Xianle
Мы можем увидеться? Прямо сейчас
Хуа Чэн подумал, что не смог бы отказать, независимо от просьбы. Насколько бы абсурдной она сейчас ни была, он уже достаточно загнал себя, чтоб согласиться на что угодно. Хуа Чэн взглянул на электронные часы. Половина девятого, наверное, не лучшее время для прогулок в парке, учитывая расписание местных автобусов. Hua Hua Я никогда не скажу гэгэ «нет» Где ты хочешь увидеться? В такие ответы иногда не верится. Хочется дать себе пощечину, чтобы убедиться, что не спишь. Вот и Хуа Чэн несколько минут глупо глазел на этот странный набор иероглифов, что по какому-то божественному чуду сошлись во фразе «Хочу приехать к тебе. Можно?». Наверное, если бы Се Лянь видел его сейчас, то моментально пожалел о том, что задаёт такие вопросы без предупреждения. Hua Hua Тебе вызвать такси? Се Лянь ответил отрицательно, попросив лишь выслать адрес. Хуа Чэн пулей выбежал из мастерской, начиная разбирать тот абсолютный хаос, что называл «творческим беспорядком». Вся верхняя одежда, уже прописавшаяся на спинке дивана была в срочном порядке, но достаточно аккуратно, сложена в шкаф, как и несколько пар черных джинс, а сам диван, впервые за пол года, бережно накрыт пледом. Дело с посудой обстояло не лучше. Хуа Чэн считал, что в его жизни есть более важные вещи, чем натирание фарфора губкой, поэтому гора тарелок и столовых приборов заставила лишь горько вздохнуть. Ближайшие двадцать минут он проклинал себя за глупые решения и сердечно клялся больше никогда не оставлять тарелок в раковине. До того как Се Лянь написал заветное «я подъехал», Хуа Чэн успел в буквальном смысле пробежать по квартире с веником и тряпкой. Теперь это убежище художника-одиночки могло принимать гостей. Бесконечно радовало, что погода под вечер прекратила ухудшаться, иначе стоять у подъезда, ожидая спасительную мелодию домофона было бы утомительно, и грозило небольшой простудой. Се Лянь неуверенно переминался с ноги на ногу. Он вцепился пальцами в ручку рюкзака, царапая ее ногтями. Картина оставалась бы очень трогательной, не заметь Хуа Чэн как легко одет он был. Светлые бриджи, кажется домашние, из тонкой ткани, футболка и джинсовая куртка. Хуа Чэн подошёл ближе. Он не стал звать его. Лишь протянул руку и застыл в ожидании. Се Лянь колебался. Оно и понятно. Нечасто поздним вечером пишешь людям, с которыми знаком без году неделя, со странными просьбами. Спустя некоторое время, он все же ответил Хуа Чэну, прикоснувшись холодными пальцами к его ладони. До дверей квартиры они дошли молча. Каждый раз, когда Хуа Чэн хотел начать разговор, напряженный вид Се Ляня, кричащий «я сейчас же ухожу, это была плохая идея» останавливал его. Лишь в прихожей он наконец пришел в себя, ткнув пальцем в висящую на стене картину. По-детски наивная, выполненная кричаще-яркими цветами она привлекала внимание любого, кто входил внутрь. Несмотря на всю свою безобразность, художник, скорее всего, не один день старался, выводя линии одну за другой. На полотне можно было различить два детских силуэта, сидящих где-то на дороге. Но ни выражений лиц, ни примерного возраста увидеть было нельзя. — Это тоже ты нарисовал? Хуа Чэн смущенно откашлялся и потянулся к картине, пытаясь ее снять. — Еще в детстве. Гэгэ, не смотри на этот ужас. — А мне кажется, это выглядит довольно мило! Оставь, А-Чэн, пусть висит. Скрепя сердце, он все же оставил это пестрящее пятно позора на стене. — Ох, точно! Я ведь принес тебе кое-что… — Се Лянь открыл рюкзак и достал из него контейнер с едой. — Это паровые булочки. Я сам приготовил. Ничего страшного, если ты не голоден. — Гэгэ очень внимателен! Ты сам-то ужинал? Я могу приготовить нам лапшу. — Было бы здорово, А-Чэн, — кажется, он наконец повеселел. Стоит посреди прихожей, улыбается. Хуа Чэн аж сглотнул от такого. С каждым днем он понимал, что хотел большего. Видеться чаще, получать больше фото, обменяться номерами, в конце концов. Все хотел попросить, но в последний момент сам себя останавливал. Большая кастрюля с водой уже стояла на огне. Часть посуды, включая сковородки и даже чайник, осталась от хозяев, у которых Хуа Чэн снимает квартиру. Он редко ею пользовался, поэтому на вид она была как новенькая. — Не хочешь узнать, почему я так внезапно захотел приехать? — Се Лянь призраком возник в дверях, не осмеливаясь пройти дальше. — А гэгэ хочет мне рассказать? Хуа Чэн бросил беглый взгляд на Се Ляня. Тот внимательно и немного удивленно следил за процессом приготовления ужина. Фраза про лапшу, конечно, звучала весьма привлекательно, но наверное, стоило уточнить, что тесто на эту самую лапшу еще нужно замесить. — Сейчас, когда я думаю об этом, то причина кажется нелепой. Насколько бы глупой не была причина, Хуа Чэн понимал, что мало событий, которые заставят вот так сорваться. Например, он сам как-то посреди ночи уехал к Хэ Сюаню только потому, что ему приснился кошмар, а сигареты закончились. На тот момент, это и в правду казалось разумным решением. Осознание пришло тогда, когда взъерошенный ото сна Хэ Сюань покрутил пальцем у виска. Кажется, он тогда сказал «Ты либо идиот, либо безмозглый идиот, раз забыл про круглосуточный магазин в соседнем доме». — На самом деле, это не так уж и важно, — Хуа Чэн наконец закончил раскатывать тесто в тонкий пласт и начал нарезать его острым ножом на узкие полоски. — Я не говорю о том, что не важна причина. Не важно на сколько она нелепая. Даже если ты просто захотел выйти из дома, потому что нет сил помыть посуду. Се Лянь хмыкнул и наконец присел за стол, облокотившись о стену. Сначала он просто следил за тем, как с лезвия ножа сползает лапша, утопая в кипящей подсоленной воде, а потом он подошел ближе. Хуа Чэн как раз взял шумовку, чтобы размешать содержимое кастрюли, но его руку внезапно перехватили. — Можно я? — Се Лянь смотрел таким щенячьим взглядом, что отказать было бы сложно. Он с таким усердием водил шумовкой, что Хуа Чэн склонил голову набок от умиления. Наверное, было бы неплохо, однажды увидеть Се Ляня таким же сосредоточенным над приготовлением какого-нибудь блюда, но ранним утром. Солнце бы освещало его силуэт, струясь по складкам длинной футболки, а волосы, собранные в небрежный пучок, все равно выбивались бы наружу. Оказалось, что Се Лянь любит жареный тофу. Он сказал об этом в тот же момент, как он обнаружился в холодильнике. Через пятнадцать минут они наконец сели за стол. Лапша в овощном бульоне была обжигающе-горячая, а вот паровые булочки еле теплые, но при этом очень мягкие. Хотелось говорить обо всем и сразу, отпуская прошедший день в приятной компании. Се Лянь рассказал о том, что поругался с Му Цином, попутно стараясь объяснить кто это вообще такой и почему он думает, что ему позволено контролировать жизнь взрослого человека. О Фэн Сине он тоже упомянул. Все же их первая встреча была полна недопониманий с обеих сторон. — И все же, гэгэ, что такого сказал этот Му Цин, что довел тебя? — «Этот Му Цин»? — Се Лянь кашлянул, попытавшись сдержать смех. — Он называет тебя «этот Хуа Чэн». Мне кажется, вы подружитесь. — Ни за что! Я собираюсь дружить только с гэгэ. — Он просто напомнил мне об одном весьма неприятном случае. Я расскажу тебе как-нибудь потом, хорошо? Хуа Чэн кивнул. Заметив, как Се Лянь поднялся, чтобы убрать со стола, он резко вскочил и усадил его обратно, забрав все грязные тарелки. — Ты мой гость. Отдыхай. — Тогда я могу попросить А-Чэна еще кое о чем? — Конечно. Се Лянь нервно начал постукивать по столу. — Могу я посмотреть на то, как ты пишешь картины? И… — он глубоко вдохнул, приводя мысли в порядок. — А-Чэн, ты ведь куришь. Дашь мне попробовать? От шока Хуа Чэн чуть не выронил мыльную тарелку в раковину. Приподняв брови он уставился на Се Ляня, который от своей просьбы засмущался настолько, что прикрыл лицо руками. Хуа Чэн засмеялся. — Гэгэ, ты когда-нибудь пробовал курить? — Нет. Родители говорили, что это вредно. Рассказывали про болезни и жуткую смерть. Устраивали мне целые лекции раз в месяц, — он убрал руки от лица и сложил их на коленях. — Как-то раз им показалось, что я нарушил запрет. Неделю был под домашним арестом. Отец выпорол, а мать обыскала всю комнату. Она, конечно, ничего не нашла. Но раз меня уже наказали за это, то я имею право попробовать. В мастерской всегда было холоднее, чем в остальной части квартиры. Из-за постоянной работы с масляными и акриловыми красками запах растворителя уже почти не выветривался. Хуа Чэн даже зимой не закрывал форточку. Только выносил картины в другую комнату. Се Лянь поежился от холода и Хуа Чэн сразу же накинул на его плечи свою куртку, что обычно висела на вешалке у входа. — Ты можешь простыть. Хотелось бы задержать прикосновение на его плечах, но кажется, что и так прошло уже достаточно много времени, чтобы посчитать их неприличными. Хуа Чэн выдыхает и подводит Се Ляня к холсту, стоящему на мольберте посреди комнаты. Это центральная часть курсовой. Уже отчетливо видны абстрактные формы, складывающиеся в очертания тянущихся к единому ангелов. Это единое — белый шар света. Под ногами прорисованы белые пионы, а крылья обрываются на середине. Се Лянь завороженно рассматривал картину. Он аккуратно подошёл ближе, боясь, что даже дыхание может разрушить эту красоту. Хуа Чэн, правда, его опасений не разделял. Он взял широкую кисть и вручил ее Се Ляню. — Я буду очень рад, если гэгэ поможет мне. Се Лянь сначала не понял, о какой помощи идет речь, но быстро сообразил, что именно за предмет держит сейчас в руке. — Нет, нет! А-Чэн, ты чего? Я же не умею. Я сейчас все испорчу. Эта картина такая красивая, а я… — Гэгэ, не бойся. Хуа Чэн, придерживая одной рукой Се Ляня за талию, отвел его на два шага назад. — Во-первых, нельзя стоять близко к работе. Картину нужно видеть целиком. Во-вторых, никогда не бойся класть цвет. Это ведь искусство. Оно идёт от сердца, а не от разума. Он обхватил руку Се Ляня, что держала кисть, своей ладонью. На ощупь она оказалась очень мягкой. По такой хотелось бы проводить кончиками пальцев, запоминая все шероховатости. Хуа Чэн опустил руку Се Ляня к баночке с колером, который он использовал как основной тон в тенях и набрал немного краски, заставив его вздрогнуть, когда цвет плотным пятном лег на белоснежную часть. Тогда Хуа Чэн чуть крепче перехватил чужую талию, прижав человека к себе спиной. Он продолжал водить кистью, зажатой в руке Се Ляня, вырисовывая складки одежд и тени на перьях. Увлекся так, что не заметил, как на его плечо легла голова. — А-Чэн. Спасибо тебе, — произнёс Се Лянь тихим голосом. — За что? — Я всегда хотел нарисовать что-нибудь красивое, но мои навыки оставляли желать лучшего. Сегодня я смог стать частью твоей потрясающей работы. Хуа Чэн не удержался и наконец обнял Се Ляня, уткнувшись носом в его шею. С первого дня встречи он не мог выбросить из головы эти манящие изгибы, как и Се Лянь не прекращал своих попыток раздразнить его. — А ещё гэгэ стал частью нашего ужина! Прозвучавшая настолько двусмысленно фраза сначала повергла в шок, а потом заставила содрогнуться от хохота. Хуа Чэн имел в виду, конечно же, паровые булочки и рвение Се Ляня размешать лапшу. И ничего другого, правда. Кисть вновь погрузилась в банку с растворителем. Позже Хуа Чэн подарит Се Ляню несколько холстов и совсем новенькие синтетические кисточки, чтобы тот время от времени выплескивал свои эмоции. Но больше всего ему будут нравиться картины по номерам. Хуа Чэн даже будет для каждой изготавливать отдельную рамочку и вешать на стену. Но сейчас он только достаёт из нагрудного кармана куртки пачку Lucky Strike с ментоловой капсулой. Ее он купил на днях. Хуа Чэну нравилось, как приятно обволакивало горло ментолом. Он сжал фильтр одной сигареты, активировав капсулу и подкурил. — Ну что? — Хуа Чэн приподнял бровь. — Попробуешь? Се Лянь утвердительно кивнул и забрал прикуренную сигарету. Он, правда, понятия не имел, что с ней делать дальше. Около минуты просто вертел в руке, рассматривая со всех сторон, а когда решился затянуться, тут же закашлялся, почти сложившись пополам. — Гэгэ, не надо так сразу! — Хуа Чэн похлопал его по спине, пытаясь вернуть в прежнее положение. — А как надо? — Для начала не пережимай фильтр. Видишь эти маленькие точки по кругу? Не закрывай их пальцами. Выдохни, затем сделай небольшой затяг, убери сигарету и втяни дым в легкие. Потом выдыхай. Се Лянь недоверчиво переводил взгляд с Хуа Чэна на сигарету и обратно, но все же попытался сделать так, как объяснили. На этот раз он почти не кашлял и даже смог ощутить вкус ментоловой капсулы. Наблюдать за тем, как Се Лянь выкуривает первую в жизни сигарету было довольно забавно. Упрямо стараясь отработать незаслуженное наказание. Даже если совсем не нравилось. Он наконец затушил ее о стоящую на подоконнике пепельницу. — Гэгэ счастлив? — По моему это ужасно на вкус! Но почему-то я чувствую себя очень хорошо. Тонкая струйка дыма поднималась от тлеющей сигареты, полностью исчезая в сквозняке. Если прислушаться, то помимо проезжающих авто можно было четко услышать тяжелое дыхание и биение двух сердец. Чем они были наполнены в этот момент: бесконечной тревогой или бесконечным счастьем? Се Лянь снова сделал шаг на встречу, прижавшись щекой к крепкому плечу человека напротив, позволяя себе раствориться в теплых объятиях. Интимность момента прервал внезапный звонок от Цинсюаня. Се Лянь, правда, ни на сантиметр не отстранился, продолжая ластиться к Хуа Чэну. — Да, Цинсюань… Нет, не забыл. Я сейчас не дома. Неважно. Я попрошу ноутбук и загружу. Он вопрошающе поднял глаза и увидев, как Хуа Чэн кивнул, расслабился. — Да, сегодня же и загружу. — Се Лянь убрал телефон и громко вздохнул. — А-Чэн, я могу попросить у тебя ноутбук? Хуа Чэн, конечно, не сразу вспомнит о том, что браузер с недавнего времени по умолчанию открывается на странице Ютуба, что половина страницы рекомендаций это видео его любимого асмртиста и что он давно сменил аккаунт, оставив в подписках только один канал. Когда вспомнит, будет поздно. Се Лянь уже вернется в мастерскую. Несколько секунд он будет пристально смотреть на Хуа Чэна, как на провинившегося школьника, но тему эту поднимать не станет. Просто улыбнется и скажет, что все закончил. Хотя они никогда не осуждали друг друга за странные интересы, Хуа Чэн все еще волновался о том, что подумает объект воздыхания, узнав, что ему нравятся такие вещи как шепот, цокающие звуки и какие-то странные ролевые. Вдруг он посчитает это слишком нелепым или даже диким. Се Лянь, правда, решил спросить об этом уже перед сном. В полной темноте он прошел от спальной комнаты, в зал, где на диване ютился Хуа Чэн. Он присел на край и провел рукой по распущенным черным волосам. — А-Чэн, ты спишь? Хуа Чэн мотнул головой и в один миг поднялся, встретившись взглядом с Се Лянем. — Я тут подумал. Тебе нравятся видео с АСМР тематикой? — Мгм… — его пальцы слегка дрогнули, а взгляд уперся куда-то в сторону. Тишина снова окутала их обоих. Неожиданно губы Се Ляня скользнули по левому уху Хуа Чэна. — Я тоже кое-что умею. — сказал он очень тихо, немного хрипло и даже мокро. Его пальцы нежно прошлись по грубой коже лица, поддев край глазной повязки, которую Хуа Чэн снова забыл снять. Он не переставал говорить. Негромко, невнятно и успокаивающе, заставляя сердце биться быстрее. От каждого звука и прикосновения мурашки ползли по телу. Особенно по затылку. Уши стали пунцовыми, а губы начали дрожать, желая поглотить каждый звук — любые гласные и согласные, что выходили из этого рта. Хуа Чэн ухватился за футболку Се Ляня. Он сминал ее, слегка оттягивал вниз, тянулся к воротнику, а затем просто обхватил его спину обеими руками. Тяжело выдохнув, он прижался крепче, оставив легкий поцелуй на его шее. А затем выше. И еще один — уже на нижней скуле. Се Лянь слегка запрокинул голову, не переставая невесомо ласкать кончиками пальцев лицо Хуа Чэна, зарываться в его волосы и царапать затылок. Его собственное тяжелое дыхание наконец встретилось с таким же тяжелым дыханием Хуа Чэна. — А-Чэн, — выдохнул Се Лянь в губы, находящиеся в нескольких миллиметрах от его собственных, прежде чем почувствовать глубокий поцелуй.