Охота на вепря

Сагранское небо синее-синее, переходит, падает в застывшую водную гладь. Барсовы очи. Чудо, укрытое в каменных чашах. Рокэ на самом краю пропасти стоит, балансирует, раскинув руки. Ветер треплет тонкую рубашку. Кажется, можно сделать шаг - и полететь. Обманчивая блажь, обманчивое чувство свободы, - лживый дар войны. Рокэ рад обмануться. Чем дальше от столицы, тем ему дышится легче. Кажется, что в Варасте можно ускользнуть от чужих глаз и чуждых лиц. Кажется. Он всего лишь ворон, которого выпустили полетать из клетки, но не сняли с лап кожаных пут. Путы мягкие, привычные, почти не доставляют неудобства, если о них не думать. Но не думать невозможно, ведь они - знак его несвободы, напоминание о необходимости раз за разом возвращаться в клетку. Это заранее отравляет всю радость полета. Еще - Окделл. Глупый, необстрелянный мальчишка. Война для него праздник, вершина героизма и еще всяческих романтических бредней. Рокэ доставляет удовольствие срывать с него раз за разом, слой за слоем эту блажь. Долгими, довольно унылыми переходами, суровостью армейских будней, грубостью нравов. Окделл военная косточка, не неженка и уж точно не баловень. Не с такой матерью, как герцогиня Мирабелла. Привычен к ночному холоду, воздержан в еде. А где не хватает привычки, молчит и терпит, стиснув зубы. Рокэ это нравится. Мальчишка забавен в своем упорстве, в желании изо всех сил соответствовать, выделиться, проявить себя. Кто не мечтает об этом в нежные семнадцать лет, отправляясь на первую свою войну? На ком она в итоге не оставляет своей уродливой метки? Рокэ и метит его, пятнает незамутненную чистоту души, разит. Закаляет. "Война - не праздник, юноша. Война - сама жизнь во всей своей грязи, величии и уродстве. Она обнажает людскую суть, выводит на поверхность лучшее и худшее, смешивает все в едином котле. Война не красная, она серая, и поделить на черное и белое ее нельзя. Смотрите же!" Но Окделл не смотрит. Для него война - это лететь на коне в атаку под грохот канонады навстречу подвигу. Просто и понятно, красиво, как в древней книге, до которых мальчишка охоч. Если победить, то по правилам. Он сам - свод правил, безнадежно устаревших, мешающих жить и радоваться жизни. Мешающих побеждать. Рокэ выбивает это из него, вырывает с кровью, щедро демонстрирует уродливую изнанку бытия, с которой надо, необходимо не только научиться жить, - обыгрывать под себя. Мальчишку корчит и корежит, он огрызается и смотрит волком, отбрыкивается жеребенком от всего, что рушит его представления о жизни. Он подобен быку, застрявшему в своей проторенной колее. Ему невдомек, что там, в небе, никой колеи нет. Есть только полет к желанной цели, нужно лишь удосужиться поднять голову. В глазах Окделла омерзение круто замешано с обожанием. Мальчишке тоже хочется летать, он горд и тщеславен, и Алва играет на этом. Смеется и обещает подарить лучшего белого коня. Обожания становится еще чуть больше. Не то чтобы Рокэ в этом нуждается, но это доставляет определенное удовольствие. Он балансирует теперь на краю пропасти там, где небо соединяется с камнем, смотрит в лицо древнему зверю, чьи глаза готов закрыть навеки. Стоит к Окделлу спиной, иссеченной шрамами, зная, как тому претит сама мысль о столь подлой гибели тысяч людей. Зная, что будни войны и близость победы пустили в нем свои стреноживающие корни. Рокэ покачивается беспечно, совершенно беззащитный сейчас, уверенный, почти уверенный в своей безопасности, а затем, надышавшись, наглядевшись, спрыгивает с камня. В глазах Окделла осыпается серым пеплом злое намерение, неосуществленное, неизбывное. Словно рывок поводка с небес на землю.