***
— Читать о роскоши этого места — совсем не тоже самое, что испытать её на себе, — говорю я Гарри, лежащему на спине в траве одного из садов Версаля. Я лежу на животе, мои пальцы перекатывают травинки между кончиками пальцев. Вокруг кричат, смеются и гоняются друг за другом маленькие дети. Хороший день. — Тебе понравилась экскурсия? Я киваю. — Мне понравилось. Наверное, это одно из моих самых любимых мест во всей нашей поездке. — Впечатляет, — отвечает Гарри, закрывая глаза и закладывая руки за голову. — Знаешь, Джемма нырнула прямо в фонтан, когда мы были здесь в последний раз. Я выдыхаю смех, глядя на спокойную воду фонтана. — Правда? — Она любит — или, по крайней мере, я думаю, что до сих пор любит — плавать, и прежде чем мои родители успели подумать, она просто нырнула прямо в воду. — Он тоже смеётся над этим воспоминанием, демонстрируя ямочки. — Это было очень неловко. Я имею в виду, ты видишь, сколько людей находится здесь сейчас, так что просто представь, как толпа людей останавливается и смотрит на девушку, решившую нырнуть с головой в самый популярный фонтан Версаля. — Она не кажется мне спонтанным человеком. Я бы предположил, что она тот человек, у которого всё распланировано, есть строгое расписание, и день организован от самого важного дела к наименее важному. Чопорная и правильная, как в тот день, когда она приходила к Гарри — элегантная одежда, грубые манеры, сложенные салфетки на коленях. — Она изменилась после смерти мамы, — тихо объясняет он. — Я думаю, мы все изменились. Может быть, не мой отец. У него всегда были другие приоритеты и неспособность поддержать нас так, как нам это было нужно, но Джемма и я… Мы изменились. — Как изменился ты? Он открывает глаза, откидывает голову на руки, чтобы посмотреть на меня, как будто я только что задал вопрос, меняющий мир, как будто он всё ещё не привык к тому, что я настолько заботлив, что хочу глубже изучить его высказывания. — Раньше я не хотел подчиняться, и это делало меня беспечным. Моя мама смеялась над тем, что у меня два разных характера — я ходил в школу в идеально выглаженной форме, получал отличные оценки и делал все домашние задания, а потом приходил домой, тайком убегал оттуда, воровал шоколадки в магазинах и целовался с парнями намного старше меня. Примечательно, что я никогда не слушал своего отца. Это всегда было самым сложным. Из-за этого у меня было больше всего неприятностей, — Гарри делает секундную паузу, перекатываясь всем телом в сторону, чтобы опереться на локоть. Я делаю то же самое, так что мы смотрим друг другу в глаза. — Я никогда не хотел находиться в обществе своего отца. Я хотел поступить в университет. Думал о том, чтобы стать психологом, социологом или кем-то ещё. Это не был чёткий план, но всё же он был. Маме не нравилась мысль о том, что я отлучусь от семейного бизнеса — мой дед начал его с намерением, что он перейдёт к моему отцу, потом ко мне, а затем к моему сыну. Глупо думать, что торговая фирма — это дело нескольких поколений, но для него и моих родителей это было так. После её смерти я почувствовал, что было бы глупо не уважать то, что она в конечном итоге хотела для меня, поэтому я не стал поступать в университет и пошёл по его стопам. — Ты жалеешь об этом? — И да, и нет. Я жалею, что не осуществил свои планы, но мне нравится моё место, нравится свобода действий и то, что мы с тобой сидим здесь вместе. — Но ты не счастлив, — замечаю я. — Тебе может нравится всё это и ты всё равно не будешь счастливым. — Я счастлив прямо сейчас. — Это не одно и то же. — Я думал о том, чтобы покинуть компанию, когда был лишь я, но теперь, когда нас двое… — Я бы поселил тебя в своей квартирке, а сам пошёл бы устраиваться на работу. Я имею в виду, мне осталось два года, чтобы стать дипломированным адвокатом и гипотетически почти сразу я буду зарабатывать кучу денег, — говорю я, не задумываясь о том, что говорю о наших отношениях на долгосрочной основе. — Меня не волнует ни пентхаус, ни одежда, ни то, что рядом есть Найл и Лоуренс, которые нас возят, и Филипп, готовящий еду. Мне нравится моя двухкомнатная квартирка с тонкими стенами и соседом. Могу поспорить, что с тобой мне понравится такая жизнь ещё больше. Рука Гарри протягивается, чтобы смахнуть с моего лица прядь волос и вытащить маленький клочок травы из-за уха. — Я думал о том, чтобы открыть свою собственную фирму. Я мог бы уйти, если бы по-прежнему был одинок, но я хочу и дальше обеспечивать всё это, — он жестом указывает на прекрасную местность вокруг нас, — для тебя. — Ох, — говорю я, чувствуя подступающий к щекам румянцем, понимая, что ему, вероятно, не нужна была вся эта помпезность. — Но это довольно милые мысли, — говорит он с успокаивающей улыбкой, наклоняясь вперёд, чтобы нежно поцеловать меня. — Ты бы хотел уменьшить размеры квартиры? Я пожимаю плечами. — У меня нет мнения на этот счёт. Это не моё жильё. — Ты, по сути, живёшь там. — В принципе, нет. — А мог бы, — легко говорит он. Я открываю рот, чтобы сказать что-то, что угодно, но меня тут же прерывает пара, нервно приближающаяся к нам по траве. — Извините, — говорит девушка с испуганным выражением лица, — но я хотела бы узнать, не сможет ли кто-нибудь из вас нас сфотографировать? Американский акцент девушки и её муж с фотоаппаратом на шее и в шортах-карго указывают на то, что они такие же туристы, как и мы с Гарри. — Конечно, — тепло отвечаю я, отталкиваясь от земли и беря в руки один из их телефонов. — Ох, спасибо, — говорит она со вздохом облегчения. — Мы просили об этом многих людей, но, по-моему, ни один из них не говорил по-английски. — Или они просто хотели, чтобы мы поверили, что они не говорят по-английски, — говорит парень, обхватив рукой её талию. Она начинает поднимать руку, но затем опускает её, задумавшись на секунду, пока я держу камеру в воздухе и жду сигнала. — Подожди, Бретт. Мы должны постараться сделать так, чтобы дворец был виден позади нас. — Разве мы не должны встать немного ближе к нему, чтобы попытаться сделать это? — Ты хочешь попросить ещё одного грубияна сфотографировать нас там? — Он молчит, надувшись. — Я тоже так думаю. Я смеюсь себе под нос, глядя вниз на Гарри, который всё ещё лежит на траве и приподнимает брови, глядя на меня. Как только они занимают позицию, я начинаю обратный отсчёт, и она поднимает руку, сверкая великолепным бриллиантовым кольцом на безымянном пальце с самой счастливой улыбкой на лице. Девушка спрашивает, могу ли я сделать пару снимков, и я с радостью соглашаюсь, помогая выбрать правильную позу, и позволяю им сделать несколько серьёзных и шуточных снимков. Он смотрит на неё так, словно она — всё, что он может видеть посреди бурной жизнедеятельности в месте, где мы находимся, а она же смотрит на него так, словно хочет остаться с ним рядом на всю оставшуюся жизнь. — Спасибо тебе большое, что выручил, — говорит она мне, забирая свой телефон после того, как мы закончили делать последнюю фотографию. — Без проблем, — радостно отвечаю я. — Вы двое недавно обручились? — Да, — взволнованно говорит она, обхватывая руку своего жениха и опираясь на его плечо. — Он сделал мне предложение посреди Зеркальной галереи. — Кольцо было у меня в кармане, я ждал подходящего момента, и этот момент настал, — говорит он, отводя взгляд от меня и с любовью глядя на неё. — Свет так красиво обрамлял её силуэт, и я понял: момент настал. Она хихикает, целует его в щёку и снова поворачивается ко мне. — Вы двое тоже помолвлены? Мои щёки начинают пылать без всякой на то причины, ладони потеют, когда я смотрю то на Гарри, то на влюблённую парочку. — Ох, нет. Мы просто встречаемся. — Ну, вы двое выглядите ужасно счастливыми. Ещё раз спасибо за фотографии…? — Луи, — заполняю я пробел. — Поздравляю вас обоих. — Спасибо, Луи, — говорит она в то же время, когда её жених говорит: — Желаю удачи вам обоим, — и они уходят. Я снова опускаюсь на траву, опираюсь на локти и смотрю, как они исчезают в толпе. — Боже, ты можешь представить себе предложение посреди всей этой толпы людей? — Это ужасно романтично. — Это чертовски ужасно, — поправляю я. — Это было бы так унизительно. Там было полно народу, когда мы пришли туда! Ему наверное пришлось освободить место или же рискнуть быть затоптанным туристами, пытающимися сфотографировать коридор. — Не любитель грандиозных жестов? — Не любитель грандиозных жестов, — говорю я, решительно покачивая головой. — Принято, — отвечает он, быстро целует меня в щёку и встаёт, протягивая мне руку, чтобы помочь подняться. — Давай купим немного мороженого. Мне вдруг захотелось сладкого.***
Клубничное мороженое касается кожи моей шеи, стекает с ложки Гарри и падает вниз мягкими брызгами. Он подаётся вперёд, скользит языком по моей коже, и сочетание горячего с холодным посылает импульс удовольствия вдоль позвоночника. — Ты вкусный, — говорит он, прижимаясь к моей коже и нежно её посасывая. — Как клубника? — спрашиваю я с улыбкой и поддразниванием, наклоняя голову в сторону. — Что-то вроде того. — А что, если бы ты был на вкус как мятная шоколадная крошка? — Начинаю макать ложку в свой контейнер с мороженным, но останавливаюсь и окунаю туда палец. — А ещё было бы лучше если ты попробуешь мятную шоколадную крошку? Он поднимает голову и приподнимает бровь, осознание приходит, когда я начинаю подносить палец к его губам. Он легко раздвигает их, сначала показывая язык, а затем обхватывает мой палец. Гарри обращается с моим пальцем так, словно делает минет, проводя языком по кончику пальца, его щёки втягиваются. Это порнографично, возбуждает меня, несмотря на то, что я уже дважды занимался сексом сегодня, и это произошло на полу в гостиной, где горела лишь лампа, наша одежда была разбросана вокруг нас, потому что мы не могли дождаться момента, когда мы положим мороженое в морозилку или доберёмся до спальни. Если бы незнакомый человек посмотрел сюда, он мог бы согласиться с девушкой из Версаля, спрашивающей, помолвлены ли мы. Если бы я был незнакомым человеком, я бы сказал, что сейчас это похоже на правду. — Действительно чертовски вкусно, — говорит Гарри, как только мой палец исчезает из его рта, и тянется за моей ложкой. — Могу я попробовать настоящий кусочек? — Да, — говорю я, пожимая плечами и передавая ему свой контейнер. Он не спеша облизывает ложку, и я не уверен, пытается ли он соблазнить меня или нет, но этот вариант отпадает, когда он опускает её обратно в мой контейнер и спрашивает: — А ты бы смог? — Что именно? — Переехать ко мне. — Он прижимается спиной к передней части дивана, скрестив лодыжки перед собой. Гарри кажется ужасно невозмутимым в отношении того, что имеет огромное значение. — Гарри, я не… — Пять дней в неделю ты проводишь в моей квартире. В остальные два у меня обычно встречи допоздна, поэтому Филипп уходит рано, а тебе не нравится оставаться там в одиночистве. У тебя есть собственный шкаф, полный одежды, зубная щётка в моей ванной, место, куда положить полотенце после принятого душа. Я сглатываю, закрывая свой контейнер, когда во рту начинает пересыхать. — Это будет большой шаг. Мы вообще готовы к нему? Я имею в виду, что сейчас я не совсем психически стабилен… — Как будто ты был всё то время, что мы были вместе, — с ухмылкой замечает Гарри, и он прав. Я не держал себя в руках уже много лет, а в последние шесть месяцев и того меньше. — Меня не беспокоит это. А тебя? — Немного, — застенчиво признаюсь я, как будто в этом есть что-то постыдное, хотя я точно знаю, что это не так. — Просто есть над чем подумать. — Не совсем. — Гарри. — Ладно, ладно. — Он вскидывает руки вверх, чтобы игриво дать понять, что отступает. — Чем больше ты рядом, тем сильнее я не хочу, чтобы ты уходил. — Я просто не хочу, чтобы что-то поменялось. Переезд — это совсем другое, чем просто остаться на ночь. У меня всё ещё есть место, куда я могу вернуться. Что будет, когда мы поссоримся, и мне некуда будет пойти? — Ты знаешь, что произойдёт. — Так не будет происходить каждый раз. — Что если мы просто не будем анализировать это, а просто сделаем? Я сужаю глаза, ухмылка тянется к моим губам. — Что это? Попытка вернуться к своим прежним безрассудным поступкам? Я не настолько старше, чтобы ты целовался со мной только для того, чтобы насолить своим родителям, ты же знаешь. — Я знаю это, поверь мне, — смеётся он, а затем становится серьёзным. — Всё то время, когда я пытался признаться тебе в любви, я слишком много думал об этом. Это была не просто случайность, а скорее я потратил всё это время на обдумывание всех возможностей и того, что может пойти не так. Ты мог не почувствовать того же, мог подумать, что я сошёл с ума. Ты мог разбить мне сердце, Лу. Ты всё ещё можешь. Не то чтобы я верил, что ты это сделаешь, конечно, но я уже ошибался, и, наверное, я пытаюсь сказать, что больше не хочу об этом думать. Я люблю тебя, и я напуган до усрачки, и, вероятно, буду мучиться в период адаптации или как там говорится в этих статьях о том, как сделать следующий шаг вместе, но я просто… я следую своей интуиции в этом вопросе. Я делаю глубокий вдох, на секунду отворачиваюсь от него и смотрю на тёмную часть комнаты. «— Ты помнишь тот день, когда мы впервые стали жить вместе? — Помню, — с нежностью ответил мой отец, наливая ещё вина в её бокал за ужином. — Вы нервничали? — спросила Лотти и откусила кусочек курицы. — Всегда нервничаешь, когда делаешь такой рисковый шаг, — ответила мама. — Мы уже были помолвлены, — добавил папа, — так что это помогло, но всё равно было немного тревожно. Мы не знали, как мы справимся с тем, что останемся вдвоём. Жизнь с твоим дедушкой предполагала большой дом и наличие ещё одного человека, который мог бы снять напряжение, если бы мы поссорились, а место, которое мы выбрали прямо перед тем, как у нас родился Луи, было маленькой однокомнатной квартиркой, едва ли больше этой комнаты. — Вы часто ссорились? — В начале, — ответила мама, положив свою руку на руку отца, — но я думаю, что больше всего я полюбила его в те маленькие моменты, о которых не задумываешься, например, когда вместе оплачиваешь счета или когда нужно одновременно собираться в одной маленькой ванной. — Ты помнишь, когда прорвало трубы и нашу ванную затопило? — спросил он её. Она кивнула, качая головой, как будто всё ещё чувствовала раздражение, которое испытала столько лет назад. — Боже, да. Я как раз была беременна Лу. Он посмотрел на нас с озорной ухмылкой. — Твоя мать была просто огромным клубком гнева во время беременности. — Тогда понятно, почему ты такой раздражительный, — сказала мне Лотти, пихая меня локтём в бок, на что я быстро пихаю её в ответ. — Твой отец не спал всю ночь, пытаясь починить трубы, только для того, чтобы утром у меня был тёплый душ, который помог бы справиться с судорогами в мышцах. — Да, это так, — гордо сказал он, слегка выпячивая грудь. Она закатила глаза на это и сжала его руку. — Иногда мне не хватает таких моментов.» — Мне нужно поговорить с Зейном, — говорю я в темноту. — Что? Я оглядываюсь на Гарри. — Мне придётся поговорить с Зейном. Моё имя всё ещё прописано в договоре аренды до июля, а это ещё три месяца. Я не хочу оставлять его в подвешенном состоянии. — Я мог бы помочь с… — Нет, — строго обрываю его я. — Я сказал тебе, что этот счёт хочу оплатить сам. — Хорошо, — ворчит он, скрестив руки перед грудью, как будто это единственное, из-за чего он собирается расстроиться, пока я не замечаю, что на его лице заиграла улыбка. — Это да? — Это да, — отвечаю я с такой же улыбкой. Мы смотрим друг другу в глаза, пока он не подаётся вперёд, почти падая на меня, из-за чего я касаюсь спиной пола. Его губы прижимаются к моим, прикусывая язык и зубы, но это один из лучших поцелуев, которые я когда-либо получал в жизни. Я улыбаюсь ему, тянусь вверх, чтобы обвить его шею руками и прижать его ближе к себе. Где-то между этим я чувствую, как контейнеры с мороженным ударяются о мои ноги, сбивая их с пути, и, вероятно, тают и проливаются на ковёр. Мне всё равно на то, что их нужно убрать, неважно, как мы сильно потом об этом пожалеем. Да. Прямо сейчас, похоже, так и есть.