Хикару, ответишь?

— Хикару, гляди! - Звонким возгласом мальчишка, лет, этак, десяти, начал трясти за рукав черной футболки, хвататься за последнюю своими необычно длинными и сушеными пальцами, сжимать крепко, комкать, оставляя противные волнистые складки, чуть подпрыгивать и урывками тянуть за собой. Он забавно поджимал колени друг ко другу и выпучивал нижнюю губу, в неком жесте глубокой печали, естественно перефразированной на детский лад. Часто-часто моргал глазами-бусинками, вздергивая тонкую полоску бровей, аки домик. — Чего ещё? Я же сказал, что не буду брать тебе тот кекс, нам ещё домой добираться, Роджи. - Сулу поднимает крупную ладонь, легко приземляя на голову мальченки, начиная яростно трепать сальные волосы, угольного отлива, того самого, только-только остывающего у печи. Он был старше на пару лет и, как тот единственный взрослый, решил взвалить заботу о несамостоятельном дитя на себя, даже возгордившись, плечи назад немного уводя, а грудь вперед выставляя, красуясь, словно, павлин на всеобщем обозрении, хвоста для полноты картины не хватает распушить, да махать им из стороны в сторону. Водилась за ним привычка делать галочки на значительных делах, скапливать, откладывая в далекое портфолио разума, довольствоваться, открывая в воспоминаниях, да широко улыбаться, хвалебно отзываясь о себе. Чего греха таить? Все мы имеем нотку в душе, расположенную к самолюбованию, кто же, если не ты сам похвалишь себя за двухлетней давности дело? Никто и не припомнит. Что было, то прошло. Азиат лишь зубы выпячивает в улыбке, уперто продолжая стоять на месте, нет, он не поддастся на эти изученные вдоль и поперек провокации, сам подобным не брезговал. Иногда удавалось одернуть мелкого, мол, тихо ты и он утихал, но на долго Роджи не хватало. Он тянул шею куда-то за спину Сулу, кряхтел и начинал вновь пытаться вразумить друга. — Хикару-у-у, обернись, прошу тебя, идем туда! Давай посмотрим! - Парень почесывал указательным и большим пальцами густые брови, заставляя волоски забавным образом приподняться, закатывал глаза, хохоча тихо, а мальчуган не понимал, просил прекратить вести себя подобно, хуже ведь взрослого. Вредничать не хорошо, разве его не учили родители? — Роджи... - Странный гул начал доноситься до слуха, но откуда? Ранее Хикару его не улавливал. Он эхом отражался, передавая все самые сочные возгласы толпы, чьи голоса сливались в единое нечто, сброный бред обрывков фраз, к примеру: "Давай, спала перчатка!" или что-то в подобном духе. Старший застыл, заставляя ладонь соскользнуть с чужой маковки к низу, тяжело валясь на плечо. Вслушивался, вертел головой налево и направо, постепенно улавливая то, что крки идут сзади, из-за спины. — Да ну тебя, зануда! - Младший сталкивает руку Сулу с собственного плеча, резво оббегая его, стремясь увильнуть назад. Только и успевает азиат заметить сверкающие пятки и, покачивающиеся слипшиеся комки волос и ту суховатую руку, так воодушевленно качающуюся в воздухе. Он все ещё зазывал. Приходится бежать следом, бешено высматривая затерявшегося друга, нырять в толпу, хватая каждую, хотя бы немного сходную по очертанию кисть, обознавался, прошептывая извинения и продолжал бежать. Было душно. Дышать невозможно. Крики оглушали, но Роджи как не было на горизонте, так и не появлялось, показался даже просвет. — Сюда, быстрее! - Его перехватывают за край рубашки, уныло тащущейся за ногами, заставляют не слабо так отшатнуться, обступив нескольким взрослым ноги, однако, последние, явно особо не хотели замечать ситуацию, успешно продолжая что-то возглашать. *** Белый, как первый снег в ноябре, ласково кружащийся на темном небе, комбинезон, с чуть припышненным, необычной пушистой легкостью, рукавом, трепетно облегающий ноги низ, подчеркивающий каждый возможный изгиб, становящийся единым целым с носителем, так были облегчены движения, забавного вида сапоги, сравнимые со стаканом, ибо их верх четко стоял, ни на секунду не опускаясь, плосковатая подошва, дающая более обширный вариант передвижения, крепкие перчатки, продлевающиеся чуть выше изгибов кисти, цвета комбинезона, в свободной руке они сжимали шлем в черную сеточку. Но гвоздем программы была она - рапира. От одного её вида сердце застывало на месте, пальцы сцеплялись в замок, а расщелины-рисинки глаз, распахивали себя, как никогда прежде. Это был полный восторг. Её игольно-тонкая и отточенная форма, цвета засохшей ртути, её необычайная пронзительная гибкость, её рукоятка, что с явной доли дерзости была изготовлена, извилистые волны орнаментов, нежно окутывающие дерзянку. Чего уж тут говорить о движениях, которые туманили рассудок, приковывали взгляды, заставляя не верить в происходящее. Столь непринужденные наклоны вперед, хаотичные, но имеющие свою изюминку движения рук, достойно вытанцовывающих в воздухе вместе с орудием. Не верилось, что она могла быть совершенно отдельным элементом от руки фехтовальщиков, не верилось, что она не была продолжением. Не верилось во все. — А они красиво двигаются, да, Хикару? Тебе, вроде, нравится такое, да? Увидеть на экране одно, а вот в живую... Ты слишком упертый. Пропустили бы и все. - Родж довольно прикрывает глаза, скрещивая руки вблизи груди, но Сулу не желает видеть кого-то, кроме изящных фигур, слышать что-то, кроме скрежета рапир друг о друга. — Ага... *** — Хикару, нет. Я не разрешаю тебе заниматься чем-то, помимо учебы. Ты выразил желание поступить в звездный флот, я не могу допустить подобного провала, в ином случае, это будет позор. Одумайся о своих диких подростковых желаниях. — Отец, вы не правы, я смогу, я обещаю! Это не просто жадный порыв подростка - это дело, которым я всей душой хотел бы заняться, хотя бы одно занятие в неделю, прошу! — Я сказал нет. Вот увидишь, что в недалеком будущем все это покажется наиглупейшей детской мечтой, из-за которой пропадут дни и ты будешь сожалеть. Запомни мои слова и иди в свою комнату, разговор окончен. *** Крепко сжимая рукоять, столь приятную на ощуп, с ребристыми вкраплениями и нежными волнами орнаментов, такую же, как рисовалось когда-то в сознании, чуть подрагивающие пальцы скользят вдоль игольчатой формы лезвия, не боясь совершенно получить грубый отклик, в виде царапины, кривая улыбка озаряет лицо, выбивая на щеке забавную морщинку, веки чуть щурятся, а голова качается из стороны в сторону, практически незаметно. Он стоял в пустом зале, на мягком покрытии, перед тряпичным манекеном, дожидавшегося своего звездного часа, яркий свет озарял каждый уголок, он не был привычно медовым, был безжалостно слепяще-снежным. Хикару распрямляет собственную руку, заставляя рукав белой кофты заторможенно дернуться, прокручивает рапиру в руке, отставляя свободную в сторону, чуть сжимая пальцы. Тяжелый вдох. Заветный, чуть пританцовывающий, взмах. *** — Когда? Наверное, я даже не вспомню. - Навигатор потирает тыльной стороной ладони лоб, на котором выступили пару капелек пота, он был склонен к цветам, которые старательно, в ручную пытался подкормить, редко бросая взгляд куда-то в сторону, вероятно, на яблоню и, кажется, ей же улыбался. — С детства интересовался, но звезды сходились так, что мне не удавалось попробовать , полноценно я смог испытать свои силы в академии. Как только прознал, пулей помчался. Действительно увлекательное занятие, идею о котором я вынашивал долгое время. - Тихо хмыкнул. — Просто нужно помнить, что однажды идеи могут стать реальностью. Все-таки фехтованием я занялся, точно, в академии. - Азиат на долю секунды задумался. — Был бы я сейчас собой, если бы никогда не достиг своего увлечения? - Он отмахивается. — Вот и не будем задумываться. - Сразу отвечает на свой же вопрос, наконец-таки переползая к яблоне. * * * За панорамным окном давно теплились холодные сумерки, осторожно заглядывали за стекло, внимая приглушенному медовому свету, изредка заставляя тень от голых ветвей деревьев, точно костей иссохших, растянуться по деревянному полу, чуть сливаясь с его естественным цветом, прерывали их только ловкие движения стойких ног, грациозно отталкивающимися и шаркающими по полу, оттягивающимися куда-то назад. — Хикару, рисовый ты колобок, хватит тут плясать, идем уже, нам пора, надо подготовиться к завтрашнему дню, к тому же, ты уже второй раз встаешь не правильно, второй рукой не помогают! - Хрипит низкий женский голос где-то с конца зала, заставляя тот прокатиться и удариться о голые бежевые стены, а коврики, со стеклом на пару, вздрогнуть. Только сам азиат не дрогнул, продолжая выделываться, с нагловатой ноткой растягивая улыбку, к тому же, выдерживая длительную паузу, которая, в свою очередь, не мало так взводила пришедшую девушку. Она злостно топталась, поглядывая на окно, копошилась в короткой стрижке, не решаясь идти вперед, к Сулу, покорно стояла около выхода, упираясь плечом о стену. Девчушка маленького роста, метр с кепкой, не больше, пухловатая, в привычной угрюмой форме: черная водолазка с коротким рукавом, чертовски ей идущая, окрашивающая приятные, пусть и малозаметные, изгибы. Бордовая юбка карандаш, с более темными полосками по бокам, если честно, по мнению самого Хикару, воссозданного из опыта чуткого наблюдения при переходах в иные кабинеты, подобные юбки, формы карандаш, подходят больше всего девушкам с формами, как у Джесси, имя, кстати говоря, ожидающей его спутницы. Впрочем, он, будучи гордым носителем брюк и ничего более постороннего, мало разбирается в подобной оценке, а уж тем более завершенному мнению и критике, скорее, предпочтение. — Да-да, конечно. После тебя только. Или нужна помощь с тем папоротником? Я тебе говорил о том, как за ним ухаживать, твоя вина, если он решил покинуть этот бренный мир. - Она лишь отмахнулась, сжимая в руке рубашку. Звонко цокнула небольшим каблучком черных сапогов, наигранно выдыхая. Сулу знал, как задеть ее за живое, учитывая полное неумение девушки в уходе за такими, казалось бы, простецкими растениями, ещё и с инструкцией впридачу. Что-что, а не дано, хоть колом на голове чеши. — Знаешь, что общего у тебя и моего папоротника? Вы оба растения и оба скоро встретитесь. — Это такое оскорбление, перетекающее в угрозу, или попытка выдать фокус с посещением бога папоротником за шутку? - Качнул головой, убирая обе руки за спину. — Один вариант краше другого, знай, выбирай. — Острить будет твоя язва в преклонном возрасте, а пока отправляйся прочь отсюда, все равно выгонят минут через пять. - Хикару передразнил девушку, кивая, мол, иди отсюда. — От таких шуток моя язва образуется и вскроет себя здесь и сейчас. - Закусил нижнюю губу, хохоча тихо. — Сейчас выйду, только переоденусь. - Джесси кивает, покидая зал, азиат же, направляется прочь к раздевалке, желая уже вылезти из этих неудобных штанов, снять нагрудную защиту и перчатки, от которых он, потеет, кажется, больше в разы, чем от всего прикида в целом. В раздевалке нет окон, поэтому она в разы темнее, чем сам зал. Угрюмые лампы, тихо жужжащие, прохлада от кафельного пола, пускай последний и с подогревом, бледно-мятные стены, коричные шкафчики, в ряд стоящие по штук пять. Рядов таких имелось где-то, примерно, шесть. Поодаль пару душевых кабин, каштановые, низкие скамейки и зеркало. Хикару устало плюхнулся на одну из скамеек, склоняя голову к полу, ладоням упираясь в собственные колени. Хотелось раздеться, но, прежде, он всегда прокручивал в голове слова, сказанные когда-то его отцом, тщательно их обдумывал, наконец-таки спрашивая себя: А был ли он прав? Это всего лишь юношеская забава, канувшая в забвение давно, но остающаяся при нем лишь из-за того, что он не хочет отпускать, оказавшись неправым? Снимал перчатки, разглядывая руки с нередкими мозолями, сжимал и разжимал ноющие пальцы, наконец прикрывал глаза, довольно жмурясь. — Нет, ты был не прав. - Вывод, к которому азиат приходил всегда, с первого дня, никогда не колебался, отвечал четко. Как бы хотелось показать и доказать ему, что вот, смотри: Я не только отлично учусь, занимаюсь ботаникой, но и нахожу время на хобби, к которому всегда горело мое сердце, я добиваюсь успехов, о которых грезил столько лет. Повернулся бы у тебя язык сказать, что это юношеская забава, сейчас? От нетерпения внутри все переворачивалось, а от радости, рвущей изнутри, глаза искрили. Хикару покидает зал, перекидывая через плечо сумку, протягивает ладонь, чуть похлопывая по плечу заждавшуюся подругу, закатывающую уже глаза. Ее взгляд щурится, а губы трубочкой вытягиваются, руки скрещиваются вблизи груди. — Не вытирай об меня свои потнявки, я твою схему выучила, сам мне стирать будешь водолазку, усек? — Понял-понял. С такой серьезностью, думаю, не зря ты выбрала медика, отлично впишешься в команду: "сожру вас, ребята, с потрохами и потребую добавки". И! Хочу заметить, руки я помыл, они чистые, полотенца не нашел. - Жмет плечами. — Вот же... Я бы сказал что, но, думаю, ты сам догадался. — Конечно, ты же видишь у меня острые уши, я знаю все наперед, а, в случае чего, узнаю. А пока давай я узнаю, насколько плачевно состояние папоротника, может, у меня получится воскресить его, авось, не сдав тест, пойду в заклинателей растений. - Она захихикала, тщетно пытаясь сохранить невозмутимое выражение лица. — Идем.