Солнце зимнего дня

      Беспокойный рамэнщик не утихает, вопя на всю улицу о своем горе, пугая прохожих. Звонкий крик взрослого, трагично растянувшегося на стойке, наводит страх и на малышку. Она тихо шмыгает носом, скулит и прижимается к материнской груди, глядя на нее с зарождающимися слезами. Пока Акира призывает повара умолкнуть, Касуми кладет ладонь на голову дочки, поглаживая и давая понять, что всё хорошо и никакой угрозы нет.       — Эй, ну чего ты так орешь, — недовольно тянет женщина, видя как драматично рамэнщик прячет лицо в ладонях на столе, — слезами горю не поможешь! — но рыдания становятся только громче, тогда Акира начинает злится. Оглушенная новым воплем, прикрывает уши и пытается перекричать. — Не стыдно тебе, взрослому дядьке, так плакать? Ребенок и то тише себя ведет!       — Господин, — пытается и Касуми привести бедного в чувства, опасаясь, что весь район сбежится на звонкий рев. — Господин Тагути!       Обращение по фамилии срабатывает, и мужчина прекращает истошно вопить. С раскрасневшимся лицом, опухшими от слез глазами и текущими соплями, он подавляет новые всхлипы, прикрывая рот ладонью.       — П-простите, прос-то…       — Дышите спокойно, — она берет его за запястье и смотрит прямо в глаза. — Вдох, — они одновременно втягивают воздух через нос, и Акира, внимательно следившая за происходящем, неосознанно повторяет за ними,— выдох, — и выпускают его через рот.       Тагути заметно легчает: краснота сходит с лица, а взгляд постепенно проясняется. Касуми мимолетно зыркает вниз, убеждаясь, что дочь тоже не собирается истерить, и вновь оглядывается на работника заведения.       — Объясните, пожалуйста, спокойно, что произошло.       Господин Тагути утирает влажность под носом салфеткой, высмаркивается и уже говорит отчетливо:       — Я отвлекся на разговор с вами и не заметил, как пропал кошелек с выручкой, — проговорив это, он мнется и после пары секунд молчания мажет взглядом от Касуми на Акиру. — Вы… Вы нарочно меня отвлекли, чтобы украсть деньги!       — Чего? — возмущение Акиры выливается в злобный удар кулаком об стойку.       — Погодите, — вмешивается Касуми, осторожно кладя ладонь на плечо Акиры. — Господин Тагути, знаю, вы расстроены, но зачем же так рубить с плеча. У нас не было подобных намерений.       Касуми понимает, что подозрения Тагути вполне разумны, но вот как доказать свою невиновность? Будто читая ее мысли, Акира произносит:       — У тебя никаких доказательств. Как смеешь бросаться такими обвинениями?       — Тут была еще одна дама! Она ваша сообщница! — не уступает ей Тагути.       Акира твердо гнет линию полной непричастности к краже. Касуми же последняя фраза мужчины заставляет задуматься. Как могло произойти преступление на глазах у всех троих? Очевидно работник был занят обслуживанием клиентов, Акира слишком увлечена едой, а она сама чрезмерно утомлена первой долгой прогулкой после родов.       С трудом, но Касуми удается припомнить ту женщину, сидевшую по левую сторону от Акиры. Ее лицо было скрыто под соломенными веерами, напоминающими… ториоигаса!       — Госпожа Акира! Я, кажется, знаю, кто украл деньги, — она поднимается со стула и быстрым шагом направляется в оживленную толпу, и хозяйке дома глицинии остается лишь пойти следом, игнорируя возгласы рамэнщика. — Та посетительница, на ней надета ториоигаса, но разве день поминовения усопших уже так близко?       Хозяйка закивала, улавливая к чему та ведет:       — Шляпы продают всегда за неделю до праздника. Редко можно повстречать кого-то в ней раньше поминального дня, — она осматривается вокруг. Рынок маленький, но не исключено, что та могла скрыться в каком-то доме.       Касуми на ходу бросает предложение разделиться, чтобы поиски имели больший процент на успех. Она сочувствует работнику, и если в ее силах помочь вернуть украденные деньги, то почему бы не попробовать поискать вора. Акира не разделяет благородного порыва младшей, но сказать о том, что с таким самочувствием нельзя напрягаться, не то, что вдогонку за вором бежать, увы, не успевает. Та исчезла, как только попала в поток будничных обывателей. Хозяйке не остается более, как громко цокнуть языком и пойти в другую сторону.       Шумные разговоры, ругань за поношенный товар, юношеский смех — будто молот по наковальне, бьют в голову, разносясь гулким эхом. Окрепшее после перекуса лапшой тело двигается бойко, но вот беготня быстро выматывает. Глаза, бешено скачущие по головам прохожих, начинает неприятно жечь. Объемные шевелюры с белыми гребнями, лысые мужские макушки, вплетенные разноцветные платки, скромные укладки невидимками, ториоигаса с красными затянутыми лентами... Таки сумела отыскать среди огромного скопления людей! Касуми пробивается вперед за фигурой в пышном головном уборе, параллельно радуясь, что спешила не зря.       Но шляпа уплывает в бесчисленном море людей и ненадолго теряется из виду. Дойдя до конца рынка девушка прибивается к стене одного из зданий переводя дыхание. Веки дочери слипаются от усталости, что совсем неудивительно, это ведь ее первый выход в свет, а тут такая скачка и шум вокруг, как же уснуть.       — Прости, сокровище. Такое геройство наверняка вызвало у Акиры смех. — грустный смешок и она понимает: придется принять поражение и вернуться ни с чем.       Медленным шагом возвращаясь, она бросает мимолетно взгляд на тесный проулочек по пути и замирает. На ящик с продуктами неизвестная сбрасывает находу ториоигаса, удаляясь вглубь прохода. Должно быть она и есть та, кто украла деньги.       Касуми крадется следом. Это окраина рынка выходит к самому бедному району деревни: дома выглядят заметно темнее, чем в центре, походя больше на развалины. Сопутствующий запах помоев добавляет впечатлений, как и местные хмурые лица прохожих. Отнюдь не злобные, а скорее печальные. Юной матери даже до женитьбы не приходилось бывать в этой местности. Не совсем вовремя ее осеняет мысль: преследовать вора с ребенком на руках, да еще в неблагоприятном районе, явно не лучшая затея. Но некое трепещущее чувство справедливости, дающее кстати о себе знать совсем не в лучший момент, двигает ее вперед.       Незнакомка сворачивает в проход меж построек, Касуми замирает за углом, едва выглядывая. На ступенях у дома сидит пожилая дама, в скромном, местами порванном кимоно, отрывающая листья у стебельков травы в небольшую корзинку.       — Бабуля, я вернулась, — с теплотой обращается девица к старушке.       — Удачно выбралась? — глаз почти не видно из-за нависшей морщинистой кожи, зато видно уголки губ натягивающихся так, что кажется, будто улыбка старушки доходит до ушей.       — Да, — девушка присаживается рядом и вытягивает из-под синего халата мешочек, звенит им перед бабушкой и вкладывает в ее ладони. — Удалось заработать немного денег.       Разум перенапряжен, но вяло предпринимает попытку отговорить свою хозяйку: «вернись и позови офицера, не следует в это ввязываться самой». Представшая перед глазами картина заставляет сердце громко упрашивать в противовес: «не губи, дай шанс».       — Называть воровство работой будет неправильно, — выходя из тени, Касуми берет смелость закончить начатое лично. Головная боль лишь усиливается, да и ноги снова ноют от долгой ходьбы. Хорошо хоть дочь сумела заснуть, когда они вышли с оживленной улицы.       Девица тут же пугливо прикрывает руками ладони бабушки. Теперь лицо ее не скрывается в тенях от плетеных соломенных краев и можно разглядеть, что это всего лишь девочка лет двенадцати отроду. С ее плеч спадают две аккуратно заплетенные тонкие косички с болтающимися слишком длинными лентами, в тон к ее светлым волосам на ней надето опрятное, хоть и старое, васильковое платье с узорами листьев.       — Кто вы? — скрипучим голосом спрашивает бабушка.       — Я обедала в одно время с вашей внучкой в рамэнной, когда она украла у повара выручку из-за стойки.       — Быть того не может, вы ошиблись, — горбясь сильнее, старшая отрицательно качает головой. — Моя Ёсико не могла так поступить, она честно их заработала. Верно, Ёсико?       Девочка смотрит в самые глаза Касуми, одним взглядом прося подтвердить слова бабушки. Но она не может солгать, хоть и во благо. Если простить единожды кражу, она обязательно повторится. Полиции Касуми и не собиралась рассказывать, но вот попечительница девочки должна быть в курсе.       — Я не ошибаюсь, бабушка, — упоминая дальше головной убор для Обон, старушка становилась печальнее, ее широкая улыбка полза вниз, превращаясь в мостик.       — Ёсико, верни этой Госпоже деньги, — слова выходят в строгом тоне.       Ёсико послушно протягивает кошелек в руку Касуми, но в момент передачи, хватка не слабеет.       — Разве это справедливо? — девочка упорно не желает отдавать кошелек, несмотря на тягу со стороны Касуми. Она выглядит расстроено и одновременно с этим озлобленно. — Ребенка не хотят брать на работу, а бабушка уже не в состоянии содержать меня. Если я не буду воровать, как мы проживем с ней?       Заходя в район трущоб, важно помнить, что абсолютно каждый имеет здесь свою печальную судьбу. Дедушка Касуми всегда говорил ей, что дружбы с такими людьми не построить, лишь горе найдешь. Но истории нищего народа, заставляли всегда лишь сопереживать, давая убеждаться из раза в раз, что у любого поступка имеется мотив. В их случае это выживание.       — Мне жаль, но озолотиться за чужой счет тоже ведь несправедливо.       — Госпожа, раз вы помогаете торговцу лапши, то помогите и нам! — вскрикивает девочка, двумя руками тяня мешок на себя. — Но всегда ведь проще отнять, чем дать.       В момент руки теряют кошелек, и опешившая мать отшатывается назад. Ее ослепляет лучом света от резко накатившей слабости, ноги совсем не держат находу и если бы Касуми не наткнулась спиной на какого-то, то наверняка бы упала. Крепкие ладони поддерживающие ее за плечи помогают восстановить равновесие, что она делает с трудом, но даже после этого, ее не отпускают.       — Извините, пожалуйста, и спасибо, — стоит ей обернуться, как рот приоткрывается от удивления. — Господин Томиока!       Выражение лица истребителя нисколько не меняется от неожиданной встречи. Бегло оглянув его с головы до ног, она замечает, что парень без своего двухцветного хаори и клинка на поясе, лишь с холщевой сумкой через плечо.       — Ты в порядке? — тихо интересуется он, но смотрит ровно перед собой.       — Да, — взволнованно, она не сразу находится с ответом.       Увы, юной расследовательнице не суждено закончить следствие. Взявшийся будто из ниоткуда, по словам Ёсико, охотник берет все разбирательства на себя. Изнеможденная, она все еще стоит на ногах, только благодаря поддержке Томиока. Образы людей перед ней раздваиваются, да и разговор она слушает в пол уха. Жутко клонит в сон.       Гию чувствует, тело в его руках болтается как кукла, поэтому спешит закончить дело, предоставляя бабушке провести воспитательную беседу с внучкой самой. Им следует еще наведаться в рамэнную и вернуть найденные деньги, но глядя на помятый вид своей спутницы, он предлагает понести ее на руках.       — Господин Томиока, не стоит переживаний, я смогу дойти.       — Ты не осилишь дорогу.       — Поверьте, я могу рассчитать свои силы.       Тяжело вздохнув, он наблюдает как она упрямо идет нетвердыми шагами впереди, доказывая правоту слов, и думает, что стоило не спрашивая похватить ее и унести в дом глицинии как можно скорее.       Что же вам смирно не сиделось — думает про себя Гию, ускорив шаг и беря Касуми под руку — Пошли искать работу, а нашли приключение.       Девушка немного стопорится, но не желая выдавать смущения, ускоряется, смотря в противоположную от охотника сторону.       К удивлению Томиока, путь девушка и впрямь осиливает. Хотелось бы ему передать беднушку в руки Акиры, да той нигде не сыскать было на рынке. Возвращаются они в поместье к вечеру, когда сумерки уже опустились на землю, а улицы охладели от жара прохожих.       Акира нашлась на самом крыльце, с перепачканными руками и прилипшими от пота волосами на лице. Заметив входящих, она подлетает с места и ее выражение меняется от шока к восторгу:       — Госпожа Сато!       — Мы вернулись, — бормочет ей Касуми, еле улыбаясь.       — Я так за вас переживала! Я даже отправила за вами, Господин Томиока!       — Помогите! Помогите! — над их головами закружил ворон. — Акира-дурная голова, потеряла спасенную вами девушку!       — Очень своевременно. — Гию отмахивается от громогласного вестника.       Акира было кинулась помочь Касуми, но Гию сверкнул недобро глазами и оттянул девушку назад.       — Руки, — будто гроза ударила в землю.       Акиру тут же пробрало. Ей не доводилось видеть Томиоку таким разъярённым. Ни один мускул на лице не дрогнул, но то как испепеляюще он смотрел на хозяйку и каким тоном обратился к ней, сильно отличался от будничного равнодушия. Она не решилась испытывать терпение охотника, потому помчалась к баку с водой.       Темная макушка перед ним начинает медленно уползать вниз, но он вовремя успевает придержать ее обладательницу. Касуми сдержала обещание и дошла до дома, но как только ноги перешли порог, силы стали ее покидать.       — Забери у нее ребенка, — приказывает он подоспевшей Акире, и та быстро принимается за перевязку со спящим младенцом. Когда же дочка оказывается в руках женщины, Касуми недовольно тянется за ней, но Гию останавливает ее.       Сейчас она еле стоит с прикрытыми глазами, и Гию считает, что в данный момент его прошлое предложение не будет отвергнуто. Не чувствуя сопротивления, он наклоняется к Касуми и осторожно поднимает на руки, как поступают с невероятно хрупкой и ценной ношей. Не став дожидаться Акиры, он медленно несет девушку в комнату.       На ходу он бросает на нее короткие взгляды. Видимо ощутив легкость, организм, наконец, позволяет ей расслабиться и провалиться в глубокий сон. Несмотря на два слоя одежды Томиока чувствует у себя на груди чужое дыхание. И по весу и по тому, как она расположилась у него в руках, кажется, будто он несет большую кошку, а не девушку. Бережно уложив Касуми в постель и накрыв одеялом, еще с секунду его взгляд задерживается. Волосы Касуми, изначально аккуратно прибранные в высокий пучок, от бешеного дня, естественно, растрепались. Выглядело это завораживающе: то, как сливались черные пряди с белыми… чего-то не хватало.       — Положи ребенка рядом с ней, — оглядываясь на дверной проход.       — Я думаю, не будет ли лучше ей поспать со мной? День выдался трудным и долгим, малышка может проснуться посреди ночи. Им обеим нужен отдых.       Разумное предложение, на которое Томиока соглашается, но его ярость утихает лишь ненадолго. Он распоряжается Акире уложить ребенка в своей комнате и выйти в столовую для серьезного разговора.       — Я велел присматривать за ней, — он не ходит вокруг да около сразу задавая тяжелую атмосферу. — Почему же вы позволили ей унестись на окраину деревни, да еще и ввязаться в разборки с кражей.       — Честно, Господин Томиока, я пыталась, но она и слова вставить не дала, унеслась как ветер благородства…       — В таком случае, последовали бы за ней. Не оставлять одну — это все о чем я просил.       — Простите за грубость, но я не несу ответственности за ее жизнь, — под давлением голубых глаз вырывается у женщины. — Я хозяйка поместья глицинии, все что вне территории этого участка, ко мне причастия не имеет.       Какой бы пылкой не была ситуация, разум остается холоден, как и всегда. Слова Акиры правильно истолкованы, но почему-то злость никуда не уходит. Повезло, что сегодня он оказался неподалеку и услышал крики Ёсико. Касуми ведь могла выйти вовсе не на безобидную девочку со старухой, а на реальных преступников. Подброшенная сознанием возможная развязка сегодняшего похода подобна сухим дровам, брошенным в самое пекло. Пламя негодования разгорается лишь сильнее.       — Верно. Я ответственный за ее судьбу и поэтому после хорошего отдыха я заберу ее с собой.