***
Он вздремнул после того, как его семья уехала, всё ещё чувствуя себя немного одурманенным после операции и лекарств. Уже вечер, когда он просыпается от голосов перед своей палатой, и у него едва хватает времени, чтобы как следует проснуться, прежде чем он слышит, как открывается дверь. Две секунды спустя голова Пак Ханыля появляется из-за угла, телохранитель широко улыбается, когда его взгляд останавливается на Юнги. — Привет, Юнги-я, ты в порядке, чувак? — Прочищая горло, Юнги пытается сесть, но прежде чем он успевает придумать ответ, Ханыль продолжает: — Посмотри, что притащил кот. Я нашёл двух дворняг, которые хотели тебя видеть. Он делает шаг в сторону, так что Юнги может видеть, как Хосок и Намджун входят в комнату, младший явно сомневается больше, чем парень Юнги. — Очень смешно, хён, — говорит Хосок, проходя мимо него к кровати Юнги в пару длинных шагов. — Эй, детка, чёрт возьми, я так рад, что у тебя всё хорошо. — Сок-а, — он протягивает здоровую правую руку, притягивает его к себе, несмотря на то, что Намджун и Ханыль находятся в комнате. Они никогда не целуются на глазах у других, но прямо сейчас ему всё равно, и на самом деле именно он соединяет их губы, как только Хосок оказывается в пределах досягаемости. Хосок без колебаний целует в ответ, обхватывает его щёки обеими руками, и Юнги чувствует его дрожь, непроизвольно хватая Хосока за плечо немного сильнее. Лично Юнги никогда не боялся операции и сосредоточился в основном на своём выздоровлении и быстром возвращении к работе (что далеко не так быстро, как ему хотелось бы). Однако его бойфренд не слишком преуспевал в течение недели, предшествовавшей этому дню. Хосок — веселый человек, и иногда он может быть очень раздражительным, но в целом он один из самых профессиональных людей, которых знает Юнги, и то, как он придерживается своего графика сна, является лишь одним из примеров самоконтроля, который он демонстрирует. В то время как Юнги борется со своими привычками сна в течение длительного времени, часто просыпаясь по крайней мере один раз за ночь и испытывая проблемы с засыпанием, Хосок может без проблем отключиться и легко проспать шесть или семь часов. Но в последнее время Хосок ворочался по ночам и не мог нормально питаться, потому что операция сильно его напрягала. Иногда он становится таким, беспокоится о чём-то до тех пор, пока ему не становится физически плохо, и на это тяжело смотреть. Юнги пытался облегчить беспокойный разум своего любовника в меру своих возможностей, сначала с помощью информации, например, о том, как именно будет выглядеть процедура и какие рекомендации ему дали врачи, затем с помощью отвлекающих факторов, таких как бодрящие фильмы, объятия и закуски; чёрт возьми, Юнги даже трахнул его дважды за одну неделю, потому что быть снизу, кажется, приводит Хосока в состояние полного расслабления. На данный момент их с таким же успехом можно назвать универсалами, и Юнги ещё не готов расстаться со своим титулом абсолютного боттома. Но ничто на самом деле не помогло, и теперь, когда операция сделана, по крайней мере, Хосок, Юнги надеется, сможет вернуться к нормальной жизни. — Хён, прекрати пялиться, — слышит он упрёк Намджуна и ответный гудящий звук от его бывшего телохранителя. — Я смотрю на любовь, Намджун-а, — говорит Ханыль, и Юнги чувствует, как губы Хосока растягиваются в улыбке, прежде чем он, наконец, отстраняется. — Тебе не нравится смотреть, как целуются парни, Джун-а? — дразнится он, и Юнги знает, что он просто шутит, но Намджун, милый придурок, каким он иногда бывает, конечно, воспринимает это всерьёз и сразу начинает ныть. — Дело не в этом, Хоба, ты знаешь, что я не придурок… это просто странно, потому что это вы, ребята, и вы никогда не целуетесь при мне… или ком-нибудь ещё. Хосок выпрямляется, делая шаг ближе к их лидеру. — Я просто прикалываюсь над тобой, глупый, — смеётся он, обнимая его за плечи, когда Намджун подходит ближе, чтобы поприветствовать Юнги. Он смотрит на руку Хосока, всё ещё немного надувшись. — Если бы я был гомофобом, я бы определенно общался с другими людьми, видя, как все мои близкие друзья увлекаются парнями, — сетует он. — О, но Намджун-а, — продолжает Хосок, его рука скользит вниз с плеча Намджуна на талию, его голос понижается на октаву. — Мы будем более чем рады приветствовать тебя в нашем клубе, чем больше, тем веселее. Взгляд Намджуна следует за его рукой до конечного пункта назначения, затем он очень медленно поворачивает голову, чтобы посмотреть на Хосока с удивительно самодовольным для натурала выражением лица. — Ты, кажется, всегда забываешь, что ты очень приятный парень, Сок-а, и никто не возражает быть рядом с тобой. Я мог бы заставить тебя взбеситься в одно мгновение. — Он удерживает зрительный контакт пару секунд, затем внезапно наклоняется, как будто хочет поцеловать Чона, и оба, Юнги и Ханыль, разражаются смехом, пока Хосок визжит и отпрыгивает, спеша мимо Ханыля на другую сторону комнаты. — Не-а, извини, Джун-а, я люблю тебя, но не так. Намджун тоже посмеивается, явно не обидевшись. Они двое — одни из наименее обидчивых людей в Бантан: Намджун неловок, когда дело доходит до прикосновений в целом, а Хосок в основном проявляет привязанность к младшим, иногда и к Юнги, хотя он стал немного сдерживать свои инстинктивные реакции, чтобы не вызывать подозрений у АРМИ. Но с Намджуном, между ними всегда был дополнительный слой неловкости, дистанция с обеих сторон, которую Юнги никогда не испытывал с Хосоком, и это, он не может не заметить, когда Ханыль притягивает Намджуна в объятия, кажется, не существует между Намджуном и его телохранителем тоже. Их лица близко, когда они смеются вместе, когда Ханыль говорит ему, что никогда бы так от него не отмахнулся, и выражение лица Намджуна, когда Ханыль отворачивается от него и разговаривает с Хосоком, можно почти описать как «влюблённый». Он знает, что это не так, он видел достаточно фанатских видеороликов с разными пэйригами, которые демонстрируют Намджуна, смотрящего на каждого члена группы и других людей точно таким же взглядом, который у него всегда появляется, когда он любит кого-то или гордится ими, и это искренняя привязанность. Он просто такой, какой есть, легко читаемый, плохой актёр и честный человек как в хорошем, так и в плохом смысле. Если Намджун смеётся во всё лицо, значит, он счастлив. Если улыбка не достигает его глаз, он притворяется. Если он выглядит самодовольным, значит, он чувствует себя самодовольным. Если у него стресс, он будет дуться и расстраиваться. После стольких лет жизни вместе с ним Юнги иногда задаётся вопросом, как он вообще мог не ладить со своим лидером и донсэном, у которого душа нараспашку. И это та особенность Намджуна, которая заставляет Юнги немного надеяться, наблюдая за близостью между ним и Ханылем, хотя он и не знает, на что именно он надеется в конце концов. Разговор вокруг него продолжается, Хосок теперь сидит в кресле, которое раньше занимала его мать, и держит правую руку Юнги вместо объятий, а Мин слушает и кивает, не внося особого вклада в беседу. Остальные знают, что он всё ещё чувствует себя немного опустошённым после операции, поэтому они не заставляют его много говорить после того, как он закончил с кратким отчётом о том, как проходила подготовка к операции и пробуждение после неё. Вместо этого они рассказывают ему о своём дне, о съёмках и о том, как Тэхён случайно разбил прожектор и получил нагоняй от персонала за то, что чуть не порезался, пытаясь убрать беспорядок, который он устроил. — Честно говоря, после моего первоначального шока я просто почувствовал облегчение от того, что это случилось не со мной, — говорит Намджун, лишь отчасти шутя. Он взял другой стул и теперь сидит слева от Юнги, Ханыль стоит в ногах кровати, прислонившись к раме. — Я имею в виду, — Хосок хихикает, сжимая руку Юнги, когда их глаза встречаются, — ты разбил свою долю таких вещей, как кружки, стаканы, тарелки, сердца АРМИ, когда пошли слухи о том, что ты снова женат и у тебя есть дети… — Ханыль усмехается, видя, как Намджун закатывает глаза на это: — Но, насколько я знаю, ты никогда не привлекал внимания, хотя я не думаю, что это выходит за рамки твоих возможностей. Усмехаясь, Намджун откидывается на спинку стула и скрещивает руки на груди: — Нельзя иметь детей, если ты не трахаешься, — бормочет он вполголоса, Ханыль и Хосок всё ещё смеются, но Юнги слышит это и ухватывается за возможность направить дискуссию в другое русло. — Что значит, ты не трахаешься? Его вопрос заставляет двух других мужчин перестать смеяться, и теперь они оба смотрят на Намджуна, который мгновенно немного краснеет. Юнги чувствовал бы себя неловко из-за того, что поставил его в такое положение, если бы Намджун сам не начал эту тему своим замечанием. Как бы тихо он это ни произнёс, у него явно есть желание поговорить об этом, иначе он бы промолчал. — У вас с Хёджин проблемы, Джун-а? — осторожно спрашивает Хосок, бросая косой взгляд в сторону Юнги. И да, Юнги не забыл их разговор после секса пару недель назад. Сначала Хосок был удивлён, сомневаясь после того, как Юнги объяснил свою теорию, основанную на его наблюдениях за день до этого. «Я не знаю, разве они не просто действительно хорошимие друзья?» — спросил он тогда. «Типа, я понимаю, Джун-и определённо во вкусе Ханыль-хёна, и они очень похожи, но в то же время очень разные во многих отношениях, как будто они дополняют друг друга… но обязательно ли это означает, что Ханыль влюблён в него?» Юнги понимает, он не может точно определить, что заставило его почувствовать, что забота Ханыля об эмоциональном благополучии Намджуна имеет личную мотивацию. Было что-то в глазах Ханыля, что-то в его ауре, что подало сигнал Юнги. Вполне возможно, что он просто более чувствителен к этой теме, чем другие люди, так как успешно скрывал свои собственные романтические чувства в течение почти десяти лет. Похоже, однако, что его парень заинтересован в проверке теории Юнги, потому что его глаза продолжают метаться к лицу Ханыля, когда Намджун отвечает. — Я не знаю, — пожимает он плечами. — Мне кажется, что большую часть времени, когда я вижу её, я делаю что-то или делал что-то раньше, до того, как мы встретились, что выводит её из себя. Например, на днях она разозлилась на меня за то, что я поцеловал её после того, как пообедал с тобой, — он указывает на Ханыля, — и она сказала, что от меня разит чесноком. — Что ты ел? — спрашивает Хосок, отчасти забавляясь. — Честно говоря, просто немного жареного риса с говядиной. Это было даже не так плохо, если честно, верно, хён? — Ханыль кивает, больше не улыбаясь. — И я имею в виду, это долбаная Корея, мы миллион раз ели еду с гораздо большим количеством чеснока, и это никогда не было проблемой. Но она сильно разозлилась из-за этого, и мне пришлось пойти почистить зубы и воспользоваться ополаскивателем для рта, а она по-прежнему не хотела целоваться или вообще быть рядом со мной. — Он пожимает плечами. — Но это не всего лишь один случай, понимаешь? Подобные вещи случаются постоянно, и до недавнего времени такого не было. Глубоко вздыхая, он проводит руками по лицу, и на его щеках снова появляется румянец: — Я думаю, это потому, что прошло много времени с тех пор, как мы в последний раз занимались сексом, и она хочет избежать того, чтобы я просил об этом. — О Боже мой, — лицо Хосока выражает такой искренний шок и недоверие, что даже Намджун не может удержаться от смеха над тем, насколько ошеломлён его друг. — Спасибо за такую реакцию, — говорит он. — Я боролся сам с собой по поводу того, позволено ли мне чувствовать себя оскорблённым из-за этого. Я имею в виду, очевидно, что я не хочу принуждать её к чему-либо. — Нет, но Джун-и, это ненормально, правда, детка? — Хосок смотрит на Юнги, ожидая подтверждения. — Ну, только если вы не договорились о том, чтобы не иметь сексуальных отношений по какой-либо причине, я не думаю, что это так. Хосок кивает, поворачиваясь обратно к Намджуну: — Верно, я имею в виду, что вы так долго были вместе, и раньше вы были более активными, не так ли? Он не упоминает, что знал о предполагаемом затишье в отношениях Намджуна, так как Чимин упоминал об этом много раз в течение лета, и Юнги тоже, который, конечно, помнит, как Намджун говорил ему об отсутствии у них как близости, так и времени вместе в целом ещё в мае. Кажется, спустя шесть месяцев ничего по-настоящему не изменилось для Намджуна и так называемой любви всей его жизни… На секунду Намджун замолкает, по-видимому, погружённый в свои мысли. — Я хочу сказать «да», но, если быть до конца честным, это уже некоторое время было проблемой. Мы просто были слишком заняты, чтобы я даже по-настоящему это заметил. Но мы изо всех сил пытались выкроить время, чтобы физически побыть вместе в одном и том же месте большую часть 2018 и 19 годов. Мы даже толком не виделись во время нашего прошлогоднего перерыва. Я имею в виду, мы встречались, но не так много, как могли бы. И Чимин и Чонгук в то время только что съехались, и я не видел их целый месяц, потому что они не выходили из дома. — О, они были заняты, — говорит Хосок, видно, как в его глазах проносятся вьетнамские флэшбеки. — Они были очень заняты, и я чертовски страдал, потому что я слышал это всё время, по-настоящему, прекрати смеяться над хёном! — В ногах кровати Ханыль снова хихикает. — Это было до того, как мы с хёном впервые переспали, и в тот момент у меня был сухой период более полутора лет, так что… — Подожди, у тебя никогда не было никого после сексуального демона? — спрашивает Ханыль с широко раскрытыми глазами, и Хосок одаривает его самым бесстрастным взглядом, на который только способен. — Прекрати называть её сексуальным демоном, хён, и нет, я на самом деле не… перепихоны так чертовски рискованны… Кроме того, мы говорим не обо мне, а о Намджуне, — надувает он губы. — Значит, ты боролся с этим все два года? Намджун пожимает плечами, истощённый: — Может быть, даже дольше? Я не знаю, мы не сразу переспали, но как только мы это сделали, какое-то время всё казалось прекрасным, а потом, я думаю, примерно через год секса становилось всё меньше и меньше. Но мы всегда так хорошо ладили, понимаешь? Как будто раньше мы вообще никогда не ссорились. И я не знаю, с Хёджин это мои единственные долгосрочные отношения, может быть, это просто нормально — сойти на нет через некоторое время? Не похоже, что он сам в этом уверен, и Хосок тоже не согласен, когда слегка фыркает, качая головой. — Ну, дети были вместе почти четыре года, когда переехали, и я могу заверить вас, что их отношения ни в малейшей степени не испортилось. — Он снова сжимает руку Юнги. — И мы с хёном спим вместе уже год, и мы знаем друг друга уже десять лет, и всё же я чувствую себя ближе к нему сейчас, ближе, чем год назад, и даже больше, чем когда мы впервые встретились. — Что? — Намджун хмуро смотрит на него. — Ты имеешь в виду, что сейчас у тебя больше секса, чем шесть месяцев назад? — Не обязательно больше в количестве, но всё изменилось в том, как это ощущается, в интенсивности, — внезапно становясь немного застенчивым, как обычно, когда он обсуждает свои истинные эмоции, Хосок краснеет и опускает глаза, поэтому Юнги решает подхватить разговор. — Мы, знаете ли, занимались сексом не чаще одного раза в неделю, прежде чем действительно начали встречаться, иногда даже реже, когда были по-настоящему заняты, так что две-три недели ничего не было, или, может быть, мы просто целовались где-нибудь. Это определённо изменилось после того, как мы стали встречаться официально. Рядом с ним Хосок улыбается, и его глаза сверкают, когда он смотрит на Юнги. Прошло почти шесть месяцев, но Юнги всё ещё не привык видеть любовь в глазах Хосока, искреннюю. У него до сих пор каждый раз бабочки в животе. — Конечно, вначале мы больше спали вместе, — продолжает Хосок. Забавно, думает Юнги, как он стесняется, когда речь заходит о его чувствах, но с легкостью говорит о сексе, когда чувствует себя комфортно в компании, в которой находится. — Например, в течение первых нескольких недель мы почти ничего не делали, когда оставались одни, кроме, знаете ли, сна. Особенно с учётом того, что мы вообще не могли нормально прикасаться друг к другу около недели, когда снимали «In the Soop». Но чем дольше мы были вместе, тем ближе мы снова становились как друзья и как бы… выясняли, кто мы как пара. Так что теперь, хотя мы не так часто спим вместе, это связь на гораздо более глубоком уровне, понимаешь? Румянец на его щеках всё ещё довольно сильный, и для Юнги он не мог быть более милым, старшему нравилось словесное подтверждение их отношений в дополнение к успокаивающим прикосновениям Хосока. Это многое говорит о том, как сильно Юнги страдал все эти годы, что он всё ещё чувствует себя неуверенно даже после нескольких месяцев вместе с любовью всей его жизни. Намджун медленно кивает на слова Хосока, размышляя. Напротив Юнги Ханыль тоже наблюдает за ним. — И, эм, сейчас… как часто вы занимаетесь сексом? — спрашивает Намджун. — Когда ты говоришь, ты немного преуменьшаешь. — Думаю, это зависит от того, что ты считаешь сексом, — говорит Юнги. — Например, если мы говорим о том, чтобы на самом деле трахаться… — Мы не делаем это каждый день, — смеется Хосок. — Иногда, когда ситуация очень напряжённая, может быть, даже раз в неделю, но обычно, я бы сказал, примерно два-три раза. Рот Намджуна округляется в букву «о». — Но, типа, мы иногда просто дурачимся, если у нас мало времени, — пожимает плечами Хосок. — Анальный секс требует подготовки и всего остального, кроме минета и дрочки… Брови Намджуна так высоко подняты, что кажется, будто они пытаются слиться с линией роста его волос: — Честно говоря, я был впечатлен, когда ты сказал, что трахаешься до трёх раз в неделю и всё ещё получаешь удовольствие от этого? — Ну, да, — смеётся Хосок, снова пожимая плечами. — Как давно это было у тебя? — Ханыль тот, кто поднимает главную проблему, выглядя обеспокоенным, как будто он ожидает, что ему скажут, что он переступил черту, но Намджун просто сгорбился и прикусил губу, не сводя глаз с собственной руки, ковыряя кутикулу на другой. — На мой день рождения… В комнате две мучительно долгих секунды стоит тишины, пока все переваривают услышанное, а затем Хосок тихо выдыхает: — Чёрт, чувак. Намджун фыркает, до сих пор глядя на свои руки, всё сильнее ковыряя свои пальцы: — Около месяца назад я попытался отлизать ей, потому что подумал, что, может быть, я не уделяю достаточно внимания её потребностям, и она вроде как, я не знаю, просто вздохнула, сказала мне, что всё в порядке, и вместо этого подрочила мне. И с тех пор она избегает близости, как чумы. — Чёрт, Джун-а, — Юнги качает головой, чувствуя себя ужасно за своего друга. У него на языке вертится ещё много слов, которые хотелось бы произнести независимо от ситуации с Ханылем, но Юнги всё ещё не чувствует, что ему позволено выносить этот вердикт. Его парень, очевидно, об этом не беспокоится. — Чёрт, мне так жаль, Джун-а, но ты действительно уверен, что это того стоит? Тебе больно, и не только потому, что ты не трахаешься, это просто такой вопиющий отказ от тебя как от её любовника и, по сути, как от человека тоже. Намджун вздыхает, опуская голову, чтобы провести руками по волосам. Ханыль выглядит так, будто вот-вот обойдёт угол кровати и обнимет его, Юнги может видеть тоску в его глазах, почти первобытную потребность успокоить и позаботиться о ком-то любимом. Он знал, что не ошибся. Затем Намджун поднимает глаза: — Я понимаю, о чём ты говоришь, Хоба, но ты же знаешь, что так бывает не всегда. У нас были действительно хорошие времена, и мы всегда были вместе. Я не могу отказаться от отношений, длившихся почти пять лет, только потому, что мы попали в трудную ситуацию. Я должен придумать, как нам пройти через это. Хосок не выглядит убеждённым: — Я понимаю это, и твоя настойчивость удивительна, — мягко говорит он, — но… ты уверен, что она действительно хочет пройти через это? Ещё одно неловкое молчание затягивается, пока они смотрят друг на друга, Хосок полон беспокойства и логики, и напротив него Намджун с большими глазами, стиснутыми челюстями и обливающимся кровью сердцем. — Я больше не знаю… — бесцветно бормочет он, снова опускает взгляд и ещё усерднее ковыряет крошечный кусочек омертвевшей кожи, пока не отрывает его, и на там появляется кровь. Юнги хорошо знает эту привычку, он постоянно портил ногти, когда беспокойство, а иногда и депрессия брали верх над ним, и ему больно видеть Намджуна таким расстроенным, таким потерянным. Он собирается протянуть руку к своему другу, даже несмотря на то, что Намджун сидит далеко от него, но Ханыль реагирует быстрее. — Ребята, мои ноги устали, и мне всё ещё нужно отвезти вас, двух крошек, домой позже, сядь прямо, Джун-а, хён хочет, чтобы ты на минутку побыл его стулом. Намджун едва успевает откинуться назад, как внезапно телохранитель оказывается у него на коленях. Будучи ненамного ниже его, Ханыль выглядит как ребёнок-переросток на коленях у своего отца, широко улыбаясь, когда Намджун ахает и морщится в знак протеста. — Господи, чёрт возьми, почему ты такой тяжелый, хёна? — он взвизгивает, и оба, Хосок и Юнги, смеются, несмотря на всю серьёзность, которая витала в воздухе всего несколько секунд назад. — Ну, во-первых, спасибо тебе, Прекрасный принц, а во-вторых, моя работа — физически отбиваться от людей, которые пытаются тебя убить, я должен быть сильным, чтобы сделать это. Он бросает на Намджуна испепеляющий взгляд через плечо, прежде чем его нос морщится, когда он улыбается. Хосок всё ещё посмеивается, и никто не задаёт вопросов, когда Ханыль меняет тему, спрашивая Юнги о деталях его выписки из больницы. Несмотря на его предыдущие жалобы, Намджун на самом деле не выглядит обеспокоенным его весом (Юнги в любом случае не ожидал, что он будет возражать), и после минуты разговора без того, чтобы он был в центре внимания, он расслабляется, одна его рука змеёй обвивается вокруг талии Ханыля, ладонь покоится на его животе, подсознательное движение, чтобы обеспечить больше стабильности для его хёна. Дыхание Ханыля прерывается, и его глаза слегка расширяются от прикосновения, но Юнги видит это, слышит это, и когда спустя мгновение глаза Ханыля встречаются с его глазами, а щёки сильно краснеют, Юнги может сказать, что его друг знает, что его разоблачили. Если бы Юнги чувствовал в себе хоть каплю самодовольства, он мог бы ухмыльнуться, но сейчас он чувствует, как тяжесть проникает в его кости. Он знал, что не ошибся на этот счёт. Но что же теперь делать?***
— Тебе достаточно комфортно, хён? Хосок так хорошо укутал Юнги, что ему кажется, что он не смог бы чувствовать себя некомфортно, даже если бы попытался. Он возмущён тем, что является такой обузой для своего парня, но на самом деле он мало что может сделать со своей рукой и половиной туловища в бинтах, и он знает, как много значит для Хосока возможность немного побеспокоиться о нём. Он перенёс телевизор из кабинета Юнги в спальню, чтобы старший мог смотреть передачи или играть в игры во время вынужденного отдыха, наполнил холодильник и морозильную камеру едой и закусками, которые Юнги может легко разогреть одной рукой, и превратил их кровать в рай из подушек, так что Юнги может сесть так, как ему захочется. Днём мать Юнги будет приходить присматривать за ним в обозримом будущем, чтобы помочь ему с любыми делами, которые он не может выполнить сам, но ночью за присмотр отвечает его парень, и, похоже, Хосок более чем готов принять вызов. — Всё идеально, детка, спасибо. Хосок одаривает его широкой и счастливой улыбкой, наклоняясь, чтобы поцеловать Юнги в лоб. — Я купил тебе чай со льдом, так как ты пока не можешь пить кофе. Хочешь прямо сейчас? Сердце Юнги наполняется нежностью, когда он смотрит на своего парня, слегка подпрыгивающего на носочках в своём стремлении позаботиться о нём. Он хороший человек, мать Юнги чертовски права в этом. Он — всё, чего Юнги когда-либо хотел, и даже больше. — Пока нет, — говорит он, протягивая здоровую руку, чтобы поиграть с завязками толстовки Хосока. — Но… может быть, обнимашки? Лицо его парня загорается ещё больше, и он быстро кивает: — Конечно, тебе не нужно спрашивать, хён. Он наблюдает, как Хосок снимает джинсы и свитер и забирается под одеяло слева от него. Он просовывает одну руку под шею Юнги, а другую кладёт на живот старшего, прижимаясь лбом к его лицу. Он придвигается к Юнги так близко, как только может, и с его губ срывается удовлетворённый вздох. — Я скучал по тебе, детка, — шепчет он. — В кровати было пусто без тебя. Юнги хихикает и поворачивает голову для поцелуя, Хосок встречает его тихим мычанием. — Меня не было всего два дня… подожди, ты спал здесь, у меня дома? — Ммм… — Хосок смотрит на него, внезапно немного смущаясь. — Кто-то должен был быть дома и кормить кошку. — Она кошка моего соседа, мы должны перестать её кормить, иначе она никогда не оставит нас в покое, — смеётся Юнги, снова прижимаясь к своему парню. Пальцы Хосока проскальзывают под расстегнутую пижамную рубашку Юнги, и одна половина его тела, которую он может использовать прямо сейчас, упирается ему в живот. — Я застал её спящей в гостевой спальне неделю назад, детка, — говорит Хосок. — И ты позволил ей спать у тебя на коленях на диване в течение четырёх дней прямо перед операцией, я думаю, что корабль уже отплыл. Теперь у нас есть кот. Слегка покачав головой, Юнги закрывает глаза, наслаждаясь тем, как Хосок начал называть квартиру Юнги «домом». — Не говори Чимину, он придёт и украдёт её, чтобы убедить Гука, что это лучше, чем собака. В конце концов, она трёхцветная. — Это правда. Но я думаю, что они очень настроены на то, чтобы завести щенка, особенно теперь, когда Тэхён снова забрал с собой Ёнтана, а Рэпмон тоже больше не живёт с родителями Джун-и… Пальцы на его животе начали вырисовывать случайные узоры на мягкой коже живота, напоминая о том, что ему действительно придётся следить за своим весом в течение следующих нескольких месяцев, но это также успокаивает и расслабляет, и он чувствует, как его веки тяжелеют. — Но я уверен, что однажды он уговорит Гуки завести такую кошку, как Джуджу, — размышляет Хосок, оставляя поцелуй под ухом Юнги. — Ты устал, хён? Хочешь вздремнуть? — Ммм, может быть. Ты останешься? Хосок кивает так сильно, как только может, учитывая, насколько они близко: — Я тоже могу вздремнуть. Хочу быть с тобой. Он утыкается носом в шею Юнги, просовывает одну из своих ног между двумя ногами старшего, его рука ни на секунду не прекращает нежных ласк. Юнги улыбается с закрытыми глазами, его правая рука опускается на бедро Хосока, тянет его вверх, пока оно не оказывается поверх его паха. Только когда она касается его члена, который медленно твердеет внутри его пижамы, Юнги замечает слабое возбуждение от того, что его любовник так близко и к нему прикасаются нежные руки и губы, и он издаёт горловой звук, смесь между стоном и вздохом. Это определённо выдало бы его, если бы Хосок уже чудесным образом не заметил, как у него встаёт. — О, — говорит он, кажется, в восторге от состояния Юнги, когда целует раковину его уха, мягко дёргая за мочку зубами. — Я вижу, ты тоже скучал по мне… — Думаю, да, — бормочет Юнги, и у него перехватывает дыхание, когда рука Хосока исчезает с его живота, скользит вниз и в штаны, останавливаясь под тазовой костью, но не касаясь основания его члена. — Жаль, что мы действительно не можем что-то сделать. Приподнявшись на локте, Хосок вопросительно смотрит на него: — А мы не можем? — спрашивает он с дразнящей ухмылкой на губах, когда его рука отрывается от него только для того, чтобы снова опуститься на другую сторону его бедра, между ног Юнги, обхватывая его яйца через ткань. Юнги шипит, его рука сжимает бедро Хосока, притягивая парня ближе, и Чон послушно начинает двигать бедром, потирая им теперь уже полностью твёрдый член Юнги. — Я не понимаю, почему бы и нет, — продолжает он, шепча прямо в губы Юнги, прежде чем поцеловать его. Юнги задыхается в поцелуе, каждое прикосновение твёрдого мускулистого бедра Хосока к нему посылает волны удовольствия по всему телу. — Нгх, детка, это просто… — Да? — бедро младшего продолжает неустанно двигаться, из-за чего Юнги невероятно трудно сосредоточиться. — Я действительно ничего не могу сделать, Сок-а, — скулит он, уже чувствуя себя немного потерянным. Они были слишком заняты, а Хосок слишком нервничал, чтобы что-то делать по ночам прямо перед операцией, и Юнги чувствует лёгкий голод. — Я не могу отсосать тебе или подрочить, потому что я не должен слишком много двигаться и… и даже трахаться на спине, я… Я думаю, что трахаться было бы слишком много… давление на плечо… — Хм, я не вижу проблемы, — говорит ему Хосок с хитрой полуулыбкой на лице, бедро всё ещё двигается, но его рука скользит ниже, между половинок Юнги, прикосновение одновременно интенсивное и недостаточно сильное через два слоя хлопка. — Разве я не могу просто немного позаботиться о своём красивом, сексуальном парне? — Но… Я ничего не могу сделать в ответ… — Какой позор, — Хосок целует его в подбородок, затем вниз по шее, нисколько не опечаленный. — Вот бы у меня были руки, чтобы помочь себе, если понадобится… Юнги немного надувает губы, потому что на самом деле он всегда хочет доставить своему любовнику потрясающие оргазмы, и то, что он не может ответить взаимностью, кажется неправильным, но Хосок звучит так уверенно, целуя его шею, грудь, щелкая языком по правому соску Юнги, когда он стягивает штаны и нижнее белье. Юнги чувствует, что дальнейшие споры испортят им обоим удовольствие, поэтому он позволяет Хосоку поступать по-своему, наблюдая, как тот опускается ниже, пока не сможет полностью снять с Юнги одежду. — Ты просто ложись на спину, детка, — шепчет Хосок, оставляя поцелуй прямо рядом с его пупком, так близко к ноющему кончику его члена. Затем он тянется к тумбочке Юнги, открывает один из ящиков и начинает рыться в нём вслепую. — Ляг на спину и дай мне немного поиграть с тобой. Не в силах сдержаться, Юнги издаёт недовольное фырканье, от которого Хосок смеётся, уткнувшись лицом в живот старшего. — Перестань вести себя так, как будто это так тяжело, хён-и, — говорит он, а затем его язык скользит по животу Юнги, оставляя влажный след вниз, туда, где его бедро встречается с торсом. Там он оставляет засос на коже Юнги, заставляя его напрячься и выгнуться в ответ на прикосновение. — Я мог бы пометить тебя повсюду, — шепчет он с улыбкой, в то время как его рука, успешно найдя смазку и одну из их пробок, задвигает ящик и бросает предметы рядом с ними на кровать. Юнги издаёт смешок, в его голосе слышится похоть: — Хочешь убедиться, что я знаю, что я твой? Хочешь, чтобы я сделал селфи, покрытый засосами, и разместил их на Weverse, чтобы АРМИ знали, что я занят? — спрашивает Юнги, желая, чтобы это прозвучало поддразнивающе, но выходит слишком требовательно, и он задыхается, выдавая, насколько он увлечён фантазией об этом, и ответный стон Хосока в его кожу ясно показывает, как он относится к предложению. — Тебе бы это понравилось, не так ли? — спрашивает он, рокот в его голосе всякий раз, когда он говорит так тихо, вызывает мурашки по всему телу Юнги, и он скулит, когда Хосок двигается выше и нежно облизывает головку его члена, едва достаточно, чтобы его вообще можно было почувствовать. Его парень улыбается такой реакции, Юнги видит, когда он смотрит вниз, но младший милосердно решает больше не дразнить его. Прежде чем устроиться между его ног, он кладёт одну из многочисленных подушек под бёдра Юнги, приподнимая всё его тело, демонстрируя, насколько идеально лежит его верхняя часть. — Плечо в порядке? — спрашивает он, нежно поглаживая тазовую кость Юнги. — Я в порядке, — кивает он, его член подёргивается от того, как сильно он хочет, чтобы к нему прикоснулись, и Хосок слегка ухмыляется, но не комментирует. Вместо этого он смазывает пальцы левой руки смазкой, наклоняется и засасывает кончик члена старшего в рот. Постанывая с закрытыми глазами, Юнги поначалу даже не замечает пальцев, скользящих по краю его дырочки, но через пару секунд прикосновения становятся более настойчивыми, и к тому времени, когда первый из них проникает в него, Юнги уже тяжело дышит. Пальцы Хосока всегда ощущались идеально внутри него, даже в начале, когда тот всё ещё разбирался во всём, но сейчас он может без проблем заставить Юнги кончить, используя только свои руки. Однако сегодня это не то, к чему стремится Хосок, он просто хочет растянуть Юнги достаточно для пробки, и Юнги чертовски рад этому, вспоминая, как сильно это заставляет его кончать каждый раз. Тем не менее, пальцы восхитительны, каждое прикосновение к простате заставляет его мычать и стонать, его правая рука зарывается в волосы Хосока, пока его парень берёт глубже в рот, пока член полностью не оказывается внутри. Юнги вскрикивает, откидывает голову назад, чувствуя, как горло Хосока сжимается вокруг него. Он стал чертовски хорош в этом за то время, что они встречаются, будучи полон решимости научиться правильно трахать горлом. Они проделали это уже три раза, и хотя Юнги всегда чувствовал контроль, когда кончал, трахать рот Хосока оказалось самым сильным ощущением, не только потому, что оргазмы были такими интенсивными, но и потому, что каждый раз, когда они это делали, наблюдение за тем, как Юнги кончает, подталкивало Хосока к краю, и он кончал. В основном нетронутый и стонущий вокруг члена, всё его тело дёргалось от толчков в течение нескольких минут после этого. Однако прямо сейчас Хосок несколько раз качает головой вверх-вниз, вставляя третий палец, просто чтобы отвлечь Юнги от боли от проникновения и помочь ему расслабиться. Наклоняя их и потирая подушечками пальцев простату Юнги, ему приходится удерживать его крепким захватом свободной руки, в то время как Юнги выгибает спину, вскрикивая и упираясь пятками в матрас. — Пожалуйста, — умоляет он, его грудь уже блестит от пота. — Я в порядке, вставляй, я в порядке. Хосок хмыкает, его язык обвивается вокруг головки Юнги, прежде чем он отстраняется, палец выскальзывает, когда он садится, чтобы посмотреть на него. — О Боже, — шепчет он, качая головой. — Ты даже не представляешь, насколько ты безумно сексуален. Юнги не согласен, он думает, что совершенно невозможно выглядеть даже отдалённо привлекательным с тем, как он забинтован, чувствуя себя беспомощным, как жук на спине, но в глазах его парня нет ничего, кроме восхищения и обожания, когда он смотрит на него.… ну, ничего, кроме плотской похоти, так что он склонен верить его словам. Улыбаясь, Хосок тянется к пробке и смазывает её смазкой, его глаза не отрываются от лица Юнги больше чем на секунду. Металл ощущается холодным на его колечке мышц, когда пробка скользит между его половинок, но он знает, что скоро та нагреется, и он инстинктивно пытается наклонить бёдра, желая снова заполнить пустоту. Хосок успокаивает его нежной рукой: — Полегче, не двигайся слишком сильно, позволь мне доставить тебе удовольствие, детка. Он хватает правую икру Юнги и перекидывает её через своё плечо, придвигаясь ближе, и это приближает его собственный твёрдый член, всё ещё скрытый трусами, так близко к тому месту, где Юнги уже подготовлен. Боже, как бы он хотел просто вытащить его, добавить немного смазки и заставить Хосока трахнуть его вот так, но, увы, он не должен настаивать на этом так скоро после операции, только потому, что он возбуждён и жаждет связи с Хосоком. В конце концов, он здесь, так хорошо заботится о Юнги, заботится обо всех его потребностях, так что у Юнги действительно нет причин жаловаться. А затем все мысли вылетают у него из головы, когда Хосок вводит в него пробку, полную и тяжёлую, прямо туда, где Юнги нуждается в этом больше всего. От первого прикосновения к его и без того набухшей простате глаза Юнги закатываются, а бёдра напрягаются от внезапного прилива удовольствия. Его рука тянется, и он держится за собственную ногу, потому что Хосок намеренно остаётся вне досягаемости, чтобы у Юнги не возникло соблазна подрочить ему, несмотря на то, что ему этого не разрешают. — О, чёрт, — стонет он, и его губы изгибаются в улыбке. Он так чертовски увлечён этим мужчиной и тем, что он заставляет его чувствовать, это безумие. Хосок продолжает двигать пробкой в ровном темпе, тяжело дыша над ним без какой-либо стимуляции, наблюдая, как Юнги распадается на части в течение нескольких минут. Это так хорошо и так интенсивно, что он даже не может перестать стонать, не говоря уже о том, чтобы обращать внимание на то, сколько шума он издаёт. Но сейчас только поздний вечер, и люди в соседней квартире, скорее всего, всё ещё на работе, поэтому Хосок даже не пытается заставить его замолчать, вместо этого он обнимает Юнги за бедро, чтобы поглаживать его в такт своим толчкам. — Близко, детка? — он спрашивает после особенно жёсткого толчка, Юнги стонет, извивается, его член пульсирует в хватке Хосока. По опыту он знает, что Юнги уже близко, но — желая быть хорошим — Юнги всё равно кивает, мольбы и проклятия теперь свободно слетают с его губ, и Хосок тихо стонет в ответ, отпускает пробку, но держит её внутри, и продвигается вперед, пока его таз не касается таза Юнги. Он вытаскивает свой собственный истекающий член из трусов и соединяет его с членом Юнги, обхватывая их обеими руками, чтобы он мог ласкать их вместе, быстро и безжалостно. Его бёдра начинают двигаться, недостаточно сильно, чтобы толкнуть Юнги вверх, но так, чтобы его член прижался к основанию пробки, заставляя её снова двигаться внутри Юнги и касаться его простаты так идеально, что нужно меньше дюжины ударов, чтобы Юнги начал разваливаться на части, зажмурив глаза и всхлипывая, когда он кончает по всему члену и руке Хосока. Неспособный слышать ничего, кроме стука крови в ушах, он знает, что скулит, и извивался бы, если бы Хосок не держал его ногу, обхватив ее рукой. — Так чертовски сексуально, — хрипит он над ним, его собственный голос дрожит от возбуждения, и когда Юнги открывает глаза, его парень — живая картина похоти, его глаза тёмные и дикие, когда он разглядывает Юнги. Всё ещё катаясь ощущая последние волны своего кайфа, Юнги чувствует, что становится мягче, поэтому Хосок отпускает его и начинает крепко сжимать себя в кулаке, его дыхание прерывистое, а брови плотно сдвинуты. Юнги наблюдает за ним, поражённый тем, как далеко зашёл Хосок, к которому никто не прикасался большую часть времени, насколько его по-настоящему заводит, когда Юнги чувствует себя хорошо. Прошла целая вечность с тех пор, как Юнги потерял счёт тому, сколько раз они спали вместе, и всё равно это каждый раз поражает его, заставляя его сердце чуть ли не разрываться от привязанности к младшему. — Кончай на меня, малыш, — выдыхает он, и Хосок скулит, запрокидывая голову, когда он растекается по животу Юнги одним последним рывком бедер. — Чёрт, детка… — Это занимает у него мгновение, но в конце концов Хосок приходит в себя, осторожно опуская ногу Юнги на кровать и наклоняясь вперёд. Он опирается на одну руку рядом с головой Юнги, его губы находят губы старшего в горячем поцелуе, когда он вытаскивает из него пробку и отбрасывает её в сторону. — Так хорошо, что ты вернулся домой, хён. Юнги улыбается в ответ на поцелуй, снова закрывая глаза. Хосок действительно хороший человек. Юнги повезло.