Хикару, ответишь?

— Хикару, мальчик мой, подойди сюда, мне нужно, чтобы ты помог своей маме. - Затяжно-ласково вытягивает женский голос, практически выпевая каждую гласную. Она обожала так делать, всегда извелкала максимум из своего могучего сахарного голоска, который мальчишка, невольно, сравнивал с дождем в летние сезоны. Он может быть как могучим и ярым, стремящимся охватить побольше, глушащим, тараторящим барабаном, так он может быть и размеренным, буквально, убаюкивающим, словно малыша его колыбель. Завораживающим и уносящим за пределы бренного сознания. Сказки от из губ этой женщины всегда были отменными, желанными, они были лучше всего, что только знавал он из своего детства, из того, что только мог упомнить. Ведь действительно, больше любого подарка, Сулу ждал именно вечер, когда у уважаемой мамы выдастся свободное время, с нетерпением елозил на кровати, затаив дыхание, как только чужая фигура усаживалась на ее край, раскрывая старинный сборник рассказов с характерным, для этого переплета, треском. И даже сейчас он, застыв где-то вблизи раздвижных дверей балкона, сжимал своими тонкими пальцами ручку, чутко внимал, блаженно прикрывая глаза, нервно топтаясь на месте, ожидая второго зова. Именно так, негласно в их семье повелось правило, что она зовет Хикару по два раза, с небольшими перерывчиками, ведь, как отказать в таком маленьком удовольствии сыну? Женщина лишь тянула уголки губ в нежной улыбке, заставляя бледно-розовую помаду блеснуть, вдыхала поглубже, сразу поднимая взгляд небесно-черных глаз, лишь бы увидеть, как ее сынишка понесется, спотыкаясь, глотая порциями воздух, скрипуче покрикивая "что?". — Помоги мне посадить эти подсолнухи, Хикару. - Она вытягивает хрупкую руку в громоской белоснежной перчатке к плечу подоспевшего ребенка, который, в свою очередь, отшатывается назад, неоднозначно мотая головой, выпучивая глаза в, достаточно, удивленном жесте, будто увидев невиданное. Руки сминают черную футболку, оттягивают низ. — Мама, вы что! Это не работа для мужчины! - Женщина тянется к скосившейся на бок панамке, натягивая ее на макушку, так и придерживая, выгнув смешно тонкую полоску угольных бровей, видно сразу, что со словами юнца она в корне не согласна, от чего задумчиво хмыкает. — Ох, да, прости... Мужчина должен отсиживаться, пока старая дама, на коленках и с больной спиной... - Выдыхает с горестной ноткой, начиная рыться в семенах. — Сажает, а затем, в немощах, встречает с работы любимого отца и мужа. Да, лучше иди и поиграй, я справлюсь. - Она покачивает кистью вяло, мол, иди, а сама низко склоняется над землей. — Мужчины, могут делать исключения для дам! - Спешно и сбивчиво произносит, тянуть уже начиная ее за лямки бежевого платья, а та радостно разгибается, складывая руки в замок, вблизи груди, счастливо закрывая глаза. — Правда-правда? Мой маленький мужчина сделает такое исключение? — Правда-правда! Для уважаемой мамы никогда и ничего не стоит жалеть! * * * Теплый ветер трепал взъерошенные волосы, сдувал капельки выступившего пота со лба, освежал детский животик, пока раскаленная футболка была задрана до шеи, ладони приятно пощипывал запотевший стакан с водой, со звонкими кубиками льда внутри, то и дело сталкивающихся со стенками. Утонченные женские пальцы сжимали легко некрупное плечо. — Хикару, мой милый, запомни, что нужно помогать не только, когда укажут, но и проявить собственную инициативу, если ты видишь, что человек в том нуждается, не стоит так глупо делить занятия на женские и мужские, ведь каждый горазд заниматься тем, к чему его душа лежит. Кто знает, может однажды, тебе суждено стать великим ботаником, а люди всегда-всегда начинают с малого, к примеру, те семечки, что ты посадил - уже есть начало. К тому же, когда они взойдут ты сам будешь счастлив, ведь какому же чуду ты помог пробиться на свет! Ты понял меня? - Взгляд Сулу устремился на пустеющую землю, ресницы часто-часто хлопали, а голова покачивалась. — Я понял, мама. * * * Он помнил, как садик усыпали пестрящие, неправильной формы листья, помнил, как они вальсировали в небе друг с другом, грациозно приземляясь, выстилая этакий ковер, подчеркивая невероятность многих растений, делая их теплее и ближе. Могучий дуб, по-старчески склонившийся и скрутивший свои иссыхающие ветви, небольшие кустарнички морско-синей гортензии, бабищи-тыквы, усталая лоза, плетущаяся по искусственной ветчатой лесенке, раскинувшейся вблизи крохотного дома. Он помнил, средь серых туч и непроглядной мерзлоты, неприветливых и пожухлых растений - их. То горящее солнце, чуть склонившее себя на бок, те могучие головы с завидной густотой тьмы изнутри. Их лопатчатые листья, казалось, под которыми можно было укрыться от всего мира, их незримая улыбчивость. Хикару помнил, как в груди приятно грелись слова матери, с каким трепетом он их нашептывал стеблю. Помнил, как взлюбил эту пастельную желтизну. * * * Первое девичье сердце он покорил именно этим могучим цветком, забавная ситуация. Как он, будучи в рабочей одежде, в смешной соломенной шляпе, сапогах и потертых перчатках, бежал несколько кварталов, крепко прижимая к груди пару срубленных головок, как приземляясь на колени, протягивал их, наговаривая, мол, красота твоя горит ярче этого земного солнца, а она лишь смущенно смеется, перехватывая подрагивающие руки парня. Первое соревнование по фехтованию он выиграл под влиянием могучего прилива уверенности, с некоторой ликующей трепетностью, с вытанцовывающем чувством в руках и ногах, а все лишь из-за улыбающегося букета подсолнечников, томно ожидающих в керамической вазе своего победителя. * * * — Мне нравится... Мне нравится много цветов, все они достойны внимания, разве правильно выделить любимца конкретно? Можно лишь помнить тот, с каким связано больше всего воспоминаний. Будь они плохие или хорошие, главное, что они вызывают в вас эмоции, не могу, конечно, похвастаться тем, что в моих рядах нет любимчика, есть, конечно. Но от этого я не могу меньше любить остальные, просто именно он наводит на меня терпкое чувство ностальгии. - Азиат кротко улыбается, перебирая в руках горсть свежих семечек. — Ведь подсолнухи такие теплые и приветливые, как их можно не любить?