***
После вечернего откровения Эстель мысленно приняла их новый уровень взаимоотношений и, всё же, согласилась на предложение о горячей ванне, не без доли внутренних усилий над собой, раз уж ей предстояло жить в этом дворце. На сей раз Юсупов предоставил ей банный халат, пока сам лично ушёл готовить ванную комнату, в коей они встретились буквально через десять минут. — Отвернись! — переодевшаяся в гардеробной девушка оголила плечи, но придерживала халат на груди, как тем самым утром, в ожидании, пока Феликс соизволит исполнить её просьбу. — Ну и что я там не видел? — вампир специально обиженно скривился в лице, но после настойчивого взгляда и сердито приподнятого уголка девичьих губ, недовольно вздохнул и, всё же, отвернулся, раздосадовано при этом бурча себе за спину. — Хорошо-хорошо, как скажете, княжна. Лишь убедившись в том, что он не подсматривает, француженка спокойно освободилась от халата, тут же павшего на пол, и аккуратно забралась в наполненную ванну с непрозрачной горячей водой цвета молока. Та приятно обожгла тело, смущение очень быстро выветрилось, и княжну как-то само собой потянуло на разговоры о новом для неё явлении. — Глупо, наверное, было бы с моей стороны предполагать, что ты единственный вампир, — начала, усмехаясь, и, погрузившись полностью в воду, откинула голову назад, на бортик ванны. — Верно, я далеко не единственный. В верхах власти и среди знати вампиров гораздо больше, чем можно себе представить, — также с усмешкой пояснил князь, расположившийся подле неё на небольшой табуретке. До локтей закатав рукава белой рубашки под чёрной жилеткой, монотонно, а посему расслабляюще стал перебирать пряди её волос, периодически их смачивая «странной», специально приготовленной для заживления оставшихся ран «молочной» водой. — И не только в России. — Только знати? Знаешь, я тут задумалась… — протянула она, постепенно млея под действием как самой ванны, так и прикосновений Юсупова, даже тембра его голоса, слышного над ухом, — получается, среди моих близких тоже могут быть вампиры? — ожидаемый интерес прорезался в её голосе в виде вопроса. — Ты знаешь кого-нибудь такого из моего окружения? — Знаю… по правде сказать, — он одномоментно вспомнил тот бал, на коем встретил Витковскую во второй раз. Она была в компании подружек, среди которых мелькнула и его знакомая Дарья Мщанская, чью тайну он не хотел раскрывать вместо неё, посему ответил завуалированно. — Но будет лучше, если не я об этом расскажу, а твои подруги. Точнее, одна из них. — Хорошо, тогда обязательно спрошу, — нахмурила брови, пытаясь мысленно определиться с одной «той самой» подругой, однако оставила пока это дело и продолжила любопытствовать новой для себя сущностью князя. — Феликс… а покажи клыки? — Не думал, что услышу от тебя подобную просьбу вот так сразу. Вы меня удивляете, княжна, всё больше и больше, — усмехнувшись, заглянул ей в глаза и, не отпуская влажные пряди из рук, оскалился так, что острые зубы показались во всей красе. — Ну, как? Страшно? — Нет… не страшно, — на самом деле, дыхание особы при виде вампирских клыков перехватило, но она старалась не показывать этого. К тому же, обыкновенный человеческий испуг из Эстель вытесняли интерес вперемешку с искренним чувством влюблённости в этого человека. «Нет, не человека». — Поразительно… — она улыбнулась, чуть приподнявшись так, чтобы вода закрывала грудь, и, невесомо погладив мужчину по гладковыбритой щеке костяшками пальцев, слегка смущенно добавила с блеском в очах, — никогда не думала, что собственными глазами увижу вампира… ещё и полюблю его. Какой удивительной, оказывается, бывает жизнь, не правда ли?***
Вопреки расслабляющей водной терапии и, вместе с тем, нежности перед сном, ночь прошла беспокойно, юная Витковская смогла на пару часов сомкнуть глаза лишь под утро. Поездка во Францию всё равно была нужна — она не может оставить свою горячо любимую бабушку одну в таком горе. Первым делом после тяжёлого пробуждения княжна написала письмо Саманте, в котором просила собрать её вещи по максимуму и сообщила, что совсем скоро за ними прибудет. Затем, спустившись в гостевую комнату, собрала по полу свои украшения, которые вчера повсюду метала, и сложила те в бархатный мешочек. Расстаться с родным домом и фамильными драгоценностями оказалось не так просто морально, но, кажется, наконец наступил тот этап, который называют «переломным»? — Всё готово, мы можем ехать, — вскоре, присоединившись, известил её Феликс, и вместе они отправились из дворца. Около получаса в пути, и экипаж остановился напротив имения Витковских. Тогда Эстель с тяжёлым сердцем ступила с кареты на землю, на бледном личике моментально возникла маска, в полной мере выражающая недовольство этим домом. У крыльца, переминаясь с ноги на ногу, уже ждала её Саманта с весьма обеспокоенным и тревожным видом: долгое отсутствие госпожи неплохо её встряхнуло, и видеть её перед собой стало облегчением. Ожидая, пока погрузят собранные камеристкой чемоданы и сумки, княжна кратко оповестила как её, так и собравшихся родственников: — Я хотела лично сообщить, что переезжаю во дворец князя Юсупова, — после сих слов невольно обернулась назад, на хозяина известного имения: сейчас тот находился чуть поодаль и сам контролировал погрузку множественного багажа. — Мне так жаль, моя госпожа, — грустно ответила служанка, стараясь переварить услышанное, и не могла не добавить сокровенное. — Я не хочу с Вами прощаться… Вы правда больше не вернётесь? — в её голосе мелькнула слабая, ещё теплящаяся надежда, что ещё ничего не решено до конца. Как же она тогда ошибалась! — Моя милая Сэмми, увы, я не смогу вернуться… сюда, — с презрением окинула дом и косо посмотрела на стоящих в стороне родителей, склонивших головы, затем вернулась всем вниманием к француженке. — Но, думаю, однажды судьба вновь сведёт нас вместе, — и брюнетка вынула из небольшой сумочки тот самый ценный мешочек. Вложив в руки Саманте, крепко её обняла и прошептала на ухо. — Прошу, прими их. Это меньшее, чем я могу отблагодарить тебя за всё, что сделала для меня за долгие годы, моя дорогая. — Это… Ваши украшения? — достав на свет и увидев в ладони знакомое фамильное серебро Витковских, раскрыла рот от удивления. — Но зачем? Как же…? — Они мне больше не понадобятся, а тебе они очень пойдут. На память обо мне, — зеленоглазая особа грустно улыбнулась, и они сцепились в прощальных, на грани слёз, объятиях. Юная Витковская в последний раз посмотрела на родню вдалеке, даже заметила виноватый взгляд Маргариты Михайловны, но подойти под гнётом вчерашней обиды, всё же, не смогла. Лишь попрощавшись с Самантой ещё раз и вдвоём, князья вернулись во дворец, где продолжили сборы в дальнюю дорогу. — Уверен, что хочешь ехать со мной в такую даль? — отчего-то переспросила Эстель, попутно собирая вещи, которые планировала взять с собой. Феликс занимался тем же, но, заслышав в голове тревогу, отставил это занятие. Князь подошёл к девушке, взял у неё из рук платье и вполголоса произнёс: — Не хотел бы я ехать, не был бы сейчас здесь, с тобой, — утешительный поцелуй в лоб, затем короткий в губы, и вот она, изменившись в лице, искренне ему улыбается, чувствуя на устах сладкое послевкусие. Неожиданно, но как же приятно получить от него даже немного поддержки и нежности.***
Стрелки часов стремительно переступали за полдень, а уже ближе к обеду всё было готово к внеплановому путешествию на самое болезненное событие в жизни княжны. Поездка заняла довольно много времени, несколько дней и ночей сменились за окнами купе. Порой Эстель подолгу глядела на мелькавшие пейзажи и невольно вспоминала знакомые очертания своей родины. Под вечер, при свете керосиновой лампы девушка вновь принялась за чтение книги, помогающей ей отвлечься — в юной княжеской голове нещадно роились тоскливые мысли, а так хотелось быть для своей бабушки поддержкой в столь трудный период. — Сколько они были вместе? — Юсупов, сидевший на краю постели и, подпирая подбородок ладонью, глядящий на ночной едва различимый вид за окном, аккуратно нарушил густую тишину. Едва сев в поезд, они совсем не разговаривали, каждый утопал в собственных мыслях. Витковская, заложив закладку на странице и отложив закрытую книгу в сторону, подняла на него усталые зелёные глаза. — Где-то сорок лет. Считаю, это уже довольно много, — задумчиво, чуть улыбаясь, накрутила прядку едва волнистых волос на палец. — Могли бы и дольше, но бабушка отказала ему дважды. — Надо же! А почему отказывала? — продолжал князь, теперь уже заинтересовавшись причиной, также подпирая подбородок и глядя на Эстель напротив. — Мой дедушка был… — она буквально споткнулась об это слово, но мужественно, ещё стараясь сдерживать эмоции в себе, продолжила свой рассказ, — весьма гиперактивным человеком, правда, так с первого взгляда и не скажешь, учитывая, что был превосходным охотником. А бабушка моя слишком упрямая, хотя он ей сразу же понравился. К тому же, оказался весьма настойчивым. Воспоминания из детства не заставили себя долго ждать и яркими картинками вспыли в голове княжны. Вот прохладный осенний день, когда дедушка решил научить её стрельбе из его излюбленного ружья, что почти никому прежде не давал в руки. Показал, как целиться, выстроил для внучки импровизированную мишень, а когда та почти попала в самый центр, прыгал от радости, как самый настоящий ребёнок. — Я скучаю по дедушке… — Витковская прижала сжатый кулачок к дрожащим губам и, зажмурившись и всхлипывая, еле слышно заплакала. «Дурацкие слёзы, опять!» В ночном купе вдруг возник запах металла и дерева, а слёзы вновь заволокли глаза. Феликс молча, однако с содроганием на душе наблюдал, как безмятежная улыбка с её уст молниеносно окрасилась скорбью, и поражённо сам себе понимал, что не может оставить это просто так, в стороне. Поднявшись со своего места и присев рядом, он одним ловким движением закутал девушку в мягкое пуховое одеяло и, обнимая, со всей заботой прижал её, плачущую, к себе. «Сколько же тебе испытаний выпало. Ещё и я», — подумал он тогда, держа в объятиях постепенно успокаивающуюся Эстель, и, не раздумывая, коснулся губами её макушки.***
Вскоре поезд прибыл в пункт назначения. Лион встретил их тёплым августовским солнцем и свежим воздухом. Яркий и красочный — такой, каким его всегда любила Эстель. В родительский дом она ехать не захотела, а лишь парой фраз заинтриговала князя о том, где они будут жить. «Секретным местом» для проживания стала личная усадьба княжны, располагающаяся за городом, в тишине. Лион был излишне шумным, а там девушка могла спокойно остаться одна, в моменты особой тоски приглашала подруг в гости. А теперь и не только их. — Добро пожаловать, — пропела Витковская прямо с порога, оставляя сумки у входа, и, пройдя в гостиную, раздвинула тяжёлые шторы. Внутри поместья всё было светлым и нагромождений не так много, в отличие от убранства дворцов. Слуг здесь Витковская не держала, ибо сей дом оставался её личным убежищем от громкой жизни дочери прославленных французских дизайнеров. В свою очередь, для Феликса же такая разница в интерьере оказалась непривычной, как минимум, оттого что за границей стал в какой-то момент появляться весьма редко, и подобный интерьер шёл вразрез с тем, что осталось в его владениях в Петербурге. Усадьба была просторной, в два этажа. На первом — гостиная, столовая и терраса, а на втором — спальня, ванная и кабинет. Расположившись в спальне, для похоронной процессии, что должна была начаться через пару часов, девушка переоделась в чёрное платье в пол с манжетами на длинных рукавах и воротником-стойке. Без рюшей, без фатина, без всяких вычурностей — простое платье, в комплект к которому подобрала такого же цвета заколку с пышным бантом и вуалью, спадающей на лицо, и фатиновые полупрозрачные тёмные перчатки. Князь же остановился на своём привычном костюме, разве что белую рубашку сменил на чёрную. Тогда они, в последний раз поправив на себе одежду перед выходом, молча переглянулись, прежде чем покинуть имение.***
Бабушка жила почти в самом центре Лиона в многоэтажном доме, куда князья доехали вполне вовремя. Поднявшись на четвёртый этаж, Эстель с волнением постучала в крайнюю дверь у окна, и спустя несколько мгновений ожидания ей открыла женщина в возрасте. — Mon étoile, — с нежной грустью в голосе Жюли окликнула внучку, на что та тут же бросилась к ней в объятия. — Mamie! — крепко обняла бабушку, едва сдерживаясь, чтобы не разрыдаться при ней. Удивительно, что сама Жюли держалась бодро… только внешне. Феликс издалека был поражён мадам Готье-Ноллет. Она выглядела довольно молодо для той, кого следовало называть женщиной в возрасте, а тем более бабушкой. Русые волосы её были аккуратно заплетены в косу и закреплены вокруг головы, а сверху — чёрная шляпа с чёрной вуалью, спадающей на лицо. Платье открывало шею, красиво облегало подтянутую фигуру, и было таким же в пол, с рукавами-бабочками. — Mamie, это… — юная особа обернулась на князя, стоящего немного позади, дабы не мешать, и хотела было его представить, как её удивили ответом: — Моя дорогая, я прекрасно знаю, кто это, — Жюли ласково погладила её по руке и перевела взгляд на мужчину. — Неожиданно видеть Вас здесь, князь Юсупов, но добро пожаловать в Лион. — Выражаю Вам свои глубочайшие соболезнования, — он подошёл ближе и, взяв дамские пальцы и склонившись, поцеловал руку мадам. — Именно в Лионе я впервые, правда, ибо больше останавливался в Париже. — Тогда, думаю, Вам должно здесь понравиться, — прежде ещё раз обнявшись с внучкой, Жюли пригласила пару войти в её скромное жилище. На деле квартира оказалась куда больше, чем сам дом снаружи, внутри также светло, невзирая на тёмно-бордовые обои. Из небольшой прихожей сразу открывалась зала с укромным обеденным столом на двоих у окна. Чуть правее располагалась кухня, а рядом с ней две двери, ведущие в спальни, одна из коих с ванной комнатой. Юсупову тогда сразу бросилась в глаза стена с множеством рамок с фотографиями. Пока женщины говорили о чём-то своём в стороне, княжескому взору приглянулось одно фото, к коему подошёл совсем близко, будто под гипнозом. На фотокарточке в день свадьбы запечатлены Жюли и её ныне покойный муж. Жюли с красивым букетом полевых цветов в руках и в широкополой белой шляпе и Вильгельм с немного торчащими ушами и в красивом костюме-тройке, с любовью приобнимающий невесту. И оба улыбаются так счастливо… — Кажется, что это было совсем недавно, — грустно произнесла дама, приметив живой интерес у Феликса. Эстель же вновь прильнула к бабушке, молча поглаживая её по плечам. Никто более так ни о чём и не заговорил — во дворе ждал приготовленный экипаж. Карета вновь выехала за черту города, вдалеке показалось кладбище, куда активно подтягивался народ. Здесь были и старые друзья, и близкие Вильгельма, при виде коих Эстель невольно удивилась, насколько общительным был её дедушка: многие захотели проводить его в последний путь. Всё плыло, словно в тумане. К счастью, гроб оказался закрыт до самого конца, и юная Витковская, крепко держа под локоть своего кавалера, честно сказать, была рада в глубине души, что не увидела мертвенно бледное и спокойное лицо дедушки. Воспоминания о нём, улыбчивом, счастливом и, главное, живом, были ещё слишком свежи и больно кололи в сердце. Жюли же, сдержанно поджав губы, неотрывно смотрела на могилу, которую уже начали закапывать. Сердце её пропускало удары, пока ноги предательски подкашивались, и женщина, обессилев, неспешно опустилась на землю, содрогаясь всем телом и тихо плача. Тут же с одной стороны от неё оказалась Маргарита Михайловна, равно как и Эстель с другой, с трудом отпустив князя и стремительно подлетев к бабушке. Все трое, не жалея платьев, сидели на земле, сжавшись в один горестный комок боли. И это был единственный момент их единения за последнее время. После похоронной процессии, в свете вечернего солнца, их семейство вновь разъехалось в разные стороны: родители отправились в свой особняк, а уставшая Жюли настояла, чтобы молодые люди остались у неё. — Дома мне одиноко без Вильгельма, побудьте со мной всего пару дней, — попросила она в экипаже, на что и Эстель, и Феликс, переглянувшись, охотно согласились и вместе закивали головами в подтверждение, посему повозка по пути ненадолго приехала в усадьбу княжны — те без промедлений взяли пару-тройку оставленных вещей на ночлег и также молниеносно загрузились обратно. Они вернулись в квартиру тем же составом, той же троицей, однако теперь воцарились здесь грозные «три сестры»: тишина, пустота и темнота. Свечи не грели как прежде, а мадам Готье-Ноллет в глазах князя Юсупова мгновенно перестала быть похожей на ту, какой встретила его всего-навсего пару часов назад. Она грустно села за тот обеденный столик, сняла шляпу, стянула перчатки и молча, безучастно, вопреки просьбе в карете, отвернулась к окну. Сия картина не могла уйти от любящей внучки, наблюдающей усталыми глазами, полными слёз. — Пойдём? — шепнула Эстель Феликсу, осторожно дергая его за рукав, чем дала понять, что им пока лучше уйти. Брюнетка тихо завела его в спальню для гостей, где уже успела начать раскладывать собранный в это путешествие саквояж. За закрывшейся дверью комнаты князь снял пиджак, взъерошил влажные от погоды волосы и кратко взглянул на княжну. Та, в свою очередь, аккуратно сняла перчатки и заколку, оставаясь в одном платье, и невольно потупила взор на прикрытую серым пледом постель. Кем бы они ни были, но маломальский отдых им сейчас точно необходим.***
Проведя достаточно времени наедине со своими тяжёлыми мыслями, невольно переплетающимися с приятными воспоминаниями прямиком из прошлого, Жюли решила отвлечься: заварила душистый чай, к коему прилагались сладости, включила проигрыватель с любимой пластинкой Вильгельма и, виновато вспомнив о приглашённых к ней детях, ею оставленных, позвала их присоединиться к её скромному вечеру. Она сидела на том же месте, но немного бодрее, скрывая всё её тревожащее за нежной улыбкой, и мерно помешивала ложкой сахар в чашке. Юсупов же, желая разрядить накопившееся напряжение, решился в очередной раз позвать Витковскую на танец, по крайней мере, в новой для него, «французской», обстановке. Танцевать вне стен дворца, не в пышных юбках и фраках, а в простой, пусть и траурной одежде — это нечто совсем другое, как оказалось, абсолютно непохожее явление. Поначалу в ней ещё присутствовали некое смущение и скованность, но получать от происходящего небольшое удовольствие ничуть не мешали. Ещё несколько минут под очаровывающую музыку, проведённых с вампиром и в его цепких руках, юная француженка расслабилась и совсем забыв, что они никак не одни, со всей любовью прильнула к его плечу. Феликса же и вовсе ничего не сдерживало: он довольно нежно вёл особу в танце, после не сильно кружил в такт мелодичной, расплывшейся по комнате музыке, что лилась нескончаемым потоком из проигрывателя. По-прежнему сидящая за столом бабушка, подперев подбородок ладонью, так и наблюдала за ними с любопытством и уже вовсю строящимися теориями об их отношениях, пока разномастные зелёные глаза в какой-то миг не переглянулись, и пара нехотя не разошлась. Тогда князь решил и замести некие следы, и одновременно порадовать мадам Готье: сменив прежнюю партнёршу, подошёл к женщине и протянул ей руку с привычной для себя полуулыбкой уголками уст: — Дорогая мадам Жюли, приглашаю Вас на танец. И помните, я не принимаю отказы, — лукаво заулыбался в ожидании исключительно положительного решения. Жюли, пусть немного и шокировано, приняла весьма внезапное предложение, и теперь уже настал черёд Эстель наблюдать за танцующими. — Ух, мальчик мой, Вы слишком бойкий для такой старой клячи, как я, — женщина иронично усмехнулась, останавливаясь на месте после танца, а затем, выдержав паузу, заговорчески продолжила. — А вот внучке моей — в самый раз. На сих словах князья одновременно переглянулись между собой и смущённо выдавили из себя подобие улыбки. Вот же старушка, а как смутить горазда! Их тёплые и такие душевные посиделки затянулись до позднего вечера. Уже не в силах бодрствовать, около полуночи девушка пожелала бабушке доброй ночи, и разошлись они по спальням: личной и гостевой. Феликсу, пережившему такой насыщенный кардинально противоположными эмоциями день, конечно, из них троих повезло чуточку больше — спать по человеческим меркам, в течение 8-10 часов, ему не приходилось, потому, когда Эстель благополучно уснула, он осторожно за ней наблюдал, лёжа рядом на перине. Красивая, как фарфоровая кукла, заставляющая всё внутри него по-новому трепетать. Глядя на неё, замечал, что на губах его исключительно счастливая улыбка, а не та приторно-хитрая, какая была прежде на любых серьёзных столпотворениях. Странное, даже забытое чувство наивной, в самом хорошем смысле этих слов, подростковой влюблённости. На деле, при всём желании уснуть спокойно, без лишних иллюзий и на всю ночь, ей так и не удалось. Витковская, проспав так, как хотела, всего лишь около полутора часов, всё ворочалась в постели, пока в глазах её мелькали исключительно похоронная процессия, слёзная истерика бабушки и гроб с телом любимого дедушки. Она, аккуратно поднявшись с кровати, накинула халат на тёмную ночную сорочку и, с теплотой в наполненных влагой глазах окинув дремлющего вампирским сном с книгой в руках Юсупова, вышла на террасу, где обнаружила такую же полуночницу, как и она сама. Жюли, сидя на миниатюрном садовом диванчике и глядя куда-то вдаль, на кроны растущих за забором деревьев, мерно пила вино, на уставшем лице её застыла грусть. —Ты чего не спишь? — спросила она, обернувшись на тихий звук шагов и теперь глядя на растрёпанный, полусонный и в целом разбитый вид внучки. — Не могу уснуть, а ты чего? — прохладный ветер тронул девушку воздушной рукой по шее, и та, промокнув глаза костяшкой пальца, закуталась в халат получше. — Тоже не могу уснуть… — пожала плечами и тихо пошлёпала по месту рядом с собой. После чего молча достала второй бокал с полки, что была под столом, и налила ещё одну порцию вина из уже начатой сегодняшним днём бутылки. — Не думала, что доживу до того момента, когда буду пить со своей внучкой вино, — улыбнулась, сложив ногу на ногу и, отпив из бокала, посмотрела вдаль. — Всё когда-то бывает впервые, — Эстель, взяв с дивана плед, закуталась в него и, опустившись рядом, положила голову на плечо бабушке. В руке у юной княжны тотчас возник тот самый наполненный красным полусладким бокал. — Знаешь, о чём я думаю? До сих пор, — начала было дама, сделав ещё глоток из сосуда вместе с внучкой. — Я никогда не разделяла стремлений твоих дурных родителей найти всяких оборванцев в мужья — во-первых, моей внучке нужен не меньше, чем князь, а не какой-то нахлебник. А во-вторых, кто бы что ни говорил, а Юсупов очень хороший человек, гораздо лучше тех обормотов, которых тебе находила Марго, — поведя носом на невестку, которую не жаловала, она взяла девушку за руку и со всей искренностью, вкрадчиво, добавила для неё неожиданное. — Я буду счастлива, если узнаю, что он позвал тебя, Стелла, замуж. Не просто так он ведь здесь, правда? — Mamie! — взвизгнула шёпотом, явно смущённая услышанным от бабушки. Кажется, даже уши её в тот момент загорелись. — А что такого? — та развела руки в стороны в непонимающем жесте. — Повторюсь, княжне твоего полёта положен князь не меньше, а Феликс Феликсович вдобавок надёжный и галантный юноша. Тогда Эстель поймала себя на мысли, что одобрение бабушки касаемо Юсупова и правда было ей приятно, пока другие его люто ненавидели за отличное от других поведение и более свободные взгляды. Однако была во всём этом и обратная сторона медали. «Но он никогда на мне не женится, бабушка… он вампир, а я человек», — напомнила себе, будто иглой больно кольнула, кто есть князь на самом деле. Но вслух об этом, конечно же, говорить не стала — слишком масштабная тайна. — Я буду настолько счастлива, что смогу умереть спокойно, — девушку выцепил из размышлений грустный женский смешок, и он же с новой силой переполошил. — И снова встречу нашего дедушку, там мы будем вместе. — Бабушка, не говори так, — с дрожащими губами она ещё сильнее прижалась к старушке и сцепила на ней свои крепкие объятия. — Я боюсь остаться без тебя, — она не может потерять любимую бабулю, нет! — У меня больше нет родных, — родных, кто бы говорил вслух о любви и проявлял её. За двадцать один год, увы, от матери дождалась лишь порицания и пощёчины в присутствии отца, который явно и сам был бы не прочь наказать дочурку за распущенность. — Я знаю, моя маленькая кроха, — Жюли тепло обняла прильнувшую к ней Стеллу, более не сдерживая слёз, и, прикрыв глаза, чмокнула её в висок. — Я буду с тобой до последнего вздоха, столько, сколько смогу. Сколько мне отпущено на этой земле.