***
В больницах всегда холодно. Они бурлят энергией, заполнены хорошими и плохими новостями, ярким светом и постоянным гулом голосов, но в них холодно. Никто из нас изначально не планировал прилетать в Денвер, поэтому мы направляемся в больницу с засунутыми глубоко в карманы руками, и пытаемся сделать вид, что всё так и должно быть. Гарри, очевидно, отдал инициативу в мои руки, но это довольно смело с его стороны — полагать, что я знаю, что делать, даже если это моя семья. Правда в том, что я никогда не знал. — Здравствуйте, — тепло говорю я женщине за стойкой, несмотря на холод, охватывающий моё тело. Она явно занята: перебирает бумаги, бешено щёлкает мышкой на своём компьютере. — Минутку, — отвечает она, поворачиваясь, чтобы дать указания другой медсестре (как я предполагаю), а затем снова поворачивается ко мне лицом. — Чем я могу вам помочь, джентльмены? — Я здесь, чтобы увидеть Джей Томлинсон. Я её сын. — Томлинсон, Томлинсон, — повторяет себя под нос женщина, щёлкая по клавиатуре, прежде чем снова посмотреть на нас. — Она находится на четвёртом этаже. Палата четыреста пятнадцать. Я постукиваю по стойке, говоря ей «спасибо», и оглядываюсь через плечо на идущего за мной Гарри, который выглядит так, будто предпочёл бы быть где угодно, только не здесь. Он избегает зрительного контакта со всеми, кто проходит мимо, включая меня, и ускоряет шаг всякий раз, когда нам нужно пройти мимо палаты с открытой дверью, демонстрирующей, что внутри кто-то есть. Мы молча стоим в ожидании лифта, и я благодарен, что там никого нет, когда дверь открывается. Нажимаю на кнопку четвёртого этажа, устраиваюсь в углу и наблюдаю за тем, как Гарри пялится себе под ноги. — Тебе не нужно было идти со мной. — Я в порядке, Луи, — говорит он. — Очевидно, — он ведь никогда никого не обманывает. Я фыркаю, мой нос наполняется запахом больничной хлорки. — Послушай, у моих сестёр, вероятно, в какой-то момент возникнет куча вопросов. Ты не обязан на них отвечать. — Вопросы? — Обычно я не появляюсь при них с другим мужчиной, — признаюсь я. — Я просто скажу, что мы хорошие друзья или что-то в этом роде. — Хорошие друзья, — повторяет он, и в его голосе слышится намёк на что-то, чего я не могу понять. Сожаление? Непонимание? Расстройство? — Звучит неплохо, — лифт оповещает о приезде на нужный этаж, двери открываются, и он протягивает руку вперёд, чтобы я прошёл первым. — Последую твоим указаниям. Мы добираемся до палаты быстрее, чем мне хотелось бы, дверь открыта, а медсестра внутри меняет пакет с жидкостью. Я не смотрю на маму, в основном из-за страха. Лишь один взгляд на неё подтвердит всё происходящее, сделает реальностью. К счастью, Лотти встаёт в тот момент, когда я оказываюсь в дверном проёме, а Гарри отходит в сторону и остаётся вне поля зрения. Она смотрит на меня с таким облегчением. — Лу, — говорит она, быстро подходит ко мне и обнимает. Обнимаю её в ответ также крепко, закрывая глаза и вдыхая её запах. Я скучал по ней, скучал по дому. Близняшки следуют её примеру, восклицая моё имя, и подходят сзади Лотти, обнимая нас двоих. — Привет, — тихо говорю я, стараясь хотя бы раз дотронуться до каждой из них. Я плотнее закрываю глаза, слёзы начинают накатывать от одной лишь мысли о том, что я наконец-то здесь. — Привет, девочки. Я скучал по вам. — Мы тоже скучали по тебе, — отвечает Лотти, отстраняясь от объятий и кладя руки на мои плечи. — Ты так быстро приехал. — Мне в этом помогли, — отвечаю я, и никто не просит меня объясниться, поэтому я и не объясняю. Я слышу, как Гарри немного шаркает позади меня, и вытягиваю руку, чтобы не дать ему появиться в поле зрения прямо сейчас. — Кто это? — мягко спрашивает медсестра, улыбаясь, когда она оборачивается, чтобы посмотреть на девочек, столпившихся вокруг меня. — Это тот самый великий старший брат, о котором вы все сегодня говорили? — Великий старший брат? — игриво спрашиваю я. — Наверное, это я. Дейзи толкает меня локтём в бок, заставляя всех нас рассмеяться. — У неё все хорошо, — объясняет медсестра, глядя на мою маму, на которую я всё ещё отказываюсь смотреть. — Скоро она должна проснуться, так что я вас всех оставлю, — затем она обращается только к Лотти: — Нажмёшь на кнопку, если ей что-нибудь понадобится. — Спасибо, Марианна, — с благодарностью отвечает Лотти, и та грустно улыбается ей, выходя из палаты. Они все расходятся, чтобы вернуться на свои места, а с другой стороны, держа маму за руку, сидит мой отец. Лотти сочувственно смотрит на меня, когда я перевожу взгляд с него на неё, и едва заметно кивает, прежде чем присесть на свой стул. — Папа, — осторожно начинает она, словно ей приходится идти по яичным скорлупкам. — Луи здесь. — Привет, папа, — добавляю я после того, как она замолкает, медленно подойдя к нему сзади и положив руку на плечо. Мужчина смотрит прямо перед собой, и в воздухе повисает долгая пауза, пока он не поднимает руку, чтобы положить её поверх моей и мягко сжать. — Я счастлив, что ты здесь. — Я тоже. Он сжимает руку ещё раз и опускает её, и мне нужно перестать смотреть на его макушку. Мне нужно повернуться чуть-чуть вправо и воплотить происходящее в реальность, иначе я никогда этого не сделаю. Я резко вдыхаю, как только делаю это. Женщина на кровати совсем не похожа на мою мать. Лекарства и аппараты высасывают из неё жизнь. Провода от кардиомонитора выглядывают из-под её одежды, и до слуха доносится писк аппарата. Её руки и кисти все в синяках, лежат поверх одеяла, вероятно, из-за огромного количества уколов и капельниц — она всегда была чувствительна к таким вещам — и одна тонкая трубка ведёт от верхней части её правой руки к пакету с жидкостью, который только что поменяла медсестра. Вокруг её головы намотана пастельно-голубая косынка, уголок которой падает вниз и касается лица, и только тогда я замечаю, как потемнели её глаза, как сильно она похудела из-за лечения. Но на ней по-прежнему цепочка, которую мы подарили ей на день матери, по-прежнему белый кардиган, закатанный до локтей, и именно его она всегда носила со своими удобными, шёлковыми пижамными штанами, которые, вероятно, сейчас спрятаны под одеялом. По крайней мере, она не в больничном халате. И она всё ещё прекрасна. Мама начинает шевелиться, как и предсказывала медсестра, и все мы слегка наклоняемся вперёд в ожидании. Её глаза начинают открываться, сухие бледные губы раскрываются, пока она пытается прийти в сознание. Я тепло улыбаюсь, протягиваю руку, чтобы провести ей по её ноге, спрятанной под одеялами, проводами и запахом полной трагедии. — Кто этот ангел в дверном проёме? — спрашивает мама хриплым голосом и с тоской смотрит мне за спину. Мы все поворачиваемся, чтобы посмотреть на дверь, туда, где стоит Гарри. Едва-едва, но он там. Он стоит, слегка ссутулившись, руки опущены по швам, на лице написана печаль. Я хихикаю, не отрывая от него глаз. — Я не уверен, что это ангел, мама. Выглядит как обычный мужчина. — Ты меня не одурачишь, — улыбается она. — По мне, так это ангел. — Он с тобой, Лу? — спрашивает Лотти, и даже в данной ситуации я могу сказать, что её губы подёргиваются вверх в знающей улыбке. — Он со мной, — киваю я, бросая на неё нейтральный, ничего не говорящий, взгляд. — Это Гарри, — я оглядываюсь через плечо, жестом руки приглашая его зайти. — Он помог мне так быстро добраться до вас, — я понижаю голос, смотря на близняшек и шевеля бровями, потому что знаю, что это заставит их улыбнуться. — У него есть самолёт. — Самолёт? — спрашивает моя мама, внезапно оживившись настолько, насколько это возможно. — Заходи сюда, Гарри. Дай мне хорошенько тебя рассмотреть. Он нервно подходит ближе, и я пытаюсь избавить его от этой участи. — Мама, я не думаю… — Всё в порядке, Луи, — спокойно говорит он позади меня, подходя ближе к кровати и опускаясь на колени, чтобы быть на уровне глаз моей мамы. — Для меня честь познакомиться с вами, миссис Томлинсон. Она протягивает свою свободную руку, чтобы он взял её, и он делает это с такой деликатностью, что моё сердце замирает в груди. — Зови меня Джей, дорогой, — она смотрит на меня, поднимая брови точно так же, как и я, когда посмотрел на близняшек. — Он красавчик, Лу. Тебе очень повезло. — У тебя красивые волосы, — говорит Фиби, подходя к Стайлсу сзади и касаясь одной из прядей. — Фиби… Гарри быстро поднимает на меня глаза, отрицательно качает головой, а затем смотрит через плечо на мою сестру. — Всё в порядке, Луи. Трогай сколько хочешь, милая, — она застенчиво улыбается и снова проводит рукой по его прядям, пока он оглядывается на мою маму. — При всем уважении, Джей, я думаю, что это мне повезло. Ваш сын — настоящий мужчина. Я мог бы насмехнуться над тем, как хорошо он вжился роль, ведя себя так, словно мы находимся в каких-то романтических и здоровых отношениях. Вместо этого я тоже вступаю в игру, смущаясь от его слов. — Ты слышал это, Марк? — спрашивает мама моего отца, постукивая по его руке и кивая головой в мою сторону. — Мы вырастили настоящего мужчину. — Да, дорогая, — нежно отвечает мой папа, поднося её руку к губам, чтобы поцеловать тыльную сторону. — Тебе что-нибудь нужно? — Может быть, одно из тех пирожных, которые продают внизу, — с усмешкой говорит мама, оглядываясь, словно чтобы посмотреть не идёт ли кто. — Марианна не любит приносить мне сладости. Папа смеётся над этим, начиная подниматься со стула. Я останавливаю его, положив руку ему на плечо. — Расслабься, папа. Мы с Гарри сделаем это сами, — я смотрю на Стайлса сверху вниз, пока тот о чём-то разговаривает с моими сёстрами. — Гарри? Лотти бросает на меня знающий взгляд, точно понимая, что я сейчас испытываю. Он очень любезен с девочками, заставляет их улыбаться, из-за чего Дейзи и Фиби полностью очарованы им, словно он был рядом всё это время. Знаю, знаю. Я в полной заднице.***
— Твоя семья очень милая, — непринуждённо упоминает Гарри, набивая рот кексом по дороге в палату моей мамы. Это единственный раз, когда я вижу его обычным человеком — не заботящимся о своём внешнем виде, не вытирающим крошки с уголка рта, одетого во что-то, что можно было бы назвать одеждой, купленной в торговом центре. — По всей видимости, вы очень близки. — Так и есть, — киваю я, огибая угол и извиняясь за то, что чуть не сшиб медсестру, идущую в противоположную сторону. — Лотти всего на несколько лет младше меня, а близняшки на несколько лет младше её. Мы все были близки до того, как это случилось, но, знаешь, общая трагедия всегда всех сближает. — В большинстве случаев, — добавляет Гарри, выбрасывая обёртку от кекса в мусорный бак, мимо которого мы проходим. В большинстве случаев. Думаю, так и есть. Не то чтобы у нас с папой сейчас были более лучшие отношения, чем до того, как это случилось. У нас не было ничего общего, поэтому в основном мы всегда разговаривали о погоде, о том, как прошёл мой или его день, никогда не вдаваясь в подробности. Потом я рассказал ему о происходящем с мамой, но это всё равно ничего не изменило. Вопросы о моём дне в школе сменялись вопросами о том, делала ли мама сегодня что-нибудь необычное. Вместо вопроса о том, как прошёл его рабочий день, я стучался к нему в дверь, чтобы рассказать, насколько необычным был тот или иной случай. Намылить, смыть, повторить. Я прижимаюсь головой к задней стенке лифта, когда мы входим в него, подвинувшись, чтобы другая пара вошла вместе с нами. Другая пара. Я только что…? — Странно видеть её такой. Она не похожа на мою маму. Теперь она не такая, какой я её помню. Гарри придвигается ближе ко мне, когда ещё одна небольшая группа людей заходит на следующем этаже. Мне приходится сдерживать себя, чтобы не положить голову ему на плечо, потому что я чувствую себя таким чертовски уставшим. Он наклоняется так, чтобы его голос едва доносился до остальных. — Я тоже потерял маму. Удивлённо поднимаю на него глаза, и мы оказываемся так близко, что почти соприкасаемся губами. Я сглатываю, опираясь на плечо так, чтобы моя щека прижималась к стене. — Правда? Гарри кивает, делает глоток кофе, который он также купил внизу. — Я был молод. Едва окончил среднюю школу. Это была крупная авария на шоссе. Я узнал об этом из новостей, когда вернулся домой в пустую квартиру, а после пришли полицейские, чтобы спросить, может ли кто-нибудь опознать тело. Мой отец был в командировке. — Он вернулся домой? — Нет, пока не закончилась командировка, — ещё один глоток кофе. — Я не помню её как женщину, которую увидел, когда они расстегнули мешок. Для меня она осталась той женщиной, которая в то утро приготовила мне тосты и яйца перед школой. — Мне жаль, — говорю я, глядя вниз на его губы, желая наклониться и обнять его, чтобы утешить. Знаю, что таким способом он пытается утешить меня, но что-то подсказывает мне, что он не делал подобное раньше и никогда полностью не ощущал горе. Он отворачивается. — Спасибо, но сейчас это осталось позади. Я продолжаю смотреть на него, даже когда его глаза устремлены вперёд, удивляясь, как такое возможно — быть рядом с ним так близко, но в то же время далеко, словно в один момент он разрешает мне придвинуться на дюйм, в надежде, что я отступлю на милю. Я даже не слышу звона, когда мы оказываемся на нужном этаже, пока Гарри не прижимает руку к моей спине, чтобы подтолкнуть вперёд.