Lover of Mine

      Мягкий ветерок на террасе в Париже, изысканная еда передо мной, бокал прекрасного вина, вид на Эйфелеву башню, и самый прекрасный мужчина, на которого я когда-либо смотрел, улыбается мне.       Если бы я мог вернуться в прошлое и спросить себя — маленького денверского мальчика, мечтающего переехать в большой город и поступить в юридическую школу, — мог ли я когда-нибудь даже мысленно представить, что окажусь здесь, то ответом было бы категорическое «нет».       Я кладу вилку на стол, когда откусываю последний кусочек, вытираю рот салфеткой, пока мужчина делает глоток вина, кольца на его пальцах звенят об бокал.       Боже, его пальцы.       — Думаю, завтра мы должны посетить Версаль, — говорит он, ставя бокал, откидываясь на спинку стула и расстёгивая только самую верхнюю пуговицу на рубашке. Здесь тепло, но я не могу отделаться от мысли, что за этим действием спрятан другой мотив.       Или же это просто мои гормоны, которые я не могу утихомирить.       — Версаль звучит прекрасно.       — Так и думал. Я был очень молод, когда был там в последний раз. Будет приятно оценить всю его красоту именно сейчас.       Гарри смотрит вдаль, пальцы на секунду рассеянно двигаются по линии его челюсти, а затем снова опускаются на колени. Я внимательно слежу за его движениями, желая лишь прижаться губами к коже на его челюсти, опуститься вниз к ключицам, а затем к дюйму открытой кожи на его груди.       — Удивительно, как сильно ты начинаешь ценить окружающую красоту, когда становишься старше, — говорю я, наблюдая за тем, как его рука рассеянно двигается по ноге.       — Неужели? — спрашивает он риторически, совсем не обращая внимания на то, что я уже мысленно раздеваю его. — Мы, конечно, всё ещё молоды, но не настолько, чтобы всё окружающее по-прежнему бездумно проносилось мимо наших жизней.       — Теперь у всего есть смысл, — добавляю я, сделав ещё один глоток вина. Бокал почти пуст, но это не та жажда, которую мне хочется утолить.       Гарри оглядывается на меня, и на его лице появляется небольшая ухмылка. — Теперь у всего есть смысл.       Я ухмыляюсь в ответ. Может быть, он заметил. — Знаешь, я никогда и представить себе не мог, что окажусь здесь.       — Большинство людей не представляют себя на весенних каникулах в Париже.       — Нет, не представляют, — соглашаюсь я с улыбкой, положив руку на середину стола, — и я точно не думал, что окажусь здесь со своим парнем, и точно не ожидал, что этим парнем будешь ты.       — Разочарован? — игриво спрашивает он, раскрывая передо мной свою ладонь вместо того, чтобы положить её поверх моей руки.       Я беру его руку, позволяю ему поднять меня со стула и посадить к себе на колени. В таком положении я естественно выше его, мои ноги упираются в сиденье кресла, руки ложатся на его шею, пока он задирает мою рубашку, чтобы прижаться к голому участку моей кожи. Снова дует ветер, раздувая его волосы вместе с открытыми концами рубашки в разные стороны.       Он великолепен.       — Не могу сказать, что я разочарован, нет.       — Ох, нет?       — Нет, — качаю головой, и мы оба смеёмся, соединяя наши губы, двигаясь плавно, в то время как его руки оказывают достаточное давление, чтобы я полностью опустился на его колени.       Я прижимаюсь к нему, трения достаточно, чтобы успокоить меня на какое-то время. Он вздыхает мне в рот, и это действие даёт мне достаточно пространства, чтобы сплести наши языки.       Вычёркиваю поцелуй в Париже из списка желаний.       — Мы ещё не опробовали кровать, не так ли? — спрашивает он напротив моих губ, случайно целуя мои зубы, когда я широко улыбаюсь.       — А ещё диван, ванну, душ и стол в столовой.       — Стол в столовой?       — Никогда не знаешь, когда возникнет желание. Оно может нагрянуть во время завтрака. — Он хмыкает, отстраняясь, чтобы прижаться губами к моему горлу. Я наклоняю голову в сторону, чтобы дать ему лучший доступ, обхватываю его за плечи, пока жду несколько мгновений, чтобы отстраниться. — Отнеси меня в постель, Эйч.       Прозвище впервые легко слетает с моих губ, но он не обращает на это внимания, снова приникая своими губами к моим, пока мы пытаемся скоординировать наш путь в спальню.       Мы стукаемся о стол, стукаемся о двери, стукаемся друг о друга. Он силён в своих движениях, руки впиваются в мои бёдра достаточно сильно, чтобы оставить синяки, и хотя это заставляет меня вздыхать в его губы, я хочу чего-то другого этим вечером.       Мне необходимо что-то другое этим вечером.       — Хей, — тихо говорю я, прижимаясь лбом к его лбу и беря секунду, чтобы отдышаться. Голова уже кружится. — Что если мы не будем торопиться сегодня? В конце концов, мы в городе, полном романтики.       Он улыбается, поднося руку, чтобы погладить мою щёку. — Это то, чего ты хочешь?       Я киваю, прижимаюсь губами к его губам ещё на мгновение и отстраняюсь с тихим шлепком. Наши носы соприкасаются, вино всё ещё ощущается в нашем дыхании.       — Я люблю тебя.       — Я люблю тебя, Лу, — отвечает он, снова соединяя наши губы и поддерживая меня, пока мои колени не ударяются о переднюю часть кровати и я не падаю назад.       Он возвышается надо мной, перебирая пуговицы моей рубашки, а затем целует каждый кусочек открытой кожи, спускаясь ниже. Я сглатываю, когда он приближается к моему члену, сжимая простыни в предвкушении.       Гарри отстраняется, как только достигает верха моих штанов, и отступает назад, чтобы начать раздеваться. Я приподнимаюсь на локтях и смотрю на него с голодом, пока он возится с ширинкой.       Я быстро притягиваю его к себе за петлю на брюках, целуя его живот, пока он спускает их с ног. Я моргаю, глядя на него, прежде чем лизнуть его член, упирающийся в боксеры.       — Ты такой сексуальный, малыш.       Гарри проводит рукой по своим волосам, другой рукой проводя по моим, его рот раскрывается. Я продолжаю, пока его боксеры не становятся мокрыми, а моя рука опускается на собственный член, чтобы надавить на него. Я уже такой охрененно твёрдый.       — Грех смотреть, как ты это делаешь, пока я стою прямо здесь, — говорит он, задыхаясь, пока мы вместе работаем над тем, чтобы снять с него боксеры. Гарри выходит из них, пока я работаю над своей одеждой, а он не становится коленями на матрас, притягивает меня за плечи, чтобы сделать то же самое, и разворачивает нас.       Перед нами зеркало, которое я не заметил, и я смотрю, как он расположил меня так, что я не могу смотреть никуда, кроме как на его рот на моей шее, в то время как его руки блуждают по моему телу. Он сжимает сосок между кончиками пальцев и нежно покручивает, а я снова прижимаюсь к нему, обхватывая рукой его шею и держась за его волосы.       — Мы выглядим горячо, — говорю я, наблюдая, как его вторая рука подбирается ко рту, а затем сжимает мой член, медленно дроча его, пока он поднимает взгляд, чтобы встретиться с моим в зеркале.       — Да, — соглашается он. — Хочу трахнуть тебя вот так.       — Пока я смотрю?       — Да, — вздыхает Гарри, его свободная рука всё ещё блуждает по мне. — Твоё тело, Лу. Такое красивое.       Это заставляет меня покраснеть, мои щёки и грудь явно покрываются бордовыми пятнами, что заставляет его заведомо улыбаться. Его губы переходят на моё плечо, затем к основанию шеи и спускаются ниже, ниже, ниже. Он осторожно наклоняет меня так, что я хватаюсь за изголовье кровати, мои глаза всё ещё следят за собственной реакцией, когда он массирует мою попку и осторожно раздвигает половинки. Я тут же раздвигаю ноги, чтобы ему было удобнее, и смотрю, как он наблюдает за этим действием, смачивая губы, и наконец подаётся вперёд.       Я крепко держусь за изголовье кровати, когда он начинает водить языком по моей дырочки, чередуя движения между скольжением внутри и круговыми движениями снаружи. Я теряю себя в этом, туннельное зрение фокусируется на нас двоих в этом городе, в этой комнате, в этой кровати — остров в центре оазиса, выставленный напоказ лишь нам двоим. Я не могу вспомнить, когда в последний раз чувствовал себя так, и чувствовал ли я себя так когда-либо вообще. Дело не в том, что он делает, и не в простой биологии. Дело в нём.       — Так хорошо, — вздыхаю я, выдыхая тяжЁлый поток воздуха, и я не знал, что удерживал его в себе, пока не выпустил наружу.       Гарри улыбается мне, тихо стонет и посылает искры удовольствия от основания моего позвоночника до кончиков пальцев ног. Он убирает руку с моего члена и обхватывает ею свой собственный, и это так чертовски горячо — знать, что это возбуждает его так же, как и меня.       — Смазка, — говорит он, когда отстраняется, губы распухли и блестят от слюны.       — Что? — спрашиваю я почти со смехом, отворачиваясь от зеркала и глядя на него.       — Нам нужна смазка, — уточняет он, слезая с кровати и роясь в нескольких сумках, которые лежат на полу. Я любуюсь им, пока он двигается — румянцем, покрывающим его тело, тем, как он твёрд, маленькими проклятиями, срывающимися с его губ, когда он в явной спешке открывает молнии и отделения. Он издаёт довольный звук, когда наконец находит бутылочку, и смотрит на меня взглядом, отличным от того, который обычно бывает у него во время возбуждения. — Привет.       — Привет, — смеюсь я, полностью отдаваясь ощущениям, когда он целует меня так, словно это единственное, чем он хочет заниматься до конца жизни.       — Тебе будет очень хорошо, детка, — говорит он практически в мой рот, а потом снова начинает целовать дорожку вдоль моего позвоночника, открывает бутылочку со смазкой и выливает немного на свои пальцы.       И он делает это.       Я уже на седьмом небе от счастья к тому времени, когда он практически заканчивает подготовку — три пальца глубоко внутри меня и надавливают на простату снова и снова, снова и снова. Пальцы на ногах подгибаются, костяшки пальцев рук побелели от того, как крепко я держусь за это изголовье, нижняя губа прикушена. Я вытираю пот, выступивший на лбу, тыльной стороной ладони, наблюдая, как член мужчины исчезает и появляется из его кулака, пока он с огромной концентрацией наблюдает за тем, как вводит в меня пальцы.       Мы могли бы сделать это.       — Гарри, — бросаю я через плечо, пытаясь отдышаться. Он смотрит на меня в ответ, вытаскивает пальцы и начинает искать презерватив, который он, должно быть, бросил на кровать, когда брал смазку. — Я ни с кем не был с тех пор, как в последний раз сдавал анализы. Только с тобой.       Его лицо затуманивается осознанием. — Ты хочешь…?       — Если ты тоже чист, — киваю я с улыбкой.       — Ты уверен?       — Я уверен, — говорю я, ещё немного выгибая спину для пущей убедительности. — Хочу, чтобы ты вошёл в меня сегодня ночью.       Он заметно сглатывает, на лице появляется ухмылка, когда он начинает качать головой в неверии. — Господи, Лу.       Я переворачиваюсь, когда он практически атакует меня своими губами, и смеюсь в ответ, обвивая ногами его талию. Его руки находят мои предплечья, прежде чем я успеваю прижаться ладонями к его щеками, поднимая мои руки над головой и удерживая их там.       — Хей, — говорю я, прижимаясь носом к его щеке. — Позволишь мне прикоснуться к тебе? — Он медленно выдыхает, словно раздумывая над этим. — Это я. Всё в порядке.       — Это ты, — кивает он, и звучит так, будто он убеждает себя в чём-то.       — Это я, — повторяю я, чувствуя, как его хватка ослабевает и его руки находят мои бёдра. Я медленно подношу руки к его лицу, обхватывая его щёки. — Это я.       Он позволяет мне поцеловать его, движения медленные и уверенные, когда он выпрямляется и толкается в меня. Я выдыхаю ему в шею, бёдра двигаются, подстраиваясь под его размер. Гарри знает моё тело, знает, когда можно начинать двигаться, и нам требуется немного времени, чтобы найти нужный ритм, но как только мы его находим, становится слишком жарко.       Я отрываюсь от его губ, чтобы откинуть голову на подушку, его губы находят ещё один участок моей кожи, чтобы целовать его, облизывать, нежно покусывать. Моя спина выгибается дугой, член упирается в его пресс. Трение такое хорошее, слишком хорошее, оно доводит меня до пика быстрее, чем мне бы хотелось, но я знаю, что не смогу оттягивать оргазм вечно.       — Ощущаешься так чертовски хорошо, Лу, ты даже представить себе не сможешь, — выдыхает Гарри, и я думаю, что у меня есть хотя бы небольшое представление. Тепло заполняет мой живот с астрономической скоростью, а ощущение того, что он просто находится внутри меня без всякой преграды, удивляет меня тем, насколько это лучше.       Он меняет угол проникновения так, что при каждом движении постоянно касается моей простаты, и это дразнящее ощущение заставляет пальцы моих рук впиваться в его спину. — Блять, детка.       — Тебе нравится?       Я лихорадочно киваю, пытаясь встречать его толчки, протолкнуть его глубже, чем он физически может войти. — Я долго не протяну.       Он соглашается со мной, мокрые пряди волос свисают со лба и касаются моей шеи, когда он засасывает то самое место, от которого я всегда схожу с ума. — Сначала ты.       Я просовываю руку вниз между нашими телами, крепко обхватываю свой член и шиплю от ощущений. Я знаю, что это не займёт много времени, поэтому не удивляюсь, когда мне требуется всего пара толчков, чтобы кончить на мою руку, живот и его грудь. Он смотрит вниз, а затем на меня с неверящим выражением лица. Он думает о том, как замечательно, что мы сейчас здесь? Я не знаю, и мне всё равно. Я просто знаю, что я полностью с ним согласен.       Гарри входит в меня ещё несколько раз, прежде чем издаёт низкий и глубокий стон в мою шею, изливаясь внутрь меня. Я не готов к этому ощущению, к тому, что оно первобытное, такое, будто он таким образом полностью делает меня своим. Это горячо, так горячо, и он кончает с такой силой, что, должно быть, видит те же звёзды, что и я.       — Чёрт возьми, — выдыхаю я, когда его толчки замедляются, и наши лёгкие работают на пределе возможностей, если судить по сбившемуся дыханию.       — Да, — говорит он в ответ, глядя на меня с раскрасневшимися щеками, губами и прекрасным сиянием в глазах после оргазма. — Я никогда не делал этого раньше.       — Я тоже. — Он нежно целует меня в ответ, мои руки находят его грудь и скользят прямо по его коже. Я отстраняюсь с гримасой отвращения, вытирая руки о простыни. — Нам придётся прибраться и вызвать уборку в номер.       Он смеётся, вибрации достаточно, чтобы он мягко двинулся внутри меня. Мы оба стонем от этих ощущений, мой член выражает заинтересованность во втором раунде, но задница говорит о том, чтобы я не делал этого, если хочу завтра прогуляться по Версалю. Мне будет чертовски больно.       — Пойду возьму мочалку в ванной, — говорит он со знанием дела, осторожно выскальзывая из меня. Я смотрю, как он идёт туда, на царапины, оставленные моими ногтями на его спине, как двигаются его бедра. Он быстро возвращается с мокрой мочалкой, ещё быстрее раздвигает мои ноги, чтобы как следует вытереть меня, делая паузу прямо перед тем, как убрать свою сперму.       — Что ты делаешь? — спрашиваю я, толкая его ногой в руку.       — Я не ожидал, что это будет настолько горячо, — признаётся он с румянцем на щеках. Должно быть, он не ожидал этого, раз сейчас выглядит так изумлённо.       — Нам не обязательно снова надевать презервативы, если ты не хочешь.       — Хорошо, — говорит он, целуя внутреннюю сторону моей лодыжки и нежно проводя мочалкой по моей коже. — Хотя, может быть, иногда с презервативами будет легче убираться. Эти простыни полностью испорчены.       — Боже, бедная уборщица.       — Это была твоя идея.       — Как будто ты был против? — Парирую я в ответ, наслаждаясь этим моментом.       Он бросает мочалку на пол, когда заканчивает, и ползёт обратно, чтобы лечь рядом со мной. Я тут же поворачиваюсь, чтобы прислониться головой к его груди, пальцы медленно поглаживают его татуировки, а ноги переплетаются. Если я посмотрю прямо вперёд, то увижу, что ночь уже опустилась за зданием напротив, огни сверкают на Эйфелевой башне. Наша еда всё ещё на столе, тарелки, чашки и сложенные в кучу салфетки.       — Ты счастлив? — спрашивает Гарри после нескольких минут молчания, его рука движется по моему плечу.       Звуки счастливой ночной жизни Парижа доносятся снизу через гостиничный номер, постоянный ветерок проникает через открытую дверь со внутреннего дворика. Это один из тех моментов, когда я ни о чём не думаю. Ни о маме, ни о школе, ни о том, что происходит в моей квартире, ни о том, как выживают Джиджи и Кендалл в своей квартире у железнодорожных путей.       Я прижимаюсь губами к его груди.       — Я счастлив.