«Она молча смотрит вверх, на темное небо, печальными глазами цепляясь за каждое движение в бесконечно медленном танце звезд».
Нил Гейман
***
Яркая полоса молнии пронзила серое небо, глубоким грохотом пробрав Гермиону до костей. Несмотря на тяжелые тучи, очевидно предвещающие дождь, небо не потеряло ни единой капли. Поднявшийся ветер ласкал шею девушки, а ее тело горячо приветствовало теплый бриз. Пот стекал по ее носу, но она не обращала на это внимания, сохраняя бдительность и сосредотачиваясь на своем противнике, кружащем вокруг. Лицо Драко походило на спокойную бесстрастную маску, но она не позволила его чарам выбить себя из колеи. Ранним утром, прежде чем приступить к своим исследованиям, Гермиона самостоятельно практиковала то, чему ее научил Малфой. Она обнаружила, что полное отключение разума и сосредоточение внимания лишь на боевых упражнениях стало для нее отличным выходом. Это помогало отвлечься. Избавиться от гнева, от излишних разочарований и злобы. — Отлично, — подумала Гермиона, заметив, как Драко согнул правую ногу, и предвидев, что его кулак направляется прямо ей в лицо. Левой рукой она отразила удар, а затем воспользовалась его поражением как возможностью ударить коленом в живот. Однако он предвидел ее следующий ход и плавно уклонился от атаки, после чего нанес ответный удар с разворота, дабы вывести ее из равновесия. Гермиона пригнулась и перешла в защитную позицию, пока он продолжал атаковать. — Неужели это все, на что ты способна, Грейнджер? — насмешливо крикнул он. Гермиона сохраняла бесстрастное выражение лица, плавно уклоняясь и отражая все его атаки, пока он приближался к ней. Драко не проявлял ни капли милосердия, атакуя слабые места Гермионы, пятившейся в сторону штаба. Усталость давала о себе знать, ее движения больше не были плавными и быстрыми — скорее неряшливыми. Загнав Гермиону в угол, он бросился на нее. Однако все, что он почувствовал, — это порыв ветра. Он развернулся, но в следующее мгновение его тело резко врезалось в изгородь от атаки маленькой, но сильной девушки, прижавшей его предплечьем к стене. Его глаза расширились от удивления при виде Гермионы — та смотрела на него с тихим торжеством. Она поднялась на носочки, ее прерывистое теплое дыхание ласкало его шею. — Малфой, неужели это все, на что ты способен? Гермиона слегка отстранилась, ожидая раздражения или гнева с его стороны. Однако единственное, что ей удалось обнаружить, — его полузакрытые глаза. Драко пристально наблюдал за ней с выражением, которое она не могла распознать. — Отличная работа, Грейнджер. Уголки его губ приподнялись, гордость появилась на лице Драко, когда Гермиона отпустила его. Даже несмотря на расстояние, она не могла не почувствовать их близости. Легкое прикосновение его щеки к ее все еще отдавалось теплым ощущением в груди. Как и воспоминания о его руке, что сжимала ее бедро, пока она шептала ему на ухо. Она прочистила горло. К счастью, когда с неба начали падать тяжелые капли дождя, необходимость в продолжении разговора отпала сама собой. Гермиона подняла глаза к небу, позволяя каплям остудить ее разгоряченную кожу. — Давай зайдем внутрь, — пробормотал Драко, наблюдая за быстро темнеющими облаками. Гермиона кивнула и последовала за ним.***
Гермиона вздрогнула ото сна — темнота окружила ее, крепкой веревкой сомкнувшись вокруг шеи. Она лихорадочно искала палочку. В том кошмаре не было ни света, ни спасения — глаза тех, кому она причинила боль, тех, кого она любила, пронзали девушку насквозь. Ты должна была помочь мне, Миона… Неужели ты не смогла бы спасти нас? Какой ребенок поступил бы так со своими родителями? Ты должна была со всем разобраться! Это все твоя гребаная вина! — Пожалуйста, перестаньте, — захныкала Гермиона. — Мне жаль. Несколько мгновений спустя она склонилась над унитазом. Осознав, где находится, Гермиона попыталась сосредоточиться на холодных плитках, которых касались ее колени, пока ее рвало в унитаз. Она была в штаб-квартире, за ней никто не следил, здесь не было ни единой души. Они ушли, все ушли. Когда сотни голосов в ее голове наконец стихли, она открыла веки и спустила воду в унитазе. В последнее время кошмары преследовали Гермиону все чаще. С каждым разом становясь более ужасающими. Независимо от того, как далеко, по ее мнению, она пробиралась, всегда находилось что-то, что напоминало ей — она не сможет убежать от своих страхов. Ведь человек не может бежать от самого себя. Как ты можешь продолжать притворяться, что все, что ты делал, было оправданно? Убеждать себя, что в конце концов все наладится? Невозможно притворяться, что все совершенные тобой поступки обоснованы. Ты не можешь без конца убеждать себя, что однажды все исправишь. Она слегка ударилась головой о стену ванной. Шторм продолжал бушевать всю ночь, ветер издавал бесконечный гул, а дождь барабанил по крыше. Она подумала о том, чтобы вернуться в постель, но не могла смириться с мыслью, что снова погрузится в сновидения. Гермиона решила, что кошмаров на сегодня хватит, и переоделась. Остаток дня она провела в библиотеке, продолжая свои исследования о яде и сосудах. Она читала и делала пометки, структурируя все от и до. Гермиона находила в этом утешение — было легко расписывать свои задачи по спискам, составляя расписания и планы. В свое время это помогло ей окончить Хогвартс, получив высокие отметки и признание от профессоров. Она думала, что во всем разобралась — что реальный мир работает так же, что до тех пор, пока она может структурировать проблемы и поиски их решений, этого вместе с ее знаниями будет достаточно, чтобы добиться определенного успеха в реальном мире. Она гордилась тем, что ее дисциплина и метод работы давали ей некоторый контроль над своей жизнью. Но если эта война чему-то и научила ее, так это тому, что такого понятия, как контроль, и вовсе не существует. — Мисс Грейнджер, Уотсон пришел, чтобы доставить еженедельный отчет, — совершенно неожиданно в библиотеке появился эльф. В руках он держал пергамент. — Спасибо, Уотсон, — поблагодарила Гермиона, натягивая улыбку. Эльф на мгновение остановился, наклонил голову и посмотрел на нее своими водянисто-фиолетовыми глазами. Спустя секунду он моргнул и кивнул, после аппарировав. Гермиона всегда ценила молчаливое взаимопонимание между ними. Были некоторые вещи, о которых она не могла говорить — не сейчас, — потому что боялась, что если она откроется, то все, что она держала внутри так долго, выберется наружу, набрав такие обороты, что единственное, что она почувствует после, — абсолютная пустота. Гермиона потратила несколько минут на чтение отчета. Несмотря на то, последние миссии обошлись без жертв, она не могла не чувствовать тяжести и грусти, так сильно давящих на нее. Одновременно она испытывала непреодолимое чувство вины. Не было никаких причин испытывать меланхолию — казалось, все было хорошо. И все же в ее груди открылась пустая пропасть. Разве это жизнь? Разве это то, за что она боролась? Ради чего жертвовала? Усталость давила на нее, каждый вдох превращался в попытку выжить. Ее глаза строчка за строчкой изучали тексты о магических ядрах и сосудах. Бесконечные теории и эксперименты без определенного заключения. Она чувствовала подавленность, усталость. Ее не покидало ощущение отсутствия какого-либо прогресса. На мгновение Гермиона закрыла глаза, затем сделала глоток чая. Это было все, что попало в ее желудок в тот день, — она не могла переваривать еду, поэтому просто приготовила обед и оставила его на кухне. Со своего кресла в библиотеке она услышала тихие шаги и хихиканье в коридоре, за которыми последовали и более громкие шаги. К счастью, Драко и Скорпиус, казалось, почувствовали переменчивость в ее настроении и потребность в личном пространстве. Дождь превратился в легкую морось, свеча в библиотеке тихо потрескивала. На мгновение это напомнило ей об уютных дождливых вечерах, когда она занималась в гостиной Гриффиндора, о другом времени и другой Гермионе Грейнджер. Мир тогда был совершенно иной — многое ожидало ее в будущем, все ее усилия и борьба стоили того, чтобы стремиться к какой-то мечте, к миру, в котором ей есть место. Когда-то ее возбуждали приключения. Однажды именно возможность проявить себя и стать частью чего-то большего подарила ей цель, смысл. Но реальный мир оказался совсем не таким, каким она его себе представляла. Война не несла за собой никакого очарования — здесь не существовало славы. Раньше ей казалось, что иметь ведущую роль в чем-либо — замечательно. Но осознание тяжести ноши свалилось на нее, точно ушат воды. Во всяком случае, она не хотела больше чувствовать себя кем-то важным. Не существуй этого глупого распределения ролей, все были бы свободны. Она подумала о Гарри, о Роне и о себе. Если бы они оказались обычными подростками, стала бы жизнь легче? Какой бы она была, если бы на их плечах не лежал груз всего мира? Не являясь «избранным», не разбирая себя на кусочки, чтобы помочь спасти мир, пока от тебя ничего не останется? Гермиона проснулась от внезапного толчка в комнате, залитой угасающим светом. Дождь превратился в ритмичную дробь, но воздух оставался прохладным. Сбитая с толку, Гермиона огляделась вокруг и заметила плед, накинутый на ее плечи. Она никак не могла вспомнить, что же произошло. Когда она успела схватить плед и заснуть? Обхватив голову руками, она попыталась восстановить события. В тот день она почти ничего не успела сделать. Все ее планы, графики, отчеты пришлось отложить, потому что она не могла собраться с мыслями. Она рассмеялась — Гермиона Грейнджер, вернувшаяся в Хогвартс, придерживалась бы своих планов и поддерживала бы хоть какое-то подобие прошлой жизни. Она всегда считала, что прогресс — это линия, идущая в единственном верном направлении вверх. Теперь же она чувствовала, что ускользает, будто ее нагоняет регресс, отчего она становится совершенно некомпетентной. Прошлые успехи Гермионы заставляли ее чувствовать давление и обиду на себя за то, что она не смогла стать той, кем была когда-то, той, кем мечтала стать. В конце концов, кто такая Гермиона Грейнджер без ее упорства, ее интеллекта и ее контроля? Ведь это все, за что ее ценили... Все еще чувствуя себя измученной, Гермиона вернулась в свою комнату. В коридоре было зловеще тихо, если не считать мягкого шелеста листьев деревьев за окнами. Однако ее разум кричал что есть силы, наполняя мозг голосами из прошлого, в то время как ее собственный голос казался потерянным и забытым. Мысленный поток прервался, когда она добралась до своей комнаты. За дверью лежал кусочек шоколада на оберточной бумаге и плюшевый игрушечный дракон. Голоса в голове стали тихими, мир исчез — остались лишь двое. В следующее мгновение она упала на колени, пробегая пальцами по оставленным вещам. Она судорожно вздохнула, и ее глаза наполнились слезами, когда она наконец отпустила себя.***
— Папа, что Мини делает? — с любопытством спросил Скорпиус, сидя у отца на коленях. Малфои через окно наблюдали за ведьмой, стоящей под дождем. Она повернулась к ним спиной, с ее кудрей стекала вода, а взгляд был устремлен к небу. — Понятия не имею, — пробормотал он. Драко усадил Скорпиуса на пол вместе с его игрушками. Малыш без возражений согласился оставаться на месте. Секундой позже, точно сам до конца не осознавая, что творит, Драко обнаружил, что идет под проливным дождем. Его одежда промокла насквозь. Он наконец добрался до Гермионы и молча встал рядом, пока дождь просачивался сквозь его одежду. — Знаешь, иногда мне трудно их вспомнить, — наконец заговорила она глухим, но мягким голосом. — Гарри и Рона. Я отчетливо помню их лица и воспоминания, связанные с ними. Но я не помню, каково это — находиться рядом… Драко молча наблюдал за ее лицом, за тем, как капли дождя тяжело оседали на ее темных ресницах, за тем, как с каждым вздохом с ее губ срывался белый пар. — Я не помню, каково это — иметь лучших друзей. Я и вовсе забыла, каково это — быть Гермионой Грейнджер, — в ее голосе слышалась глубоко засевшая внутри пустота. Она видела слишком многое и слишком многое потеряла. — Иногда я благодарю судьбу за то, что ничего не помню — так не приходится испытывать боль. Но в то же время я чувствую себя чужой в своем теле. И чем больше война разъедает меня изнутри, тем сильнее это пугает. — Жизнь катится по наклонной, Грейнджер, — пробормотал он после долгой паузы. — Иногда я задаюсь вопросом, действительно ли война изменила или просто раскрыла какую-то неизвестную часть меня. Иногда мне кажется, что моим наказанием стала жизнь. Я все еще барахтаюсь в болоте, в то время как настоящие жертвы этой войны мертвы, как и все те магглорожденные волшебники, которые не побоялись дать отпор. Как и моя мать. На секунду он прервался, на его лице читалась явная нерешительность. — Как Астория. Гермиона застыла. Это был первый раз, когда он упомянул о своей покойной жене. — У меня не припасено для тебя никаких гриффиндорских речей, Гермиона, — он грустно усмехнулся, — но помни, что всегда есть вариант послать все к чертовой матери. Весь этот мир. — Гермиона взглянула на него. Он продолжал смотреть вдаль с печальной улыбкой на лице. Через мгновение уголки ее губ приподнялись, и она вновь запрокинула голову к небу, закрыв глаза. Капли дождя продолжали свое путешествие, стекая по ее шее и позвоночнику. Однако Гермиону это вовсе не беспокоило — ее руку согревало тепло другой руки.