Теперь я буду героем!

Мой путь в Йокогаму превратился в фитнес пробежку: сначала бежала в Сибуйское метро, затем из другой станции помчалась прямо к квартире Курокавы – благо она находилась недалеко. И вот теперь, вся потная и запыхавшаяся, я переводила дыхание, стоя прямиком у той самой белой двери, находящейся на последнем этаже. Говорю огромное "спасибо" Богу, что сжалился надо мной и не дал случиться фиаско в виде сломанного лифта; мне бы не хотелось подниматься на 30-ый этаж по лестнице. Удивительно было то, что ноги ещё не отказали мне, а ведь парочку километров я пробежала точно. Я позвонила дверь, ожидая худшего. Сейчас я встречусь со своей смертью. Глупо, наверное, самой идти к тому, кто грозился тебя убить. Тело холодело от страха, несмотря на то, что мышцы разогреты пробежкой, а пот лился ручьём. Это были самые долгие секунды в моей жизни. Никто не открыл дверь. Позвонила ещё раз. Тишина. – Изана? – пронеслось эхом по всему лестничному пролёту, доходя до этажа пониже, а от него к ещё более низкому этажу и так далее. – Ты ведь там? – на мой вопрос ответили молчанием. Могло показаться, что никого не было дома; но в это слабо верилось, ведь никто никуда не пойдёт в глубокую ночь, к тому же сердце чувствовало, что Изана рядом. – Открой, я хочу поговорить с тобой. Невыносимая немота сводила с ума. Возникало ощущение, что вот-вот откроется дверь, и из неё выйдет пистолет, ну или же нож, но самый очевидный вариант – сам Курокава, тянущий руки, дабы обвить ими мою шею и сильно сжать, оставляя багровые следы на нежной коже. От таких мыслей было настолько жутко, что я почувствовала какую-то тяжесть в области глотки и провела по ней рукой, с трудом сглатывая слюну. – Я приму это, как согласие. – я подошла к двери чуть ближе. – Ты сказал, что я боюсь тебя – это правда. Боялась и до сих пор боюсь. Как бы ни старалась, у меня не получалось избавиться от этого чувства даже тогда, когда поняла, что ты хороший человек в глубине души, просто одинокий, отчего и кажешься пугающим. Я думала, если мы подружимся, то смогу избавить тебя от одиночества, но не рассчитала, что ты такой упрямый и недоверчивый. К тому же ты всегда был холоден ко мне и редко проявлял интерес, дабы оттолкнуть меня. Но, несмотря на это, я все равно не теряла надежду стать для тебя кем-то более близким, чем просто знакомой; я была готова даже поглотить всю тьму в твоей душе. – лоб соприкоснулся к холодной, как и Изана, поверхности двери, пока горячее дыхание, возникавшее от тягостных вздохов, опаляло её. – Я не должна была просто стоять и смотреть на то, как ты уходишь. Скажи, если бы я погналась за тобой, если бы сжала твою холодную руку в своих так же холодных, если бы сказала, что ни за что тебя не отпущу, ты бы остался? – голос начинал дрожать от волнения и от количества сокровенностей, которые я ещё никогда никому не говорила. – Ты сказал, что привыкаешь ко мне; значит, ты что-то чувствуешь по отношению ко мне? Зачем пытаешься подавить в себе чувства, которых я так старательно добивалась? Или именно их ты и считаешь своей слабостью?.. – колени согнулись от тяжести, и тело от усталости пало на пол, пока спина прижималась к двери. – Знаешь, а ведь ты даже не знаешь меня по имени, потому что я не из этого мира. Это трудно объяснить, но мне известна чуть ли не вся твоя жизнь. Так почему, зная все твои проблемы, я никак не могу помочь тебе? Потом осознала, что у нас одинаковые трудности: близкие бросают – но дело было в том, я что я сама ещё не сумела разобраться со своей проблемой. И как же мне тогда разобраться с твоей? Поэтому у меня появилась идея: решить наши проблемы вместе. Если бы мы сблизились, то могли бы... На минуту я замолчала, раздумывая все сказанные мною слова, бессвязные, глупые, неподходящие. Это заставляло меня усомниться в правильности своей болтовни. – Чёрт. Прости, я говорю бред. – ухватившись за голову, я опрокинула её назад, тем самым ударяясь об дверь и чувствуя её нехорошее дёрганье. Одной ладонью я гладила болючее место на затылке и встала, а другой тянулась к дверной рукоятке. Стоило только потянуть её на себя, как мне открылся вид на прихожую, в углу которой всё так же стоял фикус. То, что дверь оказалась открытой, настораживало. – Изана? – с этим словом я вошла в квартиру и сняла обувь, чтобы не запачкать не такой уж и чистый пол. Блуждала по просторной гостиной, по скудной кухне, была даже в ненавистной ванне, крича имя Курокавы, но так и не нашла его. Зато нашла свою рыбу Луиса, которого получила, как утешительный подарок на ярмарке вместе с Изаной и Какучо; он мирно себе плавал в небольшом аквариуме, находящемся рядом с другим большим аквариумом с живущими там петушками. Видимо, парень хорошо ухаживает за рыбами, смотря на чистоту и порядок в их жилище и на дорогой корм. "Я думала, что он выкинул Луиса" – пронеслась в моей голове мысль. И внезапно стало стыдно, что более я о своей рыбке не вспоминала. Меня разочаровало даже не то, что никого не было дома, а то, что я только зря изливала душу перед итак открытой дверью. Но теперь возникал вопрос: "Где Изана?" Конечно, было удивительно, что он, отлучившись куда-то, не запер квартиру – следовательно, парень был где-то неподалёку. Было несколько вариантов: либо пошёл выносить мусор, либо отправился на крышу. Больше всего манил второй вариант даже не потому, что выносить мусор ночью мало кто будет, а потому, что мысль спускаться вниз на первый этаж не очень-то и приятна; к тому же крыша была ближе. Я быстро вышла из квартиры, направляясь со скоростью света к лестнице, что вела на крышу здания. Не понадобилось и секунды, чтобы взобраться наверх, протянуть руку к двери и толкнуть её чуть ли не со всей силы. Морозящий душу ветер ударил в лицо, проходясь по всему мокрому телу мурашками, отчего становилось ещё холоднее. Но это только корка льда – его глубь чувствуется в тот момент, когда тебя с ног до головы осматривает равнодушный взгляд, принадлежащий человеку у порога здания, и начинает казаться, что он прямо сейчас упадёт из-за шаткости походки. "Изана, мой милый Изана! Ты правда здесь!" – на лице расплылась довольная улыбка, а взор мой смягчился при виде него. Даже несмотря на то, как угрожающе Курокава выглядел, на его обещание убить меня, я всё равно была счастлива снова встретиться с этими совсем непустыми, напоминающими аметисты глазами – именно аметисты, ведь только они способны показать всё величие Изаны. Ты смотришь на меня с таким безразличием, перерастающим в жестокость, что я просто не могу не переубедить тебя в том, что нужна тебе. Насколько ты можешь быть нежен? Или можешь ли быть вообще? Я хочу узнать тебя всего, Курокава Изана. Мне недостаточно читать о тебе, видеть тебя, спасать тебя – мне нужна твоя любовь. – Я видел, как ты бежала сюда. – он протягивал предложение, оставляя паузы, и голос его, неуверенный, совсем не подходил к внешней оболочке, такой отстранённой и пугающей. Словно в нём боролись две личности. И это я поняла только по одной фразе, вместо которой Изана мог бы сказать, что я не учусь на ошибках, или вовсе убить на ровном месте; но нет, он смотрел на меня, на то, как я отчаянно бегу к нему. Он говорил, что не отводил взгляда, не уходил с крыши, понимая, что я приду к нему. Изана ждал и хотел моего появления, сам того не осознавая. – Скажи, Ханагаки, что заставляет тебя так истошно тянуться ко мне? – брови свелись, очи заблестели от нескольких огней, исходивших от других зданий. Он застыл в озадаченности, застыл во тьме ночи и в свете города. Как же красив был Изана, будучи в таком неоднозначном состоянии. – Почему ты просто не можешь оставить меня в покое? – лицо исказилось в неком отвращении, вызванном испугом или шоком, а может и непониманием ситуации. – Я же сказал, что убью тебя, если ещё раз увижу! Неужели, тебе плевать даже на свою собственную жизнь? – он небрежно и резко покачал головой, вздыхая, как это бывает от безысходности; и серьги ханафуда звенели в такт его медленного сумасшествия. – Я просто хочу знать причину твоего упрямства. В голове я вспоминала всё то, что говорила тогда, стоя у двери, и казалось: "Нужно сказать всё это прямо сейчас" – но осознавала, что в тех моих словах больше бреда, чем истинной причины моей, так сказать, зависимости Изаной. Трудно было уместить все чувства в несколько фраз, ведь их было так много, что и не сосчитаешь. Другое дело – отдать своё сердце ему, чтобы тот смог ощутить всё то, что я испытывала к нему. Но что вообще значит отдать сердце? Если бы это можно было бы представить словами, то это было бы... – Я тебя люблю?.. – прозвучавшее оказалось ещё более неуверенным, чем мои ответы у доски на уроке математике, поэтому утверждение больше походило на вопрос, обращённый парню. Но фраза была такой нетвёрдой не из-за ложности чувств, а из-за того, что я никому не говорила такого, хотя должна была – это корень моих проблем. Если я бы я чаще говорила близким и дорогим мне людям о том, что люблю их, то, возможно, меня бы никто и не бросил. Скажи я Манджиро о том, что люблю его, хоть и не как парня, то тогда бы он навряд ли ушёл. Неважно, как часто я буду говорить о том, как дорожу другими или как забочусь о них, ведь это не сможет заменить трёх лёгких на язык, но тяжёлых для души слов. – Я люблю тебя, Изана! Он обомлённо стоял, широко раскрывая глаза и смотря на меня с какой-то недоверчивостью, вызванной неверием происходящего. Вдруг он сдвинулся с места и решительно направился ко мне, в то время как я попятилась назад; но это всё равно бы не спасло меня от крепкой мужской хватки за шиворот, после которой последовал внезапный бросок на землю, совершённый так легко, всего одной рукой. И пока спина ныла от боли, а ладони держались за чужую, холодную руку, не собиравшуюся меня отпускать, Изана навис надо мной, глядя с презрением и ненавистью. Его сбившееся дыхание, просачивающееся сквозь сжатые от злости зубы в виде белого пара, было единственным теплом в эту морозную ночь. – Да что ты несёшь!? – вскрикнул он, приближая своё лицо ещё ближе, настолько, что я могла видеть дно фиолетовых очей, таких сверкающих, но в то же время тёмных. Мы ещё никогда не были так близко друг к другу. – Прекрати говорить такие вещи! Мы с тобой даже недостаточно знакомы! – Достаточно, чтобы я полюбила тебя. – ответила я, а затем почувствовала, как леденящие руки сжали мою шею. – Ты вызываешь у меня противоречивые чувства, мне это не нравится! Я хочу то быть с тобой, то убить тебя к чертям собачьим! – Изана сжимал мою шею всё сильнее и сильнее, отчего и дышать становилось труднее. – Будет лучше покончить со всем этим прямо сейчас! Задыхаясь, я ощущала, как резко поднялось моё давление и расширились лёгкие. Передо мной всё медленно расплывалось, но, несмотря на это, я не могла не смотреть во взгляд, полный сомнением; я не могла не заметить дрожь в руках, что пытаются меня убить. – Ты ведь... будешь жалеть... – прохрипела я, уже закрывая глаза, в готовности умереть от асфиксии; но неожиданно, почувствовав свободу в области горла, я глубоко вдохнула, откашливалась, хваталась за шею, со слезами на глазах ползла от парня подальше, боясь, что меня вновь захотят задушить. Я устремила взгляд на Курокаву, который сидел и прятал лицо в ладонях, попутно кривя пальцы и тягая свои волосы. Дрожь, возникшая точно не от холода, пронизала всё его тело, заставляя ощущать к этому жестокому и беспринципному тирану чувство жалости. – Изана?.. – позвала я, всё ещё переводя дыхание, жадно глотая воздух и вытирая мокрые глаза, перед которыми было лишь всплывчатое изображение не только из-за капель слёз, но и из-за пара, выходящего вместе со вздохами. – Хватит вести себя так, словно ты знаешь меня с самого рождения! – Изана... – медленно, с каплей осторожности я начала ползти к нему, опустившему голову вниз, что не подобает королю; а ведь я только что хотела убежать от него. Сейчас передо мной не просто монстр, который пытался лишить меня жизни, а маленький, беззащитный ребёнок на гране срыва; и это всё вызвала лишь одна фраза, состоящая из трёх слов. Неужели, для Изаны такое было не то что невозможным, но и неприемлемым? Или же его вспыльчивость не знает границ? – Ты бросишь меня так же, как и все остальные! – мужской голос начинал дрожать так же, как дрожало тело. Моя рука медленно потянулась к парню, а из губ снова вылетело: "Изана". Но по моей ладони грубо и резко ударили. И хотя я не смогла дотронуться до Курокавы, зато воспользовалась возможностью взглянуть на его полные отчаянья омуты, на которых скопились маленькие капли слёз, возникших непонятно почему: то ли от печали, то ли от гнева. – Не трогай!.. – Изана! – руки сами жёстко схватили его за плечи и встрясли, дабы плачущий взрослый успокоился – и это действительно сработало: Изана, что буквально секунду назад буйствовал, кричал, сходил с ума, прямо сейчас совершенно спокойно сидел напротив меня, пытаясь привести своё дыхание в норму, шокировано глядя куда-то в ступоре. – Посмотри мне в глаза. Горящие фиалки прожгли дно моих морей, и единственное, что останавливало их от полного осушения, это слёзы, не позволявшие пламеню уничтожить всё на своём пути, включая и меня. И я не могла понять: злился ли Изана или же был расстроен? Но я всё равно не знала причину ни одного, ни другого. Мне оставалось только просачиваться в недры его аметистовых глаз, зрачки которых уменьшались при виде меня и колебались будучи в таком положении, а маленькие капельки, казавшиеся меньше даже самых мелких росинок после ночного дождя, начали скатываться вниз тонкой, прямой линией, такой же мокрой, как и снег, на коем мы и сидим. Он продолжал смотреть на меня, пока мои ладони осторожно переходили сначала к его шее, задерживаясь там, чтобы вспомнить то удушье, затем дальше шли вверх, к, на удивление, горячему и красному лицу, и легли на чуть влажные щёки. – Если продолжишь убегать от близости с людьми, боясь, что они тебя бросят, то никогда не найдешь того, с кем захочешь провести всю оставшуюся жизнь. Очи дёрнулись вместе с белыми, пушистыми ресницами в знак удивления, пока мои всё так же смотрели в глубь всё с той же каплей страха, но и решительностью тоже. Боязнь всегда будет преследовать меня, несмотря на то, какие у нас с Изаной будут отношения, поэтому я должна поглотить её и превратить в ту самую силу, что будет толкать меня вперёд на этом нелёгком пути; я должна превратить страх в само собой разумеющееся. Моя фигура возвысилась над смирным снаружи, но неспокойным внутри, парнем, заставляя его поднять на меня голову, всё так же держась за пылкие, смуглые, не такие уж и большие щёки. Попытка быть выше него – способ показать, что у того есть на кого положиться, как на родителя или просто близкого. Удивительно, но Изана никак не сопротивлялся, словно озарение снизошло на него, позволяя взгляду расслабиться, а дыханию и сердцебиению придти в норму. Я вздохнула – белый пар вышел с губ. Ладони нежно перешли к светлому затылку, а пальцы касались колючих, жёстких волос, в которые в итоге зарылись, невзирая на дискомфорт. Потребовалось пару мгновений, чтобы притянуть голову Изаны к себе и обнять. В груди отдавалось приятным, непривычным теплом от чужого дыхания. Ещё чувствовала, как напряглось тело белокурого, но через секунды три оно перестало кидать сигналы неприязни или же недоверия – полностью успокоился. А руки, что недавно хотели меня убить, легли на мою спину. Не сосчитать, сколько мы так сидели, но точно не долго.

***

– От тебя воняет. Прими ванну. – колкая фраза слетела с губ Изаны, пока он перебирал вещи в тумбочке, а я снимала кожаную куртку с себя. Хоть это и было нетактично, но оказалось самой что ни на есть правдой. Изнурительная пробежка сказалась на мне литром пота, который и стал причиной моей вони. Зная прямолинейность Изаны, я не среагировала негативно, как бы сделала встреть его впервые; лишь ухватилась за воротник водолазки и незаметно понюхала его, после чего скорчила недовольную рожицу от нахлынувших ароматов. "Поезда в такое время не ездят, поэтому тебе придётся остаться у меня" – вспомнились его слова, сказанные перед тем, как войти в квартиру. Было неожиданно услышать это от человека, который буквально двадцать минут назад пытался меня убить из-за большого недоверия к такой персоне как я; но также это значило, что в наших с парнем отношениях начинает всё потихоньку налаживаться, раз уж он позволяет оставаться "ненормальной сталкерше" у него на ночь. – Твоя одежда потная и плохо пахнет, поэтому надень пока мою. – Изана с не очень радостным выражением лица протянул мне свой свитер и спортивные штаны, в которых обычно ходил в наших первых встречах. – Закинь одежду в стиралку, можешь потом повесить её на батареи, чтобы к утру высохла, ну а я пока подготовлю тебе футон. – он собирался уйти в гостиную, но был остановлен мной. – Стой, у тебя всё это время был футон? – спросила я, вспоминая, как спала в твердой ванне, после которой всё тело болело, словно от ударов арматурой. – Ну да. – легко ответил Курокава без капли эмоций. – Какучо иногда приходит ко мне, поэтому мне приходится держать у себя футон на случай его ночёвки. – Тогда почему я в тот раз спала в ванне? – Что? – он недопонимающе взглянул на меня, хмуря брови. – Ты же сама захотела. – после Изана, ничего более не сказав мне, ушёл по делам, слегка махая рукой, будто бы прощается. Мне оставалось только проводить его осуждающим взглядом, так и кричащим о несправедливости Курокавы к такой хрупкой девушке как я. Ну и я ничего толком поделать не могла, ведь в действительности должна быть благодарна за предоставленный ночлег, а мои недовольства вряд ли бы довели до добра. Войдя в ванную, я в первую очередь закрыла за собой дверь из-за небольшого страха – из-за какого-то именно лучше говорить не буду. И только на данный момент я поняла, что впервые купаюсь дома у парня, что ещё сильнее заставляло сердце перекачивать кровь в сосудах. Это был не только страх, но и неловкость впридачу. Сейчас мы с Изаной совершенно одни. Никто не знает, что может случиться за эту ночь. Вдруг он снова захочет меня убить, пока я сплю? Хотя, если бы он реально всё ещё желал избавиться от меня, то сделал бы это сразу, а не стал бы предлагать переночевать у него. Не думаю, что мы стали близки, но, кажется, Изана хочет узнать, во что превратиться наше с ним общение, а для этого готов раскрыть душу, хоть и немного. Я покачала головой, стараясь избавиться от подобных мыслей, от которых уже мозг кипел, и начала снимать с себя одежду, сразу закидывая её в стиральную машину. Когда она включилась, а барабан начал крутиться, я полезла в ванну, открыв воду из душа. Сначала шла горячая вода, затем – холодная; мне потребовалась целая вечность, чтобы отрегулировать температуру воды, корчась от ожогов и отмороженных конечностей; за это время мои вещи, скорее всего, почти постирались. И вот дело пришло к выбору одному из шампуней, которых было два: один под названием "Сила Гималайских гор", а другой назывался "Опасность грозного льва". Гималайские горы показались мне более подходящими, чем царь зверей. Стоило только намылить голову, как в ноздри ударил неожиданный запах морозной свежести, который обычно бывает после стирки вещей – всегда мечтала пахнуть так. Я мылась ещё несколько минут, и постоянно ловила себя на том, что не могу никак расслабиться, то и дело думая, что за мной наблюдают – но это фактически невозможно, ведь дверь закрыта, а Изане навряд ли хотелось бы смотреть на мою нехудую фигуру с жирком по бокам. Моя фантазия скоро доведёт меня до могилы, ей Богу! И чтобы я окончательно не сошла с ума, закончила ванные процедуры сразу же, как остановилась стиральная машина, мигом вытираясь полотенцем и надевая мужскую одежду на себя; свои же шмотки я сразу повесила на батареи, как и сказал Изана: его слово – закон! Выйдя из ванной комнаты, я в первую очередь почувствовала лёгкий холодок, который прошёлся по всему телу начиная со ступней и заканчивая макушкой головы. В квартире стоял жуткий мороз, или же мне так казалось из-за влажных волос и кожи. Перед глазами был мрак, слабеющий от ярких огней Йокогамы. Медленно ступая по прохладному полу в прихожей, я привыкала к темноте и направлялась к гостиной, сильно освещённой светом города, отчего можно разглядеть диван, футон, подготовленный для меня, аквариум с петушками и самого Изану, который кормил Луиса. Одет он был чуть легче чем я: тонкая, синяя пижама красовалась на его стройном и тощем теле. До этого он не носил что-либо, что могло хоть капельку подчеркнуть худобу его фигуры. Но, если честно, когда я прижимала парня себе, то ощущала все тонкости его тела, включая позвонки на спине и стылость кожи, через ткань свитера. Я также придала значение одежде, которую мне дали: она была мешковатая и тёплая, точно скрывала все очертания стана – наверное поэтому, из-за того, что Изана постоянно носил её, я не замечала, насколько хилым он был. – Когда я впервые пришла к тебе, то не увидела Луиса у тебя в квартире. – я подошла к Курокаве, вновь и вновь вспоминая свою первую ночь с ним. Изана, всё ещё наклоненный к маленькому аквариуму с золотой рыбкой, спокойно посмотрел на меня, а затем выпрямился. – В первое время он жил у Какучо, потому что я не мог подобрать ему нужный аквариум. – кратко изъяснился он. – Стой, ты же просто украл Луиса у меня! – внезапное осознание ударило мне в голову. – А ты украла моё время и нервы. – Изана нагло отвернулся, не желая как-либо оправдываться передо мной, и направился к понорамному окну, на миг повернув голову назад. – Всё по-честному. Конечно, я была недовольна, но также понимала, что родители вряд ли бы разрешили мне держать рыбку в доме, поэтому идея оставить её жить у этого тирана была самой логичной; к тому же Курокава очень хорошо ухаживает за Луисом, а значит я могу не переживать за его благополучие. И всё-таки удивляет, что Изана, будучи жестоким и равнодушным, может быть нежен и осмотрителен к рыбкам. Может быть, он и ко мне станет нежным? – Хей, Изана~ – я с улыбкой протянула его имя, уже оказываясь рядом, слева от него, на что откликнутый, отвлекаясь от вида из окна, вопросительно взглянул в моё весёлое лицо, на которое падали светло-голубые огни. Курокава так больше ничего и не услышал, пытаясь взглядом сказать мне, чтобы я поскорее спросила то, о чём хотела; но, видимо, догадавшись, что пока он самолично не спросит, в чём дело, то я так и продолжу молчать, пялясь на него глупым выражением лица. – Что? – натянуто вопросил Изана, скрещивая руки на груди и чуть ли не корча ворчливую гримасу. – О чём ты думаешь? – сразу же задала я вопрос, над которым парень много не думал. – О тебе. – Что думаешь обо мне? – желая услышать более конкретный ответ от него, я продолжила ему досаждать, наблюдая за тем, как меняется смуглое лицо, ранее бывшее расслабленным и равнодушным. – О том, что ты странная. – А почему ты считаешь меня странной? – и снова я услышала фразу, которую слышу не в первый раз; но мне всегда была интересна причина таких мыслей. Изана нервно поморщился с потока вопросов. – Ты... – он явно подбирал подходящие слова – что-то между матами и вежливостями. – Издеваешься что ли? – но в ответ получил лишь молчание и выпученные, голубые глазёнки, так и ждущие ответ на поставленный вопрос. – Ты же понимаешь, что сейчас находишься с парнем в одной квартире? Причём с парнем, который сидел в исправительной колонии. – Курокава задал весьма понятный вопрос, намекая на плохие стечения обстоятельств, которые обычно бывают, когда парень и девушка остаются наедине. – Ты либо наивная, либо у тебя напрочь отсутствует инстинкт самосохранения. – он дал мне щелбан в лоб, как маленькому ребёнку, видимо, надеясь, что это меня образумит. – Но если бы ты правда хотел меня изнасиловать, то не стал бы спрашивать и говорить такое. – я потёрла место, по которому ударили, слыша, как кое-кто смиренно вздыхает. – Ты права, я бы не хотел заниматься этим с тем, кто меня бесит. – Изана облокотился спиной к окну и закрыл глаза, позволяя своим белоснежным ресницам пасть и обратить всё внимание на себя. – Хотя, даже если бы это было по обоюдному согласию, то будь ты сверху, я бы уже помер от тяжести твоего тела. – невоспитанный хулиган кинул прямой намёк на то, что я толстая, да ещё и таким извращённым способом, отлипая от окна и шагая к дивану. Мне же оставалось только раскрыть рот от удивления и наблюдать за тем, как он взбивает себе подушку, ложиться и укрывается тонким одеялом, поворачиваясь ко мне спиной. Не желая с этим мириться, я решила доказать этому нахалу обратное, поэтому яростно и быстро подошла к нему, готовящемуся спать, нависла прямо над его лицом, упираясь руками на спинку, и с детской серьёзностью во взгляде обидчиво произнесла: – Я не толстая! Изана, явно уставший от меня, открыл глаза и повернул свою наглую морду в мою сторону, прожигая дыру во мне. Его ладонь взяла одну мою мокрую прядь волос, которая падала чуть ли не на его лицо, и он вдохнул её, отчего я оторопела, не смея и слова произнести. – Гималайские горы? – догадался Курокава лишь по запаху. – Ага... – выдавила я, не зная, как вести себя при таком его поведении. – У парней всегда странные названия шампуней... Изана издал едва слышимый смешок. – Грозный лев лучше. Знаешь почему? – я помотала головой. – Потому что лев – король зверей. – ну это был ожидаемый ответ от самого Курокавы Изаны... – Так вот почему ты пахнешь как человек, спавший с огромным количеством девушек. Парень крайне неодобрительно посмотрел на меня, ожесточая взгляд. – Иди спи, толстуха. – Изана отвернулся от меня в сторону спинки, накрыв голову одеялом, чтобы я не могла видеть его морду. – Я не толстая! Это ты слишком тощий! – возразила я, злобно таращась на его спину, но всё равно пошла к своему футону и легла в него, мечтая о том, чтобы этому негодяю приснились кошмары, где я раздавлю его худое тело. Будучи в положении лёжа, я гневно вздохнула, поворачиваясь к нему спиной, в сторону большого, панорамного окна, из которого так и били бесячие огни, не дающие никак уснуть. Они то и лезли в глаза – даже когда пытаешься их закрыть, белое пятно всё равно не даёт спокойствия. Приходится накрывать голову одеялом, но потом понимать, что прямо сейчас задохнёшься от нехватки воздуха, заставляя себя развернуться обратно к спине не менее бесячего парня. Но и так заснуть не получается. Просто лежишь себе, глядишь в потолок и думаешь о том, что днём будешь валиться с ног от недосыпа. Но причина моего бодрствования заключалась не только из-за помех в виде ярких вывесок, плакатов, фонарей, света, исходящих из низов города, но и из-за самого Изаны. Меня никак не покидало дурное предчувствие, будто бы моя жизнь прямо сейчас оборвётся лишь за одно мгновение. И это чувство вновь и вновь заставляло касаться шеи, на которой остались красные следы от удушения. И никто даже не узнал бы о моей кончине. Он мог убить меня так легко своими холодными, дрожащими руками. Изана точно был уверен в решении совершить убийство или же сомневался? Если его действительно окутывали мысли о том, что это неправильно, то почему он так решил? Из чего сделал выводы? Для Изаны убить человека – пустяковое дело. Так зачем он оставил меня в живых? Он пытался убить меня, но колебался. Это и не давало покоя. И то верно: я сейчас нахожусь в одной квартире наедине с убийцей. Убийца, сохранивший жизнь своей жертве, опаснее любого маньяка, ведь невозможно понять, для чего он оставил жалкую крысу в живых – возможно, для опытов. Изана либо правда принял мои чувства, либо же использует меня для чего-то.

Я всё ещё боюсь его.

Этот страх никуда не денется.

– Ханагаки, – послышалось с той стороны, где спал хозяин квартиры, всё ещё повёрнутый ко мне спиной, – почему любишь? – странный вопрос, местами непонятный, сорвался с его губ. – Всмысле? – я медленно убрала ладонь с шеи, смотря на то, как невысокое тело юноши переворачивается на другой бок, позволяя взглянуть в те самые аметистовые глаза, полные печали – но они более не пусты. – Причина, по которой ты меня полюбила – я хочу знать её. – взгляд, что ранее заключал в себе недружелюбие, недовольство, осуждение и всё выше перечисленное, смягчался, пока голова удобно устраивалась на подушке. – Причина? – удивление явно читалось в моём взоре, ведь я не смела ожидать от Изаны инициативы в разговоре на такие темы. И я поняла, что он взаправду доверился мне, а теперь хочет узнать побольше о моих чувствах к нему. Но на самом же деле я и сама не до конца понимала, какая может быть причина моей любви к такой опасной персоне. Курокава похож на меня, без сомнений: мы оба одиноки. Но если это станет причиной, то, когда мы обретём близких, то и причины любить больше не будет. А я не хочу гаснуть по отношению к Изане. Желание спасти его возникает из моей любви, и оно заставляет совершать бездумные поступки. Я решила, что люблю Изану, потому что не могу никак иначе выразить свои чувства к нему. Поэтому я не могу найти причину, чтобы находиться рядом с ним. Я просто хочу этого. – Просто так люблю. – после долгих размышлений я наконец-то ответила, смотря в глубокие, ледяные очи, которые чуть сужаются от моего вывода. – Любовь должна быть без причин. – Не должна быть. – твёрдо решил за меня Курокава, но взгляд не стал суровым, как могло показаться. – Даже если у меня есть причина, то я не могу сказать какая именно, потому сама не знаю. – я посмеялась со своих же слов. – Но если тебе так нужно знать её, то я скажу какую-нибудь. – парень навострил уши. – Мне нравятся твои глаза: в них я вижу своё отражение. Он притупил свои стекляшки на меня, чуть расширяя их и позволяя ресницам продрогнуть, пока брови близились друг у другу. – Глупая причина. – Изана опять отвернулся от меня и в этот раз окончательно. Но, кажется, в его голосе прозвучала некая обида и печаль. И вот так он пролежал пару минут, не двигаясь от слова совсем, будто бы заснул, но его прерывистое дыхание говорило об обратном. – Ханагаки, ты очень изменилась с нашей первой встречи. – тишина нарушилась снова, и кто знает, сколько раз она ещё нарушится, если Курокава продолжит разговаривать кусками и тайнами, даже иногда ложью, всё так же скрывая настоящие чувства. – Да не особо. – отрицала я, прокручивая в голове, как приставала к тогдашнему незнакомцу, ощущая стыд и смущение за свои некрасивые действия. – Я осталась всё такой же приставучей. – Это верно, но раньше ты была совсем другой начиная от внешности и заканчивая принципами. – Разве? Я вроде как не меняла имидж. Изана разочарованно вздохнул. – Так и знал: ты не помнишь, как мы впервые встретились. – после его слов последовало долгое молчания, ну а я не понимала, о чём он говорит, ведь я отчётливо помню, как тот хлопал в ладоши после моей драки с чайкой. – Это было два года назад, в Сибуе. Я широко раскрыла глаза от удивления. Быть не могло, чтобы я виделась с Изаной два года назад. А это значило только одно: Ханамичи была знакома с Изаной! Но почему он говорит об этом только сейчас? Почему притворялся, словно не знает меня? Как они встретились? Какие у них были отношения? Только от одной фразы Курокавы я начала задаваться кучей вопросов. Их встреча явно не что-то маловажное, раз уж Изана это скрывал, думая, что я забыла. Значит, было что-то такое в этой встрече, что он сам не хотел вспоминать. – М-мы были знакомы ранее!? – Изана не посмотрел на меня, даже когда я резко вскочила – и он мог понять это по звуку отпихнутого одеяла, да и мой голос стал громче, чем раньше. Белобрысый молчал, и молчание его не давало покоя, как и холодное тело, не смевшее даже дрогнуть. Это заставило меня встать и направиться к нему, лежащему на твердом диване. – Пожалуйста, ответь мне! Я хочу знать, какие у нас были отношения раньше! – я вопрошала его, но так и не получала ответа, лишь смотря на закрытые глаза, слушая ровное дыхание и всеми фибрами чувствуя, что так и не узнаю желаемого. Изана заснул. Ну конечно. Он устал. Для него было обременительно поддерживать со мной диалог и дальше. Я всё это время ощущала, как тот чуть ли не засыпал в моменты тишины, но каждый раз просыпался и продолжал говорить. Сегодня Изана сделал для меня достаточно – остальное я узнаю сама. Хоть я много бегала и настрадалась морально и физически, но усталости не чувствовала, в отличие от кое-кого. Но я сама по себе осознавала, что не усну, как ни пытайся, ведь теперь этот вопрос про Изану и Ханамичи будет мешать мне спать всю ночь. Я не успокоюсь, пока не узнаю правду. Их встреча не только покажет мне их взаимоотношения, но и расскажет о самой Ханамичи, про которую я хочу узнать больше. Верно. Я очень хочу знать, кто такая Ханагаки Ханамичи, какой она была, почему умерла, за что ненавидела Такемичи – я хочу разузнать всё это. А Изана мог бы мне рассказать, если был знаком с ней самолично и знал эту девушку настолько, чтобы суметь различить её и меня. Это не только любопытство – это моя возможность выяснить причину моего появления в этом мире, ведь я уверена, что мы с Ханамичи как-то связаны. И я не могу сидеть сложа руки и смотреть на спящего человека, в то время как мою душу терзают эти вопросы. Нежелание мириться со всем этим устремляло меня к поиску ответов своими силами. Одна вещь, которую я поняла о Ханамичи, это то, что она постоянно носила с собой фотокамеру и каждый день делала фотографии. Может быть, там я найду что-то нужное, а не только трупы животных. Только надежда направляла меня к прихожей, где висела моя куртка, а в ней как раз таки была камера. "Изана знает Ханамичи" – крутилось в голове, когда я держала устройство в руках, а дисплей светил в лицо ярким светом. "Они знакомы" – повторялось из раза в раз, пока моя спина соприкасалась к бортикам ванны, а ноги скрещивались так, что поза, в которой я сидела оказалась "по-турецки". Я не очень хотела искать информацию об этих двоих в гостиной, где спал Изана, боясь, что я его разбужу; поэтому пришла к решению посидеть пока что в ванной. Я буду сидеть тут до тех пор, пока не узнаю. Даже если придётся просмотреть все несортированные по датам фотографии. И, смотря на количество фоток, я поняла, что путь предстоит нелёгкий.