«Я сожалею обо всех вещах, Что разрушила в попытках Восстановить себя. Мне жаль всех тех, Кого я оставила, терзаясь Поисками своего «я». Я прошу прощения у всех сердец, Которые разбила, силясь Склеить собственное». Киана Азизян
***
На собрании Драко стоял в углу комнаты, игнорируя убийственные и полные отвращения взгляды членов Ордена. На его лице застыло холодное безразличие. Часть его была рада, что он оставил Скорпиуса с Уотсоном, а не взял с собой. Поначалу он не доверял старому ворчливому эльфу, однако Грейнджер заверила, что, несмотря на тяжелый нрав Уотсона, он хорошо обращался с детьми и помогал заботиться о сиротах, пострадавших на войне. Эльф что-то проворчал себе под нос, но не стал оспаривать ее утверждения. Скорпиус, будучи любопытным и на удивление неравнодушным к существу ребенком, быстро смирился с участью. Бросив последний взгляд на Скорпиуса, радостно болтающего с эльфом о своей маггловской книге, Драко отправился с Грейнджер в штаб-квартиру Ордена. Шеклболт просматривал новые сведения, собранные Грейнджер со склада Пожирателей Смерти, куда она проникла. Единственная причина, по которой Драко пригласили на собрание, заключалась в том, чтобы он мог предоставить дополнительную информацию. В зале, где проводили собрание, был один выход. Малфоя окружали двадцать членов Истинного Ордена, но лишь двенадцать из них представляли потенциальную угрозу. У него не было волшебной палочки. Все, что защищало его, — это Непреложный обет: до тех пор, пока Драко не представляет угрозы и обеспечивает Орден достоверной информацией по мере своих возможностей, Шеклболт обеспечивает защиту ему и Скорпиусу. — Как доложила Грейнджер, до сих пор информация, что предоставлял Малфой, была полезной, — хрипло сказал Грюм. Взгляд его не отрывался от стола, однако стеклянный глаз скользнул в сторону Драко. Дабы не показаться смутившимся, Малфой перевел внимание на Грейнджер, которая стоически избегала обеспокоенного взгляда Джинни Уизли. Интересно. Когда они с Грейнджер аппарировали в штаб-квартиру, он ожидал, что она сразу убежит к своим друзьям. Любопытно, что принцесса Гриффиндора, казалось, застыла при виде Джинни Уизли и ее отряда — одной из близняшек Патил, Чо Чанг, полоумной Лавгуд и других, кого он смутно узнал. Грейнджер натянуто улыбнулась, когда они обняли ее. Она потворствовала их тихому разговору, однако практически сразу отлучилась, предупредив, что ей нужно подготовиться к собранию. На их лицах появилось обеспокоенное и жалостливое выражение. Но она ушла прежде, чем они успели что-то сказать. — Мы успешно проникли в несколько лабораторий, но все еще не уверены в масштабе планов Волдеморта, — начал Шеклболт. — Он искал Темные артефакты для использования в своих экспериментах, но мы не знаем в каких именно. Мы сосредоточили наши усилия на том, чтобы попытаться точно определить, какое оружие или… — Дети, — все орденовцы удивленно посмотрели на Драко. — О чем ты говоришь? — Темный Лорд... — сказал Драко, оттягивая рубашку. — Его план касается детей. Я не уверен, каковы его точные намерения, так как не был посвящен в них, но у меня есть подозрение, что это касается детей. В комнате раздались шокированные вздохи, прежде чем Шеклболт поднял руку, чтобы все успокоились. — Откуда такие мысли? — спросил мужчина. — Через пару месяцев после битвы за Хогвартс от нас, чистокровных, потребовали произвести на свет наследников. Для тех, кто все еще не состоял в браке, подобрали пару — чистокровную, разумеется, а затем поженили. — Драко небрежно пожал плечами, а после скрестил руки на груди, дабы скрыть дрожь в пальцах. — Нам сказали лишь, что Темный Лорд желал увеличить популяцию чистокровных, тем самым добившись большей власти. — Драко мрачно улыбнулся. — Однако после рождения нескольких младенцев произошли любопытные вещи… — Что случилось? — спросила Грейнджер. — Чистокровные дети стали пропадать, — Драко наблюдал, как ужас отразился в глазах присутствующих. — Родители не стали бы говорить об этом. Но я подозреваю, что произошедшее как-то связано с Темным Лордом… — И ты не подумал рассказать об этом раньше, Малфой? — Ах, Уизлетта. Драко задавался вопросом, где был весь выводок ее братьев. Он видел старших, которых не застал в Хогвартсе, на протяжении многих лет во время рейдов, когда все еще был Пожирателем Смерти. — Ну, Уизли, я не собирался раскрывать все карты сразу, учитывая, что шел сюда без палочки. Мне нужны были гарантии. — Кингсли сказал, что ты дал Непреложный обет. — Это так, — ухмыльнулся он. — За информацию. Как я уже говорил ранее, все это — лишь мои подозрения. — Чертов змей, гребаный Пожиратель Смерти, — рычали гриффиндорцы. Драко встретился глазами с расчетливым взглядом Грейнджер. Она приподняла бровь, и он пожал плечами, прислонившись спиной к стене. — Достаточно, — Шеклболт пустил искры из своей палочки. Он потер лоб и вздохнул. — До сих пор Малфой был послушен, и хотя все сказанное — лишь предположение, это полезная информация. Мы воспользуемся ей впоследствии. А теперь, Грейнджер, не могла бы ты…***
Гермиона не спеша упаковывала свитки в свою расшитую бисером сумку, притворяясь, что игнорирует пристальные взгляды, направленные на нее и Малфоя. Она была благодарна за молчание, которым он ее удостоил. Она пыталась разобраться в своем воображаемом списке дел. Однако все, на чем она могла сосредоточиться, — его откровение. Дети. Блять. Не было границ, которые Волдеморт не пересек бы ради власти, пренебрегая… — Миона? — Джинни, привет, — ответила Гермиона, моргая. Каждый раз, когда она видела Джинни, ее поражала копна рыжих волос, что вызывала в ней натиск детских воспоминаний. Однако теперь стрижка девушки стала короче. Ее это устраивало. Волосы Уизли всегда напоминали ей об осенних листьях, специях и тыквенных пирожках Молли. Раньше она смаковала это воспоминание, позволяя себе питать надежды на будущее, которое казалось почти осязаемым, будущее, в котором все может вернуться на круги своя. Но теперь эти напоминания словно насмехались над ней, бросая ей в лицо, что даже если все чудесным образом и вернулось к какому-то подобию нормальности, она изменилась. — Мы можем поговорить? — В глазах Джинни проскользнуло беспокойство. Гермиона пыталась — черт возьми, — пыталась не позволить этому почти покровительственному взгляду спровоцировать ее на очередной срыв. — Мне лучше вернуться к Малфою, я не могу оставить его одного… — Это не займет много времени! Мы можем поговорить на заднем крыльце — Малфой подождет в стороне. У нас будет достаточно места для уединения. — Прежде чем Гермиона успела ответить, Джинни вытащила ее на улицу, а Драко поплелся за ними. Он сел на перила на другом конце — вокруг были наложены Заглушающие чары. Гермиона перевела дыхание в ожидании, когда Джинни заговорит. — Гермиона, как ты? Только не ври мне, пожалуйста, — попросила Уизли, опустив руку на плечо подруги. Она слегка вздрогнула от прикосновения, после чего бросила на Джинни извиняющийся взгляд и вздохнула. — Я… я выживаю, Джин, — пожала плечами она. — Мы на войне. Но полагаю, сейчас все могло быть куда хуже. — Ты же знаешь, что я всегда рядом, верно? Мы все здесь ради тебя — я, Симус, Чо, даже Луна. Гермиона слабо улыбнулась. Они разговаривали об этом несколько раз, но были вещи, которые Джинни и остальные понять не могли. Гермиона давно приняла, что, несмотря на поддержку окружающих и попытки близких помочь, есть вещи, которые они никогда не поймут, раны, которые они никогда не смогут залечить. Гермиона пыталась, честно пыталась рассказать Джинни и остальным о Роне, Гарри и своих родителях. Она просидела с ними до поздней ночи, от чашек кофе доносился запах дешевого маггловского виски. Ее пальцы дрожали, а глаза слезились, пока они говорили о своих чувствах и травмах. Они продолжали напоминать, что все в порядке, что они есть друг у друга. Но Гермиона никогда не чувствовала себя более одинокой, сидя в комнате, полной людей, которые даже не знали, что сказать, кроме: «Мне очень жаль, ты этого не заслуживаешь». Ей чертовски хотелось кричать и злиться. Это было несправедливо, и, боже, она чувствовала себя ужасной эгоисткой. Они не понимали, каково ей, а она не могла сидеть и делать вид, что все в порядке. В глубине души она верила, что она все это заслужила. — У меня уже лучше получается, Джинни, — неуверенно улыбнулась Гермиона. В некоторые дни она действительно чувствовала себя хорошо, а в другие даже не могла вспомнить, что значит — быть в порядке. — Мне сложно, но я справляюсь. У вас у всех есть свои причины для беспокойства — со мной все будет хорошо. Ты же знаешь. — Гермиона, я знаю, но мы должны держаться вместе. Все мы. Гермиона наблюдала, как капли дождя осторожно падали с крыши. Ветер поднялся с тихим воем, и листья задрожали. У нее не было сил притворяться. Концепция прохождения трудных испытаний с другими людьми, с друзьями, чтобы те могли помочь справиться с тяжким бременем, была основной идеей в ее юности — Гарри, Рон и Гермиона вместе навсегда. Но были некоторые дороги, по которым следовало идти в одиночку, пути, по которым другие не могли ступать. Всякий раз, когда она посещала штаб-квартиру или видела своих старых друзей, ей казалось, что она незнакомка, наблюдающая за происходящим за окном. Когда она видела, как они смеются и предаются воспоминаниям, она чувствовала себя незваной гостьей. Они праздновали маленькие победы, и в некотором смысле осознание того, что ее друзья счастливы, согревало ей сердце. Это было меланхоличное чувство, будто она наблюдала за чьим-то счастьем, но отстраненно, не являясь частью происходящего. Ее друзья не были виноваты, напротив, они пытались поддержать ее. Но любую надежду или радость убивали война и смерть. И жертвы, принесенные ради будущего, которое казалось все более нереальным. Все, что она могла делать, — наблюдать за друзьями, пытаясь вырваться из оцепенения. Гермиона взяла Джинни за руку и сжала, позволяя иллюзии прожить еще немного.***
В коридоре было холодно и сыро, в то время как Гермиона пробиралась через заброшенную лабораторию Пожирателей Смерти. Люмос освещал стены, с труб стекали струйки мутной воды. Истинный Орден успешно устроил засаду на это место прошлой ночью, и Гермиону послали осмотреть останки в одиночку. Хотя ей гарантировали, что в помещении не будет Пожирателей Смерти, она держалась настороже в поисках любых ловушек или проклятых артефактов. Гермиона нахмурила брови и продолжала идти молча, ей снова встретилась та же лужа воды, образовавшаяся из-за протечки. Она поняла, что ходит по кругу. Темнота окружила ее, и даже при свете Люмос Максима она не видела ни конца, ни начала. Она сделала успокаивающий вдох, отгоняя панику и позволяя своему разуму разобрать головоломку по кусочкам. Все имело свою закономерность, как в магии, так и в природе. В жизни существовал порядок, в котором Гермиона находила утешение, зная, что при всей необъятности мира и вселенной, их можно разложить на части и объяснить с помощью схем, теорий и логических заключений. Даже если происходили небольшие отклонения, они просто становились очередной итерацией закономерности. Сердцебиение Гермионы замедлилось, исчезнув в ритме капель воды, и она сделала очередное умозаключение, исходя из своих наблюдений. Она вспомнила, что прошла около пятидесяти метров, прежде чем снова увидела лужу. Ее также постоянно окружали потемневшие стены, по которым звонко капала вода. Гермиона присела перед лужей, уставившись на свое мутное отражение. Вода вдруг начала растекаться на сотни капель, образуя фразу: Тишину можно найти только тогда, когда человек идет в темноту с широко открытыми глазами. Гермиона взглянула на свою палочку и внезапно услышала голос, что произносит фразу вслух. Она взмахнула древком, чтобы прекратить действие Люмоса, и тьма обвила ее своей пучиной, точно миллионы пауков. Гермиона старалась сохранять ровное дыхание. Она заставила себя открыть глаза и сосредоточилась на звуке капающей воды. Она пошла в бесконечную темноту, борясь с дрожью и желанием зажечь свет. Через некоторое время звон капель воды затих. Гермиона неуверенно потянулась вперед и пальцами дотронулась до влажной древесины. Дверь. Она издала вздох, потянулась к ручке и повернула ее. В комнате было холодно. Лунный свет лился из решетчатых окон — она не помнила их на эскизе дома. Возможно, они были волшебными. Сняв охранные чары и проверив, нет ли в помещении ловушек, Гермиона заклинанием зажгла два канделябра. Ее подозрения оправдались: она нашла главную лабораторию. На полу лежали разбросанные пергаменты, котлы, склянки и наборы инструментов, похожих на хирургические. В конце комнаты стояли длинные столы, покрытые белыми простынями, которые, казалось, развевались, хотя в комнате не сквозило. Гермиона подошла к столам, насчитав в общей сложности четыре. Она повернулась к одному из них и подняла простыню. Тут же она выронила ткань и в ужасе отпрянула. Это было тело, но с ним произошло что-то ужасное. Оно выглядело пугающе. Лунный свет освещал бледные черты, подчеркивал черные вены, которые почти нежно расползались по лицу жертвы. Перед ней предстал молодой человек: рот открыт в шоке, глаза молочно-белые, а сам он вздулся так, будто его утопили. Гермиона выдохнула, заметив, как образуется белое облако тумана. Этого не может быть… Она подошла ближе к телу и осмотрела его потрескавшиеся губы — совершенно бледные. В воздухе чувствовался едкий запах разложения и страха. Ее внимание привлек маленький кулон на шее мужчины. При дальнейшем осмотре она заметила, что тот покрыт инеем. Она не могла определить, какие эксперименты должны были проводить над человеком, чтобы вызвать появление черных вен, но она знала, что каждое из лежащих здесь тел когда-то подверглось Поцелую Дементора.***
Прошло два дня, но Гермиона так и не смогла выбросить из головы молочные бездушные глаза. Она завалила свою комнату книгами и свитками о дементорах из того немногого, что осталось в архиве Ордена — в основном из личных коллекций членов Истинного Ордена. Она почти не спала, ее сны заполнились образами с той миссии. Информация, которую она искала, точно была в этих книгах. Если бы она только смогла собрать ее воедино. На следующее утро после задания Малфой остановился, увидев ее исхудавшее лицо и болезненный вид. Его тело пополнело от правильного питания, а щеки приобрели более здоровый оттенок. Она кивнула ему в ответ и вышла из комнаты. С тех пор она держалась от него на расстоянии, но видела в библиотеке мельком. В первый раз, когда он рассматривал маггловские книги с надменным превосходством. Во второй раз он листал экземпляр одного из произведений Остин, закатив глаза. У нее почти возникло желание ворваться к нему и разразиться тирадой о маггловской литературе, как сделала бы Гермиона в Хогвартсе, но она уже не была той девочкой. После нескольких часов безуспешных поисков Гермиона вошла в библиотеку с целью найти роман, чтобы хоть немного развеяться, но остановилась, увидев Драко Малфоя, что сидел на старом пуфике, беспечно раскинув ноги. Его длинные пальцы неторопливо ласкали каждую страницу перед тем, как перевернуть ее, бледные брови сосредоточенно нахмурились, а сам он читал роман… Эдгара Аллана По? Гермиона застыла, открывая и закрывая рот, подавляя желание заговорить с ним о книге. Прошло уже много времени с тех пор, как она могла побаловать себя разговорами о литературе. Даже во время учебы в Хогвартсе девушка не имела такой возможности. Она пыталась общаться с ребятами из Рейвенкло, но многие из них не очень любили художественную литературу, а те, кто любил, как правило, вели дискуссии, состоящие из жарких аналитических дебатов и споров. И хотя Гермиона со временем осознала, что это было вызвано их жаждой расширить знания, она находила такого вида деятельность утомительной и считала, что это лишает удовольствия от чтения. — Неужели кто-то наконец-то проклял тебя, Грейнджер? Или наложил Силенцио? Если так, мне стоит его отблагодарить, — сказал Малфой, не поднимая глаз. Гермиона молча уставилась на него, когда он поднял голову. Она не обратила внимания на самодовольство, отражающееся в его бледных, почти прозрачных глазах. Гермиона подняла подбородок, вслепую доставая книги с полок. — Просто неожиданно видеть тебя рядом с маггловской литературой, — проворчала она, усаживаясь на самый дальний от него диван. — К сожалению, выбор здесь весьма скуден, — ответил он, прищелкнув языком. Он взглянул на обложку книги. — По? — протянул он, и пальцы Гермионы дрогнули. — Персонажи этого сборника рассказов совершенно безумны. Ничего из написанного не имеет смысла. Гермиона глубоко вдохнула, пытаясь взять себя в руки. Она не хотела устраивать скандал, потому сделала безразличное выражение лица и продолжила читать. На периферии она заметила, как Малфой поднял голову в ответ на молчание с ее стороны. — Никаких зазубренных речей? Я удивлен. — Я не в настроении, Малфой. — Драко был уравнением, которое ей еще предстояло решить; загадкой, которую ей было трудно свести к логическому выводу, используя то, что она знала о мальчике, с которым выросла в Хогвартсе, о Пожирателе Смерти из газет и о человеке, которого она иногда заставала за чтением сыну. Последовала минута молчания, затем он вдруг заговорил тем высокомерным голосом, который так часто использовал в школе. — Полагаю, это не такой уж и сюрприз, учитывая, что даже ты наверняка признаешь, что маггловская литература ниже стандартов, — небрежно сказал он. — Я имею в виду, кто бы не заснул от этой нелепо выдуманной прозы... Гермиона ощетинилась и, не успев одуматься, начала целую лекцию о контексте творчества По и его роли в маггловской литературе. И он имел наглость выглядеть так самодовольно, когда она цитировала строки, подчеркивала влияние По на общество и анализировала серьезные темы, затронутые в его работах. — ... нельзя судить о произведениях, выходящих за рамки стандартов своего времени! По оказал огромное влияние на литературу. На самом деле, многие писатели из волшебного мира неоднократно признавали, что на них повлияли его труды! — Но даже ты должна понимать, что его рассказы довольно расплывчаты относительно всех тех сверхъестественных элементов, которые он описывает. И делает он это весьма неубедительно. В «Лигейе» остается неясным, действительно ли мертвая невеста оживает или все происходит лишь в голове мужчины… — Совершенно точно! — торжествующе воскликнула Гермиона. — Ранняя готическая литература, например, работы Полидори и Шелли, изображает угрозу физической опасности и ужасы внешнего мира, особенно от таких существ, как вампиры и монстры. По же предполагает, что есть нечто куда более страшное, чем монстры, вампиры и призраки, и это — человеческий разум. Соответственно... Несмотря на самодовольный вид на его лице, он, казалось, все еще следил за каждым ее словом, что заставляло ее чувствовать себя еще более взволнованной и раздраженной. — …дело в том, Малфой, что нельзя делать поспешных суждений о литературном произведении, основываясь на предубеждениях, должным образом не вникая в суть. — Малфой закатил глаза. — Ты бегло читаешь Эдгара Аллана По первый раз и думаешь… — Гермиона хотела продолжить, но он перебил ее. — Вот она, — ухмыльнулся он, вставая. — Что... прости? — пробормотала Гермиона. — С возвращением, Грейнджер, — сказал он, не оборачиваясь к ней, и вышел из комнаты. Гермиона, точно сова, моргнула ему в спину, позже осознав, что ее сердце бешено колотится. На мгновение ей показалось, что она вернулась в Хогвартс и вновь волнительно делилась своими знаниями о чем-то, чем была увлечена. Но это чувство покинуло девушку так же быстро, когда она вспомнила, что больше не в школе. Однако их разговор помог ей отогнать темные мысли и вернуться к книгам.***
Гермиона вошла в кухню после того, как передала Уотсону свой отчет об исследованиях для Кингсли. — Мини! — прощебетал Скорпиус. Он испачкался апельсиновым соусом от тушеной говядины, которую Гермиона оставила под чарами стазиса. Малфой вытер лицо Скорпиуса, затем взглянул на нее и кивнул в знак приветствия. — Привет, Скорпиус, — Гермиона тепло улыбнулась ему и взяла из буфета миску, чтобы наложить себе порцию рагу. — Как тебе еда? — спросила она, присаживаясь за кухонный стол. — Очень вкусно! — ответил Скорпиус, пережевывая морковь. Малфой нахмурился, глядя на своего сына, чья нахальная улыбка не сходила с лица. — Скорпиус, нельзя говорить с набитым ртом. — Упс, — он застенчиво взглянул на Гермиону. — Все в порядке, — Гермиона засмеялась. — На самом деле у меня есть для тебя небольшое угощение. Глаза маленького мальчика расширились, он заерзал на стуле, игнорируя отца, который поднес к его губам ложку с рагу. Из своей расшитой бисером сумки Гермиона достала маленький бумажный пакет с шоколадными конфетами и протянула его Скорпиусу. Гермиона рассмеялась, удивившись, когда малыш с восторженным визгом выхватил одну и поднес прямо ко рту. — Скорпиус, нет, — сказал отец, мигом схватив его за пухлую ручку. — Ты же знаешь, что никакие сладости не разрешены, пока ты не поешь как следует. — Но папочка! — Он очаровательно надулся, не обращая внимания на суровый взгляд отца. — Я съел так много! — Еще один кусочек, — вздохнул Малфой. — И только одна конфета. — Тли! — Скорпиус, — предупреждающе сказал Малфой, пока Гермиона пыталась скрыть улыбку. — Если папа лазлешит Сковпиусу съесть тли кусочка, Сковпиус будет холошим мальчиком во влемя купания, — ответил Скорпиус со всем малфоевским самодовольством на лице. Его отец издал приглушенный звук, услышав предложение сына. Гермиона хихикнула, откусив еще немного тушеного мяса. Малфой бросил на нее взгляд и вернулся к переговорам с сыном. — Две, — он стиснул зубы. — Две конфеты, но ты будешь хорошим мальчиком и съешь еще немного мяса и овощей. Скорпиус обдумывал предложение, нахмурив брови. — Никаких овощей. — Хорошо, — с неохотой согласился Драко, но спустя мгновение его черты смягчились, и Скорпиус издал звук триумфа. — Хорошая работа, Скорпиус, — усмехнулась Гермиона, не удержавшись от комментария. Скорпиус обрадовался похвале. — Не поощряй его, Грейнджер, — проворчал Малфой, но она уловила момент, когда его губы почти незаметно дернулись вверх. Она лишь ухмыльнулась ему в ответ, а после подмигнула Скорпиусу и вернулась к трапезе.