Часть 1
Тишину лагеря нарушал звон железной посуды и негромкие голоса — те, кто уже проснулся, продолжали разгружать оставшиеся в повозках вещи, стараясь не будить остальных. Запах свежей листвы и теплый весенний аромат все еще вызывали необычайный прилив сил на контрасте с вечным снегом и жутким холодом гор, откуда мы недавно спустились. — Артур! — Датч стоял около своей палатки, скрестив руки на груди. Я поднялся. Глаза, после сна еще не привыкшие к яркости утра, слегка покалывало, а живот тянуло после нескольких почти голодных дней — времени на приемы пищи почти не было. Обустройство лагеря на новом месте и изучение окрестностей оставляли возможность лишь на редкие перекусы, а Пирсону готовить что-то более сытное было пока не из чего. — Доброе утро, Датч, — тихо сказал я и заглянул в его палатку: Молли уже активно прихорашивалась перед зеркальцем. Я втянул свежий воздух и продолжил, уже громче. — Неплохое место, а? Только бы здесь все вышло, как надо. — Выйдет, как и всегда. Под его глазами залегли легкие тени, на лбу добавилась пара морщин, а некогда редкие седые волоски на бакенбардах теперь превратились в скопище белых пятен. Всего за пару недель он будто постарел на несколько лет. — Нам нужны деньги, — вздохнул он и вытащил из нагрудного кармана толстую сигару, — чтобы уйти подальше от этой «цивилизации». Густое облако дыма коснулось черной шляпы. Он сделал шаг внутрь палатки и из-за спины бросил: — Съезди как-нибудь в город. Выясни, что известно местным про ограбление поезда. Заодно осмотри местный банк, но умоляю, не лезь на рожон... Он прошел к дальнему пологу палатки, взял с бочки гроссбух и начал рассматривать записи. Теперь каждому из нас следовало делать взнос в так называемый общак - будь то деньги или дичь, и все соответствующие записи заносились именно в эту толстую книгу в руках Датча. Понемногу там начинали появляться имена многих обитателей лагеря, однако этого все еще было недостаточно. Ведь голодных ртов прибавилось, несмотря на то, что нескольких людей мы потеряли в Блэкуотере. Новоиспеченная молодая вдова Сэди, конечно, могла заняться рутиной и помочь мисс Гримшо, но все еще не отошла от смерти мужа. Она часто сидела на бревне в отдалении и ни с кем не разговаривала, хотя иногда и грозно шептала что-то на ухо привязанному к дереву О’Дрисколлу, отчего у того делался очень жалостливый вид. Я вгляделся в лохматую голову этого паренька, и непонятно откуда взявшаяся жалость заворошилась в сердце. Он совсем не был похож на остальных членов банды Кольма — выглядел слишком безобидно. Хотя явно знал, где находится обитель его главаря, но по какой-то причине говорить не хотел. Отойдя от палатки, я направился к коновязи. Чарльз сидел на стоге сена с разложенными вокруг стрелами. Рядом его конь так и норовил вытянуть солому из-под хозяина, на что тот ладонью мягко отодвигал морду животного. — Занят? — Не особо. Просто решил проверить стрелы, — Чарльз поднес одно древко ближе к лицу и начал внимательно его рассматривать. — Я хочу поохотиться, присоединишься? Он медленно кивнул, все еще не отнимая взгляда от стрелы, затем сложил их все в колчан и закинул его на плечо. — Вон там, видишь? — Чарльз указал на место недалеко от железнодорожных путей. Мы только выехали из перелеска, скрывавшего наш лагерь от посторонних глаз. Белохвостый олень, зарываясь мордой в траву, мирно стоял неподалеку. В нескольких шагах от него вертел ушами второй, чуть больше, поблескивая лоснящейся шкурой на солнце. Это место я приметил еще пару дней назад, когда тоже пытался поохотиться, но тогда всю дичь распугал всадник, будто бездумно и хаотично мчавшийся по полю. — Твой тот, что справа, — Чарльз наложил стрелу на тетиву. — Раз… Два… — затем медленно ее натянул. — Три! Две туши распростерлись на траве, окрашивая ее в бурый цвет и заставляя кроликов бешено выпрыгивать из зарослей и спешить в безопасное место. — Уберем их, пока не слетелись стервятники, — Чарльз закинул одного оленя на плечо. — Стой. Отвези Пирсону тушки, а шкуры я продам в городе. — В Валентайне? — после моего кивка он продолжил: — А я надеюсь, что Пирсон хоть в этот раз сделает что-то стоящее. — В горах мы ему тоже приносили оленину, но мясо все равно получилось пресным. — Может, на него влияла обстановка. — Ему вечно что-то мешает, — усмехнулся я, подходя с ножом к одной из туш. Как только я проехал первые загоны с овцами, понял, что Валентайн — это захолустный городок, полный пьяниц и дебоширов. И все же это были живые люди, чего в горах нам всем так не доставало. К тому же Датч называл это место идеальным, чтобы залечь на дно и переждать переполох на западе, куда после ограбления нами парома ринулись отряды пинкертонов. Плакаты с нашими лицами висели на стенах почти каждого дома в Блекуотере, и, наверно, следствие там велось нешуточное, раз Датч и Хозия, разведав тогда обстановку, велели быстро собираться. Однако и здесь мы уже успели наследить — местные газетчики во всю горлопанили о недавнем ограблении поезда. К расследованию даже подключили тех же пинкертонов, так как владелец составов — влиятельный железнодорожный магнат. Но пока никто еще не знал наших лиц, а местное расследование не выдвигало виновных — и я надеялся, что так и продолжится. Лямка сумки оттягивала плечо под тяжестью каких-то консервов, которые я брал не глядя — редко когда нужда заставляла меня их открывать, потому как в основном сам добывал дичь, если приходилось останавливаться в пути. Из новой открытой пачки сигарет выпала карточка, и, подождав пока табачный дым обоснуется в легких, я поднял ее. «Изабель Барлоу». На меня смотрела красивая женщина с копной темных волос, собранных в объемный пучок, однако большее внимание привлекали пестрые перья и цветы, хаотично вылезающие из прядей. — Мой взор тебя рисует и во сне и будит сердце, спящее во мне, — донесся сбоку напевный и хриплый мужской голос. Дядюшка нетвердо стоял на ногах и криво улыбался, сжимая в руке почти пустую бутылку. — Не староват ты для подобных стихов? — Опять язвишь… Я, между прочим, в самом расцвете сил! — Почему тогда не помогаешь другим в лагере? — усмехнулся я. — Ох, Артур... Люмбаго — это такая коварная штука, — сказал он и сделал большой глоток, опустошив бутылку. Пока я шел к лошади, мне вслед прозвучало еще что-то несвязное, а, может, Дядюшка и вовсе бурчал себе под нос. Пэтч стоял на привязи, постукивая копытом. Его темная грива, будучи расчесанной накануне добродушной Мэри-Бет, сейчас снова спуталась, а на светлых пятнистых боках виднелись темные грязевые подтеки — Валентайн явно не приветствовал чистоплотность. Достав из сумки яблоко, я поднес его к коню, а тот почти сразу обхватил его большими губами. Пэтч за такое короткое время уже стал для меня верным другом и спутником, хоть и не обладал выдающимися способностями. С того момента, как мы забрали его из поместья Адлеров в горах, я к нему уже привык, хотя и понимал, что, если Сэди Адлер потребует вернуть его, я должен буду это сделать. Нога скользнула в стремя, перетягивая на себя вес тела. Старое, потрепанное седло заскрипело подпругами, но этот глухой звук уже настолько приелся, что почти сливался с цоканьем копыт. Я курил, проезжая мимо внушительного — по меркам Валентайна — кирпичного здания, охраняемого парой законников, чьи силуэты с дулами ружей проглядывались сквозь окна. Банк ярко выделялся на фоне облупленных деревянных фасадов. «Для Датча это будет просто», — подумал я и вдавил пятки в бока Пэтча.Часть 2
— Хорошо, я подумаю над этим, — медленно произнес Датч. Он глубоко вздохнул, не смотря на меня и начав шарить по жилету. Его явно что-то тревожило и причем давно — такое выражение лица сопровождало его на протяжении всего пути из Блэкуотера. Наконец он вынул сигару и отстраненно прикурил ее, будто и вовсе не осознавая этого. Облако табачного дыма поднялось и рассеялось у верхушки палатки. Тоже хотелось закурить. Я поджег сигарету и присел за стол неподалёку. Здесь иногда можно было увидеть, как кто-нибудь играет в домино или покер, но сейчас все были чем-то заняты. Оглянувшись, я заметил сидевшего на бревне у пепелища Джона. Его голова была опущена, а рукой он держал палку, которой ковырял кострище. Я до сих пор не мог простить ему предательства. Злость, которая была вначале, уже не так сильно ощущалась. Но иногда, перед сном, лежа на боку и смотря на него, сидящего у костра и мирно болтающего с остальными, я задавался только одним вопросом: как можно было покинуть нас? Свою семью? Джон оглянулся, возможно, почувствовав мой взгляд, и увидев, что я за ним наблюдаю, снова начал ковырять пепел палкой. — Как отдыхается, Марстон? — я подошёл к кострищу и сел на бревно напротив Джона. — Ты опять?… — устало спросил он, нахмурившись. — Сидишь себе, а все занимаются делом... — Хватит, — перебил он. — Зачем ты вообще пытаешься меня задеть? Уже в который раз... Я и сам не знал, зачем. Возможно, простая обида. Может, скрытая злость. Чуть помедлив и задержав взгляд на захлестнувшем щеку шраме Джона, я отвернулся. — Ладно, отдыхай.Часть 3
Я сделал еще глоток — так штрихи получались более уверенными, да и вдохновения было больше. На вкус этот джин был чуть более сухим, чем должен, но мне нравился. Порыбачить не удалось — клёва не было, и я решил сделать пару зарисовок в дневнике. Дерево, за ним — неглубокая река, а на заднем фоне — высокая горная гряда с расположившимися на склонах кустарниками. Грубые штрихи делали склоны более крутыми, кроны гуще, но именно это отражало бурлящие внутри эмоции. До сих пор не угасшее разочарование в лучшем друге. Гнев из-за оставленного в Блэкуотере золота, которого хватило бы на безбедную жизнь всем членам банды. Тоска по Дженни, Дейви, Маку и Шону, и первых двух уже точно не было в живых. Негодование из-за опрометчивого решения Датча довериться этому остолопу Мике… Ещё глоток. Солнце припекало все больше, ветра не было, а воздух стал тяжелым и душным от витающей повсюду пыльцы. Расстегнув ворот рубашки и просидев так минут десять, я понял, что единственный способ охладиться — окунуться в реке. Ледяная вода обжигала кожу, каменное дно царапало ступни, но все это успокаивало и рассеивало гнетущие мысли. Река была настолько чистой, что я мог видеть проплывающих мимо рыб, пугавшихся меня. Я набрал в ладони воды и, поднеся к затылку, разомкнул их. Разгоряченная алкоголем и солнцем кожа щек разом остудилась, а тело начала пробирать дрожь. И только сейчас, слегка протрезвев, я почувствовал чей-то взгляд. Обернулся. На противоположном берегу, вцепившись в своего коня, стояла девушка. Ее волосы медом блестели на солнце, спадая волнами на румяное лицо. Руки странно трепыхались на загривке животного. Как только она заметила мой ответный взгляд, ее конь тут же сорвался с места, подгоняемый хозяйкой, и они вместе скрылись в перелеске.