приговора. Сегодня он будет исполнен. По его сигналу слуга с факелом разжег жаровню. Визерис, сжав покрепче рукоять кинжала, одним ударом вонзило его в сердце короля пиратов. Затем вынул окровавленное лезвие, держа его над яйцом. Кровь капала вниз, постепенно окрашивая жемчужную поверхность в ярко-алый цвет. — Пламя и кровь! — провозгласил Визерис. — Смотрите все! Шло время, но ничего не происходило. Неужели это все? Визерис почувствовал, как внутри него нарастает паника. Нет, нет, нет, нет, нет!!! Все должно было пойти не так! Он смотрел на яйцо немигающим взглядом и умолял его вылупиться. «Пожалуйста, ну давай, я же все правильно сделал!» Лорды уже начинали роптать. И тут, наконец, он услышал пусть и слабый, но треск! И не только он услышал. Шепот тут же стих — и все услышали еще один треск. И еще. А потом яйцо раскололось. И Визерис понял, что он плачет от счастья, дыша дымом жаровни. Он опустился на колени, протягивая руку к жаровне и словно не замечая жара. А из-под скорлупы уже высунулась маленькая белая мордочка. Существо обнюхало его руку, все еще мокрую от крови пиратского короля. Еще понюхало… И рванулось вперед. Выскользнувшее из огня гибкое тельце обвилось вокруг руки Визериса. Он почувствовал, как маленькие острые зубы впились в его ладонь, но сам, сжав зубы от боли, не издал ни звука. Только сжал кулак. Лорды должны были видеть, что у него все под контролем. Он поднялся на ноги, чувствуя, как новорожденное создание пьет его кровь. Никто из собравшихся этого не замечал. Кровь волантийца на руке короля смешивалась с его собственной, а гибкое тело ящера скрывало его голову, кусающую плоть человека. «Повинуйся мне», — думал он. — «Покорись мне». И оно словно услышало его мысли. Оно отпустило его руку и быстро поползло наверх, цепляясь четырьмя когтистыми лапками за одежду. Существо обвилось вокруг его шеи, удобно устроившись на плечах. И все это видели. — ПЛАМЯ И КРОВЬ! — еще раз взревел Визерис девиз своего дома. И существо, чья голова покоилась на его плече, тоже заревело вместе с ним. Кто-то падал на колени. Кто-то молился. Кто-то ликовал. Если бы на его месте был Эйрис, дракон на королевском плече не вызывал бы ничего, кроме страха и отвращения. Но Визерис был совсем не таким. Он правил справедливо, он подарил королевству несколько лет стабильности и спокойствия, он готов был, наконец, покончить с угрозой Железнорожденных, а теперь еще и Блэкфайры вернулись… Кто-то из собравшихся открыто глумился над Эймоном: что, мол, не хочешь теперь бунтовать против короля, у которого дракон есть? Эймон и сам не мог скрыть страха. И Визерис просто упивался им. Серсея могла собрать столько гостей просто ради того, чтобы публично рассмеяться в лицо судьбы. Его же цели шли куда дальше, а средства он предполагал использовать те же самые. В последующие недели и месяцы лорды и леди, побывавшие на этом празднике, рассказали всем своим родственникам, друзьям и вассалам о том, как король Визерис заставил драконье яйцо вылупиться. И как дракон инстинктивно льнул к своему хозяину. И как он ревел вместе с ним. И никто из собравшихся не заметил или просто не обратил внимание на одну маленькую и несущественную деталь. У того, кого они считали драконом, не было крыльев…