Сжечь их всех!

Визерис VII Когда-то его мать говорила, что чем старше становится человек, тем быстрее вокруг него движется время. Когда ты ребенок, десятилетие кажется вечностью. Для взрослого человека оно пролетает в мгновение ока. С ним все произошло в точности до наоборот. Когда он был мальчишкой на троне, которому приходилось делить трон с другим, совсем еще младенцем, время летело как на крыльях. Так много лордов, с которыми надо было поговорить. Так много встреч, которые нужно было провести. Так много уроков, которые требовалось выучить. Так много мест, которые хотелось посетить. Мама таскала его с собой, как куклу, которую нужно было показывать всем как знак того, что Таргариены все еще живы. И готовы работать на благо Семи Королевств. Потом началось Восстание Розы. Битвы приходили и проходили, каждый план приходилось обдумывать по нескольку дней, а потом чаще всего выбрасывать в мусор в связи с очередным изменением обстановки, и начинать по новой. Потом ему удалось спихнуть с трона незваного соправителя — и только тогда он осознал, как много делали Рейла и Коннингтон для того, чтобы помочь ему править… Отныне все это он должен был делать сам. Серсея, конечно, очень ему в этом помогала, но и на его долю оставалось очень и очень много. А потом как-то слава победителя Простора поугасла, поскольку решить вопрос с Железнорожденными он никак не мог. А там, где ослабевала рука короля, все сильнее утверждался Средний Совет. Он мог точно сказать, когда именно случился переломный момент. В тот день, когда пропала Элейна. После этого чем дальше, тем медленнее тянулись дни. Они становились просто безумно медленными. Любимой сестры больше не было рядом. Да, у него оставалась Серсея, его жена, его близкий друг, его вернейший союзник и мать его детей. Любил ли он ее? Наверное, все-таки да. Но Элейна… Она завладела не только его сердцем. Она была самой его душой. И она пропала. Ее забрал тот самый враг, который годами насмехался над ним. Пока он не мог думать ни о чем, кроме ее спасения, все больше королевских обязанностей утекало в руки Флорента. Алестер Флорент. Он проклинал тот день, когда назначил его десницей. Почему он не назвал им своего верного Коннингтона? Он умел управлять людьми, он делал это при его отце, а потом какое-то время при матери. И как только она отменила королевский указ о его изгнании, лорд Джон поклялся в вечной верности ей и ее сыну. Он лично учил Визериса сражаться и управлять войсками и сам король видел в нем старшего брата… или даже отца. Но Коннингтон старался держаться подальше от интриг при дворе, а во время безумного восстания Мейса Тирелла они и вовсе рассорились. Поэтому и не сложилось. Да и союзников надо было умиротворить. И сам лорд Джон это понимал. Потом он первым забил тревогу, когда в его родные Штормовые земли, а также в Дорн, начали прибывать жрецы и миссионеры Красного Бога. И на очередное предложение стать десницей короля он ответил, что лучше останется лордом Грифоньего Гнезда и встретит врагов первым. Последний раз Визерис предлагал ему цепь десницы год назад. Но Флорента все равно придется убрать. Этот человек представлял серьезную угрозу для трона. Конечно, Визерис не забудет стольких лет верной службы и не станет его преследовать и карать. Но оставлять его в должности было нельзя. Главной проблемой было то, как бы его помягче отстранить, не вызвав недовольства делегатов Среднего Совета. Эту ночь он снова провел в своем солярии, так и не сомкнув глаз. И сейчас вокруг глаз образовались темные круги, а волосы торчали во все стороны. Серсея любила расчесывать его по утрам, но сегодня ей снова пришлось спать одной, пока он с вечера до утра изливал свое волнение в творчестве о своих предках. Особенно он любил писать истории своего деда Джехейриса и его сестры Шейры, которых тоже пытался разлучить глупый родитель. Когда в дверь постучали, он даже не потрудился ответить. Кто бы это ни был, он мог и подождать. Но стук повторился, еще громче и настойчивее. — Да?! — заорал он, откидывая волосы с лица. Многодневная щетина на лице короля грозно встопорщилась. Дверь приоткрылась. — Ваша милость? — прохрипел голос Торна. — Кто бы там ни пришел, пусть уладит дела с лордом-десницей, — горько пробормотал он в ответ. — Я буду в суде через три часа… — Это лорд Болтон, ваша милость. Вот тут Визерис резко выпрямился. Болтон? Постоянный участник заседаний Среднего Совета, один из так называемых белых. Северянин до мозга костей, который в первые годы после Опустошения был первым противником династии Таргариенов. Но потом, увидев, что творят Хранители земель, посягая на то, что он считал неотъемлемыми правами лордов, Болтон перекрасился в главного сторонника короны. И активнее всех противился тому, чтобы «временные чрезвычайные полномочия» верховных лордов стали постоянными. Визерис не доверял Болтону. Но сейчас он был его союзником. Жизненно важным. — Впустите! Лорд Дредфорта в розовом дублете и бордовом плаще осторожно зашел в помещение. Его бледные глаза, казалось, видели насквозь все, на что падал взгляд их хозяина. Включая самого Визериса. Он вспомнил, что Болтона прозвали Лордом-пиявкой за его веру в живительную силу кровопусканий. — Ваша милость, — Болтон опустился на колено сразу, как Торн закрыл за ним дверь. — Лорд Болтон, — Визерис старался говорить спокойно и если в его голосе и промелькнуло волнение, то северянину хватило ума этого не заметить. Как и, мягко говоря, не слишком парадной внешности короля. Он вообще, насколько знал Визерис, был не слишком эмоциональным человеком. Хотя встречи их были редкими и скоротечными, в основном, в рамках заседаний Среднего Совета, где у них не было возможности поговорить с глазу на глаз. И кто знает, может, за разговорами Болтона о старых порядках и традициях предков кроется что-то большее, чем просто слова. — Встаньте. Болтон встал. Визерису вдруг стало неловко из-за того, что он предстал перед человеком, который, как минимум, относился к нему с уважением, в таком виде. Но он понимал, что если начнет пытаться пригладить волосы прямо сейчас, это может быть сочтено признаком слабости. — Ваша милость, позвольте мне выразить соболезнование по поводу тяжкого положения принцессы Элейны. Мы все молимся за ее спасение… — Лорд Болтон, — перебил его король. — Вы хотите сказать, что отправились на Драконий Камень и выпросили у меня личной аудиенции затем, чтобы посочувствовать? Вы можете это сделать, но если у вас есть действительно важная причина, давайте начнем с нее, а любезности и соболезнования оставим на потом. — Конечно, ваша милость, — ему это показалось или Болтон… засомневался? Чтобы такого человка грызли сомнения? В это трудно поверить. — Я прибыл сюда, мой король, чтобы сообщить вам о заговоре против вас. О гнусной измене, которую готовит Средний Совет. За исключением тех его участников, которые преданы вам… — Тоже мне новость, — фыркнул Визерис. — Само существование этого Совета есть измена, которая продолжается уже многие годы. Он существует лишь благодаря слабохарактерности моей матери и моей юношеской глупости. — Все намного хуже, чем вы думаете… — Болтон шагнул вперед и его взгляд словно пронзил Визериса насквозь. — В этот раз они не ограничиваются придирками к словам в законах и поиском лазеек. — Тогда объяснитесь! — потребовал король. Болтон вздохнул — и Визерис понял, что то, чего он считал растерянностью, на самом деле было злобой. Но не к нему, а к другим делегатам Среднего Совета. И пусть молят богов о милости те, на кого обратится гнев лорда Болтона… — На последнем заседании участники Совета сначала попытались забрать командование флотом у лорда Хайтауэра. И передать управление армией и кораблями от Малого Совета Среднему. Он сжал зубы от гнева. — Они считают, что провал вторжения случился из-за меня? Из-за моего желания спасти сестру? — Да, ваша милость. Визерис что-то вспомнил. — Флорент… Он не сказал мне, что заседание перенеслось на день раньше… Он сказал, что оно отложено на неопределенный срок из-за каких-то склок… — Из-за склок… Ваша милость, это еще не все! Партия бронзовых выдвинуло еще одно предложение, которое поддержали красные. Они хотят потребовать у вас отречься от престола. — ЧТО? — заорал король, вскакивая на ноги. И почти тут же раздался другой рев, такой же громкий, в тяжелом стальном ящике рядом со столом. Кто-то внутри него бился, пытаясь вырваться наружу. — Эти… Ублюдки… Твари! Болтон спокойно ждал, пока Визерис немного утихнет. — Что еще? — крикнул он. — Рассказывайте! — Бронзовые предложили заставить вас передать корону принцу Тайвису. Они говорили о регентском совете, куда войдете вы, королева Серсея и несколько отобранных ими людей, которым предстоит воспитать из мальчика великого короля… Каким они его видят. — То есть сделать их послушной игрушкой! Потому что у нас с Серсеей будет всего два голоса! — Я рад, что вы сразу увидели весь их замысел, ваша милость. Мы, белые, сразу покинули зал в знак протеста и пообещали, что не вернемся, пока не получим уступок по некоторым вопросам в качестве извинений. Это официально. На самом деле я немедленно отправился на Драконий Камень, чтобы сообщить все вам. Визерис грохнул кулаком по столу, не замечая, как сломанное перо впивается ему в руку. — Я благодарен вам, лорд Болтон, за вашу верность и благоразумие, — процедил он. — Это мой долг, ваша милость, ни больше, ни меньше. — Хорошо, что в стране еще есть такие люди, как вы, лорд Болтон. А теперь я прошу вас рассказать мне больше. Он снова сел, вытащил сломанное перо из руки, бросил его на пол и достал из небольшого ящичка новое. Открыл чернильницу, положил на стол свежий лист пергамента. — Имена, лорд Болтон. Перечислите всех, кто поддержал эту изменническую идею, кто ее предложил, кто воздержался, кто возразил. Постарайтесь быть как можно проницательнее. Я должен знать, кто представляет угрозу, а кто нет. Он указал на стул по другую сторону стола и Болтон сел. А потом начал. — Вся партия белых единогласно выступила против. Это я, лорд Тибольт Крейкхолл, лорд Адриан Селтигар, леди Танда Стокворт, сир Дэмион Ланнистер, лорд Дюрам Бар-Эммон, лорд Джон Бульвер и лорд Брэнстон Куи. Визерис аккуратно выписал все имена в столбик. — Продолжайте. Кто, кроме бронзовых, высказался в поддержку? — Все представители Дорна и Штормовых земель — они, само собой, поддержали… — Имена, лорд Болтон. Мне нужны их имена. — Конечно, ваша милость. Делонна Аллирион, Арон Сантагар, Дейрон Вейт. Это от Дорна. Робин Пенроз, Лаэрон Лонмаут и Элдон Эстермонт из Штормовых земель. Но я видел, что лорд Пенроз сильно сомневался и согласился скорее из солидарности с остальными. Визерис снова кивнул и выписал все их имена в другую колонку, но напротив имени Пенроза поставил пометку «спорно». — Остальные что сказали? Сначала те, кто поддержал. — Инициаторы — это, разумеется, Йон Ройс и Джорах Мормонт, ваша милость. Их поддержали Хортон Редфорт и Итан Сервин, их вассалы и подчиненные. Также в поддержку высказались Гавен Вестерлинг и Мерн Фоссовей. Хотя поддержали больше молчанием, чем словами. Визерис вписал их всех во вторую колонку, отметив две последние фамилии тем же значком, что и Пенроза. — Джонос Бракен высказался с видимым неодобрением — но только потому, что Титос Блэквуд открыто поддержал эту идею. Если бы началось голосование, я уверен, он отдал бы свой голос Ройсу и Мормонту. Хорас Редвин сильно нервничал и не решился поддержать такое «смелое» предложение, но его отец, лорд Пакстер, несомненно, поддержал бы, если бы находился в зале Совета, а не со своим флотом. И еще… Едва ли не активнее всех в этом вопросе выступал лорд-десница. — Вот как… — нахмурился Визерис. — А остальные? Они были против? Эйрисион снова забился в своем ящике. — Каждый по-своему. Эдмар Талли, несмотря на то, что принадлежит к бронзовым, выразил явное недовольство предложением, которое счел чересчур радикальным. Оленна Рован и Герольд Графтон высказались о нем с таким же отвращением, как и мои белые. — И Графтон тоже? Разве он не красный? Я сам слышал, как он вещал что-то о Долине, гордой и независимой… С чего бы ему теперь? — Он выступает против вмешательства в дела Долины чужих лордов. И поэтому неизменно голосует против любого расширения полномочий Среднего Совета вместе с белыми. Тогда как король в качестве верховного сюзерена, решающего споры между лордами Долины, его вполне устраивает. — Понятно… — он вписал Графтона в одну колонку с белыми, Рован и Талли, но тоже отметил его имя. — Это все? — Остается только Мерн Олдфлауэрс… Это предложение не на шутку его испугало. — Олдфлауэрсы представляют Юг, я прав? — Тут все сложно, — покачал головой Лорд-пиявка. — С одной стороны, Олдфлауэрсы из Соммерсета являются вассалами Флорентов и, следовательно, Хайтауэров. С другой — владения сира Мерна в Зоммербенде находятся на территории под управлением Хайгардена. Поэтому иногда он утверждает, что главный позор дома Тиреллов — это утрата власти над Простором. Иногда — что им стала выходка Мейса со своей коронацией. В зависимости от того, сколько он выпьет. Он слабый человек и не хочет навлечь на себя гнев короны. Визерис еще раз пересмотрел все имена, а затем подписал каждый столбец. Первый он озаглавил «СОЮЗНИКИ», второй — «ВРАГИ». Потом подумал, еще подумал — и все-таки вписал имя Олдфлауэрса во вторую колонку. Такому все равно нельзя будет довериться. — Еще раз примите мою благодарность, лорд Болтон. Наслаждайтесь гостеприимством Драконьего Камня, поешьте и отдохните с дороги. А я пока подумаю о том, как лучше действовать в свете того, что вы мне рассказали. — Понимаю, ваша милость. Возможно, вы захотите услышать кое-какие предложения, которые я сам подготовил. — Потом, все потом, — отмахнулся король. — Но я обязательно их выслушаю, даю слово. Вы свободны. Болтон быстро встал, поклонился и вышел. Визерис тоже поднялся из-за стола и подошел к ящику с Эйрисионом. Медленно поднял крышку. Змей, свернувшийся кольцом, тут же поднял голову и злобно зашипел на него. Ящик становился слишком мал для него. Змей уже вырос больше гончей — и почти в три раза длиннее. Через несколько месяцев он станет достаточно большим, чтобы на нем можно было ездить верхом. — Прости, — сказал Визерис своему питомцу. — Я знаю, очень плохо все время сидеть взаперти. Он открыл еще один сундучок на полке рядом с ящиком и вытащил оттуда кусок свежего окровавленного мяса, которое сегодня ночью подготовили его самые доверенные слуги. Все давно знали, что насильники, воры и убийцы на побережье Черноводного залива часто исчезают без следа. И он знал, что хозяина этого куска никто оплакивать не станет. — Не бойся, Эйрисион, — Визерис поднес к клетке окровавленное сердце и ящер довольно заворочался, открывая пасть в ожидании пищи. Он подбросил сердце в воздух — и вылетевшая из пасти Эйрисиона струя пламени обожгла кровавый кусок, который через секунду исчез в пасти огненного змея. — Мы скоро будем свободны, мой малыш. Очень скоро… --- Серсея III Ее рука нежно поглаживала головку Джаймеры, пальцы играли с ее тонкими белыми волосиками. Малышка жадно сосала грудь Серсеи, она вообще была очень неспокойным ребенком, плохо спала и давала знать всему миру, когда просыпалась. Служанки и кормилицы, привыкшие обслуживать высокородных детей на островах Черноводного залива, постоянно предлагали ей помощь. Она всем отказывала. Джаймера и Эддирион принадлежали только ей. И только она будет их растить, кормить, нянчить и делать вообще все, что от нее потребуется. Будь то поздней ночью или ранним утром. Она совершила ошибку, отдав Тайвиса и Джоанис на попечение нянек и септы, поверив в глупое пророчество о том, что она переживет собственных детей. Больше она никогда этого не допустит. И пусть кто-то украдкой смеется над ее усталыми глазами и сравнивает с простолюдинкой, которая заботится о своих детях сама, таская их на руках или в перевязи на груди. Или и то и другое сразу. Близняшки стали ее маленьким чудом, вернувшим ей желание жить. Конечно, это не означало, что старших детей она любила меньше, чем их, но эти двое стали бесценным подарком для нее и для ее семьи. Смертельным ударом самой судьбе… Она не верила в это до самого последнего момента. Пока Квиберн не передал ей обеих новорожденных, красных, кричащих и здоровых, она ожидала какого-то подвоха. Что один из них окажется мертворожденным — или даже оба. Что кто-нибудь заболеет и умрет в первые часы жизни. Но они оказались живыми и здоровыми. Все ее дети были на удивление разными, это было видно даже в младенчестве. Джаймера оказалась шумной и требовательной, а ее брат был совсем тихим и спокойным. Эддирион редко капризничал, но очень любил исследовать мир вокруг себя, пытаясь вырваться из колыбельки при первой возможности. И Джаймера с готовностью следовала за ним. Она представила их через несколько лет: мальчика с озорными лиловыми глазами, ведущего за собой энергичную сестренку, похожую на него, словно отражение в зеркале. Если не обращать внимание на изумрудные радужки — единственное, что их отличало друг от друга. А вот Тайвис был самым благовоспитанным ребенком из всех, кого она когда-либо видела. Он хорошо спал, ел все, что ему предлагали, редко плакал. Но как только он научился ходить, в нем пробудилось недюжинное любопытство и ни одна тайна этого мира не могла остаться неисследованной, ни одна щель и закоулок в замке не оставалась неизученной. Когда ему было четыре года, он сказал, что каждый дюйм его комнаты должен быть хорошо освещен, чтобы он мог видеть сразу все. При всей своей прямолинейности и местами даже излишней серьезности, Тайвис в то же время умел быть осторожным и избегать неприятностей. И еще была Джоанис. Или Ана, как ее называл старший брат. Очень суетливая и придирчивая, по любому поводу и без ударявшаяся в слезы. Серсея надеялась, что ее дочь вырастет нежной душой, но в свои четыре года девочка была редкостным сорванцом. Не очень любознательной, но очень внимательной и совершенно бесстрашной. Когда-нибудь из нее выйдет настоящая леди, способная управлять любым мужчиной, которому посчастливится взять ее в жены. И, конечно, настоящей красавицей. Многие уже сейчас очаровывались ее роскошными золотыми локонами матери и лиловыми глазами отца. Задумавшись, Серсея даже не обратила внимание, в какой момент Джаймера перестала сосать грудь и заснула. Она осторожно унесла дочь в детскую, уложили в кроватку. Постояла немного, глядя на нее и улыбаясь, когда девочка перевернулась во сне и схватила за руку Эддириона, с которым они делили постель. Стараясь ступать бесшумно, Серсея вышла из комнаты и закрыла дверь, отделявшая ее покои от детской. А потом чуть не подпрыгнула на месте от испуга, обернувшись и увидив стоящую у ее кровати фигуру с факелом. Первым, что она сделала чисто рефлекторно, было прикрыть рукой обнаженную грудь. Вторым — глубоко выдохнуть, чтобы успокоиться. — Львенок… — сказала она, когда узнала ночного гостя. — Ты почему не спишь? Тайвис молча пожал плечами. А когда она подошла поближе, то заметила, что Джоанис сидит перед зеркалом, болтая ногами. Ее старшая дочь явно устала и хотела выспаться, но все равно пошла следом за братом, чтобы поговорить с матерью. Серсея нахмурилась. Дети все чаще не могли заснуть допоздна. Нужно было поговорить об этом с Визерисом. Она знала лучше других, как сильно он страдал. Страдал из-за того же самого, что она сама когда-то пережила. Но у него были дети, о которых нельзя было забывать и которым был нужен отец. Которые тоже беспокоятся о пропавшей тете Элейне. — Не уходи от ответа, Тайвис, — добавила она уже строже. — Чем раньше ты скажешь мне, какой великий вопрос о мире не дал тебе уснуть и заставил вытащить сестру из постели, тем скорее я помогу тебе найти на него ответ. Она села на кровать и похлопала по покрывалу, приглашая детей сесть. Джоанис вместо этого плюхнулась на постель животом вниз, Тайвис же послужно сел с другой стороны. Но говорить ему почему-то не хотелось. — Ну… — неуверенно начал он. — Я просто кой-что слышал… — Кое-что, — поправила она. Нельзя, чтобы наследный принц говорил неправильно. Мало того, что он с таким трудом учится читать… — Да, кое-что. Я кое-что сегодня слышал на кухне, когда Ана попросила мне принести еще супа… — Врешь! — перебила Джоанис. — Ты пошел, чтобы украсть для себя кусок медового пирога… Тайвис снова замолк. Серсея услышала, как он еле слышно пробормотал: «Предательница…» — Продолжай, сынок. Что же ты услышал? — Один из поваров помогал другому заливать утку маринадом. И он сказал: «Лей как следует, залей ее всю, как Рейнов в Кастамере». И они оба рассмеялись. Я слышал это название, мама. В песне «Дожди в Кастамере». Но я не очень понял, о чем говорили повара. Я спросил у мейстера, он сказал, что когда я подрасту, мне все расскажут. А я не хочу ждать. Я хочу сейчас! Серсея терпеливо слушала. Тайвис, когда ему не спалось, боролся с бессоницей совсем не так, как другие. Он наполнял ночную тишину вопросами и идеями, которые только сами растормашивали его. И она попросту не знала, что ей ответить. История эта была слишком мрачной и смысл ее вряд ли был бы понятен детям. Но Тайвису предстояло стать королем. И если преподать ему урок чуть раньше, чем планировалось изначально… Почему бы и нет? — Мам, ну расскажи ты ему… — умоляла Джоанис. — Он же не уймется! Серсея улыбнулась и погладила своих детей по головам. — Хорошо… Я расскажу тебе одну историю. Но потом вы оба пойдете спать, договорились? Тайвис кивнул. Единственная жаровня, освещавшая ее спальню, уже погасла, но свет от его факела танцевал на лице мальчика. — Итак… Эта история случилась много лет назад в Западных землях. Еще до вашего рождения и даже до моего. В то время ваш дедушка Тайвин сам был еще очень молодым и еще не успел стать лордом Утеса Кастерли. Всем правил его отец, Титос Ланнистер, который был очень добрым, но не очень сильным. А когда его любимая жена умерла, Титос был так поглощен горем, что он забыл обо всем на свете. И его земли стал поглощать хаос… — Он горевал как отец? С тех самых пор, как тетю Эли похитили… Она вздрогнула. Слишком проницательно. Очень даже слишком. — Н… не совсем, но… Что ж, в каком то смысле, так оно и было. Даже намного хуже. Лорд Титос совсем забросил все дела, по его землям бродили злые разбойники, его вассалы делали что хотели, а его подданных некому было защитить от угнетения и произвола. Все было так плохо, что король несколько раз посылал своих рыцарей на помощь. Она говорила так, будто рассказывала сказку о злых колдунах и славных героях. Даже Джоанис, какой бы усталой она ни была, слушала с интересом. — Это было темное и страшное время. Тогда Тайвин и его братья вернулись с войны и решили, что теперь, когда они стали мужчинами, они должны помочь отцу и сделать что-то для своего дома. Чтобы каждый житель Западных земель мог трудиться на своей земле и ходить по дорогам без страха, что его ограбят и убьют. Она на секунду задумалась, как бы объяснить то, что было дальше. — И они… Они придумали, что им делать. Их вассалы не платили налоги, они копили золото себе, как злые тролли. На эти налоги лорды должны были нанимать сильных и храбрых воинов, которые ловили бы злых разбойников и приносили бы в Западные земли мир и покой. Но они перестали их платить! Некоторые говорили, что у них нет денег. И у кого-то их действительно не было: разбойники так долго бесчинствовали на их землях, что они стали очень бедными. И Тайвин это знал. Поэтому он сказал всем лордам: давайте я возьму кого-нибудь из ваших сыновей или дочерей к себе в Утес Кастерли, и пусть они живут со мной, пока вы не найдете деньги и не заплатите то, что должны. — А зачем? — спросил Тайвис. — Если кто-то не захочет платить, их родным будет плохо? Серсея постаралась сохранить спокойное выражение лица. — Ну… не совсем. Просто они очень скучали по своим родным, мой маленький львенок, и поэтому решили заплатить, чтобы снова с ними увидеться. Просто им было очень стыдно за то, что они нарушили обещания, данные дедушке Тайвину и согласились отдать кого-то из своих семей в подтверждение своих слов. Как знак того, что они очень-очень хотят выполнить то, чего обещали. Они правда хотели заплатить и верили, что их близким не причинят вреда. Но потом пришли Рейны… — Дожди? То есть погода испортилась? — Нет, сынок, это фамилия такая. Дом Рейнов был всем, чем не были Ланнистеры. У Ланнистеров были рудники, где добывали золото. У Рейнов — рудники с серебром. Ланнистеры жили на большой скале на берегу моря. Рейны — в замке, где большинство комнат находилось под землей. Гербом Ланнистеров был золотой лев на красном фоне, у Рейнов — красный лев на белом. Ланнистеры были умными и честными людьми, которые всегда платят свои долги, а Рейны — грубыми и лживыми, которые всегда нарушали данные обещания. А еще они были связаны браком с другим разбойничьим домом, Тарбеками. И когда Тайвин попросил у Рейнов и Тарбеков вернуть то, что они должны были, они рассмеялись над ним и отказались. Тайвин знал, что не может просто так простить их вероломство и послал верных людей, чтобы те заставили их заплатить, или хотя бы пообещать, как обещали другие. Но Рейны и Тарбеки вместо этого восстали против них! Дети сидели рядом, с интересом слушая. — Но даже тогда лорд Титос ничего не делал. Ему не хватило смелости выступить против Рейнов, которые замыслили подчинить себе все Западные земли. И тогда Тайвин и его братья отправились на войну сами, несмотря на то, что их отец отказался сражаться. Первыми потерпели поражение Тарбеки и их предводители получили единственное наказание, которое заслуживают изменники. Они были казнены. Но дочь Тарбеков была замужем за Рейном и даже когда она видела, как люди умирают за ее высокомерие и вероломство, она все равно отказалась сдаться. И даже когда Киван, брат Тайвина, предложил им мир и прощение, она посмеялась над ним, после чего Тайвин осадил замок Тарбекхолл. В битве погибли последние наследники Тарбеков, так что их семьи больше нет. Она посмотрела на расписной потолок. Тени от пламени факела плясали по рисункам и она представила, что это воины скачут по холмам ее родных земель. — Когда Тарбеков больше не стало, Тайвин сжег их замок, дав понять, что с ними покончено. Чтобы все знали, что нельзя безнаказанно нарушить свое слово и предать своего сюзерена. Но Рейны, живущие в Кастемере, замке с огромными подземельями, не послушали их даже тогда. Они продолжали воевать, но вместо того, чтобы сразиться в чистом поле, они спрятались глубоко под землей. И оттуда смеялись над Тайвином, считая, что там их никто не достанет. Она снова замялась, не зная, как закончить эту сказку для детей, еще не познавших жестокости мира. — У Тайвина не осталось выбора. Он знал, как победить Рейнов, но для этого пришлось бы убить всех, кто был в Кастамере. И он решился на это. — Неужели он не мог просто уйти и оставить их запертыми в замке? — спросил Тайвис. — Если бы он это сделал… Тогда другие лорды, живущие в больших и крепких замках, тоже восстали бы против Ланнистеров, решив, что они могут им противостоять. И другие бы отказались платить налоги, стало бы больше разбойников, больше войн, смертей и страданий. А пока Ланнистеры сражались бы с остальными, Рейны бы вышли из Кастамере, пришли бы к Утесу Кастерли, который некому было бы защищать, и захватили весь Запад. А они были жадными, коварными и жестокими правителями. Они убили бы всех Ланнистеров… Тайвин все это знал. Рядом было большое озеро, в честь которого был назван замок Кастамере. Тайвин направил воду из него в подземелья замка. И все Рейны утонули, потому что отказались сдаться и выйти. И потом никто не пытался восстать против справедливого и благородного Тайвина, все выплатили свои долги, всех разбойников переловили и все стали жить мирно, спокойно, богато и счастливо. Тайвис молчал и, как всегда, о чем-то думал. — Но это… Это не благородно. Это жестоко. Он просто утопил всех… — Да, это жестоко, — согласилась Серсея. — Но лорду иногда приходится быть жестоким. Не потому, что ему так хочется, а для того, чтобы потом было меньше жестокости, чтобы спасти намного больше людей, чем убить сейчас. Возможно, ты еще не понимаешь этого, но когда-нибудь обязательно поймешь, — она играла с его золотыми локонами. — А теперь, дети, пора выполнить то, что вы обещали мне. Идемте спать. Тайвис встал. — А Ана уже спит, — указал он на сестру. Серсея посмотрела и убедилась, что девочка и в самом деле заснула сидя, уронив подбородок на грудь. И тихонько усмехнулась. — Значит, унесем ее в кроватку… — она подхватила Джоанис на руки. Конечно, она была намного тяжелее, чем в младенчестве, но Серсея по-прежнему каждый день тренировалась с мечом и с физической формой у нее никогда не было проблем. — Пойдем, Тайвис, ложись в кроватку и спи. Хватит на сегодня сказок. --- Красная женщина Когда она впервые увидела в пламени Эймона Сэнда, она сразу сказала принцу Дорану, чтобы он повнимательнее присмотрелся к тому, кого звали Почти-королем и другими словами. Но этот дурак решил, что Эймон представляет какую-то угрозу лично ему. Да, он верил картинам, что показывал ей Владыка Света, просто не верил тому, как она их истолковывала. Да, конечно, она уже ошибалась и никогда этого не скрывала. Но принцу этого оказалось достаточно для того, чтобы отвергнуть веру в ее Бога. Однако в посылаемым Им видения он верил. И считал, что его мирская мудрость поможет их понять без посторонней помощи. Потом все разворачивалось с пугающей быстротой. Когда Эймон взял имя Блэкфайр, это стало для Дорана еще одним доказательством того, что он был прав, считая юношу опасным. Она пыталась, как могла, его разубедить. И снова пыталась, когда сообщили, что он встречается с лордами Юга. И когда пришли слухи о том, что в его замке вылупился дракон. Они спорили долгими часами. Доран во всем видел угрозу своим жалким планам. Как и лорд Станнис. Точнее, он не видел, это Мокорро вкладывал нужные слова в его уста. Дурак старый… Она говорила, что Р’глор посылает им Истинного короля. И это было последним, чего Доран хотел услышать. Из тех, кого принц Дорна готов был признать своим сюзереном, Таргариены стояли в самом конце этого списка. Между тем, Мокорро знал не хуже нее, что Эймон не принял Красного Бога, что он не доверял дорнийским лордам, среди которых жил. И вместо того, чтобы увидеть Его дар и принять его, вместо того, чтобы привести Эймона к Владыке Света, Мокорро и Доран решили избавиться от него. Пойти легким и обманным путем. Она знала, чего они добиваются. Независимое королевство на юго-востоке материка, где вера в Р’глора станет единственной и неоспоримой. И они думали, что силой двух великих родов этого удастся добиться. Но не этого они должны были добиваться! Это должно было быть лишь первым шагом! Чтобы обратить Землю-на-Закате, нельзя было ограничиваться Солнечным Копьем и Штормовым Пределом. Но Доран ее не слушал. Он хотел, чтобы его дочь стала королевой. И когда она, совсем отчаявшись, предложила расторгнуть брак Арианны с Ренли Баратеоном и выдать ее замуж за Эймона Блэкфайра, это стало последней соломинкой, переломившей хребет перегруженной лошади. Как он может быть таким слепым? Разве он не видел дракона собственными глазами? Разве не видел чудо победы Эймона, в крови которого уже растекался яд? Естественно, пламя показало ей, на какой обман пойдет Темная Звезда, и Красный Змей, оказавшийся куда проницательнее брата, заранее подменил яд на другой, очень похожий с виду, но намного более слабый. Но это не отменяло того, что Эймон сражался сильнее и упорнее, чем большинство мужчин-воинов могли бы даже мечтать. Даже если бы они не были одурманены. Принц не стал изгонять ее. Но она знала, что скоро он обязательно это сделает. И решила не дожидаться этого момента и сама последовала за тем, кого видела в огне и во снах вот уже почти год. За это время она многое увидела и многое узнала. И еще больше увидела за время их совместного путешествия. И самое захватывающее открытие она получила от ничем не примечательной женщины, живущей в окрестностях Башни Радости. Старая целительница, которая была повитухой, принимавшей роды у матери Эймона. Они рассказали о том, сколько крови в тот день пролилось у подножия Башни. Баратеон незадолго до этого узнал, где именно держат Лианну Старк. И как только до него дошла весть об Опустошении, он послал группу своих людей, чтобы забрать девушку к нему. Что они могли сделать против трех королевских гвардейцев? Только один Эртур Дейн собственноручно убил шестерых. А потом с окровавленным Рассветом в руках поднялся наверх, в покои Лианны. И видел, как Эймон приходит в этот мир. Звездный меч, залитый кровью. Дракон, родившийся из окаменелого яйца. Да, здесь не было ни соли, ни дыма. Но и того, что совпало, было более чем достаточно. И все же она понимала, что должна действовать с осторожностью. Нельзя было, чтобы неудача постигла ее и здесь. Будь она более терпеливой, более проницательной, она могла бы найти решение, в котором нуждалась Ширен Баратеон. Вместо этого… Как бы она ни ненавидела Мокорро, она не могла отрицать, что его успех был благословением Владыки Света, исправившим то, что болезнь сделала с бедной девочкой. Ну, в основном исправившим… И она смотрела. Смотрела, слушала и училась. Она знала, что этот человек когда-то считался королем. Что он очень часто сомневается в самом себе, в своих действиях и своей жизни. Но потом сомнения рассеиваются и уверенность укореняется. Он больше не вздрагивал от имени, которое, как она узнала, взял не по своей воле. Которое навязал ему король Визерис. Раньше он держал свою драконицу в клетке и не заботился о ней. Теперь почти не расставался с ней. А когда они наткнулись на бандитов, атаковавших мальчика по имени Дункан, Эймон не колебался ни секунды. Он не мог быть уверен в том, что те двое были разбойниками, а не наоборот. Он просто видел чужую жизнь в опасности и последовал своей интуиции, своему мгновенному суждению, не теряя времени зря. Она обратила внимание на то, что Эймон очень похож на свою драконицу. Они просто отражали друг друга. Она казалось нежной и даже милой, как и сам Эймон выглядел вежливым и дружелюбным со своими спутниками, несмотря на то, что со стороны казался суровым и даже грубым. Но под этой оболочкой скрывалась дикость. Которая вырвалась наружу, когда он добивал Темную Звезду его собственным щитом. И когда он срубил голову разбойнику у нее на глазах. В обоих случаях драконица тоже ревела, рычала и упивалась кровопролитием. Но при всей этой дикости он оставался приверженцем справедливости. Он вообще много говорил о справедливости, часто сам не понимая при этом, к чему эти разговоры. Все, что он делал, диктовалось именно справедливостью. В его действиях было мало милосердия или сочувствия к тем, кто причинял ему зло — ему или тем, о ком он заботился. Но представления о справедливости у него порой бывали… весьма странными. Когда Бронн, тоже интересный человек, которого она наняла как телохранителя, играя с лордом Тарли в кости, один раз сжульничал и Эймон это заметил, он не только потребовал у наемника вернуть выигрыш. Он велел им обоим вернуть все выигранные за сегодня деньги их первоначальным владельцам. Потом он сказал, что не знает, кто и когда начал жульничать, а поэтому лучше отменить всю игру, чтобы никто не остался в обиде. «Так будет честно», — сказал он. И когда Эймон говорил о Визерисе и об отнятой у него короне, он никогда не настаивал на том, что трон по праву принадлежал ему. Он лишь говорил о ложных рассуждениях, смешанных с правильными, об излишней жестокости, которая была навязана ему и его наставнику Эртуру Дейну. Справедливость. Эймон хотел, чтобы королевство жило по справедливости, чтобы все бесчестные эгоисты были наказаны и для всех конфликтов найдены наилучшие решения — даже если в них пострадают его собственные интересы. Конечно, это были всего лишь слова. Многие люди говорили о справедливости, а потом, когда власть оказывалась в их руках, вели себя совсем иначе. Но все же это было отрадно слышать. Но она чувствовала, что Эймон Блэкфайр не чувствует почву под ногами. Он так легко согласился покинуть свои земли ради того, чтобы разыскать родственников матери на далеком и холодном Севере. Возможно, это и к лучшему, люди, не уверенные в своей цели, намного сильнее нуждаются в наставлениях Р’глора и охотнее приходят к Вере. Они покинули Штормовые земли и вошли в Речные. Юный Дункан все меньше говорил о своих планах на то время, когда они разойдутся по своим делам. Да, он был обязан Эймону жизнью, но само это путешествие влекло его, кажется, даже не меньше, чем Тарли и его оруженосца. Сам Лорд Радости, кажется, наслаждался своей ролью старшего наставника, в котором так нуждался Дункан. Каждый раз, когда они останавливались на привал, он объяснял ему секреты фехтования и тренировался с ним, а еще радовал рассказами о своей жизни и о подвигах легендарного Эртура Дейна. Когда они расположились на ночлег на берегу Божьего Ока, она, наконец, решила поговорить с Эймоном. Подошла к его палатке и подождала, пока его драконица не начнет шипеть и кричать, заметив ее. Прекрасное, чудное создание. Ей не терпелось увидеть, когда оно начнет дышать благословением Р’глора, когда достаточно подрастет. — Жрица, — поприветствовал ее Эймон. В его тоне уважение смешивалось с недоверием. Она задалась вопросом, чего было больше и чему эти чувства были адресованы: ей самой, или Вере, которую она представляла. — Лорд Эймон, — поклонилась она в ответ. — Я надеялась, что смогу поговорить с вами наедине. Это не займет много времени. Он посмотрел на нее таким же взглядом, как иногда смотрел по дороге сюда. Она не удивилась. В конце концов, он был молод, а ее красота, подаренная Им, была дана не просто так, а как раз для привлечения других. Он отошел вместе с ней к небольшому пню возле костра, за которым ухаживал Маттен. Но они сели достаточно далеко, чтобы их могли услышать. — Я все думал, когда ты этого попросишь, — сказал он. — Ты давно за мной наблюдаешь. — Я этого и не скрывала. И я уверена, что вас не удивит интерес, который вы для меня вызываете. Вот уже две сотни лет никто не видел живого дракона. — И жрице Красного Бога интересно, откуда он взялся, я прав? — Это я уже слышала. Вы можете быть Отцом драконов, но я уверена, что вы не знаете, что есть магия их матери. — «Отцом драконов»? Меня теперь еще и так называют? — Бывает, — сказала она. Он хмыкнул и отвел глаза в сторону. — Если ты не хочешь знать, как я вывел Чернокрылую… Тогда о чем будет наш разговор? — О прошлом, — улыбнулась она. — О чьем прошлом? — поднял брови Эймон. — О том, кто жил давно. Очень давно, — заговорила она. — Восемь тысяч лет назад, если верить писаниям. Скажите, лорд Эймон, что вы знаете об Азор Ахае? Он нахмурился и, кажется, даже немного рассердился. — Где-то я слышал это имя. Он ваш пророк? Основатель вашей веры? Какой-то легендарный герой, прославивший Красного Бога? — О нем говорится многое. Азор Ахай был воином. Когда Тьма опустилась на мир в ту эпоху, что вы называете Долгой ночью, он возглавил битву против этой Тьмы, собрав армии праведных и добродетельных, чтобы дать бой чудовищам, обитавшим в ночи. Я могу рассказать вам его историю? — Что-то мне кажется, что мой ответ уже ни на что не повлияет… — вздохнул Эймон. — Продолжайте, пожалуйста. — У Азор Ахая много имен и мы не знаем, откуда он был родом. Но он чувствовал свое призвание сражаться с Тьмой, бороться с ней. Он отказался сдаться смерти и страданиям, царившим вокруг и которые все считали неминуемыми. И он выковал себе меч. — Меч? — Да, милорд. Особый меч. Он трудился тридцать дней и тридцать ночей, выковывая его в священных огнях храма. Но когда он окунул лезвие в воду, оно сломалось. И все же он не сдался. Он снова взялся за работу. И в этот раз ковал пятьдесят дней и ночей. Потом поймал льва и вонзил лезвие в его сердце. И снова оно сломалось. Но он все равно не сдался. Он уже знал, что должен делать и не отходил от наковальни сто дней и ночей, пока не выковал величайший их всех мечей, что знало человечество. Но самое тяжелое ждало его впереди… — И что он сделал потом? — спросил Эймон. — Я думаю, ваш Красный Бог дал ему какую-то подсказку… — Так и есть, — кивнула Мелисандра. — Закончив работу, Азор Ахай позвал свою любимую жену Нисса-Ниссу и вонзил клинок в ее бьющееся сердце. И ее душа впиталась в металл. Так был создан Светозарный, легендарный клинок, сияющий так, как будто его только вынули из горна, который разгонял Тьму, согревал замерзших, возвращал силы усталым и превращал монстров в пепел. — Он что, убил свою жену? Ради меча? — Он сделал то, что должен был. Даже несмотря на боль, которую испытывал, на жертву, которую пришлось принести. Он отдал самое дорогое, что у него было. Взяв в руки Светозарный, он вышел на бой с Тьмой и победил. Миллионы людей были спасены, и Долгая ночь закончилась. — Тяжелый выбор… Ваш бог слишком жесток, если потребовал от него такое. — Да, он тяжелый… Но ничто не дается даром. И когда на другой чаше весов судьба всего мира… Я бы сказала, что такая цена была милосердно низкой. Эймон помолчал немного. — Интересная история… Но зачем мне это рассказывать? Чтобы обратить меня в вашу веру? Прошу меня извинить, жрица, но если ты хотела вызвать этой легендой мою симпатию к Красному Богу, то… — Делай с этим знанием что хочешь, Отец драконов. Но есть еще одна часть истории. Говорят, что после долгого лета на мир снова опустится Тьма. И придет зло. Холодное и мерзкое. Настанет вторая Долгая ночь. И тогда воскреснет Азор Ахай среди соли и дыма, чтобы разбудить драконов из камня, взять в руки Светозарный и встретиться лицом к лицу с Тьмой. В этом году лето, наконец, заканчивается — оно продлилось даже дольше, чем предсказывали ваши мейстеры. Но они уже объявили осень, правильно? — И ты считаешь, что та легендарная тьма скоро вернется? — Да. Но если это и так, Азор Ахай уже пришел в этот мир. И готов обрушить огонь на ночные ужасы. Даже… — она помедлила секунду, — …Даже если он сам пока этого не знает. Эймон честно старался держаться вежливо, но сейчас он не мог сдержать усмешки. — Ты правда веришь, что я ваш спаситель? Легендарный герой Владыки Света, вернувшийся с того света, прости за каламбур? — Нет, — удивила она его ответом. — Я не верю. Пока не верю. Но я надеюсь. Ты хороший человек, Эймон Блэкфайр. Хороший человек, который столкнулся с жестоким и несправедливым миром. Но ты был свидетелем и творцом настоящих чудес. Действительно ли ты Азор Ахай или же нет, но ты, как минимум, станешь одним из тех, кто выйдет на бой против Тьмы в его армии. Я не прошу тебя поверить в моего Бога. Я прошу лишь о том, чтобы, когда Тьма вернется, ты был готов противостоять ей. Она не могла прочесть его реакции, что было для нее редкостью. Но ее слова наверняка заставили его задуматься. — Я не скажу, что верю тебе, жрица… Но если действительно случится нечто ужасное и в мир явится зло, будь то монстры или люди… — он посмотрел в сторону своего шатра и драконица на его плече повернулась вместе с ним. — …Я не буду сидеть сложа руки. Она медленно встала и поклонилась ему. — Спасибо за терпение, лорд Эймон. Спите спокойно и пусть Владыка Света согреет вас. Ибо ночь темна и полна ужасов. --- Мия VII Если боги действительно хотели испытать ее стойкость, они времени зря не теряли. Первое несчастье, с которым она столкнулась, случилось даже раньше, чем армия лорда-командующего покинула Черный Замок. Сахарная Слива действительно попытался поговорить с Лоррентом — и разговор пошел немного не так, как они ожидали. Недолгая словесная перепалка закончилась тем, что Лоррент вспылил и зарядил Пламму кулаком в самую заметную часть его лица. Причем сделал это прямо на глазах у Полурукого. Первый разведчик тут же заявил, что не желает видеть Лоррента в своем отряде и оставляет его в Черном Замке. Справедливое, конечно, решение, ничего не скажешь. Не хватало еще держать в одном отряде тех, кто между собой драки устраивает, в таком важном походе. Вот только теперь в Щитовом чертоге появился тот, кто первым возмутится, как только Мормонт объявит о том, кто именно будет исполнять обязанности кастеляна замка и первого стюарда. Первым — но не единственным. Кто-то говорил, что она слишком молода. Кто-то — что слишком неопытна. И многие, слишком многие напирали на то, что бастарду-простолюдину не подобает командовать людьми благородного происхождения. Немало было и тех, кто ставил в вину то, что «он» евнух. Как и предсказывал мейстер Эймон. Естественно, Мормонт велел им всем заткнуться. — Хватит! Я принял решение. Милу Стоун будет замещать меня, пока я не вернусь. И вы будете выполнять его приказы, как выполняли мои. Преемника Боуэна Марша я выберу после возвращения. Все замолчали, но было понятно, что все не отказались от своих возражений, а просто загнали их вглубь. Как они ее называли раньше? Лорд Менестрель — самая, наверное, приятная из кличек. Или Бастард-без-яиц. Раньше эти прозвища казались ей безобидными подколками, которыми обмениваются друзья. Теперь они произносились с нескрываемым презрением и слышать их было попросту больно. Там, в Долине, Ройсы никогда не ставили ей в вину незаконнорожденность, а многие из тех, кто жил между Вратами и Гнездом, либо были знакомы с ней лично, либо просто знали, кто ее отец — и уважали ее, как уважали его. С таким унижением ей еще ни разу не приходилось сталкиваться. Даже страшно становилось от того, как стремительно те, кого она считала братьями, теперь не улыбались ей, а недобро ухмылялись. Она со вздохом села за стол Мормонта. Два дня прошло с тех пор, как Старый Медведь ушел, и до сих пор, слава Семерым, ничего страшного не случилось. Она познакомилась со всеми, кто управлял остальными замками. Денис Маллистер, потерявший в битвах с одичалыми ногу и глаз, был кастеляном Сумеречной Башни. Он и раньше командовал этим замком, пока не стал инвалидом. Марлон Мандерли командовал Ледовым Порогом. Коннен Джордейн — Длинным Холмом. И она вместе с ними. Каждый из них был благороднее, старше и опытнее — все они прослужили в Дозоре не менее десяти лет. Единственным исключением стал Манс, раненый во время битвы Голубых Глаз (как ее уже прозвали) и по пути обратно в Восточный Дозор-у-моря ему стало хуже. Но сейчас он, вроде, пошел на поправку. Он был единственным, кто остался в замке, отправив в Черный поход своего первого помощника по имени Боркас. Черный поход… Чего только ни придумают. Она и не представляла, что станет свидетельницей такого количества беспрецедентных вещей. Вместе с обычным докладом о численности и запасах Восточного Дозора, Манс поделился с ней своими соболезнованиями. С его слов, Кив дважды спас Мансу жизнь во время того сражения. И он видел, как она его оплакивала, пока остальные радовались тому, что победили и выжили. «Будь честным и смелым, Милу Стоун», — писал он. — «И не считай тебя виноватым за то, что придется делать из того, что другие сделали до тебя. Командовать — это значит делать не то, что правильно, а то, что нужно». Кто-то постучал в дверь. — Войдите! — сказала она. — Войдите! Войдите! — закаркал ворон Мормонта. Она решила, что раз сам хозяин не дал «проклятой птице» имя, она будет звать его Повторюном. Дверь открылась и вошел Нед Игла с виноватым видом. — Надеюсь, я вам не мешаю, Лорд Менестрель, — ехидная ухмылка выдала его с головой. — Хватит паясничать, Игла. В чем дело? — Ни в чем. Просто хотел доложить обо всем, что происходит в замке. — Что-нибудь плохое? — Ну, — Игла пожал плечами. — Лоррент опять заявил, что ты занял это место благодаря… В общем, за то, что грел постель лорда-командующего. Он, правда, по-другому сказал. — Милосердие Матери, мать ее так… — пробормотала она, массируя виски. — Эй, вообще-то многие на него за такие слова сильно разозлились. Не потому, что ты им нравишься, но оскорбление Старого Медведя они не спустили. — Драка? — уныло поинтересовалась она. — Да какая там драка… Один швырнул в него миской вместе с вилкой и ножом. Плащ запачкал. А вилка, кажется, его проткнула. — Скажи, чтобы выдали ему новый. И лучше поновее. — Думаешь, он за это станет лучше к тебе относиться? — Нет. Но убедись, что побольше братьев об этом узнают. Может, они станут относиться ко мне лучше. Игла пожал плечами. — Я не уверен, но… Ладно, как знаешь. Я не верю, что людей можно изменить, Милу. Поэтому и не пытаюсь. Боль в висках пульсировала все сильнее и она потянулась к кружке пива на столе. Теперь она и сама понимала, зачем Мормонт добавляет туда лимонный сок. — Зерно! Зерно! — Повторюн, о котором она забыла на секунду, дал о себе знать, отчего голова заболела еще сильнее, но она все равно улыбнулась. Открыла ногой нижний ящик стола, где лежал корм для ворона. И Повторюн тут же стал клевать ее ладонь в толстой перчатке. — Что-нибудь еще? — спросила она Иглу. — Да. Две вещи. Гренн все еще в лазарете, злой, как не знаю кто, что его не взяли. И раз уж ты теперь занят здесь, он предложил возглавить отряд охотников. Я его понимаю, три дня провалялся в кроватке, теперь хочет ноги размять… — Да, большая часть разведчиков ушла за Стену… Было бы хорошо держать оставшихся в тонусе. — И еще, мейстер получил ворона из Длинного Холма. Один из их разведчиков, кажется, видел группу одичалых к югу от Стены. Только этого не хватало… — Проклятье… Гребаные дикари, должно быть, увидели, как наша армия пошла на север и воспользовались моментом! Она стукнула кулаком по столу и грубо выругалась. — Мать! Мать! — подхватил ворон последнее услышанное слово. — Ты смотри, научишь его ругаться, Медведь потом тебе голову оторвет, — усмехнулся Нед. — Игла, я серьезно. Скажи Гренну, что он может идти на охоту, но чтобы далеко от стены не отходил. Скажи, чтобы двигался на восток, до Дубового Щита, если не найдет хорошей дичи раньше. — Хорошо, — кивнул он. — Ладно, — задумалась она. — А я пойду к мейстеру. Пошлем ворона в Последний Очаг. Амберов всегда бьют первыми, если одичалые прорываются за Стену. Хм… Раз уж мы пока прекращаем патрули… Что скажешь, Игла? У меня есть мысль попросить других кастелянов увеличить число дозорных там, наверху. Чтобы они жгли больше факелов и активнее двигались, делая вид, что их больше, чем на самом деле. Может, это отпугнет тех ублюдков. — Ты у меня спрашиваешь? Милу, вообще-то это ты теперь здесь главный. Хотя, если подумать… Я не вижу в этом ничего сложного. И вот еще что… Я, получается, теперь занимаю место твоего стюарда. Но тебе лучше назначить кого-то из благородных. — Ты не хочешь помогать мне? — нахмурилась она. — Хочешь сказать, что тебя кто-то за это гнобит? — Есть такое, но… Хрен с ними. Я готов помогать тебе, Милу, но тому ты будешь поручать всякие мелочи, пока мы с тобой будем заниматься более важными делами. Со стороны так будет лучше смотреться. Бастард-евнух и простолюдин с задворков владений Волчьего лорда. Нужно это как-то разбавить кем-то из голубокровых. Иначе они не уймутся, пока Мормонт не вернется. Он был прав, чего уж скрывать. Она вспомнила историю Гарольда Аррена, урожденного Хардинга, который должен был стать Хранителем Долины после того, как лорда Джона забрало Опустошение. Аррены из Чаячьего Города были его наследниками, пока он не повзрослеет и у него не появятся собственные дети. Он так и не повзрослел — его убили горцы. Она лучше других знала, какими жестокими зверьми были эти люди, но как они узнали местонахождение свиты Гарольда? И как подошли так близко к Гнезду? Лорд Ройс не уставал повторять, что следы этого убийства тянутся в Чаячий, чтоб его, Город. И это заставило ее задуматься еще раз: поможет ли ей назначение личным стюардом кого-то из высокородных братьев, или наоборот, помешает? Формально, он будет должен занять ее место, если с ней что-нибудь случится… И он будет знать, что его отделяет всего один удар сердца от власти в Черном Замке — достаточно лишь того, чтобы сердце пропустило этот удар в груди того, кого они ненавидели еще сильнее, чем раньше. — Я… Я подумаю. Ладно, иди у нас еще полно дел на сегодня. А вечером позови Полливера и Черного Тома, встретимся на вершине Стены. И пусть выпивки принесут побольше… Разделим ее с теми, кто не так кривится при моем появлении. Да, выпить очень хотелось. Лучше всего целую бочку. Нервы ее новое положение выматывало просто жутко. Даже хуже, чем она думала. И очень жаль, что в борделе Кротового городка не было мужчин. Она подумала, что ей бы не помешало потрахаться как следует, пока жизнь не трахнула ее саму. --- Сандор I Сандору потребовалось целых две минуты на то, чтобы окончательно понять, что человек, которого он сопровождал, был куском говна. Даже несмотря на то, что он ни слова не понимал в языке этого выродка, было достаточно того, как он себя держал и каким тоном разговаривал с окружающими людьми. Он хорошо разбирался в людях. И сразу понял, что этот из той раздражающей породы, что обожают превращать все простые вещи в охеренно сложные. Цзи Вэнь действительно оказался «чем-то вроде мейстера» из далекой страны И-Ти. Невысокий, с охрененно узкими глазенками, бледной, как у свежеочищенной рыбы, кожей, покрытой родимыми пятнами, и совершенно белыми, несмотря на отсутствие морщин на коже, волосами. Сандор так и не понял, сколько лет раздражает весь мир этот человек, но он настаивал на том, что может ковылять на своих двоих и садиться в повозку самостоятельно. Но как он это делал… Сандор готов был поклясться, что трава растет быстрее и улитки оставляют далеко позади этого узкоглазого говнюка. Что еще хуже, ученый явился сюда не один. С ним был еще и ученичок, дерганный ублюдыш по имени Йи Зуку. Он постоянно бормотал что-то себе под нос и делал заметки в своей книге. И не смолкал ни на секунду — если не бормотание, то скрип угля по пергаменту. Если не скрип, то бормотание. Каждая, мать ее так, вещь, которая попадалась ему на глаза, представлялась каким-то чудом, будь то замок или ветхая лачуга, паршивая собака или прекрасный жеребец. Зуку восторгался абсолютно всем и быстро надоел Сандору хуже горькой редьки. Потом была девочка-переводчица, чье имя он даже не пытался запомнить. Она была не итийкой, а откуда-то южнее, судя по ее темной коже и кудрявым волосам. Сандор запомнил лишь то, что ее не так давно «взяли» и «дали на службу почтенному ученому» в Астапоре. Получается, что это… — Поверить не могу, что нам приходится сопровождать работорговца… Да еще и не на плаху, — пробормотал еще один голос рядом с ним. Ах, да. Как же он мог забыть про еще одного их с Подриком попутчика. Когда восточник прибыл в Дождливый Дом, с ним был всего один телохранитель. Рослый воин в доспехах из голубоватой стали и железа с розовой эмалью. Первой реакцией Сандора от встречи с ним было: «Нахрен я вообще сюда перся от Утеса Кастерли, если его и без меня есть кому сопроводить?» «Почтенного» Цзи и его сопровождающих Подрик встретил в порту и привел их туда, где их ждал Сандор. — Кто он вообще такой, раздери его Иной? — спросил он, указывая на рыцаря в глухом шлеме. Вместо Пода ответила переводчица. Она поклонилась встречающим, пробормотала что-то с восточником, а потом перешла на общий язык. — Почтенный ученый благодарит вас, сир Сандор, за то, что вы согласились сопроводить его. Лорд Сельвин Тарт также предложил почтенному ученому сопровождение в качестве жеста дружбы. Цзи еще что-то пробормотал, глядя в никуда. Девочка кивнула и продолжила. — Почтенный ученый говорит, что он понимает лорда Сельвина, он хочет наладить торговлю между своим островом и благословенной всеми небесами Империей И-Ти. Почтенный ученый принимает оба предложения о защите. — Я вообще-то не об этом спрашиваю. Мне интересно, что это за хрен с ним едет, — Сандор продолжал сверлить незнакомого рыцаря с пренебрежением и недоверием. То, что у него на груди было выгравировано огненное сердце Р’глора, не говорило ему ничего хорошего. И тогда рыцарь, наконец, снял шлем. То есть сняла шлем. — Я Бриенна Тарт, — представилась жутко уродливая бабища с коротко подстриженными светлыми волосами. — Для меня будет огромной честью сопроводить уважаемого гостя нашей страны до места назначения. «Твою мать… Еще и баба…» И сейчас, услышав брошенное этой гребаной бабой замечание, он не смог удержаться от смеха. — Сколько он в вашем Тарте пробыл? Неделю? И ты что, только сейчас разглядела эту соплю? Или, может, подумала, что незагоревшая полоска кожи на шее — это потому, что она постоянно украшения носит? Бриенна обожгла его свирепым взглядом, но ничего не сказала. И тогда Сандор добавил. — Тем более, он все равно не работорговец. — У него есть рабыня, — настаивала Бриенна. — А у меня есть лошадь. Я что, по-твоему, торговец лошадьми? Подобные перепалки продолжались еще очень долго. Каждый день. Сандор успел десять раз проклясть свой неугомонный рот, когда впервые заикнулся о рабстве Бриенне и Подрику, которым не хватило ума, чтобы просто не думать об этом. — Сир… Но она все равно рабыня, — подал голос Подрик. Ух ты ж… Никак у парня наконец-то вырос хребет… — Рабство… Оно незаконно… — Мальчик прав. Как только он ступил на землю Вестероса, его право собственности аннулируется, — добавила Бриенна. Цзи и его помощник ехали позади них. Зуку правил лошадьми, а ученый и переводчица сидели в повозке рядом с несколькими большими бочками. Сандор обжег оруженосца тяжелым взглядом и он тут же вжал голову в плечи. — Послушай, Ягодка, — это прозвище он дал Подрику за круглое лицо и цвет его герба. — Лорд Тирион велел мне притащить этого узкоглазого и все его шмотки в Утес. Он явно что-то хочет замутить с этим человеком. Так что мы доставим все, что было при нем, включая девчонку, в целости и, если получится, в сохранности. Потому что так надо, мать твою за ногу. Усек? Подрик неуверенно кивнул. Тартской бабище Сандор даже не пытался приводить какие-то доводы. Она казалась слишком упертой, чтобы хоть в чем-то передумать. — Все равно это мерзость, — добавила она. Он закатил глаза. — Миледи, — Клиган, как мог, старался говорить вежливее. — Прошу вас. Возвращайтесь в Тарт. И дайте мне спокойно доделать мою гребаную работу. А я буду рад сделать ее без общества той, кто выглядит еще уродливее меня. Это было, конечно, глупо, но он надеялся, что оскорбление заставит ее вернуться назад. Но она в ответ просто усмехнулась и пришпорила коня, подъехав поближе к ним. Да что ж это такое-то… Ему оставалось только покачать головой и бросить в сторону ухмыляющегося Подрика еще один свирепый взгляд. — Ты хоть меч-то держать умеешь? Это вообще-то не иголка, — поддел ее Сандор. Больше всего ему хотелось услать эту огнепоклонницу из гребаного Тарта ко всем Иным. Тогда это путешествие обещало стать чуть более сносным. И снова Бриенна из Тарта, чтоб его Иные побрали, усмехнулась в ответ. — Лучше, чем ты, красавчик. Ему ничего не оставалось, кроме как скрипеть зубами от досады. Это и в самом деле было похоже на правду. Она была примерно одного роста с ним и носила более тяжелые доспехи. И это раздражало. Надо будет попросить у Тириона доспехи получше. — Почтенный ученый просит, чтобы вы перестали разговаривать. Он пытается медитировать и найти внутреннюю связь с Божественным Императором, — робко вмешалась переводчица. — Ваши… препирательства излучают слишком много негативной энергии. Сандор повернул полный ненависти взгляд в сторону источника своей злости. Это была, конечно, не рабыня. Она была простой переводчицей. Он смотрел на напыщенного придурка, который сидел в повозке, скрестив под собой ноги. Глаза ученого были закрыты, на лице застыло идиотски-безмятежное выражение, а его ученик, кажется, совсем забыл о том, как править лошадьми. — Ушлепки узкоглазые, — процедил Сандор неизвестно кому. Он не знал, слышат ли его боги и есть ли они вообще, но надеялся, что есть. И ему хотя бы есть, кого обругать за свою судьбу. Не прошло и десяти минут, как тартка снова заговорила. — Мы должны повернуть направо перед Вороньим Гнездом, — тихо сказала она. Он снова закатил глаза. Если бы они после каждого раза сдвигались на один волос вверх, он даже представить не мог, где бы находились его глаза к тому времени, когда они вернутся к Утесу. На затылке, на спине или на заднице. — Нет, — сказал он. — Я не собираюсь идти к Грифоньему Гнезду. Напрямик через горы быстрее. — Там полно разбойников, — возразила Бриенна. — Очень на это надеюсь, — сказал он. — Если я не убью кого-нибудь в ближайшее время… Даже не знаю, что будет. На четвертый или пятый день путешествия, полные пререканий, споров и бесконечных остановок, которые «почтенный ученый» делал по сто раз на дню, чтобы полюбоваться очередным цветочком со своим помощничком, они достигли Вороньего Гнезда. Сандор ехал впереди и заставил их держаться левее, когда впереди показался замок, возвышающийся на вершине холма. К тому времени, когда они добрались до берега Слейна, солнце уже почти закатилось. — Сир, — начал Подрик, пока они искали место для ночлега. Мальчишка явно нервничал, но не так, как обычно. Это была не робость в его голосе. Это была тревога. — В чем дело, Ягодка? — проворчал он. — За нами кто-то идет. — Кто? — тут же напряглась тартка. — Я видел их! — сказал Подрик. — Я видел их тени, когда мы проходили тот поворот… И я слышал их раньше… Они идут по чаще, стараясь не попадаться нам на глаза. Сандор внимательно посмотрел на своего оруженосца в полумраке. — И как же их услышал? — Я научился слушать, сир, — пожал плечами оруженосец. — Вам не нравится, когда я задаю много вопросов. — Они близко? — огляделась Бриенна. — Кажется, да. Я думаю, они остановятся, когда мы… И тогда Сандор остановил коня, заставив остановиться и остальных. Затем спешился. Проходя мимо телеги, он схватил за шкирку помощника ученого и грубо толкнул его в кузов, отчего он рухнул на своего хозяина и его рабыню, которые уже задремали. «Тихо сидите!» — прошипел он, когда они проснулись и что-то залопотали на своем смешном языке. А потом обнажил меч, уже слыша, как спрыгивает с коня бабища в доспехах. — Так! — заорал он во весь голос. — Слушайте сюда, утырки! Мы знаем, что вы давно тащитесь за нами по лесу! Так что либо проезжайте своей дорогой, либо выходите и сдохните! На некоторое время повисла тишина. Он уже начал было верить в то, что Подрик ошибся. Ну конечно, этот трусливый сопляк тени собственной боится, вот и мерещится ему Иной знает… БАММ! Он вскрикнул от неожиданности и боли, когда стрела отрикошетила от его наплечника. Тартка подскочила к нему как раз тогда, когда из кустов прямо на них ломанулись пятеро человек на лошадях с мечами наголо. Прежде чем Сандор успел насладиться как следует предвкушением славного боя, он увидел, как огнепоклонница зачем-то сняла латную перчатку, и взяла свой меч за наконечник. Как из разрезанной ладони стала сочиться кровь. Как она что-то быстро забормотала что-то про ночь, полную ужасов. Как она приложила окровавленную ладонь к лезвию и провела по нему сверху вниз. И как меч в ее руке вдруг загорелся ярким пламенем, отчего кони врагов испуганно шарахнулись назад. Да что это за херня здесь происходит? Впервые вместе с гневом, страхом и привычным предвкушением кровопролития, Сандор вдруг почувствовал еще что-то новое. И с криком «ТВОЮ МААААААТЬ!» вонзил свой меч в живот проносившемуся мимо всаднику.