«Когда наступает ночь и зажигаются первые звезды, сердце взвывает от голода, а смерть протягивает ко мне свои худощавые руки, однако умирать не хочется совсем».
Никос Казандзакис
***
Гермиона промокнула капельки пота, стекающие со лба, полотенцем. Она помешала содержимое котла три раза по часовой стрелке, после два раза против часовой стрелки, наблюдая за тем, как зелье из грязно-серого превращается в темно-зеленое. На мгновение она выглянула в окно — дождь тихо стучал по раме, оставляя после себя бледный туман, приближались сумерки. Дважды проверив свои записи, она осторожно добавила в смесь две капли яда. Зелье мгновенно зашипело, издав запах кислого винограда и дыма. Как только оно остыло, Гермиона потянулась к своей расшитой бисером сумке и взяла порцию слез Феникса. Они добывались крайне редко и предназначались для использования в чрезвычайных ситуациях. Не колеблясь, она вылила одну каплю в котел. Гермиона судорожно выдохнула, когда зелье превратилось в почти прозрачную серебристо-зеленую жидкость. Пока Драко оставался без сознания, она расщепила компоненты яда. Аня быстро сложила необходимые ей принадлежности и книги в расшитую бисером сумку. Она не была уверена, что ее теории сработают, особенно с ограниченным запасом ингредиентов. К счастью, они с Драко оказались правы, когда пришли к выводу, что все, что использовалось на этих существах, так и не довели до совершенства. Сам же яд не смог должным образом трансформировать человеческие клетки, что в разы облегчило создание противоядия. Разлив зелье по склянкам, она пошла проверить ногу Малфоя. Его тело все еще находилось в состоянии покоя, распространение яда по венам удалось остановить, но он, казалось, бледнел все больше и больше, точно заснув вечным сном, и походил на героя тех сказок, что мама читала ей в детстве. Сосредоточившись на его жизненных показателях, светящихся над ним, она рассеянно нанесла немного Бадьяна на свои руки, которые теперь были покрыты волдырями и истерты в кровь от многочасовой непрерывной работы. Удовлетворенная температурой его тела, Гермиона приподняла жгут на его ноге, осматривая кожу. Ей пришлось вырезать небольшой кусок плоти, где он был укушен, потому что кожа была слишком сильно повреждена, почти полностью превратившись в змеиную чешую. На ее руках виднелись маленькие, наполненные гноем фурункулы, оставшиеся после того, как она вырезала плоть магическим лезвием. Она почувствовала Темную магию, просачивающуюся из раны, и когда беловатая жидкость коснулась ее кожи, она немедленно обожгла руку девушки, оставив следы. К счастью, на теле Драко не отросла чешуя, но Гермиона знала, что это ненадолго. Она осторожно приподняла потерявшего сознание Драко в сидячее положение и влила противоядие в его бледные, совсем бескровные губы. Убедившись, что он проглотил все до последней капли, она наложила диагностические чары, чтобы отслеживать действие противоядия. К ее облегчению, температура его тела повышалась, а клыки уменьшались. Прошло несколько минут после того, как она осторожно уложила его обратно и снова нанесла мазь, чтобы восстановить кожу на ноге, — он зашевелился. Почти мгновенно это переросло в судороги, и его глаза закатились к затылку. Гермиона попыталась удержать его на месте, но он легко вырвался из ее рук. — Драко! — закричала Гермиона, когда он выдернул запястье. Она знала, что его организм будет бороться с противоядием, но она ничего не могла с этим сделать — разве только убедиться, что он не навредит себе в процессе. Гермиона ахнула, когда две руки метнулись вперед и грубо схватили ее за плечи. Драко резко выпрямился, притягивая ее ближе, пока они не столкнулись взглядами на одном уровне. Его глаза снова стали бледно-серыми, но зрачки по-прежнему были нечеловечески узкими. Хотя он смотрел прямо на нее, казалось, его взгляд был невидящим. Он резко дернулся и угрожающе зашипел, заставляя страх пронзить ее насквозь. Она не была уверена, насколько он контролировал себя, поскольку его тело переживало внутреннюю войну. — Маленькая львица испугалась? — промурлыкал он, пугающая улыбка мелькнула на его лице, и он продолжал дергаться и рычать. Его рука нежно обвилась вокруг ее шеи, и Гермиона почувствовала, как сердце учащенно забилось, когда он тихонько сжал ее. — Похоже, змея задушила маленькую львицу, — прошептал он, склонив голову так, что его нос коснулся нижней части ее челюсти. — Драко, позволь противоядию излечить тебя! Перестань сопротивляться! — Интересно, — продолжал он, слегка отстраняясь, но не ослабляя хватку. Его рука на ее шее чувствовалась твердой, удерживала ее на месте, но не перекрывала дыхательные пути, — какую боль причиняет тебе то, что ты не знаешь всей правды. Твоя защита всегда слаба передо мной, и это убивает тебя, не так ли? Не иметь и малейшего понятия, как далеко я зашел, сколько границ переступил, чтобы выжить, — говорил он низким, слегка охрипшим голосом, сверкая глазами. Его лицо стало восковым, а губы растянулись в острую злую улыбку. — Давай, Грейнджер, спроси меня. Спроси меня, что я сделал. Спроси, как я это сделал. Гермиона вздрогнула от холодного дыхания, которое ласкало ее ухо. — Что… что ты сделал? — Все эти истории в газетах, перешептывания между членами Ордена — это лишь детские сказки по сравнению с тем, что я видел и делал, — усмехнулся он. — Я был гончей Темного Лорда. Ты понимаешь, что это значит? Можешь ли ты хотя бы предположить, как я смог подняться по карьерной лестнице и завоевать у него доверие? Все потому, что я не раздумывал, не чувствовал угрызений совести. Я подчинялся каждому приказу, охотился, ловил и пытал магглов и грязнокровок, таких же, как ты. Гермиона вздрогнула от его признания, ее собственный шрам горел на руке. И все же в его голосе было что-то еще, чего она не могла уловить, — ненависть, скрывающаяся за этим оскорблением, не была адресована ей. Нет, это была ненависть к самому себе. — Скажи мне, — снова начал он, пристально глядя на нее из-под бледных ресниц, — разве это делает меня чудовищем? То, что я не чувствую угрызений совести? Сожаления? Что я сделаю это снова, особенно если это будет означать, что я и моя семья останемся живы? Его хватка начала ослабевать, и он наконец отпустил ее, а затем упал обратно на кровать, совершенно изнеможденный, будто внутри него ничего не осталось. Она смотрела, как его тело медленно расслабляется, а оставшиеся чешуйки покрываются корочкой и отслаиваются от кожи. Ее пальцы все еще дрожали после его признания. Но вместо страха в ней отозвалась темная частичка, которая находилась глубоко в груди. Все мысли и чувства разом вырвались из клеток, в которых она их заперла, заставляя ее взглянуть на каждую черту искаженного образа женщины, что смотрела на нее в зеркало, — на ту ее часть, которая была способна предпочесть одну жизнь другой, на ту, которая была способна превратить людей в цифры и фигуры, в планы и протоколы, в необходимость для какого-то высшего блага. На ранних этапах войны она утешала себя тем, что никогда не отнимала жизнь своей палочкой. Но какая разница, если она оставляла врага, такого же человека, как и она сама, на обломках, истекающего кровью от вырвавшегося наружу гнева и, скорее всего, умирающего в одиночестве на поле боя от ран, нанесенных ее проклятиями. Кто она отныне? Почему вдруг стало так легко не чувствовать даже гнева. Раскаяния. Что отличало ее от других? Разве она была невинной, когда ей приходилось прогрызать себе путь зубами, если это означало еще один день выживания — и она делала это снова и снова… — Мы все монстры, — прошептала она, когда его глаза окончательно закрылись, — не все одного вида, но это то, кем мы являемся. Она еще минуту смотрела на его спящее тело, после чего опустилась на колени, опустошая желудок.***
Гермиона вскинула голову, услышав болезненные стоны и шорохи. Она моргнула, и комната, окутанная туманом, обрела четкость при тусклом свете свечи на прикроватном столике. Драко, поняла она, вздрогнув. Где-то посреди ночи она задремала на полу рядом с кроватью. — …нет, я не хочу, я не… — Гермиона выругалась, увидев, как Драко трясется и царапает свою кожу. Она наблюдала за ним до глубокой ночи, пока усталость наконец не настигла ее. Противоядие, похоже, сработало — там, где когда-то была чешуя, теперь виднелась розовая плоть. Его клыки и когти уменьшились, что вернуло его в нормальное — человеческое — состояние. Страдальческий стон вновь сорвался с его губ, когда Гермиона попыталась освободить его руки от бинтов. — Я их не знаю! Прекрати это! Я не могу, я не могу… — Драко! — в отчаянии воскликнула она. Он ни разу не просыпался после их разговора. Она крепко сжала его запястья, в попытках остановить его неистовые движения, его кожа была горячей под ее ладонями. Она заметила, что его лицо раскраснелось, а мягкие волосы слиплись от пота. Осознав, что его лихорадка спала, Гермиона вздохнула с облегчением и наколдовала мокрое полотенце, после чего положила его Драко на лоб. — Тсс, успокойся, скоро все закончится, — пробормотала она. Тело Драко обмякло, а напряжение спало, когда она наколдовала еще несколько полотенец. Мгновение спустя его веки слегка приподнялись, темные глаза широко уставились на нее из-под влажных ресниц. — Грейнджер… Грейнджер… Гермиона… — бессвязно пробормотал он, в замешательстве нахмурив брови. — Это не она… Я ее не знаю… — бормотал он себе под нос, корчась в отчаянии. Гермиона дважды проверила, не порвал ли он бинты, а затем плотнее натянула одеяло на его голый торс. — Успокойся. С тобой все в порядке. Отдохни немного, — объяснила она, но он продолжал хрипло дышать. Не раздумывая, она убрала спутанные пряди с его лба, мысленно вспоминая список зелий, которые ей понадобятся, если его галлюцинации усилятся. — Грейнджер! — Он вскочил, чуть не сбив ее с ног. Его глаза были широко раскрыты, а руки сжимали ее предплечья — наверняка оставят после себя синяки. — Тебе нужно убираться отсюда! Беллатрикс вернется! Я не могу, я не могу… Гермиона застыла. Он вспоминал ночь в Малфой-мэноре. Ее шрам пульсировал, в голове всплыло воспоминание о Малфое — он бесстрастно смотрел, как она корчилась в конвульсиях у его ног. Ее темная кровь, льющаяся на полированный белый мраморный пол, электричество, обжигающее ее вены, и пронзительный смех, больше похожий на визг, эхом отдающийся в болезненной симфонии ее криков. Грязнокровка, грязнокровка, грязнокровка. Пойдем, Драко. Женщина с белокурыми волосами, тонкими чертами лица и холодными глазами. А с ней рядом бледный мальчик с пустым взглядом, одной рукой сжимающий свою палочку — костяшки пальцев совсем посинели, — другой рукой схвативший ладонь женщины. Пойдем, Драко. — Грейнджер! Тебе нужно убираться отсюда! Он убьет мою семью! Я не могу… — хрипло сказал Драко, вырывая ее из воспоминаний. Это действительно случилось — она выжила. Она выбралась наружу. — Тише, Драко, — сказала она, наконец собравшись с духом. — Все кончено. Мы сбежали. — Его брови нахмурились, и он облегченно вздохнул. Как только Гермиона вновь усадила его, она встала, намереваясь пройти на кухню и приготовить себе чашку чая, чтобы сосредоточиться на чем-то другом. Она обернулась только тогда, когда его рука лихорадочно сжала ее запястье, обнаружив, что Драко смотрит на нее разъяренным взглядом. Его тело было напряжено, а попытки сопротивляться сну заставляли венку тикать на виске. — Грейнджер… Гермиона… Я ничего не мог сделать, я не мог, — выдавил он. Он все никак не отпускал ее запястье, и Гермиона снова села на кровать, не зная, как ей поступить. — …останься… пожалуйста, — сонно пробормотал он, все еще борясь со своими веками, чтобы те оставались открытыми. Затем он со всей силы потянул ее за запястье и поерзал на узкой кровати. Через мгновение, побуждаемая какой-то неведомой силой, Гермиона сбросила туфли и осторожно забралась под одеяло. Он сразу же расслабился, напряжение покинуло его лицо и тело, за исключением твердой теплой руки на ее запястье. Поскольку он держал ее очень крепко, у нее не было другого выбора, кроме как встретиться с ним лицом к лицу. Ее пульс ускорился от близости, тепло, исходящее от его обнаженной груди, проникло в ее дрожащие кости. Казалось, почувствовав ее неуверенность, он притянул ее ближе, пока ее нос не коснулся его обнаженного плеча. Он расслабился от прикосновения, глубокий вдох слетел с его губ и окутал раковину ее уха теплотой и лаской. Гермиона моргнула, ее сердцебиение выровнялось, подстроившись под ритм его большого пальца, скользящего по внутренней стороне ее запястья. Свет свечи, казалось, померк сам по себе, и на неё нахлынула жуткая усталость. Прежде чем погрузиться в сон, она услышала слабое бормотание у себя на ухе. — Мне жаль.***
Легкое щебетание птиц, доносившееся из окна у кровати, заставило Драко пошевелиться. Он крепко зажмурился, зарываясь головой во что-то теплое и мягкое, пахнущее свежими цветами в такое холодное утро. Его разум прояснился — он очень давно не чувствовал себя таким расслабленным. Его нога и тело больше не горели, и он больше не чувствовал, как лед обжигает его вены. Он смутно вспоминал о том, что произошло после того, как он побежал за Грейнджер и повалил ее на землю, когда та тварь прыгнула на нее. Все, что он мог почувствовать, — это боль от впивающихся в кожу резцов, что разрывали плоть на части, пока жидкий огонь проникал в его вены. Потеря контроля — ярость, отчаяние, карие глаза, теплое прикосновение к плечу, пальцы, касавшиеся лба, ровный пульс и имя, Гермиона, Гермиона, Гермиона, стучащее в ушах. Мы все монстры, не все одного вида, но это то, кем мы являемся. Драко нахмурился, держа глаза закрытыми, притягивая тепло ближе, обвивая ладонями и прижимаясь к нему, удовлетворенно вздыхая. Внезапно тепло вырвалось из его рук. Сбитый с толку, Драко открыл затуманенные глаза и моргнул, увидев копну вьющихся волос и огромные глаза, уставившиеся на него. Дерьмо. — Грейнджер? — прохрипел он. Черт. — Ты, вероятно, не помнишь, но ты бредил и… Драко попытался сесть, но поморщился, схватившись за голову, поскольку прежняя легкость тут же исчезла. Он услышал звон склянок, а затем к его губам прижали прохладное стекло и влили в горло коричневое вещество, похожее на слизь. На вкус оно напоминало грязь и тухлые яйца. Он бы выплюнул его, если бы не мгновенное облегчение, которое принесло это зелье. После того, как ему удалось проглотить отвратительный напиток, он закрыл глаза, позволяя себе притупить головную боль. Он чувствовал пульсацию, но она больше не отдавалась тяжелым стуком. — Как ты себя чувствуешь? — прозвучал неуверенный голос. Теперь он полностью открыл глаза, осматревшись и узнав хижину. Он взглянул на ведьму, которая меняла ему повязки. — Хорошо, — прохрипел он. На мгновение воцарилась тишина, пока она снова наносила мазь на его шрамы. Он лишь наблюдал за ней, откинувшись на спинку кровати и пытаясь разобраться в своих воспоминаниях. — Ты повела себя ужасно глупо, — пробормотал он. Гермиона прекратила свои манипуляции, ее щеки покраснели. Он ожидал увидеть борьбу в ее глазах, но когда она наконец посмотрела на него, обнаружил лишь чувство вины. — Я знаю, — сказала она, отводя взгляд. — Тогда мне казалось, что риск стоит того. — Стоит твоей жизни? — спросил он, теперь уже сердито. Она пожала плечами, ее взгляд был отстраненным. — Из извлеченного яда я сделала противоядие, — ответила она тем сухим голосом, который он так ненавидел. — Я уже отправила Кингсли и Муди образцы и отчет. Конечно, возможно, они используют другой вариант, но, по крайней мере, мы подготовлены… Холодная рука схватила ее за локоть, заставив девушку повернуться к нему лицом. Он сидел полностью выпрямившись, нервно подергивая челюстью и свирепо глядя на нее. — Мы должны быть партнерами, Грейнджер, — заключил он. Настолько спокойно, что это казалось убийственным. — Ты не можешь действовать так безрассудно, — прошипел он. Гермиона посмотрела на его бледное измученное лицо. Он был прав. Она рисковала не только своей жизнью, но и его. — Ты прав… — вздохнула она. — Это было глупо с моей стороны. Драко старался скрыть свое удивление от ее признания и просто кивнул в ответ, убирая от нее руки и ложась обратно в кровать. Гермиона возобновила осмотр, произнеся диагностическое заклинание и сделав несколько заметок. — Как твоя голова? Все еще болит? Ты помнишь что-нибудь из прошлой ночи? Брови Драко нахмурились. — Перед глазами мелькают вспышки воспоминаний, в частности о том, что произошло после того, как я аппарировал. Потом ты дала мне противоядие и мои воспоминания полностью прояснились. Наша битва… До того, как я потерял сознание… Но после… — Кошмарные воспоминания закружились в его голове. Он не мог отличить сон от реальности. Покусывая кончик пера, Гермиона рылась среди склянок на прикроватной тумбочке. — Хм, это не удивительно. Как мне показалось, ты колебался между своими воспоминаниями и реальностью, когда у тебя началась истерика, ты бормотал совершенно бессвязные вещи, которые, конечно, не имел в виду… Драко напрягся, заметив неуверенный взгляд на ее лице. — О чем я говорил? Ведьма отвела взгляд, переминаясь с ноги на ногу. — Ну, на самом деле ты вел себя очень странно. Ты бессвязно рассказывал что-то, и я уверена, что ты сам этого не осознавал… — Что именно я сказал, Гермиона? — процедил он сквозь зубы. Она замерла, глядя на него так, будто смотрела на задачу по арифмантике или на зелье, что вызывало побочные эффекты, которых она не ожидала. — Кажется, ты вспоминал ту ночь, когда нас схватили в поместье, — Драко побледнел, желудок скрутило. — Ты без конца бормотал, что не хотел этого делать, что ты нас не знаешь и что я должна сбежать. А после… ты сказал, что сожалеешь. Повисла тяжелая пауза — оба не знали, что сказать. — Не стоит забывать, что это довольно распространенный побочный эффект, учитывая дозу зелий, которые ты принимал. Не говоря уже о яде, который я извлекла. На самом деле, когда я расщепляла его, он… — Я имел в виду именно это. Гермиона заморгала, глядя на него, пытаясь понять, не галлюцинации ли это. Когда она не ответила, Драко прочистил горло и сел, пристально взглянув на нее. — Я серьезно, Грейнджер. Я… мне жаль. Она наконец встретилась с ним взглядом, ее карие глаза в утреннем свете превратились в жидкий мед. — Тебе не за что извиняться. Не то чтобы ты мог сделать хоть что-то в ту ночь — кроме того, ты не опознал нас. — Я прошу прощения не только за ту ночь. Я извиняюсь за все, — твердо сказал он. Он отвел взгляд, не в силах больше смотреть на девушку. — За то, как обращался с тобой в Хогвартсе, за первые несколько ночей после того, как мы со Скорпиусом приехали… когда ты впервые разбудила меня после кошмара… Прости за все. — Краем глаза он заметил, как она сглотнула. Та ночь, казалось, была так давно — они кричали, подпитывая ненависть друг к другу своими предположениями и гневом. Он обвинил ее в том, что она находилась в безопасности в конспиративных штабах, в то время как ее друзья гибли на передовой. А она набросилась на него из-за их истории, из-за выбора, который он сделал, будто у него вообще был выбор. Драко глубоко вдохнул, подавляя инстинкт запереть свои эмоции, применив окклюменцию. — После того, как ты разбудила меня от этого кошмара, я был зол на то, как ты осуждающе ты смотрела на меня, потому что ты понятия не имеешь, через что я прошел. Это бесило меня каждый раз, когда я видел в твоих глазах то самое презрение — словно я и так не знал, как сильно облажался. Но мне не следовало набрасываться на тебя и говорить такие вещи. Она замолчала, ее взгляд казался отстраненным, а на лице играла печальная улыбка. — Ты прав, — сказала она спустя мгновение, — я и понятия не имею, что случилось с тобой до того, как ты попал сюда, и думаю, никто никогда не поймет, через что ты прошел. Но это не дает тебе права обесценивать опыт других людей. Мы все страдали — не стоит сравнивать глубину шрамов. Каждый из нас ежедневно проходит через боль. Но, несмотря ни на что, все, что мы чувствуем, все равно остается важным, каким бы незначительным оно ни казалось. — Она посмотрела на него с жесткостью в глазах. — Я никому не должна ничего объяснять или оправдываться, крича о том, как много я потеряла из-за этой войны. Точно так же и ты никому ничего не должен. Тяжелое молчание повисло в воздухе между ними. — Но… спасибо. За извинения, — Гермиона прикусила губу, на ее лице отразилась нерешительность, но вскоре она сменилась стальной уверенностью. — Ты… нет ничего плохого в том, что я воздвигла вокруг тебя свою защиту. И мне было трудно ослабить бдительность, однако не только рядом с тобой, но и с большинством людей сейчас. И все же, мне тоже… жаль. Прости за то, что делала предположения о тебе и о том, через что тебе пришлось пройти. И мне жаль, что я так с тобой обращалась. Последовала пауза, оба слушали звонкую мелодию птиц. Слова эхом прокатились по Драко, оседая в его голове, в груди. Это странное ощущение успокаивало постоянные буйные волны внутри него. — Не все твои предположения ложны, — пробормотал он. — То, как меня воспитывали и как я вел себя, — это полное дерьмо, и теперь я могу это признать. Да, я делал все для своей семьи, но я не могу отрицать, что был трусом. Не только в ту ночь, когда позволил тебя пытать, но и отказавшись подвергать сомнению то, чему меня учили. — Ты был ребенком. Мы все были детьми, — сказала она. Ее голос был тихим, а в движениях виднелись осторожность, однако он заметил мягкость в ее глазах. — Знаешь, я навещал тебя, — нерешительно сказал он. — На втором курсе, когда открыли Тайную комнату и ты окаменела. Гермиона разинула рот от его признания. — Рон и Гарри превратились в Крэбба и Гойла! Они рассказали мне, как ты рассуждал о моей смерти! — Я не стану отрицать, что пытался верить всему, что говорил о магглорожденных. Я думал, что чем больше буду играть ту роль, которую от меня все ожидали, тем легче будет поверить в то, чему меня учили. Но когда на магглорожденных начали нападать — это казалось слишком реальным. — Я не лгал во время наших боев, когда сказал, что мне действительно наплевать на чистоту крови, как бы я ни старался доказать обратное. Я впервые услышал это оскорбление летом, но никогда и предположить не мог, какое влияние оно окажет. Я не буду отрицать, что пытался походить на своего отца — в этих действиях. Я считаю себя ответственным за каждое жестокое слово, произнесенное мною. Вначале это казалось нереальным — просто слова и оскорбления. Поэтому, когда на тебя напали, я навестил тебя. Сначала это было желание отпраздновать произошедшее. Я думал, что, увидев тебя, почувствую удовлетворение и гордость. Но этого не произошло. Ты лежала на кушетке и выглядела такой мертвой и безжизненной и… Гермиона потеряла дар речи от его признания. На его лице отразился ужас, будто это воспоминание совершенно ясно отразилось в его голове. — Я прощаю тебя, Драко, — тихо сказала она, словно это могло разрушить хрупкое напряжение между ними. Он не ответил, его лицо было жестким, он словно замкнулся в себе на мгновение, пока мягкая улыбка, наконец, не украсила его губы.***
На следующий день они вернулись в штаб. Скорпиус радостно бросился на них обоих. Увидев, в каком состоянии находится его отец, он взял за правило никогда не отходить от него. — …а это гостиная, а в ней телефон, а на стене калтина, а на ней колова, плыгающая челез луну! — Скорпиус сидел на месте, прижавшись к отцу, и «читал» ему книгу. Драко улыбнулся, уткнувшись в волосы сына. В этот момент в комнату ворвалась ведьма с густыми волосами, вокруг нее летали перья и пергамент, а в руке она держала очередную склянку с остатками зелья на дне. Драко бы застонал при виде своего лекарства, если бы ее безумное состояние не отвлекло его. С тех пор как они вернулись, она заперлась в маленькой библиотеке. Ее кудри распушились из-за дождливой погоды, чернила размазались по щеке и носу, и все это время она бормотала себе под нос что-то о змеином яде и алхимии. — Пливет, Мини! — защебетал Скорпиус, увидев ее. Малыш хихикнул, находя ее измотанное состояние забавным. — О, привет, Скорп, — она моргнула из-под кудрей, ниспадающих на глаза, на мгновение отвлекшись от того, что происходило в ее большом мозгу. Гермиона получила выговор от Муди и Кингсли, взяв на себя полную ответственность за действия, которые подвергли опасности ее и ее партнера. Муди неохотно принял ее противоядие и выслушал ее заметки, все же заявив, что это окажет большую помощь Ордену. Затем он что-то проворчал себе под нос, положил свою руку ей на плечо и покачал головой, после чего ушел. Кингсли также выразил свое беспокойство и сказал, что ей повезло. Удача была на ее стороне, но если она сделает это снова, ей запретят работать в полевых условиях. К удивлению Драко, он протянул ему руку и пожал ее, что выглядело почти как… уважение. — Как ты себя чувствуешь, Драко? То, как его имя так легко слетело с ее губ, застало Малфоя врасплох. С тех пор, как они оказались в хижине, между ними росло робкое взаимопонимание. Хрупко и неуверенно, но между ними воцарялось что-то светлое. Спокойная непринужденность, которую больше никто не отрицал. — О, у меня все еще немного болят суставы. И в особенности затекла шея — может быть, сделаешь мне массаж? — Драко изо всех сил старался не рассмеяться, его язык скользнул по зубам, и он продолжил любоваться ее пылающим лицом. — Я серьезно, Малфой! — Драко зашипел, когда она послала в него легкое жалящее заклинание. К сожалению, его свирепый взгляд не помешал ей хихикнуть, прикрывши рот ладонью. Хмурый взгляд Драко пронзил ее насквозь, когда смущенный Скорпиус начал смеяться вместе с ней, желая присоединиться к разговору. Когда ее смех утих, щеки по-прежнему горели, а в глазах сиял блеск. Она приняла серьезное выражение лица, когда осмотрела его и в какой-то момент осторожно провела кончиками пальцев от его виска к щеке, чтобы проверить текстуру некоторых небольших рубцов, оставленных чешуей. Драко почувствовал, как его температура поднялась от ее близости, но пытался оставаться неподвижным, даже когда непослушная прядь ее волос касалась кончика его носа. — Ну, согласно твоим жизненным показателям, ты в норме, за исключением того, что пульс немного выше, чем должен быть, — пробормотала Гермиона, вновь погрузившись в мысли. Она повернулась, чтобы обновить свои записи, как вдруг Скорпиус схватил ее за рукав. — Мини, Мини, мой подалок! — Скорпиус смотрел на нее широко раскрытыми глазами, пытаясь точно передать свое послание. — О! — Гермиона встрепенулась, призвала кусок пергамента и передала его Скорпиусу. Драко с любопытством переводил взгляд с Гермионы на сына, а после принял лист, который протянул малыш. Когда он посмотрел на изображение, его глаза расширились в мягком удивлении. — О, это я и квоффл? — Это я! Я ношу безопасную одежду! — На бумаге были нарисованы Драко и Скорпиус на метле — ну, он сделал такой вывод из светлой кляксы на коричневой палке, держащей то, что отдаленно походило на квоффл. К его удивлению, мгновение спустя на рисунке стали двигаться голубые облака. Отец с сыном летели сквозь небесный свод, и солнце освещало их лица. — Мини заставила его двигаться! Драко сжал сына в объятиях. — Мне очень нравится. Спасибо, Скорп. Его сын покраснел, довольный собой. — Ты проделал такую хорошую работу. И взгляни на этот хмурый куст, едва возвышающийся над землей! Это, должно быть, Мини, не так ли? — Драко почувствовал сильный шлепок по плечу, однако это не помешало ему залиться смехом. — Да! Это Мини! Мини не любит летать. — Мне просто нравится находиться в безопасности, Скорпиус, — нежно ответила Гермиона, когда мальчик посмотрел на нее, ища подтверждение. — Давай-ка пообедаем, пока твой отец отдыхает и восстанавливается, — сказала она, подхватывая малыша на руки. — В конце концов, мы ведь не хотим, чтобы его умственные способности ухудшились еще сильнее. По мне так, уже достаточно. Драко поперхнулся водой, послав ведьме свирепый взгляд, когда она с самодовольным выражением лица вышла из комнаты с его сыном на руках.