Сжечь их всех!

Эймон IX Они прибыли в Харренхолл и Эймон не мог скрыть своего восхищения этой оплавленной громадой. Даже Чернокрылая спрыгнула с его плеча и, не обращая внимания на крики почти всех, включая своего хозяина, залетела на одну из внешних стен заброшенного замка. Последние несколько лет Харренхолл был заброшен — с тех самых пор, как старая леди Шелла переехала жить в Близнецы к своей кузине, вышедшей замуж за одного из Фреев. Вместе с ней уехали и остальные обитатели замка. Но увидеть среди обгоревших руин настоящего живого дракона… это было символично, ничего не скажешь. Эймон задумался, на что способна будет его драконица, когда вырастет. Станет ли она лет через сто такой же грозной тенью на полях сражений, каким был Балерион Ужасный? Будет ли превращать замки в груды оплавленного камня с отпечатанными на нем человеческими силуэтами? Эти жуткие картины возвращали его из мечты в реальность. Когда они уже готовы были покинуть проклятый замок, Дункан напросился на разговор. Вообще он оказался хорошим парнем, который хотел быть достойным честного имени своего отца. Именно о нем и начался разговор в тени стен Харренхолла. Сир Бейлор Мадд, судя по его словам, был довольно известным межевым рыцарем. Он был воспитан лесной ведьмой, а потом, когда подрос, стал путешествовать с другим странствующим рыцарем. Потом примкнул к армии Роберта Бунтаря, за которым готов был последовать хоть на край света. А уж погибнуть на службе такому человеку и вовсе было для него самым лучшим подарком судьбы. Когда сир Бейлор узнал о смерти Роберта, он еще скитался какое-то время, пока не встретил где-то под Желудем женщину, которая и стала матерью Дункана. Будучи человеком дела, чести и усердия, он никогда не успокаивался и везде искал несправедливость, убивал разбойников, спасал пленников, сопровождал купцов, убивал крыс в кладовых, искал в реках и озерах потерянные безделушки — лишь бы не сидеть, сложа руки. Он никогда не отвечал отказом на просьбы страждущих, ничего не считал делом ниже своего достоинства, к любой задаче относился как к делу всей своей жизни. — Он говорил мне, ч… что каждое хорошее дело, которое ты с… совершаешь… Оно п… приносит в мир добро. И к… когда все л… люди будут так делать, мир станет лучше, — сказал Дункан… Э… ээ… это были его послоедние слова… Он с… сказал мне н… никогда не мечтать о величии. Т… такие мечты п… приносят куда больше зла, ч… чем добра. Он сказал, что я… я должен просто… п… пытаться сделать как можно больше хорошего… с тем, что у меня есть. Эймон подумал, что если бы Эртур был знаком с сиром Бейлором, они бы наверняка поладили. Трудно было найти настоящих рыцарей, заслуживавших называться так. Еще реже встречались рыцари, которые всегда ставили честь выше славы. А поскольку сир Бейлор никогда не убивал легендарных разбойников, не вел тайных дел с принцами и не родился в знатной семье, его имя было известно лишь тем простым людям, которым он помогал. И когда они покинут этот мир, его имя сгинет в забвении. Как несправедливо. И как несправедливо то, что Дункан вынужден был пытаться тянуть это наследие в одиночку. Когда они достаточно разоткровенничались, парень рассказал, что смерть сира Бейлора оказалась совсем не героической — он умер от язвы. А в Летний замок он явился за тем, чтобы похоронить там прах своего отца. Несмотря на то, что рыцарь верил в Семерых и лично в Воина, он попросил, чтобы его тело было сожжено, а прах оставлен в Летнем замке. И после того, как сын выполнил просьбу отца, на него и напали разбойники. — Д… думаю, это потому, что он т… там сражался, во время в… восстания… — добавил Дункан. — И я с… сделал так, как он п… просил. А п… потом хотел в… вернуться в Желудь… Р… решать, что д… делать дальше. Я ж не р… рыцарь… Но… Он посмотрел на Эймона умоляющим взглядом. — М… можно я пойду с вами? На С… Север… Да куда угодно! Вы… Вы п… помогли мне… И другим тоже п… помогаете. Б… боги привели меня сюда не просто так… А что, если так оно и есть? Не могло же это быть простым совпадением? У самого Дункана так тряслись колени, что он готов был рухнуть прямо на месте. И он принял решение. — Встань на колено, — сказал Эймон, обнажая меч. Дункан тут же выполнил его просьбу. — Дункан Мадд, — провозгласил он. — Я назначаю тебя своим оруженосцем. Я поручаю тебе помогать мне в трудную минуту, сопровождать меня и служить мне как рыцарю и воину. Я поручаю тебе в случае необходимости встретиться с моими врагами лицом к лицу и сражаться бок о бок со мной. — С… сир… то есть… лорд Эймон… — Дункан склонил голову еще ниже. — Я К… клянусь служить вам верой и правдой и делать все, что вы мне прикажете. Ваши прик… казы будут исполнены в точности, ваши враги станут моими врагами. Нет миссии слишком малой и нет н… ноши слишком большой. — Клянусь быть твоим наставником, учить тебя воинскому мастерству и перед ликом Семерых посвятить тебя в рыцари, когда ты будешь этого достоин, — Эймон положил свой меч на протянутые руки мальчика. — Возьми мое оружие и встань как мой новый оруженосец. Дункан сжал руками лезвие так крепко, что порезал себе ладони, но, кажется, даже не замечал этого. Когда он встал, по его лицу текли слезы. — С… спасибо, милорд! — выдохнул он, когда первые капли, красные и прозрачные, упали на землю. В глазах Дункана было такое восхищение, что Эймон сразу почувствовал себя по-настоящему большим и значимым человеком. Это чувство не покидало его даже тогда, когда они оставили Харренхолл позади. До этого Дункан почти все время ехал в телеге, но когда Эймон заметил, что оруженосцу следует быть рядом с рыцарем, Бронн, недолго думая, одолжил мальчику своего коня. «Потом ты, конечно, своего найдешь», — сказал наемник. — «А пока можешь покататься на этом, раз уж лорд так велит…» Теперь Бронн ехал вместе с Мелисандрой, а Дункан — на его лошади рядом с Эймоном, как Маттен двигался рядом с Сэмом. Кстати, Маттена новость о том, что Дункана сделали оруженосцем, не слишком обрадовала. Раньше они с Сэмом постоянно держались рядом с Эймоном и тот, что называется, прикрывал их своим крылом. А теперь вдруг рядом с ним оказался кто-то еще ближе. Эймон должен был понять, что он чувствует себя если не брошенным, то, как минимум, не столь важным, как раньше. Да и вообще эти двое не особо ладили с самого начала. Зато с Сэмом Дункан легко нашел общий язык. Лорд Тарли с радостью отвечал на все вопросы мальчика, тем более, что знаний в его голове было почти так же много, как и у какого-нибудь мейстера. Но когда дело касалось каких-то обычных бытовых вещей… Тут обычно вмешивался Бронн, который со своими манерами заставлял всех смеяться, краснеть, роптать — или все это сразу. Но кто больше всех обрадовался «повышению» Дункана, так это Флориан — Эймон подозревал, что если бы он не взял мальчишку к себе, рыцарь-бастард сделал бы это сам. Даже Мелисандра была по-своему добра с Дунканом, хотя он ее и опасался. И только Маттен… Да, они были примерно одного возраста и никак не могли выяснить, кто из них главнее. Вернее, Маттен выяснил это сразу, а Дункан никак не желал принимать этого очевидного факта. И Маттен злился за то, что Дункан не проявлял к нему уважения как к оруженосцу самого лорда Тарли. Дункан утверждал, что его отец тоже был рыцарем, а значит, у него тоже знатное происхождение. Маттен возражал: сир Бейлор, будучи межевым рыцарем, не имел ни замка, ни земель. Дункан воспринял это как оскорбление — вот так все и закрутилось. В последние дни эти двое не так много спорили, как поначалу. Они просто старались держаться друг от друга подальше. А если и общались, то сводилось все это к каким-нибудь саркастическим замечаниям. Сэм дважды ругал Маттена за то, что он пытался издеваться над заиканием Дункана, а Эймон отчитывал Дункана за то, что тот насмехался над ростом Маттена. И теперь, когда Дункан поднялся до оруженосца, это, с одной стороны, ослабило их конфронтацию, а с другой, усилило ее. У Маттена больше не было оснований смотреть на Дункана свысока, но в то же время Дункан решил, что теперь он больше не должен прикусывать язык в отношении Маттена. Возможно, все это началось просто из-за того, что они так долго были в пути. Целых две луны они ехали на север и Дункан сопровождал их почти целую луну. И никаких других событий. И никаких крупных поселений на пути. Тут поневоле с ума сойдешь от скуки. До сих пор они останавливались на ночлег под открытым небом, но теперь им волей-неволей пришлось бы устраиваться где-нибудь еще. Припасы, взятые в дорогу, начинали портиться, палатки нужно было залатать, лошадей — подковать, а им самим, чего уж греха таить, помыться. Даже Мелисандра почти утратила свой аромат благовоний, с которым она выехала из Солнечного Копья. Но по сравнению с тем, как разило от того же Бронна… И все же это не отменяло их необходимости остановиться в каком-нибудь нормальном месте. Итак, они решили завернуть в город Харровея. Именно так он и назывался, несмотря на то, что сам род Харровеев давно угас и вымер, став одной из жертв проклятия Харренхолла. В свое время городок вырос вокруг обширной и богато украшенной паромной переправы чрез Трезубец. И Эймону показалось странным, что единственным более-менее надежный мост через эту реку находился в Близнецах. И нигде больше. Возможно, Фреи устраивали козни тем, кто пытался создать им конкуренцию. Или этим занимались лорды Солеварен, которым тоже не нужны были конкуренты. Однако путешественники, едущие из Долины или в нее, предпочитали пользоваться именно этой переправой. Перед тем, как войти в город, они достали из повозок знамена. Маттен в своем усыпанном бабочками плаще дома Маллендоров, ехал впереди, высоко держа знамя Тарли. Дункан, сняв отцовские доспехи и заменив их обычной кожаной одеждой, двигался рядом с ним, держа знамя Блэкфайров. Нетрудно было догадаться, какое из знамен привлечет больше взглядов. Даже те, кто до сих пор ничего не слышал об Эймоне и о его «узаконивании», прекрасно помнили, кому принадлежит символ черного дракона на красном фоне. Флориан вез за собой их поклажу, Бронн и Мелисандра двигались следом. Но важнее всего была Чернокрылая. Сейчас она выросла уже настолько, что Эймону стало совсем тяжело таскать ее на плечах. Потребовалось немало времени и усилий, чтобы уговорить драконицу сменить насест, но в конце концов, она все-таки смирилась с тем, что большую часть времени ей придется ехать в телеге и лишь иногда хозяин будет разрешать ей посидеть у него на плече. К этому времени она выросла до размеров небольшой собаки и, когда она сидела в телеге, вцепившись когтями и крыльями в борт, ее нетрудно было заметить. Особенно с учетом того, что Чернокрылая даже и не пыталась скрываться — напротив, она громко кричала и хлопала крыльями, привлекая к себе еще больше внимания. К тому времени, когда отряд Эймона остановился у постоялого двора, куча зевак провожали его взглядами — кто-то восхищенными, но куда больше было испуганных. Он спешился, оруженосцы пошли убирать знамена, а Сэм зашел внутрь. Сир Флориан, подтянув поближе телегу с поклажей, обратился к нему. — Милорд, — тихо сказал он. — Нам лучше быть начеку. Я буду охранять ваши покои. Флориан и раньше постоянно вызывался дежурить ночью первым, поэтому у него уже образовались темные круги под глазами от недосыпа. Он часто «забывал» будить тех, кто должен был заступать в караул после него и ложился лишь тогда, когда следующий вахтенный просыпался сам. Он был старательным и прилежным человеком — иногда даже слишком. — Отдохните, сир Флориан. Вам это нужнее. Пусть сегодня в карауле побудет кто-нибудь еще, — он понимал, что этого мало, чтобы переубедить рыцаря, и добавил чуть строже: — Если вы не сможете держать меч от усталости, толку от вас все равно будет мало. Флориан покраснел, но возражать не стал. Вернулся Сэм, чтобы сообщить о стоимости ночлега и ванн, когда у них за спиной раздался стук копыт. К ним подъехали восемь рыцарей, сопровождавших своего лорда — судя по цветам одежды и знамени в руках одного из рыцарей, это был лорд Рут или один из его сыновей. — Приветствую вас, путники, — сказал лорд. — Я Элтон Рут, правитель этих земель. Могу я узнать ваши имена? Он старался говорить вежливо, но подозрительность в его тоне прорезалась к концу фразы более чем откровенно. тем временем вокруг стали собираться простые горожане, а хозяин постоялого двора вышел на улицу следом за Сэмвелом. Эймон и Сэм не стали подходить ближе, но каждый из них коротко поклонился. — Сэмвел Тарли, лорд Рогова Холма, — представился Сэм. — А я Эймон Блэкфайр, лорд Башни Радости, — отозвался Эймон. И если представление Сэма успокоило собравшихся, то его имя вогнало всех в ступор. — Что привело вас в Харровей, лорд Блэкфайр? — спросил Рут, почти не обращая внимания на Сэма. — Мне нужен ночлег — не более того, — сказал Эймон. — А завтра я продолжу свой путь на север. Я еду в Винтерфелл, чтобы встретиться с родней моей покойной леди-матери, — и добавил с тихим вздохом: — Я не представляю для вас угрозы, лорд Элтон. Я и лорд Сэмвел путешествуем только с оруженосцами, присяжными рыцарями и жрицей. Мы… — Вы путешествуете не только с ними, — прервал его лорд Рут. — Меня не волнует, куда вы едете, лорд Блэкфайр, и с какой целью. Но вы должны понимать беспокойство того, в чьих владениях оказывается дракон. Над толпой прокатился вздох изумления — как оказалось, не все горожане, привлеченные знаменем с драконом, успели разглядеть Чернокрылую. Эймон посмотрел на телегу — и драконица тут же вскочила на борт, словно знала, что он собирается окликнуть ее. В свете заходящего солнца ее чешуя и в самом деле казалась черной, хотя днем светилась ярким темно-синим цветом. Затем она спрыгнула наземь, заковыляла к Эймону, который встал на колени и взял ее на руки. — Чернокрылая не причинит вреда ни вам, ни вашим людям, лорд Рут, — громко сказал Сэм. — Она еще маленькая, — кивнул Эймон. — Она не умеет дышать огнем. От нее угрозы не больше, чем от незажженного факела, милорд. Повисла тишина. Элтон Рут беспокойно молчал. Все ждали. Краем глаза Эймон заметил, как Бронн тянется к мечу и как Флориан уже сжал пальцы на рукояти. Мгновения тянулись бесконечно, воздух, казалось, густел с каждым ударом сердца. Наконец, Рут обратился к трактирщику. — Лукас, — сказал он. — Проследи, чтобы они получили все, что им нужно. И не бери с них денег. Я все оплачу. Лорд должен проявлять гостеприимство к тем, кто проезжает через его земли с миром. Он одарил Эймона еще одним многозначительным взглядом, прежде чем развернуть коня и поскакать обратно к башне Харровей. И его рыцари последовали за ним. --- Постоялый двор был просторным, чистым и крепким. И они смогли, наконец, расслабиться и заодно пополнить припасы. Сэм чувствовал себя неловко, заставляя Рута оплачивать все это, и уговорил трактирщика взять часть платы с них. Первоначально они хотели снять одну комнату для Эймона с Сэмом, а вторую — для Дункана и Маттена, но потом, поразмыслив, решили, что лучше, если Маттен поселится в комнате Сэма, а Дункан — в комнате Эймона. Третью комнату заняли Флориан и Бронн, которые должны были по очереди нести караул. Мелисандра настояла на том, что ей не нужна комната для ночлега, что она выспалась еще по дороге, а сейчас хочет просто посидеть у огня в комнате Бронна и Флориана. Труднее всего было убедить хозяина гостиницы пустить под свою крышу Чернокрылую. Эймон наотрез отказался оставлять ее в конюшне. Когда они все же его убедили, Эймон заснул сразу, едва его голова коснулась подушки. И ему приснился сон. Он ехал на спине Хьюго через огромное поле, казалось, не имеющее конца и края. Лишь далеко впереди виднелся песчаный пляж. Он ехал, и ехал, и ехал, пока, наконец, копыта его коня не стали зарываться в песок. Тогда он потянул поводья, останавливая своего скакуна, и смотрел, как из воды что-то появляется. Целая армия. Колонны солдат выходили из моря на берег. Их отполированные до блеска доспехи сверкали на солнце. Но у них не было лиц. Под каждым шлемом не было ничего, кроме бушующего пламени. Затем небеса вдруг потемнели и он услышал позади себя крик. И тысячи человек, возникнув из ниоткуда, бросились на него. В их толпе виднелись знамена всех цветов — но они не успели его атаковать, они исчезли в самый последний момент. А вместе с ними исчезла и буря. День так же внезапно сменился ночью. А эти тысячи людей теперь лежали мертвыми на песке и траве позади него. Он окинул взглядами поле смерти — и видел, как от него куда-то вдаль маршируют воины в блестящих доспехах, казалось, отлитых из чистого золота. Маршируют прочь, не оглядываясь и постепенно скрываясь из его взгляда. Он почувствовал дрожь — и это заставило его обернуться. И замереть при виде еще одной фигуры, поднимавшейся из волн. В этот раз женской. Она шла с нечеловеческой грацией, ее кожа и волосы были бледны, словно лед, а глаза сияли, словно голубые звезды. Казалось, она звала его, но он и Хьюго не могли даже шелохнуться, они были парализованы неизвестно откуда взявшимся страхом. Когда он не ответил на ее зов, лицо женщины исказила гримаса ярости — и тут же берег наполнился разными существами. Лошади, собаки, медведи — и, конечно же, люди. И все они были… мертвыми. Гниющими трупами, у которых плоть отваливалась от костей. А над головой пролетела тень дракона. Он посмотрел вверх — как раз в тот момент, когда его окатила струя пламени. Но даже сейчас Эймон не проснулся. Просто оказался в другом месте. Он в отчаянии огляделся по сторонам, и первым, что он увидел, был незнакомый город. С того места, где он был, он видел гавань с башней и каменными стенами, которые в лучах заходящего солнца казались кроваво-красными. Потом под ним задрожала земля и Эймон в страхе отшатнулся, когда из-под земли появился огромный великан, возвышавшийся над любым известным ему замком, над самыми высокими шпилями Драконьего Камня, Сумеречного Дола или Солнечного Копья. Но он не был цельным. Его плоть чернела и трескалась, словно подгоревшее мясо, а кровь и жир пузырылись и сочились из трещин на коже подобно кипящему маслу. Но самым ужасным было его лицо. Оно не выражало ничего, кроме ярости и злобы. Он наклонился, его руки погрузились в почву и Эймон упал наземь, когда рука исполина едва не накрыла его самого. Великан что-то вытащил — и Эймон поднялся в воздух, когда его ручищи подхватили этот предмет вместе с ним. Он отчаянно цеплялся за все, до чего дотягивались руки, пока великан стряхивал с этой вещи землю. Это были лук и стрела. Пока великан готовился к выстрелу, Эймон изо всех сил вцепился в древко стрелы. И вот — стрела полетела к цели, а вместе с ней и Эймон. Он летел к городу, оседлав стрелу, словно коня. Он летел все ближе и ближе, пока, наконец, не начал падать в самое сердце города. Время замедлилось. Эймон видел бегущих мужчин, женщин и детей. Видел, как воины, бросая оружие, обращаются в бегство. Видел, как кто-то падает на колени, моля богов о пощаде и в ужасе глядя в небо. А на них уже падала тень, которую он видел раньше. Дракон с распростертыми крыльями. Эймон побледнел от ужаса. И когда кончик стрелы коснулся земли, это произошло. Он услышал голос с небес — и уже знал, что этот голос принадлежит ему самому. — ДРАКАРИС!!! И был свет. И был огонь. И дальше был лишь пепел. --- Кейтилин III Сон никак не шел к ней. Это было жестоко, что она не могла успокоиться даже в такую ночь. Она прижалась покрепче к Джораху, ее пальцы скользнули по темным и жестким волосам на его груди. Ее Медведь был очень волосатым, совсем не похожим на утонченного лорда с юга, которого она в ранней юности часто представляла в качестве своего мужа. Мужчины в Речных землях нередко брили грудь или даже ноги, если им приходилось много плавать. Вместо лорда ей достался северный варвар. Но она все равно его любила, несмотря на все отличия. Она не сразу обратила внимание, когда он перестал храпеть. — Джорах? — шепотом позвала она. — Похоже, сегодня никто из нас не заснет… — тут же ответил он. Она грустно вздохнула в ответ. — Тебе надо выспаться. Завтра тебе предстоит долгий путь обратно… — Хотел бы я, чтобы ты ошибалась… Но это не так. Завтра я покину этот замок, эту постель… И тебя. — Но ты же можешь остаться? Найди кого-нибудь, кто станет делегатом от Севера вместо тебя… А ты останься здесь. Мы сможем побыть вдвоем на Медвежьем острове, как давно мечтали… Но она знала, что эти мечты так мечтами и останутся. — Ох, Кэт, ты даже не представляешь, как давно я хочу все это бросить… Но Роббу нужна моя помощь и я могу помочь ему в Сумеречном Доле куда больше, чем здесь с тетей Мейдж… — Он уже взрослый. Они с Мирой справляются со всем сами. Хорошо, что ему досталась такая хорошая жена… Она станет отличной леди Винтерфелла. И если уж тебе придется уехать… Может… Ты возьмешь меня с собой? Я буду жить в квартале делегатов в столице. Вместе с тобой. И нам не придется расставаться. А потом мы вернемся на Север, к Роббу, Минисе и Мейдж… Джорах поерзал на постели и серьезно посмотрел ей в глаза. — Ты сама не понимаешь, чего просишь. Жить там… Очень тяжело. Да и я провожу больше времени в разъездах, чем в доме в столице. Но она слышала по его голосу, что он сам очень хочет принять ее предложение. Женщина села на постели, потом перекатилась на него сверху, ее рука погладила его бороду. — Пока рядом со мной мой верный медведь, я выживу в любом змеином гнезде, какими бы опасными они ни были… Она наклонилась и поцеловала его в губы. И тут в дверь постучали. Громко и очень настойчиво. Сама дверь задребезжала в раме от такого грохота. — Леди Кейтилин! Лорд Джорах! Откройте! Это срочно! Джорах зарычал от досады, но, раз уж все равно проснулся… Он вскочил с кровати, на ходу натягивая нижнюю рубаху. — Уиллас, чтоб тебя, — проворчал он, открывая засов. — Надеюсь, это действительно важно… Здоровяк Ходор — Кейтилин так до сих пор и не привыкла называть его Уилласом — стоял в дверях, смущенно переминаясь с ноги на ногу. — Я прошу прощения, милорд, но… Лорд Робб срочно зовет вас в свой солярий. Кейтилин села, прикрывая грудь одеялом. — В чем дело… Уиллас? — Не знаю, миледи, — великан прикусил губу. — Я знаю только… что речь идет о Минисе. --- Они оделись так быстро, как только могли. Кейтилин накинула первое попавшее под руку платье, Джорах же просто натянул штаны — и сразу поспешил следом за Ходором. В солярии их уже ждал Робб, который сидел в кресле совершенно неподвижно, с закрытыми глазами и каменным лицом. Рядом стояла Мира, которая держала руку на спине мужа, словно пытаясь его утешить. С другой стороны от лорда Винтерфелла стоял его кузен Эдрик, сын Бенджена, а рядом с ним маленькая Мейдж и… Домерик Болтон? Этот-то откуда взялся? Нед и Мейдж выглядели испуганными и обескураженными, а Болтон… У Болтона был вид человека, который заглянул в пекло и вернулся оттуда, преследуемый злыми демонами. — Что… здесь происходит? — спросила она, обгоняя Ходора и Джораха. — И где Минни? Никто не ответил. Болтон молча смотрел в огонь очага, у Эдрика и Мейдж глаза бегали во все стороны. Она услышала тяжелые шаги Джораха, который осторожно подошел к ней сзади и приобнял за плечи. — Отвечайте же! — рыкнул он. — Домерик, — на всем теле Робба шевелились одни только губы. — Расскажи им то же, что рассказал сейчас мне. Болтон, услышав свое имя, вздрогнул, словно от удара, но не отвел взгляда от огня. — Нед и… Миниса… Были в Дредфорте, — выдавил он. Кейтилин прищурилась. — Миниса вместе с Мейдж должны были… навестить Мандерли в Белой Гавани, — она сердито посмотрела на сжавшуюся в испуге младшую дочь. — Миниса сама уговорила сестру солгать ради нее, — вздохнул Болтон. — На самом деле она поехала увидеться со мной, но… Пока она гостила у меня… на нас… напали одичалые. Я не знаю, как они прошли так далеко от Стены, оставаясь незамеченными. Они проникли в замок, похитили много золота и пищи, убили нескольких стражников и слуг, и… — И что? Что еще? ГДЕ МОЯ ДОЧЬ? ЧТО С НЕЙ СЛУЧИЛОСЬ? — заревел Джорах и, схватив Болтона за шиворот, шарахнул его телом о каминную полку. И Робб даже бровью не повел, чтобы остановить его. А Кейтилин просто оцепенела. Она уже понимала, что он скажет. — Ооо… Они ее схватили! — Болтон стиснул зубы и на его глазах появились слезы. — Одичалые схватили ее! Пол, казалось, подпрыгнул к ней, когда она упала на колени. — Мама! — услышала она крик Мейдж и девочка тут же подскочила к ней. Подняв глаза, она увидела, как Джорах трясет мальчишку Болтона. — …слать ворона! Они проникли в воронятник и перебили всех воронов, которые знали путь до Винтерфелла! И тогда я сам поскакал, чтобы сообщить! — хрипел Болтон. — Все мои люди, кто уцелел, заняты ее поисками! Но я… — Но ты явился сюда, чтобы организовать охоту на одичалых, — закончил Робб, по-прежнему сидящий в полной неподвижности. — Чтобы мы могли их убить и вернуть ее. — Зачем… — еле слышно прошептала она, чувствуя, как по лицу струятся горячие слезы. — Зачем… — слова застревали в горле. — Зачем она туда поехала? Почему она поехала к тебе, Болтон? Почему она солгала? Джорах посмотрел сначала на нее, потом на Домерика. Заставил себя отпустить парня и отойти назад. — Объяснись, Болтон. Он молчал — и тогда Робб снова заговорил зловеще-тихим голосом, в котором уже открыто звучала угроза. — Я велел тебе рассказать все, Домерик. Все. Болтон скривился, но затем собрался с духом, вздохнул начал. — Мы с Минисой… Мы очень сблизились в последнее время. И когда они с Недом приехали в гости, мы втроем собрались в богороще Дредфорта, где я перед лицом Старых Богов взял Минису Мормонт в свои законные жены. И теперь не успокоюсь, пока мы ее не найдем, потому что она моя, а я ее и… Все слова, которые он заготовил, так и не успели выйти из его рта. Кулак Джораха с силой врезался в челюсть парня и в следующую секунду его бессознательное тело рухнуло на пол. — Ах ты ублюдок! Сукин ты сын! Да я удавлю тебя за такое! — ревел Джорах, не замечая, что Болтон его попросту не слышит. — А потом выну из петли и четвертую! У Кейтилин звенело в ушах, сердце готово было проломить грудную клетку и выскочить наружу. Она не чувствовала обнимавших ее рук Мейдж. — Нет… нет, нет, нет, — повторяла она. Мейдж крепко прижималась к ней, но она не замечала этого. Она не замечала ничего, кроме холода. — Робб, — тихо сказала женщина. — Найди ее. Найди ее, Робб… Ее начало трясти. На мгновение свет из очага померк, когда сын, встав с кресла, опустился перед ней на колени. Она посмотрела наверх — и увидела его глаза. Они были совершенно белыми. Словно перед ней был не ее мальчик, а разгневанный демон, пришедший откуда-то из ледяных пустошей. Никому другому не могли принадлежать такие жуткие бесчеловечные глаза. — Мы найдем ее, мама. Мы уже охотимся за ними. Мы найдем ее. У нас есть ее запах. И их запах тоже. Мы найдем их. И порвем их всех в клочья. --- Элейна VIII «До Арбора доберемся быстро, оглянуться не успеешь», — так сказал ей Теон. Не добрались. Первым, что ей запомнилось в этом путешествии, были корабли Ланнистеров, которые пришлось обходить стороной. А для этого разбиться на небольшие эскадры для скорости и незаметности. Не вышло. Ланнистеры все равно их заметили и начали преследование. Они быстро нагнали эскадру Теона и тот, недолго думая, затолкал ее под палубу вместе с Ярой и другими детьми, женщинами и ранеными членами экипажа «Морской суки». Ланнистеры их так и не догнали, но это все равно заставило ее понервничать. А потом, когда опасность миновала, она сразу направилась к Теону. — Послушай, разве я здесь не для того, чтобы помогать в таких делах? Чтобы ты мог добраться до цели, не ввязывась в стычки? — Ты ценный трофей, — согласился Теон. — Но не такой, который мы можем использовать снова и снова. Если ты примелькаешься, они запомнят, на каком корабле ты находишься и куда мы идем. А вот о случайных кораблях Железнорожденных докладывать, может, и не станут. Если не решат, что на одном из них пропавшая принцесса. Намек ясен, надеюсь? Она недовольно зыркнула на него исподлобья, но ничего не сказала. Последующие дни она занималась, в основном, Ярой. Девочка обожала слушать сказки о драконьих всадниках, но не отказывалась и от других, которые знала Элейна. Например, о Флориане и Джонквиль в местном варианте, где Джонквиль была красавицей с Железных островов, чья семья завоевала Девичий Пруд для Хоаров, а Флориан — бастардом лорда Грейджоя, которого родила свергнутая принцесса дома Юстманов. Веселым и сильным рыцарем Речных земель, влюбленным в Железнорожденную принцессу. Но она не только занималась учебой девочки, но и училась у нее сама. Яра гораздо лучше нее разбиралась в устройстве корабля — пусть и не очень умела с ним обращаться, но знала очень много. Теперь она учила Элейну морским словам и постоянно поправляла, когда та говорила «справа», «слева», «спереди» и «сзади» вместо «правый борт», «левый борт», «нос» и «корма». Элейна учила Яру таким важным для нее вещам, как придворный этикет и мода, а Яра каждый вечер, перед сказкой на ночь, учила Элейну вязать узлы, демонстрируя их на куске пеньковой веревки, а потом девушка помогала дочери Теона заплетать косички. — Да это же совсем просто! Это каждый умеет! — говорила Яра. — Представь себе, что это… ну… два дракона летают! Мимо друг друга, да! И вот этот летит влево, потом вправо, потом вниз, еще вниз, а потом снова влево. Да, представь, что это… например, Пламенная Мечта! А это Вермакс. Он летит вправо, потом вниз, вниз, и опять вправо. И — готово! Они навеки вместе, как Джонквиль и Флориан. Запомнила? Этот узел называется «Двойным разорителем». Элейна тихо смеялась, пока практиковалась в вязании узлов с тонкими концами веревки, один из которых был выкрашен красным, чтобы новичкам было легче. «Было бы интересно, если бы на месте Джонквиль и Флориана оказались вдруг Хелейна Таргариен и Джекейрис Веларион…» — подумала она. А потом дотронулась до драконьего яйца на коленях. Погода была ненастная и оно согревало ее, пускай никто другой не чувствовал его тепла. — А ты представь, что Джонквиль и Флориан были драконьими всадниками! И сразу все получится! — девочка словно угадала ее мысли. Она улыбнулась и покачала головой. — До Таргариенов драконов не было, Яра. — Да ну! А как же Каннибал, Овцекрад, Серый Призрак? Это дикие драконы, никто не знал, откуда они взялись и кто отложил их яйца! Их просто нашли на Драконьем Камне. А Каннибал жил там еще до Таргариенов. Это вестеросские драконы, понимаешь? Элейна с интересом посмотрела в глаза Яры. Вряд ли девочка сама до этого додумалась. — И где ты это прочитала, позволь спросить? — В дядиных книгах! Их мне дядя Эурон дал! Эурон… Яра так хорошо о нем отзывалась. И ей от этого было не по себе. Она и сама знала, почему. Эурон, которого она видела, был человеком темным и очень опасным, но при одной мысли о нем у нее теплело в животе. Она знала, что у каждого мужчины есть какая-то слабость — и маленькая внучатая племянница точно не была слабостью Эурона. Но он все равно настоятельно просил Теона почаще возить Яру к нему на «Молчаливую», чтобы составить ему компанию. Она и сама не могла сказать, почему это так ее беспокоит. Просто инстинктивно старалась удержать малышку подальше от Эурона. Может, это была просто глупость. Теон, судя по всему, считал именно так. — Что ж… Это тоже верно. Никто не знает, как они здесь появились. Ладно, будь по-твоему, наверное, в Вестеросе и правда водились драконы. Их родиной была Валирия, но драконы умеют летать и летают очень далеко. И кто-то запросто мог перелететь через море и поселиться здесь, напугав старинных королей Первых людей до полусмерти. — Ага! — торжествующе улыбнулась Яра. — И может, они живут здесь до сих пор! Овцекрад с Крапивой исчезли, а Каннибал просто улетел. Может, они все еще живы. — Они уже тогда были очень стары. Старше, чем Балерион или Вхагар. — Ты же рассказывала, что Балерион вернулся с Эйреей весь израненный, правда? И из-за этого он умер раньше срока! Когда ран много, так бывает, я сама видела такое. Ее слегка обескуражило то, с какой небрежностью Яра говорила о смерти. — Да, это так… Возможно, они отложили яйца — и они где-то ждут, когда им помогут проклюнуться. — Я просто не могу поверить, что драконы просто взяли и вымерли. Элейна посмотрела на яйцо у себя на коленях. — Может, ты и права… — она стряхнула странную отстраненность, охватившую ее на мгновение. — Ладно, ты меня убедила! Да, в Вестеросе жили драконы. И у Флориана и Джонквиль, возможно, они тоже были. Как думаешь, как их звали? О, для Яры это было просто чудесной темой… Они даже сказку пропустили, придумывая имена для драконов Джонквиль и Флориана. Яра заявила, что именно их драконы были родителями Каннибала. И добавила, что когда-нибудь она обязательно запишет это в книгах Родрика Чтеца. И тогда все об этом узнают, правда-правда! --- Однажды Элейна, поднявшись на палубу, поняла: что-то не то. Она знала, что они уже добрались до пролива Редвинов и на горизонте виднелся Арбор. Но корабли почему-то шли прямо к нему. И матросы с налетчиками явно к чему-то готовились, облачались в доспехи и проверяя снасти. До сих пор Элейна старалась игнорировать членов команды «Морской суки». Потому что половина из них встречала ее насмешками, вторая — просто раздевала ее взглядом. Возможно, если бы не эта отчужденность, она заметила бы неладное раньше. Подошел Теон — скорее всего, просто затем, чтобы отвести обратно на нижнюю палубу. — В чем дело? — спросила она, пока он этого не сделал. Драконье яйцо, как обычно, она прятала под плащом, чтобы согреться под порывами морского ветра. — Эурон сказал, идем туда. Мы окружили Арбор и готовы ударить со всех сторон. — Что? Зачем? — Чтобы забрать у них то, что нужно нам. Зачем еще грабить? Кровь отхлынула от ее лица. — Но зачем? Они не представляют угрозы… — Именно поэтому. Остатки флота Редвина несколько дней назад покинули гавани. Самое время врезать по ним как следует. — Но зачем? Она ожидала, что Теон разозлится на ее упорство и глупость. Но он выглядел… смущенным. Словно ребенок, объясняющий родителям причину своих проказ. — Тут такое дело… Люди… Они размякли. Когда была блокада, каждый из них готов был драться насмерть, но потом пришел Эурон и прорвал ее. Многие, конечно, до сих пор хотят лить кровь зеленников за смерти своих родных. Теперь мы… идем с Эуроном… В пути мы совершали небольшие набеги, да, но Арбор… Его придется штурмовать с боем. Но и добыча обещает быть стоящей. Мы возьмем столько припасов, что их хватит до самых Ступеней. Но заплатить за него предстоит железную цену. Железнорожденные… она думала, что начала понимать их. Теон уже объяснил ей сущность железной цены. Золотую цену они отвергали — для них она была сродни обману. Ее платили те, кто не работали для того, чтобы получить то, что им нужно, а просто считали, что желтый металл дает им право на вещи, которые они не могли сделать сами или взять силой. Бейлон, конечно, предпочитал последний вариант… Он думал, что даже если золото честно заработано, настоящий мужчина не должен договариваться о цене, а взять свое по праву сильного. Поначалу это казалось ей просто дикостью. Потом она поняла, что в этом тоже была своего рода честь. Если человек готов был пролить кровь ради чего-то, это все-таки давало ему какую-то правоту. Теон рассказывал ей о старых временах, например, тех, что наступили после падения Далтона Красного Кракена, когда железная цена стала эталоном в буквальном смысле и люди не расплачивались золотом, а выполняли работу и воевали в обмен на товары и прочие блага. Или ставили вещи на кон и сражались за право забрать все себе. Или забирали то, что им было нужно — и оставляли что-нибудь свое в качестве «цены», чтобы избежать обвинения в воровстве. Пусть и с трудом, пусть и окольными путями, но она начинала их понимать. И все же ей до сих пор не нравились грабежи, движимые исключительно алчностью и кровожадностью. Сама бы она предпочла завоевать Арбор и править им, а не просто налететь, схватить и убежать. После того, как Железнорожденные испытали на себе нищету и голод, ей казалось несправедливым обрекать на то же самое ограбленных жителей Арбора. Но она не имела на этом корабле права голоса. Поэтому молча спустилась вниз. Потом корабли ткнулись в берег. Потом зазвучали рога. Потом мужчины ушли. Время шло. И вот она услышала, как люди начинают возвращаться. И уже по тому, какой походкой они шагали по палубе, Элейна могла понять, что это не Железнорожденные. Она поняла это даже раньше, чем над ней раздались звуки боя, когда матросы, оставшиеся охранять «Морскую суку», начали ее защищать. — Давай, дорезай этих и осмотрим лоханку как следует. Посмотрим, чего хорошего есть у этих выродков! — крикнул кто-то. А затем она услышала, как над головой открылся палубный люк. Элейна оглянулась — с ней на нижней палубе не было никого, кроме раненых, больных, женщин и детей. Все они замерли, затаив дыхание. — В каюты! Живо! — шепотом крикнула она, поймав себя на том, что ей нравится командовать. И люди тут же сорвались с места, бросившись в безопасное место. Сама Элейна вбежала в каюту Яры. Любопытная девочка высунулась из двери, когда принцесса схватила ее, втолкнула внутрь и заперла дверь. Потом бросила драконье яйцо на кровать. Потом встряхнула Яру и приказала замолчать. Как же хорошо, что на двери был тяжелый железный засов, который она тут же задвинула. Нет, этого мало. Она схватила тяжелый сундук с книгами и с натугой придвинула его к двери. А они были уже снаружи. — Осмотрите тут все! — крикнул один арборец. — И убейте любую железнорожденную тварь, какую найдете! Оставалось лишь молиться, чтобы они забрали то, что им нужно, и ушли. Или чтобы Теон вернулся со своими бойцами. Шаги. Стук. Хлопанье дверей. Потом кто-то ударил и в их дверь. Засов и тяжелый сундук держали крепко. Кто-то несколько раз ударил по двери кулаком. — Ты смотри! Должно быть, здесь что-то ценное хранят! — сказал кто-то. Элейна отбежала в дальний угол, таща Яру за собой. — Держись за мной! — прошептала она. Но что она могла сделать? Здесь не было ни подсвечников, ни даже посуды. Но она была полна решимости сделать хоть что-то. А потом дерево хрустнуло и Элейна вздрогнула от испуга при виде врезавшегося в дверь лезвия топора. Совсем как тогда… Потом был еще один удар. И еще. Сердце Элейны готово было вырваться из груди. Что ей делать? Что она могла сделать? Боги, да что же ей делать? Может… Ее взгляд упал на яйцо. А сквозь пролом в двери чужой взгляд упал уже на нее. — Так-так… — послышался тот самый голос, в котором не осталось ничего, кроме грязной похоти. Зеленый глаз посмотрел сначала на нее, потом на Яру. И от этого ее внутренности сжались еще сильнее. Откуда-то сверху донесся еще один крик. Потом еще несколько. Она не знала, кто это кричит. Потом ои так же внезапно стихли. И ей стало еще страшнее. — Стойте! — крикнула она, в ответ был лишь смех — и новый удар топора в дверь. — Я сказала, остановитесь! Я, принцесса Элейна из дома Таргариенов, приказываю вам остановиться! Мужчина с топором внезапно замер. — Ч… что? — не поверил он. Вгляделся повнимательнее. Света в каюте было очень мало, но достаточно для того, чтобы разглядеть ее белые волосы. И он понял, что она не врет. — Парни, все сюда! Вы не поверите! Я нашел пропавшую принцессу! Я нашел принце… Он внезапно булькнул, не закончив фразу, потом упал вниз. А звуки боя раздавались уже из трюма. Только сейчас она поняла, что Теон все-таки вернулся. Несколько минут криков и звона мечей — и наступила тишина. И корабль снова начал двигаться. — Яра! Ланна! — раздался за дверью испуганный крик Теона. — Я здесь! Они не прекращали трястись от страха, отодвигая сундук и отпирая засов. Едва дверь открылась, Теон бросился внутрь и прижал к себе дочь. И ее тоже прижал. Она почувствовала… что-то новое по отношению к нему. Ощутив дыхание смерти, девушка испытывала неземную радость при появлении того, кто отогнал ее прочь. Того, с кем они с Ярой, наконец, чувствовали себя в безопасности. --- Как всегда, уложив Яру спать, она пошла в каюту Теона. И сегодня — наверное, впервые за все это время — ни один из матросов не сказал и не показал ей ничего плохого. Никто не свистел ей в след, не бормотал под нос всякие пошлости. Уважительные кивки, приветственные взмахи рукой — в худшем случае на нее просто не обращали внимание, пока она шла к своему… морскому мужу? Как у них это правильно называется? Это должен был быть их первый серьезный разговор с момента отплытия от берегов Арбора. Теон сгорбился в кресле, укладывая протез руки в ящик. Она села напротив него. — Что это было? — спросила она. Теон несколько секунд молчал, потом заговорил. — Мы… Это должен был быть обычный набег. Взяли немного вина, немного хлеба и зерна. Муки еще взяли. Но они, оказывается, нас ждали, вопреки словам Эурона. Мы должны были напасть на их самые уязвимые места, сосредоточив все силы, но… — Но Эурон не внял твоему совету, — закончила она. — Не внял. Он был уверен, что у них слишком мало людей, а значит, нужно ударить со всех сторон сразу. Что ж… По крайней мере, для некоторых из сторон их было более чем достаточно. Неважные участки берега они вообще не охраняли. Важные, вроде того, на который напали мы… Ты сама все видела. Несколько наших кораблей вырезали подчистую. — А… Эурон… как он… — О, — хмыкнул Теон. — Мой дядя просто счастливчик. Он напал на одно из самых неважных с точки зрения стратегии мест. Редвиновских вояк там вообще не было. А чего это тебя вдруг интересует? — Н… не знаю… Просто интересно, — она еще раз убедилось в том, что Эурон был бы рад если не смерти Теона, то, как минимум, его унижению в глазах других островитян. — Я… слышала крики еще до того, как ты вернулся. Мы потеряли кого-нибудь? Теон еще больше поник. — Они вломились в ту комнату, где были раненые и больные. И зарезали всех прямо в постелях. Пять человек. Потом пошли туда, где спрятались женщины… Дагмер… мой первый помощник… Он узнал, что его сестра и ее сын погибли. Мальчик еще не справил свои тринадцатые именины. Она закрыла глаза и пробормотала молитву за упокой погибших. А потом почувствовала, как в груди поднимается усталая злость. — Оно того стоило? Стоило все это вино и зерно жизни мальчика и его матери? — ее слова были насмешливы, но ее тон был искренним. Теперь она отказывалась понимать этих людей. Как они могли верить в то, что такая жизнь была правильной? Теон встретился с ней взглядом. И она видела, что он не хочет ее одернуть, он думает над ее словами. Тяжело думает. Неужели он еще сомневается? — Нет, — наконец, выдохнул он. — Не стоит. Ни вино, ни зерно, ни золото, ни слава, ни доблесть. Ничто не стоит гибели твоего ребенка. И сегодня я чуть было не потерял еще одного. Потерял бы — если бы не ты. И другие… Если бы ты не отвлекла их, они бы не успели укрыться, пока мы не подошли. Возможно, этого времени им и хватило, чтобы… Ты спасла им жизнь просто тем, что оказалась здесь и сказала свое слово. От этих слов у Элейны стало тепло на душе. — Я… Я рада… что помогла им, но… — Что, «но»? — Теон, я была совсем беспомощна. Как тогда… Я снова была заперта в комнате и могла лишь дожидаться, когда враги вернутся ко мне. Но в этот раз у меня не было ни осколка, ни ножниц. Только имя, которым я могла защититься. И мне очень повезло, что они меня услышали. Хватит! Мне надоело быть беспомощной. В следующий раз мое имя может не спасти меня, если враг ворвется в комнату. Тогда мне останется лишь броситься на его клинок и молиться, чтобы этих секунд хватило Яре на то, чтобы скрыться. С каждой фразой она говорила все громче и злее. А Теон смотрел на нее с нарастающим… неужели весельем? Или… или гордостью? — И что ты хочешь с этим сделать? — спросил он. Она гордо вскинула голову. — Железнорожденные не возражают против того, чтобы женщина умела сражаться? — Мы от них этого не требуем, но… одобряем, да. Сильная женщина дает сильное потомство. — И если я начну учиться драться, твои люди не станут возражать? — Нет. Ты действительно этого хочешь? Учиться сражаться? С мечом? Она вздохнула. — Когда враг ко мне придет в следующий раз, я хочу хотя бы попытаться остановить его сама. Мне надоело прятаться в запертых комнатах. Я не смогу так защитить ни себя, ни тех, кто мне дорог. Теон довольно кивнул. — Ложись спать, Ланна. Отдохни как следует. А завтра мы начнем, — а потом усмехнулся. — Не боись, мы еще сделаем из тебя Железнорожденную, принцесса. --- Мия VIII Постепенно становилось легче. Ей не хотелось в этом признаваться самой себе, но она обнаружила, что править людьми ей нравится. Возможно, это кровь Баратеонов взыграла в ней. Или та капля, что досталась от Таргариенов. Пускай она так и не добилась безусловного уважения всех сразу, но они прислушивались к ее приказам. И быстро убедились в том, что большинство из них весьма умны. Конечно, были и те, кто пытался игнорировать ее положение. Но она знала поговорку о том, что ленивого мула невозможно заставить идти быстрее, но пока колеса телеги крутятся, это не так уж и важно. По совету Иглы она взяла себе оруженосца из знатных. Роберту Транту было четырнадцать, но его глаза, казалось, уже разменяли пятый десяток — таким суровым и… скорее даже затравленным был взгляд этого мальчишки. Она знала, что Роберта отправили на Стену за убийство своего кузена, что само по себе не вызывало доверия. Но потом Трант обмолвился о том, что кузен предлагал ему посвящение в рыцари и другие услуги… И о том, что именно он требовал взамен. И все же, какими бы ни были его мотивы, он оставался братоубийцей. За которым, вдобавок, тянулись слухи о том, что он сам совратил старшего кузена, а потом убил, не желая огласки. Тем не менее, Стена для парня была не местом ссылки, а, скорее, укрытием от того, что ждало его дома. Игла по ее просьбе выяснил некоторые подробности о Транте. Он участвовал в секретных сходках высокородных братьев в Щитовом чертоге, где над ним постоянно издевался, раздери его Иные, Лоррент. Общий враг уже сам по себе был несомненным плюсом, но ее внимание привлекло еще и то, что Роберт неизменно пресекал любые плохие слухи о Мормонте. За нее он не заступался, да и ладно. И несмотря на то, что Лоррент, помешанный на теме педерастии, пытался убедить всех в том, что Трант тоже «из этих», остальные ему не верили. Если Роберт сам соблазнил своего родственника, зачем он его потом убил? И зачем пошел на Суд семерых, защищая свою невиновность? И ведь он был единственным выжившим из четырнадцати. И убил еще одного своего кузена, вышедшего в бой на стороне обвинителей. Большинство высокородных братьев были довольно набожны — и верили, что боги сами указали им на невиновность Транта. Но он все равно оставался довольно отчужденным — а значит, она могла ему доверять. У мальчишки не было предубеждения ни к ней, ни к Игле. По крайней мере, таких, какие мешали его работе. И поэтому, когда он вдруг стал нервничать, путаться и у него внезапно все стало валиться из рук, она сразу поняла: что-то здесь не так. Она была в покоях мейстера, разговаривая с ним об отправке воронов во все крупные города Вестероса. Мормонт как раз прислал отчет о походе: разведчики заметили большую банду одичалых, но когда солнце закатилось, их глаза засветились синим. Естественно, он просил никому не разглашать эту новость и увеличить вербовку новых рекрутов. Их опасения подтвердилось: по ту сторону Стены мертвые поднимались. Вихты, как их называли в книге мейстера. И им нужно было больше людей для охраны Стены. Больше умелых воинов для того, чтобы возвращать немертвых к мертвым. Вот только как это сформулировать? Что сказать, о чем умолчать. Она решила посоветоваться с другими кастелянами и Мансом, чтобы они не видели в ней тирана и деспота. Она как раз об этом раздумывала, когда в дверь постучали. Она покосилась на мейстера Эймона, который, похоже, и сам не ожидал других визитеров. Его слепые глаза глядели в пустоту. — Войдите, — проскрипел он. — Войдите! Войдите! — закаркал Повторюн, как всегда сидевший у нее на плече. Она старалась с этим бороться и часто оставляла его в покоях Мормонта — не хватало еще, чтобы братья решили, что она хочет заменить Старого Медведя во всем и навсегда. Мейстер так не считал. Хоть это радовало. Дверь открылась и в проеме появился Трант. Очень взволнованный, хотя и по-прежнему серьезный. И, похоже, принявший какое-то серьезное решение. — Лорд кастелян, — сказал он. — Я должен поговорить с вами. Наедине. Она посмотрела на него и кивнула. — Зайди и закрой дверь. Все, что ты можешь мне сказать, можешь сказать и мейстеру. На Стене нет никого, кому я доверяю, кому я могу довериться больше него. — Него! Него! — каркнул Повторюн и добавил: — Зерно! Зерно! Она вздохнула и высыпала несколько зерен из мешочка, который всегда носила с собой для этой проклятой птицы. Трант колебался, но все-таки вошел и запер за собой дверь. Потом остановился возле стола. — Итак? — Милорд… — начал он, а потом вдруг резко сел на табурет, скрестив руки на груди. Теперь он уже не казался сорокалетним мужчиной в теле подростка. Он был стариком, способным соперничать в долголетии с мейстером Черного Замка. — Расскажи нам, мальчик, — приказал мейстер Эймон строго, но не зло. — Мы сохраним все в тайне и я обещаю, что ты не понесешь наказания, даже если ты в чем-то причастен… Мия нахмурилась, предчувствуя что-то нехорошее. — Милорд… Мейстер… Я хочу сообщить о заговоре. Вернее, об измене. Это не просто разговоры. Они уже готовятся начать… — Так, — она наклонилась вперед. — Рассказывай все по порядку, Трант. Немедленно. — Вчера вечером мы собрались в Щитовом чертоге. И сегодня тоже. Меня отвели в небольшую комнату для разговора… Это кладовая рядом с главным залом. Там были сир Мартин Бракен, сир Маркус Липпс, сир Джейме Доггетт, сир Эртур Ледибрайт, сир Стеффон Свигерт и сир Александер Стедмон. Они обсуждали планы по вашему смещению с должности кастеляна Черного Замка. Это было вчера. А сегодня они уже сделали первые шаги по осуществлению своего заговора. Мия не удивилась. Она была готова к чему-то подобному. В каком-то смысле это было неизбежным. — Почему они тебя пригласили, Роберт? — В последнее время я перестал пресекать неуважительные разговоры о лорде-кастеляне и других командирах Дозора. Они решили, что я, служа лорду-кастеляну личным стюардом, разочаровался в нем и стал сочувствовать им. — Это так? — спросила она. — Нет, — покачал головой Трант. — Я сделал это потому, что так сказал Эддард из Зимнего городка. Он решил, что так можно втереться в доверие к вашим врагам в Дозоре. Он был прав. — Прав! Прав! Она покачала головой. Сейчас она не знала, что ей делать с Недом Иглой. То ли поблагодарить, то ли высечь за то, что он крутит свои интриги у нее за спиной. — Продолжай, Трант. Что за план? — Он состоит из трех частей. Первым делом я, как человек, приближенный к вам, должен буду отправить поддельное письмо командиру Мансу в Восточный Дозор. Что вы, якобы, хотите стать лордом-командующим и просите его о поддержке. У них есть сообщник в Восточном Дозоре, который сделает то же самое от имени Манса. Затем они возьмут коней и пошлют всадника к Мормонту с письмами, которые они, якобы, перехватили. Чтобы он решил вас снять с поста и отдать под суд. Если же он откажется, они сделают нужные показания других стюардов. Если потребуется, то принудительные. Они должны будут сказать, что вы с лордом-командующим были… ну… близки. А дальше вас арестуют по одной из этих причин. Или убьют, если вы будете сопротивляться. То есть ее убьют в любом случае. А потом скажут: «он пытался бежать». Она подняла руку, давая знак замолчать. — И они уже начали? — Да, милорд. Прямо сейчас, пока мы говорим, сир Джейме на конюшне готовит коня и провизию. И вот письмо, которое я должен отправить. Трант вытащил маленький пергаментный свиток. Она развернула его — и вчиталась в несколько предательских строк. Несколько таких свитков могут убедить кого угодно. Убедить в том, что их автор действительно намерен узурпировать власть. — Спасибо… Роберт. Мейстер, что вы посоветуете? Старик выглядел серьезным. — На такое… может быть только один ответ. Собери людей, кастелян. Тех, кому доверяешь. И немного тех, кто колеблется — иначе заговорщики потом скажут, что это ты сговорился против них. Проконтролируй их арест. И их наказание… --- Игла и еще четверо братьев поймали Доггетта, когда он уже седлал коня. Сира Джейме заперли в темнице, а следом за ними туда отправились и остальные из списка Транта. Их продержали под замком два дня под строгой охраной, пока Трант, Игла и Полливер искали свидетелей. Трое черных братьев подтвердили, что видели, как обвиняемые регулярно собирались вместе. Семеро поручились, что арестованные часто ходили вместе в кладовую Щитового чертога, иногда приглашая с собой кого-то еще, но она не была уверена в том, что они тоже были замешаны или даже знали о заговоре. В Восточный Дозор-у-моря был послан ворон с предупреждением Мансу о том, что в его окружении есть предатели. Затем она заставила свидетелей подтвердить свои показания перед остальными обитателями Черного Замка. Трант тоже все подтвердил. Он показал письма и двое братьев узнали почерк сира Мартина. Все это время обвиняемые хранили молчание. Она дала им шанс защитить себя. Сиру Джейме хватило чести признать свое участие в заговоре, но на вопрос о том, кто еще участвовал, он ответил гордым молчанием. Липпс расплакался и клялся, что ничего не знает, что его оговорили и что он заслуживает пощады, в отличие от остальных. Все остальные тоже просили пощады, но не так унизительно, как сир Маркус. Единственным, кто за время суда не произнес ни слова, был Ледибрайт. Рыцарь-дорниец не отвечал на вопросы, не реагировал на обвинения, но она считала, что это все равно ничего не изменило бы. Слишком уж весомыми были улики против них. Особенно после того, как один из стюардов рассказал, как Липпс угрожал ему, требуя «признаться», что видел Мормонта и Милу Стоуна в одной постели. Приговор был однозначным. Она позволила им провести еще одну ночь в камерах, пока остальные братья готовили виселицы. На следующее утро каждому казнимому накинули на шею петлю. Она подошла к каждому, давая возможность сказать последнее слово. — Прошу вас… Не говорите моим родным, как я умер, — попросил Бракен. — Скажите… Скажите, что я пошел на разведку и не вернулся. — Можете осуждать меня как вам угодно, — сказал Доггетт. — Но я умру за правое дело. За то, во что верю. А вы можете сказать то же самое о себе? — Я… Я… Я не знал… Меня заставили… — всхлипывал Липпс. — Меня обманули… разговорами о величии и славе… О праведности… Я был пьян… Я поддался… простите… — Да завали ты уже! — рявкнул Свигерт. — Забыл уже, что это была твоя идея? Больше он ничего не добавил. — Да помилует всеблагая Матерь меня и Дозор, — произнес Стедмон, глядя на Мию полными ненависти глазами. Последним был сир Эртур. Она подошла к нему, не ожидая, что он хоть что-нибудь скажет. Она ошиблась. — Ты не победил, евнух, — выплюнул дорниец. — Не победил. Ты не сможешь испоганить Дозор. Ты не возьмешь власть, как бы тебе этого ни хотелось, — он повернулся к толпе и закричал: — Братья! Рыцари Дозора! Стойте крепко! Это все равно произойдет! Дозор будет очищен от ублюдков и выродков и станет орденом чести и благородства! Колесо праведности не остановить! Когда придет ваш час, отдайте свой голос и свой меч за правое дело! Каждое его слово заставляло ее закипать от злости. Он еще продолжал говорить, когда она подошла к краю виселицы, и едва он произнес последний слог, она перерубила веревку. Подпорки упали, шесть пар ног задергались в воздухе. Она смотрела в толпу черных братьев. И легко нашла ненавистный взгляд своего «заклятого друга» Лоррента. Как бы ей хотелось, чтобы он в тот день был в той же комнате с Трантом! Как бы ей хотелось, чтобы кто-нибудь из заговорщиков назвал его имя! Но он, похоже, успел надоесть хуже горькой редьки не только ей. А просто так убить его без доказательства вины она не могла. — Братья! — крикнула она. — Вот чем заканчиваются заговоры. Вот чем кончаются измены. Эти люди замышляли нанести нам удар в спину в момент, когда мы столкнулись с величайшим врагом из всех, кого человеческий род когда-либо встречал! Когда мы должны встать плечом к плечу и стоять насмерть, как приказал нам лорд-командующий! Стоять всем вместе… или погибнуть поодиночке! Милу Стоун, кастелян Черного Замка, развернулся и медленно пошел в свои покои. Юный, крепкий и сильный, сделавший то, что должно было быть сделано. Свершивший правосудие. А в противоположную сторону бежала Мия Стоун, только что убившая шесть... нет, семь человек. Шестеро раскачивались на виселице. Шесть черных братьев, погибших от ее руки — просто за то, что усомнились в ее лидерстве. А седьмая бежала прочь, во тьму. Ее тошнило. Ей хотелось плакать. Плакать навзрыд. Но ее глаза оставались сухими, а губы сжатыми. Ее тело больше ей ей не принадлежало. Ее взгляд смерил снизу вверх Стену, огромную и безразличную, делавшую ничтожным все остальное своими габаритами и знанием того, что было там. Это был их бог, холодный и жестокий — но стоявший между миром людей и тем, что несло им судьбу хуже самой смерти. И ради того, чтобы Стена продолжала стоять, она убивала хороших людей. Потому что так требовало их божество. Убивала, переступив свое горе, свою боль, свое омерзение и свой стыд. Она убила девушку, которой когда-то была, и принесла ее в жертву Стене.