lie-de-vin

      Массивный туман стелился по полу всякий раз, когда Даша уходила в глубокую скорбь. В один и тот же день, который наступил и сегодня, она, сидя в кресле в гостиной, бережно и любовно оглаживала края рамки из красного дерева, где было фото мужчины в чёрном фраке. Острые скулы, немного зачёсанные назад тёмно-русые волосы и эта полуулыбка, по которой она так скучала уже много лет. Художница, ощущая покалывания на пальцах от волнения, невольно улыбнулась ему в ответ, после чего, в какой-то момент потеряв контроль над собственными эмоциями, спешно отвернулась и, зажмурившись, всё же, постаралась сдержать себя в руках. В эти дни особняк особенно гудел тишиной, практически гробовой, даже слуги старались не издавать ни звука. Мщанская, мысленно собираясь с силами, глубоко выдохнула и поднялась с места.              — Ванесса! — хозяйка особняка позвала служанку, а когда та оказалась в поле зрения, готовая к поручениям, попросила её. — Принеси моё пальто, пожалуйста, — после, отправившись в холл, на ходу довольно быстро собрала волосы в косу и, стоя у большого зеркала с комодом, подвязала их чёрной траурной лентой. Когда накидка с лёгкой руки Ванессы оказалась на плечах, Дарья уже было взялась за ручку парадной двери, но та распахнулась раньше.              — Почему ты не сказала мне?! — то оказалась почти отчаянно влетевшая в дом Эстель. Она не успела толком перевести дыхание, прежде чем на повышенных тонах выпалила волнующие её после разговора с князем вопросы, при этом яростно сверля лучшую подругу огненно-зелёным взглядом. — Когда ты собиралась мне об этом рассказать?!              Дарья вздрогнула от неожиданности, неосознанно хватаясь за сердце, но с места не сдвинулась. Она сразу поняла, о чём спрашивала переполошённая и взвинченная подруга. Похоже, кто-то дал ей повод для подобных тем, и не составило труда догадаться, кто же это был.              — Всё-таки, он тебе рассказал… — облегчённо вздохнула, вызвав тем самым у гостьи волну шока, и, заведя внутрь, закрыла за ней дверь.              — Нет, всего-навсего намекнул на одну из моих близких подруг, не желая раскрывать чужой секрет, — Витковская, выпустив пар, продолжила несколько спокойнее, поправляя перчатки. — Почему-то я подумала о тебе — Таня на эту роль, честно говоря, не годится.              — Из нас двоих я больше похожа на ту, кто может пить кровь? — с её губ сорвалась усмешка.              — А ты хотела когда-нибудь… укусить меня? — проигнорировав шутку, Эстель с лёгкой опаской ответила вопросом на вопрос. Раньше у неё не возникло бы ни таких вопросов, ни сомнений, но сейчас… сама всё ещё с трудом верила, что говорит об этом вслух.              — Конечно же, нет. Я бы никогда не причинила тебе боль, нет… наоборот, я защищу тебя ото всех, кто посмеет тебя хоть пальцем тронуть.              Она осторожно развела руки в стороны с желанием обнять княжну, в душе боясь, что теперь их дружба даст нехилую трещину. Тогда секунды затишья и раздумий казались обеим девушкам бесконечно долгими. Однако не следовало и бояться, всё осталось, как прежде: Эстель, более не колеблясь в правильности своих действий, ступила ближе и всё также доверчиво и охотно, без всякого страха, обвивая, прижалась к вампирше. Та, в свою очередь, заботливо погладила её по волосам, прикрыв веки и наслаждаясь ценными для них моментами душевного единения.              — Поехали со мной, я тебе обо всём расскажу, и ты всё поймёшь, — выйдя из приятного чувства транса, Дарья высвободила подругу из пут, взяла её за руку, а в другую свободную — заранее приготовленный помощницей букет белых лилий, и вместе они направились к ожидающей карете.              Всю дорогу они провели в тишине, не сказав ни слова. Француженка начинала нервничать в предвкушении их разговора, но чувствовала, что не стоит ей сейчас что-либо спрашивать, а когда из окошка экипажа заметила кресты под покровом пасмурного дня и нависшими тучами, в груди больно кольнуло. Её страшные предчувствия подтверждались с каждым мгновением, с каждым новым шагом за Дашей, ведущей её вглубь кладбища. Она стала безмолвной свидетельницей тому, как некогда беззаботная в её глазах подруга, прошептав лишь одно слово: «Любимый…», возложила принесённые цветы на могилу и, опустившись пред надгробием на колени и коснувшись ладонями холодной земли, скорбно заплакала, прикрывая веки. Какие-либо речи тогда были излишни.              Эстель ни в коем случае не хотела прерывать столь горький момент, лишь стояла чуть поодаль и, прижав кулачок к губам, оставалась наблюдательницей. Мщанская сама обратилась к ней, когда решила, что пришла пора поведать близкому человеку обо всём. Ещё раз окинув могилу, усыпанную любимыми цветами, потухшими очами, повернулась к уже не такой бойкой Витковской и неспешно, вполголоса заговорила:              — Это произошло очень давно, ещё до нашего с тобой знакомства. На одном из приёмов я встретила небезызвестного князя Юсупова, мы как-то быстро нашли общий язык, а уж он не преминул представить меня своему лучшему другу — графу Фэринэ, — сделала паузу, покрутив на пальце обручальное кольцо. — Граф Филипп Фэринэ, самый лучший и единственный мужчина в моей жизни. С первой встречи он был ко мне так внимателен, галантен и обходителен…              Говоря о нём, Даша, кажется, чувствовала на себе его прикосновения и тёплые крепкие объятия даже сейчас. В этом месте его последнего пристанища она ментально могла снова быть с ним, как тогда, в счастливые дни, вечера и ночи своей некогда человеческой, а после и бессмертной жизни. Не менее этому способствовал и её «ритуал» с налаживанием связи через ладони. Так она могла представить, что в нём ещё теплится частичка жизни даже спустя столько лет забвения, и ей становилось легче переживать потерю.              — Глядя на него, общаясь с ним, я даже подумать не могла, что он вампир, он был человечнее самих людей, нас окружающих. Впрочем, его сущность ничуть не помешала нам полюбить друг друга. С каждым днём мы виделись всё чаще, проводили время вместе, нам больше никто не был нужен. Возможно, Феликс тогда ревновал нас обоих, но мы всё равно оставались крепкой дружеской троицей. Приёмы, выезды за город, охота и ещё огромное множество всяких светских забав. Мы пробовали всё, каждый день, и казалось, что ничего не может нарушить эту приятную рутину.              Девушка искренне улыбнулась, как в её памяти возникло такое яркое воспоминание, будто произошло оно вчера. Вот задний двор Юсуповского дворца, тот самый фонтан, а вот они вместе, в компании таких же единомышленников, дико танцуют и горланят песни, которым их научил сам Феликс, так громко и развязно, будто не были представителями знатных родов. Им не было никакого дела до того, что о них подумают другие — они развлекались, они хотели так жить.              — Однажды, незадолго после знакомства, Филипп сам предложил меня обратить, чтобы мы жили долго и счастливо, но без этой людской грустной концовки, где умирают в один день, — с её уст сорвалась тоскливая, едва уловимая усмешка. — Мы всё сделали, как того требовали правила Священной Дружины и Негласного комитета: заполнили формы на обращение, дождались одобрения, поженились. Нам казалось, что теперь у нас есть целая вечность, чтобы быть вместе… и как же мы тогда ошибались. Этой вечности было совсем немного, прежде чем нас лишили её Охотники. Это настоящие животные, в разы страшнее и опаснее вампиров, это одержимые какой-то своей слепой правотой ублюдки, их нельзя назвать людьми!              В одно мгновение Мщанская точно озверела, выпуская на свет свою клыкастую демонессу, и кулаками ударила рядом с собой землю так, что кусочки её подлетели в воздух. Даже Эстель, зная, что ей ничего не угрожает, вздрогнула от увиденного.              — Они зверски убили Филиппа практически на моих глазах просто за то, что он был другим, попался им под руку в ненужное время и ненужном месте. Тогда Феликсу удалось меня спасти, но мы не смогли уберечь от них тебя… прости меня, Любовь моя. Когда-нибудь я искуплю свою вину, и мы встретимся вновь.              Подавшись вперёд, она провела ладонью по надгробной плите, кончики её пальцев коснулись выпуклых букв, складывающихся в имя возлюбленного, и, перестав сдерживаться, вновь слышно зарыдала от бессилия. Этот горький плач искренне страдающей девушки буквально разбивал княжне сердце.              — Даша… я ведь не знала, — сама находясь на грани, ощущая, как глаза наполняются влагой, подошла поближе и понимающе обняла подругу за плечи, а та в ответ сжала её тёплые пальцы. — По глупости своей всё думала, когда мы все приёмы посещали девичьей компанией, что ты одинока, потому что тебе ещё не встретился тот единственный…              — А на деле я вдова, которая уже его потеряла. Графиня Фэринэ без своего графа, — всхлипнув в последний раз, вытерла слёзы с лица и неожиданно для Витковской произнесла куда-то в атмосферу. — Я надеюсь, всё получится, и у вас с Феликсом будет своя вечность.              — Погоди… — Эстель растерянно приоткрыла рот от услышанного и смогла вымолвить лишь, — ты знала о… о нас?              — Иногда Феликс бывает на редкость болтлив с теми, кому доверяет, — Даша тихо усмехнулась, поднимаясь с земли, но, увидев, как сникающая подруга, стремительно меняясь в лице и потерянно обнимая себя за плечи, начала от неё закрываться, теперь сама поспешила её успокоить: сначала взяла за руки, а после, уняв в них лёгкую дрожь, взяла бледное личико в ладони и заглянула в сверкающие изумруды. — Не бойся, он не сказал ничего лишнего. Его просто так переполняли чувства, что решил поделиться со мной, как по-настоящему влюбился, а для него это такая редкость — все эти прекрасные порывы человеческой души. Я была счастлива узнать, что ты — объект его любви, а не мимолётное увлечение на одну ночь, о которой уже мне рассказала. И буду ещё сильнее счастлива, если мои друзья найдут друг в друге поддержку, опору и, главное, любовь. В конце концов, пора и мне отдать должное князю Юсупову.       

***

      С кладбища княжна уезжала в одиночестве, в тишине, без близкой подруги рядом, её окутывали смешанные чувства. Для неё всё ещё странно и необычно было узнавать о существовании вампиров, да ещё и когда те настолько к ней близки. Поглядывая из окошка кареты на пасмурный пейзаж, Витковская устало потёрла переносицу с явным ощущением, как осадок от печальной истории Дарьи, решившей ещё побыть с любимым наедине, тяжело осел где-то внутри, в глубине её души.              В какой-то момент ухода в себя, от всех этих раздумий, и вовсе забыла, что теперь не будет возвращаться домой. Прежний дом остался позади. Особенно девушка встрепенулась морально, когда кучер направил лошадей к Юсуповскому дворцу. Это также взыграло двойными чувствами, но всё негативное вмиг перебивала приятная, исходящая прямо с порога теплота имения.              — Ты вернулась! — стоило лишь вспомнить о нём, как тут же из «пучин» поместья появился Феликс. — Как всё прошло? — он лично помог снять с плеч особы пальто и убрал то в гардероб, после чего князья прошли в тихую залу. Слуги вокруг потихоньку копошились в подготовке избитого приёма, последнего на этой неделе и, кажется, в этом месяце, венчавшем собой лето.              — Теперь я знаю немного больше… — медленно и вдумчиво ответила Эстель, старательно принимая в мыслях новую для себя истину. — Так странно, что все эти годы, оказывается, вампиры были намного ближе ко мне, чем я могла когда-либо подумать. Ещё и среди близких друзей.              — Для меня более странно, что тебя это нисколько не пугает, — князь чуть улыбнулся краешком губ, оглядывая задумчивую, стоявшую напротив него мадемуазель.              И действительно, почему-то её это не пугало. Не пугало быть один на один с клыкастым хищником, удивительно не пугало даже тогда, когда дворец к вечеру доверху наполнился гостями, среди которых добрая половина могла быть такой же опасной. Или Витковская предпочитала на этом попросту не зацикливаться, когда впервые в качестве полноправной хозяйки бала принимала визитёров, одинаково легко общалась со знакомыми представителями знати и теми, кого видела впервые в жизни — раскрепоститься и отбросить природное стеснение продуктивно помогли несколько бокальчиков льющегося рекой игристого. Возможно, именно вино также поспособствовало разговору с практически самым нежеланным собеседником.              Тогда княжна, смеясь и ловко подхватывая диалог с юными дамами, неудачно повернула голову в сторону и ощутила весьма неприятный момент дежавю.              «О, господи, опять он…» — разочарованно проговорила про себя, незаметно прикрывая ладонью глаза, ибо к ней вновь, как и в прошлый раз, через весь зал пробирался известный и всё равно отвратительный ей кучерявый блондин, граф Бейль. На его лице была написана радость в предвкушении встречи с обещанной невестой, которая, в свою очередь, резко изменилась в лице, её скулы дрогнули, и она нервно отпила ещё шампанского из бокала, смиренно дожидаясь неизбежного. И как назло, рядом не оказалось Юсупова, который мог её спасти. «Спасение утопающих — дело рук самих утопающих», — сама себе пожала плечами француженка.              — Эстель! — остановился около княжны с настолько довольной улыбкой, что аж противно и зубы, кажется, свело. — Наконец-то я смог тебя поймать.              — Поймать? Я вроде не дичь на охоте, чтобы меня ловить, — отвела взгляд чуть в сторону с едва заметной ухмылкой и искажённой гримасой, практически как сам Феликс, когда тот бывал не в духе. Верный знак — их начали объединять общие черты в поведении. — Принимаю гостей, как и положено хозяйке.              — Могу ли я пригласить тебя на танец? — кажется, он пропустил мимо ушей тонкий намёк на то, что Витковская занята другим кавалером, посему ей пришлось говорить об этом открыто:              — Нет, — заявила вполне уверенно, впервые в жизни. Как же давно она ждала этого момента! Всё стало так легко без родительского контроля. — Я обещала танец другому. И только ему, — поправила она себя.              — Но… как же? — молодой человек опешил от её слов, только разве что не развёл руки в стороны от удивления, однако рот поражённо открыл. — Ведь твои родители…              — Ах, ты разве не знаешь последних новостей? — девушка наигранно удивилась и прикрыла рот раскрытым веером. Но это было лишь началом: в следующее мгновение Эстель, изменившуюся в лице повторно, будто прорвало, и решила высказать сразу всё Алексею в лоб — чаша женского терпения переполнилась до краёв. — Мои родители перестали иметь на меня какое-либо влияние, и то, что они когда-то обещали меня тебе, не имеет ничего общего с действительностью. Я имею право любить того, кого хочу, быть с тем, с кем хочу, а не кому меня отдадут по расчёту, я имею право на счастье! И я не хочу тебя больше видеть рядом со мной — я не твоя невеста.              Выдохнув от столь пламенной речи, она залпом выпила остатки шампанского и, обернувшись, увидела приближающегося к ней князя. Пусть его снова успели отвлечь дела, сейчас он узрел этих двоих разговаривающими, причём, не как прежде, а с повышенным женским тоном, и сам не преминул вмешаться в зарождающуюся «бурю».              — Что за шум, Эстель? — оказавшись за спиной возлюбленной, испуганно заглянул ей в глаза, лишь после этого решил обратить внимание на причину недовольства. — О, Алексей Дмитриевич, моё почтение! — его губы тут же растянулись в привычной лукавой улыбке, а рука невольно потянулась и обняла хрупкую брюнетку за талию так, чтобы было видно несостоявшемуся жениху. — Какими судьбами у нас?              — И да, Алексей, если тебе ещё интересно, — почувствовав хватку вампира на себе, посмотрела в сторону и встретилась с его цепкими очами, — у меня уже есть избранник, — продолжила уже вполголоса, расплываясь в улыбке и доверчиво прижимаясь к нему спиной. — Я поняла, что только с ним буду по-настоящему счастлива, что бы о нём ни говорили другие.              Феликс не заметил, как прямо на людях, в присутствии того же графа, потянулся к княжне и слился с ней в поцелуе, чувственном и таком приятном, пусть и не столь долгом, как бы им двоим хотелось. К тому моменту многие узрели воочию то, о чём шептались между собой уже пару месяцев. Кое-где были слышны неважные для князей поражённые ахи и вздохи, а откуда-то, хоть и гораздо реже, доносились и радостные.              Да, они показали всем истину одним лишь красноречивым жестом, однако Эстель по-прежнему могла уловить, как добрая половина юных девушек и знатных дам смотрела на Юсупова, в их глазах буквально плескалось желание быть на её месте, и это немножечко разжигало злость в некогда скромной зеленоглазой мадемуазель.              — Феликс, а тебе не кажется странным, что барышни всё ещё пытаются с тобой заигрывать, даже в моём присутствии?              — А ты что, ревнуешь? — он посмотрел на неё чуть свысока с привычной полуулыбкой и хитрым прищуром, на что она раздражённо вздёрнула носик:              — Вот ещё! Вздор! — а сама, вопреки собственным словам, чуть сильнее обвила его руку и прижалась с довольной улыбкой, не подавая вида гостям.              — То же самое могу сказать и я, — конечно, Феликс тоже замечал, как молодые кавалеры и почтенные господа поглядывали на соблазнительную Эстель, на её открытые тёмно-зелёным платьем плечи и ключицы, и аналогично вставил саркастическую шпильку. — Ничуть не ревную ту, от кого у всех этих мужланов текут слюни, — посему крепче обнял её за талию и со смешком притянул к себе.              Так они и бродили по залу, крепко держась друг за друга, и язвительно, улыбаясь, «скалили зубы» окружающим, чтобы непременно узрели все, что они вместе и их союз разрушать не стоит. Они буквально наглядно представляли из себя фразеологизм «Два сапога пара», и подобное настроение тянулось до всех присутствующих.              Впрочем, долго ходить напоказ им не пришлось — вскоре они, расцепившись, остановились для светской беседы со знакомым Юсупову господином, обменялись приветствиями, все втроём взяли с подноса официанта ещё по бокальчику игристого, и гость незаурядно начал:              — Князь, замечательный приём, Вы, как всегда, на высоте. Но мне кажется, чего-то, всё-таки, не хватает. Может быть… — подмигнув обоим, мужчина недвусмысленно коснулся носа. — У Вас же осталось то лекарство, которое поможет нам всем быть ещё веселее? Если нет, то могу поделиться.              — О, нет! Отныне с кокаином покончено, сударь, — Юсупов отрицательно повёл головой и, взглянув на стоящую рядом княжну, лукаво улыбнулся уголком уст. — Увольте, у меня своё лекарство, — и в подтверждение своих слов, страстно обнимая, притянул девушку к себе, не спуская с неё, опьянённой и также ему улыбающейся, сверкающего взора. — Она — мой единственный наркотик.