Солнце зимнего дня

            Утром небо зачернело, и гроза разлилась дождем и огнем на взалкавшуюземлю. Приятный свежий и морозный запах просачивается через трещины в стене, заставляя Гию запахнуть ворот хаори. Перлами повисли дождинки на голых ветвях, подкосили траву и прибили к земле нежные чашечки последних цветов. Он устал от ненастной погоды и от того, что раны заживают так медленно даже с волшебными отварами. Ему надоело томиться в четырех стенах. Гию впервые безумно тянуло домой.       Касуми молча ставит на низкий стол поднос с лекарством и присаживается на соседнее татами. У нее на глазах умирает природа, но девушка смотрит на это зрелище пустым взглядом. Охотник быстро перелистывает книгу, страницы которой наполнены наклонным почерком, мазками и рисунками.       — Ты не ушла, — говорит спокойно, будто не он, только прийдя в себя по утру, первым делом дознавался до слуги, где она.       — Могла ли после того, как вы упали передо мной на колени.       Теперь она холодна, как клинок в мороз. Взглядом блуждает по двору, а полуобнаженные руки не находят покоя. Сердце Томиоки отдается глухим, тяжелым ударом на каждое воспоминание, на каждое трясучее повторенние собой ее слов. Он осознал, какое злодеяние совершил, лишь увидев зардевшее лицо в слезах и удаляющуюся спину. До того судьба отнимала у него близких людей, а вот он сам их оттолкнул.       — Именно поэтому и просил уйти. Хотел быть верен клятве защищать.       Девушка с недоумением искоса поглядывает на него.       — Не понимаю вас.       — Прости, Касуми, — раскаивается он, глядя на нее. — Я мыслил лишь о том, как сохранить свой образ в твоих глазах, совершенно не предполагая, что это обернется такой болью. Я искренне сожалею. Гордо разразился своим статусом и имением, а в итоге, — стиснув зубы от обиды. — Проиграл демонам. Давал зарок защищать, но ты видела мои раны. Можно ли остаться и доверять тому, кто не держит обещаний.       Девушка поражена услышанным. Все лишь из-за нежелания проявить слабость перед ней? Отчасти она понимает, как унизительно для мужчины не сдержать данное слово, пошатнуть репутацию, которая выстраивалась долгое время. Но досада раздражающе зудит под ребрами. Разве стала бы она осуждать? Неужели не приняла бы его каким угодно, только лишь потому что он это он.       Хотя откуда ему знать — грустно вздыхая. — Мы ведь незнакомцы под одной крышей, пускай и столько прошли. Ни он, ни я не зарекались о бо́льших чувствах, чем уважение и сожаление.       — Но ведь непобедимых не бывает.       — Верно, — отвечает он, устремив взгляд на небо. — И я уже дважды в этом убедился.       — Дважды? — не скрывая интереса, спрашивает она. Наконец каменная маска спадает, и юноша слабо улыбается одним уголком губ. Однако девушка воспринимает эмоцию иначе. — Это личное? Извините.       Холодный дождь бьет по крыше козырька, убаюкивая. Поддавшись чувству умиротворения, Гию все же решается пойти наперекор собственному желанию молчать о постигшей его трагедии. Как уже показало время, недомолвки ни к чему хорошему не приводят.       — Нет, я хочу поделиться этой историей: мне важно твое доверие. Не хочу его более испытывать, скрывая что-то.       Это тронуло до недр нежной души. Она не предала своей чугунной уверенности, что отверженному поведению Гию есть причина. И если, чтобы показать свое глубокое переживание о нем, нужно было пройти через недельное безмолвие, душевные скитания и горькие слезы, то пусть. Не выпустив стрелы, не попасть и в цель. Они вместе больше месяца, но так до сих пор незнакомы. Пора это изменить.       — Я потерял семью также, как и ты. Всех в одну ночь и сам остался цел лишь ценой жизни сестры. В мой рассказ никто не верил, сочли умалишенным и хотели отправить к дальнему родственнику. Я сбежал и умер бы следом, скитаясь в одиночку по лесу, если бы не охотник, повстречавшийся мне. Так я попал в братство истребителей и с тринадцати лет обучался владению меча. У меня впервые появился друг, Сабито, который понимал меня и подначивал, когда я унывал. Он обладал острым чувством справедливости, а еще он был очень добрым, — губы Гию тронула грустная улыбка. — Мы вместе усердно тренировались несколько лет и прошли до финального отбора. Последнее испытание, чтобы стать настоящими охотниками. В тот день довольно многие вернулись живыми, благодаря Сабито.       Он с огромной теплой и признательностью вспоминает о друге, что Касуми досадно поджимает губы, предугадывая как обернется эта история.       — Демон, против которого я бился, оказался сильнее. Будучи раненным в самом начале, я просто бегал, потеряв всякую надежду. Тогда появился Сабито, разрубил демона на части и унесся на следующий голос, просящий о помощи. Он убил больше всего демонов и старался защитить всех участников, из-за чего и погиб. Я же просто выживал, не показал себя хорошим бойцом и не сумел никому помочь. Ни единый демон не пал от моих рук на отборе, более того, меня спасли. Я не могу принять звание столпа, потому что знаю — недостоин. Я недостоин стоять с другими столпами, как с равными. Я не такой, как они. Я никогда не должен был оказаться среди охотников за демонами.       Его вина с годами росла. Такой камень на сердце носил, что иного бы этот камень раздавил, а он свыкся. Но тягостные мысли незаметно перетекли в навязчивое желание все бросить, вновь опустить руки.       — Угрызения совести терзали меня, и я трусливо сбежал, оставив едва полученный пост. Два месяца скитаний, попыток побороть скорбь, переступить через вину, — на этом моменте Томиока ощущает осторожное прикосновение. Касуми сжимает ладонь чуть сильнее, вкладывая в этот жест свое тепло и сочувствие ко всей ситуации. — До поры до времени везло, я не напоролся ни на одного демона. Однако жизнь странника не принесла утешения, а лишь в сотый раз напомнила, что мне нигде нет места. В ту ночь я услышал грохот в переулке и последовав за шумом, напоролся на поместье Сато.       Высшая ступень отчаянья, когда ему думалось, что он сделает шаг и неизбежно полетит в бездну. Ни к чему обременять себя долгом, который уже не выплатишь. Мертвым это ни к чему. И тогда прозвучал крик. Должно быть, судьбоносный. Та, что боролась до последнего, слабая телом, но не духом. И он, что потерял смысл существования, сильный телом, но не духом. Это ли не судьба?       — Ты и Рен стали моим крюком жизни.       Ему действительно ужасно представить, что было бы, приди он позже. Теперь есть семья, которой он нужен и в которой нуждается сам. Это причина отпустить канат, который он волочил все эти годы. Это причина продолжить путь самосовершенствования. Причина стать сильнее и мудрее. Причина быть счастливым.       Касуми, не произнося ни слова, просто вдруг обнимает его. Не страстно, не любовно, а успокаивающе. Обнимает мягко, но в то же время крепко, просто позволяя понять, что он не один. И от исходящей от нее безмолвной поддержки и чувства безопасности Гию действительно становится легче дышать. Он впервые делился с кем-то своими чувствами и не знал, каково это, когда тебя принимают любым.       Он несмело притягивает ее к себе и обнимает в ответ, обвив руками узкую талию и утыкаясь носом в плечо. Ни он, ни она не знают, сколько это длится. Им нет дела до времени, просто хорошо — здесь и сейчас.       — Спасибо, — шепчет юноша, щекоча дыханием ее ухо, и Касуми под его руками ощутимо напрягается. — Ну чего ты смущаешься теперь? Уже поздно.       Он подносит руку к ее лицу и нежно проводит подушечками пальцев по щеке, убрав за ухо выбившуюся прядь волос. У девушки перехватывает дыхание, но мышцы расслабляются, и по спине Гию проводят маленькой ладонью. Где-то в волосах слышится ее гармоничный голос.       — Вы не представляете, как много сейчас чувств меня разрывают внутри.       — Не могу согласиться. Я и сам довольно, — перебирая в мыслях подходящее слово, он делает небольшую паузу. — Взволнован?       Отпрянув, Касуми желает заглянуть юноше в глаза.       — Я не могла представить, что вы настолько глубоко участливый человек. Но мне предпочтительно, если вы не будете утаивать все в своем сердце. Если вас что-то гложет, я хотела бы чем-то помочь. Хотя, может, я и не та, кто сможет облегчить вашу ношу…       — Ты моя жена, мой отныне самый близкий человек.       Она впервые слышит такое обращение к себе. Раньше он увиливал от ответа, оставляя лишь размытые круги на воде, и вот наконец сказал. Это не просто уважение и сопереживание, но и любовь. Пока лишь маленькая, едва давшая первые ростки. Но в своем стремлении расти не уступающая ничему иному. Будь то холодные горные вершины, быстрое течение реки, жаркая пустыня или даже дно озера — семечко непременно прорастет.

***

      Через несколько дней, когда состояние Томиоки улучшилось, он настоял на скорой выписке. Не мог не спешить, зная, Касуми, да и он сам, тосковали по маленькой девочке. Мучило и незнание, насколько тяжело она переносит разлуку с матерью. Но благо, Рен не держала на них зла. Встретила хоть и со слезами, но охотно протягивая ручки. Гию не ожидал, что по нему она тоже успела соскучиться. Он не держал ее даже на руках, лишь изредка мелькал рядом, любуясь детским лицом. И этого было достаточно, потому что девочка чувствовала исходящую от него любовь и безопасность. Радость колкими лучиками расцвела внутри.       С каждым проведенным днем вместе он все больше чувствовал, как ему становится лучше. Девочка стала настоящим лекарством от любых болезней. Одним звонким смехом ей впору было прогнать всю печаль, а сердце заставить биться чаще. Касуми, видя, как дочь тянется к охотнику, не могла нарадоваться. Теперь для Рен в этом мире была не только она одна. Есть еще человек, что готов положить на алтарь ее благополучия свою жизнь, посвятить себя ее воспитанию и воспринимать каждую боль и улыбку, как свою. У нее есть родители, любящие ее всем сердцем, — мать и отец. Ох, ну и как можно забыть про тетушку Нану и дядюшку Мэдоку, что точно пчелы, каждодневно кружат вокруг, не переставая ею умиляться.       Как новоиспеченный родитель и муж, Гию находился в полной растерянности, что ему предстоит делать. Выше всех переживаний он ставил здоровье своих девочек и вызывал Юми ежемесячно на проверку их здоровья. Дотошно распрашивал о каждой мелочи, что может вызвать хоть какие-то проблемы или неудобства. Лекарка неустанно сетовала, что даже ее учитель столь въедчиво не подходил к обучению, как истребитель. Гию не распознал сарказма и даже хотел отказаться от ее услуг, ввиду недостаточной компетенции. Касуми посмеивалась и все так же скромно просила не быть столь скурпулезным.       Однако Гию важно, чтобы супруга понимала, что рядом есть близкий человек, который всегда готов помочь, и ей не нужно все тянуть на себе. Иногда они разговарили, и он узнавал все больше новых подробностей из ее жизни до их встречи. Хамское отношение Сато, тяжелые дни одиночества, угнетение и даже темные мысли. Ему хотелось сделать все возможное, чтобы вытеснить те ужасные моменты из девичьей памяти. Показать, что он — ее крепкое плечо для опоры, слез и даже простых разговоров.       Со стороны это казалось забавным. То, с каким усердием и внимательностью Гию воспринял семейную жизнь. Например, строго-настрого запретил позволять Касуми поднимать вещи, тяжелее лепешки хлеба. Дал наказ Нане выбирать лишь самые лучшие и свежие продукты, а еще готовить более разнообразные блюда. Мэдоке велел обезопасть дом от всех опасных вещей. Он так боялся ошибиться, что отказывался брать Рен на руки. Она такая маленькая и хрупкая, что кажется даже легкий ветерок может ее постудить. Когда же Касуми заставила его это сделать, он побледнел, застыв, словно статуя.       — Господин Томиока, вы слишком нервничаете.       — Это ее пугает? — девушка не сдерживает смешка, наблюдая за его насторожившимся выражением лица.       Но с каждым разом, он становился увереннее, руки не дрожали, и он не заставлял слуг его подстраховывать. Уже не требовалось предлагать, он сам охотно брал дочь на руки. Ему нравилось чувствовать комочек тепла на груди и даже слюни на вороте нисколько не пугали. Удивительно, но именно в объятьях охотника девочка быстрее всего засыпала или успокаивалась, когда капризничала. Было ли дело в ауре или в узоре на его хаори, но всего пара минут в компании охотника заставляли ребенка угомониться.       Он был предельно чуток и осторожен, как если бы стоило беречь цветок от гроз, холода, ветра и палящего солнца. Но был так обходителен не только с Рен. С большим интересом он проводил время с Касуми. Ему еще не хватало смелости назвать их встречи свиданием, но по сути таковы они и есть. Прогулки по ночным улочкам, поход в святилище или даже рынок — Томиока цеплялся за каждый шанс побыть вместе. Возможно, это не столь романтично, и девушке было и неловко и смешно от того, какие они оба неуклюжие. Но это определенно грело душу. То, как они прогуливались под руку, спорили о пустяках, выбирали игрушки для дочки.       В их отношениях не было мятежной страсти, совсем нет. Лишь осторожная влюбленность в совокупе с взаимным уважением и безграничной дружбой. Если быть честным, Гию не считал, что создан для чего-то большего. Но позже стал замечать, как тяжело ему оторвать взгляд от девушки и как сладко ему спится, когда он думает о ней. Даже будучи на миссии, она живет в его мыслях, прося вернуться невредимым. А бредя близ реки и замечая обриеты, в его голове сразу возникают ее сияющие сиреневые глаза. Он не может ничего с собой поделать, не властен над тем, как одним своим присутствием девушке удается заставить пульс участится.       Проведя в единстве целый год, Томиока стал более уверенным в себе. Не прекращал стараться и усердно тренироваться, чтобы стать сильнее. По прежнему знал, что непобедимым ему не стать, но вот приблизиться к чему-то подобному ему подвластно.       В один из зимних дней, Касуми гуляла с дочкой по двору. Чужой кот пристрастился наведываться в гости все чаще, что домочацы уже воспринимают его как своего. Хидеки, так его назвала девушка, постоянно забавлял Рен своим причудливым поведением. Как кот ныряет в снег или чихает или встает на задние лапки выправшивает лакомство, вызывает у маленькой девочки звонкий смех.       В очередной такой раз их застал Гию, вернувшийся из затянувшейся миссии.       — Все никак не приручишь дикую, — кошка гордой походкой прогуливалась по краю забора, забрав все внимание ребенка. Касуми уже привыкла к тому, как крадуче умудрялся к ней подобраться истребитель и более не пугалась.       — Все никак не дойдут руки поймать ее и вымыть как следует, — мужчина подошел со спины и набросил на девичьи плечи теплую шаль.       Вечерело. Мороз завернул, снег валил все гуще. Можно простудиться даже от простого ветра. Гию все еще блюстил все порядки для поддержания здоровья жены. Беспокойство не ослабевало, но он научился не быть столь дотошным и властным.       — Доверь это Мэдока. Пусть она и выглядит прилежно, лучше не рисковать.       Хидеки скрылась за ветками заснеженных деревьев, и Рен будто вышла из транса. Услышав совсем близко родной голос, тут же мотнула головой и солнечно залепетала. Юноша снял перчатки и привычно протянул к ней пальцы. Это стало их неким приветствием друг друга, которое вызывало у Гию прилив бесконечной нежности.       — Привет, непоседа, — слегка улыбнулся он.       — Па-па, — зажеванно проговаривает дочка, сжимая в своей маленькой варежке пальцы охотника.       Сердце Гию защемило от милоты этого хрупкого голосочка. Каждый раз ему радостно, как в первый, слышать слова Рен. То, какой бесконечной добротой есть эта девочка, для него неописать словами.       — Ужин готов, — подоспела Нана, как завидела вернувшегося хозяина. — Пойдем скорее, пока не стали снеговиками!       — Нана, возьми юную госпожу и начинайте без нас, — велел Томиока.       Гию зашагал в направлении коридора глициний. Тяжелыми толстыми подушками лежал снег на голых ветвях, поблескивающим выпуклым ковром укрывал землю. Касуми хрустела позади, послушно идя следом. Вдруг он останавливается и поднимает голову к небу. Оно сереет на глазах, посылая на землю тысячи снежинок.       — Вам нравится снег, господин Томиока? — из рта вырывается небольшое облачко пара.       — Да. Он напоминает мне кое о чем.       Касуми не задала вопрос вслух, но охотник, будто прочитав мысли, ответил. Но не словами. Он повернулся к девушке и ласково провел ладонью по ее волосам. Те самые пряди, что поседели от яда. Она старалась их прятать, даже думала закрасить, но Гию пытался дать понять, что их не нужно стесняться или считать уродством. Это часть ее красоты.       — Словно снег в утренний мороз, — пропуская волосы сквозь пальцы, он перевел взгляд на нее.       Темные глаза, в обрамлении покрытых инеем ресниц, сверкали, как подсвеченные луной лесные озера. Нарумяненные морозом щеки и губы, сжатые в почти невидимую нить. Несмотря на холод вокруг, ее присутствие согревало. Словно бредовое видение на грани смерти, оно заставляло исчезнуть все беспокойства и погружало в теплую негу.       — У меня для тебя подарок, — отвлекаясь, он распахивает хаори и достает из-за пояса ножны.       Касуми долго смотрит на подношение и неуверенно берет в руки. Футляр выполнен в белых цветах, с мягкими узорами голубых волн. С небольшим страхом она проводит по корпусу и, дойдя до середины, достает клинок. Кожа ската тоже белая, а орнамент рукояти похож на аметисты.       — Это не просто катана. Ее выковали из того металла, что была сделана катана твоего почившего деда.       После обезвреживаия демона и благополучной госпитализации раненой Касуми с ребенком, Гию не терял даром время. Он искал сведенья о семье Сато, из-за чего приходилось возвращаться в их поместье. Там он случайно подобрал поломанный меч и решил забрать с собой. Хотел проверить, похож ли он на клинок ничирин. И как оказалось, в металле в самом деле преобладала алая руда. Охотник, как и обещал, не дозванавался Касуми о семье, а предпочел провести свое расследование. По итогу, ее дедушка Хино не был из мастеров истребителей. Та катана — утерянное оружее одного из охотников, которое по случайности попало в руки дедушки Касуми. Старик просто перековал ее, подточил и сделал новую рукоять.       — Мне показалось, это будет для тебя памятью о дедушке, — с грустью, он наблюдал как в уголках девичьих глаз начали скапливаться прозрачные, словно горный хрусталь, слезинки. Эта такая мелочь, но Гию позаботился о ней еще до того, как они сблизились. Родные, память о которых осталась лишь в сердце. Со временем она поняла, что вещи это лишь сосуд воспоминаний, но не сами воспоминания. Сосуд можно разбить, сломать, потерять. Но глубоко в душе, все самое дорогое продолжает жить, пока живет она.       — А еще станет хорошим первым оружием для обучения.       Касуми встрепетнулась, поднимая голову на юношу. Так растрогана и так благодарна, что от переизбытка эмоций не знает, что и сказать. Спустя столько времени, все же уступил ей. Понял, что не сможет оберегать ее постоянно.       Она медленно подошла к нему и обняла. Плотно прижималась к груди и вцепилась в теплую и плотную ткань верхних одежд. Касуми заулыбалась, и теперь улыбка заиграла не только на ее губах, но и в глазах. Гию осторожно зарывает ладонь в светлых волосах на затылке девушки, а затем прижимается поцелуем ко лбу. Невинно и чисто, мягко, почти невесомо.       Касуми поднимает голову с улыбкой, и Гию улыбается тоже. Широко и белоснежно, ярче, чем лунный свет. В его руках солнце зимнего дня.