***
Вечереет. Надвигаются сумерки уходящего дня. Яркие краски сентябрьского дня постепенно меркнут и размываются, окрашивая деревья в неприглядный серый цвет. Когтистыми черными лапами тени от них цепляются за низкорослый можжевельник и траву. Где-то далеко, с севера глухо и сердито рокотает небо, временами озаряясь широкими сполохами, так похожими на северное сияние. А со стороны пруда уже доносятся вечерний концерт пучеглазых лягушек. Пускай погода и не располагает, но Касуми выбралась с Рен на прогулку. Когда дочь перед сном подышит свежим воздухом, то сон приходит к ней легче. Да и самой девушке в радость пройтись по городу, чем ежедневно ходить кругами по особняку охотника. — Я дома, — проговаривает она, снимая обувь в гэнкан. Никто не откликается. Девушка недобро настороживается, с опаской ступая в столовую. Половицы предательски поскрипывают, но горящий в коридоре свет дает надежду на лучшее. И, к счастью, переживания оказываются напрасными, Яно уютно расположились под котацу. — Неужели я припозднилась? — неловко начинает она, ставя на столешницу пакет с чаем, который просила купить по дороге экономка. — Вы уже отужинали? Нана даже не поворачивается к ней, сидя спиной сгорбившись над чашкой, а Мэдока спрятав руки в рукава, старается избегать изучающего взгляда. Что-то было не так. По обычаю, мужчина с женщиной рвались взять Рен на руки, борясь за ее внимание, а тут оба смолкли. — Простите Госпожа, — сипло произносит брат, но прокашливается и продолжает. — Мы не смеем без вас садиться за стол. Так просто, решили горло смочить. — Поздновато для чая, — настороживается она, раскутывая шарф с шеи. Мэдока, скрываясь, поникает. Девушка не находя себя место от тревожных мыслей, быстро подсаживается к ним и, осторожно обнимая дочку, перекладывает ее на подушку. Нана сидит совершенно разбитая, не вникая в суть разговора и прячет руки под матрасом. По спине Касуми пробегает противный холодок. — Да на вас лица нет, — тихо молвит она, будто говоря нечто неприемлемое. — Что случилось? — Не тревожьтесь, Госпожа Касуми, — влезает Мэдока. — Мы уже стары, бывает давление и бушует, вот сестра и приуныла. — Не нужно, — резко отсекает Нана, затравленно озираясь. — Все равно шила в мешке не утаишь, — старческие руки выглянули из-за стола. В них небольшая смятая бумага, которую экономка протягивает девушке. — Наш Господин был серьезно ранен на миссии. Касуми чувствует, как кровь ударила в висок. Самый наихудший расклад событий ярко предстает перед глазами, но она быстро жмурится и трясет головой. Берет в руки протянутый клочок бумаги и читает, что это письмо от хозяйки дома глицинии отправленное по наставлению Томиоки. Пишет, что охотник занемог, бредит, метаясь с жаром, а в краткие минуты сознания твердит о том, чтобы весть о нем сообщили домой. — Хозяин еще давно велел не говорить вам о любых его недугах, и я бы послушалась, не будь вы теперь его супругой. Пальцы коченеют сжимая бумагу, а сердце встревоженно рвется наружу, ища того, о ком изнывает. Зная Гию и то, что он не выдает своих слабостей, она ломает голову от незнания. — Я поеду к нему, — заявляет она не раздумывая, подрываясь на ноги. — Чего удумали? — колыхнулась Нана. — Стойте, Госпожа! Мэдока, лови ее. Но Касуми оловянно двигается по комнате не зная, что делать. Собрать еды? Взять теплую одежду? А может еще лекарств? — Госпожа, умерьте пыл, — кружит рядом младший Яно. — Мы вас не отпустим. — А я и не отпрашиваюсь! — Пожалуйста, присядьте, — поймав ее запястья. — Мы вместе что-нибудь придумаем, не взваливайте все на себя. — Куда же вы собрались? — мельтеша, взывает к ней Нана. — Уже ночь на дворе, пора демонов. А как же Рен? Подумайте о дочери. Тревога и тошнота сплетаются в один густой колючий, отвратительный ком в груди. Ей немедленно требуетсся увидеть его, прикоснуться, чтобы удостовериться, что он в порядке. Но предостережения слуг возымели свое действие; здравый смысл велит не рисковать и не бросаться посреди ночи в неизвестность. Томиока бы не одобрил — говорит она себе, с тяжелым томлением пережидая до утра. В одиночку ей никуда выбираться не приходилось, потому поездка будет в новинку. Рен она решает оставить с Наной — все внимание будет требоваться раненому, а с ребенком на руках это проблематично, тем более с нынешними капризами дочери. Конечно, старшая Яно с удовольствием согласилась побыть няней, но вот позволить Касуми отправиться к Господину одной отказалась наотрез. Спорить с экономкой последнее дело, неуважительно это, да и бесполезно. Посчитав, что старшая мудрее, девушка покорно согласилась на сопровождение Мэдока. Старик все то время, что женщины готовили сумку в дорогу причитает: — Госпожа Касуми меня невзлюбила, — прижав руки к груди. — Ни тогда, ни сейчас не хочет моей компании. — Какая красивая девушка захочет в компании иссохшего старика ходить! — дерзко отвечает ему сестра, складывая одежду. — Это ты старшая сестра! Кто из нас двоих и иссохший старик, так это ты! Перебранка брата с сестрой не походит на те, что бывают в обычные дни. Своей шутливой ссорой, они всего лишь хотели отвлечь Касуми от тягостных мыслей и внушить бодрость. Она ценит их поддержку, неуклюжую и забавную. Прощаясь, она целует дочку в лобик и просит вести себя хорошо до их с Гию возращения. — Я должно позабочусь о Рен, не волнуйтесь, — заверяет Нана, прижимая девочку к груди. — Верните нашего Господина поскорее домой.***
Когда солнце начинает уже заходить, странники достигают пустых улиц префектуры Гумма и видят, как подымается густой дым, будто из хлебопекарной печи. От глухо шумевших деревьев, стоявших тёмной стеной, тянет промозглой сыростью и холодом. Одиноко качающееся на ветру фонари, выглядят особо зловеще, походя на указатели дороги в преисподнюю. Касуми не помнит пути сюда, вся поездка проходила в тревожных думах: что если Томиока не захочет ее видеть, не простит тех грубых слов и более никогда не подпустит ближе? Но после прерывая себя, она вспоминает, что это Томиока Гию, который ни разу не отвернулся от нее и после стольких трудностей наставлял и поддерживал. Разве способен он навсегда обозлиться на нее? Подавляя все вздорности ума, она проходит внутрь и первым же делом отправляется к больному. Как сказала хозяйка, Гию спит после недавно принятого лекарства. Проскользнув мышкой по коридору, девушка остановливается у порога комнаты, не решаясь войти.Отругать он не в состоянии, а значит и бояться нечего — собрав волю в кулак, она приоткрывает сёдзе. Гию лежит укрытый двумя одеялами, рядом горит ночник и парочка благовоний, разнося по воздуху душистый аромат камелий. Делая шаг навстречу, девушка чувствует, как нечто тяжелое ложится на плечо: — Он проспит до утра, если хотете поговорить, то бестолку, — Касуми едва успевает прикрыть рот ладонями, чтобы не закричать от неожиданости. Ее пугливые глаза встречаются с обладательницей неожиданно прозвучавшего голоса. — Я вас напугала? Простите, пожалуйста. Это девушка, Юми, занималась ее лечением в первую встречу после нападения демона. Моргая слегка раскосыми глазами, будто делая открытие, она напряженно вглядывается в силуэт охотника на футоне. — Сегодня температура была довольно высокой, я сбила ее и дала лекарство, — отчитывается Юми, пряча руки в длинных руковах юкаты из ткани в мелкую крапинку. — Ему нужно выспаться, чтобы восстановить силы. Пойдемте выпьем чаю, я помогу вам обустроиться. — Простите, но я хотела бы немного побыть с ним, если это возможно. — Конечно, Госпожа Томиока, — девушка откланивается, оставляя Касуми с зардевшими щеками от обращения. Яно обращаются к ней по имени, поэтому услышать новую фамилию из чужих уст непривычно и крайне смущающе. Стараясь не шуметь, девушка присаживается рядом с постелью, взглядываясь в больное лицо. Гию лежит неподвижно: глаза закрыты, бледное лицо сияет от скопившихся капелек пота, кое-где свежие царапины. Он одет в простой свободный халат, где из-под одеяла видны бинты на груди. От одного вида у Касуми сердце обрывается, вот она наглядная цена за спокойствие мирных граждан. Ей так хочется пожалеть его, поделиться хоть каплей того же тепла, которое когда-то он сам дал ей. Взяв его сильную мужскую ладонь в свою изящную, как у струнницы, руку, девушка замечает на ней виток старого шрама. Если услышать он не может, то возможно почувствует через прикосновение, что она рядом. Припоминаются дни, когда ее брат болел в детстве, то часто требовал, чтобы кто-то обязательно оставался с ним. И пока мама с дедушкой работали, Касуми проводила целый день у кровати Атсуши, обнимала и держала за руку, чтобы никакой дурной сон не потревожил его. Возможно она нуждается в этом касании больше, чем Гию, это ей важно знать и осязать, что он тут. — Господин Томиока, — тихим дрожащим голосом произносит она, наклоняясь и прижимая его руку к своему лбу. Ей хотелось сказать одновременно так много и соверешенно ничего. Сложно подобрать слова, которые бы в полной мере сумели выразить всю полноту ее чувств, поэтому она говорит самое простое. — Мы с Рен так по вам скучаем. Поскорее выздоравливайте. Подоткнув одеяло со всех сторон, она ласково проводит рукой по жаркому лицу Гию и поднимается. Небольшое полукруглое окно открывает вид на улицу, на котором девушка задержает взгляд перед уходом. По темно-синему небу, заслоняя собой луну, торопливо плывут большие облака самых причудливых форм, как будто призванные зовом могущественного духа бури. Очень разные — то черные, то серебристо-белые с одного края, то пронзенные по центру лунным светом, словно лучом самой надежды, то снова в серебристых полосках, — они несутся над безмолвной землей, обгоняя друг друга.