Change the World’s Colour!!

      Утреннее пробуждение для выпившего вчерашним вечером Зенитсу не стало самым приятным. В кровать он ночью плюхнулся спать прямо в футболке, с трудом убедив себя все-таки хотя бы стянуть брюки и верхнюю рубашку. К его приходу Генья еще не спал, а потому они распили пару бутылок на двоих, поговорили обо всем на свете, вылили друг на друга какие-то свои личные переживания, проблемы, потом принялись рассказывать смешные курьезные ситуации, просмеявшись до полвторого ночи. Завалились спать они вместе, в полудреме еще что-то обсуждая между собой.       С большим трудом отлепив голову от подушки и выкопавшись из одеяла, которое скинул на него вспотевший за ночь Шинадзугава, Агацума сел на постели и с усталым видом уставился в противоположную стену. События вчерашней вечеринки одно за другим всплывали в его голове, и он, нехотя закапываясь в них, постепенно приходил к осознанию, как проблематично будет искать новое жилье. «Просто немыслимо… Зачем, вот зачем я только дернулся его целовать в тот момент! – со стыдом схватившись за голову и уткнувшись лицом в колени, сокрушался блондин, вспоминая, с какой охотой он целовался прошлым вечером со своим спесивым соседом по улице. – Мне сменить универ? Жилье? Внешность и имя? Что теперь делать-то?! Какой позор! Он же наверняка сказал просто так, а я ухватился за возможность и… Боги, ну не дурак ли!»       – Не могу, идиот!.. – вслух протянул Зенитсу и резко поднялся на ноги, тут же ощущая, как окружающий мир темнеет, а перед глазами плывут разноцветные круги. Он осел на пол, дождавшись, пока странное состояние пройдет, но тут же услышал, как в постели завозился Генья.       – Что, плохо? – раздался сзади его голос, на что Агацума только поднял большой палец вверх. Шинадзугава только хмыкнул. – Ну, значит, не надо было вчера налегать на выпивку. Я привык, так что мне все равно.       – Да мне тоже нормально, просто встал резко…       – Конечно, рассказывай. Только вступил во взрослую жизнь, не привык еще, бедный мальчик.       – Генья!       Они долго подстегивали друг друга, припоминая все пьяные выходки и вчерашние разговоры. Генья как будто и не помнил, что вчера расплакался перед другом, рассказав ему о том, что его угнетало все это время, и снова был весел. И от этого настроение самого Зенитсу невольно исправилось: он смог отвлечь друга от переживаний. Значит, все произошедшее того стоило.       Практически весь день парни только и делали, что жевали снеки, лежа в полуживом состоянии перед телевизором и лениво переключая каналы. С самого утра сходили в магазин и больше никуда не собирались. Шинадзугава оставил свой телефон где-то в комнате Зенитсу и, чтобы уж наверняка никто не смог связаться с ним, выключил его. Глядя на некоторую тень сомнения на лице друга, он только махнул рукой, сказав что-то навроде «достали все, сегодня меня не существует». Самому Агацуме никто не звонил. Тандзиро, который нашел себе хорошую компанию на весь прошедший вечер, по-видимому, по-прежнему был занят. Звонить ему самостоятельно, даже просто для того, чтобы спросить о самочувствии, Зенитсу стеснялся. Почему-то он был уверен, что прошлой ночью Камадо не ночевал дома. «Ну еще бы, – с легкой усмешкой на губах подумал блондин, – уж вчера-то они смогли с Ренгоку узнать друг друга получше. Алкоголь кому хочешь язык развяжет, а уж тихоне-Тандзиро тем более».       Вечером Генья неохотно засобирался домой. Было видно, что возвращаться ему совсем не хочется, что он не против еще на пару ночей поселиться в доме своего друга, однако, когда Агацума предложил ему остаться, тот вынужденно отказался.       – Мне и так устроят дома, – мрачно протянул парень, почесав бритый затылок и опустив невеселый взгляд в пол. Они вдвоем уже стояли в коридоре, и Генья шнуровал кроссовки. – Брату все равно, что я уже учусь в универе. Никуда не ходить после двенадцати, ни с кем не пить без его ведома – совсем скверно. Наверное, сегодня опять ударит. Надеюсь, по ногам пинать не будет: у меня ноги – это самое больное. Там синяки моментально выступают.       – Да уж… Я даже не знаю, что на это сказать… – Зенитсу потупил взгляд, а после нерешительно проговорил. – Может, попросить его бить не очень сильно?       – Думаешь, поможет? – поднявшись на ноги, натянув легкую широкую куртку, Генья усмехнулся и затем хлопнул его по плечу. – Ладно, спасибо, что выручил. После этой попойки я бы наверняка наговорил бы ему чего-нибудь по пути домой. Все супер, в общем. А пару ударов под дых можно и потерпеть. В самом деле, не убьет же он меня!       – Честно говоря, зная твоего брата, я немного сомневаюсь…       Они неловко рассмеялись, подумав, очевидно, об одном и том же, и Шинадзугава уже направился к двери, как неожиданно раздался звонок. Переглянувшись между собой, надумывая себе самое худшее, они напряженно замерли, пытливо вглядываясь в дверь. Позвонили еще раз. Тогда Агацума спешно подошел и щелкнул замком. И снова ему пришлось высоко задирать голову, так как на уровне его глаз был только логотип известного бренда спортивной майки. Узуи с довольной ухмылкой на лице смотрел на него сверху вниз. «Не думал, что вкус позора придется почувствовать так рано…» – мимолетно пронеслась в голове Зенитсу мысль, но он не произнес вслух ни слова, забыв, что нужно хотя бы поздороваться.       – Давно не виделись, блондинчик. Хорошо спал? – с привычными насмешливыми нотками в голосе спросил мужчина, опять наклоняясь к нему ниже. И почему-то только сейчас Агацума задумался, зачем он это делал: чтобы было удобней разговаривать или чтобы лишний раз напомнить младшему о низком росте? Пока Зенитсу думал над остроумным ответом, из-за его спины с любопытством выглянул Генья, и Узуи удивленно перевел на него свой взгляд. – Мелкий Шинадзугава? Вот это блестящее совпадение – твой брат рвет и мечет, звонил мне недавно. По-моему, он собирается разобраться с тобой с особой жестокостью.       – Н-ничего, мне н-не привыкать… – пытаясь безуспешно натянуть на лицо подобие улыбки, выдавил из себя Генья и просочился в дверь мимо изумленного старшекурсника. Забыв попрощаться с ними, он на негнущихся ногах направился к выходу с участка, пребывая в полной прострации. Они оба еще какое-то время смотрели на него, пока парень не скрылся из виду, а потом встретились взглядами между собой.       – Может, пригласишь войти? – подал ему идею Тенген, кивнув на коридор, и, когда Зенитсу послушно отодвинулся в сторону, прошел в дом, сразу же небрежно стягивая большие кроссовки. Разглядывая его широкие плечи, Агацума невольно вспомнил, как вчера решился обнять их. Кажется, он говорил, что этого странного поцелуя ему хватит?.. «Нет, этого определенно не хватит, если он продолжит быть таким… – мысленно простонал Зенитсу и нагнулся, чтобы поставить чужую обувь ровно. – И о чем мы, интересно, сейчас говорить с ним будем? О том, как здорово вчера все повеселились?..» Меж тем Узуи прошел дальше по коридору, оглядываясь и рассматривая интерьер чужого дома. – Не хочу учить тебя основам гостеприимного приема, но, может, предложишь мне что-нибудь выпить или перекусить? Я голоден, идти за покупками не настроен, а дома после вчерашнего полный хаос.       – Да, но я-то тут причем… – тихонько пробурчал про себя парнишка, но все-таки направился на кухню, на ходу соображая, что съедобного и помимо этого подходящего для изощренного, как предполагал Зенитсу, вкуса Узуи, может быть в холодильнике. Они с Геньей с самого утра основательно подчистили запасы еды, а перспектива готовки для кого-то столь привередливого не прельщала его.       – Кстати, мелкий Шинадзугава был у тебя всю ночь? – спросил по-хозяйски зашедший на кухню Узуи, сразу же усаживаясь за стол. Агацума кивнул ему. – Санеми был просто разъярен, когда звонил мне: он вызванивал его весь вечер, всю ночь и еще и весь сегодняшний день. А вчера еще до того, как все разошлись, пошел прочесывать соседние улицы. Думаю, у парня будут блестящие проблемы. Так почему он у тебя был?       – Это не так важно, – отмахнулся Зенитсу, вспоминая, как друг вечером изливал ему душу, рассказывая про свою неразделенную и неправильную любовь. Недоверчивый взгляд задержался на его затылке, однако парнишка не заметил этого, копаясь в холодильнике и выискивая продукты для готовки. Думая о своем, Агацума не обратил внимания на двусмысленность своего нежелания говорить на эту тему. Мысль о том, что они с Геньей, ночуя вдвоем, могли выглядеть со стороны как-то неоднозначно, даже не пришла в его блондинистую голову. Сейчас он размышлял только о том, насколько же будет тактично спросить у Тенгена о его самочувствии. Ведь могло же быть такое, что тот не хотел вспоминать про этот конфуз? Не вспоминать о своей истерике, о своем неприглядном виде, об этом случайном поцелуе… В груди снова что-то больно потянуло, и Зенитсу даже не заметил, что его гость встал позади него, нагнувшись и через его плечо тоже заглядывая в холодильник.       – Чего ты так блестяще пялишься на эту брокколи? С ней что-то не так? – заговорил мужчина почти что ему в самое ухо, отчего Агацума вскрикнул и обернулся к нему. Тонкие брови Узуи удивленно взметнулись вверх. – Да ты совсем зашуганный. Дай угадаю, прежде чем подходить, надо блестяще предупреждать?       – Да что с вами не так?! – оттолкнув его от себя и захлопнув холодильник, выпалил парень. Повисла тишина. Он шумно дышал, чувствуя, как пылает лицо, и понимая, что собеседник прекрасно видит это. От этого было обидней вдвойне. После вчерашнего поцелуя, после всего, что он, Зенитсу, сказал, было бы трудно не догадаться об испытываемых им нежных чувствах. Однако этот человек продолжал вести себя подобным образом, снова своей беспечностью делая ему больно. «Зачем он вообще пришел?.. – сам себя спрашивал Агацума, изо всех сил стараясь держать себя в руках и не наговорить лишнего. – Я хотел забыть все, что произошло… Выставить это все пьяным бредом! Так почему он!..» Подняв глаза на изумленного его поведением мужчину, парнишка указал рукой на выход из кухни. – Уходите! И не появляйтесь в этом доме! Я не одна из ваших девушек! Если вам скучно, найдите другой способ развлечься! Та девушка со второго курса хотела с вами встретиться вчера! Позовите ее!       Его так быстро схватили за ворот домашней футболки, что он даже не успел изумленно выдохнуть от неожиданности. Тенген поменялся в лице: Зенитсу показалось, что аккуратные черты лица его в мгновенье ока огрубели – тонкие губы раздраженно поджались, меж бровей залегла морщинка. Он, оттащив парнишку в коридор, прижал его к стене, нависнув сверху. Агацума задрожал, испуганно глядя ему прямо в глаза.       – Не нужно шутить со мной такие унылые шутки, – тихо проговорил он, отчеканивая каждое слово, будто вколачивая его смысл в собеседника. – Думаешь, я разрешу так блестяще насмехаться над собой? Хочешь сказать, что твой вчерашний поцелуй это пустышка? Жалость к моему унылому положению?       – Что?..       – Я никому не позволю так блестяще играться со мной.       – Но я не игрался с вами! – запротестовал Зенитсу, силясь убрать чужие руки с ворота своей футболки. Хватка Тенгена казалась ему практически железной. – Я не играл с вами! Поцеловал, потому что хотел поцеловать! Целовать из жалости – за кого вы меня держите? Да и что-что, а жалость вы у меня не вызываете совершенно! Хватит говорить все эти глупости! Вы выяснили здесь то, что хотели? Тогда уходите!       – Я никуда не уйду, пока мы все блестяще не обсудим с тобой, блондинчик!       – Я ничего не хочу с вами обсуждать! Пожалуйста, оставьте меня в покое!       – Разбежался, как же! Блестяще отвечай за свои слова! – Тенген отпустил его одежду, но тот даже выдохнуть не успел, как мужчина положил руки ему на плечи, снова вжав в стену, приблизившись к нему чуть ли не вплотную. Однако такая долгожданная близость сейчас совершенно не казалась для Агацумы приятной. Голова начинала болеть. Само присутствие этого человека здесь теперь было некстати. Зачем он продолжал мучить его, Зенитсу, этими странными разборками? «Он хочет потешить свое самолюбие? Зачем он говорит со мной, если… Почему он здесь, а не где-нибудь вместе с какой-нибудь хорошенькой девушкой?.. – метался в своих мыслях парнишка, чувствуя, как слезы обиды давят его изнутри. – Нет! Реветь нельзя!.. Только не у него на глазах! Держись, не реви!» Но от суматошных размышлений его отвлекло чужое прикосновение. Огромными от удивления глазами Зенитсу глядел на то, как Тенген, огладив его лоб ладонью, убрал ему челку, заставив запрокинуть голову и смотреть на себя. – Послушай меня! Вчера ты говорил, что тебе не важно, как я выгляжу. Говорил, что я нравлюсь тебе не только за внешность. Это правда? Мне блестяще нужно это знать. Правда или нет?       – Да сколько можно надо мной издеваться!..       – Говори!       – Правда! – озлобленно выкрикнул ему в лицо парень, отбив чужую руку от своего лба. – И что вам это дало?! Очередной повод похвастаться своей неотразимостью?! Неужели вам нужно, чтобы кто-то постоянно тешил ваше самолюбие?!       – Блестяще подожди, – с какой-то задумчивостью произнес Тенген, ловя его руки и заключая их в свои ладони. От этого действия у Агацумы внутри натянулась последняя нить терпения. Слишком нежным было это действие – наверное, как-то так Узуи трогал всех своих девушек, отчего они таяли и соглашались на все, что только можно. К глазам подступили слезы, и он быстро опустил голову, взглядом беспокойно метаясь по полу. Меж тем чужие пальцы начали поглаживать его ладони и запястья, – я хочу спокойно все обсудить. Я слышал это вчера – то, как ты говорил с той девчонкой. Она наговорила тебе какого-то бреда, но ты не позволил ей войти. Я был блестяще удивлен твоим рвением сохранить в тайне мои проблемы. Я, правда, благодарен тебе. Осознавать, что тебя любит кто-то, кто ради твоих проблем готов терпеть оскорбления в свой адрес, это просто…       – Я сделал это не для того, чтобы теперь выслушивать ваши слова благодарности, – убрав от себя чужие руки и закрыв лицо, измученно произнес Зенитсу, а затем обессиленно сполз по стенке на пол, подтянув к себе колени. Его плечи задрожали, послышался тихий всхлип – терпения не хватило. Агацума бесшумно расплакался. Ошарашенный этим явлением Узуи сначала застыл, не понимая, что произошло, но, отойдя от этого оцепенения, преисполненный какого-то теплого чувства, присел перед ним на корточки. Руки снова потянулись к содрогающимся от неслышных рыданий плечам парнишки, однако тот резко одернул его. – Не трогайте меня!.. Если вы все для себя прояснили – уходите. Я не хочу с вами разговаривать, видеть вас – вообще ничего! Пусть скучная и однообразная, но моя жизнь была гораздо счастливее, пока вы не появились в ней! Вы с ног на голову перевернули ее, крутите мной, как хотите, играете с моими чувствами! Это из-за вас я плохо думал обо всех этих девушках, с которыми даже не знаком! А ведь им в разы хуже, чем мне – вы же всех их бросили!..       – Стой! Если ты хочешь, то я могу все…       – Пожалуйста, уйдите отсюда! Я хочу, чтобы вы ушли! Пожалуйста!..       После его слов мужчина еще какое-то время не двигался, будто переваривая смысл полученной информации. Объяснить хотелось многое, однако один лишь вид этого сжавшегося в комок и уткнувшегося в свои колени парня лишал его способности складывать слова в логичные фразы. Этот парнишка не отрицал, что Узуи нравился ему, но вводил старшего в полное непонимание – он гнал его. Гнал чуть ли не в истерике, в то время, как другие были готовы на все только для того, чтобы остаться с ним, с Тенгеном, хоть чуточку дольше. Это был первый раз в его жизни, когда он был готов распсиховаться от досады и обиды за невозможность остаться рядом с кем-то. Однако устраивать скандал он не стал, – что-то подсказывало ему, что от этого станет только хуже – пришлось замолчать и уйти.       Учебные часы тянулись в понедельник особенно долго – слова профессора влетали в одно ухо Агацумы и тут же вылетали через другое, и, даже несмотря на то, что он время от времени делал какие-то пометки в тетради, материал ему не запоминался совсем. Мыслями он по-прежнему пребывал во вчерашнем разговоре с Тенгеном: проматывал в голове сказанные слова, строил другие варианты развития событий по плану «а что если бы» и в результате снова возвращался к тому, что уже случилось. Им наконец-то представилась прекрасная возможность все обсудить – Тенген сам пришел к нему, так сказать, с мирными намерениями, а он попросту выгнал его. «Если бы не выгнал, перестал бы себя уважать, – твердил себе всю ночь и все утро парень, вспоминая шок на красивом лице Узуи, которому указали на дверь. – Но ведь зачем он пришел? Сказать мне «спасибо»? Оно мне не нужно, мог бы и не унижаться!» А потом сам себя одергивал, начиная твердить, что поступил как плаксивая младшеклассница, всю ночь проревев в подушку, купаясь в жалости к себе и выставляя виноватым Тенгена.       На перерыве, выйдя из учебной аудитории, он увидел Генью: тот выглядел так плохо, что Зенитсу сначала даже побоялся подойти и заговорить с ним, но потом все-таки взял себя в руки. У друга были такие глаза, будто он тоже не спал всю ночь: под глазами проглядывались вены, и вдобавок ко всему на скуле лиловым цветом горел свежий синяк. «Значит, все равно подрались…» – совсем расстроившись, отметил Агацума и, сравнявшись с ним, неторопливым шагом пошел рядом.       – Сильно болит?.. – тихо спросил он вместо приветствия, осторожно заглядывая другу в лицо, однако тот лишь как-то невесело хмыкнул на это и отвернулся.       – Я привык, – отозвался Шинадзугава. – Он, когда в ярости, вообще не думает, что творит. В общем, мы немного подрались. Ну и я ему все выговорил. Все, что думаю о нем и нашем родстве. Кажется, он был не рад услышать, что я не хотел бы его видеть в качестве своего брата.       – Не может быть, ты сказал?.. – даже прикрыв рот от удивления, приговорил Агацума, неверящим взглядом осмотрев своего друга. Тот только кивнул на эту реакцию. – И он избил тебя?..       – Нет. Он просто ушел. Сделал обалдевшее выражение лица и слинял из дома. В общем, это не та тема, на которую я хочу говорить. Да и вообще, если честно, я немного не в настроении говорить, – выпалил он и, когда они были уже на подходе к столовой своего корпуса, вдруг развернулся и быстро зашагал прочь, перед этим бросив другу короткое «я не голоден». И Зенитсу, вначале кинувшийся догонять его, остановился – вспомнил себя, когда одну половину вечера проводил у окна, высматривая Тенгена, а потом вторую в слезах, увидев его с очередной пассией. В этот момент меньше всего он хотел, чтобы кто-то уверял его в светлом и безоблачном будущем. Зачем говорить о светлом будущем, когда человека волнует проблема в настоящем?..       После разговора с другом он тоже почувствовал, что совершенно не голоден. Мысли накрывали одна другую: что с ним и с Геньей было не так? Почему их угораздило влюбиться именно так, а не иначе? Почему он, Зенитсу, не полюбил кого-то, вроде Ренгоку? Простого, открытого, дружелюбного и заботливого? Нет, это совершенно не значило, что Узуи Тенген был плохим человеком. Просто они находились на каких-то разных уровнях. «Мы далеко друг от друга, Генья с братом, наоборот, слишком близко… Любовь это определенно странное невообразимое чувство», – с грустной усмешкой подумал он и медленно направился по коридору, однако женский голос неожиданно остановил его.       – Ты! – Зенитсу непонимающе обернулся назад и даже рассмотреть никого не успел, как в лицо вдруг выплеснулось что-то холодное. Глаза защипало, а на языке застигнутый врасплох парнишка почувствовал цитрусовый привкус. Он тут же принялся вытирать лицо промокшим рукавом кофты, а потом, проморгавшись и подняв голову, увидел уже знакомую ему второкурсницу, от любопытства которой он спасал Тенгена на субботней вечеринке. И на какое-то мгновенье, парню показалось, что она вот-вот кинется выцарапывать ему глаза – такой разозленной она была. Пустой пластмассовый стакан с трубочкой смялся в ее руке. – Это все ты! Я так и знала, что здесь что-то не так! Ты не мог так просто уйти тогда! Ты это нарочно сделал! Противный гомик!       – Сделал что? О чем ты говоришь? – не понял Агацума, невольно отступая назад. Она же наоборот: только надвигалась на него, недовольно морща аккуратный носик.       – Ты наговорил про меня гадостей Узуи-сану! Тупица! Как ты мог! А ведь я тебе поверила! Урод! Из-за тебя он меня выгнал!       – Я ничего ему не говорил! Я же ушел! При тебе – ты видела! Как бы, по-твоему, я успел ему что-то сказать?       – Тебе лучше знать, как! Не прикидывайся невинной овечкой! Он назвал меня истеричной стервой! Все из-за тебя! – и она замахнулась на парнишку стаканчиком, который держала, намереваясь бросить, но чужая рука схватила ее за запястье. Облитый соком Зенитсу, успевший уже прикрыть руками лицо, удивленно посмотрел ей за спину, даже раскрыв рот от изумления. Девчонка тоже обернулась и испуганно задрожала, поджав губы. – Узуи-сан?..       – Как же раздражают такие люди, как ты, – лениво проговорил Тенген, отпустив ее руку как что-то испачканное, смерив второкурсницу презрительным взглядом. Это Агацуме совсем не понравилось – сразу вспомнилась Сума, на смену которой пришло множество других девушек – но он ничего не сказал, про себя решив, что больше вмешиваться в чьи-то отношения не станет. Меж тем мужчина обошел резко притихшую девушку стороной и загородил собой Зенитсу. – Обвиняешь в своей неудаче кого-то другого? Знаешь, я встречал три типа людей. Первые, как ты, не понравившись кому-то, спешат обвинить в этом кого-то еще. Вторые начинают заниматься самобичеванием и откапывают в себе новые минусы. А вот третьи – это особенная категория людей. Уже догадываешься, что они творят? Они блестяще берут дело в свои руки и начинают бороться за свое счастье – они меняются. Не винят других и не отчаиваются уныло. Я не привык оскорблять девушек, но ты ведешь себя как последняя дрянь. Может быть, мордашкой ты и вышла, но вот нутро... Как ты там назвала этого блондинчика? Уродом? Да, пожалуй, твой внутренний мир можно назвать уродским. Не попадайся больше мне на глаза – я не люблю гнилье.       Услышав это, Зенитсу уже не смог остаться в стороне и дернул старшего за руку, заставив обернуться на себя. Узуи только удивленно вскинул брови, но они оба даже не успели обменяться репликами, как услышали громкие всхлипы: второкурсница, закрыв лицо ладонями, проскочила мимо них дальше по коридору, разрыдавшись.       – Зачем вы так грубо с ней обошлись? Она же этого не заслужила! – тут же накинулся на мужчину Агацума, легонько толкнув его рукой в грудь, на что тот только ошарашенно распахнул глаза.       – Блестяще шутишь? Она облила тебя грязью тогда и повторила это только что. Это, по-твоему, значит не заслужила? Зачем ты вообще с ней блестяще церемонился? – возмутился Узуи, глянув вслед убежавшей девчонке. На его слова Агацума только задохнулся от возмущения, даже не найдя достойного ответа. Воспользовавшись его заминкой, Тенген под недоумевающие взгляды проходивших мимо студентов снял с себя темно-фиолетовую толстовку, оставшись в одной черной майке, и протянул ее парню. – Бери и надевай.       – Чего?.. Зачем она мне? Наденьте обратно! – чувствуя, как смущение начинает жечь щеки, Зенитсу отодвинулся от него подальше, стараясь не замечать протянутый ему предмет одежды. Однако его оппонент не спешил забирать свою вещь, продолжая упорно вглядываться в покрасневшее лицо парнишки. – Я не возьму!       – Бери и без вопросов! Иначе будешь блестяще сидеть сырой и липкий. И скажи, сколько у тебя пар осталось.       – А это еще для чего? – Агацума все не брал его толстовку, чувствуя, что пальцы все еще липкие от сока: запачкать вещь Тенгена он никак не хотел, а сказать это вслух не решался. Но на душе почему-то теперь было невероятно спокойно. Как бы он не сочувствовал убежавшей девушке, но такое заступничество было ему приятно: Узуи было не все равно. «Не верю, – твердил про себя парнишка, пытаясь унять дрожь во всем теле. – Я не верю, что это происходит». Тем не менее старший ожидал ответа на свой вопрос, недовольно сжимая собственную толстовку. – У-у меня осталось еще две пары на сегодня.       – Блестяще. У меня одна – я подожду тебя в холле. Как закончишь, пойдем вместе. Это не обсуждается.       Почему так вышло, Зенитсу до сих пор не понимал, однако, возвращаясь домой рука об руку с предметом своей несчастной любви, он в какой-то степени был взволнован. Тенген действительно целую пару просидел в холле, ожидая, пока у подгруппы Агацумы закончатся занятия, а когда тот наконец-то появился, молча пошел рядом с ним. На них оборачивались все, кому было не лень, Зенитсу чувствовал себя в чем-то виноватым перед всеми девушками, смотревшими им вслед. Когда он переоделся в толстовку Тенгена, в которой можно было утонуть, – тут смело могли поместиться целых три Зенитсу – то вдруг стал центром всеобщего внимания. Ему и самому было некомфортно находиться в чужой одежде, а уж когда несколько десятков пар глаз на потоковой лекции смотрели ему в спину, то Агацума совсем не находил себе места, отсчитывая минуты до конца занятия.       По дороге домой они мало разговаривали. Тенген задавал ему какие-то дежурные вопросы, вроде того, как прошли пары, что было интересного и прочего в таком духе. Парень отвечал ему не развернуто, стараясь ограничиться парой слов, и между ними снова устанавливалось молчание. «Не понимаю, что у него на уме, – рассуждал про себя Агацума, украдкой косясь на своего спутника. Узуи, лениво сунув руки в карманы джинсов, шел рядом, равнодушно глядя на дорогу. И младшему невольно вспомнилось время, когда ему казалось, что Узуи даже не воспринимает его как одушевленный объект. – Так у него всегда такой взгляд? Как будто ему все равно на то, что происходит вокруг…»       – Я закажу доставку, можно поесть у меня, – проронил Тенген, когда до дома им оставалось всего пара минут. Опешивший от безапелляционности его тона Зенитсу даже не успел придумать причину для отказа и потому лишь на ватных ногах проследовал за мужчиной, как только они зашли на территорию его участка. Это был третий раз, когда он шел сюда, но, несмотря на это, парень нервничал и постоянно оглядывался на окна собственного дома.       Гостиная, которая показалась Агацуме в тот вечер какой-то тесной, на деле была просторной – для двоих тут было предостаточно места. Шторы на больших окнах в пол были задернуты, из-за чего комната выглядела темной. Зенитсу, напряженно вытянувшись в струну, сидел на диване, стараясь взглядом зацепиться за что угодно, лишь бы не смотреть на Тенгена, устало лежавшего на этом же диване и положившего голову ему на колени. Он не спрашивал, можно или нельзя – он просто усадил его и лег, устроившись на худых коленях поудобнее и прикрыв глаза. А взволнованный парнишка с горящими щеками боялся что-либо мяукнуть.       – Я никогда не считал, что должен делать то, что мне говорят, – вдруг разрушил устоявшуюся между ними тишину Узуи, и Агацума опустил глаза, встречаясь с его внимательным взглядом. Сердце, которое и так в этот момент билось быстрее, чем нужно, пропустило удар, провалившись куда-то в груди. Зенитсу уже не посмел отвернуться и смотрел ему прямо в глаза, про себя молясь, чтобы Тенген не почувствовал, как дрожат его колени. – Я не хотел оставаться таким, как все – идти в серой толпе, не выделяться ни одеждой, ни цветом волос, совсем ничем. Не хотел поступать туда, куда отправляли родители. Не хотел приводить в дом ту одну единственную, а потом дарить им наследника. Отец всегда отчитывал меня, говоря, что я, пренебрегая всеми правилами и традициями, позорю их семью. А я в свою очередь делал все, чтобы укоренить это его мнение. В старшей школе я ушел из дома. Намеренно оборвал все связи с родителями, да и они не то чтобы сильно рвались наладить общение со мной. Мои братья и сестры поддержали их. В общем, я был один и предоставлен сам себе. Искал работу, потом гробился на нескольких сразу, работал столько, что временами сомневался в своем решении уйти из семьи. Потом какой-то модный журнал подвернулся – в первый раз попалась работа, где ничего не надо было таскать, перекладывать с места на место и составлять. Появились деньги, затем лишние деньги – я как ненормальный принялся тратить их на себя: на лицо, на дорогой шмот, на развлечения. Потом очнулся и решил идти учиться, пока есть возможность. Вот, собственно, и вся моя унылая история. Могу добавить, что, когда с деньгами стало чуть похуже, пришлось продать квартиру в центре города и переехать к черту на рога. И вот я здесь.       – Значит, ваше королевское величество считает этот район захолустьем? – съязвил Зенитсу, задетый словами Узуи – все-таки Джигоро прожил в этом месте много лет, и для Агацумы с каждой улицей были связаны теплые воспоминания. Мужчина на его слова никак не отреагировал, отведя взгляд в сторону, и тогда младший стушевался, почувствовав, что действительно ляпнул лишнего. – Простите… Я не то имел в виду, я просто… Простите, Узуи-сан…       – У меня было восемь братьев и сестер – редкость в наши дни. А росли в спартанских условиях отца-консерватора, так и не сумевшего расстаться с милитаристским режимом страны. Обо мне никто никогда не заботился, даже мать боялась приласкать лишний раз, – с усмешкой произнес тот, смотря куда-то в потолок, будто даже не услышав сказанных ему слов. Он был настолько погружен в собственные невеселые воспоминания, что Зенитсу закусил губу изнутри, боясь, что в какой-то момент не сможет сдержать эмоции. – Но, несмотря на это, стремление окружающих привлечь мое внимания притворной заботой и слащавыми словами я терпеть не могу. Ты сказал, что я нравлюсь тебе, но при этом ты всегда бежишь от меня. Я не понимаю, что творится в твоей блондинистой голове, и от этого раздражаюсь. Если я нравлюсь тебе, разве ты не должен всеми силами блестяще показывать это?       – Вот еще… – обиженно надув щеки, пробурчал Агацума, отвернувшись к стене. – У вас неправильные представления о выражении симпатии. Не все готовы прыгать в вашу постель только потому, что вы им нравитесь!       – Я не прошу тебя блестяще прыгать в мою постель! – нахмурился Тенген и ткнул его локтем, чтобы парнишка вновь посмотрел на него. Однако тот, краснея щеками, даже не думал опускать глаза на лежащего у него на коленях мужчину, что сильно напрягало последнего. – Можешь хотя бы быть со мной повежливее? По тебе же невозможно понять, я тебе блестяще нравлюсь или ты терпеть меня не можешь! Я не против слышать от тебя в свой адрес какие-нибудь блестящие слова и комплименты. Можешь приходить сюда чаще или приглашать меня к себе – любой вариант подойдет.       – Да сейчас! С чего это я должен?       – Эй! Я же нравлюсь тебе!       – И что с того? Я не хочу этого показывать! Я хочу держать это в себе!       – Не смей! Я должен блестяще знать! Я хочу, чтобы ты…       – Чтобы я заботился о вас?.. – на это заявление Узуи, вскочивший с его колен, только открыл рот, чтобы что-то сказать в ответ, однако не смог произнести ни слова. Фарфоровые скулы обжег легкий, едва заметный румянец, и мужчина опустил взгляд, понимая, что нечто подобное он и имел в виду. А замерший, словно изваяние, Зенитсу уставился на него широко раскрытыми глазами. Он не мог поверить в то, что происходило. Узуи Тенген, этот покоритель женских сердец местного разлива терялся в словах и краснел перед ним, не решаясь озвучить вслух свои желания. «Не может быть, – соображал про себя парнишка, как завороженный смотря в красивое лицо собеседника, – он все это время просто хотел, чтобы кто-то заботился о нем?.. Потому что он, живя в большой семье, был еще более одиноким, чем я?..» Агацума, чувствуя, что готов в любой момент расплакаться от этого внезапного осознания, отвернулся, привлекая к себе любопытный взгляд Тенгена. – Значит, и девушек вы водили из-за этого… Ну и дурак – они же могли позаботиться о вас, если бы вы посмотрели на них по-другому… Хорошо. Я позабочусь о вас, пока вы не найдете свою ту самую единственную.       – Нет, я не это имел в…       – Можете заходить ко мне в гости, когда угодно. Если приходите на завтрак, обед или ужин, то приносите продукты. Не уверен, что смогу прокормить такого здоровяка, – Зенитсу поднялся на ноги и, замерев на мгновенье, повернулся к нему, чтобы ласково провести ладонью по пепельной макушке. Тот продолжал смотреть на него с непониманием во взгляде, отчего Агацума невольно улыбнулся. – Ну что ж, пожалуй, я пойду.       – Почему? Я уже заказал еду! Подожди – поедим вместе, – спешно поднявшись за ним, Тенген схватил его за запястье, останавливая. Однако парнишка жестом показал ему оставить его в покое и сесть обратно. И это поведение опять сбивало мужчину с толку: каждый раз, когда ему казалось, что Агацума наконец-то расположен к нему и настроен на разговор, блондин вдруг резко обрывал коммуникацию. – Давай поедим вместе!       – Простите, у меня на сегодня есть еще кое-какие дела. Можете позвать кого-нибудь другого.       – Зенитсу!       – Вы наконец-то запомнили, как меня зовут. Это прогресс, – усмехнулся младший, не оборачиваясь на собеседника, а потом поднял с пола сумку и направился в коридор. Впервые в жизни непонимающий, что предпринять в такой ситуации, Узуи беспомощно смотрел ему в спину – он никогда не кидался догонять кого-либо. Обычно он был тем, кто уходил, в чью спину летели фразы, навроде «не уходи» и «пожалуйста, вернись». А сейчас он ощущал, что вот-вот готов броситься и сгробастать этого человека в объятия, лишь бы он не пересек порог этого дома. В этих невеселых мыслях его настиг голос Зенитсу. – Сегодня на ужин я готовлю овощной суп. Если это входит в ваш рацион, то милости прошу к столу. Часам к шести: поедим вместе, – он по-доброму улыбнулся ему напоследок и вышел из комнаты.       Подсчитать точно, как давно его не было в этом месте, парень затруднялся. Он стоял напротив единственной жилой квартиры на несчастливом четвертом этаже шестиэтажного дома. Само здание было старым, давно неремонтированным и располагалось в неблагополучном районе. Стены на четвертом этаже были обшарпанными, затертые перила не гарантировали никакой безопасности. И вид с этого убогого строения открывался не самый привлекательный: на недостроенный заброшенный жилой комплекс, близкий к черте города. Но, если подумать, в прошлом ему достаточно часто приходилось бывать здесь. Это навевало воспоминания, заставляя Агацуму безрадостно сутулить плечи. «Так. Нужно взять себя в руки, – настраивался он, поднося руку к дверному звонку. – Я должен успеть к ужину – я ведь позвал Узуи-сана к себе. Нельзя оплошать: надо вернуться вовремя и разогреть суп, если он успел остыть, да…»       Дверь ему открыли не сразу, однако парень отчетливо слышал, как за ней кто-то копошится, по-видимому, смотря на него в глазок. От этого он ощущал себя так, будто его рассматривали под микроскопом – какое-то странное, неприятное чувство разрасталось внутри. Кончики пальцев начинали мерзнуть, а коленки слегка подрагивали. Зенитсу старался держаться спокойно, как ни в чем не бывало, чтобы не дать в руки человеку за дверью козырь против него. Наконец, ключ в замке щелкнул.       – Это ты? – Кайгаку косился на него с враждебностью, но и одновременно с удивлением, снова жадно вглядываясь в каждую деталь его образа. И силившийся унять дрожь во всем теле Агацума с трудом сопротивлялся желанию развернуться и убежать из этого небезопасного места. Но желание окончательно разобраться во всем пересиливало страх. – Что тебе тут надо?       – Зашел поблагодарить за пиццу «за счет заведения» для Узуи-сана, – довольно грубо ответствовал ему блондин, чувствуя, как к коктейлю эмоций начинает постепенно примешиваться и злость. Особенно, когда Зенитсу увидел, как на лице оппонента появилась гадкая победоносная ухмылка. У Кайгаку подрагивали губы, но он продолжал улыбаться, нагло глядя собеседнику прямо в глаза. «Из-за него, – крутилась навязчивая мысль в блондинистой голове, – могло случиться страшное…» И, сжав кулаки, он шагнул навстречу к бывшему семпаю. – Что ты улыбаешься? Ты хоть понимаешь, чем могла обернуться твоя выходка?! А если бы Узуи-сан попал в больницу, тупой ты идиот!       – Да чтобы сдох этот твой поганый Узуи-сан! – моментально вышел из себя Кайгаку, хватая парня за грудки и хорошенько встряхивая. Наклонившись к самому лицу Агацумы, он оскалился и с какой-то невменяемостью посмотрел ему в глаза. – Я бы затолкал эти ананасы ему в глотку, чтобы он задавился и посинел! А потом заставил бы тебя смотреть на то, как его смазливая морда заплывает трупными пятнами!       – Замолчи! Замолчи! – трясущимися руками хватаясь за его сильные запястья с вздутыми венами, закричал Зенитсу, чувствуя, что от каждого слова ему становится трудно дышать. – Ты ужасен! Ты отвратительный человек! Я не хочу тебя знать!       – Это я отвратительный человек?! Очнись, Зенитсу! Этот ублюдок пострадал только из-за тебя! Ты в этом виноват, и ты это знаешь! Потому что если бы ты не отказал мне, ничего бы этого не было!       – Ты сумасшедший! Я ухожу! Не смей больше трогать Узуи-сана! Даже не смотри в его сторону! – оттолкнув Кайгаку от себя, Агацума быстро направился к лестнице, однако не успел пройти даже пару метров, как его грубо схватили за волосы, оттаскивая назад. От неожиданности он попятился и шлепнулся на пол, застонав от боли, но тут же получил болезненный удар коленом в спину.       – Куда это ты собрался?! Мы еще не закончили выяснять наши отношения! Я ведь еще не рассказал о своих чувствах к тебе! Уверен, тебе будет интересно это послушать! – с каким-то диким удовольствием глядя в побледневшее лицо испуганного Зенитсу, парень разулыбался, а потом замахнулся на него кулаком.       На новой рубашке были следы крови – разбитый нос все еще, не переставая, сочился ей, из-за чего во рту стоял солоноватый привкус железа. Жглось и болело все лицо сразу. Очевидно, почему-то именно по лицу Кайгаку старался бить больнее всего. Зенитсу хоть и смог дать ему отпор, – все-таки тренировки не прошли даром для его тела – однако семпай оказался куда более подготовленным к таким дракам. Подобравшись с бетонного пола, Агацума еле унес оттуда ноги, бросившись на станцию. Ему казалось, что Кайгаку гонится за ним, что-то кричит ему – вроде бы, это были извинения и просьбы не убегать от него – но он уже не слушал. Сердце стучало где-то в горле, а тело уже немело от непрекращающейся дрожи.       В поезде пассажиры косились на него странно, но он не обращал на них никакого внимания. Сжавшись в углу вагона, он осторожно промокал нос рукавом рубашки, морщась от боли. И вопреки всему произошедшему в голове крутились мысли совершенно не о Кайгаку и разразившейся ссоре: Зенитсу переживал, что так и не успел разогреть к ужину овощной суп для Тенгена. Ведь он пообещал ему заботу, а на деле выходило, что Агацума даже сам о себе позаботиться не мог.       Свет в соседнем доме не горел – это парень заметил еще издалека. «Может, ушел в какое-нибудь кафе или ресторан, – опечаленно рассуждал он про себя, стараясь дышать как можно аккуратнее – несколько пинков в грудь, которые он получил от Кайгаку, не прошли бесследно. Но Агацума все равно продолжал думать о своем обещании. – Ну почему со мной всегда так?.. Только-только наладил с ним контакт, позвал в гости, и тут это…» Тенью бесшумно зайдя на территорию своего участка, он направился к дому. Может, это было и хорошо, что они с Узуи больше не встретились сегодня – после драки со своим бывшим семпаем Зенитсу выглядел не самым приглядным образом. Себя в зеркале он, конечно, еще не разглядывал, но прекрасно осознавал, что увидит в отражении. Однако, не дойдя до двери, парень вдруг замер, приглядевшись.       – Долго же ты ходишь, – послышался знакомый голос, и Агацума вздрогнул – то ли испуганно, то ли обрадованно. В темноте угадывалась фигура человека, сидевшего у двери его дома. «Невозможно!.. – мысли в голове парнишки засуетились, суматошно наплывая друг на друга. – Он пришел! Он ждал меня все это время?.. Не может быть!» Тем временем Узуи поднялся на ноги, отряхивая брюки, и направился к нему. – Знаешь, у тебя блестяще растяжимое понятие времени. Я уныло оголодал – уже восемь вечера. Где тебя только… – мужчина вдруг застыл, подойдя к нему вплотную, и Агацума увидел, как он изменился в лице. – Что с тобой?.. Это твоя кровь? Что произошло? Блестяще отвечай! Быстро!       – Давайте для начала в дом зайдем, вы же голодный, – Зенитсу опустил голову, стараясь скрыть свое избитое лицо, и уже хотел было пройти мимо старшего, но тот, схватив его за руку, сам потащил его к дому, выхватывая у него ключи и чуть ли не с ноги открывая дверь. Агацума дрожал сам, и чувствовал, как дрожит держащая его запястье рука Узуи-сана. «У меня что, действительно, все так плохо с лицом?.. – невзначай подумалось ему, и он послушно прошел за мужчиной в свой дом. – Вот ведь… Я и так похвастаться красой не могу, а тут еще и избитый…» Как только они оказались в прихожей, Тенген включил свет и торопливо прижал парнишку к стене, запрокидывая ему голову и вглядываясь в опухшее лицо. Он ошарашенным взглядом смотрел на него и не мог произнести ни слова. Нос и губы у Агацумы были заляпаны в начинающей засыхать крови, принявшая ярко-лиловый оттенок кожа под левым глазом вздулась, бровь была разбита, на левой половине лица расползлась огромная свежая гематома. Зенитсу не прерывал зрительный контакт с ним, открыто смотря прямо в глаза, но все-таки испытывал некоторую неловкость. Если для Тенгена даже аллергические пятна были страшным делом, то что, должно быть, он думал насчет этого ужаса… Сглотнув, парень постарался убрать от себя чужие руки, которые не давали ему опустить голову. – Узуи-сан… Я знаю, что выгляжу сейчас не очень. То есть, не то чтобы я обычно хорошо выглядел: похоже, что бог рисовал мое лицо левой рукой – я с этим знанием уже смирился. Но все-таки я еще чувствую себя не очень после произошедшего, поэтому можно я хотя бы присяду?       – Да ты!.. Просто блестящий кретин! – раздраженно выпалил ему в лицо Тенген и тут же, круто развернувшись, потащил его за собой. В гостиной он толкнул его на диван, наваливаясь сверху, ладонями аккуратно сжал щеки и принялся остервенело целовать. А опешивший Зенитсу, лежа и не двигаясь, не понимал, что происходит. Ребра болели, лицо жглось и горело, под левым глазом пульсировала венка. Но при этом он ощущал, как мягкие губы Узуи страстно целовали его, пачкаясь в крови. – Сам же говорил!.. – шептал Тенген, время от времени отрываясь от своего занятия и горячо выдыхая ему в лицо. – Красота не важна! Ты же говорил, что любишь меня не за лицо! – языком слизывая кровь с его губ, мужчина нежно гладил его по волосам, смотря на то, как изумленные и одновременно с тем испуганные глаза вглядываются в него. – Мне блестяще наплевать, что у тебя на лице! Нет: за то, что сейчас у тебя на лице, я зубами разорву ублюдков, которые это сделали! Но от этого ты не разонравишься мне, идиот-Зенитсу!       – Что?.. – севшим голосом переспросил парень, чувствуя, как начинают слезиться глаза. – Узуи-сан…       – Ты сказал, что я все-таки должен найти свою «одну единственную». Так я нашел ее! – он неожиданно взял его за руку, переплетая их дрожащие пальцы, и Зенитсу совсем растерялся. Происходящее казалось ему каким-то сумасшествием, плодом его фантазии, бредом – возможно, Кайгаку избил его слишком сильно, и теперь мозг рисовал в его воображении какие-то небылицы. Но нежные прикосновения Узуи были слишком реальны. – Просто люби меня, Зенитсу! Люби и оставайся со мной! А я никому не позволю даже пальцем тронуть тебя. Блестяще сделаю тебя счастливым – я обещаю!       – Узуи-сан, я-я… М-мне никто никогда такого не говорил!.. – произнеся это содрогающимся голосом, Агацума расплакался, крепко вцепившись в одежду Тенгена. Сейчас ему было не важно, что скажет Узуи, увидев его слезы. Чувства накатывали на него снежной лавиной, и он плакал все громче, будто выплескивая все, что копилось в нем долгое время. С самого первого дня, когда он осознал, что ему одиноко. Неизвестная мать, несуществующий отец, приют, любящий дедушка Джигоро, новый дом, школа, преданные друзья, ссора с Кайгаку, болезнь деда, появление Тенгена, его многочисленные подруги, бессонные ночи, постоянные визиты в больницу, волнение перед государственной аттестацией, долгожданное окончание школы, смерть Джигоро, его письмо, поступление в престижный университет, его перемена и… Зенитсу рыдал, а чужие губы успокаивающе целовали его избитое лицо. Неужели все это он должен был преодолеть, чтобы теперь услышать от кого-то такие важные слова?.. Наверное, это действительно было так. И хоть Тенген только обещал сделать его счастливым, в эту минуту Зенитсу уже был счастлив.       Большая теплая ладонь ласково скользнула по спине, спускаясь на поясницу, а затем и на бедра, и вжимающийся носом в матрац Зенитсу сильнее закусил губу, стараясь заглушить свои стоны. Горячий язык вылизывал его промежность, кончиком проталкиваясь в разработанное, смазанное гелем колечко мышц. Пальцы младшего сильнее стискивали сбитые простыни, на которых еще несколько минут назад они с Узуи, крепко обнимаясь и тесно прижимаясь друг к другу, исступленно целовались. Агацума потерялся во времени, отдавшись этим невероятным ощущениям, пока мужчина ласкал его естество. В умелых руках Тенгена он умудрился дважды кончить в относительно небольшой промежуток времени и, краснея все больше и больше, пытался трогать возбужденный член старшего, чтобы хоть как-то доставить удовольствие и ему. Стараясь не смотреть партнеру в глаза, он обхватил напряженно стоящий орган полностью, с каким-то благоговейным страхом осознавая, что не может свести пальцы вместе. Удовлетворить избалованного ласками мужчину одной совсем не умелой рукой не получалось, и Зенитсу даже расстроенно всхлипнул пару раз, убрав вспотевшую от волнения ладонь с чужого естества, на что Тенген только ободряюще улыбнулся ему, поцеловав в лоб, и попросил лечь на живот. А потом заставил его задрожать от удовольствия и отчаянно застонать.       – Уже четыре пальца помещаются. Тебе не больно? – вновь стимулируя его пальцами, слизывая с собственных губ смазку, спросил Узуи, смотря на то, как подрагивают плечи младшего. Мычащий что-то невразумительное в матрац Зенитсу только сжался сильнее, чувствуя, что снова готов кончить от происходящего. – Если больно, сегодня остановимся на этом. Это твой первый раз, к тому же и без этого я могу сильно травмировать тебя.       – Н-нет… – приподнявшись с постели, Агацума обернулся на него через плечо, заплаканными глазами глядя так жалостливо, что у Тенгена дыхание перехватило, а долго находящийся без внимания член заныл от напряжения. – Я хочу с-сделать это с вами… В-ведь мы теперь вс-встречаемся… Я-я не хочу уступать тем д-девушкам!..       – Ты хоть понимаешь, что, если я блестяще слечу с катушек посередине процесса, мало тебе не покажется? – он выдохнул и, стараясь держать себя в руках, осторожно перевернул парнишку на спину, начиная поглаживать усеянную яркими засосами грудь, пальцами изредка надавливая на искусанные соски. Агацума только понимающе кивнул, поджимая губы. – Я не смогу остановиться, Зенитсу. Я уже чувствую, что мои мозги отшибает от одного твоего блестящего вида.       – Я готов принять в-вас целиком! Узуи-сан, сделайте это со мной! – и с этими словами он привстал, чтобы крепко обхватить партнера за шею и притянуть его к себе.       Дышать все еще было тяжело, а от того, что он пытался втянуть носом и ртом как можно больше воздуха, становилось еще больнее. Каждое движение Тенгена отдавалось резкой болью – как будто его разрывали изнутри. Никакого удовольствия уже не было, и Зенитсу, изворачиваясь на постели, мысленно твердил себе, что он уже получил свое и теперь должен сполна удовлетворить Узуи-сана. Когда старший вошел в него, Агацума сразу же поставил под сомнение факт, что занятие сексом это верный способ получить фантастическое наслаждение. Он, морщась от обжигающей боли внутри, не мог понять, зачем вообще этим нужно заниматься людям, не имеющим мазохистских наклонностей. Однако тяжело дышащий и напряженно сжимающий зубы Тенген, поддерживающий его ноги, чуть ли не рычал от удовольствия. И от этих низких стонов член парнишки немного приподнялся. Узуи-сан смотрел на него таким голодным взглядом, будто готов был животно впиться зубами в шею – у Зенитсу даже мороз по коже прошелся. Все это глушило боль и неприятные ощущение. Чем больше член Тенгена растягивал его изнутри, вбиваясь глубже в тело, тем быстрее притуплялась боль. В конце концов, Зенитсу уже громко стонал, обхватив партнера руками и ногами, царапая ему спину и ощущая, как Узуи горячо всасывает кожу на его шее, прикусывая ее зубами. А когда Тенген низко застонал и кончил в него, у Агацумы и вовсе в уме помутилось – он откинулся на постель, чувствуя, что Узуи дергается меж его ног и из последних сил наваливается всем телом. Зенитсу даже не понял, как он уснул, прижавшись побитой щекой к влажной от пота груди мужчины. В голове в это мгновенье не было никаких мыслей, и парнишка глупо улыбался, проваливаясь в сон.       Двое парней, стоя на участке, смотрели, как несколько рабочих вытаскивали из грузовой машины широкий матрац, тщательно запакованный в слюду, решая между собой, как удобнее будет занести его в дом. По-видимому, матрац был очень тяжелый, раз даже втроем они с трудом держали его навесу, чтобы не ставить на землю. Удивленно наблюдавший за их напряженными лицами Генья повернулся к своему другу, безмолвно намекая, что он ждет каких-то объяснений, но Зенитсу только пожал плечами. О том, что там опять пришло в голову Узуи-сану, он не имел ни малейшего понятия.       – Как думаешь, нам стоит им помочь? – спросил Шинадзугава, вновь переводя взгляд на рабочих, заносивших в дом новый матрац.       – Не думаю, что они будут рады, если мы сунемся им под ноги, – равнодушно подметил Агацума и, вспомнив, о чем они говорили до того, как подъехала грузовая машина, вновь обратился к другу. – Так ты не собираешься с нами отдохнуть на этих выходных? Иноске звал в клуб.       – Я бы пошел, но у меня планы уже, – и он счастливо разулыбался. Зенитсу даже с шутливым изумлением присвистнул, когда Генья, не выдержав, пару раз радостно подпрыгнул на месте, запрокидывая голову и блаженно прикрывая глаза. – Черт возьми! У меня наконец-то планы пойти на свидание, Зенитсу! Ты веришь? Я так не верю!       – Ну да, это важнее, чем клуб и друзья, – нарочито с притворным укором в голосе отметил блондин. – Мало ли подцепишь кого-нибудь в клубе, да?       – Вот вообще нет. Я обещал аники, что никогда не буду ни с кем встречаться! Ни с кем, кроме него! А он обещал за этим проследить.       – Только гляди в оба: так и до ревности к друзьям недалеко, – они оба весело рассмеялись, не заметив, как к ограде между участками подошел чем-то невероятно довольный Тенген. Зенитсу, наконец-то уняв смех, быстро подбежал к нему, украдкой бросая взгляд на рабочих, тащивших на этот раз тяжелый каркас кровати с коваными завитками на изголовье. – Узуи-сан, ты чего тут затеял? Решил оборудовать вторую спальню? Или тебе мало одной кровати?       – Старую я блестяще выбросил, – с напускной усталостью отозвался Узуи, облокотившись на ограду, разделяющую их, и наклонившись к Агацуме. У него на губах заиграла хитрая ухмылка, и он недвусмысленно поиграл бровями, смотря парню прямо в глаза. – Ты же говорил, что не хочешь ночевать у меня только из-за этой кровати. Вот я блестяще купил новую, так что теперь ты не отвертишься. На ней я буду спать только с тобой. Она больше предыдущей – два с половиной метра. Можно заниматься на ней сексом в любой позе, хоть кататься по ней в обнимку, – на этих словах вспыхнувший до корней волос Зенитсу обернулся на удивленно молчавшего Генью, наблюдавшего за ними во все глаза, а потом снова посмотрел на Тенгена, взглядом прося его замолчать. Но тот все равно продолжал, обворожительно улыбаясь ему. – Я специально заказывал с кованым изголовьем. Можно будет пристегивать к ней наручники или что-то в этом роде, если захочешь. Я, к слову, уже купил несколько игрушек, на случай, если наш обычный секс уныло надоест тебе. И еще, чтобы лучше подготовить тебя, я купил…       – Узуи-сан! Иди и помогай рабочим кровать затаскивать! – Агацума оттолкнул его от ограды, краем глаза уже видя, как растягивается веселая ухмылка на лице Шинадзугавы. И невероятно довольный собой Тенген, напоследок послав ему воздушный поцелуй, послушно ушел в дом, руководить процессом сборки их новой кровати.       – Ого, – прыснул со смеху Генья, когда Зенитсу с пылающими румянцем щеками обернулся к нему, в намерениях объяснить произошедший разговор, – а вы продвинулись гораздо дальше, чем мы. Мы с братом еще не делали это – я даже тебе завидую немного.       – Я сам себе завидую, – смущенно улыбнувшись, Агацума поднял глаза к небу, вглядываясь в безоблачную синеву. – Я думал, что стану очередным из его длинного списка поклонников и он разорвет со мной все связи спустя неделю. Но Узуи-сан совсем не такой, каким я представлял его раньше, когда смотрел ему в спину: он действительно любит меня. А я люблю его. И буду заботиться о нем. Всегда.