lie-de-vin

      «Так странно… интересно, я когда-нибудь привыкну?»              Не успела Эстель открыть глаза, как её разум наполнился переживаниями, вмиг состроившими гримасу на её лице и нахмурившими брови. Да, с переездом в другие стены изменилась и утренняя рутина. И если просыпаться одной ей было не привыкать, то чёткое знание, что рядом должен лежать кто-то ещё, всё упрямо не покидало. Нюанс был лишь в том, что этот «кто-то» в особом сне не нуждался, потому Витковская, сколько уже жила во дворце, столько подолгу наблюдала искусную, практически театральную постановку перед сном, пока сама благополучно не засыпала. А вот то, что делал Юсупов после её отхода в царство Морфея и что с ним тогда творилось — об этом история, мягко говоря, умалчивала. Однако, ей было неважно — уже хватало в жизни перемен и новостей, пока и этого достаточно.              Настало очередное утро в неизменном одиночестве, когда пустая половина ложа уже практически не вызывала тоски. Верно, наступала чёткая стадия принятия. Потянувшись в мягкой постели, княжна перевернулась и устремила сонный взгляд в окно, всё ещё закрытое плотными шторами. Даже сквозь массивную ткань умудрялся просачиваться яркий свет, от него девушка, сощурившись, спряталась под тёплым покрывалом.              «Как хорошо, что балы остались позади, хоть ненадолго», — проговорила про себя с облегчением на душе и, всё-таки, заставила себя, откинув одеяло в сторону, хотя бы сесть на кровати. То оказались последние мгновения гнетущей тишины, сменившиеся неожиданным:              — Решила отоспаться? — возникший из ниоткуда голос, что прошептал над самым ухом, вызвал волну мелких мурашек по всему телу. Эстель, незаметно от них вздрогнув, обернулась и, встретившись с зеленоглазым вампиром в упор, чуть ему улыбнулась.              — А ты решил меня напугать? — парировала вопросом на вопрос, разворачиваясь к нему всем корпусом, на что тот, обойдя кровать и присев рядом, осторожно провёл ладонью по спутанным угольным волосам.              — Увы, это вышло случайно, и мне жаль, что вынужден поднять тебя с постели, — прикрыв веки, она почувствовала быстрый поцелуй в висок, после коего Феликс поднялся и сделал шаг к гардинам, дабы впустить настырные солнечные лучи в спальню. Тогда в памяти особы мельком стал проявляться вчерашний разговор перед сном о грядущей прогулке по каким-то важным делам, и те явно требовали основательной подготовки, от которой никак не отвертишься.              — Знаешь, я тут вот о чём подумала… — она подошла к туалетному столику, уселась на табурет и, взяв расчёску, крайне задумчиво продолжила, — уже всю голову сломала в попытке подсчитать, но… — расчёсывая волосы, с лёгкой опаской, но, всё же, решилась задать мучавший вопрос вслух. — Сколько тебе лет? Скажи, сколько лет князю Юсупову?              И правда, зная теперь, кем является князь на самом деле, девушка с трудом могла представить, что за внешней молодостью, возможно, скрывается что-то, откровенно говоря, «древнее». Феликс дёрнулся, едва услышав сорвавшиеся с дамских уст слова, и отвернулся от окон с застывшим на лице удивлением — явно не ожидал подобной прямоты, пусть и от ставшей близкой ему Витковской.              — Кхм… а Вы, княжна, за словом в карман не лезете. Поставили меня, право, в неловкое положение, — поначалу та испугалась столь серьёзного тона, но, в итоге, выдохнула, когда он шуточно, даже по-детски надул губы, подходя со спины, и, склонившись, посмотрел с этим выражением на бледнолицую француженку через овальное зеркало напротив. — По правде сказать, я и сам сбился со счёта, но мне явно больше ста лет. Может быть… около ста пятидесяти? Впрочем, для старой развалины я ещё о-го-го, особенно в постели, согласись?              Вампир, едва касаясь, а потому ещё более соблазняюще, провёл кончиками пальцев по открывшейся его взору девичьей шее, пока застывшая в предвкушении мадемуазель уже лишь делала вид, что причёсывается. Он искусно отвлекал её от ненужных мыслей, чего вовсе не стеснялся, и в следующую секунду накрыл нежную кожу своими холодными губами, держа ладони на стройной талии и невольно замечая, как вздымается женская грудь от перехваченного дыхания и зарождающегося возбуждения её обладательницы. Взгляд Юсупова медленно скользнул по хрупким плечам и тотчас столкнулся с тем самым шрамом, чью природу он так и не узнал. Похоже, пришла пора, наконец, услышать истину.              — Нет, я больше не могу спокойно на него смотреть. Моя очередь задавать вопросы. Что это за шрам, у тебя на плече? — спросил вкрадчивым тоном, заглядывая в изумруды и чуть сильнее сцепляя руки на её животе. — Ты о нём не рассказывала.              — А ты действительно хочешь знать что-то о нём? — получив утвердительный кивок, лишь после него, глубоко вздохнув и слегка помрачнев, не без чувства стыда, решилась поведать историю вслух. — Хорошо… это случилось не очень давно, но в детстве. Дело в том, что я жутко боялась лошадей. И до сих пор боюсь, честно говоря, — не преминула уточнить. — Не знаю, почему детей обычно не слушают и настырно делают с ними то, чего им не хочется, чего они страшатся… как специально, чтобы «выбить дурь», так сказать, проявить себя в воспитании. Или только мне так повезло? Помню, умоляла родителей этого не делать, но они не послушали: отец посадил меня в седло, а матушка рядом возмущалась, что я должна учиться верховой езде. И они не просто посадили, не повели кобылу спокойным шагом, а сразу пустили её галопом и стали наблюдать издалека. Но не рассчитали успех этого аттракциона — она мчалась, пусть и по огороженному полю, но так быстро, что скинула меня, и я с криками, не удержавшись, полетела наземь. Не знаю, откуда, но именно в том месте, куда я приземлилась, торчал острый штырь… — сжав губы в тонкую полоску, посмотрела на безобразную отметину на предплечье и с содроганием закрыла её ладонью. К ней вернулась фантомная, но та же острая боль, перед глазами яркой вспышкой блеснули окрашенные кровью воспоминания. — Не помню, кричали ли на меня за это, но точно помню мамочкино недовольство за испорченное платье. Эх, любящие родители… в чувство меня привёл лишь лекарь в нашем поместье в Лионе, наложил повязку, успокоил сладостями. Но шрам всё равно остался и напоминает мне об этом случае каждый чёртов раз. Я больше не хочу его видеть, не хочу о нём вспоминать… помоги мне забыть об этом уродстве.              — Помогу, — он уловил в её потухшем изумрудном взоре мольбу, костяшкой пальца аккуратно погладил по щеке. — Но знай: с ним или без него, ты для меня всегда будешь подлинной красавицей.              Неожиданно для француженки, князь подхватил её на руки и наперекор собственным словам, прозвучавшим ранее, уложил обратно на постель под шуточные испуганные женские вскрики. Затем стал умело выбивать из той звонкие смешки, тычась носом, как большой кот, в щёки и покрывая свою княжну короткими поцелуями. От его прикосновений и объятий, с приятной дрожью чувствуя, как одно коварное и лёгкое движение мужчины помогло сползти с плеча лямке ночной сорочки, она совсем забыла обо всём тяжёлом и омрачающем это утро, и сама обвила возлюбленного, ласково вплетая длинные пальчики в золотистые кудри и невинно целуя его в уста. И почему ей с ним так хорошо, тепло и спокойно?.. «Странно, конечно, всё это».