Точняк! Амнезия!
– Знаешь, Изана, – начала я, отводя взгляд, – полгода назад я попала в аварию, из-за которой у меня возникли пробелы в памяти. Поэтому я мало что помню, включая и тебя... – очи кинулись к Курокаве, спокойно всё слушающем, словно он прощает меня – за что, конечно, непонятно. Может быть за эту гадкую ложь, но про аварию было правдой. – Это всё объясняет. – расслабившись, Изана присел на бортик ванны. "Удивительно! Он клюнул!" – обрадовавшись, я присела рядом с ним, с надеждой смотря на его доброе в этот момент лицо. – Так ты хочешь знать, как мы познакомились? – я сразу же закивала головой, на что парнишка вздохнул, как будто с ребёнком возится. Но, кажется, он уже подготовился рассказывать мне то, о чём я очень хотела узнать. – Получается, в 2003-ем в Сибуе. По-моему, это была осень. Я один стоял на крыше, на самом краю, но внезапно появилась ты и, подумав, что я хочу покончить с собой, начала читать мне лекции. Ты говорила о том, как ценна жизнь и что "нужно найти мечту и стремиться к ней". Затем повела меня в фотобудку, сделав пару фоток, и мы попрощались. – и тут Изана закончил свой рассказ, замолчав на мгновение. – И всё? – вопрошала я, надеясь услышать что-то более дельное. – Да, больше мы не виделись. – легко ответил он, надеясь, что утолил мой интерес. Но я не могла отделаться от чувства, что мне что-то недоговаривают. – Ясно... – поникнув, я опустила голову. Я так старательно искала несуществующую фотографию, не спала и чувствовала давление со стороны Курокавы, чтобы услышать только о том, как Ханамичи отчитала того!? Это явно не стоит моих усилий! Неужели это действительно не такая важная встреча? Действительно, скорее всего, я просто преувеличила её значение, построив кучу вопросов вокруг неё. А ведь я надеялась хотя бы узнать, какие у них были отношения, но, как оказалось, эти двое видели друг друга только единожды. Вот что значит разочароваться... Но тогда всё равно остаётся непонятным одно: почему Изана притворялся, словно меня не знает? – Изана, почему ты только сегодня мне рассказал о том, что мы знакомы, да ещё и так давно? – поинтересовалась я ещё чуть-чуть, чтобы получить будоражащий ответ хотя бы на этот вопрос, который так же не давал покоя. – Да я сам вспомнил только недавно: когда мы все втроём были у Какучо. Я всё равно собирался тебе напомнить о нашем знакомстве на сегодняшней прогулке, но ты сама видишь, во что это всё превратилось. – с небольшим смущением в конце объяснился Курокава, видимо, прокручивая в голове то, как он пытался меня убить и поливал грязью. Странно, что такой человек как Изана чувствует стыд. Но тогда получается, что он ничего и не скрывал от меня, и я снова всё накрутила. Как же порой больно бывает, когда надежды не оправдываются... Я вздохнула с ещё большей фрустрацией, сгибая спину вниз, позволяя макушке головы чуть ли не касаться ног. – Выглядишь разочарованной. – Изана заметил очевидное, но в голосе не чувствовалось жалости. – Так почему ты не спишь, белобрысик? – от отчаянья придумав тому кликуху – Курокава её не оценил, а лишь пригрозил жестоким взором, – я повернулась к нему расстроенной мордой, как у какого-нибудь щеночка, оставшегося без кости. Изана отвернулся от меня и долго размышлял над тем, что бы сказать. Либо он думал над тем, стоит ли рассказать правду, либо же думал о вранье, которая могла бы скрыть его истинные чувства. – Не знаю. – хрипло отвечал. – В сердце что-то болит. Его слова были пропитаны честностью, никак иначе. – И как давно оно болит? – Всю жизнь. Глаза белобрысика наполнились печалью, ранее мне не виданной; она отличалась от той, что была раньше. Печаль, сопровождающая тебя всё твоё бренное существование, что даже приелась к радужкам, отчего кажется обыденной, и печаль, возникшая резко и болезненное, точно кричащая о своём присутствии, различались между собой. Такими печалями наполнялись стекляшки Изаны изо дня в день. Печаль растёт от переживаемой боли. Боль сопровождает нас всю нашу жизнь. Какая была жизнь Изаны? Исикава Харуки знает, но не Ханагаки Ханамичи. – Расскажешь мне о своей жизни? – я выпрямилась, вглядываясь в дно карьеров, полных драгоценных, фиолетовых камней – его очей. – Что именно? – не меняя выражение лица со спокойного, он слегка наклонился вниз, позволяя непричёсанным патлам падать и мешать обзору на его лик. – О себе, своём прошлом, друзьях, семье. – на последнем слове Курокава скривился, словно злая чихуахуа, отчего я немного вздрогнула. – Я уже говорил, что сидел в исправительной колонии за убийство. Зачем знать остальное? – Я просто хочу знать от и до человека, которого люблю. – с улыбкой ответив ему на прошлую его фразу, я наблюдала, как Изана с непритворной неприязнью, возникшей от моих слов, глядел на меня. Он помолчал, посидел пару секунд в тишине, думая о том, стоит ли открывать душу той, кого он знает всего ничего. Даже сам парень понимал, что я хочу заставить его искренне доверить мне все свои травмы. Но, похоже, боязнь того, что я могу нанести новый болезненный опыт, останавливал его и заставлял колебаться. – Ты же не отстанешь, верно? – раздражённо поинтересовался тот, уже замечая, как горят мои глаза и как кивает моя головушка. – Ладно... – последовал смиренный вздох. – Наверное, стоит начать с семьи. – Изана решил в первую очередь рассказать о самой больной теме, которая и сделала его таким жестоким человеком. Конечно, мне хотелось узнать, почему он поднял именно эту тему, ведь мог завязать разговор про своё криминальное прошлое; но, немного подумав, поняла, что всё-таки это – самое начало, с которого и стоит начинать, даже будь оно настолько болючим, как удар ножом в печень. – Я рос не в самой лучшей семье. Мама не особо уделяла мне любовь, как моей младшей сестре, а отца я не знал – мать говорила, что его зарезали якудза. – от последней фразы меня бросило в дрожь не просто от убийства человека, а от того, с каким беспристрастным выражением лица повествует об этом всём Курокава; но сердце говорило, что ему не плевать. Поистине, он умеет скрывать свои настоящие чувства. – Когда мне было семь лет, мать отдала меня в детский приют, где я пробыл всё своё детство. Были две хорошие вещи, произошедшие там: Какучо и Шиничиро. – Тот самый Шиничиро, на могилу которого мы ходили? – прервав его таким глупым с моей стороны вопросом, я получила утвердительный ответ. – Ясненько. – Шиничиро представился моим старшим братом, и я был на седьмом небе от счастья. "Он научил меня всему. Такой братик есть только у меня" – постоянно повторял я себе из раза в раз при виде него. – даже когда Изана говорил о самом дорогом человеке в его жизни, улыбка не появлялась на его лице. – Потом я узнал, что у Шиничиро есть младший брат, Манджиро, которого он любил не меньше. Несмотря на все мои просьбы не говорить о нём, Шиничиро всё равно продолжал, видимо, надеясь, что я когда-нибудь тоже полюблю этого мелкого засранца. Ну мне жаль его отчаянные попытки, которые не увенчались успехом, а как раз таки, наоборот, заставили меня возненавидеть Манджиро. – Как ты мог возненавидеть человека просто потому, что о нём упоминают? – на мой вопрос Курокава негодующе глянул на меня. – Ты не понимаешь, он всё у меня украл. – он жёстко ткнул пальцем мне в лоб, чуть ли не дырявя до черепа, а затем скрестил руки. – И хватит меня перебивать. – дождавшись тишины от такого нежелательного для других слушателя как я, Изана продолжил, не меняя своей кислой мины. – Помнишь, я говорил, что попал в исправительную колонию для несовершеннолетних за убийство? Я закивала, держа язык за зубами. А глаза белобрысика так и кричали: "Я сказал не перебивать меня, а не молчать как рыба в воде". – Так вот, там я основал ужасное поколение, состоящее из 13-летних пацанов, ну или как их сейчас называют "S-62"... – Почему ты назвал их "ужасным поколением"? – ещё один вопрос не смог усидеться у меня за зубами. – Потому что каждый человек из этого поколения был посажен в исправительную школу, да и все члены были рождены в 1987-ом и 1988-ом годах. Мы вели разбойную жизнь даже после выпуска из колонии: грабили, занимались насилием, продавали наркоту и всякую такую поебень; затем создали собственные банды для расширения связей и способов приобретения активов. Именно тогда... – Ты когда-нибудь употреблял марихуану? – Изана снова оказался перебитым и на вопрос отвечать не собирался. – Я приму это за отрицание. – я сделала собственные выводы, основываясь на молчание белобрысика, когда я спрашивала девственник он или нет – он не такой уж и невинный, как оказалось. – Продолжай. Изана недовольно что-то промямлил. – Именно тогда я унаследовал от Шиничиро "Чёрных Драконов". Восьмое поколение, которым я заправлял, стало самым ужасным среди предыдущих семи из-за всех таких грязных делишек. – Курокава взял паузу, глубоко вдохнул, явно не желая рассказывать дальше; но он не мог ничего поделать, иначе "ненормальная сталкерша" снова будет приставать с нескончаемыми вопросами. – Однажды я увидел свою мать, Карен, в азартном клубе по патинко. До сих пор помню наш разговор. Я спросил у неё: "Почему ты меня бросила? Чтобы заниматься подобным?" И знаешь, что она мне ответила? – Изана повернулся ко мне, заставляя взглянуть в полные обиды глаза. И хоть он пытался скрыть боль, я чувствовала горечь в голосе и в том, как хмурились светлые брови. Я нервно помотала головой. – Она сказала: "Ты ведь не мой сын". Представляешь? Сказала, что мой отец заделал меня с филиппинкой! Сказала это мне, всю жизнь, до того момента считавшего, что меня бросила родная мать! – больше эмоций и чувств вливал Изана в слова. – Но больше меня выбесило то, что Шиничиро скрывал это от меня! Когда я дрался с ним, он говорил, что это ничего не меняет, но это было важно для меня! Я думал, что у даже такого человека как я есть любящая семья. В итоге мы с Шиничиро больше не виделись, а затем он умер – это была последняя капля для меня, и я превратился в пепел. Ничто больше не приносило мне радость... Кроме моих рыб-петушков. – последнее высказывание могло бы заставить меня посмеяться, но точно не в момент, когда нужно поддержать психопата. – Из твоей жизни можно написать целый роман. – мне лучше не становится психологом. Курокава обомлел от такой "поддержки". – Это была шутка, чтобы ты посмеялся... – придумав оправдание буквально за секунду, я похлопала белобрысика по спине. – Ну же, посмейся! Ты же сейчас заплачешь! – Я не собираюсь плакать. – Изана отсел от меня подальше, говоря при этом, что мы не находится в драматичном фильме. – Знаешь почему? Потому что шутка была смешная! – приблизившись к нему ближе, с улыбкой на лице восклицала я, но в душе были иные чувства. – Ну а назовём мы этот роман "Жизнь Курокавы Изаны". – И какая будет мораль? Никому нельзя доверять? Одиночество всегда будет преследовать меня? Любви не существует? – Изана, ты действительно считаешь себя одиноким? – получив утвердительный ответ от Курокавы, я ухмыльнулась, на что на меня посмотрели очень подозревающе. – А как же Какучо, который был с тобой всю жизнь? – Он всего лишь мой слуга. – резко кинул он такую фразу, выводящую меня из себя. Изана, несомненно, идеально подходил на роль короля: он красив, властен, сдержан и имеет все качества, необходимые правителю. Какучо тоже хорош в роли слуги: верный, сильный, вечно следующий за своим господином. Но их отношения король-слуга для меня невероятно странные; они вызывают у меня противоречивые чувства, которые я бы назвала неловкостью, наверное потому, что в реальной жизни такое выглядит стрёмно. Просто представление себе человека, что на полном серьёзе говорит о своём статусе короля и о статусе друга как слуги, уже можно назвать для меня трудностью. Но эти их странности притягивают других людей, что ну о-о-очень чудно... – У вас чересчур абсурдные ролевые игры. – неловко пробурчала я. – Это не ролевые игры. Какучо мой слуга, а я его король. – как-то самодовольно отнекивался белобрысик, вызывая у меня некий испанский стыд. – И всё-таки не обесценивай своего "слугу", ведь Какучо искренен с тобой. Ты для него целый мир. Изана послушал меня с каменным лицом, а затем закатил глаза, повернув голову, и цокнул языком, якобы говоря, что ему глубоко плевать – по крайней мере, мне так показалось. А может быть он просто не хотел признавать лояльность Хитто из-за нескончаемых предательств со стороны близких. Из этого складывалось впечатление, что Курокава и мне не доверяет, хотя и решился поведать свою историю: но это казалось мне не таким огромным достижением – возможно потому, что я итак знала о нём всё от и до. Но для такого замкнутого в себе человека, он вполне неплохо справлялся со вскрытием своей души – Эй, Изана, – тот взглянул на меня, – ты мне доверяешь? – вопросила я, сужая глаза и переводя брови к переносице, приближая лицо к парню. Он серьёзно на меня глядел, а я замечала, как переплетались его пальцы рук между собой. – Мне ничего не остаётся, кроме как довериться тебе, потому что ты слишком настойчиво пытаешься сблизиться со мной. – Изана отвернулся от меня в профиль, давая в полной мере насладиться видом его длинных ресниц. – Но, думаю, я понял, что просто не хочу провести оставшуюся жизнь в одиночестве, поэтому буду доволен хотя бы твоей компанией, даже если она мне не совсем по душе. – Ох, вот как... – я опустила взгляд на холодную плитку под моими ногами, а затем снова перевела его на тихого и спокойного парня. Рука внезапно похлопала его спине, перешла к плечу, приобняла его и притянула к себе, чуть опуская мужскую фигуру вниз, что выше меня почти на десяток сантиметров. Наши головы соприкоснулись, а моя рука стискивала чужую шею. – Ты молодец, Изана! – восторженно и с улыбкой воскликнула я, а Курокава попытался выбраться из оков таких недо-объятий, недовольно кряхтя себе что-то под нос. – Продолжай в том же духе и тогда точно найдешь человека, который будет готов разделить с тобой всю свою оставшуюся жизнь. Хотя Какучо уже можно считать таким человеком. Заключённый толкнул меня, тем самым рассоединяя нас друг от друга, и окинул недружелюбным взглядом, говорящем мне, что лучше так больше не делать. – Я же говорил, что не люблю, когда меня трогают! – напомнил Изана, уставившись на мою улыбающуюся морду. – Но прикосновения – это один из языков любви. Если ты действительно хочешь, чтобы тебя любили, то придётся привыкнуть хотя бы к простым объятьям. – Повторюсь: мы с тобой не так хорошо знакомы, чтобы доводить наши ещё неокрепшие отношения до такого. – Курокава положил одну свою ногу на другую, поставил локоть на неё и уложил на ладонь свой подбородок, смотря на меня исподлобья. – Ну может ты и прав, и я слишком тороплю события, но давай-ка напомню тебе, что мы уже целовались, и тебе, кстати говоря, понравилось. – услышав мой аргумент, Курокава скорчил рожицу, полную отвращения. – С чего ты взяла, что мне понравилось!? Этот поцелуй был на вкус как курица гунбао! – щёки Изаны заметно покраснели, намекая на то, что он пытается скрыть полученное тогда удовольствие. Видимо, его, так скажем, честь не позволяла признаться в этом, зная, что я буду вечно подшучивать над белобрысиком и напоминать тот поцелуй на балконе. – К тому же ты целовала меня, тем самым оплачивая за предоставленный ночлег! – Если бы тебе правда не понравилось, то ты бы не стал отвечать на мой поцелуй, а твои руки не блуждали бы по моей спине. – напоминая Курокаве всё больше и больше деталей того вечера, я всё сильнее выводила его из себя, не давая ему даже придумать очередное оправдание, в которое я не поверю. – Всё! Закрыли тему! – скрестив руки, крикнул Изана, не желая и дальше говорить об этом. И так мы просидели в небольшой тишине длинной в пять секунд. В это время я пялилась в стену, а он со мной за компанию. – Знаешь, мы можем начать с того, чтобы просто держаться за руки. – предложила я, хватаясь обеими ручонками за грубую, шершавую ладонь, которая была больше моей уж точно. – Так делают только парочки. – Друзья тоже так делают, а мы с тобой как раз таки дружим. – я прокручивала в голове воспоминая, где вместе с Чифую ходила в кинотеатр, держась за руки, из-за чего некоторые думали, что мы встречаемся; неловко конечно получилось. – Да и тем более это только наши личные отношения, и они могут быть какими угодно. Мы будем делать то, что считаем правильным, не обращая внимания на других, понятно? Изана отчаянно вздохнул и взял одну мою ладонь в свою свободную, а после переплёл наши пальцы между собой, чуть ли не продавливая царапины на моей коже своими ногтями. – Ладно, мне уже без разницы. – необычайно быстро поменялось его мнение. Глаза, в которых сверкали аметисты, были устремлены лишь на наши замки рук. – Если правда меня любишь, то трогай сколько хочешь. – я удивлялась тому, как только мог поворачиваться язык этого парня, говоря такие смущающие вещи. Другое дело, когда он раздражен и старается придумывать всякие оправдания или сбить меня с толку, но когда Изана на полном серьёзе заявляет что-то подобное, это заставляет моё сердце забиться чаще, а щёки вспыхнуть пламенем. Хорошо было то, что Курокава не был сосредоточен на моём лице, освещаемом светом из прачечной, который лишь слегка падал на Изану – но этого было достаточно, чтобы разглядеть густые ресницы, большие глазки, губы, что практически никогда не складывались в улыбку, и тонкий нос. Даже когда наши лбы соприкоснулись, я продолжала любоваться этим совершенством искусства. Внезапно белобрысик посмотрел мне в глаза. – Ты красная. – усмехнулся он, поднимая уголки губ, наконец-то найдя повод поиздеваться надо мной. – Это всё из-за недостатка кислорода! В этой комнате уже дышать нечем! – я рассоединила наши руки и встала, повернувшись к парню спиной. – Лучше пойду в гостиную: там хотя бы воздух есть! – а ведь слова мои были правдой: в ванной действительно было душно из-за наших нескончаемых разговоров; а ведь раньше мы и фразой обменяться друг с другом не могли. Перед тем, как я сделала шаг вперёд, Изана схватил меня сзади за свитер, оттягивая его на себя, сказав при этом: "Погоди". Но я чувствовала, что потянул он не только свитер, но и застёжку от моего бюстгальтера, который я хотела постирать дома, ну а пока решила поносить его, чтобы сиски не торчали. Я застыла в ступоре. Курокава, по всей видимости, тоже догадался, за что ухватился, а затем отпустил. Застёжка с громким и звонким хлопком ударила по моей спине, сзади которой потом донёсся звук, очень похожий на сдержанный смех. Я, абсолютно ошеломленная, повернулась к нему, не скрывая своего шока, заметного по моим широко раскрытым глазам. Изана, на коего я смотрела выпученными глазёнками, прикрывал рот ладонью и старательно пытался сдерживать смех, который всё равно выходил на ружу чуть ли не хрюканьем. У него даже слёзы выступили, отчего стеклянные очи заблестели, сужаясь из-за широкой улыбки, вызванной этой абсурдной ситуацией. – Это не смешно! – румянец выступал на моих щеках. – Хватит смеяться! – Я не смеюсь. – Курокава поднял обе руки вверх, как обычно это делают преступники при поражении, и дал взглянуть на весёлое, покрасневшее от смеха личико, ранее мне незнакомое. Мы простояли в угнетающей тишине пару секунд, за которые я успела прожеть в голове белобрысика десятки дыр своим гневным взором. – Это тот чёрный бюстгальтер с кружевами? – Изана нарушил тишину самым неожиданным и смущающим вопросом, хитро ухмыляясь. – Что!? – я отступила назад от таких слов, вспоминая ту интимную фотку, которую он, по всей видимости, успел разглядеть, даже будучи сонным. – Нет! – Ты была такой уверенной, а теперь вся горишь со стыда. – подметил негодяй, скрещивая руки на груди. Всё в нём говорило о том, что он сейчас издевается надо мной, начиная от позы и заканчивая пожирающим взглядом с искринкой в глазах. – Ханагаки, ты такая смешная. – Я что, клоун, по-твоему!? – на мой вопрос Курокава кинул неоднозначный взгляд, якобы отвечая. Но спустя пару секунд он снова издал тихий смешок.***
Свет бил прямо в лицо, заставляя открывать сомкнутые глаза и выводя меня из сна, в котором я вместе с Баджи и Чифую ловила приведений. Подняв своё тяжёлое тело, я болезненно простонала из-за ломящей боли – возможно, не выспалась. Подушка футона оказалась немягкой, отчего шея ныла, а хрустя ею, я чувствовала, что сейчас сверну себе бошку. Взор кинулся на панорамное окно, пропускающее в квартиру лучи зимнего солнца, яркие, но не такие тёплые. Удивлялась тому, как вообще возможно нормально спать при таких условиях, когда тебе в лицо светят то огни ночного города, то солнечные лучи. Скорее всего, Изана именно поэтому вечно такой невыспавшийся и ходит с кругами под глазами. Квартира, без сомнений, красивая, а вид из окна потрясающий, но жить здесь, конечно, очень трудно и по-адски. "Как Изана может здесь жить?" – искренне не понимала я, вставая с пола. Оглядываясь по всей гостиной, её владельца не нашла, поэтому отправилась прямиком в ванную, чтобы сперва умыться. Там заметила свои вещи, которые, кстати, уже высохли, и ничто не помешало мне переодеться в них, пахнущих морозной свежестью, прямо как "Сила Гималайских гор". Взбодрившись холодной водой, я решила пойти в следующий пункт назначения – на кухню, где, наверное, и сидит белобрысик. И мои догадки оказались верны. Он стоял у кухонной тумбочки, а в руках была кружка с кофе. Взор, полный умиротворения, расслабленный, бросился ко мне. – С добрым утром, Изана! – я бодро подошла к нему. – Ага, и тебя, Ханагаки. – Изана лишь поднял уголки губ – хоть это и не была полноценная улыбка, я всё равно была рада видеть его дружелюбным, а не злым, каким он обычно бывает. – Если хочешь кофе или чай, можешь заварить себе. У меня также есть лапша быстрого приготовления, но вряд ли полезно есть её утром. – предложил Курокава, кладя в свою полную кружку три ложки сахара. – Я не завтракаю по утрам, а кофе пью только когда сильно устаю. – я отклонила предложение. – Похоже, ты очень любишь сладкий кофе, Изана. – Только если он растворимый. – его слабый взгляд ушёл от меня и бросился к кружке с надписью "BOSS". А дальше мы молчали, и только фуканья на горячий напиток и глотки прерывали тишину. Я даже не знала, что делать, ведь это впервые, когда мы с Изаной, будучи в ладах, проводим утро вместе – в прошлый раз он выставил меня за дверь, не дав даже попросту умыть сонное лицо; думаю, тогда я бы точно не отказалась от чашечки чего-нибудь бодрящего. Это спокойствие между нами было для меня настолько непривычным, что я не смогла его вынести. – Ну ладненько, я, пожалуй, пойду домой, а то родные, наверное, с ума сходят, хе-хе. – неловкий смешок сорвался с губ, и я заметила, что Курокава странно посмотрел на меня в момент, когда я упомянула родных. Видимо, не стоило этого делать, потому что для него любящей семьи не существовало. – Постой, – Изана меня остановил, положив кружку на стол, – ты говорила, что хочешь найти нашу совместную фотографию. – он достал из кармана штанов какую-то бумажку и протянул мне. Это была слегка помятая, старая фотка с фотобудки, в которой красовались два человека. Коротко стриженная блондинистая девочка лет двенадцати, похожая на мальчика, весело улыбалась, искрились глаза её, полные жизни; другое дело – парень, уставший и какой-то угнетенный, словно умер родной человек, но, несмотря на свой вид, он слабо поднимал уголки губ, стараясь не ухудшать атмосферу. – Это мы? – крайне глупый, возможно риторический, вопрос задала я, на что Курокава ответил: "Да". – Мы тут такие... Дружные... – еле подобрала слова, дабы описать происходящее на фотке. – Как ты мог сфоткаться с человеком, которого впервые видишь? – Думаю, мне просто было плевать, потому что чувствовал себя не ахти из-за смерти Шиничиро, поэтому последовал за тобой, чтобы ты отстала. – его слова меня немного удивили, говоря о том, что Ханамичи приставала к Изане; появилось осознание, что теперь пристаю я; получается, для него Ханагаки Ханамичи совсем не изменилась в этом плане. – Вот как, – я ещё раз посмотрела на фотографию, от которой веяло лишь самой добродушной и нежной аурой. Эти двое казались здесь лучшими друзьями, что прошли сквозь огонь и воду, и от этого на душе становилось спокойно и тепло, а мой взгляд смягчался, позволяя несильно выраженной улыбке выступить на лице, – ясненько... – я вернула фотку, которую так долго искала, её владельцу. – И всё-таки, я пойду домой. Я смогла не только удостоиться доверия жестокого Изаны, но и разузнать, как был связан он с Ханамичи. Хоть их встреча и была мимолётна, но, кажется, осталась в сердце этого негодника на долго. Раз Шиничиро умер, то, должно быть, Курокава был на грани отчаянья, а эта небольшая вылазка из глубин депрессии помогла ему освежиться – иначе объяснить его улыбку на фотке я не смогу. Стоило мне направиться к прихожей, как Изана последовал за мной, оставляя кофе остывать. Я обулась и надела куртку, а он, упираясь на стену, держа руки в замке, пристально наблюдал за мной, что аж было не по себе. Хотела уже уходить, готовилась прощаться, но кое-кто меня опередил: – Знаешь, эта куртка не такая уж и плохая. Очень удивляло, как легко менял мнение этот человек, ведь буквально вчера он говорил, что это безвкусица. Возникало ощущение, что всего за одну ночь мы стали ближе как никогда ранее, но, уверена, это было действительно так. И наши отношения, ставшие лучше и крепче, меняли и мнения друг о друге. – Куртка? – я оглядела себя, покрутившись, и засунула руки в карманы, находя там интересные вещи. – Ну да, она моя любимая. И мы снова неловко замолчали, словно один из нас признался в любви, а другой отверг – хотя это отчасти правда... В голову пришла отличная идея, как развеять тишину, возникшую по дурацким причинам. – Изана, в честь нашей дружбы я дарю тебе пачку сигарет "Seven stars"! – из кармана куртки я вытащила упаковку и протянула её парню, а тот оценивающе глянул на неё, а затем – на меня. – Ого, как щедро с твоей стороны. – с ноткой сарказма отвесил Курокава и взял пачку. – И главное, что не "Hope"! – Ничего страшного, если она уже начата? Я взяла лишь одну сигаретку. – Ничего, я рад даже этому. – со вздохом ухмыльнулся Изана такому нелепому подарку, и поведение его ласкало мою душу. – Ну тогда покеда! – я наконец попрощалась и открыла входную дверь, но меня снова отозвали. – А, Ханагаки, я хотел спросить тебя кое о чём. "Да когда же я выйду из этой квартиры!?" – Что? – с ангельской улыбкой обратилась к нему я. – Если бы тебе пришлось соврать дорогому тебе человеку ради его же счастья, ты бы стала это делать? – нежданный вопрос однако задал белобрысик, меняясь в выражении лица на более серьёзное. То, что спросил Курокава, не показалось мне сложным, и я ответила: – Думаю, да, ведь это сделает моего любимого человека счастливым. Но улыбка, вызванная ложью, приносила бы мне боль, а совесть мучила бы до самой смерти. Он опустил взор вниз, обдумывая сказанное с неподдельным интересом, как будто это много для него значило. И так же, не поднимая глаз, Изана говорил: – Знаешь, меня очень выбесило, когда ты сказала, что кровное родство не имеет значения для семьи. Я всю жизнь считал, что моя семья – это те, кто связан со мной кровью, а таких не было в моём окружении, что я узнал позже; но ты просто взяла и сломала все мои представления и принципы. – он посмотрел мне в лицо, хмуря брови в обиде. – Вот почему я хотел порвать все связи с тобой: ты слишком сильно влияешь на меня. Из-за тебя я становлюсь совсем другим человеком, который отличается от такого, каким я был раньше, и это пугает. А когда ты сказала, что любишь меня, я испугался ещё больше. Одиночество всегда делало меня сильнее, а твоя любовь... Как бы правильнее выразиться... Вызывает странные ощущения слабости. – То есть я тебе нравлюсь? – Нет же! – белобрысик цокнул языком, с презрением во взгляде, но не таком огромном, как было когда-то. – Это просто вводит меня в ступор! – он устало вздохнул, как вздыхают учителя после тяжкого урока у самого худшего класса школы. – Шиничиро не смог стать для меня идеальным братом, поэтому я хочу, чтобы ты стала хотя бы идеальным другом. Этого будет для меня вполне достаточно. – Тогда я буду стараться изо всех сил. – я радостно вышла за порог, в надежде, что сейчас пойду домой. – И ещё кое-что, Ханагаки. – Изана снова меня позвал. – Можешь приходить ко мне в любое время, всё равно скучно одному в квартире, а твоя компания хоть как-то развеет скуку. – Хорошо, но ты можешь, пожалуйста, разблокировать мой номер? – попросила я, вспоминая, как не могла дозвониться до парня прошлой ночью. Тот кивнул, мы попрощались, и я ушла. Пока лифт опускался на первый этаж, я достала сотовый и начала смотреть на пропущенные звонки от родителей и от Такемичи в том числе. Были ещё и сообщения от Чифую, который делился впечатлениями о новой манге, а ещё от Баджи, писавшего, что недавно нашёл бездомного кота на улице, и предлагал вдвоём отвести его в приют для бездомных животных. Среди таких сообщений я нашла то, что вызвало подозрение; оно было от незнакомого номера, что уже само по себе странно, потому что мой номер раздавать никто не будет. К тому же содержимое написанного меня очень насторожило."Если хочешь встретиться с Кисаки, то в среду приходи в клуб "Chillin' Shibuya Center second" в десять часов ночи"
И тут было добавлено ещё одно сообщение, отдельно от предыдущего: "Приходи совершенно одна".