Сжечь их всех!

Мия Х Она почти загнала своего коня бесконечной скачкой по заснеженной равнине. Но у нее не было выбора. Она должна была добраться до замка Крастера как можно быстрее. И добралась. Она не ожидала увидеть такого. Думала, что печально известный Крастер, одичалый, которого записи Мормонта описывали как крайне жестокого и высокомерного отшельника, трахавшего собственных дочерей, живет в какой-нибудь землянке, лачуге, хижине, где не поместился бы никто, кроме его самого и его наложниц. Но вместо этого перед ней показалась настоящая деревянная крепость, окруженная шатрами и хижинами. И не все они принадлежали Ночному Дозору. — Стоять! — услышала она резкий окрик и конь встал на дыбы перед вышедшими из-за кустов двумя черными братьями с натянутыми луками. — Спокойно, свои! — крикнула Мия в ответ своим обычным «мужским» голосом. — Я еду из Черного Замка с важными новостями для лорда-командующего! Дозорные замялись. А она не знала, что делать дальше. Они ее узнали? Она их — точно нет. Но если они ее узнают и при этом окажутся заговорщиками… Скорее всего, они попытаются убить ее прямо здесь. — Ну езжай, раз так, — один из братьев опустил лук. И Мия, не сдержав вздоха облегчения, проехала мимо них. Оказавшись внутри частокола из бревен, она сразу заметила около десяти мужчин-одичалых. И это казалось ей… таким неправильным. В то же время она обратила внимание на то, что братья Дозора и одичалые держатся наособицу и, похоже, находятся в одном шаге от того, чтобы начать друг друга резать. Что ж, хотя бы это казалось ей естественным ходом вещей. Но пока между сторонами сохранялось хрупкое перемирие. Естественно, одичалые хотели, чтобы дозорные ушли или умерли. Но их было слишком мало, чтобы исполнить свое желание силой. Наконец, она нашла палатку, в которой жил лорд-командующий — она была больше остальных, а рядом с ней стоял грубо сколоченный деревянный стол, за которым проходили собрания командиров. Именно за этим столом и сидел Джиор в окружении нескольких братьев рыцарского сословия, выделявшихся хорошо изготовленными доспехами и украшенными позолотой мечами. И с ними за столом сидел еще один человек. Одичалый. Старый и толстый, на голове которого была пародия на корону — бронзовый обруч, в центре которого был вдавлен неограненный сапфир в полкулака. Она спешилась и подошла к столу, успев услышать конец последней фразы. — …умие, Мормонт, понимаешь? Безумие! Мы не можем так продолжать! Не можем! — Нам нужен каждый меч! — прорычал в ответ Джиор. — И ты хочешь принять этих дикарей? Может, ты еще и в постели к нам их пустишь? — Пхе! Любая из моих дочерей свернет твою птичью шейку быстрее, чем твоя рука коснется ее плеча, ворона, — хрипло рассмеялся Крастер. Ну конечно, это был он. Можно было сразу догадаться. Только сейчас Джиор заметил ее появление. И нельзя сказать, что был ему рад. — Стоун? Проклятье, что ты здесь забыл? Я велел тебе смотреть за Черным Замком! Крастер рассмеялся, мелко тряся животом. — Может, этот мелкий вороненок решил отдать свой зад Плакальщику? Пхе-хе-хе! Так ты и есть тот самый безъяичный вороненок, о котором все трындят? А мордашка-то ничего… Получше, чем у половины моих дочерей. Эй, ворона, слышь? Хочешь ко мне на коленки сесть, а? — Лорд-командующий, — она старательно игнорировала Крастера. — Я ехал так быстро, как только мог, чтобы передать вам срочную весть. И я хотел бы сообщить ее… только вам. Джиор нахмурился, но потом кивнул. Встал. Посмотрел на брата-рыцаря рядом с собой. — Матис, пока я не вернусь… постарайся, чтобы никто друг друга не поубивал. И неуклюже двинулся к ней. Нога Мормонта была забинтована и он, хотя и не хромал, двигался явно медленнее, чем обычно. Они отошли от палатки, вышли за частокол, углубились в лесок и остановились только тогда, когда убедились, что здесь их точно никто не услышит. — Как идет разведка? — тихо спросила она. — Плохо. У Кулака Первых Людей мы разбили лагерь. Полезли мертвяки и перебили почти всех, кто вышел из Сумеречной. Пришлось отступать. На следующий день наткнулись на целую орду одичалых. Они нас окружили, забрали большую часть еды и оружия, а потом… просто ушли. Наверное, тоже бежали от Иных. Не знаю, смогли ли. Может, и нет. — Иных? Вы писали, что… — Я сам видел одного. Настоящего Белого ходока. Командира огромной армии восставших трупов. Мы отходим на юг несколькими группами. Замок Крастера — наша самая дальняя точка за стеной. Когда будем готовы, начнем прорываться к Черному Замку. А теперь говори, что хотела мне передать. Она замялась на секунду. Нет, она готова была выложить всю правду, но свалившиеся новости немного рассеяли связность ее мыслей. — Измена, лорд-командующий. Мы узнали о заговорщиках, которых хотят вас убить. Их сообщники пытались захватить Черный Замок, но я вовремя успела им помешать. Однако они отправили ворона на один из аванпостов за Стеной. Я полагаю, что они хотят убить вас и сделать одного из участников заговора новым лордом-командующим. Джиор вздохнул, но удивления, неверия или гнева в его глазах она не видела. И не могла понять, успокаивает ее это или угнетает. Старый Медведь, как оказалось, и сам прекрасно все знал. Получается, что Дозор прогнил настолько, что он уже и не удивлялся подобным новостям. — Я догадывался… И то, что здесь происходит, сыграло им на руку. — А что именно происходит, лорд-командующий? — прищурила глаза Мия. — И почему за вашим столом сидит одичалый? — Ну… Хотя бы потому, что Крастер теперь называет себя королем. — Очередной Король-за-Стеной? — Да. Но он, в отличие от предшественников, не собирается идти на юг войной. Совсем нет… Он хочет остаться. И теперь к нему присоединяются другие. — И… Это плохо? — Крастер всегда жил один. Всегда. Он очень гордый… И никому не доверяет. И то, что он начал принимать других… Вернее, даже не так — то, что другие одичалые обращаются к такому человеку, еще раз показывает, в каком отчаянном положении они находятся. — Люди всегда собираются вокруг сильных мира сего в трудные времена, — сказала она. И сама не верила собственным словам. Одичалые, которых она видела в крепости, не выглядели воинами, собравшимися вокруг вождя. Они казались скорее двуногим скотом, который пахал с таким остервенением, словно остановка означала смерть. — Эти одичалые, Стоун… Они здесь просто рабы. И Крастер их хозяин, — подтвердил ее мысли Мормонт. — Они верят в то, что он знает, как успокоить Иных, чтобы те его не трогали. Они приносят им жертвы. И по мере того, как в этих землях становится все опаснее… Все больше людей ищет, где можно спастись. Они стекаются сюда, чтобы покориться ему. Они даже встают перед ним на колени. — Ну правильно, он же их король… Хоть и с головой у него… — Ты не понимаешь, Стоун. У одичалых для застенщиков, как они нас называют, есть еще одно презрительное прозвище — «наколенники». А себя они называют Вольным народом. Для них встать перед кем-то на колени — самое страшное оскорбление собственного достоинства. И так было всегда. Они предпочитали умереть, но не поклониться. А теперь, как видишь, готовы целовать Крастеру ноги. Потому что в этих землях начинается конец света, Стоун. Она задумалась. Если Крастер действительно нашел способ удержать нежить вдали от своих владений… Что мешает им сделать то же самое? — Значит, вы хотите выведать его секрет? Вы знаете, что именно он делает для того, чтобы… — Знаю, увы. И я… нет, ни в коем случае. Мы не можем к такому прибегнуть. Не можем, понимаешь! Лучше уж умереть, чем… такое. Мия хотела было возразить, но не стала. Мормонт выглядел измученным, загнанным в угол и даже напуганным. Не хотелось и думать о том, что могло испугать этого бесстрашного человека. — Лорд-командующий… Вы должны как можно скорее вернуться в Черный Замок. Подальше от заговорщиков. Пусть кто-нибудь другой командует маршем… — Нет… Если я исчезну — или даже уйду открыто — это сломит волю людей. И мне еще нужно встретить кое-кого на пути к Стене. Не все вожаки одичалых согласились подчиниться Плакальщику. Тормунд Великанья Смерть и его люди, Вель-Красотка и ее клан Белого Древа, воины Варамира Шестишкурого, тенны… Я попробую заключить с ними союз. Мне нужны люди, умеющие держать меч, им — место, куда можно вывести тех, кто не умеет. Потому что каждый к северу от Стены, будь то брат Дозора или одичалый, должен выбрать, на чьей стороне он будет. Или с нами — или с ними. Услышав такое, она так выпучила глаза, что они готовы были вылезти из орбит. Место, куда можно было увести одичалых, чтобы спасти их от нежити, было только к югу от Стены. Нет, это бред какой-то, лорд-командующий не мог… — Сир… но они же… — Они люди. Живые люди. Пока еще живые. И мы должны вернуться к Стене до того, как до нее доберутся эти. Будешь прикрывать мою спину, пока я прикрываю твою… Он сказал это так, что ей стало понятно — спорить и переспрашивать бесполезно. Оставалось только идти обратно к крепости вместе с ним, с беспокойством в душе. Но лорд-командующий оказался мудрее, чем она думала. Они вернулись как раз вовремя — трое черных братьев стояли плечом к плечу, держа руки на рукоятях мечей, а Крастер, сидевший на том же месте, где они его оставили, откровенно подначивал их. — Чего застыли, вороны! — насмехался он. — Вынимайте свои железяки и начинайте уже веселье! — Хватит! — рявкнул Мормонт и дозорные разом повернулись к нему. Руки отдалились от мечей, гнев на лицах сменялся стыдом. У всех, кроме одного… Она узнала его. Сир Осфрид Кеттлблэк, отправленный на стену за убийство собственного брата. Того, кто когда-то сам посвятил его в рыцари, когда они мотались по Эссосу в составе наемного отряда. А потом вернулись в Вестерос, из-за чего-то поругались — и одному из них эта ссора стоила жизни. Осфрид уверял, что брат первым схватился за меч. И если этот самый брат был таким же жестоким м черствым, как он, Мия готова была в это поверить. Сир Осфрид служил на Стене уже третий год и быстро набирал авторитет среди братьев. Он был опытным убийцей одичалых и верным союзником сира Лоррента. Кеттлблэк не стал убирать руку от меча. Напротив, он крепко сжал его рукоять. — Пришел защищать своего одичалого, Мормонт? — Отойди, Кеттлблэк. Это приказ. — Приказ? Такой же, как тот, на Кулаке? Из-за которого погибли сотни и тысячи людей? Или как тот, когда ты приказал оставить смерть сира Патрека неотомщенной ради мира с одичалыми выродками? Мормонт и сам положил руку на рукоять Длинного когтя. Шагнул вперед, глядя Осфриду в глаза. — Ты сомневаешься в моем приказе, брат? — Я сомневаюсь в том, что ты в своем уме, Мормонт. Оглянись! Этот… — он посмотрел на Крастера, не находя подходящего слова. — Сидит за нашим столом и слушает наши планы! А мы уже знаем, что он стоит за всем этим! Он поклоняется им! И его приспешники тоже! Это они натравили Иных на нас! Вы же знаете, что все одичалые якшаются с этими демонами! Мы все видели… — Мы ничего не видели! — взревел Мормонт. — И поэтому мы пришли сюда! Чтобы понять, что происходит! Одичалые знают об этих землях куда больше, чем мы! Больше, чем мы когда-либо могли надеяться… Вокруг них начала собираться небольшая толпа разведчиков. Мия сжала рукоять своего меча, стараясь держаться ближе к Мормонту. Напряжение в воздухе казалось тверже льда, из которого была построена Стена. — Так пусть они и дохнут здесь вместо нас! — Ты хочешь, чтобы они потом поднялись и пошли на нас в составе армии мертвых? — возразил Мормонт. — вместо того, чтобы сражаться с нами против них? — Нет! — закипел Осфрид. — Мы должны перебить их сейчас и сжечь трупы! Чтобы враг не получил из них пополнения! — Замолчи, Кеттлблэк! — зарычал Старый Медведь. — Еще слово — и я повешу тебя за подстрекательство к бунту! На эти слова никто не ответил. И он уже повернулся, чтобы уйти. Ему хотелось верить, что на этом все закончится. И Мия тоже поверила — на мгновение… …до того, как увидела, как из живота Мормонта высунулось три дюйма отличной стали. — НЕТ! — закричала она, когда Кеттлблэк выдернул клинок из спины лорда-командующего. Время, казалось, стало вязким и тягучим. Даже снежинки будто застыли в воздухе. Она выхватила свой меч и замахнулась. Траектория лезвия пересеклась с запястьем этого подонка с рыцарским титулом. И было видно, как разлетелись в загустевшем воздухе красные брызги. И истошный крик Кеттлблэка будто разморозил застывшее время. Вокруг них собралось море ошеломленных людей, которые были в ужасе от того, что лорд-командующий получил удар в спину прямо у них на глазах. И все же среди них были и те, кто не растерялся, а смотрел на них с мрачной решимостью. И их было много. Мию это не заботило. Все ее внимание сейчас занимал Мормонт. Она схватила его раньше, чем кто-то другой сделал еще одну попытку добить его. А затем, сама поражаясь неизвестно откуда взявшейся силе, перекинула лорда-командующего через плечо и побежала. Кеттлблэк упал на утоптанный снег, пятная его кровью. Его меч выпал из изувеченной руки. А Мия бежала прочь. Мечи покидали ножны один за другим. И вокруг нее закипел настоящий бой — братья схватились между собой, когда заговорщики поняли: сейчас или никогда. Но она не замечала никого и ничего, просто бежала, стремясь лишь вытащить Мормонта из этой бойни. Все, чего ей сейчас было нужно — это добраться до своего коня. К крикам черных братьев присоединился женский визг и дикий мужской рев. Понятно, одичалые и жены Крастера… Они тоже готовы были вмешаться в бойню. Но она ничего не видела и не слышала вокруг себя, пока не добралась до своего верного скакуна. И не перекинула тело Мормонта через седло. И только когда Мия наклонилась, чтобы отвязать поводья, она начала обращать внимание на окружающий мир. Как раз вовремя. Она успела в последний момент увернуться от меча одного из братьев-изменников, у которого не хватило ума ударить ее молча. Пока он замахивался во второй раз, она успела выхватить свое оружие и отбить новый удар, остановив его в считанных дюймах от своего лица. А потом атаковала сама режущим ударом в корпус, заставив противника отскочить назад. Они остановились друг напротив друга, в боевых стойках и с мечами наголо. За ее спиной был раненый Джиор, за ним — его подельники, убивавшие своих товарищей по оружию. И в этот момент вокруг них стал сгущаться туман. Предатель, с которым она сражалась, посмотрел куда-то за спину Мии — и вся его решимость и злоба моментально испарились. Остался один чистейший страх. И он с диким криком побежал прочь так быстро, как только могли двигаться его ноги. Мия провожала его ошеломленным взглядом, пока стон лорда-командующего не вернул ее к реальности. Она торопливо отвязала коня, который тоже вдруг стал вести себя очень неспокойно. Мия старалась угомонить его, как успокаивала своих мулов в Долине. Не хватало еще, чтобы эта проклятая коняга скинула Мормонта со спины… И только когда она сама взобралась в седло… Она все поняла. Даже сгустившийся туман, и резко усилившаяся снежная буря не могли скрыть целого моря светящихся между деревьев синих глаз. Именно их и увидел ее противник… Теперь и ее стал наполнять ледяной ужас, такой же ледяной, как и тела восставших мертвецов, наступавших на них со всех сторон. Лишь в одном месте… их было немного меньше. И она погнала коня именно в ту сторону. Погнала так, как не гнала даже сюда, в крепость Крастера. Одной рукой сжимая поводья, второй Мия держала лежавшего на крупе лошади Мормонта, молясь всем, кого могла вспомнить, чтобы он не свалился, чтобы эти твари их не схватили, чтобы у них получилось… И у них получилось. Они прорвались через заросли, через множество синих глаз — и вылетели в снежную пустошь. Они уходили все дальше от замка Крастера. И от Стены тоже. Но об этом она пока не догадывалась… --- Визерис X После того, что произошло… Впервые за долгое время он снова почувствовал себя живым. Да, ему предстояло еще так много сделать, а времени на было так мало — но он словно вдохнул освежающего воздуха и тут же воспрял. Его сердце все еще продолжало болеть при мыслях об Элейне, но апатию как рукой сняло. И эти душевные страдания больше не были обухом, сбивающим его с ног ударом по затылку. Теперь это был кнут, который заставлял его бежать быстрее. Отныне всю свою боль и горе он выплескивал в действии — но не спонтанном, а тщательно спланированном. Первым делом — разобраться с изменниками. Было объявлено, что почти все арестованные сбежали либо в Сумеречном Доле (и скрылись), либо в Драконьем Камне (и погибли). Естественно, кто-то задался бы вопросом: «Это как вообще?» Любой разумный человек задумался бы. И получил простой и короткий ответ: такова участь изменников. Он открыто признал свою неправоту. Признал, что не стоило связывать руки своим верным людям ради боязни за сестру. И поклялся молиться Кузнецу, чтобы тот помог ему исправить последствия своих ошибок. И Отцу — чтобы с его помощью воздать изменникам по справедливости. Подданным нравилось, когда король чтил богов. Был в его окружении один человек, которого точно нельзя было оставлять живым и на свободе. Алестер Флорент, десница короля. То есть, уже бывший десница. И никакой Средний Совет ему больше не помешает… Он очень хотел скормить Алестера Эйрисиону, но сумел взять себя в руки. Слишком много людей верило в то, что никакого побега заговорщиков не было и их всех просто убили прямо в камерах. Поэтому в этот раз лучше было устроить справедливый суд. По справедливости его следовало бы отдать Болтону перед тем, как сжечь… Не хватало еще тратить время на такие мелкие дела. Но Визерис все же нашел решение. Он собрал двор на Драконьем Камне и послал воронов всем лордам, приглашая принять участие в суде над Алестером Флорентом спустя ровно одну луну. Многие и раньше догадывались о том, что Флорент теряет расположение короля, хотя люди попроще до сих пор считали его верным слугой короны… Поэтому ради того, чтобы все выглядело честно и законно, Визерис отказался судить бывшего десницу сам, несмотря на то, что он совершил преступление против королевского дома. Одним из трех судей должен был стать Уолдер Фрей. О том, что Черный Уолдер в бытность свою делегатом Среднего Совета был сторонником партии бронзовых, знали многие. О том, как изменилось его мнение после того, как он занял пост мастера над законами, было известно немногим. Над кандидатурой второго судьи он размышлял долго, пока не предложил эту роль Эдмару Талли. Поначалу он думал арестовать сына лорда Хостера вместе с Ройсом и остальными, а потом великодушно помиловать, когда тот попросит прощения. Но в последний момент передумал и велел Болтону удержать молодого Талли от похода в Сумеречный Форт в тот роковой день. Сир Эдмар тоже принадлежал к бронзовым, однако у него хватало смелости возражать своим так называемым союзникам, когда они чересчур зарывались. Визерис надеялся, что это предложение разрешит все его сомнения по поводу верности Эдмара Талли. Если он согласится стать судьей, можно сказать, что проверку он прошел. Если же нет… Тогда судейское кресло займет Изембард Аррен. А дальше все пойдет своим чередом. Бывшие узники, вставшие на колени, пойдут как свидетели, расскажут, что ни в чем не виноваты, что ничего не знали — и что даже некоторые из «сбежавших» тоже ничего не знали и их обманули. А виноват во всем только Флорент — и никто другой. И еще нужен был третий судья. Такой, в чьей справедливости никто бы не усомнился — и в то же время такой, на кого он сам мог бы положиться. На кого он полагался всю свою жизнь. Недолгие поиски привели Визериса к самой отдаленной из башен Драконьего Камня. Она довольно долго пустовала, но он знал, что хозяйка башни вернулась буквально накануне, вскоре после того, как он начал приводить свой план в исполнение. Он, как оказалось, был не единственным Таргариеном, видевшим ужасные сны о судьбе Элейны. — Я говорила, чтобы ты не вмешивался в это безумие… — прошептала Рейла, которая сидела, сгорбившись, на своей кровати и сжимала трясущимися руками молитвенное колесо. «За Элейну…» — понял он. Мать не верила, что ее больше нет. Вернее, отказывалась верить. Еще вернее — сама не верила собственному неверию. Но он видел, что гибель сестры поразила королеву-мать не меньше, чем его самого. В считанные дни она постарела лет на десять. Визерис понимал, что даже если бы Элейна каким-то чудом оказалась живой, не факт, что она успеет вернуться домой и сказать об этом матери. Шансы на то, что они успеют хотя бы раз поговорить по душам, были ничтожными. У Визериса сжалось сердце от горя, когда он увидел Рейлу в таком состоянии. Несмотря на все их разногласия и споры, она все еще оставалось его матерью. Женщиной, которая в одиночку вырастила его и поставила на ноги. — Мама, — тихо сказал он, опускаясь рядом с ней на одно колено. — Я… Я знаю, что тебе сейчас очень горько… Но я хочу кое о чем попросить… Ради… — Ради чего? Ради блага дома Таргариенов? Прекрати свои банальности, Визерис. Я сама знаю их наизусть. Он вздохнул. — Ты даже не знаешь, о чем я тебя прошу. — Ну проси, — бросила она, не отрываясь от молитвенного колеса. — Лорд Флорент должен предстать перед судом. Я не могу стать судьей, мне нужно сначала решить другие вопросы… И потом, так будет справедливее. — Справедливее? И ты говоришь о справедливости? А убить всех остальных узников безо всякого суда было справедливо? — Я не мог поступить иначе, — сжал зубы он. — Они пытались бежать… И тогда Рейла, наконец, подняла голову и посмотрела на него. Между их лицами было всего несколько дюймов и ему казалось, что ее лиловые глаза видят его голову насквозь. — Не лги мне, дитя. Я сама была в казематах. Твои люди плохо убрали место казни. А я хорошо знаю, как выглядит… и как пахнет место, где недавно заживо жгли людей. Он вздрогнул и отвел взгляд. Ему самому стало немного стыдно. Но не за то, что он совершил, а за то, что обидел свою мать. — Я хочу знать одну вещь, Визерис. Скажи мне правду. Тебе это понравилось? Тебе понравилось жечь этих людей? «Да…» — Нет, — он ответил так убедительно, как только мог. — Мама… Я сделал то, что должен был. Я поступил так, как считал нужным. Это было жестоко? Да. Чрезмерно жестоко? Возможно. Я признаю это. Но наслаждение от их смерти… Нет, я его не испытывал. Если только от того, что их преступления воздались им стократ… Может быть. Но от самой смерти — нет… — он хорошо знал свою мать. И знал, что она хочет от него услышать больше всего на свете. Именно эти слова он и произнес: — Я не такой, как отец. Рейла смотрела ему в глаза долго. Очень. И он почти сломался. Еще мгновение — и он бы разрыдался под ее взглядом и начал признаваться во всех грехах. Он рассказал бы, как наслаждался их предсмертными воплями… Но Рейла в последний момент отвела взгляд. Он увидел, как из-за занавеса белых волос с ее лица скатились две слезинки, упавшие на каменный пол. — Я… — ее голос дрогнул. — Прости… Я подвела тебя. — Что? — Визерис растерялся, он не ожидал услышать ничего подобного. — Мама… Ты о чем? — Я подвела тебя, — повторила она и всхлипнула, вытирая влагу с лица. — Это я во всем виновата. Все, что здесь случилось… Это только из-за меня. Все эти междоусобицы, измены и смерти… И ее… пропажа… Все это моя вина. Я навлекла на нас все это. Моим долгом было спасти королевство. И я его не спасла. Уже ни о чем не думая, Визерис подался вперед и нежно обнял рыдающую мать. — Тссс… Тише… Нет. Нет, мунья. Это неправда… Никто и никогда не сделал для нашего дома, для нашей семьи больше, чем ты. Даже Эйгон Завоеватель не мог бы совершить большего, чем ты. Все, что у нас сегодня есть… Это только благодаря тебе. Не кори себя за то, что не все получилось идеально. Идеала не существует. — Война… Грядет война… Из-за меня… Все из-за нас с тобой… — Нет. Не из-за нас. Из-за меня, — мягко поправил он. — Эта война была неизбежна. И только ты смогла оттянуть ее настолько, что мы смогли собраться с силами. Ты остановила развал и разорение, в котором мы все были обречены. Ты дала нам шанс выжить и окрепнуть. И теперь моя очередь принять бой… Он успокаивал ее, как мог. И через некоторое время Рейла перестала всхлипывать, мягко отстранилась — и он позволил ей это, но все еще придерживал за плечи. — Я очень перед тобой виновата, Визерис. Тогда, в Сумеречном Доле… Я должна была уступить Дейну и маленькому Эймону. Мне стоило помочь им, а не противостоять… Визерису показалось, что он ослышался. — Ты… Ты жалеешь о том, что сделала меня королем? — Да, — ответила она без малейшего колебания. — Если бы я этого не сделала, ты был бы свободен. Ты мог жить так, как хочешь сам, вместо того, чтобы возлагать на свои плечи такое бремя. Которое уже раздавило твоего отца. Ты знаешь, каким хорошим человеком он был в юности? Смелым и дерзким… И в то же время очень добрым. Умным и вдумчивым. Пока не сел на трон… И он убил его. Трон и корона отравляют всех, кто их касается. Я знала об этом. Видела, как это бывает. И все равно поддалась искушению, навязав их тебе. Он хотел возразить. Но не мог найти подходящих слов. Поэтому вместо этого представил, какой бы была его жизнь, если бы тогда история пошла по иному пути. Что бы придумать… Может… Может, он нашел бы себя в Цитадели? Он всегда любил читать, науки были его страстью, как и исторические хроники. А может, он стал бы… Ну, например, лордом Летнего замка? Восстановил бы его, женился, завел детей и жил долго и счастливо. Или… Нет, настоящей его страстью была все-таки не наука, а война. Кем бы он мог стать? Командующим армиями короля Эймона? Или, может, отправился бы в путешествие по Эссосу? И он не мог не признать, что все эти идеи казались ему пустыми и половинчатыми. Кем бы он был — без королевской власти? Это было поразительно, но он не мог себе по-настоящему представить иной жизни. Не мог, как ни старался. — Нет, мама. Ты не ошиблась. Ты сделала то, что считала лучшим для всех нас. И сейчас я прошу тебя поверить в то, что я делаю то же самое. Ради Тайвиса и Анни. Ради маленьких Дириона и Джаймы. Ради меня. Ради того, чтобы мои дети могли жить спокойно и свободно — и получили все, что принадлежит им по праву. Он верил каждому своему слову. Если дом Таргариенов снова станет могущественным, они смогут делать все, что захотят, без всяких полумер и заискиваний перед Средним Советом или верховными лордами. Когда-то само это имя позволяло им в буквальном смысле все. Например, взять в жены кого угодно. Или поженить собственных детей между собой — и никто не смел сказать слово против. Для них не было разницы между сыном или дочерью верховного лорда — и какой-нибудь простолюдинкой Дженни из Старых Камней. На любое их слово был один ответ — смиренный кивок головы. Рейла молчала. Он отпустил ее и они еще долго сидели, глядя друг на друга, пока королева-мать не нарушила этой тишины. — Ладно, чего ты от меня хотел? Чтобы я стала судьей вместо тебя? — Да, — ответил он. — У лордов, которых я… которых я сжег, у них тоже был шанс. Я предложил им преклонить колено и признаться, что они раскаиваются в содеянном и всегда будут верны трону. Взамен я обещал им справедливый суд. Трое согласились и я выпустил их. Они будут свидетельствовать о делах погибших и Флорента. — В обмен на помилование? Или им еще предстоит «доказать» свою непричастность? — Лорд Болтон говорит, что они и в самом деле не участвовали… в основном. — Кто еще за нас? — Болтон, как я уже говорил, и вся его партия белых. На колени встали Олдфлауэрс, Фоссовей и Вестерлинг. — Да, немало, но кому-то такой набор может оказаться предвзятым, — Рейла выпрямилась и на место скорбящей матери, которую он только что обнимал, вернулась умная, решительная и безжалостная королева, какую он знал много лет. — Вестерлинг всегда считался уверенным, Фоссовей запятнал себя участием в мятеже Тиреллов, но лорды Мандера и так достаточно запуганы. Олдфлауэрс… ладно, с этим все нормально. Но белые считаются твоими сторонниками, многие подумают, что они просто повторяют наши слова, а не высказывают свое мнение. Он кивнул. — Поэтому одним из судей я решил сделать сына лорда Талли. Третьим — Черного Уолдера Фрея, как мастера над законами… И бывшего сторонника обвиняемых. — Хм… Хотелось бы найти побольше таких «бывших», которые подтвердят виновность покойных и причастность Флорента. Но только не тех, кто считается нашими сторонниками. Ищи тех, кто выступает против них, а не за тебя. Они должны добавить этому суду объективности, при этом не меняя его итога. — Очень сомневаюсь, что кто-нибудь из Дорна или Штормовых земель вообще явится на разбирательство. — Не явится, — с ноткой горечи в голосе согласилась она. — Но подумай лучше, как мы поступим, если он потребует суд поединком. — Уже подумал. Хорп готов выйти за меня, если понадобится. Сомневаюсь, что Флорент найдет кого-нибудь сильнее него. — Во всяком случае, не найдет того, кто согласится за него выйти. И еще я хочу попросить тебя об одной вещи, Визерис. Все, что ты планируешь, рассказывай мне. И меня очень беспокоит эта война. Она может начаться даже раньше, чем состоится суд. Но в этом… Мы уже ничего не можем изменить. А я готова сделать все, что от меня зависит, ради нашей семьи. Как и всегда. — Я понимаю, — Визерис мысленно вздохнул с облегчением. Он думал, что разговор будет намного более тяжелым. — Мне самому пришлось наступить себе на горло и отправиться на Железные острова к Аше Харлоу… Теперь, когда Бейлон выпал из окна, правит она. — В добрый путь, — тихо сказала Рейла. — Она согласилась преклонить колено. И я лично приму ее клятву, в присутствии всех уцелевших лордов Железных островов. Затем посещу Утес Кастерли. Тирион Ланнистер хочет мне показать что-то, что, по его словам, может совершить переворот в военной мысли. — А потом, я полагаю, тебя ждет поле битвы. — Возможно. Если же нет, я направлюсь в Сумеречный Дол, где состоится суд. — У нас есть ценные заложники? — Не так много на самом деле. Самый ценный — Квентин Мартелл, старший сын принца Дорана. Явился в столицу искать Сантагара, который перестал выходить на связь. Вот его и взяли. — Это хорошо. Доран человек осторожный, и он заботится о близких. А вот Станнис… Он никого не щадит. И куда бы он ни пошел, Доран последует за ним. — Я в курсе. Она опустила молитвенное колесо. — Какие упреждающие действия предпринимали мы? — Болтон не может лично присутствовать на Севере, но у него есть сторонники. И они уже начинают потихоньку вооружаться и собирать людей. Запад и Юг, вне сомнения, полностью наши. Как и Королевские земли. И Долина. — Долина? Она расколота. — Больше нет. Еще до того, как мы арестовали Средний Совет, Болтон сделал несколько важных вещей. Селтигар отправил войска в Чаячий Город. И сейчас лорд Изембард и лорд Графтон разобрались со всеми противниками. Изембард Аррен, как новый Хранитель Долины, объявил Ройса и всю его семью вне закона. А уж после побега лорда Йона… Тогда я официально подписал указ. Сейчас, насколько мне известно, люди Графтона и Селтигара заняли Рунный Камень. — Они же настоящие дикари… — сказала королева-мать. — Если они взялись за дело… Значит, дом Ройсов полностью уничтожен? — Я приказал не брать пленных — кроме детей. Андару и Робару придется умереть. Хотя, я полагаю, они и не попытались бы сдаться. А вот Уэймар, младший сын лорда Йона, как и его сестры, стали бы очень ценными заложниками. Как и дочь лорда Нестора. Я планировал держать их всех в Лунных Вратах. А потом, возможно, выдать дочерей замуж за кого-нибудь… Если потребуется. — В таком случае, Долина наша. Без Ройсов сопротивление Изембарду Аррену… серьезно пошатнется. Было очень приятно слышать похвалу от всегда строгой матери. Пусть даже такую косвенную. — Мандер… Находится в постоянном движении. Но я сделал кое-какое предложение Олдфлауэрсам. — Какое? — У дома Олдфлауэрсов есть отдаленное родство с Мерном Гарденером, последним из королей Простора. Если Тиреллы снова взбунтуются… Хайгарден достанется им. — Фоссовеям нужно обещать то же самое. — В смысле? — удивленно поднял бровь Визерис. — Скажи точно: ты дал Олдфлауэрсу прямое обещание сделать его верховным лордом Мандера? Именно такими словами? — Нет, — он начал понимать, к чему она клонит. — Такими словами — нет. — Тогда напомни Фоссовеям на то, что они тоже родственники Зеленых королей. И намекни о своем разговоре с Олдфлауэрсом. Но вместо того, чтобы обещать Хайгарден и им тоже, скажи, что столица Мандера может переместиться в Сидрхолл, если они встанут на нашу сторону. — И, конечно, попросить держать этот разговор в тайне. — Безусловно. Он почувствовал, как на его лице появляется торжествующая улыбка. — А Вестерлинги? — Ну, в его лояльности сомневаться не приходится. Однако его род беден и слаб. Обещай, что после победы казна окажет его землям помощь. Этого должно хватить. Хотя… Когда будешь в Утесе Кастерли, разузнай о судьбе Кастамере. Бесполезные развалины, но сам факт владения ими… весьма престижен. Он может стать отличной приманкой, если обещания золота будет мало. — Спасибо, мама, — Визерис медленно поднялся на ноги. — Можно много говорить о том, правильно ли мы поступили, дойдя до того, что мы сейчас видим. Но раз уж дошли… Все золото в мире не может оценить твоей бескрайней мудрости. — Это еще не все, Визерис… — тихо сказала она с едва скрытой печалью в голосе. — Во-первых, Эл… Твоя сестра. Если она и в самом деле… ушла… Если боги не смогут вернуть ее нам… Мы должны обрушить весь наш гнев на Ступени. — Я не забуду, — ответил он. — Возможно, не сразу. Но я обязательно увижу, как все они сдохнут на виселице. Все до единого… «Или еще хуже», — подумал он, представив себе оскаленную пасть Эйрисиона. — Хорошо, сынок… Мы должны отомстить. Но нельзя распылять силы. И второй вопрос. Эймон. Ему пришлось очень сильно постараться, чтобы сохранить спокойное выражение лица. — Мятежники запросто могут назвать этого бастарда королем… — Бастард он или нет… Визерис, он член нашей семьи. Если бы мы смогли привлечь его на свою сторону, это будет сильнейшим ударом по мятежникам. — Мама, я не могу. Я понимаю, что ты смотришь в его глаза и видишь Рейгара… Но это не он. Он возненавидел меня задолго до того, как я его. И я уже сделал все, чтобы ослабить его, узаконив его в качестве Блэкфайра. — Да не в этом дело, Визерис! Ты не видишь… он сам не хочет власти. И не ответит ни на один призыв Дорана. И, даже будучи родственником Старков, не возьмется за оружие по просьбе Джораха Мормонта. Прошу тебя, помирись с ним! Если не из родственных чувств… То хотя бы ради дракона. Если Эймон окажется вместе с тобой, он станет куда ценнее моей мудрости или… твоего питомца. — Хорошо, — процедил Визерис сквозь зубы. — Я попытаюсь… устранить угрозу с его стороны. Но пока я должен готовиться к отплытию. Детей я оставлю тебе. Серсея может даже привести близнецов. Он уже уходил, когда услышал еле слышные слова: — А ведь я любила ее, Визерис… Несмотря на все, что я ей говорила… На все, что делала… Я любила ее… — Я знаю, — сказал он, не оборачиваясь. — Я тоже ее любил. Он вышел из ее покоев. Оставалось последнее дело перед путешествием на острова. Его путь лежал в покои, где остановился лорд Русе Болтон. — Ваша милость, — северянин опустился на колено, когда король зашел к нему. — Встаньте, — бросил он. Времени на церемонии не было. — Благодарю вас за то, что задержали ваш отъезд, лорд Болтон. — Рад вам услужить, ваша милость. — Благодарю и за это. Я знаю, как сильно вы волнуетесь за своего сына и его молодую супругу. И, разумеется, из-за набега дикарей из-за Стены на Дредфорт… Вы были нужны в ваших владениях. Но я попросил вас задержаться — и вы без колебаний согласились. Это заслуживает похвалы. — Благодарю вас, ваша милость. Я думал… Мне сказали, что лорд-десница арестован и скоро предстанет перед судом… И подумал, что, возможно, вам нужна помощь… — Вы ошибаетесь, лорд Болтон. Лорд-десница не предстанет перед судом. Он будет свидетелем обвинения. Как же все-таки приятно было видеть, как вытягивается от удивления лицо умного и хитрого Русе Болтона. И как, пусть всего на мгновение, но в его мертвых ледяных глазах появляется замешательство. Все-таки в этом теле была человеческая душа, несмотря ни на что. — На самом деле, — Визерис сунул руку в небольшую сумку у себя на поясе. — Лорд-десница будет на суде свидетелем. А лорд Флорент, — он достал оттуда золотую цепь, — обвиняемым. И он бросил цепь, каждое звено которой представляло собой маленькую человеческую руку, лорду Болтону. И тот легко поймал ее. — Вы оказываете мне великую честь, ваша милость. — И встаньте уже на ноги, — король положил руку на плечо северянина. — Если подумать, сколько еще нам предстоит работать вместе… Вы себе колени отобьете, если будете падать на них каждый раз. Да и потом, лорду-деснице не нужно вставать на колени перед королем. Достаточно и поклона. Болтон медленно встал. Затем надел цепь себе на шею. Надел легко и не раздумывая. Возможно, он заранее знал, что все этим и закончится. Возможно, сам все спланировал, подтолкнув короля к такому решению. Но это было уже неважно. Визерис знал, что этот человек был как раз тем, кто ему был нужен. И даже то, что он пытался им манипулировать, этого не отменяло. — Обычно в таких случаях устраивается официальная церемония, возможно, даже небольшой турнир, — добавил Визерис. — Но сейчас немного не то время… И мы не можем позволить себе праздность. — Полностью с вами согласен. Я и сам этому на самом деле рад. Я сам предпочитаю… делать все в тишине. — Я так и подумал. Будучи моим десницей, вам предстоит вести будущую войну в мое отсутствие. А также вершить суд. — Я вас не подведу, ваша милость. Вы не пожалеете, что доверились мне. Доверился? Ему? Визерис не мог сказать, что хоть когда-нибудь и в чем-нибудь доверялся такому человеку, как лорд Болтон. Но он знал, что этот человек обладает всеми качествами, чтобы преуспеть на своем месте. И что их интересы и цели прямо сейчас совпадают. Вопрос в том, насколько долго они будут совпадать. — Не подведете, лорд Русе. Я уверен, что не подведете. --- В доках царили шум и суета. Сейчас не только флот Таргариенов поднимал паруса, но и во все лояльные земли отправлялись корабли с приказами начать подготовку к неизбежному столкновению. Никто пока не знал, где и когда вспыхнет первая искра будущей войны, кто первым пойдет на них и какими будут его планы. Но они с Серсеей сделали все, чтобы успеть подготовиться к любому исходу. Серсея стояла у пристани, где был пришвартован «Драконий Топор», королевский корабль. Его удивило даже не это, а то, что она и детей взяла с собой. Тайвис изо всех сил старался выглядеть как можно более царственно, Джоаннис же морщилась и ежилась от холодного морского ветра. Еще более удивительным присутствие верховного септона Дорниса — никто не знал, как его звали на самом деле, он предпочитал называться именно так. Простой человек ройнарской крови, быстро сделавший карьеру жреца за страстные проповеди против Красного бога, чьих сторонников с каждым днем становилось все больше. К Визерису в свое время его привел лорд Коннингтон. Вот только что этот человек делал здесь, так далеко от Звездной септы, которая была центром Веры вот уже почти два десятка лет? — Моя королева, — поприветствовал он жену, остановившись возле нее в окружении королевских гвардейцев. — Мой король, — ответила она. — Позволь мне вручить тебе подарок перед отъездом. — Подарок, требующий присутствия Его святейшества? — спросил он. — Вы все скоро узнаете, ваша милость, — сказал верховный септон. — Это займет всего минуту. Визерис нахмурился. Он не любил ждать. Но Серсея лукаво улыбалась — совсем не так, как когда она замысливала что-то нехорошее. И не так, как когда она украдкой насмехалась над ним. В последний раз он видел на ее лице такую улыбку, когда она понесла близнецов и рассказала ему об этом. Он покосился на Тайвиса, который так волновался, что буквально места себе не находил, за что сестра больно ткнула его локтем в бок. — Ну, если это не задержит отъезда… Серсея повернулась к одной из своих служанок. «Тейна», — вспомнил он имя мирийки, которую Серсея иногда брала к себе в постель в качестве… как же она это называла? Игрушки на ночь? Постельной грелки? Сам он воспринимал желание женщин совершенствовать свои любовные навыки друг с другом для своих мужей как нечто, совершенно его не интересующее. Поэтому он в эти дела не лез. Теперь Тейна держала в руках небольшой сундучок. Серсея открыла его. И внутри он увидел корону. До сих пор он носил на голове корону, принадлежавшую Эйгону III, простой, ничем не украшенный обруч. Сейчас он вспомнил, что Серсея несколько недель назад обмолвилась о том, что отдала корону золотых дел мастеру, поскольку она уже начала показывать свой возраст. На ней было немало сколов, да и чистки она не знала с того самого дня, как он узнал о пленении Элейны. Но то, что верховный септон вынул из сундучка… Это была совсем не та вещь, которую он привык считать символом своей королевской власти. Некогда голый золотой обруч теперь обвивал белый змей, кусающий свой хвост. В глаз змея был вставлен рубин, а сам он, кажется, был выточен из слоновой кости. В самый центр было вставлено еще семь драгоценный камней всех семи цветов радуги, каждый из которых имел семь граней. — Если бы вы опустились на колено, мой король… — тихо сказала Серсея, с легким самодовольством глядя на вытянувшееся от удивление лицо Визериса. Он несколько раз моргнул, прежде чем немного прийти в себя и осторожно опуститься на доски и камень. И когда он преклонил колено перед священнослужителем, тот, держа корону обеими руками, начал молитву, а один из его помощников обрызгал украшение священными маслами. Затем верховный отдал корону Серсее, а сам взял сосуды с елеем. Левым указательным пальцем — седьмым, если считать справа налево — септон стал мазать королю лоб, пока не нарисовал на его челе семиконечную звезду. — Визерис Таргариен, сим мажу тебя елеем во имя Отца Вышнего, дабы царствование твое было справедливым. Мажу тебя елеем во имя Матери Вышней, дабы царствование твое было милосердным. Мажу тебя елеем во имя Воина Вышнего, дабы царствование твое было славным. Мажу тебя елеем во имя Девы Вышней, дабы царствование твое было плодотворным. Мажу тебя елеем во имя Кузнеца Вышнего, дабы царствование твое было трудолюбивым. Мажу тебя елеем во имя Старицы Вышней, дабы царствование твое было мудрым. Мажу тебя елеем во имя Неведомого Вышнего, дабы царствование твое было долгим! Затем верховный повернулся, чтобы принять корону из рук Серсеи. Но королева сама вышла вперед и Дорнис, похоже, понял намек. И это было понятно — ведь слова, которые были сказаны дальше, принадлежали именно ей. Но это было неважно, поскольку шли они из уст верховного септона, пока руки жены Визериса медленно опускали корону на его голову. — Я нарекаю тебя Визерисом из дома Таргариенов, именуемым Третьим, Светочем Семерых, королем андалов, ройнаров и Первых людей, верховным сюзереном Вестероса, принцем Драконьего Камня, Хранителем Черноводных земель и Защитником Святой Веры! С последним словом корона коснулась его головы и он поднялся на ноги, чувствуя себя выше и сильнее, чем когда либо. Вся эта титулатура была придумана Серсеей, но он был согласен с каждым услышанным словом. Тем более, что все это они с супругой обсуждали уже не раз — пусть он тогда и не понимал, к чему она так настойчиво расспрашивает его об этих вещах. Порой эти споры становились очень жаркими. Особенно в вопросе о титуле лорда Черноводных земель. Как он мог опустить себя на уровень своих собственных вассалов? С другой стороны, иметь земли в прямом подчинении… Потом были вопросы о том, что он должен стать неизмеримо выше всех прочих лордов. Потом — что Вестерос должен стать единым королевством, а не Семью, или Девятью или сколькими-то там еще. Самым спорным моментом был, конечно, вопрос с верой, но в итоге они согласились и на этом. Ведь среди их врагов были и огнепоклонники, и приверженцы Старых Богов. И вот, он встал. — Слава королю Визерису! — Слава Визерису! — За нашего короля! — За его верховенство! — громче всех прогремел верховный септон. Собравшиеся вокруг ликовали, моряки и прохожие присоединялись к ним, не понимая толком, что вообще происходит. Он их не замечал. Он смотрел только на Серсею. А потом подтянул ее к себе и прижался своими губами к ее. В этом поцелуе была вся его страсть, вся его благодарность, вся радость и все горе. Она помогла ему больше, чем кто-либо еще в этом мире. Она помогла ему найти себя. Именно в этот момент он понял, что в нем больше не осталось никаких сомнений в себе. Он понял, что любит эту женщину. Целиком и полностью. Возможно, он просто хотел занять ей пустоту в душе, оставшуюся от потери Элейны. А возможно, он всегда ее любил, но сам этого не осознавал. Когда они, наконец, оторвались друг от друга, он наклонился к детям и подхватил их, визжащих и смеющихся, на руки. Это был момент, который в анналах истории должен был остаться как последний день старого Вестероса. И первый день нового. Как его корона, износившаяся и потускневшая, преобразилась в умелых руках, так и Вестерос будет его руками обновлен и преображен. «Когда летописцы возьмутся за историю моего правления, они скажут: оно началось сегодня…» --- Сандор II Чувство вины для Сандора Клигана было чем-то совершенно чуждым. Придушить кого-нибудь во сне? Легко. Свернуть чью-нибудь хрупкую шейку? Раз плюнуть. Но когда они влезли в эту кашу — по его вине… Он поймал себя на том, что просто не может выкинуть это осознание из головы. И это было хуже всего. Рыцарские обеты всегда были туфтой. Он знал это всю свою жизнь. Если уж такие люди, как Григор, чтоб его все демоны в преисподней драли в оба конца, мог называться «сиром»… Значит, все эти титулы вообще нихера не стоили. И если он первое время после того, как Освелл Уэнт посвятил его в рыцари, считал это честью, то только потому, что был маленьким и глупым. За что вообще он им стал? Да ни за что. Поймал стрелу, привез бессмысленное письмо, посмотрел, как горит город. Вот и все. А в городе была куча людей лучше него. Не только мужчины, но и женщины с детьми. Как все это относилось к рыцарству? А никак. Все рыцари просто притворялись, что они лучше остальных оттого что потому. Но это все кучи дерьма не стоило. Быть рыцарем означало просто выполнять приказы того, кто над тобой. Его брат был именно таким. Он стал рыцарем не потому, что мечтал прославить свою семью — он тупо хотел убивать всех подряд. И Тайвин Ланнистер такую возможность ему дал. Сандор знал, что он сам ничем от брата не отличается. Но обеты он принял — Уэнт на этом настоял. Но с тех пор каждый раз, когда к нему обращались «сир», он напоминал себе о том, кто он есть. И только Бриенна Тарт не была чудовищем, как он и остальные, кого он знал. Она много кем была. Убийцей. Фанатичкой. Самоуверенной дурой. Но когда она трепалась о чести, она и в самом деле в это верила. Что делало ее не просто дурой, а дурой безнадежной. Но даже это не оправдывало того, что с ней произошло. К тому времени они уже четыре раза отбили налеты разбойников. И Сандор уже печенкой чувствовал, что здесь что-то не так. Подозрительным было не только то, как часто на них нападали, но и то, насколько настойчивыми были эти говнюки. Нормальные разбойники с большой дороги всегда обладали звериным чутьем и знали, когда прохожего лучше отпустить от греха подальше и ждать кого-нибудь еще, более жирного и менее зубастого. Но эти мало того, что лезли на них снова и снова — он видел среди атакующих одни и те же рожи, преследующие их и в Штормовых землях, и в Мандере. Пока, наконец, не отстали. Вроде бы. Тарт все это время действовала ему на нервы. Каждый, мать ее, день, она молилась своему огненному богу, распевая во весь голос и размахивая своим огненным мечом — чтоб она его себе засунула туда, где солнце не светит… Однажды сдуру он спросил, как она его зажигает. И эта сука сразу начала вещать о том, какая у нее охеренная вера, о чудесах своего божка, о том, как он однажды сказал ей, что делать, и она сделала… И каждый день потом лезла с проповедями. — Я так понял, что твой бог — полный… — и он добавил серию особо непристойных слов. — Да как ты… — тут же вскинулась она. Что было для нее большой редкостью. До сих пор она не реагировала ни на какие нападки. На свою внешность, умение сражаться, пол, даже на честь семьи — ничего ее не задевало. Но стоило сказать что-то плохое про ее веру… «Что ж, теперь я знаю, как ее достать», — подумал он. — Он самый и есть, — ответил Сандор. — Раз он заставляет тебя творить всякую хрень и мучить людей перед смертью вместо того, чтобы просто прирезать. — Владыка Света требует от меня жертв, чтобы я помнила цену своих поступков! Он дарует пламя моему клинку, чтобы я быстрее побеждала врагов и избавляла их от лишних страданий! — Ха! — усмехнулся он. — Это, значит, тебе вбили в башку твои жрецы? Я же говорил, что ты дура. Убивать как можно больше во имя мира и милосердия? Я эту хрень слышал уже тысячу раз. Знаешь, от кого? От тех, кто слишком труслив для того, чтобы признать, что им просто нравится убивать. В тот вечер она по-настоящему на него разозлилась. Назвала скотиной, варваром, язычником, идиотом, ублюдком и много кем еще. И не разговаривала с ним почти целую луну, чему он был только рад. Но вместо этого она стала лезть к Подрику. И он не на шутку запал на ее трепотню о чести и вере. Всегда поступать так, как правильно, спасать девиц, заступаться за угнетенных и прочее бла-бла-бла. Иногда ему казалось, что она хотела увести мальчишку в свой идиотский поход во имя всего хорошего против всего плохого, чтобы он там красиво убился. Иначе и быть не могло. Он старался в меру своих сил прочищать Подрику голову. Время от времени он напоминал ему о том, что бывает с людьми, которые ставят вопросы чести выше всех прочих. Либо быстрая и дурацкая смерть, либо жизнь до первой встречи с теми, кто выбивает из них все дерьмо. Вроде того же Эртура Дейна. Сандор чуть не расхохотался в голос, когда некоторое время назад услышал от одного трактирщика историю бывшего Меча Зари. Совершенно идиотское пленение, отрезанная Железнорожденными нога, его подопечный, объявленный бастардом — и все, дальше он нырнул на самое дно бутылки, откуда уже не всплыл. И умер он так себе — нашел какую-то клячу, чтобы было кому присунуть на старости лет, в первую же ночь уронил на пол лампу и сгорел вместе с ней. Вот ведь как бывает. Против такого убойного аргумента Бриенне Тарт было нечего возразить. Но их препирательства все равно продолжались. И если бы дело было только в них… Он давно сбился со счета, сколько раз ему хотелось прирезать этих, мать их, попутчиков. Узкоглазый постоянно требовал остановиться, чтобы отлить, или посрать, или просто побродить по лесу, по-дебильному восторгаясь каждой травинкой. Его мальчишка был ничуть не лучше. Недавно этот придурок съел горсть ягод, которые, как он думал, были полезными для здоровья. Потом полдня из кустов не вылезал. От него еще долго дерьмом разило, как будто им остального мало было… К тому времени, когда они добрались до границ Западных земель, он был уже на грани. Единственным, что удерживало его от того, чтобы поубивать всех вокруг, была девочка-рабыня и ее прекрасное пение. По вечерам она пела у костра и это помогало ему заснуть, когда злость после очередного спора не давала ему сомкнуть глаз. Итийцу ее пение тоже пришлось по душе — собственно, это он заставлял ее петь перед сном. А Сандору не нравилось то, как узкоглазый на нее смотрел, поэтому он старался просыпаться раньше этого итийца. Хотя Тарт, если что, не дала бы случиться чему-то нехорошему. Она, кажется, ненавидела узкоглазого даже больше, чем он. Сандор помнил, что когда на них напали возле Серебряного Холма, она как раз ругала его последними словами. И это снова были те же самые люди, что атаковали их в первую ночь путешествия. И во все остальные тоже. К тому времени из «первого состава» остался всего один человек из восьми — здоровенный ублюдок с толстыми губами и неровно обрезанными желтыми засаленными волосами, выглядевшими так, словно он вылил себе на голову горшок с мочой. Сандор так и прозвал его — Ссыкуном. Когда он бился со Ссыкуном, он услышал крик Бриенны и подумал было помочь ей, краем глаза видя, что она сражается сразу с двумя. Но… Слишком уж ему хотелось тогда сначала убить Ссыкуна, надоевшего ему хуже горькой редьки. А Бриенна из гребаного Тарта, как он успел убедиться, сама могла за себя постоять. А если и нет — пусть ее сраный огненный бог ей помогает. И он не отозвался на ее крики. И когда они сменились стонами боли, тоже не отозвался. Он ни на что не реагировал, пока, наконец, не сломал меч Ссыкуна и не раскроил его обоссанную башку. А когда с довольным видом оглянулся, Бриенны рядом уже не было. На том месте, где она сражалась, валялись три трупа, еще одного убил Подрик, заколовший разбойника в спину, когда тот пытался зайти Сандору с тыла. Но где оставшиеся двое? Несмотря на то, что мальчишка все еще трясся от страха, держа в руке окровавленный нож, Сандор рявкнул ему, чтобы он оставался рядом с повозкой, а сам побежал в лес, идя по следу крови. А потом снова услышал женский крик. Разбойники притащили ее на свою стоянку живой, решив позабавиться напоследок. И одному это почти удалось, прежде чем Бриенна в последний момент оттолкнула насильника ногой, а затем сломала ему нос. Того, что в их укрытие в чаще явится кто-то еще, они не ждали. И зря. Сандор легко перерубил горло тому, кто был со сломанным носом, а его подельник, успевший повернуться на звук, получил мечом в грудь. И только тогда он понял, что они с ней сделали. Он думал, они просто привязали ей руки к вбитым в землю кольям. Нет. Они прибили ее руки к земле этими самыми кольями. И вдобавок у нее обнаружилась кровавая рана в боку — видимо, та самая, из-за которой ее и взяли в плен. Как он дотащил ее обратно… Это было долго и трудно. Он решил не вынимать пока колья из ее ладоней, ограничившись тем, что тщательно промыл ее раны от грязи. Впервые в жизни Сандору было неудобно нести женщину на руках. С другой стороны, таких женщин он никогда и не носил. Потом они как можно скорее добрались до Серебряного Холма и тамошний мейстер сделал все, чтобы Бриенна еще немного побыла в мире живых. А сам Сандор тем временем вернулся на стоянку разбойников, чтобы все там обыскать. Он искал деньги, оружие и, самое главное, бумаги, которые могли навести его на нанимателя. Поиски были долгими, но в итоге увенчались успехом — он отыскал зарытый сундучок, который, судя по тому, какие звуки он издавал, когда его встряхивали, был полон бумаг. После этого их группа продолжила путь на запад, но уже без Бриенны Тарт. Она все-таки выжила, но до сих пор не пришла в сознание. И вдобавок в раны на руках все-таки попала инфекция. Больше всего Сандора бесило то, что он никак не мог избавиться от чувства вины за случившееся. Тем не менее, свою задачу он выполнил. Он притащил в Утес этого сраного ученого, живого и невредимого. Тирион, ожидавший его у нижних ворот замка, радостно улыбнулся и зашагал им навстречу. — Клиган! Я всегда знал, что на тебя можно рассчитывать! О, это просто чудесно… Сандор в ответ лишь хмыкнул, а Тирион уже приветствовал ученого, пока рабыня переводила их слова друг другу. Когда все нужные слова были сказаны, лорд Тирион велел стражникам в красных плащах сопроводить ученого и его помощника в подземную лабораторию, пока слуги стаскивали бочки с повозки. А сам он жестом позвал Сандора и Подрика за собой. Последние несколько дней — после той самой стычки с разбойниками — мальчишка вел себя необычайно тихо. Понятно, почему. Раньше Подрик никого никогда не убивал. И Сандор дал себе слово поговорить с парнем по-мужски сразу после того, как доложит своему лорду что да как. — Я слышал, у вас в дороге были кое-какие проблемы? — Тирион не столько спрашивал, сколько размышлял вслух. — Да, — не стал вдаваться в подробности Сандор. — Разбойники? — Может, и разбойники. Похрен, они все сдохли. Но их кто-то нанял. — Да, ты все это уже изложил в послании из Серебряного Холма. Одна и та же шайка преследовала вас всю дорогу… Тут, по-моему, вывод очевиден. Какие-нибудь улики есть? — Вот, — он протянул запертый сундучок. — Думаю, внутри найдется что-нибудь полезное. — Мы обязательно его откроем, — сказал Тирион. — Но сначала я хочу услышать более подробно, что у вас произошло. Пока они поднимались в солярий, он рассказывал лорду обо всем, что они пережили в пути, почти ничего не упуская. Времени как раз хватило. И когда они подходили к кабинету Тириона, он обратил внимание на одну вещь, которая несколько отвлекла его от рассказа. — А здесь красивее стало. — Красивее? — Ну да. Все эти безделушки. Вазы, картины, прочая херь… Он был прав. Когда они уезжали из Утеса Кастерли, его залы и коридоры были почти пусты. Теперь же обстановка стала заметно роскошнее, особенно по мере приближения к солярию. — О, да. Большую часть коллекции, которая у нас была раньше, дядя Тиг продал, когда был регентом. Я прекратил эту распродажу, когда подрос, но и покупать дорогие вещи начал не сразу, подождав, пока наша казна не наполнится как следует. Теперь, я думаю, уже можно. — А в чем причина? — Причина очевидна. На моей свадьбе Утес Кастерли должен блестеть как в лучшие годы. Сандор застыл на месте от неожиданности и даже Подрик выглядел обескураженным. — Свадьбе? Серьезно? — Серьезнее некуда. Все шлюхи Ланниспорта плачут горькими слезами и будут еще долго рассказывать своим наследницам истории о самом лучшем, самом искусном, самом бесподобном любовнике, который пробирался в публичные дома тайком, прямо из замка… Любовнике, равного которому у них никогда не было и никогда не будет. Сандор еще раз усмехнулся. — Ну и кто эта несчастная сука, который не повезло взять в мужья… — Следи за языком, — предостерег Тирион, но злости в его голосе не было. Они давно привыкли общаться вот так, когда были наедине. — Но мы сейчас говорим не об этом. Расскажи-ка мне лучше еще раз о той последней стычке, когда вы все-таки зарубили этих разбойников. Постарайся описать каждого из них как можно точнее. Как они выглядели, чем были вооружены? Пожав плечами, Сандор снова рассказал эту историю с самого начала, пока они заходили в солярий и он садился на стул прямо напротив своего лорда. — …и тогда я срубил этому ублюдку башку. И второму тоже. Просто чтобы убедиться, что он сдох. Насильники гребаные… — нет, он и сам порой был не прочь подмять под себя какую-нибудь дрожащую от страха девку, но чтобы вот так… Позволить вооруженному человеку подойти к ним, забыв обо всем на свете… — Хм… — задумался Тирион, забравшись в свое кресло. И выглядел он… удовлетворенным? Какого хрена он ухмыляется? — Я пошлю ворона мейстеру в Серебряный Холм. Когда эта Бриенна очнется, перевезем ее сюда, в Утес, чтобы она как следует набралась сил. — Это очень великодушно с вашей стороны, милорд, — сказал Подрик, чьи глаза по-прежнему смотрели в никуда. И Сандору это не нравилось. — Пустяки. Она многим рисковала ради моего дела, даже если сама об этом не знала. Это ведь заслуживает награды, правильно? Тем более, здесь… ей будет безопаснее. Сандор недоверчиво приподнял бровь. — Я и не знал, что у Тартов есть враги в Западных землях… — сказал он, протягивая Тириону трофейный сундучок. — Ну, врагов, может, и нет, — Тирион поставил его на стол и вытащил откуда-то набор отмычек. — Но пока ты мотался туда-сюда, мой царственный зять… Совершил много интересных дел. Например, арестовал весь Средний Совет. А вот это было совсем уж нехорошо. Сандор лучше других знал, что бывает, когда у Таргариенов в руках оказывается слишком много власти. Не стоило забывать, под каким девизом они правили. «Пламя и кровь». — Твою мать… — Вот и я тоже ее вспомнил. В общем, теперь будет война. И, скорее всего, уже очень скоро. По моим прикидкам, в ближайшие дни. И Штормовые земли с Западом окажутся по разные стороны. — Хочешь взять за нее выкуп? — спросил Сандор, ощущая, как чувство вины грызет его все сильнее. И мысленно заорал на это чувство, требуя заткнуться. Он пытался убедить себя в том, что это не он заставлял ее заезжать так далеко на вражескую территорию, что он не виноват в том, что ее искалечили и чуть не изнасиловали ради того, чтобы он выполнил свое задание… Что он сам пытался ее отговорить… И каждый раз она отвечала одно и то же: «Мой отец поклялся, что этот человек доберется целым и невредимым до места назначения. А я поклялась это обещание выполнить. Я не оставлю свое дело на полпути. Я дала клятву». Тирион, не замечавший, что творилось у него на душе, отрицательно пожал плечами. — Нет, вряд ли. Тарт не настолько силен и не настолько богат, чтобы как-то влиять на ход войны. Я ничего против нее не имею. Но другие могут… проявить чрезмерное усердие. Не удивлюсь, если кто-то увидит в ней не просто пленного с другой стороны, а язычницу, вообразившую себя воином… Даже если мы каким-то чудом останемся в стороне. Поэтому ей пока не стоит возвращаться домой. Здесь, под моей защитой, она дольше проживет. — Зачем? — прямо спросил он. — Да, она помогла мне убивать разбойников и охранять этого уе… ученого. Зачем вы ей помогаете? — Посмотри на меня, Клиган. Кого ты видишь? А потом посмотри на себя. Понимаешь, я всю жизнь питал какую-то странную привязанность к тем, кого весь мир считает «не такими». Кто никак не может смириться и приспособиться. И потом, это помощь не столько для нее, сколько для тебя. — Для меня? — А что? Возможно, эта первая женщина, которая возляжет с тобой не за деньги и не из страха. Сандор открыл было рот, но его злость погасла так же быстро, как и вспыхнула, когда он услышал, как Подрик тихонько засмеялся. Маленький засранец смотрел прямо в стол и старался скрыть выражение своего лица, которое пусть немного, но все же ожило. И это было хорошо. Однако серьезный разговор все равно стоило провести… Некоторое время они молчали, тишину нарушали лишь скрип и звяканье инструментов в руках Тириона. И это уже начинало действовать ему на нервы. — Так все-таки, кто та сука, которую ты под венец потащил? — Оленна Рован, — рассеянно бросил Тирион, не отрываясь от своей работы. — Старшая дочь покойного лорда Матиса. Сына у него не нашлось, поэтому, когда он сложил голову в Восстании Розы, она взяла бразды правления на себя. Сам знаешь, по андальским законам дочь наследует раньше дяди и все такое. А потом… Видишь ли, ее занесла нелегкая в партию бронзовых в Среднем Совете. Ее, правда, не арестовали, у нее хватило ума не влезать ни в одну из авантюр Ройса и Мормонта, от которых король в ярость приходил… Но она понимает, что ее судьба на волоске висит. — И поэтому она решилась прыгнуть в постель к самому ничтожному из Ланнистеров? — Зря ты так о моем кузене Орсоне — он добрый малый и читает лучше тебя, — тут же отпарировал Тирион. — Да и потом, она не за него выходит, а за меня. Я и сам в холостяках засиделся. Мне, в конце концов, наследник нужен. А кому еще власть передать? Ланселю? Или Тиреку? Я, конечно, очень их люблю, они моя родня… Но правители из них будут даже хуже, чем из тебя, хотя, казалось бы, это в принципе невозможно. В общем, мы встретились, обговорили все — я и согласился. Я беру ее в жены, она становится леди Утеса Кастерли, передает Золотую Рощу младшей сестре и дяде, король доволен тем, что Рованы по-прежнему ему верны, споры о наследовании сразу снимаются… А мы получаем в качестве приданого хороший кусок земли вдоль границы с Мандером. — Это хорошая партия, милорд, — тихо сказал Подрик. — Рованы после Восстания Розы очень окрепли… Тирион, не ожидавший этой реплики от мальчика, даже оторвался от работы и улыбнулся ему. — Ты прав, Под. Ты совершенно прав. Если Тиреллы во второй раз предадут нашего великодушного короля, Рованы вполне могут стать им достойной заменой. Или, как минимум, одним из столпов порядка в том, что останется от Простора. В конце этой луны я возьму леди Рован в законные жены. А ты, Клиган… Я хочу, чтобы ты помог мне провести свадьбу в спокойствии и безопасности. КЛАЦ! — Ага! — радостно воскликнул Тирион, легко перекрикнув угрюмое «Твою мать, ну наконец-то…» Сандора. И он открыл сундук. Там, как они и ожидали, было множество бумаг и пергаментов разного размера и формы. Вытащив один из листков, Тирион тут же посерьезнел, едва заметив печать серебристого цвета. — Клиган… Тебе знаком этот знак? Лорд Тирион протянул ему письмо и Сандор наклонился поближе. На печати был изображен лев — но не такой, как у Ланнистеров. Он смотрел в другую сторону. И у него было два хвоста. Секундочку! Два хвоста? Это… это же… — Рейнский выблядок… Я же предлагал убить его! — Да. Тот самый якобы-бастард, — Тирион уже читал другое письмо. — И этот бывший солдат, рожденный непонятно кем и непонятно где, неведомым образом заимел столько золота, что его хватило нанять отряд убийц… И шпионов, — добавил он, глядя на еще одну записку. — Он знал о том, куда ты идешь, раньше, чем ты покинул ворота Утеса Кастерли. И он решил убить тебя и забрать то, что ты вез… То, что мне было очень и очень нужно. Они помолчали несколько мгновений, затем Тирион вздохнул. — Что ж, Клиган… После моей свадьбы у меня есть для тебя работа, которая придется тебе по душе. — Что за работа? — Ту, что ты сам мне предлагал. Убей этого выблядка. --- Персиковая принцесса — Ты точно уверена, что это хорошая идея? — прошептала Маргаритка. Она всегда во всем сомневалась. Как будто у нее хоть когда-то были идеи получше. — А ты что предложишь? — переспросила Принцесса, зная, что ответа все равно не услышит. — Не знаю. Что угодно, кроме этого… — Тупая шлюха… — усмехнулась Принцесса, ведя за собой группу девушек и освещая дорогу факелом. — Кто бы говорил! — прошипела Маргаритка. — Это не у меня до сих пор семя в волосах засыхает… — Так, хватит! — прикрикнула Ромашка. — Мы все шлюхи, так что кончайте обзываться. Идем, Марго. Поздно отступать. Поздно возвращаться… — Да и если мы вернемся, Леслин с нас все равно все шкуры спустит за то, что мы попытались… — пробормотала вечно угрюмая Вилла. Принцесса уже видела фонарь на корме нужного корабля. Заслонка то закрывала его, то снова открывала — условный сигнал, о котором они договаривались. — Вот он, — сказала она. — Вот наш корабль. — И чего они от нас хотят? — спросила Маки, получившая свое имя из-за того, что ее мать постоянно напивалась маковым молоком. Сама она ни разу в жизни не пробовала этого зелья, но оно, должно быть, влилось в ее жилы еще когда она находилась в материнской утробе, поэтому Маки и выросла такой глупой и растерянной. Зато очень наблюдательной, что для ее работы было, пожалуй, не менее важно. — То, чего все от нас хотят, Маки, — вздохнула Ромашка. — Только забесплатно и со всей командой. — Еще неизвестно, отпустят ли они нас, когда мы дотуда доберемся, — простонала Вилла. — Или просто ножом по горлу — и за борт… — Луррего — хороший парень, — ответила Принцесса. — Ты же сама с ним была, Вилла, должна бы уже знать… Он действительно ласковый и нежный. И честный. И еще он из Браавоса. Они рабами не торгуют. Пошли! И они пошли вперед. Двенадцать беглых проституток, бегущих гуськом к гавани Девичьего Пруда. Луррего сдержал свое слово и быстро провел их на свой корабль. А наутро они отчалили. Так все и началось. Это было почти три года назад. Путь через Узкое море был коротким, но очень изнурительным. Погода была ненастной, ветер свирепым, а матросы ненасытными. Но свою часть соглашения они выполнили, переправив девушек в Браавос. Несмотря на то, что план побега, да и сама его идея, принадлежали Принцессе, на том берегу лидерство как-то само легло на плечи Ромашки, как самой опытной среди них. Найти клиентов не составляло труда. Труднее было найти убежище. Ромашка засучила рукава и нанялась на работу в таверне, устроив своих девочек в крошечные комнатки на верхнем этаже, в которых они спали посменно. Те, кому не хватило места в комнатах, обходились пока палатками. Никто не говорил, что Браавос был спокойным и безопасным местом. Вскоре после их прибытия сюда погибла Маргаритка, отказавшая домогавшемуся до нее пьяному грубияну. Тот затаил злобу, проследовал за девушкой до ее палатки, где избил и изнасиловал, а затем несколько раз ударил ножом. Именно эта трагедия свела их с Орбело и Терро. Негодяй, убивший Маргаритку, вскоре попытался сделать то же самое с еще одной девушкой, но в этот раз двое молодых головорезов были начеку. И сработали как надо. И что самое забавное, они не были наемниками в классическом понимании. В глазах Принцессы эти двое были полоумными самоубийцами, решившими перед смертью пошуметь как следует и устраивавшими смертельные драки ради славы. Но при всем при этом они были людьми чести. Они сами согласились стать их неофициальными защитниками и с тех пор каждый день убеждались в том, что с девушками все в порядке — в свободное время от шатания по городским улицам и драк со всеми подряд. Через полгода, собрав те деньги, что им удалось скопить, и те, что ссудил им Луррего, они купили небольшой дом в самом, наверное, бедном районе Браавоса. Но там хватило места для большой общей спальни и нескольких маленьких комнат, где можно было принимать клиентов. Наконец-то им удалось встать на ноги. Именно тогда они и начали свое дело. «Бродячие красавицы» — вот как они себя называли. Дом, который купила Ромашка, стал для них убежищем и штаб-квартирой, но основную часть времени они теперь проводили в путешествиях. Они покупали кареты и теперь уже официально наняли Орбело и Терро в качестве охраны. Да и не только их. Они путешествовали из одного вольного города в другой, а Ромашка, как единственная грамотная среди них, занималась делопроизводством. Хотя со временем она научила счету нескольких самых смышленых — среди которых была и Принцесса — чтобы их не обсчитали, если что. И чтобы ей какая-никакая помощь была. У них ушло еще полгода на то, чтобы завоевать достойную репутацию, по большей части выстроенную на лжи. Через год после прибытия в эту часть света они превратились в изысканных куртизанок с далекого Запада, воспитанных и утонченных. Они одевались так хорошо, как только могли, и обвешивали себя множеством драгоценностей. Поначалу поддельных — но только поначалу. И знатные пентошийцы сразу стали проявлять к ним интерес и платить за их общество любую цену. Более чем выгодную, с их точки зрения. Подстегивало их интерес и то, что девушки с самого начала заявили, что через луну их в Пентосе уже не будет, они поедут дальше, по другим городам и селам. После двух лет работы в Эссосе они жили так, как простая вестеросская шлюха даже и мечтать не смела. Они продолжали переезжать с места на место, но теперь уже у каждой из них в любом городе был какой-нибудь знатный дворянин или богатый торговец, который был от нее без ума и готов был бросить к ее ногам целый мир. К этому времени красотки стали весьма разборчивыми и цена их услуг выросла до заоблачных величин. Большинство мужчин получали отказ — но жителей Вольных городов это лишь распаляло. Им нравились шлюхи, знающие себе цену и умеющие себя подать. И они готовы были тратить на них колоссальные деньги. Теперь у нее был достаток. Были красивые платья. Были глупые мужчины, готовые есть с ее ладони. Но этого все равно было мало. Принцесса тихо вздохнула, лежа на шелковых простынях и глядя на расписной потолок спальни богатого купца. Хозяин спальни, валявшийся рядом, храпел так, что мог заглушить любой шторм с громом и молниями. Этот неряшливый толстяк был весь покрыт черными колючими волосами, да еще и спина у него была вся в прыщах… Зато у него было достаточно денег для того, чтобы заливать себя дорогими духами каждый день. Если бы не это… Она думала, что без этого он вонял бы хуже выгребной ямы. Но он был очень щедр и любовником он был отменным… Поэтому она навещала его каждый раз, когда приезжала в Пентос. Это было их четвертое свидание, а ведь когда-то он был одним из первых, кто начал платить за их услуги настоящую цену и петь им дифирамбы. Вспомнить бы теперь, как его зовут… Но все, что она могла припомнить, так это то, что он сколотил свое состояние на торговле экзотическими сладостями и перед тем, как кончал, клялся сделать ее королевой Вестероса. Именно после того, как она сказала ему, что ее отцом был сам король, он и влюбился в нее без памяти. Чему она, будучи бастардом, очень удивилась. Тем более, что королем ее отец был только на словах. Просто решил назвать себя этим словом, а потом умер. Умер даже раньше, чем она появилась на свет. Но торговцу Как-там-его-зовут было все равно. Проклятье, ну как же его имя-то? Даже если бы Принцессе сейчас приставили нож к горлу, она не вспомнила бы. Она просто не привыкла запоминать такие мелочи. Большую часть жизни ее это вообще не заботило. Все за нее решала Леслин, которая приводила к ней мужчин и велела отдаваться им. И она отдавалась. Нет, Леслин на самом деле была не такой уж и злой с ней и другими девочками. Но если бы она отказалась, за это полагалось либо ремнем по спине, либо пинком под зад — и скорая голодная смерть. Это был закон для любого публичного дома. Нет, владеть собственной жизнью, решать и выбирать все самой было, конечно, приятно. И в то же время… так утомительно. Свобода несла за собой и ответственность, о чем она раньше и не задумывалась. И не факт, что со свободой жизнь сразу улучшается. Чаще случалось совсем наоборот — и ты, оказавшись предоставленной самой себе, с трудом сводишь концы с концами. И даже когда они миновали этот этап, что-то все равно казалось ей… пустым. Чего-то не хватало. И она сама не могла сказать, чего. Принцесса встала с постели, не обращая внимание на продолжавшего пилить воздух своим храпом торговца, тихо оделась в платье из розового мирийского кружева, а потом достала оттуда… обычную персиковую косточку. Удивительно, но это предложила Вилла. За эти годы девушка стала намного умнее, решительнее и жизнерадостнее. Нет, она так ни разу и не поблагодарила Принцессу за то, что она вытащила ее в Вольные города, наслушавшись рассказов Луррего о куртизанках Эссоса и о том, как богато они живут… Именно тогда она загорелась этой идеей и рассказала ее подругам. И уговорила их попробовать самим. Ладно, неважно, скажет Вилла ей спасибо или нет, но мысль она подкинула хорошую. Каждая из них, перед тем, как уйти, оставляла спящему клиенту какую-нибудь мелочь, если встреча проходила у него. Если у них — предмет клали, например, под его ремень или в сапог, чтобы он мог найти его, когда одевался. Этот ритуал был еще одним штрихом их образа — и она знала, что многие мужчины коллекционируют эти безделушки, гордясь тем, как часто делят постель с Бродячими красавицами. Кем, кстати, были родители Виллы? Кажется, странствующими циркачами, умершими от чумы. Наверное, она из-за этого такая мрачная выросла. Принцесса вышла из особняка, кивнула одному из их охранников, который уже привел ей коня. Юноша-норвошиец, неудавшийся брави, с радостью согласился на них работать, просил совсем немного и был очень добрым и общительным. — Добрый вечер, Колла, — поприветствовал он ее на своем языке. — И тебе добрый вечер, Торва, — он помог ей сесть в седло позади себя и дернул поводья, направив коня в гостиницу, где они остановились. — Леди Ромашка просила передать, что мы готовимся к отъезду раньше времени. «Надо же… Леди Ромашка…» Она не смогла сдержать смешка. Как будто Ромашка могла когда-нибудь стать настоящей леди. — Ну разумеется. Никакого отдыха, пока не отобьем себе все задницы седлом. А она не сказала, с чего вдруг такая спешка? — она уже научилась разговаривать так, как, по ее мнению, говорили высокородные, но со «своими», с девочками и охранниками, она была самой собой. — Не знаю. Один из парней краем уха слышал про какой-то контракт. Контракт? Что еще за контракт? До сих пор они не заключали контрактов. Они строили образ изысканных куртизанок, движимых лишь своей чувственностью, и связывать себя какими-то обязательствами… Она приберегла свои вопросы до того, как они доехали до гостиницы. Сейчас был самый горячий сезон и постоялые дворы ломились от гостей, но большинству из них ничего не светило. Однако приглашения поужинать или потанцевать или сделать еще что-нибудь романтическое, были хорошими способами продвинуться вверх по списку. Другим же приходилось довольствоваться шлюхами попроще. А Бродячие красавицы работали на другом уровне. И старательно поддерживали свою репутацию. Помимо того, что среди них были только уроженки Вестероса, что уже было экзотикой по местным меркам, каждая из них придумала себе дурацкую, но красочную легенду о своем происхождении. Хотя проверить их правдивость эссосцы все равно не могли. Так, Вилла, например, утверждала, что является дочерью одного из самых знатных лордов Марок и сбежала из дома, когда отец хотел выдать ее за богатого старика из дома Хайтауэров. Дейзи называла себя внебрачной дочерью самого Мейса Тирелла от его загадочной и печально известной любовницы, с которой он сошелся незадолго до своей бесславной кончины. Хайди — или Гортензия, как ее теперь звали — заявила, что ее матерью была септа, которую все так сильно уважали, что уже готовы были выбрать ее верховной септой, впервые в истории, но беременность и рождение дочери перечеркнули все ее шансы… И так далее, и так далее. Забавно, но ее собственная легенда дочери Роберта Бунтаря теперь оказалась одной из наименее нелепых и наиболее правдоподобных. Принцесса и сама не знала, правда это или нет. Впервые эту историю рассказала Леслин, когда ей исполнилось двенадцать и хозяйка борделя решила, что девочка уже достаточно взрослая для того, чтобы работать вместе с остальными. Единственной, кто не придумывал о себе идиотских историй, осталась Ромашка — и это парадоксальным образом делало ее не только неофициальным лидером их команды, но и одной из самых популярных среди них. Девушки даже придумали для нее свой титул — «первая из красавиц». Хотя на самом деле она не была красивее остальных — это были лишь слова и авторитет. Достаточный для того, чтобы ей не нужно было поднимать его непроверяемыми историями. Поэтому она предпочитала отмалчиваться насчет своей родословной, а мужчины додумывали все сами. Ромашка встретила ее в общей комнате, отделанной полированной латунью и позолоченным деревом. Помещение украшали свежие красные цветы, такие же, какие были пришиты к ее платью. Это платье, как и все остальные, что она носила, были скроены так, что ее пышная грудь в любой момент готова была выскочить наружу. Каждый раз, когда Ромашка начинала слишком уж зазнаваться, у Принцессы возникало желание будто бы нечаянно наступить ей на юбку и устроить всем вокруг бесплатное представление. — О, Колла! — предводительница их команды сидела за столом с несколькими мужчинами и играла с ними в карты, потягивая вино и нещадно мухлюя. Они не могли этого не замечать, но их это, похоже, не заботило. — Друзья мои, прошу простить, но я вас покину на мгновение, чтобы сказать несколько слов наследнице королевского престола! О, каких усилий ей стоило не закатить в этот момент глаза… Ромашка вышла из комнаты, она последовала за ней. — Слава Семерым, ты как раз вовремя. Проклятый тирошиец умеет передергивать не хуже меня… Зато теперь у меня есть повод начать игру заново! Ха! — Да-да, я поняла. Слушай, Ромашка, тут мне птичка на хвосте интересные слухи принесла. Что за контракт ты там обсуждаешь? Сначала Торва говорит мне, что мы должны срочно сниматься, потом я спросила Орбело и он подтвердил… — Ты права, девочка, — улыбнулась Ромашка. — У нас большой заказ. — Прямо сейчас? — Прямо сейчас! — она опустила руку в глубокий вырез на платье и вытащила оттуда свернутый кусок пергамента. — Вот, полюбуйся. Ты цифры знаешь, так что просто посмотри на сумму! Принцесса недоверчиво прищурилась, но листок все же взяла. Развернула. Читать она так до сих пор и не научилась, но цифры и в самом деле понимала. Посчитала нули… — Это… Это шутка? — Все совершенно серьезно, детка! Я и сама поначалу не поверила. Но все так. Мальчишка, сын заказчика, живет здесь, в Пентосе. Богатенький засранец, ничего не скажешь… Малышка Лиза была с ним пару раз. Но я все равно не была уверена. Однако этот парнишка, Эйгон Мопатис, убедил меня в том, что он всегда выбирает все самое лучшее и денег у него хватит. А еще у него репутация человека, знающего цену своему слову. — Значит, если мы согласимся, нам придется отдаваться всем, кому он прикажет? А ты не думала о том, что это может убить всю репутацию, которую мы строили так долго? Довод казался ей резонным: они могли заработать на этом контракте баснословную сумму, но после этого им придется распрощаться с амплуа девочек, знающих себе цену, если все будут знать, что их пользовала целая армия. — Не-а! Только высшим командирам. И у нас будет право отказать, если кто-то будет вести себя слишком грубо… Или просто не впечатлит. Ты пойми, Колла, такие предложения бывают только раз в жизни! Упускать такое просто грех! Она аж присвистнула. — Да… Я… Я не знаю, как можно возразить. Пожалуй, я соглашусь. — Конечно, согласишься. Потому что все решения принимаю я, а ты их исполняешь, как и все остальные, — усмехнулась Ромашка. — Придержи коней, шлюха старая, — отпарировала Принцесса, но теперь она и сама улыбалась. — Хотя… Ты и в самом деле права. На таких условиях у нас есть все шансы стать самыми богатыми армейскими шлюхами на свете. Держу пари, у этих людей не только мечи золотые… --- Миранда II Целая вечность потребовалась на то, чтобы проползти этот туннель из конца в конец. Но даже вечность когда-нибудь заканчивается. И когда они выползли из какого-то холма, в воздухе все еще пахло дымом от пожара. Ранда не могла заставить себя оглянуться на Рунный Камень. Все, что ей сейчас хотелось, это упасть и заснуть. Или умереть. Но Уэймар… Проклятый тупица Уэймар все гнал и гнал ее вперед. — Давай… шевелись… Нас, наверное, уже ищут… Нельзя останавливаться, — приговаривал он. И она молча ковыляла за ним, волоча за собой меч Робара. Она знала, что может просто… перестать идти. Лечь на землю — и все. Он не мог тащить ее за собой силой. Он мог вообще не заметить, что ее рядом нет, пока не станет слишком поздно. Но она этого не сделала. Он шел вперед, и она следовала за ним. Даже когда ее ноги начали ныть от усталости, а сам Уэймар задышал глубже и тяжелее. Но они все равно шли, пока не остановились у небольшого горного ручья. — Ладно… Давай… Сделаем привал, — пропыхтел Уэймар, падая на покрытую опавшими листьями мокрую землю. — И надо… вымыться… в ручье… Если вдруг… собак пошлют… Ранда не ответила. Просто села на камень рядом с ним, положив меч Робара себе на колени. Через некоторое время она, наконец, почувствовала, как ее губы начали шевелиться. Она говорила, сама не думая о том, какие слова вылетают из ее рта. Это было не выражение ее мыслей. Так… просто способ заполнить пугающую тишину. — Ты что, ногу сломал? — услышала она собственный голос. — Нет… нет… Не думаю… Растяжение, похоже. А ты как? — Грудь болит… Ребро… сломалось… наверное. — Ничего, через пару лун срастется. Я сам ломал ребро, когда из седла свалился на тренировке. Скакал слишком быстро и нога выскользнула из стремени, — заговорил он в своей обычной манере. — Робару тоже тогда досталась и… Ну… неважно уже… — моментально поник он. А ее это имя почти заставило трястись от боли. — Отец, наверное, погиб, — думала вслух она. — Возможно, — не стал спорить Уэймар. — Или скоро погибнет. У нас нет шансов добраться до Врат раньше Арренов. — Отлично просто… Ты останешься последним из Ройсов, — убитым голосом произнесла она. Уэймар заставил себя встать. — Мы останемся последними, — поправил ее он и взял меч Робара с ее колен. — Отдай его лучше мне. Ты все равно не умеешь им махать. — А ты что собираешься делать с двумя мечами? — спросила она. — Не знаю. Может, еще успею научиться фехтовать двумя руками. Одним буду рубить Селтигаров, Графтонов и Арренов. А второй приберегу для боя с лесными чудовищами. — Тогда оба меча будут убивать чудовищ… — прошептала она. Уэймар стиснул зубы и кивнул. — Миранда… Миранда, слушай меня. Посмотри на меня, — он сел перед ней на колени и положил руку на плечо. Ее глаза продолжали смотреть мимо, вернее, будто бы сквозь него. — Миранда. Послушай. Мы живы. Только мы. Больше никто. Поэтому мы должны выжить. Ради них. Иначе… Эти выродки победят. Они хотят, чтобы мы умерли. И если мы умрем, они получат все, что хотят. Поэтому мы должны выжить, чего бы то ни стоило… Иначе отомстить за наших родных будет некому. — Думаешь, все так просто… Ты неисправим… Ты всегда думаешь, что все дается легко… — внезапно разозлилась она. — Если лес и горы не убьют нас, это сделают те, кто здесь живет. Горные дикари найдут нас раньше, чем мы доберемся до ближайшей безопасной гавани. И куда мы вообще идем, а? Ты знаешь, куда? В Редфорт нельзя. Если они пришли сюда, значит, там они точно есть. И они именно там нас и ждут! Уэймар отшатнулся от нее. А потом, покраснев, отвел глаза. Кажется, сильно обиделся. Значит, и правда вел ее в Редфорт… Ранда засмеялась холодным и горьким смехом. — Чего смеешься? — спросил Уэймар. Она не ответила, просто хохотала дальше, держась за живот, и не успокаивалась, пока у нее не перехватило дыхание. — Я… Я просто… не могу… Ха-ха-ха… Все Ройсы погибли… До единого… И уцелел самый тупой из всей семьи! И я осталась с ним одна! Воистину боги жестоки! Ха-ха-ха! Уэймар дернул плечом, но его лицо начало смягчаться, а она все смеялась и смеялась сквозь слезы. Она не заметила, в какой момент истерический смех превратился в просто истерику, а хохот сменился рыданиями. Она все-таки сломалась. Не в силах больше удерживаться в вертикальном положении, наклонилась вперед и соскользнула с камня, на котором сидела, на мокрую землю. От удара сломанное ребро вспыхнуло горячей болью, но ей было все равно. Потом она, не раздумывая, потянулась к Уэймару. И он, уронив меч Робара, нежно обнял ее. И, похоже, тоже плакал… Или нет? Этого она не знала. Просто продолжала рыдать, размазывая слезы и сопли по его рубашке. — АААаыыыыы! Я… мне… так… страшно… Уэймар… — Я знаю… — прошептал он. — Мне тоже. Они прижимались друг к другу довольно долго, пытаясь успокоиться. Потом она сделала так, как он велел, вымывшись в ручье и постирав одежду — как могла. От этого ей стало очень холодно, но вовсе не холод мешал ей уснуть, а осознание своего положения. Она так и пошла дальше, словно в полудреме. Уэймар, идущий впереди, изо всех сил старался не хромать. Они так и шли, пока не наткнулись на невысокий каменный забор. — Ага, — сказал Уэймар, оглядываясь по сторонам. За забором была пасека, а за ней довольно большой дом и что-то вроде амбара. — Это жилище Кенна Сладкой Руки. Он много лет поставлял мед в наш замок. Идем, у него можно найти помощь! А потом набрал в грудь воздуха погромче и заорал: — КЕЕЕЕЕЕНН! ЭЙ, КЕЕЕЕНН! Ты до… Миранда торопливо зажала ему рот и потащила вниз, за забор. — Ты что, совсем? Чего орешь? — прошептала она. — Ты что… Ты чего мне рот затыкаешь? Мы много лет работали с Кенном, он знает меня, и отца знает… — Ты головой-то своей подумай! Кем бы он ни был, он простолюдин. Все, что его волнует — это чтобы был мир и еда на следующий день, — прошептала она, практически дословно цитируя своего отца. — И если Аррены нас ищут… Они, скорее всего, уже назначили награду за наши головы. И обыскивают места, куда мы могли бы пойти. — Нет, он нас не предаст. Мы его законные… — У тебя голова точно опилками набита… Но даже если он и не захочет нас предавать… Я не думаю, что ты его законный лорд. — Что? Почему? — Я подслушала разговор людей Селтигаров. Еще там, в замке. Они напали на нас по приказу короля. Понимаешь? Король сам отдал приказ! Это значит, что дом Ройсов, скорее всего, уже объявлен врагами всего королевства! — Врагами… Нет, это невозможно! Мы ведь ничего плохого не сделали! — Мы нет. Но дядя Йон… — она замолчала на секунду. — Я слышала, что он выступал против короля. И тот нанес ответный удар. Вомзожно, он уже забрал земли тех, кого считал врагами. А это значит, что этот пасечник ничем больше нам не обязан. А рисковать нашими жизнями, уповая на одну его добрую волю, я не хочу! Она не знала, почему вообще продолжает спорить. Разве не она буквально час назад хотела просто лечь и умереть? И если их поймают — это, скорее всего, случится быстрее. Но сказанные ранее слова Уэймара все-таки нашли отклик в ее душе. Выжить назло этим чудовищам… Это была цель, за которую она могла уцепиться. Пока еще могла, во всяком случае. — Сейчас нам нужно укрытие. А потом… Мы можем идти либо на север, либо на запад. Я голосую за север. — Почему не на запад? Мы можем выбраться из Долины, попасть в Речные земли, а потом на Север. Хостер Талли и Джорах Мормонт дружили с отцом… — Потому что путь на запад идет только через Врата, — сказала она. Если они действительно хотели выжить, она понимала, что ей, скорее всего, придется думать за двоих. — Когда они придут за моим отцом, все земли к западу от нас, будут наводнены людьми Арренов. Если же мы будем держаться в горах… — Тогда нас схватят горные племена. — В точку. Племена, которые ненавидят Ройсов больше всех. Остается идти на север, к Перстам. — И оттуда морем на Север, в Белую Гавань? «А соображалка-то у него работает», — подумал Миранда. И это еще сильнее укрепило ее слабо тлеющую, как огонек на ветру, волю к жизни. Вернее, речь шла уже не о жизни. Речь шла о мести. Уэймар позаботится о том, чтобы ублюдки заплатили за все содеянное. Но пока что ему нужна была она, чтобы он протянул до этого момента. — Да, именно туда. По крайней мере, перевалы, ведущие на север, патрулируются не так часто, а когда доберемся до моря, можно будет идти на запад. Есть ли кто-нибудь в Перстах, к кому мы можем обратиться? Уэймар задумчиво потер подбородок. — Не знаю, надо поду… О, точно! Держу пари, лорд Бейлиш не откажет нам в помощи. — Бейлиш? — переспросила Миранда. Где-то она уже слышала это имя. Потом вспомнила, где именно. Титанов Мизинец, как прозвали его в Долине, был одним из объектов отцовской ненависти, потому что именно он стоял за богатством Арренов из Чаячьего Города, за что те щедро его вознаграждали. Правда потом, когда надобность в нем отпала, Бейлиша вышвырнули обратно в глушь. — Бейлиш на нашей стороне, — добавил Уэймар. — Он втерся в доверие к Арренам и снабжал информацией моего отца. Единственной причиной, по которой Изембард вложил деньги в земли Бейлиша, была в том, чтобы держать его подальше от своих тайн. Дать ему имение, чтобы было, где жить, порт, которым надо управлять… В общем, занять его чем-то. Аррены давно перестали ему доверять. А он их ненавидит за то, что они сначала подпустили его к настоящей власти, а потом выкинули. Я слышал, как отец говорил с Андаром об этом человеке перед самым отъездом… Она задумалась. Лорд Бейлиш был известен своим талантом в обращении с деньгами. Однако Титанов Перст, небольшой городок, выросший вокруг его замка, был известен, в первую очередь тем, что считался преступной столицей Долины. Контрабандисты и прочие лихие люди, преследуемые другими лордами, чувствовали себя в Персте как дома. — Значит, идем в Титанов Перст, — решила она. — Но сначала… Мы отошли уже достаточно далеко. Надо отдохнуть хоть немного. Этот Кенн… Он часто выезжает из своего дома? Ну, на рынок, например? — Часто. Каждый день почти. — Тогда подождем, пока он уедет. Сегодня он, возможно, выйдет пораньше, чтобы посмотреть, что там горит за горизонтом. И тогда мы отдохнем вон там, — она махнула рукой в сторону амбара. — Потом уйдем… Когда сможем. Возможно, даже еды прихватим. — Ты хочешь обворовать нашего же подданного? — криво усмехнулся Уэймар и она с трудом сдержалась, чтобы не ударить его. — Ты сам меня убедил в том, что нам нужно выжить! Вот и будем выживать. Если потребуется, будем воровать. Потому что иначе нам негде добыть еды, Уэймар. У нас даже лука нет, чтобы охотиться. Остается только красть — или умереть с голоду. — Ладно, — стиснул зубы Уэймар. — Да простят нам боги… «Богам на нас наплевать», — чуть было не ответила она. Хотя, может, и стоило это сказать. После всего, что они пережили, равнодушие богов было ей предельно очевидно.